Текст книги "Ропот бездны"

Глава 8
Благословленный солнцем

Первый луч солнца прорезал сумрак, и пески пустыни начали пробуждаться ото сна. Бесконечные барханы с оазисами и острыми горными хребтами обрели голос – то пели люди, приветствуя своего создателя и покровителя – Ашу Шамаша.

Ступая по песку, Аран наслаждался теплым ветерком, но не забывал поглядывать на жрицу, тащившуюся следом. Лицо женщины закрывала маска, тело скрывалось за слоями плотной ткани. Ее облачение казалось Арану жутко неудобным и почти комичным. Остальные женщины и мужчины южного народа не стесняли себя. Все – от высокородных до низкородных – носили легкие, едва прикрывавшие тела одежды. Но жрицы со жрецами были исключением. Ходила легенда, что однажды жрица соблазнила воина и тот тайно вывез ее из города. Постыдная история, повторения которой никто не хотел. На юге Аккоро высокородные воспитывали жрецов, не позволяя им лишних вольностей. Однако нельзя забывать, что диких зверей до конца не приручить – за ними нужно присматривать.

– Час настал, воин.

Аран едва расслышал приглушенный маской голос.

– Тогда за дело, милая.

Он привычным жестом скинул невесомую шифоновую накидку, обнажаясь по пояс.

Жрица принялась за работу. Тонкая кисточка, зажатая в руке, мягко прикоснулась к загорелой груди воина, выводя символ солнца – знак избранного Ашу. Вот уже пять лет золотой узор наносили на кожу Арана каждый день в час рассвета. Жрица не спешила. Как только она закончит работу, ей придется вернуться в пещерную прохладу города.

Поговаривали, что жрецы сражаются за право наносить благословенные узоры, лишь бы ненадолго выбраться и увидеть свет солнца. Аран не жалел их. Каждому выпадают испытания, а пройдешь ты их с честью или нет – зависит от тебя.

Свое Аран прошел и удостоился награды. Путь его был сложен и долог – справиться с испытанием Шамаша могли лишь самые достойные. Дабы заслужить место среди избранных, Аран отдавал всего себя без остатка. За три года он завоевал для своего властителя пять новых городов в соседней провинции и сумел их удержать. А после триумфа еще месяц отбывал заслуженное наказание за то, что проливал кровь при свете солнца – перед ликом Шамаша.

Разумеется, он с самого начала понимал, что этого не избежать: внезапные дневные набеги приходилось отбивать, не задумываясь о грядущей каре. Аран, как и остальные воины, знал, на что шел. После победы его отправили на нижние уровни пещерного города. Но темнота, голод и удары кнута не сломили его, ведь он грезил о том, что случится, когда срок наказания истечет. Впереди ждали богатство и слава для семьи, которая будет приветствовать его.

Да, перед наказанием состоялось символическое отречение от него, но как только он вновь шагнул под свет солнца, его с почестями приняли назад.

И все же главной наградой для Арана было не золото и не слава. За победы он удостоился пройти испытание Шамаша, а ему было всего двадцать три года! Обычно воины заслуживали свое право не раньше тридцати пяти, а потому не раз и не два завистники покушались на Арана, принесшего честь в свою семью. Аран и раньше проверял еду на яд, но с тех пор стал во сто крат осторожнее. Подсыпать смертельный порошок в кубок противнику зазорным у южан отнюдь не считалось. Наоборот, отравления были изысканной игрой, которой высокородные и воины посвящали бо́льшую часть времени. Матери по капле давали своим младенцам яды, дабы их тела научились бороться с ними.

Но от всех разновидностей отравы нельзя защититься. Умельцы с азартом создавали новые виды смертельных и чаще всего безвкусных добавок.

Арану эти танцы с ядами никогда не нравились – он больше доверял своему клинку. Семья посмеивалась над ним, но не упрекала. Да и как они могли? Аран принес их дому славу, завершив испытание и вернувшись живым.

Чаще всего заслужившие испытание Шамаша его не проходили – довольствовались правом и привилегиями, но рисковать не желали. Те же, кто отваживался, редко оставались в живых. За все известное мудрым время лишь двое справились и выжили. Аран стал третьим.

Каждая деталь испытания впечаталась в его память. Палящее солнце, голос жреца и горечь черной воды из Колодца Шамаша, которую ему велели выпить. После этого мир завертелся, и он перенесся в место, доступное только жрецам – за Грань. Конечно, он был не один. Его сопровождал старенький жрец, постоянно твердивший не отпускать руку. «Отпустишь – и больше не проснешься. Я удерживаю твой дух от путешествия на Поля Благочестия».

Аран это понимал. Он слышал зов – желал вырваться из хватки жреца и отправиться… дальше. Но воля Арана была сильна. Он дошел до Чертогов Ашу и узрел спящего Шамаша. В тот миг душа его вспыхнула просушенной щепкой и сгорела. Аран чувствовал, как его сущность погибает, но не устрашился. Смерть его не пугала. Дух его рассыпался пеплом, а потом возродился. И крохотная часть огня Шамаша осталась с ним навсегда. С того дня каждый день солнце восходило на груди Арана – ныне он единственный из живущих удостаивался такой чести.

Кисточка в руке жрицы замерла – она завершила узор. Но женщина продолжала тянуть время и не спешила возвращаться к паланкину. Глаза ее с жадностью впивались в светлеющее небо. Аран понимал ее интерес – далеко не каждый день или, если уж на то пошло, год южные жрецы видели мир при свете солнца. Однако медлить дальше он не мог – у него оставались дела поважнее.

Аран махнул рукой слугам, чтобы те поднесли паланкин поближе. Жрица нехотя прошла пару шагов по выстланному для нее ковру и молча забралась внутрь. Слуги подняли свою ношу, а после в сопровождении Арана направились обратно в пещерный город.

Вход в него походил на огромную оскаленную пасть льва. Острые каменные пики вставали на пути, напоминая об опасности, таящейся за их пределами. Силло, родной город Арана, стоял рядом с границей восточных земель и был одним из поселений, вырубленных внутри горы. Ходили легенды, что города в каменных утробах создал сам Шамаш, ведь смертным такое не под силу. Сеть туннелей выводила то к обширным площадям, то к жилым районам, то к чарующим подземным источникам. Раскаленные печи не давали прохладе подобраться слишком близко, а тысячи факелов разгоняли темноту. Позолоченные каменные своды сверкали, отражая огни и привлекая внимание к статуям, – укрывшиеся в нишах или выступающие прямиком из стен, они были столь детально проработаны, что походили на живых существ.

Аран проводил взглядом паланкин, который унесли на нижний уровень города, а сам зашагал в свое поместье. Оно стояло прямо у дворца, ведь семья, которой служил род Арана, была избрана на правление Шамашем. Аран слышал, что в восточных провинциях рода властителей меняют, словно испачканную одежду. Какое варварство! Южане, хвала Великим, уважали тех, кому венец на голову возложили сами Ашу, их рода непрерывно правили в своих провинциях.

Слуги поднесли Арану чистую прохладную воду, рядом поставили серебряный поднос с вином и сушеными фруктами. Умыв лицо, воин пригубил напиток. Привкус яда был успокаивающе знакомым, из-за него Аран не беспокоился. Покажись вино на вкус слишком чистым – был бы повод поволноваться и предположить, что он не смог распознать вид отравы.

– Позовите Сурию, – велел Аран слугам, надеясь, что девушка уже готова.

Он так долго ждал, чтобы преподнести свой подарок властителю! Подобная диковинка его определенно позабавит. Скорее всего, он не оставит при себе Сурию надолго – уж слишком сильна неприязнь к другим народам, – но Аран все равно не жалел, что потратил год на ее воспитание. Властитель сможет утолить свое любопытство, а больше причин для подарка и не нужно.

– Вы звали, господин?

Аран поморщился. Он пытался сделать голос девушки мягче, но мороз ее родных мест по-прежнему в нем отражался. Она не была красива, но необычная внешность притягивала взгляд. Белесая кожа, такие же белые волосы, заплетенные по северной моде в косы, и почти бесцветные серые глаза. Внимание привлекала ал'сора низкорожденной. Жаль, конечно, что попалась не мудрая, но приходилось работать с тем, что есть. Повезло, что речь у нее была правильной, – Сурия с детства прислуживала в доме воинов.

Аран еще раз придирчиво осмотрел свой подарок и велел дать девушке лучшие одежды. Тончайшие ткани, подчеркивавшие фигуру, лоснились под светом факелов, словно напитанные водой. К сожалению, под ними была жилистая тощая девчонка, чьи формы не радовали глаз, а исполосованная шрамами спина и вовсе вгоняла в тоску. Северяне безрассудно портили все, что им принадлежало.

– Иди сюда, Сурия, – усмехнулся Аран. – Сегодня тот день, когда ты узришь нашего господина-властителя. Это великая честь…

Девушка в упор смотрела на него своими жутковатыми глазами. Аран надеялся, что они не оскорбят властителя.

– Ты рада, Сурия? Не могу понять. У тебя всегда одно и то же выражение лица.

– Я счастлива, господин.

Все тот же ровный холодный тон.

– Развлеки его своими историями, Сурия. Вы, северные дикари, столько всего придумали! Я до сих пор не могу поверить, что ваши высокородные отдали право правления воинам.

– Так и есть.

– Презабавно! Вершители не могут добраться до вас через заснеженные перевалы, а вы этим так нагло пользуетесь.

– Да, господин.

На ее губах не было и тени улыбки.

Аран залпом допил вино – досадно, что не оставалось лишней минуты посмаковать вкус.

– Ты помнишь, как вести себя в присутствии властителя?

– Да, господин.

– И ты…

– Аран!

За гневным окриком последовал грохот – Аран едва успел уклониться от вазы, летящей прямиком ему в голову. Крупные осколки разлетелись за его спиной, но причиненный ущерб не успокоил ярость ворвавшейся женщины. В темных глазах, подведенных золотом, зарождалась буря, многочисленные серьги в ушах покачивались и позвякивали, выдавая настроение хозяйки.

– Доброе утро, мама.

– Едва ли ты сделал мое утро добрым!..

За вазой последовал хрустальный кувшин – благо мать не метнула его в сына, а просто разбила об пол. Сурия, стоявшая рядом, как окаменела, но на лице ее промелькнула растерянность. Пылкий характер южан сбивал ее с толку.

– Ты хоть знаешь, что о тебе говорят?

– Уверен, судачат о моем непередаваемом великолепии.

– Аран…

– О чем же еще они могут говорить?

– Ох, дай подумать… Ах да, о том, что ты затащил в постель высокородную.

– Еще вопрос, кто кого затащил. Это я поддался ее чарам. Но всего лишь раз. Или два… Не будем же мы мелочиться и считать, правда, мама?

– А драка?! Аран, почему ты подрался с воином из семьи Зоратти?

– Он нанес первый удар. Разве я виноват, что он не понял мою шутку и полез с кулаками?

– Шутку, в которой сплетаются в объятиях его отец с пустынной гиеной?

– О да, она самая.

– Можно же поступить как подобает, а не кидаться оскорблениями и драться!

– Не буду я никого травить. И тебе не о чем волноваться: я не отступаю от Пути и законов.

Рука матери потянулась к подносу, и он обрушился на голову Арана – в ушах зазвенело, будто в гонг ударили.

– Я подыщу тебе супругу, Аран! Если Шамаш будет милостив, после этого ты успокоишься. И союз с другим семейством нам не помешает.

Аран невольно посмотрел на вертикальную полосу на нижней губе матери – такую наносили всем, кто соединился с избранной парой на церемонии. Прошло много лет с тех пор, как ее супруг умер, но мать не стирала метку. Аран же, напротив, не спешил обзаводиться подобным украшением.

– Лучше сразу парочку. Одной маловато.

– Аран!

Он подхватил мать на руки, закружил ее и расцеловал в обе щеки.

– Оставь беспокойства, мама.

– Ну что за невоспитанный ребенок!

– Мне пора к властителю, но позже я зайду к тебе, хорошо? Выпьем вина и обо всем поговорим.

– Ладно, пусть будет так. – Она вздохнула и наградила его ответным поцелуем в лоб. – Счастливого пути, мое сокровище.

Аран осторожно поставил мать на ноги и поманил за собой Сурию. Он никогда не опаздывал на встречи с властителем. Путь до его дворца занимал совсем немного времени. Как и все дома в городе, он был частью пещеры, но всякий камень там покрывала позолота. Символ солнца, встречавшийся повсюду, не давал забыть, что во дворце живет семья, избранная самим Шамашем. Аран прошел по знакомой дороге в личные покои и тут же пал ниц. Сурия последовала его примеру.

– Поднимись, Аран. Рад тебя видеть, мой мальчик.

Аран повиновался скрипучему голосу и широко улыбнулся. Властитель Думузи был стар и сутул. Волосы его поседели, лицо сморщилось, подобно сушеному фрукту, а тело ослабло. Думузи правил провинцией более пятидесяти лет, и убить его пытались всего пятнадцать раз – что это, если не признание народной любви?

– Ты заходишь ко мне все реже и реже, Аран, а я так люблю твои истории.

– Прошу меня простить, господин.

Думузи отмахнулся.

– Тебя ведет мелодия юности, Аран, и такой старик, как я, менее всего занимает твои мысли.

– Ну, владыка, будь вы лет на тридцать помоложе…

Властитель расхохотался, в мутных темных глазах на секунду вспыхнула искра – отголосок счастья ушедших лет.

– Молодость – твое благословение, Аран. Насладись ею, не трать время понапрасну. Если бы время можно было обратить вспять… Я помню, с какой гордостью принимал венец властителя от матери. Но вернись я назад в те времена, то отдал бы его младшему брату. А сам отправился посмотреть мир. Как жаль, что лучшие идеи приходят к нам слишком поздно.

Думузи неуклюже поерзал на подушках и поморщился.

– Эта пещера да пески нашей провинции – что еще я видел? Ничего. Мир не может быть так мал.

– Думаю, мой подарок вас порадует, господин. Это Сурия.

Властитель огляделся и заметил, что Аран пришел не один.

– Северянка? Поднимайся, девочка, достаточно носом по полу елозить. Впервые вижу северянку! Подойди поближе.

– Она знает много удивительных историй, господин. Может рассказать о жизни в северных провинциях.

– Удивительно! Как она попала к тебе?

– Сурия прислуживала отряду воинов, забравшихся слишком далеко от дома. Я решил оставить ее в живых и отдать вам. После того, как избавился от варварских замашек, разумеется. Она не слишком красива…

– Мой мальчик, ее внешность мне неинтересна. Другое дело – северные провинции. Сурия, правда ли, что ваши женщины не носят платья и облачаются в мужские одежды?

– Правда, мой господин.

– И среди ваших воинов есть женщины?

– Да, мой господин. Они яростные воительницы.

– Потрясающе! Аран, благодарю тебя за твой дар. Нужен писарь! Позовите мудрого – пусть запишет все слово в слово. Я хочу о стольком спросить…

– Если позволите, властитель, я откланяюсь.

– Что? О, конечно, Аран, ступай. Да где этот мудрый…

Аран вернулся домой в отличном настроении. Властитель остался доволен подарком, а воин был только счастлив порадовать старика. Думузи немало хорошего сделал для его семьи, а к Арану и вовсе относился как к одному из своих внуков.

К счастью, мать после возвращения Арана домой не стала возобновлять разговор о выборе супруги. Пока сын отсутствовал, ее захватила другая тема – дочь поссорилась с мужем, да так, что они две комнаты в доме перевернули вверх дном. За сестру Аран не беспокоился – она уже дважды хоронила супругов и знала, как с ними управляться.

Аран наслаждался благодатным днем, наполненным негой и спокойствием. Поднявшись на каменную террасу, с которой открывался прекрасный вид на мастерские властителя, он принялся наблюдать за работой ремесленников.

Его успокаивал скрипучий звук машин для огранки и завораживал результат. Невзрачные камни превращались в руках мастеров в сверкающие звезды, будто похищенные с ночного небосвода. Южные провинции славились ювелирными изделиями – в их землях таились богатые залежи драгоценных камней. Скрытые глубоко под землей, созданные еще во времена рождения Великих Ашу, камни хранили память о том, чего он, Аран, никогда не узнает. Эта мысль, пришедшая ему во времена юности, до сих пор его не отпускала и стала тем, что разожгло в нем страсть к драгоценностям.

Аран знал имена всех ремесленников города и нередко заходил к ним, чтобы приобрести парочку-другую красивых вещиц. Ему, воину, не пристало носить перстни с каменьями – они мешали в сражениях, – поэтому Аран хранил свои сокровища в шкатулке. И все же большую часть приобретений он дарил: семье, любовницам, друзьям. Их счастье при виде подарка радовало Арана ничуть не меньше, чем пленяющие переливы драгоценных камней.

– Шевелись! Я не собираюсь ждать весь день!

Услышав гневный крик, Аран быстро нашел его источник – молодого воина, стоявшего у прилавка ремесленника Шекка.

– Мой труд не терпит спешки, старший отряда, – отвечал Шекк.

Он уже перешагнул шестой десяток лет. Его работы всегда отличались безупречностью, но на их изготовление мастер тратил много времени. Шекк говорил, что считает каждый камень своим ребенком и не выпускает свои творения в мир, пока они не будут полностью готовы.

– Я капитан отряда!

– Простите, капитан. Все звания для меня как одно. Чудно все это.

Воин ударил кулаком по столу мастера – мелкие камешки подскочили.

– Тогда я научу тебя разбираться, старик!

Воин схватил Шекка за волосы и потянул вперед. Ремесленник пошатнулся, схватился за стол, чтобы удержать равновесие. Когда воин нанес удар по узловатой руке Шекка, Аран уже спускался с террасы к мастерским.

– Это научит тебя…

Продолжить воин не успел – Аран сбил его с ног, заломил руку и прижал коленом к земле, не давая подняться.

– В нашем городе ремесленники почитаются не меньше мудрых.

– Аран! – Молодой воин извернулся так, что мог увидеть лицо напавшего.

– Ты меня знаешь?

– Песий сын! Мы вместе ходили в поход! Меня назначили твоим помощником! Я Набу из семьи Сидат!

– Хм… – Аран всмотрелся в лицо воина, которого так и не смог узнать. – Наверное, ты не очень-то отличился.

– Катись в бездну проклятых, Аран! Отпусти меня! Немедленно! Ты настолько погряз в гордыне, что смеешь нападать на других воинов города!

– Воин? Ты больше похож на преступника. Никто не смеет трогать ремесленников. Правила едины для всех. Тот, кто им не подчиняется, бросает вызов нам всем. И главное – властителю.

– Разве я его тронул?

– Вот как?

Аран оглянулся на Шекка.

Тот успел выпрямиться и теперь осматривал драгоценные камни – его больше интересовали они, чем собственная рука, уже начавшая опухать. Старые кости легко сломать, а молодые воины не привыкли рассчитывать силу.

Аран прижал виновника щекой к грязной луже.

– Если ремесленник потеряет руку, ты лишишься головы. Понимаешь? Законы и правила – вот что определяет нашу жизнь. Хочешь знать, где место тех, кто мнит себя особенным и хочет их нарушить?

Арану не раз и не два приходилось указывать собратьям их место. Убивал он без охоты, но иначе подтвердить главенство законов нельзя. Были среди преступников и жрецы, желавшие свободы, и высокородные, замышлявшие против властителя. У всех находились свои доводы, с которыми Аран не собирался спорить. Он был частью Золотой дюжины воинов, по воле властителя стоявших на страже порядка. Видимо, молодой виновник происшествия тоже об этом вспомнил, поэтому перестал сопротивляться.

– Я все понял. Отпусти!

Аран разжал хватку, позволив противнику подняться. Половина его лица была замарана грязью. Он отвернулся и зашагал прочь, не проронив ни слова, но глаза его пылали жаждой отмщения. Аран часто видел этот взгляд, направленный в его сторону, и прекрасно знал, почему изо дня в день его вино горчит ядом.

Убедившись, что Шекк пошел к лекарю-мудрому, Аран раздал поручения своим воинам, удостоверился, что все дозоры на местах, и начал составлять план набега на соседний город южной провинции. Заправляло им семейство Алулим. В прошлом Аран уже вырывал из их рук земли и был готов схлестнуться с ними вновь. Когда не было подходящей цели из другого народа, приходилось обращать внимание на своих же. Тем более Алулим нынче подчинялись молодой властительнице, еще не успевшей взять под контроль все свои города. Идеальная цель.

День пролетел в привычных заботах. О закате известил бой барабанов. Двенадцать ударов – солнце зашло, и Шамаш отвернулся от мира.

Аран провел спокойную ночь в объятиях миленькой высокородной. Днем она обвиняла его во всех возможных преступлениях, а к вечеру уже была готова позабыть обиды. Безмятежный сон Арана ничто не нарушило. Не было ни одного дурного предзнаменования.

Но следующим утром, впервые с окончания испытания Шамаша, солнце не взошло на груди Арана.

Весть о смерти властителя Думузи передавалась из уст в уста. Аран, едва успев одеться, сломя голову понесся во дворец, чтобы убедиться в правдивости слухов. Страшные новости подтвердились – Думузи ушел на Поля Благочестия. Кинжал в его груди прошел точно между ребер и пронзил сердце. Северный кинжал с костяной ручкой, на которой была выгравирована непонятная надпись.

Думузи умер мгновенно. А Сурия исчезла.

Аран взвыл от бешенства. Девчонка год убеждала его, что не представляет опасности. Она была низкорожденной – в ней не было крови воинов. И все же она нанесла удар. Аран сам отвел ее к властителю, позволив свершиться преступлению. Это была его ошибка, его позор, который можно смыть лишь кровью преступницы. Могли ли девочку подкупить? Обещали свободу взамен на убийство? Без помощи она не смогла бы так быстро замести следы.

Сурия смогла скрыться. Выполняя поручения Арана, она, похоже, изучила туннели города и точно знала, через какие можно выбраться незаметно.

Сын Думузи позволил Арану заняться исправлением ошибки – в этом немало помогли пройденное испытание и статус семьи. Арана отпустили, разрешили пойти по следу преступницы. Но осталась его семья. Если он не справится, его мать и сестру без лишних вопросов уничтожат.

Собрав все необходимое, Аран немедля покинул город.

Клятва была нарушена – Нергал сразу узнал об этом. Сила вершителя шептала ему о преступлении и виновнике – от нее не скрыться. Ее голос всегда заполнял мысли. Нергал уже плохо помнил, как бывает иначе. Раньше, когда он был собой – мальчиком из касты мудрых. Родители посмеивались, что он с раннего детства рос слишком серьезным. В свои семь лет он скрупулезно сортировал библиотеку отца, желая все расставить по местам.

Он должен был стать ученым, но встреча с вершителями решила его судьбу.

В восемь лет Нергал попал в Нир'Ушур – башню, сокрытую в песках южных провинций. Нергал не вполне понимал, что́ ему предстоит. Вершители привели его в круглую комнату, лишенную окон. Посреди висела огромная колонна – она словно вырастала из потолка и не касалась пола. Основание колонны пересекала трещина – тонкая, как волосок, и черная, как самая беспросветная ночь. Из нее и доносился едва различимый шепот, который позже поселился у Нергала в голове.

Нергала заперли в комнате с колонной. Не одного – с ним теснились еще двадцать девять мальчишек и девчонок не старше десяти лет. Им сказали, что они должны зачерпнуть из источника, а потом их жизнь изменится. Как это сделать, объяснять не пришлось. Колонна представлялась Нергалу кубком, к которому хотелось прильнуть и пить, пить, пить из него, пока от личности ничего не останется.

То была сила изначальных – первых детей Ашу, которые пошли против своих создателей. Нергал смог оторваться от источника вовремя, а потому выжил. Он и еще один паренек вышли из комнаты, тогда как остальные дети просто исчезли. О них, вобравших слишком много, «позаботились».

Нергал обрел силы принимать клятвы и заплатил за это – шепот сотни голосов сопровождал его повсюду. Половина мыслей больше ему не принадлежала. Он каждую секунду сражался за то, чтобы не дать чужим голосам заглушить его собственный. Стоило ненадолго утратить контроль – и Нергал распался бы на тонкие нити.

Другие вершители дали ему отрез красной ткани и наказали всегда закрывать им глаза. Нергал, будучи любопытным ребенком, не смог удержаться и посмотрел в зеркало, чтобы узнать, что же не так с его глазами. Зря он это сделал – кошмары еще долго изводили его и наяву, и во снах.

Нергал чуть повернул голову и взглянул на своих спутников. Хмурый Агимон и улыбчивый Маар. Оба беспокоили его. Агимон мог быть замешан в исчезновении жрецов, но первым делом следовало разобраться с Мааром. В рыжеволосом вершителе проглядывали тревожные признаки. Это случалось со всеми – с кем-то раньше, с кем-то позже, но сила, взятая из источника, захватывала человека. Его личность исчезала, заменяясь чем-то… чужеродным. Все вершители раз в год возвращались в башню, чтобы пройти проверку. Тот, кто более не мог совладать с голосами, «освобождался». Передав узы клятв другому вершителю, несчастный выпивал каплю зелья на ужин – и уже не просыпался.

Маар вел себя непринужденно и осознанно, но что-то было не так. Голоса в голове Нергала при виде рыжеволосого крепли и ликовали. Нужно было вернуться в Нир'Ушур как можно скорее, но клятвенная связь сообщала о преступлении.

Это жрец Энки нарушил обет. Он взял в руки оружие. Видимо, первое наказание его ничему не научило – Маар был слишком мягок. Следовало ли повернуть назад и возвратиться в город, чтобы лично проучить мальчишку? Нергал не мог так рисковать. Маар несколько раз куда-то пропадал, а потом как ни в чем не бывало объявлялся. «Да меня не было всего пару минут, – говорил он. – Куда я мог уйти? Разве что за ближайшие кусты». Ответ рыжеволосого не устраивал Нергала.

Они продолжили путь на юг, и через несколько дней мальчишка нарушил клятвы еще раз – убил человека и сбежал. Воинов или высокородных, принесших клятву, вершители могли наказать, даже не приближаясь к ним. Хватило бы мысли, чтобы раздавить преступника. Увы, со жрецами дело обстояло иначе.

Нергал натянул поводья, останавливая коня. Жрецы редко решались на подобное, прекрасно зная, чем грозит непослушание. Что ж, мальчишка за все ответит. Через незримую связь клятв Нергал найдет его даже на краю света.

– Маар, отправляйся в башню Нир'Ушур. Ты понял меня? Не сворачивай с дороги.

– Оставляешь нас?

– Да. Срочные дела.

– Какая жалость! – протянул Маар, разводя руками. – Попытаемся не сгинуть без твоих мудрых наставлений.

– Не думай, что отвертелся от разговора, Агимон, – сказал Нергал, разворачивая коня. – Мы еще побеседуем об исчезнувших жрецах. Думаю, тебе не помешает погостить в башне вершителей. Маар, проследи, чтобы наш гость принял приглашение и не сбился с пути.

Агимон помрачнел и сжал поводья. Нергал не знал, ответил он что-то или нет – уже пустил коня галопом, спеша обратно в город провинившегося жреца.