Текст книги "Знаковая призма. Статьи по общей и пространственной семиотике"

К семиотике пространственных кодов[81]81
  Опубликовано в сб.: Семиотика пространства. Сб. науч. трудов Международной ассоциации семиотики пространства / Под ред. А. А. Барабанова. Екатеринбург: Архитектон. 1999: 93–101.


[Закрыть]

Всякое включение пространства в человеческую деятельность предполагает его осмысление и организацию – реальную или только идеальную. Пространство, организованное как средство смысловыражения, превращается в текст, в широком семиотическом смысле. Такими текстами могут быть отнюдь не только письменные сообщения, но и многие другие пространственные объекты, если только они структурируются и осмысляются в соответствии с определенной системой норм и правил, выработанных в культуре. Известные слова П. А. Флоренского о том, что «вся культура может быть истолкована как деятельность организации пространства» (Флоренский 1993б: 55) справедливы именно потому, что организация пространства представляет собой деятельность не только физическую, но и духовную и может рассматриваться не только со своей материально-технической стороны, но и со стороны семиотической.

Организация пространства в тексты, осмысленные и структурированные в соответствии с определенными культурными нормами, есть его семиотизация. Последняя предполагает, во-первых, вычленение пространственных элементов и структур, ответственных за передачу смыслов, во-вторых, установление норм их интерпретации и, в-третьих, определение условий их применения интерпретаторами. Тем самым, задаются, соответственно, синтаксические, семантические и прагматические правила, образующие в совокупности «язык», как это понятие определялось одним из основателей семиотики (см: Моррис 1983: 67–68), или «пространственный код», в терминах настоящей работы.

Как и всякие другие, пространственные коды включают в себя лишь связи между «формой выражения» и «формой содержания», но не их «субстанцию», в терминах Л. Ельмслева (см.: Ельмслев 1999: § 13). Однако, вопреки мнению датского лингвиста, особенности субстанции, по крайней мере – плана выражения, для них отнюдь не безразличны. Так же, как механизм вербального языка зависит от принципа последовательной передачи акустических сигналов во времени (см.: Соссюр 1977: 103), так и организация пространственных кодов не может оставаться независимой от специфики пространственных носителей значений. Но в рамках возможностей, предоставленных этими носителями, конкретные способы семиотизации пространства могут быть различны. Неодинаковыми оказываются и соответствующие этим способам пространственные коды. Их единицы могут образовываться пространственными отношениями разных типов, а осмысление этих единиц осуществляется с помощью нетождественных семиотических механизмов. В частности, пространственные отношения могут приобретать значения как следы предыдущего, симптомы настоящего или признаки будущего; они могут служить знаками орудийных или коммуникативных действий, так же, как и символами социального статуса тех или иных субъектов деятельности. При этом, соответственно, используются сигнально-индексальные, знаковые и символические средства, принадлежащие разным уровням информационной связи (см. подробнее: Чертов 1993). Можно выявить и пространственные коды, в которых будут доминировать семиотические средства каждого из этих трех уровней.

Такие различия проявляют, в частности, три пространственных кода, рассматриваемые ниже. Каждый из них характеризует определенный тип организации семиотической системы, в рамках которого могут складываться конкретные коды, которые обладают общими для этого типа признаками, но различаются между собой сферами своего применения, культурно-историческими условиями своего формирования, стилистическими особенностями и другими свойствами.

Архитектонический код представляет собой комплекс зрительно воспринимаемых признаков тех сил, которые влияют на образование, сохранение или изменение видимых пространственных форм. Благодаря таким признакам, видимое материальное тело воспринимается не только как геометрическая форма, но как более или менее тяжелая и плотная масса, обладающая твердостью, прочностью и другими физическими качествами, а положение этого тела в пространстве переживается как состояние устойчивости или неустойчивости, равновесия или неравновесия.

План выражения архитектонического кода составляют такие признаки видимых пространственных объектов, как их величина, форма, ориентация по отношению к вертикальным и горизонтальным осям и взаимное расположение в пространстве. Наряду с формами, заполненными плотной массой, в архитектоническом коде имеют значение и «пустые» объемы между ними.

План содержания в архитектоническом коде создается моторными образами действующих в пространстве сил. Пространственная форма в нем интерпретируется независимо от своих предметных функций, но в связи с представлениями о действующем на нее силовом поле. Ее вид указывает на действие реальных или мнимых сил тяжести, давления, упругости, натяжения и т. п. Особенности форм говорят о взаимодействии этих сил, доминировании одних, подчинении им других, равновесии третьих. Выпуклая форма, например, шара производит ощущение преобладания внутренних сил над внешними; вогнутая форма, наоборот, кажется результатом преодоления внешними силами внутреннего сопротивления. Плоские грани куба выглядят как результат достигнутого равновесия между внешними и внутренними силами. Формы менее симметричные указывают на неоднородное силовое воздействие на разных их участках. Например, диск соединяет в себе круглую форму, ощущаемую как результат равномерного действия на его края радиально направленных центробежных сил, и в то же время – плоские стороны, кажущиеся результатом сплющивания под внешним давлением.

Наряду с формами плотных непроницаемых тел и их значимыми частями, единицами архитектонического кода являются и «пустые» объемы, открытые или замкнутые. Хотя эти объемы и не воспринимаются как целостные формы, они имеют различающие их качественные и количественные характеристики, доступные для созерцания и влияющие на их динамическое осмысление. Каждый такой объем, в зависимости от своих размеров и конфигурации, оставляет больше или меньше свободы для движений в нем или сквозь него тела человека или предметов. Несмотря на свою пустоту, каждый объем может быть воспринят как поле действия разнонаправленных сил – центробежных, центростремительных, притяжения, отталкивания и т. п. Длинный вытянутый коридор, например, создает ощущение сдавленности и как бы «выталкивает» попавшего в него человека к выходу. Круглая площадь, напротив, выделяет некий стабильный центр, обладающий «силой притяжения»; помещенное в него тело кажется занимающим «естественное» и более устойчивое место, чем в других частях площади (ср.: Арнхейм 1974: 24–28; 1984: 62–66).

В архитектоническом коде роль грамматики выполняют правила построения значимых пространственных отношений. Организованные по этим правилам пространственные конструкции образуют «синтагмы» архитектонического кода. Однако существенное отличие пространственной синтагматики от временной состоит в том, что она не подчиняется принципу линейности означающего, по мысли Ф. де Соссюра, лежащему в основе всего лингвистического механизма. Пространственные синтагмы развернуты не в одном, а сразу в двух или трех измерениях. В частности, в системе архитектонического кода разные динамические значения приобретают формы, включенные в вертикальные и в горизонтальные пространственные синтагмы.

В вертикальной плоскости пространственные формы и их значимые конструкции имеют своим динамическим значением, прежде всего, отношения между образующими их массами и силой земного притяжения, преодолеваемой с помощью системы опор. Подчинение силе тяготения или ее преодоление визуально выражаются в архитектоническом коде как порядком размещения пространственных форм по вертикальной оси, так и внутренними пропорциями самих этих форм. В таком взаимном дополнении внешних и внутренних пространственных отношений можно видеть аналог взаимодействия синтаксических и морфологических признаков в речевых конструкциях.

Благодаря тому, что функция формы в конструкции выражается не только порядком, но и особенностями самих этих форм, возникает их взаимное согласие в целой конструкции, которое можно сравнить с согласованием слов в предложении. Форма капители в античном ордере согласована с лежащим на ней карнизом, с одной стороны, и стволом колонны – с другой. Горизонтальная плоскость, которой сверху заканчивается капитель, указывает на требуемое ордерной системой продолжение – положенную на нее горизонтальную балку. Без этого форма остается зрительно незавершенной, неполной. Противоположное значение имеет острое или закругленное завершение вертикального ряда (например, шпиль, купол, тимпан, акротерий и т. п.), которое зрительно исключает дальнейшее развитие конструкции вверх и как бы ставит точку в вертикальной синтагме. Выше ее может быть только пустое пространство, без которого и вершина шпиля не воспринималась бы как крайняя точка конструкции.

Обратный порядок значимых форм вертикальная конструкция приобретает в том случае, если она не поставлена на нижнее основание, а подвешена на опору, помещенную сверху (например, люстра). В этом случае, наоборот, чем ниже оказывается зрительный центр тяжести по отношению к точке прикрепления, тем более сильно выражено противостояние силе гравитации. Если висящую форму завершают снизу острые или дугообразные детали, на которые невозможно опираться, а за ними следует пустое пространство, то провисание видимой массы будет выражено еще сильнее (ср.: Земпер 1970: 170, 238–239).

В отличие от поляризованных конструкций с выраженным верхом и низом, формы, симметричные относительно вертикальной оси, допускают зрительное переворачивание – что служит признаком мобильности вещи, ее способности менять свое положение (таковы, например, формы колеса, мяча, ящика для посылок и т. д.). В перемещаемой форме может быть морфологически выражено направление движения и даже его скорость: форма космической ракеты более стремительно возносится зрительно вверх, чем форма воздушного шара, так же как силуэт гоночного автомобиля резче выражает направление и скорость движения, чем силуэт трамвая.

Последний пример относится, однако, уже к ориентации не в вертикальной, а в горизонтальной плоскости, где действуют несколько иные правила морфологии и синтаксиса. Основное отличие горизонтальных синтагм от вертикальных определяется тем, что для них становится несущественным различие между опорой и грузом, но зато делаются более важными признаки, указывающие на возможность движения как самой конструкции, так и человека по отношению к ней.

Формы, предназначенные для направленного перемещения в пространстве (например, для транспорта), имеют, как правило, ясно выраженное в их строении отличие продольного направления от поперечного, сопровождающееся нередко и поляризацией передней и задней части при сравнительно слабо выраженной асимметрии левого и правого. Можно сравнить, например, асимметрию носа и кормы корабля в продольной плоскости и симметрию его бортов в поперечной. Предметы, не имеющие явно выраженной ориентации своего движения в горизонтальной плоскости, наоборот, характеризуются отсутствием противопоставления фронтальной и боковых плоскостей и снятием оппозиции «переднее – заднее». Их функциям больше соответствует симметричная форма круга.

Подобно перемещаемым в пространстве предметам, стабильные сооружения имеют большую или меньшую степень симметрии в зависимости от того, насколько однозначно задано направление предполагаемого в них или около них движения в горизонтальной плоскости. Круглую арену цирка и туннель для поездов в метро можно рассматривать как крайние случаи пространственных структур, соответственно, с предельно слабо или предельно сильно выраженной направленностью движения.

Для перемещающегося преимущественно в горизонтальной плоскости человека выстроенные на ней формы и пространственные конструкции различаются, прежде всего, тем, какие возможности для движения они создают. Непроницаемая масса твердого тела и «пустой», открытый для движения в нем, объем пространства составляют основную пару значимых единиц, образующих горизонтальные синтагмы в системе архитектонического кода.

Соединение непрозрачных («заполненных») и прозрачных («пустых») объемов позволяет из этих исходных единиц архитектонического кода строить более или менее сложные синтаксические конструкции в горизонтальной плоскости. В зависимости от того, ограничены ли «пустые» объемы друг от друга непрерывной преградой или нет, они образуют открытые или замкнутые участки пространства, которые в плане содержания имеют разные динамические значения, выражая разницу в свободе перемещения.

Совокупность открытых и замкнутых объемов, создаваемая той или иной комбинацией массивных тел и пустых промежутков, опор и перекрытий, преград и проемов, образует своеобразный архитектонический «текст», говорящий о возможности движения в одних местах и его невозможности в других. Однако о смысле этих пространственных перемещений средства архитектонического кода еще ничего не сообщают. Передавать смыслы предметных действий и социального поведения – задача предметно-функционального и социально-символического кодов.

Связь между формой пространственного объекта и его функцией выражается с помощью предметно-функционального кода. Если архитектонический код опирается на естественные связи видимой формы с физическими процессами, в которых она так или иначе может принимать участие, то предметно-функциональный код целиком обусловлен культурными нормами, которые определяют и внешний вид значимой формы, и ее динамическое значение, и связь между тем и другим. Правда, в отличие от знаков вербального языка, значимые формы предметно-функционального кода отнюдь не произвольны, но зависят от ряда технологических факторов – способов практического использования соответствующих предметов, техники их конструирования, возможностей материалов и т. д. Но сложившаяся под влиянием этих факторов форма закрепляется в культуре – как в материальной практике, так и в идеальной сфере, в коллективном и индивидуальном сознании. Ставшая стабильной единицей практического мышления предметная форма приобретает «инерцию», позволяющую ей сохраняться даже при изменении ее функций и способов конструирования. В качестве единицы семиотической системы предметная форма, пусть и мотивированная техническими факторами, не тождественна несущей ее материальной конструкции, как не тождественна «форма» реализующей ее «субстанции» в любой знаковой системе.

Несовпадение между механически обусловленной материальной конструкцией и несущей информацию формой проявляется и в том, что значимыми элементами формы становятся отнюдь не все имеющие технический смысл детали, но только те, которые доступны зрительному восприятию и рассчитаны на него. В свою очередь носителями информации в предметно-функциональном коде могут быть и технически бесполезные или даже вредные элементы формы. Различие между функционализмом, сводящим к минимуму разницу между техническим и информационным аспектами формы, и стайлингом, допускающим большой разрыв между ними, возможно именно потому, что значимая форма, как единица предметно-функционального кода, не тождественна форме, обусловленной лишь технической конструкцией.

Видимые предметные формы, прошедшие культурный отбор и укоренившиеся в коллективном сознании в виде устойчивых представлений, становятся основными единицами плана выражения в той или иной разновидности предметно-функционального кода («языка» одежды, посуды, орудий труда и т. п.). В индивидуальном сознании, сформированном в данной культуре, этим представлениям соответствуют перцептивные схемы, соотнесение с которыми позволяет узнать в видимой форме предмет, принадлежащий тому или иному классу. Исследователи зрительного восприятия констатируют, что вместе с лексиконом вербального языка память человека хранит и лишь частично совпадающий с ним «словарь зрительных образов», с помощью которых происходит узнавание и категоризация предметных форм (см.: Глезер 1966. Гл. III. 2). В процессе узнавания предмета может участвовать как вербальный, так и визуальный «словарь». Однако для визуального восприятия вербальная категоризация все же вторична. Прежде чем назвать видимый предмет «столом» или «автомобилем», нужно идентифицировать его образ с хранимой в памяти зрительной схемой, то есть с единицей именно визуального «словаря». Привлечение же вербальной категории при опознании предмета возможно, но не обязательно.

Подобно слову, которое лингвисты рассматривают как единство означающего и означаемого, предметная форма имеет значение, роль которого уже в плане содержания играет представление о ее функции. Как и видимая форма предмета, способ его использования фиксируется в коллективном сознании в качестве общепризнанной нормы, которая закрепляется в сознании освоивших эту норму индивидов в виде схемы предметного действия или отдельных операций, его составляющих.

Предметно-функциональным кодом регламентируется осмысление не только предметных форм, но и пространственных зон, имеющих фиксированное функциональное назначение. Помещение библиотеки или спортивного зала, пространство шоссе или пешеходной зоны и т. д. ориентированы на разные способы поведения и имеют выражающие эти отличия визуальные признаки, опосредованные нормами предметно-функционального кода.

Интерпретация пространственных объектов с точки зрения их прямого назначения далеко не исчерпывает их возможных значений. Во многих случаях не менее, а то и более существенным, оказывается их осмысление в качестве социальных символов, указывающих на принадлежность причастных к ним субъектов к тем или иным социальным группам. При этом используются нормы пространственного кода еще одного типа – социально-символического. Социальный символизм имеет место тогда, когда пространственные формы вещей и архитектурных сооружений, а также их расположение в пространстве, указывают на социальный статус их владельца или пользователя, на его принадлежность к тем или иным социальным группам, к определенному полу, возрасту, профессии, сословию, нации, религий и т. д.

К кодам этого типа относятся семиотические системы, которые придают «вторичное», коннотативное, значение пространственным артефактам, имеющим «первичное», денотативное, значение в системе некоторого предметно-функционального кода. Трон может быть символом царской власти при условии, что он узнается как сидение, корона – при условии, что способна осмысляться как головной убор.

Носителями значений в системе социально-символического кода могут быть предметные формы вещей разного рода: одежды, украшений, мебели, транспортных средств. Значимые различия одного только социально-символического кода одежды создают разнообразные его подкоды: различные версии военной, профессиональной или спортивной формы, моды на праздничный или повседневный костюм и т. д. Эти нормы могут быть более или менее жесткими, более устойчивыми или скоротечными. Но не только мобильные вещи, но и стабильные формы архитектурных сооружений становятся средствами социального символизма в той мере, в которой, помимо своего прямого функционального назначения, эти формы выражают еще и социальные роли своих обитателей. Элементами плана выражения в социально-символическом коде как для предметов, так и для построек оказываются преимущественно их нефункциональные признаки – особенности пропорций, размеры, материал, цвет и пр.

Вместе с объемными формами предметов и сооружений, средствами социально-символического кода служат и свободные участки пространства – комнаты или залы в интерьерах архитектурных сооружений, улицы и площади в их экстерьерах и т. п. Значимое место в системе этого кода становится такой же единицей плана выражения, как и значимая форма. Соотношения форм и мест способны складываться в нем в синтаксические конструкции, сопоставимые со словесными высказываниями.

В плане содержания семиотических средств социально-символического кода различимы, с одной стороны, означаемые социальные свойства, а с другой – обозначенные индивиды и социальные группы, которые этими свойствами обладают. Специализация на какой-то одной из этих функций превращает единицу кода в эмблему, выполняющую роль знака-номинатора, или в символ, функционирующий как знак-сигнификатор. Так, цвета спортивной формы чемпиона «называют» его клуб, а ступенька пьедестала, на которую он поднимается, или почетный кубок в его руках указывают на его спортивное достижение. Соединение подобных пространственных символов в одну значимую конструкцию дает эквивалент логического суждения с субъектно-предикатной структурой.

Такое соединение может происходить как между самими значимыми формами, так и между ними и значимыми местами в социальном пространстве. В последнем случае значимая форма включается в определенную систему пространственных координат, заданную тем или иным способом семиотизации пространства. Роль таких координатных систем могут исполнять индивидуальное пространство, соотнесенное со схемой человеческого тела или ценностно дифференцированное социальное пространство. Помещение значимой формы на значимое место в такой системе социальных координат придает ей новое значение и позволяет выражать некоторое суждение.

Так, обручальное кольцо, надетое на палец, или памятник, возведенный на площади, можно рассматривать как социальные символы, включаемые в субъектно-предикатную структуру специфических пространственных высказываний. При этом предметная форма кольца как символ супружества соотносится с конкретным лицом, указание на которое (подобное имени или местоимению) производится за счет внесения значимой формы на определенную позицию в его индивидуальном пространстве. В случае же с монументом, наоборот, скульптурное изображение деятеля служит пространственным эквивалентом его имени, а значимое место в социальном пространстве города, в которое памятник помещается, выполняет функцию уже предиката суждения, выражающего его социальную оценку. В обоих случаях существенно именно соединение значимой формы со значимым местом. Так же как место, не заполненное значимой формой, еще не выражает суждения, так и эта форма приобретает свой полный смысл только будучи установленной на соответствующем месте.

То, что социально-символический код дает семиотические средства для конструирования пространственных эквивалентов словесных высказываний, сближает его с вербальным языком и отличает от рассмотренных ранее пространственных кодов.

Структурные различия этих кодов дополняются функциональными, поскольку их семиосистемы играют неодинаковые роли в человеческой деятельности. Если архитектонический код задает нормы реакций субъекта на отношения между объектами, а предметно-функциональный код выражает функции предметов в субъектно-объектных отношениях, то социально-символический код регламентирует опосредование межсубъектных связей.

Вовлекаясь в разные аспекты деятельности, эти коды адресуются разным уровням сознания и используют разные типы семиотических средств. Поэтому они не конкурируют и не дублируют друг друга, но используются совместно как более или менее широкий комплекс средств формирования и осмысления семиотизируемого с их помощью пространства. Их взаимопроникновение и совместное действие создают условия для приобретения пространственными артефактами художественной ценности.