Текст книги "Глобальные, региональные и национальные тенденции развития экономики России в XXI веке. Избранные труды"

Новая политэкономия не отвергает, а интегрирует классические концепции[7]7
  Проблемы современной экономики. 2013. № 3 (47). С. 70–71


[Закрыть]

Ниже дается критический анализ статей Н. А. Шапиро и А. В. Орлова, опубликованных в журнале «Проблемы современной экономики» № 2 (2013) и ставших предметом дискуссии на философско-экономическом семинаре. Наряду с критическими замечаниями, в статье обосновано смысловое содержание новой политической экономии как науки, интегрирующей классические концепции, и в этой связи статьи вышеназванных авторов оцениваются как шаги в этом направлении.

На первый взгляд позиции Н. А. Шапиро и А. В. Орлова несовместимы. По мнению Н. А. Шапиро, новая институциональная теория отвергает и маржинализм, и марксизм, причем последний содержит критику буржуазной науки, но не собственную теорию, используя научную риторику лишь для прикрытия радикальных политических идей. С этим согласиться нельзя. Разве критика догмы Смита в «Капитале» не имеет теоретического значения и не сопровождается разработкой новых концепций разделения труда и обобществления производства, средней нормы прибыли и цены производства, стоимости и прибавочной стоимости, науки как производительной силы? Марксизм вовсе не сводится к призыву к уничтожению класса капиталистов и земельных собственников. К. Маркс обосновывал отмену частной собственности, но не физическое уничтожение ее носителей. Он считал труд по организации хозяйства производительным, а использование бывших капиталистов для управления фабриками вполне целесообразным. ГУЛАГ и раскулачивание означали искажение марксизма, а не претворение его идей в жизнь.

В статье Н. А. Шапиро признается необходимость использования ряда методологических положений марксизма, в частности решения экономических проблем через призму интересов социальных групп и классов, пусть и на базе новой, не антагонистической классовой стратификации. Не противоречит марксизму принятая Н. А. Шапиро концепция С. И. Булгакова о различии систем хозяйства и о практической полезности и логической значимости как критериях ценности экономической теории.

Весьма актуальна исследованная в статье идея А. Смита о классовой структуре общества. А. Смит отмечал, что живущие на ренту, (а это практически вся российская хозяйственная элита), получают доход независимо от собственных усилий, не понимают связь между личными и общественными интересами, не видят последствий мер регулирования. Интересы тех, кто живет за счет прибыли, также могут расходиться с интересами общества до противоположности. И это согласуется с теорией Маркса, но идею необходимо развить.

В инновационной экономике основой организации бизнеса становится общественно-частное партнерство – система согласования интересов получателей прибыли и работников под контролем некоммерческих общественных организаций (НКО). Государство и местное самоуправление остаются собственниками стратегических активов и контролируют финансовые потоки, частный бизнес управляет проектированием, созданием и эксплуатацией экономических объектов, а НКО следят за соответствием проектов интересам общества.

В экономической литературе рассматривается в основном природная рента, за счет которой живет современная Россия. Но не меньшее значение имеет финансовая рента, которая позволяет США, ЕС, Великобритании, Японии, Швейцарии эмитировать материально не обеспеченную валюту, скупаемую другими странами в качестве мировой. Технологическую ренту получают США, Япония, ряд стран ЕС, Израиль. Миграционная рента в США связана в основном с привлечением высококвалифицированных специалистов (до 70% мужчин – мигрантов из Индии и Европы уже имеют высшее образование), а в России – с низкой оплатой неквалифицированных гастарбайтеров. Социально-экологическую ренту получают страны, не соблюдающие международные экологические и социальные стандарты. Интеграционно-географическая рента может дать большой доход России при условии освоения Севморпути и новых транспортных, логистических, таможенных технологий.

Необходимо показать, что рента не обеспечивает устойчивое развитие экономики. Россия, благодаря ренте, заняла второе место в мире по числу долларовых миллиардеров, но не входит даже в первую полсотню по качеству жизни и первую сотню стран по условиям ведения бизнеса.

В статье А. В. Орлова существенно уточняется содержание общесоциологических понятий – способ производства, общественно-экономическая формация (ОЭФ), надстроечные отношения. Эти ключевые для марксизма понятия были необоснованно изъяты из обращения в 90-е гг. ХХ в. Политэкономия в названии кафедр вузов была переименована в «экономическую теорию», как будто другие кафедры экономического профиля теорией не занимаются. А. В. Орлов справедливо отмечает, что производственные отношения объективны, не отстают и не опережают развитие производительных сил, а воздействуют на них через надстроечные механизмы. Вполне соответствует позиции Н. А. Шапиро положение А. В. Орлова о том, что долговременное поведение людей определяют не только экономические, но и соцально-психофизиологические факторы, а всестороннее развитие индивида – смысл и цель жизни, экономического развития.

В то же время нельзя согласиться с концепцией А. В. Орлова, что в инновационной экономике «все больше людей занято предоставлением различного рода услуг и все меньшее – в сфере реального сектора экономики». Это характерно для нынешнего рентно-долгового, а не для еще не наступившего социально-инновационного капитализма. Реальное производство было, есть и будет основным способом увеличения общественного богатства. Сфера услуг не вытесняет реальную экономику, а интегрируется с ней, поскольку фирмы все большую часть доходов получают от послепродажного обслуживания, ремонта, модернизации, утилизации продукции, обучения персонала и т. д. Возрастание роли услуг в ВВП во многом объясняется сверхвысокой доходностью спекулятивных финансовых (годовой оборот ценных бумаг, в основном не обеспеченных реальными активами, превысил в мире четыре квадрилиона долларов), рекламных и других, часто стимулирующих потребление ненужных для развития личности и вредных для экологии престижных товарных знаков.

Включение в ВВП доходов от нерациональных услуг делает его малопригодным для измерения реального общественного богатства. Хеджевые и денежные фонды в основном оперируют в теневом секторе без лицензий, регулирования и банковского надзора. Саммит G8 в июне 2013 г. принял антилиберальные решения о глобальном регулировании финансовых потоков и практической отмене банковской тайны, что должно изменить всю архитектуру рынка у с л у г.

Основные положения статей Н. А. Шапиро и А. В. Орлова согласуются друг с другом и соответствуют проблематике новой политэкономии, обозначенной в публикациях В. Т. Рязанова [1] и Д. Ю. Миропольского [2], интеграции экономической и других социальных наук в междисциплинарную социоэкономику [3], использующую не только сугубо экономические, но также социологические, психологические, политологические методы.

Новая политэкономия не отвергает модели рыночного равновесия, но ее основной объект – реальное поведение работников, предпринимателей, фирм, НКО, социальных групп и классов, государства и местного самоуправления. Эта наука предметно дифференцирована, т. е. признает и изучает специфику социальных институтов, базовых ценностей и культуры различных цивилизаций, стран и регионов, товарных рынков и секторов экономики. Многие положения марксизма о классовом антагонизме, обнищании рабочего класса, а маржинализма – о совершенной конкуренции, полной информированности и рациональном поведении экономических агентов соответствовали условиям раннего индустриального общества, но не современной экономике.

Новая политэкономия, в отличие от маржинализма и марксизма, представители которых считали соответственно рыночную и государственную экономику вечными, историческая наука. Споры рыночников и государственников бессмысленны. Концепция ограничения роли государства функциями «ночного сторожа» и сегодня применима для рынков по продаже поношенных вещей и ненужных рыночным сетям товаров (в Германии этим заняты 4 млн чел.), но не для современной экономики. Новая индустриализация ограничивает массовое производство стандартных товаров [4]. Необходимы многоплановые исследования путей перехода от рентно-долговой к новой экономике (способу производства и надстроечных отношений) [5]. Статьи Н. А. Шапиро и А. В. Орлова – шаг на этом пути.

Литература

1. Рязанов В. Т. От прошлого в будущее // Проблемы современной экономики. 2012. № 3. С. 27–32.

2. Миропольский Д. Ю. Гипотеза двойственности трудовой стоимости в концепции неомарксистского синтеза // Проблемы современной экономики. 2012. № 4. С. 34–38.

3. Заславская Т. Социоэкономика как актуальное обоснование междисциплинарной интеграции // Вопросы экономики. 2013. № 5.

4. Marsh P. Te new industrial revolution: consumers, globalization and the end of mass production. L., 2012. 311 p.

5. Бляхман Л. С. Глобальный кризис и новая парадигма экономического развития // Вестник С.-Петерб. ун-та. Сер. Экономика. 2013. № 2.

Часть 2
Сущность и направления новой индустриализации

Новая индустриализация: сущность, политико-экономические основы, социально-экономические предпосылки и сопровождение[8]8
  Проблемы современной экономики. № 4 (48). 2013. С. 44–53


[Закрыть]

Не важно, как быстро ты идешь вперед, главное – не останавливаться.

Конфуций

Введение

В настоящей работе рассматриваются три основных вопроса: 1) сущность и основные черты новой индустриализации; 2) ее политико-экономические основы; 3) технологические, организационно-экономические и социальные факторы, определяющие необходимость и сопровождение новой индустриализации.

При ссылках на литературу приняты следующие сокращения: WSJ (Wall Street Journal), FT (Financial Times), NYT (New York Times), НГ (Независимая газета), КП (Комсомольская правда), МК (Московский комсомолец).

Сущность и базисные черты новой индустриализации

Началом массовой первичной индустриализации можно считать 1781 г., когда Р. Аркрайт начал в Англии строительство первой в мире прядильной фабрики, где водяные колеса вращали приводы станков, а труд был детально разделен между рабочими. При этом фабрикант строил для них жилье и ввел перерывы для чаепития, чтобы рабочие не уснули во время долгих смен при обслуживании динамичного станка. Сущность первичной индустриализации – переход от ремесленного и мануфактурного к промышленному производству, накопление частных средств производства для увеличения добавленной стоимости на базе роста численности наемных работников за счет обезземеливания крестьянства и разорения ремесленников, вовлечения в хозяйственный оборот новых природных ресурсов и источников энергии.

Завершился этот период в развитых странах в 1970-х гг., когда резкий рост цен на нефть, а затем и на другие виды сырья сделал неэффективным увеличение их расхода, а снижение рождаемости – невозможным рост численности рабочей силы. В развивающихся странах первичная индустриализация продолжается до сих пор.

Машина – трехзвенное средство труда, включающее двигатель, передаточный механизм и рабочее орудие, с помощью которого рабочий непосредственно воздействует на предмет труда. Развитие машинного производства включает четыре технологических революции. Паровой двигатель, паровоз и пароход преобразовали текстильную промышленность и транспорт Англии, а затем всей Европы, замена древесного угля каменным сформировала новую металлургию. Электрические и бензиново-дизельные двигатели, созданные в США и Германии в XIX веке, позволили организовать промышленное производство в любом регионе. Третья, конвейерная революция породила в США в начале XX века массовое производство автомобилей и другой техники. Распространение Интернета, мобильной связи и телекоммуникаций сделали в конце XX века машинное производство глобальным, вовлекло в орбиту индустриализации все население планеты.

Россия еще при Демидове экспортировала металл и другие товары в Европу. Но эта промышленность базировалась на ручном, принудительном труде. При Петре I население страны сократилось на 20%, только при строительстве Петербурга погибло более 100 тыс. человек. Первичная индустриализация развернулась на сто лет позже, чем на Западе, в конце XIX – начале XX века. Ее характерные черты – массовое привлечение крестьян в города, широкое строительство железных дорог, позволяющих освоить новые природные ресурсы, догоняющее развитие – покупка зарубежных технологий за счет кредитов и экспорта сырья. Темпы роста экономики были высокими, валюта устойчивой, но половину экспорта составляло зерно, хотя по оценке Министерства финансов 32 млн чел. голодало, а 40% призванных в армию крестьян никогда не ели мяса. Разрыв в доходах десяти самых бедных и богатых семей за 100 лет увеличился с 5,8 до 16 раз, а отставание в оплате и производительности труда по сравнению с США (4,5 раза) и Германией осталось прежним (КП. 23.05.2013).

В советские годы индустриализация сопровождалась широким использованием принудительного труда, изъятием ресурсов агрокомплекса, развитием преимущественно военной промышленности. Промышленность росла до 17% в год, но душевое потребление продовольствия сокращалось. НЭП вполне мог стать основой индустриализации [47], но этого не позволил запрет частной собственности, форсирование темпов роста (все экономисты знали афоризм С. Г. Струмилина «Лучше стоять за высокие темпы, чем сидеть за низкие»), губительная политика коллективизации (погибло более 7 млн трудолюбивых и инициативных крестьян – «кулаков»).

Более 500 предприятий, в том числе танковые заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове, Томске, спроектировали и оснастили американские компании. Мобилизационная индустриализация позволила уже в 1943 г. обогнать по выпуску военной техники Германию, на которую работала вся континентальная Европа. В послевоенные годы СССР производил больше танков, чем все остальные страны мира, но при этом ВПК превратился в изолированный от остальной национальной, тем более мировой экономики, комплекс. Устаревшие производства не закрывались, а продолжали выпускать ненужную продукцию.

Шоковая отмена ценового и внешнеторгового регулирования в 1992 г. привела к гиперинфляции (2600%) и ликвидации сбережений народа. Возможно, облегчилось снабжение городов, стратегические запасы сырья оказались в частных руках, были проданы за рубеж и позволили накопить капитал для последующей скупки основных фондов, подорвавшей научно-технологическое ядро индустрии. Исчезла главная ценность современной экономики – взаимное доверие власти, общества и бизнеса.

Новая индустриализация принципиально отличается от первичной по своему содержанию (замена машин четырехзвенными автоматизированными комплексами, включающими наряду с машинами компьютерные сканирующие и управляющие программные устройства). Эти устройства существуют в виде робототехнических комплексов и 3D принтеров, позволяющих работнику самому разрабатывать или покупать компьютерные программы и без применения наемного труда выпускать наукоемкую продукцию в соответствии со специфическими запросами клиентов. Отменяется монополия капиталистов на средства производства: они могут принадлежать индивидуальным предпринимателям, что означает превращение частной собственности в личную.

В литературе новая экономика определяется как постиндустриальная и информационная. Однако эти термины характеризуют время формирования системы производственных отношений и используемые технологии, а не социально-экономическую сущность формации. Современный экономический строй России, США и ряда других развитых стран следует определить как рентно-долговой (coherently debt). В этих странах должен победить социально-инновационный капитализм, при котором максимизация прибыли, темпов роста ВВП и потребления товаров и услуг, навязываемых агрессивной рекламой и не связанных с развитием личности покупателя, будет заменена устойчивым и сбалансированным ростом человеческого, социального и организационно-репутационного капитала на базе создания новых рабочих мест квалифицированного труда, рациональной занятости населения и инноваций.

По данным Г. Кларка (Прощай нищета. М., 2013) душевой ВВП в Европе в течение восьми веков после 1000 г. оставался на одном уровне (около 1 тыс. долл. 1990 г.), а после перехода к индустриально-рыночной экономике за три века с 1800 г. вырос в 8 раз, а к 2011 г. – почти в 26 раз, а в Азии, где индустриализация была фрагментарной – в 10 раз. Новая индустриализация в развитых странах не предполагает высоких темпов роста ВВП в связи с ограничением потребления традиционных, а также виртуальных финансовых, рекламно-зрелишных и других услуг, которые не приносят реального общественного богатства и не обеспечивают доступа всего населения к действительно необходимым социальным благам.

Источником экономического роста в новых условиях становятся инновации, а не вовлечение в производство новых трудовых и природных ресурсов. Типология, разработанная Й. Шумпетером, включала пять, а ныне – уже десять видов инноваций: новые технологии, оборудование, продукты, виды сырья, синтетические материалы с заранее заданными свойствами, возобновляемые источники энергии, методы организации производства, труда и управления, стимулирования и регулирования поведения работников, новые рынки, финансовые инструменты.

Критерием эффективности новой индустриализации является не рост стоимостной оценки ВВП, который во все большей мере включает виртуальные услуги, не связанные с реальным общественным богатством, а повышение комплексной производительности и качества жизни населения. Главным методом осуществления новой индустриализации становится массовое инновационное предпринимательство. Механическая обработка формы предмета труда заменяется физико-химическими и биотехнологиями, изменяющими его состав и структуру. Это позволяет малому и среднему бизнесу вытеснить гигантские иерархические корпорации, а малым и средним городам потеснить перенаселенные мегаполисы. В себестоимости продукции снизится доля издержек на приобретение и перевозку сырья и вырастет доля затрат на информацию, энергию, оплату труда и социальный пакет не только наемных, но и независимых сотрудников по гражданско-правовым договорам.

Объектом новой индустриализации становятся не только высокотехнологичное производство, но и традиционные отрасли промышленности, сферы услуг, АПК, осваивающие новые технологии. При этом основным объектом индустриализации становится не отрасль с ее специфичным сырьем, оборудованием и технологиями, а глобальный потребительский комплекс, товарные рынки, цепи поставок и создания стоимости, исследованные К. Рихтером, Н. Пахомовой и другими авторами [1].

Зарубежные исследователи связывают новую индустриализацию с концом эры массового производства [2, 3]. В Индии она сопровождается демократизацией режима хозяйствования, а в Китае – коренной реформой образования, инфраструктуры, социальных сетей, земельной собственности и финансов [5, 6].

В США неолиберальная политика привела к сокращению числа рабочих мест в промышленности в 1997–2013 гг., особенно в машиностроении, производстве обуви, одежды и бытовой техники, с 19 до 12 млн. Общая занятость выросла по данным Министерства труда с 122 до 149 млн чел. за счет медицины (она превзошла по числу занятых промышленность), ресторанов, гостиниц, госслужбы (здесь занято 28 млн чел.). Деиндустриализация привела к отрицательному торговому балансу, резкому росту госдолга (в 2009–2013 гг. – с 2,7 до 16,5 трлн долл.) и социального неравенства (доля одного процента богатых семей в совокупном доходе выросла в 1970–2013 гг. в пять раз) [7].

Новая индустриализация в США базируется на увеличении инвестиций в науку, образование, роботизацию, госдотаций на добычу сланцевых газа и нефти, «зеленую» энергетику, введении жестких экологических нормативов, заставляющих бизнес обновлять технологии и оборудование. Это уже привело к сокращению импорта углеводородов, развитию нефтехимии и других энергоемких отраслей, росту экспорта наукоемкого оборудования, военной и бытовой техники.

В Японии «экономическое чудо» 1950–1970 гг. в результате финансовой либерализации, роста кредитования под залог земли, превращения финансовых институтов в основное звено экономики сменилось четвертью века стагнации. Новая индустриализация здесь базируется на увеличении вдвое уровня монетизации экономики, инфляции (с 0 до 2% в год), снижении курса иены, росте госрасходов.

В Китае новая индустриализация основана на переходе от первичной переработки сырья и экспорта стандартной продукции к производству оборудования, авиационной и автомобильной техники, новых материалов, использованию возобновляемых источников энергии в основном для внутреннего рынка. До 40% ВВП производится за счет развития инфраструктуры и новых производств. Китайские фирмы захватили 80% мирового рынка гелиотехники и обогнали Германию по поставкам в США и Японию машин, медицинской и измерительной техники, химикатов (НГ. 8.06.2012).

Китай сокращает госвмешательство в экономику (число министерств уменьшается с 44 до 25), увеличивает долю личных доходов в ВВП, создает рынок муниципальных и государственных ценных бумаг, решает задачи первичной индустриализации. К 2025 г. намечено потратить 6,5 трлн долл. на переселение 250 млн сельских семей в города, увеличив долю горожан в населении с 50 до 75%. Переселенцы получат льготы на приобретение жилья, пенсионное и медицинское обслуживание.

Примером отрицательных последствий деиндустриализации по либертарианскому рецепту служит Болгария. Практически вся госсобственность, включая ТЭЦ, энергосети, водопровод, золотые и медные рудники, была продана по дешевой цене зарубежным ТНК, производство компьютеров прекращено, остановлены действующие блоки АЭС. Резко сократилось финансирование образования, медицины, АПК. В итоге было потеряно 60% рабочих мест. Болгария перестала быть экспортером электроэнергии, ее цена резко выросла. Импортируется, соответственно интересам сетевых компаний, 80% фруктов и овощей. Болгария стала самой бедной страной ЕС, за 20 лет ее население сократилось с 9 до 7 млн чел. (КП. 23 и 24.05.2013).

Россия в результате деиндустриализации потеряла ведущие отрасли – станкостроение, электронику, тракторо– и с.х. машиностроение, гражданское судостроение, производство оборудования для металлургии и науки, химических волокон, часов, фотоаппаратов и т. д. [8]. В 2002–2012 гг. по данным Статсборника «Промышленность РФ, 2012» (НГ. 14.03.2012) структура экономики продолжала деградировать: доля добычи сырья на 3,4% выросла, а обрабатывающей индустрии на 2,2% сократилась. Экспорт ненефтегазовых товаров (металлы, химикаты, оружие, зерно, древесина) покрывает лишь половину импорта. Дефицит бюджета без учета нефтегазовых доходов в 2000–2013 гг. вырос с 3 до более 10%.

С позиций новой индустриализации экономика разделилась на три сектора: 1) сверхрентабельный (более 20%, не считая НДПИ и экспортных пошлин) сырьевой; 2) рентабельный, но низкотехнологичный и с отрицательным внешним балансом торгово-посреднический; 3) низко– или нерентабельный, открытый для конкуренции на мировом рынке средне– и высокотехнологичный (обрабатывающая промышленность и часть услуг). При этом Россия вовлечена в глобализацию в большей степени, чем другие страны. Об этом свидетельствует высокая доля в ВВП корпоративного внешнего долга (примерно 100% ВВП) и экспорта. Его доля в ВВП России по оценке Всемирного банка составляет 26%, Китая – 27%, Японии – 14%, а США только 9%.

По данным исследователей Оксфордского университета [9] глобальные вызовы новой индустриализации связаны с переходом к межфирменным цепям создания стоимости, конкуренцией Китая с другими странами мира, изменением соотношения государственного и рыночного регулирования, а также климатическими изменениями. Решение этих проблем в рамках неоклассической либеральной и марксистской концепций невозможно.

Политико-экономические основы новой индустриализации

Неоклассическая либеральная теория, доминировавшая до сих пор в экономической науке и российской экономической политике, отрицает необходимость новой индустриализации. Как показано рядом исследователей [10], либеральный проект программы «Стратегия-2020» базируется на десяти принципах «Вашингтонского консенсуса», сформулированных Дж. Уильямсоном в 1989 г., и ориентируется на интересы глобального финансового бизнеса, а не национальной экономики. Целесообразно рассмотреть с позиций новой индустриализации каждый из этих принципов и сделать соответствующие выводы.

1. Приватизация госпредприятий. Основную часть рыночной экономики должны составлять частные фирмы. Но дьявол, как известно, скрывается в деталях, а благими намерениями вымощена дорога в ад. В Китае приватизация означала содействие иностранному и китайскому (в основном из Гонконга, Тайваня и т. д.) капиталу в создании новых фирм. При ориентации на экспорт они создавались в особых зонах, отделенных от основной территории, а на внутренний рынок – должны были передавать Китаю новые технологии. Крупные компании остались в госсобственности, но стали участниками рыночной конкуренции. В итоге Китай превзошел США по объему промышленного производства.

В странах Центральной и Восточной Европы приватизация крупных предприятий была растянута на несколько лет. Они были проданы в основном ведущим ТНК соответствующего профиля. В итоге производительность труда в Чехии, Польше, Словакии, по данным Евростата, вдвое выше, чем в России.

В России приватизация означала практически бесплатную (по балансовой стоимости, без учета гиперинфляции и нематериальных активов, с помощью бюджетных кредитов) передачу созданного в годы индустриализации народного достояния связанным с властью олигархам. Формально основная часть акций была передана работникам, но они не имели знаний и опыта в этой области, не получали вовремя зарплату и быстро продали свои акции за бесценок. Новые владельцы развивали лишь экспорт сырья. Заводы обрабатывающей промышленности, отраслевые НИИ и КБ в основном были перепрофилированы в торгово-развлекательные и офисные центры, а их стратегические запасы и оборудование проданы за рубеж.

Эта приватизация подорвала взаимодоверие власти, бизнеса и населения. Власть знает, что бизнес ее обманывает, скрывая свои доходы, бизнес видит, что власть постоянно меняет правила в экономике, стараясь выжать как можно больше, народ считает приватизацию грабительской, видя на что тратят олигархи доходы от эксплуатации общественных природных ресурсов. Вывод: приватизация экономики необходима, но должна означать создание и содействие развитию частных коммерческих и публичных компаний, а не распродажу госсобственности лицам, не доказавшим свою способность обеспечивать эффективное развитие фирм в соответствии с общественными интересами.

2. Дерегулирование экономики. Страны ЕС приступили к ней, только завоевав лидирующие позиции на мировом рынке. До сих пор не удается добиться отмены субсидирования фермерства в США и ЕС. В то же время эти государства через МВФ и ВТО вынуждали развивающиеся страны отказаться от защиты своей экономики, надеясь сохранить их как источники сырья, рынки сбыта и как плательщиков технологической ренты. Однако по данным Всемирного банка (Ведомости. 6.06.2013) вклад развитых стран в мировой ВВП по паритету покупательной способности (ППС) в 1982–2012 гг. сократился с 68,7 до 48,9%, а развивающихся вырос с 31,3 до 50% и к 2018 г. достигнет 55%.

По данным Te Price of Ofshore на офшорных банковских и инвестиционных счетах (без учета недвижимости, яхт и т. д.) скрывается до 32 трлн долл. (совокупный ВВП США и Японии). Из России по оценке McKinsey за последние 20 лет с помощью фиктивных экспортных контрактов и фирм-однодневок вывезено 800 млрд долл. До 90% крупных компаний зарегистрировано в офшорах, а их вложения в финансовые активы в несколько раз превышают инвестиции в основные фонды. В офшорах спрятано 19,5% активов физических лиц (Лента.ru. 28.03 и 22.05.2013).

Массовая офшоризация экономики и уклонение ТНК от налогов заставили и развитые страны изменить свою позицию. В 2013 г. 8 ведущих стран приняли судьбоносное антилиберальное решение о глобальном регулировании финансовых потоков и практическом отказе от банковской тайны. Дерегулирование экономики должно осуществляться лишь по мере повышения ее конкурентоспособности на мировом рынке.

3. Обеспечение профицита бюджета. Либералы по-прежнему видят выход из кризиса в ликвидации бюджетного дефицита и сокращении госдолга. По оценке министра экономического развития А. Улюкаева высшая ценность – макроэкономическая стабильность и экономическая свобода, а не ускорение роста экономики. Дефицит ликвидности и кредитных ресурсов в реальном секторе по его мнению отсутствует. Помощник президента А. Белоусов, не отрицая необходимости сбалансированного бюджета, выступает за ускорение прироста ВВП за счет новой индустриализации, роста инвестиций и увеличения внешнего долга с 10 до 15% ВВП (Эксперт. 2013. № 26). В условиях кризиса и рецессии лимитируемый умеренный дефицит бюджета и контролируемый рост госдолга помогает, как подтвердил опыт США, стимулировать развитие экономики и сократить безработицу. На совещании министров финансов двадцати ведущих стран российский министр А. Силуанов согласился с необходимостью административного регулирования финансовых сделок и смягчением денежной политики, которое в условиях стагнации экономики не приводит к росту инфляции (Газета.ru. 20.07.2013).

4. Сокращение госрасходов. Доля бюджетных расходов в ВВП развитых стран (США – 42,7%, Япония – 39,5%, Италия и Великобритания – 50%, Германия – 45%, Франция – 52,7%, Швеция – 53%) выше, чем в России – 39,4% (Te Economist. 31.03.2012). Сокращение неэффективных госрасходов необходимо. По мнению В. Иноземцева (НГ. 3.06.2013), развитие ВПК и дорожного строительства следует начать не с увеличения финансирования, а со структурной реформы, преодоления монополизма, привлечения частных инвестиций. Организация глубокой переработки сырья на местном металлургическом заводе обойдется в 300 млрд рублей, а реконструкция Транссиба и Бама для экспорта руды и угля – в 1,5 трлн рублей.

Главное – не увеличение или уменьшение, а коренное изменение структуры госрасходов, увеличение вложений в инфраструктуру, науку, образование, здравоохранение и уменьшение – на содержание неэффективных бюджетных учреждений, оплату чиновников, на престижные проекты в области спорта и т. д., другие текущие расходы.