Книга: Достоевский - Леонид Гроссман

Снять последнее пальто, отдать последние деньги. Отослать все деньги родным, потом проиграться «дотла» и просить вернуть деньги обратно. Вверить любимую женщину другому. Простить соперника. Сопереживать врагу. Сочувствовать, жалеть, скитаться. Живое воплощение несчастья, почти юродивый, почти святой. Исследователь жизни и творчества Достоевского, литературовед, доктор филологических наук, профессор, Леонид Петрович Гроссман настолько проникся идеями Достоевского, что этот всепрощающий и жертвенный дух пронизывает всю книгу. Это будто бы не биография, это словно житие. И все бы ничего. Да только лично для меня все это настолько невыносимые вещи, что читать равнодушно не получалось совершенно!

«Он мне рассказывал про свою печальную одинокую юность после смерти нежно им любимой матери, вспоминал насмешки товарищей по литературному поприщу, сначала признавших его талант, а затем жестоко его обидевших. Вспоминал про каторгу и о том, сколько он выстрадал за четыре года пребывания в ней. Говорил о своих мечтах найти в браке своем с Марьей Дмитриевной столь желанное семейное счастье, которое, увы, не осуществилось: детей от Марьи Дмитриевны он не имел, а ее «странный, мнительный и болезненно-фантастический характер» был причиною того, что он был с нею очень несчастлив. И вот теперь, когда это «великое и единственное человеческое счастье иметь родное дитя» посетило его и он имел возможность сознать и оценить это счастье, злая судьба не пощадила его и отняла у него столь дорогое ему существо».

В контексте книги эти жалобы были вещью необычною! Достоевский, по обыкновению своему, не роптал, молча сносил все беды. Ну да. Да только вот о бедах его, Гроссман рассказывал столь красноречиво, только вот Достоевский несет печать всех этих бед столь демонстративно, только в творчестве своем он транслирует свои переживания столь очевидно, что для меня эти слова – красной нитью прошли сквозь всю книгу. Я читала, а внутри копилось глухое недовольство, осуждение, неприятие. Да, я знаю, что мы осуждаем в других то, что не принимаем в самих себе. Но я даже не собираюсь отрицать. Я не могу видеть такую беспросветную жертвенность. Я прямо сатанею, когда читаю о таком беспросветном страдании, унижении, обиде. Упиваться болью. Захлебываться в боли. Погружать весь мир в собственную боль. Пристрелите меня.

Это общее впечатление, что же касается литературного исполнения, это вполне добротная биография, как многие прочие в ЖЗЛ. Резал слух строгий, правильный, не сворачивающий в сторону политический курс автора. Согласно ему Гроссман осуждал Достоевского за консерватизм, нарочито громко подчеркивал связь с социалистами, выискивал созвучные идеи Достоевского и Маркса. И так часто сокрушался, что Достоевский пошел не по тому пути… Ох уж этот строптивец! Аполитичный гражданин, но «свой». Это «свой» для советской действительности нуждалось в доказательствах, отсюда сотни параллелей и ссылок и искреннее сокрушение от того, что окончательно «своим» великий писатель не стал.

«Стоит на мгновение представить себе, какую могучую эпопею для будущего человечества оставил бы нам мудрец и трагик Достоевский, если бы он продолжал жить социалистическими увлечениями своей молодости, чтоб понять огромные размеры этого события и весь печальный смысл этой утраты».

Пишу, вспоминаю свои чувства и проживаю из заново. Эта книга не стала «моей», но пробудила интерес к Достоевскому. Я никогда его особо не любила, но после биографии захотела прочесть «Записки из мертвого дома». А если отнестись к политизированности труда Гроссмана с чувством юмора, то можно даже получить удовольствие. Посудите сами – сколько патетики!

«Мертвая хватка царизма прервала наметившийся рост вольнолюбивых мечтаний юного Достоевского, жестоко изломала его молодую судьбу, властно приковала его к своему железному делу и, вероятно, одержала мрачнейшую и печальнейшую из своих побед, насильственно отторгнув эту огромную творческую силу у той литературы «грядущего обновленного мира», к которой так жадно прильнул на заре своей деятельности молодой ученик Белинского и Спешнева».

«Новоприбывших «злоумышленников» заключили в узкую, темную, холодную и грязную арестантскую. Ястржембский пришел в отчаяние и решил покончить с собой. В такие минуты нервный и больной Достоевский проявлял изумительное мужество. И на этот раз он поднимает своим присутствием духа угнетенных и подавленных товарищей. Он разыскивает в своих вещах коробку сигар, подаренных ему на дорогу братом. Узникам принесли чай и сальную свечку. «В дружеской беседе мы провели большую часть ночи. Симпатичный, милый голос Достоевского, его нежность и мягкость чувства, даже несколько его капризных вспышек, совершенно женских, подействовали на меня успокоительно…» Создалась атмосфера внутреннего тепла, заботливости и участия, Ястржембский оставил мысль о самоубийстве»

Гроссман создает не только очень живой и многогранный образ Достоевского, но и бережно собирая в архивах и литературных источниках, личных беседах сведения о людях, которые сопровождали Федора Михайловича на всем его трудном пути. Читая о том, как провожали его на каторгу прекрасные женщины, жены декабристов, стараясь морально поддержать его и, по-возможности, проявить заботу о его дальнейшей судьбе, я мысленно испытала чувство благодарности…

«И Достоевский запомнил навсегда четырех сибирских подвижниц, поддержавших его в эту безнадежную минуту. Это были П. Е. Анненкова с дочерью, Н. Д. Фонвизина и Ж. А. Муравьева. …Эти четыре «декабристки» уговорили смотрителя пересыльной тюрьмы устроить им на его квартире свидание с политическими. Они накормили их обедом, снабдили вещами, подарили каждому по экземпляру евангелия (единственная книга, которую разрешалось иметь на каторге); в надрезанные крышки переплетов было вложено по десятирублевой ассигнации. Это была книга старинного крупного древне-славянского шрифта с титлами (Достоевский берег ее всю жизнь и раскрывал в день своей смерти)»

Как знать, ведь, возможно, эта встреча и эти люди спасли будущего великого писателя России для жизни и для литературы… Книга также очень богата историей создания всех произведений Достоевского, анализом их сюжета, героев, литературной направленности и формы. Поэтому, после книги Гроссмана, я поняла, что в книгах Достоевского отражена вся его сложная жизнь, которую он не просто прожил, и не просто осветил своим творчеством, а буквально пропустил через себя свое время, судьбы людей, с которыми его свела жизнь… Появилось такое ощущение, что Достоевский прожил не только свою жизнь, а десятки жизней, чьи судьбы прошли через столкновение с ним на перекрестках истории… И потрясает то, что в самые страшные, казалось бы, безрадостные годы, он остался открыт для добрых чувств к людям. Кроме того, становится ясно, что Достоевский был очень одаренным человеком. Он многим интересовался, изучал, во многом проявлял свои творческие эксперименты.

«Неизменный интерес писателя к истории обращает его и в ссылке к художественной археологии. Он составил в Семипалатинске целую коллекцию древних чудских вещей, колец, монет, серебряных и медных, браслетов, серег, различных бус, изломанных копий и разных мелких вещиц из серебра, меди, железа и камня. Была у него и коллекция минералов»

Мне кажется, что теперь его произведения я пойму более глубоко, потому что за всеми его героями и историями стоит он сам, отражая в себе огромную эпоху и страну. Написана книга очень хорошим образным языком, поэтому даже главы посвященные историям работы над произведениями Достоевского, которые очень развернуто представляют и анализ самих произведений не теряют своей увлекательности, язык не перегружен терминами или сухими литературоведческими сведениями. Наоборот, как это раскрывает глубину его творчества! Хочется опять перечитать все эти произведения, чтобы понять, как все это связано с жизнью самого Достоевского….

«Свадьба была очень скромная и малолюдная: у Достоевского в Кузнецке совсем не было знакомых, Мария Дмитриевна, как бедная вдова, жила очень замкнуто. …Были еще официальные участники обряда: четыре поручителя. Среди них и учитель Николай Вергунов. Это, несомненно, сообщало большую напряженность бракосочетанию и раскрывало в празднике венчания сложную внутреннюю драму соперничества, ревности, вражды и страсти. Всем присутствующим были известны эти отношения, но им никто не придавал большого значения. И только великому писателю, изживавшему свою драму любви в кругу захолустного мещанства, были видны глубокие подводные корни целой драмы чувств, уже отлагавшейся в его творческом сознании. Мария Дмитриевна стояла под венцом, быть может близкая всем своим существом не к жениху, а к своему шаферу, стоящему тут же рядом. Кто угадает внутреннюю драму этого отверженца, его обиду, ревность, отчаяние, гнев — быть может, и жажду мести? К какому жестокому и грозному финалу мог бы привести такой накал страстей? … Через двенадцать лет он увековечит эту драму в своем гениальном романе о грешнице, полюбившей праведника и убитой сладострастником. Кузнецкая свадьба 1857 года развернется здесь в потрясающую картину беспримерной брачной ночи князя Мышкина. «Настасья Филипповна вышла действительно бледная, как платок; но большие черные глаза ее сверкали на толпу, как раскаленные угли…»

Книга Гроссмана написана не просто хорошо, а добротно, основательно: все эти цитаты, пояснения, упоминания – они очень точно и продуманно вставлены в текст книги, создают образ писателя очень реалистичный, многогранный и интересный уже не только в литературном смысле, но и в человеческом..

«Но он не замыкался в пределы своей страны от других наций. Европа, несомненно, была одним из сильнейших впечатлений его души, столь богатой сильными ощущениями. От его юношеских увлечений Шекспиром и Шиллером, Бальзаком и Гюго до его поздних интересов к Флоберу и Эмилю Золя (которого он одновременно отвергал и принимал) — Достоевский превосходно знал всех корифеев европейской литературы. В музеях Запада его поразили мастера итальянского Ренессанса, а Ганс Гольбейн-младший и Клод Лоррен вдохновили на великие искусствоведческие страницы «Идиота» и «Подростка». В Милане, Кёльне и Париже он был поражен образцами готического зодчества. Его преисполнил восхищением Бетховен»

Очень впечатлило то, что Гроссман жил в то время, когда он мог общаться с людьми, которые лично знали Достоевского.

«…В личном разговоре Анна Григорьевна Достоевская сообщила мне несколько дополнительных сведений о первом браке Достоевского»

В книге, которая была написана автором в советские годы, и кроме того, жившего в эпоху социализма, конечно есть отражения этого взгляда на жизнь и творчество писателя:

«В этом не только личный трагизм его писательской судьбы, но, быть может, одна из глубоких катастроф русской литературы. Стоит на мгновение представить себе, какую могучую эпопею для будущего человечества оставил бы нам мудрец и трагик Достоевский, если бы он продолжал жить социалистическими увлечениями своей молодости, чтоб понять огромные размеры этого события и весь печальный смысл этой утраты»

Но этого в книге не настолько много, чтобы как-то портить само повествование. Еще хотелось бы сказать о том, что описание последних дней жизни Достоевского, его смерть - это завершило образ человека, который ожил для меня, как в свое время Пушкин в книге Ю.Лотмана.

«В семь часов утра 28-го Анна Григорьевна проснулась и увидела, что муж смотрит на нее. — Ну как ты себя чувствуешь, дорогой мой? — спросила она, наклонившись к нему. — Знаешь, Аня, — сказал Федор Михайлович полушепотом, — я уже три часа как не сплю и все думаю, и только сознал ясно, что я сегодня умру. … В 11 часов горловое кровотечение повторилось. Больной почувствовал необыкновенную слабость. Он позвал детей, взял их за руки и попросил жену прочесть притчу о блудном сыне. Это был последний рассказ, прослушанный Достоевским. После нового кровотечения в 7 часов вечера он потерял сознание и в 8 часов 38 минут скончался»

И потому расстаешься не просто с книгой о писателе, а такое ощущение, что с самим Федором Михайловичем. Несомненно, это заслуга автора – Леонида Петровича Гроссмана.

Книга довольно объёмная по размерам, но читала я её как хороший художественный роман. Не скажу, что данная биография - эталон. Но мне, впервые так подробно изучающей жизнь любимого писателя, нить изложения жизни Достоевского - понравилась.

Автор подробно изучил время, когда писатель был на пике своих творческих возможностей, когда писал свои лучшие произведения. Про детство Достоевского и его юность, однако, сказано очень незначительно. Это немного огорчило, ибо хотелось узнать становление молодого писателя, почему он выбрал именно эту профессию, как росло его мастерство.

Также очень досконально автор изложил все романы и повести писателя со сплошными спойлерами, поэтому пришлось многие страницы упустить, так как не всё у Достоевского читала) Понравилось, что автор решил многие убеждения писателя изложить его же словами, из дневников и записок. И как же Достоевский чутко и точно познал окружающий его мир и как досконально изучил природу человека. О человеке и для человека написаны все его произведения.

Гения, есть гения, что они во многом одержимы чем-то одним и в этом же деле и создают свои шедевры. Достоевский имел одну. огромнейшего на него влияния, одержимость - рулетку. К сожалению, я только удивлялась терпению и выдержки второй его жены - ибо я так жить не смогла бы точно. Так беспрекословно прощать все пагубные слабости Достоевского, жить в нищете, в долгах, в страхе за свою жизнь. И она всю себя отдала ему, просто посвятила все свои мысли и силы ради его счастья и спокойствия. Великая женщина! И хорошо, что всё-таки под конец жизни писатель освободился от своей пагубной зависимости и приобрёл большую славу после речи в честь памятника Пушкина в Москве! Книга достойная.

Солнце робко бросает сквозь тонкий хлопок облаков свой отсвет на мрамор бассейнов и бронзу фигур

Да это же сериал «Петербургские тайны»! Один в один! Что-то часто он мне вспоминается, не перечитать ли Крестовского? В общем, давно я не читала «классическое советское литературоведение» и, видимо, не надо было. Ибо литературоведения здесь ускользающее мало. Много обличения всего и вся (загнивающего запада, предприимчивых российских литераторов и гнилостной человеческой природы), домыслов и игры в литературу. Я как-то не придала значения тому, что Гроссман умудрился написать несколько «художественных» произведений. Вот и здесь сплошная «художественность»:

Бледная, хворая ночь. Хриплый голос и антрепренерская предприимчивость Некрасова. Холодное утро. Первая беседа с верховным судьей всех словесных сражений и журнальных джигитовок.

Поди догадайся, что это значит? Вообще, если бы я не знала биографию Фёдора нашего Михайловича и литературный контекст того времени достаточно хорошо, половина содержания точно бы ускользнула. Полагаю, многие авторские намеки я всё же не заметила или не поняла – уж больно тонки. Самое же неприятное, что сам Достоевский предстаёт у Гроссмана каким-то Пустоевским, личностью не столько противоречивой и могучей, сколько слабовольной и мелкой. Оклеветанного писателя так жалко, что срабатывает старая русская традиция – сразу начинаешь относиться к нему лучше. А к автору хуже.

Иногда автор пытается даже перейти из жанра просто биографии в жанр романа, и книга читается особенно интересно, ведь, помимо всего прочего, у Достоевского такая судьба, которую особо и не придумаешь, интереснее многих книг. Человек, который искренне может верить сначала петрашевцам, а потом стать другом Победоносцева, при этом без всякой фальши, без подстраивания под моду, без приспособленчества — уже неординарная личность. Каторга, рулетка, болезнь, несчастный брак с одной стороны и интереснейшие друзья, счастье в работе и прекрасная жена с детьми с другой. Правильно написал Гроссман, это был человек крайностей.

Собственно, Леонид Петрович и попытался объять необъятное и разъяснить эту личность хоть как-то. С фактологической стороны он всё сделал прекрасно. Со всех остальных… Он проиграл. Полный провал. Кроме, разве что, интересных художественных мест, которые встречаются редко, но метко.

Говорить добрые слова сложнее, чем критиковать, да ещё и на тему главного плюса этой книги: Гроссман грамотно воспользовался имеющимися сведениями и можно точно узнать, что, где, когда и как произошло в жизни Достоевского (если имеются в виду ключевые моменты жизни). Что ещё сказать? Нечего.

(Сделаю оговорку. Понятно, что писалась эта книга с подглядыванием партии через плечо, так что я не могу сказать, что обвиняю Гроссмана в нижеследующих грехах. Может, он не так хотел писать. Но так удобнее. Так что приношу извинения Леониду Петровичу, если я не прав.)

А если сделать то, что попроще, то можно сказать, что воспользовался-то он грамотно, да не совсем. Например, зачем 3 раза писать подробно про Бакунина? В жизни Достоевского он не был значимой фигурой. Ну понятно, что вся эта свора и их идеи есть в «Бесах», но что мешало и описать его в разборе книги? А с «правой» стороны — где Катков, где Победоносцев? Это важнейшие люди в биографии Фёдора Михайловича, и что же? Катков упоминается только в деловой сфере и как он «неудачно выступил» у памятника Пушкину, Победоносцева нет в принципе.

Книга пропитана идеологией, пусть, правда, и не так, как в довольно бездарном предисловии к «Униженным и оскорблённым» в советском издании. Гроссман, всё же, не потерял связи с реальным миром. Однако встречаются просто незабываемые перлы. Настасья Филипповна внезапно стала желать освободить народ от эксплуатации, а Алёша Карамазов списан с какого-то террориста.

Из-за этого книга состоит из двух частей: очень хорошие биографические данные и попытки заставить Фёдора Михайловича ходить на руках. Второе я читать не мог, потому что это вплеталось даже в разбор архитектуры романов, было так много, что я не мог этого не замечать, это было очень отвратительно. Потому, когда «Идиот» окончательно снёс мой мозг, я стал откровенно пропускать места, где «разбирают» «идеологию Фёдора Михайловича». И вновь почувствовал себя человеком.

Так что вот так вот. Не рекомендую эту книгу для знакомства с биографией и для попытки разобраться в его творчестве. Нужно знать основы биографии и прочесть хоть несколько его романов, чтобы понимать, где нужные сведения, а где нет. Тогда книга может, как мне, понравиться, благодаря интересным материалам, иначе — собьёт с пути истинного, так сказать.

Написана книга замечательно. Очень художественно, прекрасным образным языком и, вместе с тем, информативно и занимательно. Тем чужероднее в ней смотрятся неизбежные "советские мантры": пассажи о роли трудящихся и ссылки на классиков марксизма-ленинизма. То есть, идет замечательное высокохудожественное повествование, и вдруг раз - вставное предложение из советской передовицы. Если эти чуждые элементы исключить, то книга будет выглядеть очень современно. Гроссману как-то удалось написать абсолютно "не советскую" биографию Достоевского. Конечно, с тех пор наука о Достоевском обогатилась: появились новые факты, другие стали интерпретироваться иначе. Но достоинств книги это никак не умаляет. Очень рекомендую ее для прочтения. Особенно, для первого знакомства с жизнью писателя.