Текст книги "Глобальные, региональные и национальные тенденции развития экономики России в XXI веке. Избранные труды"

Удельный вес нематериальных активов у российских фирм (2–3%) несопоставим с зарубежными (более 50%). В 1990-е гг. иностранные фирмы сумели запатентовать на свое имя российские разработки в лазерной, электронной, волоконно-оптической, эколого-медицинской технике, органической химии и т. д. Доля добавленной стоимости от оборота интеллектуальной собственности составляет по оценке Всемирного банка в Германии, США, Финляндии 7–20%, а в России менее 1%.

Международная патентная система нуждается в совершенствовании. Ее объект – коммерческое использование нововведений, но не сами новые знания, которые являются общественным благом. Патентование методов учета, финансирования, управления увеличило число патентных заявок в США до 500 млн в год. Крупнейшие компании расходуют на их судебную защиту больше, чем на сами НИОКР. Некоторые экономисты требуют патентовать разработки, особенно биомедицинские, до окончания эксперимента, превратить патентные бюро в глобальную сеть офисов по защите интеллектуальной собственности. Однако сокращение жизненного цикла инноваций требует уменьшения срока их патентной охраны. Патенты часто регистрируются не для освоения инноваций, а для запрета делать это другим.

Интеллектуальный капитал на уровне индивида – частное благо, совокупность знаний, умений, способностей, но база его развития – производство общественных благ, воспитание людей с самостоятельным инновационным мышлением, чувством собственного достоинства, чести, справедливости, ориентации на истину, добро и красоту. Права собственности на этот капитал очень трудно специфицировать. Распределение дохода, порождаемое свободными, нерегулируемыми рынками, не отвечает этическим требованиям справедливости или честности. Рентно-долговая экономика подрывает цивилизационно-ценностную основу инновационного общества.

По данным опросов даже в Германии лишь 3,5% выпускников школ намерены открыть свое дело, остальные предпочитают госслужбу или работу по найму с минимальной ответственностью (НГ. 27.01.2014). Для решения этой проблемы необходимо массовое непрерывное образование, система поиска и обучения креативных людей (ранее здесь выделялась Россия, а теперь – США), а главное – отказ от широкой коммерциализации образования, культуры и здравоохранения. Разработаны новые методы оценки матричных свойств характера человека и его творческого потенциала с помощью краудсорсинга – массового инкубатора изобретателей и новаторов.

Исследования Института психологии РАН указывают на рост агрессивности, грубости, склонности к насилию, ориентации фирм на краткосрочные проекты с минимальным риском и вывоз капитала. Председатель КНР Си Цзиньпин указал на потерю нравственного ориентира из-за тяги к обогащению, цинизма, безверия. (Reuters. 30.09.2013). Папа Франциск I в апостольском послании (2013 г.) отметил, что капитализм превратился в новую тиранию и призвал вместе с православной и другими церквями бороться за перестройку мировой финансовой системы, преодоление неравенства, которое убивает и неизбежно приводит к насилию. Как писал Фазиль Искандер на каждую ложь правительства народ отвечает тысячекратным обманом, сиюминутная выгода лжи оказывается огромной невыгодой государства.

При этом ислам, христианство и иудаизм – монотеистические религии, имеющие общую историю и ценности, осуждающие ростовщичество и финансовые спекуляции. Врагом инновационной экономики является не ислам, а его извращения, призывы преодолеть мировой хаос на основе возврата к раннему средневековью, подавления «неверных» и создания всемирного халифата. Ислам признает частную собственность и рыночную конкуренцию, но подчеркивает преимущество нравственных ценностей над материальными, взаимозависимость интересов общества и индивида, считает ссудный процент нетрудовым доходом, не приемлет отрыв финансов от реальной экономики, валютные и фондовые спекуляции. Исламские банки используют принцип долевого участия в реальных инвестициях долговое, в том числе в рассрочку, и арендное финансирование.

Россия не уступает наиболее развитым странам по доле дипломированных специалистов. Однако по оценке Всемирного экономического форума лишь 20% из них (в Индии – 25%) соответствуют современным требованиям (НГ. 22.01.2014). Россия заняла последнее место на конкурсе рабочих профессий (мехатроника, сварка, столярное дело, укладка кирпича, облицовочной плитки и т. д.), уступив странам, где училища соединяют начальное, среднее и высшее профобразование.

Система профстандартов призвана установить современные требования к профессиям и системе непрерывного образования. Уже к 2020 г. по прогнозу Агентства стратегических инициатив (Известия. 24.01.2014) исчезнут такие профессии как швея, билетер, парковщик, лифтер, почтальон, фасовщик, сметчик, библиотекарь, а затем – бухгалтер, нотариус, провизор, секретарь, диспетчер и т. д. Развивается краудсорсинг – использование интеллектуальных ресурсов больших групп людей для принятия и контроля за исполнением управленческих решений.

Интеллектуальный капитал фирмы и страны в целом включает человеческий, репутационный и организационный капитал, прежде всего уровень доверия власти, бизнеса и граждан, определяющий перспективы инновационной экономики [22].

4. К инновационной организации бизнеса. Инновационная экономика базируется на новой организации производства. Фирмы превращаются из обособленных автономных субъектов, располагающих своими заготовительными и вспомогательными цехами, складами, службами снабжения и сбыта, осуществляющих внешние трансакции на основе разовых эквивалентно-стоимостных контрактов, в звенья глобальных сетей поставок и создания стоимости, кластеров, инновационных альянсов. В цепочках поставок создается новая система планово-рыночной координации, не ограниченная общностью имущества и позволяющая совместно использовать нематериальные активы и интеллектуальный капитал на базе гибких, долгосрочных контрактов. Контрактное право регламентирует возмещение вреда, в том числе упущенной выгоды от нарушения обязательств и правил справедливой конкуренции.

Инновационная экономика становится сетевой, границы между фирмами становятся все менее четкими, рынки превращаются в информационные сети, а общество – в систему сетевых структур. Сетями управляют не административные офисы, а инновационно-логистические центры, организующие маркетинг, движение товаров и услуг, создание, распространение и освоение нововведений в условиях быстрого изменения технологических платформ. Развиваются ТНК пятого поколения, не имеющие четких границ и отраслевой специализации, координирующие сеть поставщиков товаров и услуг с помощью международных альянсов и долгосрочных партнерских отношений. Так, ТНК «Сименс» участвует более чем в 50 проектах в информатике, в машино– и авиастроении, химической промышленности и др. Более 70% инновационных услуг ТНК поставляют университеты НИИ, в том числе на основе общественно-частного партнерства [23] и научно-технических альянсов, совместно финансирующих проекты и организующих их реализацию.

В инновационной экономике резко возрастает роль публичного сектора – некоммерческих организаций, саморегулирующих объединений профессионалов и бизнеса, координирующих работу участников рынка без прямого вмешательства государства. Мобильный бизнес обменивается товарами, услугами и информацией с помощью современной информатики. Гибкие информационные партнерства без создания юридического лица могут изменять условия контракта в течение инновационного цикла, без жестких требований по формированию уставного капитала и структур управления. Основой организации инноваций становятся инжиниринговые компании, которые проектируют технологический комплекс и дизайн продукции, заказывают оборудование и оснастку, контролируют их поступление, монтаж и освоение вплоть до реализации конечной продукции.

Особое значение имеет развитие кластеров – добровольных форм сотрудничества имущественно самостоятельных фирм, выпускающих конкурентоспособную продукцию, их поставщиков, субподрядчиков и организаций инновационно-образовательной, транспортно-логистической, информационной, финансовой, социальной и других видов инфраструктуры. Они различаются по форме собственности и организационно-правовому статусу, сохраняют юридическую самостоятельность фирм, но представляют сетевой комплекс, совместно использующий нематериальные активы. Рыночно-конкурентные отношения дополняются доверительными на основе общих планов, трансфертных цен, форм распределения прибыли.

Развитие горизонтальной кооперации и интеграции фирм означает революцию в создании инноваций [24], качественное изменение в управлении знаниями и жизненным циклом нововведений, государственном и корпоративном регулировании. Переход от кибернетического (управление по отклонениям и текущим целям) к синергетическому менеджменту происходит на базе нормативного регулирования нелинейных и неравновесных процессов [25].

Управление цепочками поставок изменяет сам маркетинг взаимоотношений [26]. Переход от иерархической организации, когда ключевые решения принимаются на самом верху, к горизонтальному сотрудничеству участников сети увеличивает сложность и многообразие хозяйственных связей, свободу выбора инноваций. Примером может служить опыт 40 крупных городов мира, где вместо диспетчеров таксопарков клиенты сами вызывают ближайшую машину с помощью приложения на смартфоне. Сплетение (nexus of forces) облачных и мобильных технологий обработки больших массивов информации превращает централизованное управление в автоматическое регулирование взаимодействий потребителей и производителей.

В России кластеры в Калужской, Ульяновской, Ростовской области, Татарстане, Петербурге содействуют инновационной активности фирм. Однако главной проблемой остается бессубъектность процесса модернизации. Основная часть активов принадлежит конгломератам – технологически разнородным офшорным инвестиционным фондам, контролируемым узкой группой (в «Базовом элементе» около 100%, а в «Металлоинвесте» – 90% акций принадлежат одному лицу) связанных с властью лиц. Они ориентированы на рост капитализации за счет скупки и перепродажи активов, монополизации региональных рынков, присвоения ренты и концентрации капитала, а не на радикальные нововведения, не обладают гибкостью и адаптивностью, позволяющей быстро реагировать на меняющуюся конъюнктуру. Концентрация капитала, как предвидел еще Й. Шумпетер, глушит справедливую конкуренцию. Ее заменяет лоббизм, подавляющий массовое предпринимательство и перекладывающий трансакционные издержки на государство.

Чтобы сохранить в тайне свои финансовые потоки, конгломераты выпускают в свободное обращение лишь небольшую часть акций и развивают вертикальную интеграцию вместо глобальной конкуренции независимых поставщиков товаров и услуг. Антикризисная политика России, как и США, базировалась на льготах и дотациях крупному бизнесу, но «Дженерал Моторс», «Банк оф Америка» и т. д. провели радикальную реорганизацию, освоили новые технологии, повысили конкурентоспособность и вернули деньги государству. Российский крупный бизнес лишь увеличил внешний долг до 620 млрд долл., потратив деньги на валютно-фондовые спекуляции и скупку зарубежной недвижимости, спортивных команд и т. д. Капитализация «Газпрома», «Русала», «Евраза» и т. д. сократилась в 2–3 раза и они снова требуют помощи от государства, хотя выплачивают громадные бонусы.

Основа инновационной экономики – малый и средний бизнес (МСБ). По данным Всемирного Банка в 99 странах он создает 90% новых рабочих мест и 52% ВВП. В России его доля, несмотря на все призывы и обещания, не превышает 20%, причем в основном находится в тени, МСБ практически не связан с крупным, занят главным образом торговлей и низкотехнологичным ремонтом, строительством, перевозками под небескорыстным контролем местной власти. В инновационной экономике МСБ входит в глобальные сети, где интегратором выступают инжиниринговые и логистические центры. Он занят в основном высокотехнологичным специализированным производством деталей, узлов и услуг для крупных финишных компаний, НИОКР, испытанием и коммерциализацией нововведений, не требующих на первых этапах крупномасштабных инвестиций. Главное препятствие для МСБ в России – непрерывные проверки («Россельхозмаш», например, ежегодно проверяется более 200 раз), давление правоохранительных органов.

5. Инвестиции – ключевое звено инноваций: Инновационная экономика требует громадных и рискованных вложений в будущее за счет ограничения текущего потребления. По расчетам Минэкономразвития на создание инновационного рабочего места нужно 100 тыс. долл., а для новой индустриализации (25 млн новых рабочих мест) – нереальная сумма – 25 трлн долл. (7 годовых ВВП). Коренная перестройка системы инвестиций требует интеграции инвестиций и инноваций, общеэкономической и инновационной политики [27], инвестиционной и инновационной концепции длинных волн в экономике.

Инвестиции уже не сводятся к вложениям в основной капитал предприятия, а все чаще означают вклад в интеллектуальную собственность, образование, науку, культуру, здравоохранение, инфраструктуру. Их не всегда можно трансформировать в платежи, они часто не расходуются, а сохраняются в распоряжении инвестора, не сводятся к потоку оплат и расходов. Их результатом все чаще становится не прирост внутренней прибыли и капитализации, а внешний эффект – развитие общественных производительных сил. Инвестиции включают вложения всех хозяйствующих субъектов в том числе домохозяйств, а не только преобразование денежного капитала в материальные активы и ценные бумаги. В развитых странах в ходе новой индустриализации быстро растет доля вложений в нематериальные активы (intangibility index) [28, 29].

В России эти тенденции должным образом не учитываются. По оценке Всемирного банка валовое накопление – внутренний источник инвестиций, включающий все сбережения фирм и домохозяйств, составляют 21–28% ВВП (в Китае – 72%, в Тайланде – 40%, Японии – 30%) из-за роста конечного потребления домохозяйств, прежде всего за счет импортных и зарубежных товаров и услуг в богатых семьях. За последние десятилетия срок службы основных фондов в промышленности вырос с 10 до 17 лет, их износ – с 36 до 49– 75%. Выросла доля текущих расходов на управление. Инвестиции в инфраструктуру – недостаточны для инновационной экономики (Te Economist. 3.12. 2011). По оценке «ВТБ Капитал» (Известия. 25.02.2014) рентабельность 4,5 трлн руб. инвестиций 40 крупнейших компаний (Газпром, Лукойл, МТС, Вымпелком, Норникель, Северсталь и т. д., их доля в общей корпоративной прибыли превышает 2/3) составила лишь 7% – ниже средневзвешенной кредитной ставки (9–10%) и доходности банковских депозитов (9–12%). Выделяются лишь розничные сети (рентабельность инвестиций «Магнита» – 23%, «Дикси» – 17%). Каждый четвертый проект вообще не принес прибыли из-за высоких затрат и слабого спроса.

В России в общей массе вложений не выделяются научно-производственные инвестиции в материальные и нематериальные активы, в том числе не учитываемые в балансе фирмы, но способные генерировать добавленную стоимость – исчисляется внутренняя рентабельность, но не внешний и сопряженный эффект. В результате сооружаются дорогостоящие объекты «назло надменному соседу».

Добыча торфа в России сокращена в 10 раз, так как он обходится дороже газа и мазута. Огромные средства потрачены на осушение болот, а в последние годы – на их обводнение. При этом резко выросли потери из-за пожаров и гибели урожая в дождливую осень. Канада, Финляндия, Беларусь на основе древесных и сельскохозяйственных отходов наладили массовое производство топливных брикетов. Госдотации многократно окупились за счет сохранения лесных поселков, экономии невоспроизводимого сырья, снижения пожароопасности. В г. Пусан (Ю. Корея) создан холодильный комплекс, по мощности в 5 раз превосходящий суммарный российский. Он не окупается за счет прибыли, так как потребители оплачивают только эксплуатационные расходы, но привел к бурному развитию всего региона, в том числе за счет закупки и переработки российского сырья.

Основа создания инновационной экономики – долгосрочные отечественные, а не прямые иностранные инвестиции (ПИИ). По оценке ЮНКТАД Россия заняла третье место в мире после США и Китая, по привлеченным ПИИ, но они составляют лишь 10% от общего объема. Выросли ПИИ суверенных фондов и банков, в основном азиатских. Однако преобладают офшорные деньги российских компаний, не приносящие новых технологий. Растет вывоз капитала, как правило не связанный с формированием глобальных цепей поставок. После вступления в ВТО импорт с незагруженных мощностей нередко становится выгоднее нового строительства в России. По оценке В. В. Путина (Газета.Ru. 28.01.2014) инвестиции ЕС в Россию составляют 288, а России в ЕС – 30 млрд долл. Более 1/5 экспорта идет в офшоры, 85% фирм вкладывают средства не в инновации, а в российскую и зарубежную недвижимость, 98% не хотят выходить на биржу, опасаясь утечки информации рейдерам. Реинвестирование доходов от ПИИ в России за последние годы снизилось с 40 до 20% (Ведомости. 9.10. 2013). Более 20 трлн руб. хранится на депозитах и дома, но не инвестируется.

В «экономике недоверия» АО не рискуют котировать основную часть своих акций на фондовом рынке. Здесь преобладают портфельные инвестиции, которые мгновенно переводятся за рубеж, подрывая курс рубля. Вложения в акции крупного бизнеса в развитых зарубежных странах окупаются за 6–7, а в России – за 14–25 лет, за рубежом ими владеет до половины, а в России – 1% семей. Ставки по долгосрочным кредитам (для МСБ – 15–20% годовых) намного превышают рентабельность, что блокирует их использование для радикальных инноваций. Естественные монополии закладывают свои непрозрачные инвестиции в тариф, т. е. на счет потребителей, хотя благодаря высокой рентабельности (у «Газпрома» – более 23% на внутреннем рынке) могли бы получать льготные кредиты.

Необходимы ограничения на вывоз капитала для непроизводственных целей, дифференциация налоговых ставок в зависимости от источника доходов (максимум – монопольные посредники и брокеры, минимум – реальное производство, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке) и их использования (максимум – при элитном потреблении, ноль – при вложениях в инновации и обучение кадров). В инновационно развитых странах основные налоги выплачиваются с потребления, в основном избыточного и неэкологичного, а в России – с производства добавленной стоимости. Кредиты на модернизацию в Японии, Канаде, США выдаются по 0,1–1%, причем затраты на оборудование списываются через ускоренную амортизацию, а в России – под 10–20%.

Для сокращения офшорного бизнеса главное – не административные меры, а раскрытие реальных владельцев, защита прав собственности, развитие гибкого хозяйственного законодательства и контрактного права, создание государственного ссудного фонда для финансирования ключевых инновационных проектов, в том числе за счет долгосрочных валютных кредитных линий. В коренном улучшении нуждается проработка юридических (права собственности разработчиков и концессионеров), экономических (гарантии поступления и расхода средств) и страховых (оценка риска и путей его минимизации) аспектов инноваций. Низкая (втрое меньше наиболее развитых стран) доля страхования в ВВП не позволяет страховать инвестиционные, в том числе энергетические, гидроирригационные, экологические риски, особо важные для ЕАЭС.

Стимулирование реинвестирования прибыли и амортизации как превращенной формы добавленной стоимости, а не только перенесенной, позволит ей под контролем государства стать важнейшим источником инвестиций и заменить субсидирование нежизнеспособных предприятий.

В российской экономике не используются многие новые инновационные финансовые инструменты, не разрешается массовая секьюритизация – выпуск ценных бумаг, обеспеченных не только ликвидными активами (ипотека, потребительские и автокредиты, кредитные карты, общие доходы и активы заемщика, гарантии и поручительства), но и будущими потоками средств от реализации инновационного проекта, в том числе без регресса на заемщика. Секьюритизация позволяет превратить бездействующий капитал в виде прав на использование земельных, водных, лесных, интеллектуальных и биоресурсов (например, долгосрочных лицензий на право вылова или выращивания рыбы и моллюсков) в реальный капитал, основу получения долгосрочного кредита, инфраструктурных облигаций. Банки получают возможность участвовать в капитале девелоперской, инжиниринговой или инвестиционной компании, улучшить показатели достаточности капитала и ликвидности.

Россия способна преобразовать инвестиционно-инновационную систему благодаря низкому (12% ВВП) госдолгу, высоким (около 0,5 трлн долл.) золотовалютным резервам, положительному торговому балансу, централизации рынка ценных бумаг. По оценке Дж. Сакса (Expert online. 16.01.2014) душевой доход с учетом ППС вырос до уровня ряда стран ОЭСР (20–29 тыс. долл.) и вдвое выше, чем в Китае. В рейтинге Всемирного банка Doing Business в 2012– 2013 гг. Россия поднялась со 102 на 92 место за счет улучшения условий регистрации фирм, подключения к энергосетям, таможенного и налогового контроля. По оценке Bloomberg Россия заняла в 2014 г. 18 место из 30 ведущих стран по Global Innovation Index за счет роста концентрации высоких технологий, доли дипломированных специалистов, патентной и венчурной активности (4–9 места), хотя отстает по расходам на НИОКР, продуктивности научных работников, а главное – по добавленной стоимости производства (1% от ВВП – Lenta.ru. 23.01.2014).

Основные выводы

1. Мировая и российская экономика находятся на понижательной волне пятого технологического уклада, для которого характерны развитие нефтегазовой энергетики, микроэлектроники, персональных компьютеров, мобильных телефонов и Интернета, авиакосмической и автомобильной промышленности. Системный кризис, связанный со сменой длинных волн экономического развития, привел к росту неустойчивости экономики, риска вложений в производственные инвестиции.

2. В России переход к социально-инновационной экономике блокируют сокращение доли инвестиций в ВВП, доминирование непубличных конгломератов, низкое качество отраслевой и технологической структуры экономики, нерациональная государственная политика и коррупция.

3. В работе исследованы методологические принципы конвенционной, общественно-договорной политики, направленной на превращение стихийной рыночной глобализации – в планомерную и регулируемую международным правом и системой социально-эколого-экономических нормативов.

Литература

1. Гринберг Р. С., Рубинштейн А. Я. Основания смешанной экономики. М.: ИЭ РАН, 2008.

2. Глазьев С. Мировой экономический кризис как процесс смены технологических укладов // Вопр. экономики. 2008. № 3. С. 27.

3. Gendron C. Regulation theory and sustainable development: business leaders and ecological modernization. Lonodon, 2012. 211 p.

4. Innovation and growth: from RGD stangils of innovating frms to economy – wide technological change / Eds. U. Anderson et al. Oxford: Oxford University Press, 2013.

5. Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М., 1995. С. 151.

6. Ведин Н. В., Газизуллин Н. Ф. Неконкурентные основания хозяйственной жизни общества // Проблемы современной экономики. 2007. № 1. С. 86–89.

7. Иванова Н. И. Национальные инновационные системы. М.: Наука, 2002.

8. Голиченко О. Г. Основные факторы развития национальной инновационной системы: уроки для России // Вопр. экономики. 2012. № 5.

9. Абалкин Л., Львов Д., Маевский В., Манапов В., Петряков И. и др. Развитие высокотехнологичного комплекса России. М., 2008. 450 с.

10. Кузык Б., Яковец Ю. Россия-2050: стратегия инновационного прорыва. М., 2004.

11. Бляхман Л. С. Новая индустриализация: сущность, политико-экономические основы, социально-экономические предпосылки и сопровождение // Проблемы современной экономики. 2013. № 4. С. 44–53.

12. Левин М., Сатаров Г. Рентоориентированная Россия // Вопр. экономики. 2014. № 1.

13. Ершов Н. Пять лет после масштабной фазы кризиса: насколько стабильна ситуация? // Вопр. экономики. 2013. № 12.

14. Миронов В., Канофьев В. Грозящая рецессия и как с ней бороться: эмпирический анализ российских реалий и мирового опыта // Вопр. экономики. 2014. № 1.

15. Acocella N., D. Bartolomeo G., Mallett A. Te theory of economic policy in a strategic context. Cambridge University Press, 2013. 361 p.

16. Кругман П. Великая ложь: Сбиваясь с пути на рубеже нового века / пер. с англ. М.: ООО «Изд-во АСТ», 2004. 474 с.

17. Газизуллин Н. Ф., Гафиятов И. З., Максимов Ю. К., Маннапов Г. М. «Человек экологический»: к вопросу о новой методологии государственного управления развитием России // Проблемы современной экономики. 2002. № 1. С. 32.

18. Якунин В. И., Багдасарян В. Э., Сулакшин С. С. Идеология экономической политики. М.: Научный эксперт, 2008. 288 с.

19. Леонтьев В. В. Экономические эссе. Теории, исследования, факты и политика. М., 1990. С. 179.

20. Fox J. Te Myth of the Rational Market: A history of Risk, Reward and Delusion on Wall Street. Harper Business, 2009. 389 p.

21. Кузьминов Я., Юдкевич М. За пределами рынка: институты управления трансакциями в сложном мире // Вопр. экономики. 2010. № 1. С. 85–86.

22. Белянин А. В., Зинченко В. П. Доверие в экономике и общественной жизни. М., 2010.

23. Dedicated, public private partnership units: a survey of institutional and governance structures. Paris, DECD, 2010. 117 p.

24. Мильнер Б. З., Орлова Т. Н. Организация создания инноваций: горизонтальные связи и управление. М., 2013.

25. Driving the economy through innovation and entrepreneurship: emerging agenda for technology management / Indian institute of science. Bangalore, 2013.

26. Сторцевой М. Теория фирмы, управления цепочками поставок и маркетинг взаимоотношений // Вопр. экономики. 2014. № 1.

27. Нарышкин С. Инновационная составляющая инновационных процессов // Вопр. экономики. 2007. № 5.

28. Pathways to industrializations in the twenty frst century: new challenges and emerging paradignes / Eds. A. Stirmai, W. Nanie, L. Alwrta. Oxford: Oxford University Press, 2013.

29. Westhamper E. Towards reindustrialitation in Europe a concept for manufacturing for 2030. Berlin, Springer, 2013.