Текст книги "Глобальные, региональные и национальные тенденции развития экономики России в XXI веке. Избранные труды"

Либертарианцы предрекали банкротство стран Скандинавии, где значительные социальные обязательства государства компенсируются высокими налогами. В Швеции налог на корпорации (более 26%) действительно высок, но благодаря достигнутому уровню социального развития безработица (в 2012 г. 7%), инфляция (1%) и госдолг (35% ВВП) незначительны, происходит рост экспорта и курса кроны по отношению к евро. Финляндия, где высокие налоги обеспечили бесплатное высшее образование, одинаковое качество обучения во всех школах (в отличие от США), – одна из немногих в Европе сохранила наивысший кредитный рейтинг ААА.

В новой экономике государство должно регулировать распределение ренты, финансово-долговой рынок, конкурентоспособность приоритетных секторов, соотношение производительности и оплаты труда, производство общественных благ. Стратегическое целеполагание базируется на установлении социальных стандартов и технологических регламентов, заставляющих хозяйственных агентов, невзирая на прибыль, рационально использовать общественные ресурсы. Необходимо не смягчение финансовой политики (Quantitative Easing), а международное регулирование торговли деривативами и кредитными свопами. Недопустима ситуация, когда в США, по данным Дж. Стиглица [47], 40% прибыли корпорации получали за счет не связанных с производством финансовых манипуляций, а 70% инвестиций вкладывалось в недвижимость.

Важнейшей формой предпринимательства становится общественно-частное партнерство (ОЧП), при котором объект инвестиций не передается в частную собственность и не может быть заложен под кредит. Государство предоставляет инфраструктуру и финансовые гарантии, а отобранные по конкурсу компании выделяют денежные средства и организуют строительство, реконструкцию и эксплуатацию объектов энергетики, транспорта, ЖКХ, водного хозяйства и т. д.

В России развитию ОЧП препятствуют отсутствие федерального закона, непредсказуемость цен и тарифов. Партнерами частного капитала выступают не фонды развития, а госорганы, которые не являются юридическими лицами и не несут перед участниками ОЧП гражданско-правовой ответственности. Необходимо устранить дублирование функций и полномочий госорганов, передать надзорные функции самоуправляемым и страховым организациям, ассоциациям хозяйственных субъектов и потребителей.

По данным Центра правовых и экономических исследований Высшей школы экономики (ВШЭ), каждый третий из 7,5 млн предпринимателей побывал в течение последних лет под следствием, на 16% были заведены уголовные дела, более 90% из них – без исков потерпевших, по решению правоохранительных органов, нередко в интересах конкурентов и рейдеров. Изъятие оригиналов документов и жестких дисков компьютеров блокирует работу компаний, из которых две трети закрылись. Это подрывает предпринимательство как ключевой источник инновационного развития. Противопоставление либеральной и дирижистской концепции не оправданно.

Инновационное государство либерализует хозяйственное законодательство и правоприменение, отказывается от многих надзорно-разрешительных функций и в то же время усиливает глобальное регулирование на основе системы социальных стандартов, технологических и экологических регламентов и финансовых нормативов.

7. Преобразование культуры как совокупности институтов, регулирующих правила и традиции экономического, общественно-политического и бытового поведения, по мнению Д. С. Лихачева, включает религию, науку, образование, нравственные и моральные нормы поведения людей и государства. Инновационное общество отличается высокой степенью доверия между домохозяйствами, бизнесом и властью.

Современная институционально-эволюционная теория, в отличие от детерминистско-индивидуалистической, измеряет связи специфической культуры данной страны, определяющей стратегию модернизации [48]. Негативная и позитивная поляризация поведения в условиях кризиса требует новых форм социально-политического партнерства [49]. При этом увеличение среднего возраста населения, изменение модели семьи и гендерной дифференциации приводят к фрагментации системы ценностей и образа жизни, ограничивают консьюмеризм (Downshifing) и влияние рекламируемых брендов [50, с. 65, 68, 70].

Социальные сети (число пользователей Facebook к 2013 г. достигло одного млрд человек) порождают спад эмпатии (умения сопереживать, концентрировать внимание и т. д.), но в то же время создают неподконтрольные государству социальные связи и общественные движения. Краудсорсинг – новый класс инновационных сетевых систем позволяет привлечь массу заинтересованных людей к определению наиболее актуальных целей развития, экспертизе управленческих решений, контролю за их реализацией, отбору кандидатов на ключевые посты. Переход от представительной (через участие в выборах) к непосредственной демократии в обществе знаний базируется на свободном доступе к информации и инфраструктуре культуры.

Переход к инновационной экономике требует новой индустриализации – создания новых и повышения наукоемкости традиционных производств, обеспечивающих устойчивый спроc на нововведения и эффективную занятость. Рыночный фундаментализм привел США, Великобританию, Россию и ряд других стран к деиндустриализации. Как показано в публикациях [51; 52], вместо сетевой модели, дающей реальную экономию на трансакционных издержках (Incremental innovation), был избран более прибыльный путь – перевод производства в страны с низкой оплатой труда. С 2000 г. США потеряли около 10 млн рабочих мест, 98% одежды ввозится из-за рубежа. В Нью-Йорке промышленность (опора среднего класса) практически ликвидирована. Бухгалтерия, торговые и юридические операции переводятся в другие регионы и страны. В Британских Виргинских островах с населением 30 тыс. человек зарегистрировано, по данным МВФ, 457 тыс. фирм, а на Каймановых островах – 75% хеджфондов мира. Треть населения Нью-Йорка, занятая в информатике, финансах, науке, юриспруденции, медицине, имеет высокие доходы, но две трети заняты в торговле, общественном питании и других сферах услуг, получая 20–30 тыс. долл. в год, из которых до половины уходит на оплату жилья. Эксперты настаивают на развитии в штате точного приборостроения, отделки тканей, трехмерной печати и т. д., чтобы создать и обновить 3,8 млн рабочих мест. В США в целом дорогостоящими услугами (финансы, инжиниринг, архитектурное планирование и т. д.) занято лишь 300 тыс. человек. Крупные ТНК («Форд», «Сименс», «Шарп», «Моторолла», «Рено-Ситроен» и т. д.) сокращают число сотрудников.

Различные страны используют свои конкурентные преимущества для поиска особых путей перехода к социально-инновационной экономике. В США применяют финансовую ренту для введения новых экологических и технологических нормативов, реформы образования и т. д. Страны Скандинавии, Германия, Канада, Австралия развивают экологические и высокотехнологичные сектора экономики на базе активной государственной поддержки и наименьшей социальной дифференциации. Германия, Австрия, страны Северной Европы в процессе аутсорсинга сохранили у себя инжиниринг и другие ведущие звенья цепей поставок. Дания стала мировым лидером по разработке и производству энергоэффективного оборудования, а Швеция – по использованию возобновляемых источников энергии (к 2013 г. – 50% энергобаланса) и строительству энергоэффективных зданий.

Новая индустриализация в Китае основана на переходе от развития на базе дешевого труда, минимальных экологических, пенсионных и медицинских расходов, массового освоения зарубежных разработок к созданию стратегических отраслей с собственной логистикой (экологическая и энергосберегающая техника, информатика, биотехнологии, новые материалы и т. д.). Китай превзошел США по доле на мировом промышленном рынке (к 2013 г. более 30%), инвестициям в чистую энергетику (473 млрд долл. по плану на 2013–2017 гг.). Petro China, China Unicom заняли в 2012 г., по данным Всемирного банка, пятое и восьмое места в списке крупнейших компаний мира.

Турция, несмотря на отставание в области технологий и гигантский разрыв в уровне жизни города и села, за 10 лет увеличила производство в 2,5 раза благодаря автомобильной, химической, текстильной, меховой, ювелирной, пищевой промышленности и энергетике.

В России в результате форсированной приватизации и отсутствия промышленной политики для владельцев предприятий, не приносящих природную ренту, наиболее рентабельной оказались продажа материальных запасов и оборудования на металлолом, сдача площадей в аренду. В Москве доля машиностроения в промышленном производстве уменьшилась в 1990-х годах, по данным Росстата, с 43 до 22%. Из 300 станкостроительных заводов в России сохранилось лишь несколько ремонтных фирм. В 2000–2009 гг. промышленный персонал сократился на 23,6%, а выпуск металлорежущих станков и шарикоподшипников – в пять раз. Удорожание добычи полезных ископаемых, рост расходов на экологию и техногенную безопасность при работах на большой глубине и на шельфе, снижение общей ресурсоемкости производства уменьшают роль сырьевых отраслей.

Особенно важны социальные проекты, изменяющие жизнь миллионов людей. По опыту восточных земель ФРГ, замена 1 млн км устаревших сетей водо– и теплоснабжения позволяет резко сократить расходы ЖКХ, уменьшить роль мафии в этой отрасли, резко улучшить комфорт жизни. На базе ООП необходимо массовое строительство энергоэкономичного жилья на ведомственных и полузаконно приватизированных землях. Локомотивом развития экономики должны стать станко– и дорожно-строительное машиностроение, лесной и рыбопромышленный комплексы, ввод в эксплуатацию с помощью кооперативной системы сбыта 40 млн га, выведенных из сельскохозяйственного оборота. Миллионам людей поможет создание новой отрасли социальной инфраструктуры для проживания больных и пожилых людей в сельских регионах, где население не имеет работы.

Обзор инновационных программ [53, c. 68, 69, 71] показал, что большинство российских регионов не готово к развитию и внедрению высоких технологий. Форсирование расходов на НИОКР при отсутствии массового спроса на нововведения не обеспечит обновление экономики.

Новая индустриализация, в отличие от первичной (в первой половине ХХ в.), рассчитана не на привлечение сельских трудовых ресурсов и новых источников сырья, а на создание сетевых инжиниринговых платформ, обеспечивающих трансфер зарубежных и отечественных технологий в традиционное и новое производство. Военно-промышленный комплекс призван обеспечить развитие гражданского авиа-, судо-, авто и энергомашиностроения, электроники, приборостроения, медицинской техники на базе автоматизированного цифрового проектирования и управления жизненным циклом продукции.

Добывающая индустрия, лесной и водный комплексы, АПК могут и должны стать высокотехнологичными на базе углубления переработки сырья. До сих пор, по данным ВШЭ, Канада и Финляндия получают с одного кубометра заготовленной древесины 500– 530 долл., Малазия – 627, а Россия – лишь 90. Пресечение контрабанды из азиатских стран и создание цепей поставок с переносом наиболее трудоемких операций в трудоизбыточные регионы позволят возродить легкую промышленность [54]. Новая индустриализация предполагает создание и модернизацию 20 млн рабочих мест, в том числе на базе импортозамещения в фармацевтике, производстве мясных, рыбных и других продуктов. Импорт занял даже рынок бутилированной воды в водообеспеченной стране (1,5 млрд долл.).

Производительность труда как критерий оценки новой индустриализации

Производительность труда, как справедливо отметил В. И. Ленин, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя. В развитых странах в 1850–2010 гг., по оценке Всемирного банка, она выросла в 20 раз, что привело к новому качеству жизни. Производительность в России, по оценке Росстата, как в начале ХХ в., так и в советские годы и до настоящего времени остается в 2,5 раза ниже, чем в странах ОЭСР, и в 3–4 раза ниже, чем в США. По данным US Bureau of Labor Statistics, в 1980–2000 гг. среднегодовой темп прироста производительности составлял 2,2–2,6%, а в 2000-х годах – около 3,5%. Среди факторов ее долговременного роста в 1948–2001 гг. преобладали сдвиги в технологии (1,15% в год), капитальные инвестиции (0,82%) и улучшение качества труда (0,23%). Как показало исследование ОЭСР [55], производительность в современной экономике следует измерять по отношению к затратам не только живого, но и овеществленного в материалах, энергии и основных фондах труда (Multi-factor productivity). От неоклассических моделей рыночного равновесия Solow-Swan, Cass-Koopmans исследователи переходят к динамическим и стохастическим моделям, учитывающим роль человеческого и социального капитала [56]. При сравнении производительности США и стран ЕС оценивалась роль инноваций, аутсорсинга, квалификации и качества труда [57].

Учет ресурсоемкости особенно важен для России, где энергоемкость промышленности, по данным Американского совета по энергоэффективности, в 2 раза выше, чем в Китае, и в 2,5–3,5 раза – чем в США и ЕС. КПД электростанций с учетом потерь в сетях составляет всего 21%. При этом Россия занимает лишь 33-е место в мире по энерговооруженности на душу населения. До 60 млрд кубометров природного газа до сих пор сжигается в факелах, нанося ущерб экологии. На отопление одного кв. метра жилья расходуется в 5–6 раз больше энергии, чем в Норвегии и Швеции, хотя удельный расход бетона (0,9 куб. м) и металлоарматуры (90 кг) на строительство в расчете на один кв. м вдвое больше, чем в ЕС (соответственно 0,4 куб. м и 48 кг). На выработку одной тонны цемента расходуется более 220 кг условного топлива – в 2,4 раза больше, чем в ЕС.

Соотношение производительности и оплаты труда определяет ее удельный расход на единицу продукции и себестоимость. По данным Bloomberg, средняя зарплата в Копенгагене составляет 150% к уровню Нью Йорка, в Цюрихе – 130%, в Москве – 25%, в Джакарте – 6,5%, что примерно соответствует различиям в производительности труда. По оценке Investindustrial.com, в 2008 г. часовая выработка в Люксембурге и Норвегии составляла 55–60 долл., в США – 45, в Германии, Нидерландах, Австрии – 40–43, в Польше, Венгрии и Чехии – 22–25 долл. Удельный расход зарплаты на единицу продукции в 1996–2006 гг. вырос в Чехии, Италии и особенно в Великобритании на 32%, снизился в Швеции и Финляндии на 25–32%, в Германии и Австрии – на 15%, что определило рост их конкурентоспособности.

В промышленности России, по данным Росстата, зарплата в 2007–2012 гг. увеличилась вдвое (с 13,5 до 26 тыс. рублей в месяц) при сокращении нормы сбережений и росте потребительских кредитов (в 2012 г. на 40%) в условиях дефицита кадров (в 2013 г. на одну вакансию приходилось всего 0,8 зарегистрированных безработных). Оплата росла втрое быстрее производительности труда. По данным Центра трудовых исследований ВШЭ, доля занятых в теневой экономике достигла 30%, а новых рабочих мест создается только 8–9% в год (в развитых странах – 10–15%). Средняя рентабельность промышленности в России – около 8% (в добывающей промышленности – 15–20%). При инфляции в 7% цена кредита с учетом премии за риск и маржи банков достигает 10%, что делает кредит недоступным для обрабатывающей индустрии. В результате себестоимость тонны удобрений в 2001–2010 гг. выросла в 2,6 раза, бензина – в 3,1, асфальта и металлопроката – в 3,7, угля – в 4,2, природного газа – в 6 раз. По данным Центра конъюнктурных исследований ВШЭ, в 2012 г. при средней загрузке мощностей 73% лишь 17–20% фирм проводили инновации, повышающие производительность, до 45% не рисковали вкладывать средства в модернизацию, а каждая третья фирма имела отрицательную добавленную стоимость и высокую задолженность, выживая лишь за счет субсидий.

Производительность постиндустриальной экономики нельзя оценивать по ВВП без учета внешнего эффекта (экстерналий), связанных с развитием нематериального капитала и экологии.

Во-первых, ВВП не учитывает индикаторы качества жизни – продолжительность трудоспособной жизни (quality adjusted life – years), заболеваемость, инвалидность, занятость, доступность образования и жилья, число семей с доходами ниже прожиточного минимума и базовых характеристик среднего класса, безопасность и условия ведения бизнеса. Для их оценки используются международные индексы счастья (happy planet index), качества жизни (quality of life), человеческого потенциала (human development), мотивации труда, качества трудовых отношений и участия персонала в управлении (stakeholder economics) [58]. При этом индекс счастья, по оценке New Economics Foundation, в Коста-Рике и Китае оказался выше, чем в США, несмотря на значительно меньший душевой ВВП.

Во-вторых, ВВП не учитывает расход невоспроизводимых ресурсов на единицу конечной продукции, выброс отходов, уровень их переработки, карбонизацию производства (carbon intensity), воздействующую на изменение климата [59]. Более того, ресурсосбережение, особенно на импортном оборудовании, уменьшает ВВП, так как не требует увеличения добычи сырья.

В-третьих, до 80% ВВП производится в сфере услуг, нередко ненужных и даже вредных для общества, а также в теневой экономике. ВВП зависит от учетной политики, так как учитывает лишь приобретаемые, но не оказываемые в семье услуги, динамику валютного курса, рост госрасходов. Россия обогнала Германию по размерам ВВП с учетом ППС, хотя 70 млн работников в России производят вдвое меньше реального продукта, чем 40 млн в ФРГ.

Необходима разработка новых моделей и ключевых показателей комплексной общественной производительности (key performance indicator) на глобальном, национально-региональном, секторальном и локальном уровнях. Финансовый отчет фирм дополняется интегрированными индикаторами устойчивого развития [60, c. 8, 9]. Оценку общественной производительности информационной экономики целесообразно проводить с учетом: во-первых, эффективности труда овеществленного в материально-энергетических и капитальных ресурсах; во-вторых, на базе социальных стандартов, характеризующих занятость, качество здравоохранения, образования и социальных услуг; в-третьих, соотношения производительности и оплаты труда, технологических регламентов, устанавливающих требования к эффективности и безопасности расходования природных и других общественных ресурсов. Комплексная производительность имеет глобальное значение: все страны и сектора экономики заинтересованы в ее повышении у партнеров, так как это увеличивает спрос на высокотехнологичные товары и услуги.

Среди основных групп индикаторов выделяются: 1) реализация товаров и услуг, связанных с производственными инвестициями и развитием нематериального капитала (ВВП за вычетом финансовых, государственных и других услуг, не относящихся к этой категории) по отношению к числу занятых, расходу материальных, энергетических и капитальных ресурсов (фондоотдача) и в расчете на душу населения; 2) соотношение производительности и оплаты труда; 3) доля граждан, чье потребление товаров, жилищных, образовательных, медицинских, культурных услуг не достигает установленных законом социальных стандартов; 4) средняя продолжительность трудоспособной жизни, потери от социально обусловленных заболеваний и инвалидности; 5) безработица и занятость, в том числе на высокотехнологичных рабочих местах; 6) расход невоспроизводимых природных ресурсов на единицу конечной продукции, объем и переработка отходов производства и быта в сравнении с технологическими нормативами; 7) стабильность численности населения с учетом рождаемости, смертности и миграции; 8) удовлетворенность качеством жизни, уровень доверия к власти и бизнесу.

По данным исследования Маккинзи, более половины отставания России по производительности от развитых стран может быть преодолено за счет улучшения организации фирм, логистики бизнес-процессов, управленческих процедур, технологических регламентов, ликвидации неконкурентоспособных компаний и барьеров, препятствующих конкуренции. Финансирование за счет повышения налогов и сокращения социальных расходов подрывает обновление экономики [61, c. 8]. Новая индустриализация возможна только на базе создания системы инновационных институтов [62].

Основные выводы

1. Наиболее острая фаза финансового и экономического кризиса прошла, но системный социальный кризис продолжается. Выход из него требует смены самой общественно-экономической формации.

2. Эта смена заключается в переходе от индустриального и рентно-долгового к инновационному капитализму. Он по-прежнему базируется на горизонтальных связях автономных владельцев капитала, стоимость которого возрастает благодаря самостоятельно принимаемым ими управленческим решениям. Прогностический анализ позволяет выделить основные черты инновационного капитализма.

3. Для перехода к инновационной экономике необходима новая индустриализация, обновление и развитие на базе современных технологий и глобальных цепей поставок многих традиционных производств.

4. Критерием эффективности новой индустриализации является комплексная общественная производительность труда. Предстоит разработать модель и методику ее оценки, уточнить перечень и сравнительную значимость ее показателей на национально-региональном, секторальном и локальном уровнях.

5. Программа модернизации экономики не может ограничиваться совершенствованием финансово-бюджетной и административной политики. Резкое повышение общественной производительности труда требует формирования новой системы социальных институтов и критериев оценки эффективности всех звеньев экономики, развития глобальных сетей-поставок, прежде всего со странами ОЭСР, СНГ и Юго-Восточной Азии.

Литература

1. Financial Times. 29.06.2012.

2. URL: http://www.weforum.org (дата обращения: 29.04.2013).

3. In the Wake of the Crisis: Leading Economics Reassess Economic Policy / eds O. Blanch et al. Cambridge: MIT Press, 2012. 174 р.

4. Ferguson N. Te Ascent of Money. London, 2008. 447 р.

5. Wall Street and the Financial Crisis: Anatomy of a Financial Collapse. Washington: Permanent Subcommittee on Investigations, 2011. 639 p.

6. Pally T. From Financial Crisis to Stagnation: the Destruction of Shared Prosperity and the Role of Economics. New York: Cambridge University Press, 2012. 238 p.

7. Petzakis P. Te Greek Economy and the Crisis: Challenges and Responses. Berlin, 2012. 450 p.

8. Комсомольская правда. 03.08.2012.

9. Brown R., Nakajima T. Why Prices don’t Respond to a Prospective Sovereign Debt Crisis. Tokyo, 2012. 37 p.

10. Te Consequences of the Global Financial Crisis: the Rhetoric of Reform and Regulation / eds W. Grant, C. Wilson. United Kingtom, Oxford, 2012. 272 p.

11. Апокин А. Мировая экономика в долгосрочной перспективе: цели и задачи субъектов // Вопросы экономики. 2012. № 6. С. 89–109.

12. Azchibugi D., Fillippetti A. Innovation and Economic Crisis: Lessons and Prospects from the Economic Downturn. London, 2012. 184 p.

13. Crisis, Innovation and Sustainable Development: the Ecological Opportunity / eds B. Lapezche, N. D. Levratto. United Kingtom, Uzunidis Cheltenham, 2012. 366 p.

14. Innovative Tinking in Risk, Crisis and Disaster Management / ed by S. Beibett. Barrington, 2012. 277 p.

15. Critical Companion to Contemporary Marxism / eds J. Bidet, S. Kouvelakis. Leiden, 2008. 813 p.

16. Carchedi G. Behind the Crisis: Marx’s Dialectics of Value and Knowledge. Leiden, 2011. 303 p.

17. Рязанов В. Т. Мировой финансовый кризис и экономика России: точка разворота? // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 5: Экономика. 2009. Вып. 1. С. 3–21.

18. Рихтер К. К., Пахомова Н. В. Мировой кризис, ответственность ученых и драйверы развития экономической науки // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 5: Экономика. 2009. Вып. 3. С. 12–20.

19. Lardy N. Sustaining China’s Economic Growth afer the Global Financial Crisis. Washington, 2012. 181 p.

20. Te Wall Street Journal. 16.07.2012. URL: http://europe.wsj.com/ home-page (дата обращения: 16.07.2012).

21. Beyond the Global Capitalist Crisis: the World Economy in Transition / ed by B. Berberouglu. Barrington, 2012. 201 p.

22. Navarro A. Global Capitalist Crisis and the Second Great Depression: Egalitarian Systemic Models for Change. Lanham, 2012. 408 p.

23. Turner A. Economics afer the Crisis: Objectives and Means. Cambridge: MIT Press, 2012. 108 p.

24. Global Crisis and the Crisis of Global Leadership / ed. by S. Gill. Cambridge, 2012. 299 p.

25. Перкинс Дж. Тайная история американской империи. Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции. М.: Альпина бизнесбукс, 2008. 445 с.

26. Bonanno A., Constance D. Stories of Globalization: Transnational Corporations, Resistance and the State. Pennsylvania State University, 2008. 321 p.

27. Lewis S. Crisis in the Global Mediasphere: Desire, Displeasure and Cultural Transformation. Basingstoke, 2011. 244 p.

28. Te Economist. 30.01.2010.

29. Бляхман Л. Три цвета экономического времени. Свершения и проблемы российской экономики. СПб., 2011. 247 с.

30. Dougan K. New Capitalism: the Transformation of Work. United Kingdom; Cambridge, 2009. 234 p.

31. Halal W. Te new capitalism. New York, 1986. 486 p.

32. Doing Well and Good: the Human Face of the New Capitalism / ed by S. Friedman. Charlotte, 2009. 240 p.

33. Political Economy and the New Capitalism / ed by S. Toporowski. London, 2000. 204 p.

34. Кей Дж. Карта – не территория: о состоянии экономической науки // Вопросы экономики. 2012. № 5. С. 4–13.

35. Вудфорд М. Что не так с экономическими моделями // Вопросы экономики. 2012. № 5. С. 14–21.

36. Фоули Д. Математический формализм и политэкономическое содержание // Вопросы экономики. 2012. № 7. С. 82–90.

37. Эллман М. Что исследование переходных экономик дало мейнстриму экономической теории // Вопросы экономики. 2012. № 8. С. 98–121.

38. Маевский В. Корнаи, Шумпетер и экономическая теория // Вопросы экономики. 2012. № 8. С. 145–152.

39. Ashford N., Hall R. Technology, Globalization and Sustainable Development: Transforming the Industrial State. New Haven, 2012. 720 р.

40. Weldens P. Innovations in Macroeconomics. 3th ed. Berlin, 2011. 634 p.

41. Economic Growth and Structural Features of Transition / eds E. Marelli, H. Sighnoretti. Basingstoke, 2010. 314 p.

42. Macroeconomic Performance in a Globalizing Economy / eds R. Anderston, S. Kenny. Cambridge University Press, 2011. 280 p.

43. De Lange D. Cliques and Capitalism: a Modern Networked Teory of the Firm. New York, 2011. 356 p.

44. Enterprise Networking and Logistics for Agile Manufacturing / eds L. Wang, L. Rog. London, 2010. 408 p.

45. Cursolito B. Competition, Immigration and Financial Change: Equality vs. Variety. Washington: Te World Bank, 2009. URL: http://www.weforum.org (дата обращения: 29.04.2009).

46. Te Economist. 31.03.2012.

47. Ведомости. 07.02.2011.

48. Аузан А., Келимбетов К. Социокультурная формула экономической модернизации // Вопросы экономики. 2012. № 5. С. 37–44.

49. Яковец Ю. Закон поляризации и социально-политического партнерства в кризисных ситуациях// Экономические стратегии. 2012. № 5. С. 74–77.

50. Липсиц И. Трансформация культуры и изменения в моделях потребительского поведения // Вопросы экономики. 2012. № 8. С. 64–79.

51. De-industrialization: Social, Cultural and Political Aspects / eds B. Altena, M. Van der Linden. Cambridge University Press, 2002. 175 p.

52. Whitford S. Te New Old Economy: Networks, Institutions and the Organizational Transformation of American Manufacturing. Oxford University Press, 2005. 220 p.

53. Балякин А., Жулего В. Модернизация России и высокотехнологические кластеры в сфере нанотехнологий // Вопросы экономики. 2012. № 7. С. 66–81.

54. Круглик А. Настоящее и будущее легкой промышленности // Экономические стратегии. 2012. № 3. С. 24–31.

55. Productivity Measurement and Analysis / eds J. Dupont, T. Sollberger. Paris: OECD, 2008. 552 p.

56. Novalles A., Fernandez E., Ruiz J. Economic Growth: Teory and Numerical Solution Methods. Berlin: Springer, 2010. 528 р.

57. Divergences in Productivity between Europe and the US: Measuring and Exploiting Productivity Gaps between Developed Countries / eds G. Cette, MJ. Fouquin, H.-W. Sinn. United Kingtom; Cheltenham, 2007. 246 p.

58. Labor Productivity, Investment in Human Capital and Youth Employment: Competitive Development and Global Responses / eds R. Olamptin et al. Austin, 2010. 252 p.

59. Mattoo A. Can Global De-carbonization Inhibit Developing Country Industrialization? Washington: Te World Bank, 2009. 30 p.

60. Лессидренска Т. Интегрированный отчет – платформа для управления компанией // Экономические cтратегии. 2012. № 5. С. 8–9.

61. Бляхман Л., Чернова Е. Две модели финансирования новой индустриализации // Проблемы современной экономики. 2012. № 2. С. 7–12.

62. Бляхман Л. Институциональные основы модернизации российской экономики // Проблемы современной экономики. 2012. № 1. С. 3–14.