Текст книги "Глобальные, региональные и национальные тенденции развития экономики России в XXI веке. Избранные труды"

Среднемесячная зарплата в России в 2012 г. превысила 700 долл., в Петербурге – 1000, в Москве – 1500, что сопоставимо с уровнем вполне благополучных стран ЕС (Эстония – 800 евро). В этих условиях не следует предоставлять Nokia, Siemens, Ericsson, Huawei, Alcatel, Lucent и другим ТНК права российских производителей на том основании, что они организуют сборку техники в России, нередко используя уже списанное в других странах оборудование. Минпромторг справедливо предлагает предоставлять это право лишь при условии, что российская сторона владеет не менее 50% капитала, включая технологии и программное обеспечение. Уровень локализации по всем типам техники должен составлять не менее 60–70%, а доля НИОКР, выполняемых в России – не ниже 5%.

8. Узкорыночная аграрная политика не учитывала роль сельского хозяйства в сохранении национальной культуры и окружающей среды. Рост производства, которого добились иностранные и офшорные агрохолдинги в птицеводстве, зерновом, сахарном и масличном комплексах, сопровождался социальной деградацией села, агротехнического машиностроения и аграрной науки. Двенадцать миллионов сельчан получили в виде земельных паев 108 млн га – половину сельхозугодий России, но большинство из них не получило реальных участков из-за дорогостоящего межевания и кадастровой оценки и не смогло без помощи государства обрабатывать их, не имея начального капитала. 30 млн га выведено из оборота. Лишившись работы, жители сел (только в 2010 г. около 3 тысяч населенных пунктов ликвидировано) и малых городов спиваются и уже не способны к квалифицированному труду. Многие жители горных районов Кавказа оставили сельское хозяйство и занялись теневым клановым бизнесом в регионах России.

9. Централизация денежных потоков и управления экономикой подорвала институциональную базу регионального развития. Модернизация экономики оказалась невыгодной как передовым, так и депрессивным регионам: в первом случае она приводит к росту отчислений в федеральный бюджет, во втором – к сокращению субсидий. В результате социальный разрыв между регионами и внутри них недопустимо вырос. По данным переписей в 2002–2010 гг. население Москвы увеличилось на 10% (до 11 млн чел.), ряда дотационных южных регионов – на 15%, а в преимущественно русских регионах на столько же сократилось. Децентрализация управления предусматривает передачу примерно ста федеральных функций регионам, увеличение их доходов на 2 трлн руб. и дифференциацию налогового механизма с учетом особенностей региональных институтов.

Общий вывод: инновационное развитие – качественно новая институциональная модель, радикально изменяющая правила поведения во всех сферах жизни общества. Нынешняя институциональная инфраструктура, включая законодательство, систему социальных стандартов и технологических регламентов, систему правоприменения, культуру поведения, блокирует модернизацию экономики.

Формально в России принята континентальная европейская модель, согласно которой статьи закона должны регулировать все возможные ситуации. Однако за рубежом действуют стабильные законы прямого действия, всё, что прямо не запрещено законом, разрешено. В России законы носят слишком общий характер, часто изменяются, не могут действовать без подзаконных актов. Так, в 2011 г. был принят закон о микрофинансовых организациях и кредитных кооперативах. Из-за отсутствия подзаконных актов о надзоре, налога на ростовщический процент и т. д. в России появилась альтернативная банковская система с явными признаками финансовой пирамиды. Кредиты выдаются под 1–2% в день без залога, поручительства и справки о доходах.

Российское право характеризуется как толковательное. В инновационной экономике статьи закона не могут предусмотреть все виды разрешённых действий. Исследование Института проблем правоприменения (2011 г.) показало, что 57–65% судей принимают решения, ориентируясь на позицию вышестоящих судебных органов, а не на текст закона. По данным компании «Гарант» (2011 г.), положения кодексов (кроме семейного) переписываются раз в 1,5 года, а Налогового – каждые 18 дней (20 раз в год), а с учётом инструктивных писем Минфина и ФНС – ещё чаще – 40 раз в год. Нередко эти решения имеют обратную силу: налоги начисляются за предыдущий период задним числом. Это делает невозможным стратегическое планирование.

На практике законом является не акт, принятый законодательным органом, а толкование подзаконной инструкции местным чиновником, нередко подсказанное недобросовестным конкурентом. Пересмотр уголовного законодательства по экономическим вопросам не решил проблему, так как суд вправе субъективно устанавливать наличие отягчающих обстоятельств (действия в составе группы и т. д.) и рецидива (после того, как предприниматель теряет свой бизнес и получает условное наказание, но продолжает защищать свои имущественные права, против него возбуждается ещё один иск). Необходимо освободить от уголовного преследования все составы, которые не причиняют вреда и ущерба конкретному лицу и связаны с конфликтом хозяйственных субъектов. Это предмет гражданского процесса. Из УК должны быть исключены статьи (171, 177, 185.1, 193) о незаконном предпринимательстве, уклонении от погашения кредита и т. д.

Инновационная экономика – экономика риска и неопределённости, окупается лишь 1–2 из 10 проектов. Российское право предусматривает наказание за проекты, не принесшие достаточно прибыли (хотя при этом осуществляются мегапроекты «назло надменному соседу»). Необходимо коренное изменение законодательства в сфере интеллектуальной собственности, правил взаимодействия науки и инновационного бизнеса, инновационного поведения, статуса институтов развития, института доверительной собственности (траст). Следует разрешить принятые за рубежом гибкие рамочные контракты (в России они считаются юридически ничтожными), создание организационно-правовых форм бизнеса без образования юридического лица (альянсы, партнёрства и т. д.), запретив в то же время деятельность на территории России офшорных фирм, не раскрывающих своих собственников и выгодоприобретателей.

Институциональная инфраструктура включает систему социальных стандартов, определяющих порядок распределения и перераспределения доходов, гарантируемый в данном регионе уровень и качество потребления товаров и социальных услуг. Такая система создана только в странах Северной Европы. В США, по данным Institute for policy studies, в 25 из 100 крупнейших компаний фонд оплаты топ-менеджеров превысил общую суму налогов, вносимых в бюджет. В России, по данным С. М. Миронова (Известия 20.04.2011), топ-менеджмент металлургических компаний (несколько сотен человек) в качестве бонусов получает в 2 раза больше, чем фонд оплаты труда 160 тысяч работников этих компаний.

Как отметил В. В. Путин, средняя зарплата преподавателей университетов в 2011 г. (21,4 тыс. руб.) была ниже среднероссийской, но ректоры получали до 15 раз больше. Новое руководство Роскосмоса сократило разрыв в оплате топ-менеджеров и персонала с 8–10 до 5 раз, в том числе за счёт бонусов, которые выплачивались даже при нарушении обязательств по госконтрактам.

Система социальных стандартов заменяет частные решения законом. Это особенно важно для формирования муниципальных бюджетов. После отмены налога с продаж они стали дефицитными и расходуются в основном на зарплату. Ежегодный торг за трансферты с вышестоящим руководством не обходится без «заносов» и «откатов». Стандарт, установленный законом, заинтересует местные власти в увеличении собственных доходов, не опасаясь сокращения трансфертов.

По данным У. Нордхауса (Йельский университет, США) доходность вложений в инновации в 1948–2001 гг. составила всего 0,19% – меньше темпа инфляции и доходности казначейских облигаций. Прибыль инновационных фирм составила всего 2,2% вновь созданной стоимости. Лишь установленные законом регламенты – обязательные требования и ограничения технико-экономических и экологических параметров продукции, услуг и технологий – заставили металлургические компании США закрыть рентабельное, но экологически вредное доменное и мартеновское производство на берегу Великих озёр. Локальная прибыль снизилась, но общество получило выгоду от уменьшения выбросов, снижения ресурсоёмкости производства и технологических рисков, создания новых рабочих мест на заводах по электровыплавке стали на базе металлолома и т. д.

По закону Corporate Average Fuel Economy Regulations, расход топлива на 100 км пробега сократился с 17 до 8,6 л. Регламенты строительства сократили за 30 лет энергопотребление жилых и административных зданий в 4 раза (экономия 100 млрд долл. в год). Регламенты требуют развития безотходных производств, вторичного использования промышленных и бытовых отходов. В 2012–2014 гг. в США вводятся стандарты, требующие сокращения на 90% выбросов угольных и мазутных ТЭЦ. Это приведет к закрытию многих из них или модернизации стоимостью 10 млрд долл.

В России комплексная система технического регулирования отсутствует [36]. В результате для монопольного поставщика нефелина оказалось более выгодным направлять отходы в отвалы, чем заключать соглашения с расположенными в г. Пикалёво (Ленинградская область) компаниями о комплексной переработке этих отходов в нужную рынку продукцию. На вводимом в 2012 г. весьма дорогостоящем нефтехимическом комплексе ТАНЕКО (Татарстан) выпуск светлых нефтепродуктов составляет всего 38% – меньше мировых норм. НПЗ предпочитают экспортировать мазут и сырьё для переработки за рубежом, нанося прямой ущерб российской экологии.

Правоприменительная система включает не только силовые, но и налоговые, рыночные, образовательные и другие структуры. В России она поражена коррупцией. «Коррупция опасна для нашей страны не только потому, что она повсеместна, – отметил зам. премьер-министра, курирующий модернизацию, В. Сурков (Известия. 14.04.2011). Она практически смертельна ещё и потому, что в России берут взятки даже не процентом от прибыли, не из экономической логики, а, закладывая свою коррупционную долю столько, сколько захотелось, – двойную, тройную стоимость товара или услуги. Зафиксируют себе сумму, наберут её взятками и уходят на пенсию. Такую коррупционную логику не выдержит ни одно общество».

Для радикального сокращения коррупции необходимо прежде всего сократить число чиновников, занятых разрешительными и контрольно-надзорными функциями. Их общее число в 2000– 2010 гг. выросло в 1,4 раза (до 1,5 млн чел.). Число налоговиков в России в расчете на тысячу жителей больше, чем в США в 4, а таможенников – в 2,5 раза.

В. В. Путин в качестве приоритетной поставил задачу покончить с офшорным наследием эпохи дикой приватизации, вывести стратегические отрасли из офшорной тени. «Иначе ни о каком деловом климате и доверии к нам и речи быть не может» (Интерфакс. 19.12.2011). К сожалению, это сказано на рубеже 2012, а не 2000 года За это время из России утекли сотни млрд долларов, которые могли составить финансовую базу модернизации.

Необходимо ратифицировать п.20 Международной конвенции о борьбе с коррупцией, которая разрешает конфисковать имущество, в том числе зарегистрированное на родственников, лиц, не способных доказать законное происхождение своих доходов и активов, особенно недвижимости.

Анализ мирового опыта позволяет сформулировать основные правила эффективной модернизации.

1. Основой модернизации, как показывает опыт 130 стран, обобщенный в китайском журнале «Modernization, science newsletters», является новая (вторичная) индустриализация. Это требует особого внимания к промышленной политике. После вступления в ВТО предстоит заменить субсидирование избранных компаний системой долгосрочного кредитования и страхования всего перспективного бизнеса. Правила ВТО разрешают введение акцизов на импорт подержанной техники и не ограничивают вложения в инфраструктуру.

2. Мировой опыт доказывает неэффективность как авторитарной, навязанной центром, так и спонтанной модернизации «снизу», при которой рынок, как это предлагают либеральные экономисты [37], сам постепенно в расчете на увеличение прибыли приспособит экономику к новым условиям. Глобальная конкуренция не отводит для этого России достаточного времени. Эффективна лишь модернизация, основанная на сотрудничестве государства и бизнеса на базе стратегического планирования, демонополизации рынка и создании системы социальных стандартов и технологических нормативов.

3. Эффективная модернизация должна быть широкомасштабной, а не очаговой, т. е. ориентироваться не только на создание новых, но прежде всего на реформирование традиционных отраслей экономики, в первую очередь машиностроения, АПК и строительства.

4. Не следует противопоставлять догоняющую и опережающую модернизацию. Ее следует начинать с эффективного заимствования зарубежных технологий (но не массового импорта готовой продукции) с постепенным переходом к созданию и патентованию собственных новых продуктов и брендов.

5. Ряд стран ЮВА, как отметил В. М. Полтерович (Полит.RU. 20.12.2011), добились успеха на основе экономической модернизации, т. е. развитии производства и экспорта при невысоком качестве институтов и высокой коррупции. Но эти страны располагали большими финансовыми ресурсами за счет низкой оплаты труда и социального пакета. Конфуцианская идеология отдавала предпочтение сбережению над потреблением, сохранению вековых традиций подчинения воли государства.

Россия не располагает ресурсами для чисто экономической модернизации. Бюджет 2012–2014 гг. предусматривает увеличение расходов на оборону и охрану правопорядка с 22,5 до 33% при сокращении затрат на национальную экономику с 18,1 до 11,3%, на образование, здравоохранение и культуру – с 9,1 до 7,2%, на ЖКХ – с 1,6 до 0,5% расходов федерального бюджета. Модернизация невозможна без привлечения инвестиций частного капитала и домохозяйств, ресурсы которых достигают 20 трлн руб.

Это значит, что модернизация может быть только институциональной, обеспечивающей надежную защиту бизнеса, высокое доверие к власти, проведение судебной, пенсионной, здравоохранительной, образовательной, жилищно-коммунальной реформ, новую промышленную, аграрную и региональную политику.

В статьях и выступлениях В. В. Путина в начале 2012 г. впервые на таком уровне представлены институциональные пути формирования новой экономики на основе отхода от стандартных либерально-монетарных догм. Эффективность этой экономики определяет рост социального капитала, а не только ВВП и других стоимостных измерителей, создание высокотехнологичных рабочих мест, позволяющих использовать и развивать способности каждого человека, преодолевать чрезмерные социальные различия, в том числе путем увеличения налогов на сверхбогатых. Вопреки надеждам радикальных либералов о полном отказе от рычагов государственного управления экономикой и передаче этих функций «невидимой руке рынка», которой сейчас распоряжается глобальный финансовый капитал, государство будет определять приоритеты социально-экономического развития, поддерживать на основе ГЧП крупные инфраструктурные проекты, институты формирования «длинных денег» и вовлечения в инвестиции средств населения, содействовать увеличению внутреннего рынка на основе реинтеграции постсоветского экономического пространства.

Это должно привести к тому, что финансовые ресурсы России будут вкладываться не в ценные бумаги США, а в прозрачные и открытые для оценки и дискуссий со стороны конкурирующих фирм и профессионального сообщества инвестиционные проекты, которые будут проходить обязательный и публичный ценовой и технологический аудит.

Впервые на таком уровне признается, что стратегические ресурсы России оказались в руках узкого круга частных лиц, что основная масса людей, владеющих капиталом и принимающих инвестиционные решения должна жить в России, связывать с ней будущее своих детей, соотносить свои долгосрочные интересы с ее развитием. Рациональным поведением предпринимателей стало не соблюдение законов, а договоренность с чиновниками, налоговыми и правоохранительными органами, судебной системой, позволяющая получать прибыль за счет подавления конкуренции, а не повышения экономической эффективности фирм. Для преодоления системной коррупции предлагается изменить само государство, исполнительную и судебную власть, демонтировать обвинительную связку правоохранительных, следственных, прокурорских и судебных органов.

Предложены конкретные меры по улучшению позорного для России инвестиционного и делового климата (у России 120-е, а у Казахстана – 47 место в мировом рейтинге), включая сокращение в 3–7 раз сроков подключения к энергосетям, таможенного оформления, получения разрешений на строительство, времени заполнения бухгалтерских отчетов. Особое значение имеет передача всех экономических дел и хозяйственных споров из судов уголовной юрисдикции в гражданско-правовой арбитраж, замена административного контроля и бесчисленных проверок саморегулированием и страхованием ответственности, организация партнерства государства, бизнеса и общества при корректировке хозяйственного законодательства.

Некоторые положения представленной экономической программы вызывают возражения. В статье В. В. Путина «О наших экономических задачах» (Ведомости. 30.01.2012) говорится о снижении доли государства в экономике. Однако замена административных регламентов рыночными механизмами, приватизация и ограничение покупки госкомпаниями новых активов приведет к усилению роли государства на основе организации стратегического планирования, долгосрочного прогнозирования, реального ГЧП, а главное – разработки и внедрения системы технологических нормативов и социальных стандартов, заставляющих фирмы и регионы осваивать инновации. Для регионов вместо нынешних четырехсот показателей достаточно оценивать качество жизни по соответствию 10–15 установленным для данной группы регионов социальным стандартам. Об эффективности инноваций в бизнесе свидетельствует не доля предприятий, внедряющих технологические инновации (этот показатель, предложенный в статье, легко нарисовать), а доля на рынке профильной продукции, число рабочих мест квалифицированного труда, созданных у производителей и потребителей продукции, ее цена в расчете на единицу эффекта.

В перечне отраслевых приоритетов, предложенных в статье, не оказалось станкостроения и других отраслей инвестиционного машиностроения, сегмента глубокой переработки сырья. Эти отрасли позволяют реализовать конкурентные преимущества России и создать реальный спрос на инновации.

Можно согласиться с тем, что пересмотр нечестной приватизации 90-х гг. уже не рационален. Но почему не согласиться с предложением самих олигархов о разовом компенсационном налоге, чтобы окончательно закрыть эту проблему. Эти средства могут быть использованы для создания по опыту развитых стран в каждом районе двухгодичных коммунальных колледжей для подготовки квалифицированных рабочих и служащих, нужных местной экономике. Сомнения вызывает сугубо положительная оценка вузовского бума. В СССР было 50, а в современной России насчитывается 1000 юридических вузов. Дипломированные юристы, экономисты, политологи и т. д. часто обладают высокими амбициями, но низкой квалификацией. Нередко они представляют кадровый резерв для антиправительственных митингов, а не для новой экономики.

В. В. Путин отметил, что вертикально интегрированные корпорации в высокотехнологичных отраслях не стали глобально конкурентоспособными и рентабельными. В этих корпорациях дочерние фирмы становятся монопольными поставщиками товаров и услуг. Мировой опыт свидетельствует, что гораздо более эффективны компании, которые ведут разработку, сборку и обслуживание новой техники, получая все транспортабельные узлы и детали от сторонних поставщиков, выбираемых во всем мире по конкурсу.

Заслуживает поддержки тезис о вреде чрезмерного протекционизма. Однако другие члены ВТО используют его для поддержки своей авиаиндустрии, судостроения, АПК. Б. Обама в послании Конгрессу 2012 г. предложил вдвое снизить налоги и субсидировать компании, возвращающие рабочие места в депрессивные регионы США, и увеличить налоги для тех, кто выводит рабочие места за пределы страны. Во Франции поддержка АПК составляет 15 млрд долл. в год, а в России при гораздо более суровом климате сокращается в 2012–2018 гг. с 9 до 4,8 млрд долл. По оценке Минсельхоза отмена пошлин на импорт свинины в пределах квот приведет к удвоению его доли на внутреннем рынке. По оценке В. В. Путина из-за демпинга зарубежного порошка производство молока в России в 1990–2011 гг. сократилось на 40% (с 55,7 до 31,7 млн т).

В 2005–2011 гг. число заводов сельхозмашиностроения в России сократилось с 100 до 60, а рабочих мест – со 100 до 50 тысяч. «Ростсельмаш» переводит производство тракторов и другой техники на свой завод в Канаде, где электроэнергия вдвое, кредиты втрое (4 и 12% годовых), а металл – на 10–15% дешевле. Под план модернизации там можно получить кредит на 10 лет под 0,5%. Снижение импортных пошлин с 15 до 5% может погубить отрасль, необходимую для обеспечения продовольственной безопасности, аграрного экспорта и как оборонный резерв. В программу строительства новой экономики необходимо включить систему долгосрочного субсидированного кредита и страхования нововведений и экспорта, акцизы на импорт подержаной техники, субсидии на НИОКР, развитие инфраструктуры и замену устаревшей техники, как это было сделано для автомобилей.

В 2000 г. в Литературной газете были опубликованы две дискуссионных статьи. А. Илларионов, вскоре ставший помощником Президента РФ по экономике, требовал полного отказа от государственной промышленной политики, а Л. Бляхман – ее активизации. На практике в России сложилось убийственное сочетание ультралиберальной свободы движения капиталов и вывода активов в безналоговые офшоры с антилиберальным подчинением бизнеса клану чиновников. Для новой индустриализации необходима уже не государственная, а национально-региональная промышленная политика, основанная на согласованных решениях власти, общества и бизнеса. Она нужна уже давно, но лучше поздно, чем никогда.

Литература

1. Маневич В. К. Кейнсианская теория и российская экономика. М., 2010.

2. Малышева Н. Помогает ли Дж. М. Кейнс исследовать российскую экономику? // Вопр. экономики. 2010. № 12.

3. Rogof K., Rainhart K. Tis time is diferent. New York, 2010.

4. Fox S. Te Myth of the rational market. New York, Harper Business, 2010. 382 p.

5. Родрик Д. Промышленность – основа жизнеспособной демократии // Ведомости, 18.08.2011.

6. Евстигнеева Л. П., Евстигнеев Р. Н. Экономика как синергетическая система. М., 2010.

7. Мовсесян А. Г. Либерализм и экономика. М.: ЛОГОС, 2003.

8. Алесима А., Джавацци Ф. Либерализм – это левая идея. М., 2011.

9. Богомолов О. Неолиберализм – тормоз модернизации. Российский опыт // Экон. стратегии. 2011. № 5.

10. Intangible assets: measuring and enhancing their contribution to corporate value and economic growth. Washington DC, 2009. 106 p.

11. Боул С. Микроэкономика. Поведение, институты и эволюция. М., 2011.

12. Internet governance: infrastructure and institutions / Eds. L. Bygrave, S. Bing. Oxford, 2009. 246 p.

13. Yeung A., Wong A. Network infrastructure security. Boston, MA, 2009.

14. Иванов Д. Гламурный капитализм: логика «сверхновой» экономики // Вопр. экономики. 2011. № 7.

15. Achieving the millennium development goals: the role of infrastructure / Eds. D. Leipziger et al. Washington DC, WB, 2003. 25 p.

16. Infrastructure at the crossroads: lessons from 20 years of World Bank experience. Washington DC, WB, 2006. 141 p.

17. Rethinking infrastructure for development / Eds. F. Bourguignon, B. Plescovic. Washington DC, WB, 2008. 205 p.

18. Physical infrastructure development: balancing the growth, equity and environmental imperatives / Eds. W. Asher, C. Crupp. New York, 2010. 271 p.

19. Бляхман Л. С. Три цвета экономического времени: свершения и проблемы российской экономики. СПб., 2011. 243 с.

20. Telecommunication infrastructure: the benefts of competition. Paris, OECD, 1995. 83 p.

21. High performance computing: paradigm and infrastructure / Eds. L. Yang, M. Guo. Hoboken, N. S., 2006. 776 p.

22. Инновационная экономика / под ред. А. А. Дынкина и Н. И. Ивановой. М., 2001.

23. Инновационная система России: модель и перспективы развития. М., 2003.

24. Кузык А., Яковец Ю. Россия-2050: стратегия инновационного прорыва. М., 2005.

25. Акиндинова М., Алексашенко С., Петрошевич А., Петрошевич М. Сколько стоят неработающие институты // Вопр. экономики. 2011. № 8.

26. Ляско А. Деньги и институциональные иерархии: о поддержке доверительных отношений в сложных монетарных системах // Вопр. экономики. 2011. № 7.

27. Фролов Д. Теория кризисов после кризиса: технологии versus институты // Вопр. экономики. 2011. № 7.

28. Эггертссон Т. Знания и теория институциональных изменений // Вопр. экономики. 2011. № 7.

29. Олейник А. Политэкономия власти: подходы к анализу отношений между государством и бизнесом в России // Вопр. экономики. 2011. № 5.

30. Кузьминов Я. И., Радаев В. В., Яковлев А. А., Ясин Е. Г. Институты: от заимствования к выращиванию. Опыт российских реформ и возможности культивирования институциональных изменений. М., ГУ ВШЭ, 2005.

31. Бесси К., Фавро О. Институты и экономическая теория конвенции // Вопр. экономики. 2010. № 7. С. 12–38.

32. Кирчик О. Экономика конвенций, экономическая гетеродоксия и социальная онтология // Вопр. экономики. 2010. № 7. С. 4–11.

33. Бесси К., Фавро О. Экономика конвенций и институционализм: результаты взаимодействия // Вопр. экономики. 2010. № 9.

34. Авдашева С. Незаконность молчаливого сговора в российском антимонопольном законодательстве. // Вопр. экономики. 2011. № 5.

35. Радыгин А., Синачев Ю., Энтов Р. Государство и разгосударствление: риски и ограничения «новой приватизационной политики» // Вопр. экономики. 2011. № 9.

36. Крючкова В. Система технического регулирования в России: возможное и ожидаемое воздействие на конкуренцию // Вопр. экономики. 2009. № 11.

37. Ясин Е. Институцианальные ограничения модернизации или приживется ли демократия в России // Вопр. экономики. 2011. № 11.