Текст книги "Организм и стресс: стресс жизни и стресс смерти"

Леонид Александрович Китаев-Смык
Организм и стресс. Стресс жизни и стресс смерти

Предисловие

Стресс в современном постиндустриальном обществе все чаще становится причиной страданий. Стремление к массовым радостям и мнимой беспечности не всегда уменьшает напряженность нашей жизни.

Знакомство с анализом причин и закономерностей стресса, с его последствиями, изложенными в книге, позволит читателю увидеть способы уменьшения неблагоприятных влияний критических ситуаций и, может быть, поможет найти полезные последствия этих ситуаций. «Нет худа без добра» – говорит пословица. При стрессе нужно не только пересилить «худое», но и не потерять «доброе».

Эта книга может служить учебным пособием. Она написана для всех, кого затронул стресс, кто его использует или с ним борется, для политиков и психологов, для медиков и социологов, для работников силовых структур, для учащихся и профессионалов, может быть, даже для философов. Она пополнит их знания о стрессе или хотя бы укрепит в этих знаниях.

В первой главе кратко изложена концепция стресса выдающегося канадского ученого Ганса Селье – прародителя учения о стрессе. Описаны опирающиеся на это учение основные положения общей теории стресса, разрабатываемые автором этого учебника. Во второй главе изложены результаты многочисленных научных наблюдений и экспериментальные данные об эмоциях и поведенческих реакциях (нормальных и болезненных) при кратком и продолжительном стрессе, при разных экстремальных воздействиях. Третья глава посвящена вегетативным проявлениям стресса, то есть, с одной стороны, тому, какие физиологические реакции бывают при психологическом стрессе, и, с другой стороны, как эти реакции сказываются на психике. Вместе с тем представлены анализ «соматических (телесных) болезней стресса» и способы их профилактики и лечения.

В книге анализируются методы профилактики и устранения неблагоприятных проявлений стресса и пути сохранения способности восстанавливать в нужный момент свою активность, боевитость, сохранение веры и надежды на вызволение от невзгод жизни, на успешное преодоление стрессогенных воздействий. В ней представлен разносторонний подход к пониманию стресса, без которого невозможно постигать сложнейшую картину противостояния психики и всех систем организма человека экстремальным условиям существования, создающим «стресс жизни» и «стресс смерти». При этом особое внимание обращается на то, что экстремальные ситуации, возникающие в жизни и моделируемые в экспериментах, могут оказывать на человека не только неблагоприятные влияния. Такие ситуации могут пробуждать в людях потенциальные возможности, незаметные в обычных, не стрессогенных условиях. Автор полагает, что главные из них: интеллектуально-творческий потенциал (с условием, что он не устремлен против самого себя, то есть не стал безумен) и потенциал нравственности. В критических условиях они проявляются и проверяются. Потому что нравственность – это не только раскрытие силы жизнеутверждения личности, но и система запретов, «очеловечивающих» личность и общество. Вспомним, что Л.H. Толстой видел три вида нравственности:

– нравственность – то, что служит на пользу моему «Я». Это – нравственность дикости;

– нравственность – то, что служит на пользу тому кругу, который есть мой. Это – нравственность варварства;

– нравственность – то, что служит на пользу всему человечеству. Это – нравственность общечеловеческая.

При стрессе становится очевидно, потенциалом какой нравственности богат человек. Но главное, в критической ситуации человек всегда становится перед выбором, с какой из этих трех нравственностей идти дальше.

1. Методология изучения стресса

Даже в состоянии полного расслабления спящий человек испытывает стресс… Полная свобода от стресса означает смерть.

Ганс Селье

1.1. Концепция стресса Ганса Селье – «общий адаптационный синдром»

Концепция стресса, родившись в результате серии патофизиологических исследований выдающегося канадского ученого Ганса Селье, оказала большое влияние на различные науки о человеке. Она была подхвачена многими представителями медицины, психологии, социологии, этнографии, политологии и др.

В первой главе этой книги изложены основные положения концепции Г. Селье. Это сделано, во-первых, из уважения к его таланту и научному наследию, во-вторых, из-за того, что хотя обширные современные знания о стрессе давно не укладываются в рамки его теории, но все же освоение ее плодотворно и сейчас.

Показана сопоставимость с теорией Г. Селье результатов наших многолетних экспериментальных и теоретических исследований стресса, подтвержденных многими учеными. Здесь изложены этические и организационно-методологические принципы, которые надо соблюдать при изучении стресса, рассмотрены сходства и различия «стресса жизни» и «стресса смерти».

Поражения сердечно-сосудистой системы являются причиной более 50 % всех случаев смерти (Бедный, 1981; Ганелина, 1975; Косицкий, 1977; Уайт, 1967 и др.). Установлено, что эти поражения обусловлены главным образом неблагоприятными для человека формами эмоционального напряжения (Haynes et al., 1978; Shapiro, 1978; Чазов, Вихерт, Метелица, 1972). В нашей стране особенно быстро за последние десятилетия увеличивается смертность от ишемической болезни сердца.

Из-за «стресса жизни» миллионы людей страдают от недомогания, нарушения сна, усталости, отверженности или тревожности, у детей имеются стрессовые симптомы эмоционального неблагополучия (чрезмерная агрессия, ночные кошмары, мочатся в кроватку), все больше людей страдают от алкоголизма и наркомании, пытаясь избавиться от «стресса жизни», тысячи кончают с собой или совершают попытку самоубийства (Levi, 1981).

Вот как оценивает эти данные Ленард Леви, один из известных исследователей эмоционального стресса. «Часто говорят, что статистика не кровоточит. Да, независимо оттого, как интерпретируются эти данные, они представляют огромные человеческие страдания и несчастья, часть которых, вероятно, предотвратима» (там же, р. 11). Он предлагает продолжать изучение эмоционального стресса и его индивидуальное лечение. По его мнению, «можно и должно подойти к проблеме через длительное холистически и экологически направленное профилактическое планирование» (там же). Им предложены принципы такого планирования.

Таким образом, предпосылкой создания и широкого распространения концепции стресса можно считать возросшую, особенно во второй половине XX столетия, актуальность проблемы защиты человека от неблагоприятных факторов среды. Ширящееся научное изучение стресса можно рассматривать как часть охватившего общественность нашей планеты движения по охране природы. Человека при этом надо рассматривать как важнейший элемент биосферы, подлежащий защите. Часто защищать человека надо от него самого, то есть от стихийной урбанизации, от ошибочных «успехов» цивилизации.

Среди своих предшественников Г. Селье называет Клода Бернара, указавшего, что относительное постоянство внутренней среды живого организма-важнейшее условие поддержания его жизнеспособности, и Уолтера Кеннона, разработавшего теорию гомеостаза.

Большое впечатление на Ганса Селье произвели его встречи и беседы в 1935 г. в Ленинграде с академиком-физиологом, нобелевским лауреатом Иваном Петровичем Павловым. «Эти беседы вдохновляли меня в течение всей моей жизни. Портрет Павлова висит в холле нашего института рядом с портретами Эйнштейна и моего соотечественника, открывшего инсулин, сэра Фредерика Бантинга, который опекал меня, когда я начал изучать стресс», – вспоминает Г. Селье (Селье, 1979). Открытие П.П. Павловым условных рефлексов, можно полагать, предопределило направленность концепции стресса на понимание способности организма выходить на уровень готовности к экстремальным стрессогенным воздействиям, опережая их. Если на уровне целого организма результаты фило– и онтогенетического его «обучения» преодолению неблагоприятных факторов реализуются, как известно, в значительной мере при участии центральной нервной системы, то «на клеточном уровне, – пишет Г. Селье, – обучение зависит главным образом от химического обуславливания и сводится к выработке защитных веществ типа гормонов или антител и модификации их действия с помощью других химических соединений (например, питательных веществ)» (там же, с. 60). О неспецифических болезненных проявлениях защитных реакций организма, ставших основой учения о стрессе, неоднократно говорили П.П. Павлов и его ученики, называя их «стандартными формами нервных дистрофий», подчеркивая тем самым значение нервной регуляции в возникновении этих неспецифических реакций.

Но почему портрет еще и великого физика осеняет парадный вход Института экспериментальной медицины и хирургии (ныне Международный институт стресса)? Начало нашего столетия ознаменовалось созданием релятивистской и квантовой физики, теоретические построения которых обусловили прогрессивные преобразования в методологии естественных наук. Эти преобразования в значительной мере связаны с именем Эйнштейна. Видимо, не только уважение побудило Г. Селье поместить на почетном месте в своем институте портрет А. Эйнштейна. Можно полагать, что прогрессивные концепции, возникшие в связи с отходом от методологии классической физики, оказали существенное влияние на научное мышление основателя учения о стрессе.

Объект исследований Ганса Селье – стресс как неспецифические симптомы адаптации – понятие относительное. Их можно «увидеть», только вычленяя подобные симптомы из множества разных симптомов адаптации. Потому стресс – понятие, теряющееся при чрезмерно большом и при чрезмерно малом круге наблюдаемых симптомов. В теоретических построениях Г. Селье присутствует относительность причинности и целесообразности стресса. Относительно и понятие целостности носителя стресса: это локальные структуры в организме при «местном адаптационном синдроме», это и весь организм, отвечающий «общим адаптационным синдромом», это та или иная совокупность людей при массовых проявлениях эмоционального стресса. Идея о существовании взаимодополняющих свойств в какой-то мере находит воплощение в концепции стресса в виде дополнительности специфических и неспецифических проявлений адаптации к требованиям среды в живых существах, в психике и в социальных совокупностях.

Ганс Селье указывал на отсутствие прямой зависимости эмоциональных переживаний при стрессе от физиологических механизмов стресса.

Ухудшение самочувствия, болезненные стрессовые физиологические процессы Г. Селье предложил называть «дистрессом», то есть разрушающим дискомфортным стрессом. Приятные формы стрессовых переживаний, такие как стресс любви, творчества, восторга, вдохновения, он назвал «эустрессом», то есть приятным стрессом.

Широкому распространению учения о стрессе способствовали системная разработка концепции стресса ее автором, его исключительная продуктивность и целеустремленность, а также его публицистические и литературные способности. Перу Ганса Селье принадлежит более тысячи научных публикаций, в их числе более 20 монографий. Будучи на протяжении многих лет руководителем основанного им института, Г. Селье объединил усилия ученых многих стран в решении различных проблем стресса, способствуя тому, что исследования проблемы стресса вышли далеко за рамки первоначальных патофизиологических экспериментов.

Автор этой монографии на протяжении нескольких лет состоял в переписке с Г. Селье, получая от него полезные советы и, главное, одобрение и моральную поддержку. Специфические особенности советской государственной политики многократно препятствовали Гансу Селье в его желании встретиться с автором этой книги.

Научная экспансия концепции «стресс» с ее распространением на различные области знания вызывает недоумения, а часто понятный протест ученых, разрабатывавших свои научные проблемы, обходясь без методов, пониманий, обобщений, используемых учением о стрессе (Василюк, 1984; Мэй, 2001, с. 96–97 и др.). Эти недоумения не повод для протеста и научных баталий – разные фонари освещают путь к истине.

Начало созданию концепции стресса положил случайно обнаруженный в эксперименте Гансом Селье в 1936 г. патофизиологический «синдром ответа на повреждение как таковое», получивший название «триада»:

1) увеличение и повышение активности коркового слоя надпочечников;

2) уменьшение (сморщивание) вилочковой железы (тимуса) и лимфатических желез, так называемого тимико-лимфатического аппарата;

3) точечные кровоизлияния и кровоточащие язвочки в слизистой оболочке желудка и кишечника.

Заслуга Г. Селье в том, что он сопоставил эти реакции с клинико-психологическими симптомами, характерными почти для любого заболевания, с такими как:

1) чувство недомогания;

2) разлитые болевые ощущения и чувство ломоты в суставах и мышцах;

3) желудочно-кишечные расстройства с потерей аппетита и уменьшением веса тела.

Объединение их в единую систему было правомерно только при наличии единого механизма управления этими физиологическими и психологическими реакциями и общего совокупного процесса их развития.

Долго не было определенного представления относительно биологической сущности изъязвлений слизистой желудка, кишечника и потери аппетита – «штатного» симптома стресса. Наша гипотеза, касающаяся этого феномена, была изложена в 1983 г. (Китаев-Смык, 1983) и приводится в третьей главе этой книги.

Г. Селье предложил различать поверхностную и глубокую адаптационные энергии. Первая доступна «по первому требованию», как «по пожарной тревоге». Вторая мобилизуется путем адаптационной перестройки гомеостатических механизмов организма. Ее истощение необратимо, как считал Г. Селье, и ведет к гибели или к старению и гибели. Предположение о существовании двух мобилизационных уровней адаптации поддерживается многими исследователями (Lazarus, 1967, 1969, 1977; Китаев-Смык, Галле, Гаврилова и др., 1972; Меницкий, 1973; Селье, 1966, 1979; Франкенхойзер, 1970). Нашими экспериментами и наблюдениями при предельно переносимых (и не переносимых) воздействиях на людей были выявлены четыре «ранга», четыре кризисных ступени, по которым восходит индивид (и социальное сообщество) при непрекращающихся экстремальных воздействиях. «Кризисные ранги стресса» описаны в последующих главах.

При непрекращающемся действии стрессогенного фактора интенсивность проявлений «триады стресса» возрастает. Г. Селье выделяет три стадии этих изменений (см. рис. 1). Первую стадию стресса он назвал «аларм» (alarm-reaction), то есть мобилизацией «по пожарной тревоге» с использованием адаптационных резервов, которые в организме всегда наготове. Ошибочно во многих русских статьях, книгах и даже учебниках слово «аларм» переводится как «стадия тревожности», что совершенно не верно. Ганс Селье не использовал для названия этой стадии стресса слово «тревожность» (anxiety). В этой первой стадии могут пробуждаться и смелость, и ярость, и страх. А тревожность, беспокойство, боязливость, предчувствие грозящей опасности могут возникать и в других стадиях стресса.

Рис. 1. Схемы развития длительного стресса

A. Стадии развития стресса по Г. Селье: «аларм» – реакция мобилизации адаптационных резервов, срочно, «по пожарной тревоге» (1); фаза резистентности (2); истощение адаптационных резервов (3).

Б. Фазы адаптации при стрессе: разрушение имевшейся «функциональной системности» (1); становление новой «функциональной системности» (2); фаза неустойчивой адаптации (3); фаза устойчивой адаптации (4); фаза истощения «функциональной системности» (5).

B. Динамика смены манифестированных форм адаптационной активности при длительном стрессе, то есть субсиндромов стресса (по Л.А. Китаеву-Смыку): защитная, эмоционально-поведенческая активность (1); эмоционально-поведенческая пассивность «отменяется» (2); эмоционально-поведенческая активность заменяется превентивно-защитной вегетативной активностью (3); усиление умственной активности (4); нарастание пассивности сознания (5); активизация общения (6); угасание общительности (7).

t – продолжительность стресса, усиливающая его интенсивность.

Пытаясь исправить ошибочное понимание «аларм-стадии» стресса как «тревожности», некоторые ученые стали писать о стрессовых «продуктивной» и «непродуктивной» тревожностях. Но можно ли о стрессовой радости, отваге, восторге, возникающих при «аларм-стадии», говорить как о «продуктивной тревожности»? Нет, нельзя. И реальная «тревожность» при стрессе может оказаться продуктивно полезной, оберегающей от опасности, либо непродуктивной – вредящей жизнедеятельности людей. Следуя Гансу Селье, надо отказаться от интерпретации термина «аларм» как эмоции тревожности.

Автор концепции стресса предположил ограниченность адаптационных возможностей организма. Она проявляется уже на первой стадии стресса. «Ни один организм не может постоянно находиться в состоянии тревоги. Если агент настолько силен, что значительное воздействие его становится несовместимым с жизнью, животное погибает еще в стадии тревоги, в течение первых часов или дней. Если оно выживает, за первоначальной реакцией обязательно следует “стадия резистентности”» (Селье, 1979, с. 35) (заметим, что это русский перевод 1979 г. и здесь слово «тревога» не вполне соответствует оригиналу). «Резистентность» – эта вторая стадия, сбалансированное, более или менее равномерное расходование адаптационных резервов. Такое расходование кажется не отличающимся от обычного, при спокойном существовании человека (или животного). Но специальными методами можно легко обнаружить, что на стадии стрессовой резистентности адаптационные ресурсы организма расходуются чрезмерно из-за повышенного требования со стороны стрессоров к адаптационным системам организма.

Ввиду того что «адаптационная энергия не беспредельна» (там же), рано или поздно, если стрессор продолжает действовать, наступает третья – «стадия истощения». «Мы до сих пор не знаем, что именно истощается, но ясно, что только не запасы калорий» (там же). На этой стадии, так же как на первой, в организме возникают сигналы о несбалансированности стрессогенных требований среды и ответов организма на эти требования.

В отличие от первой стадии, когда эти сигналы ведут к раскрытию кладовых резервов организма, в третьей стадии такие сигналы – призывы о помощи, которая может прийти только извне – либо в виде поддержки, либо в форме устранения стрессора, изнуряющего организм.

Экстремальные ситуации делят на кратковременные, когда включаются и действуют (актуализируются) программы реагирования, которые в человеке всегда «наготове», и на длительные, которые требуют адаптационной перестройки функциональных систем человека, иногда субъективно крайне неприятной, а подчас неблагоприятной для его здоровья (Китаев-Смык, 1983, 1978 а, б, 2001; Медведев, 1979 и др.). При кратковременных сильных экстремальных воздействиях ярко проявляются разные симптомы стресса.

Сопоставляя с данными Г. Селье, я изучал кратковременный стресс при создании «трехкаскадной» катапультной системы спасения пилотов, включающейся при летных авариях и при боевых поражениях реактивных истребителей-бомбардировщиков, исследовал стресс при подготовке первых кратковременных космических орбитальных полетов, еще и в военной, боевой обстановке в горячих точках СССР, России, Ближнего Востока.

Длительный стресс мы изучали в 60–70-е гг. XX в. при подготовке экспедиции на Марс, еще – в длительных высокогорных экспедициях и в ходе чеченской войны с 1995 по 2002 г. При действии стрессоров, вызывающих долгий стресс (а длительно можно выдержать только сравнительно несильные стрессовые нагрузки), начало стресса бывает стертым, с ограниченным числом заметных проявлений адаптационных процессов. Поэтому кратковременный стресс можно рассматривать как усиленную модель начала длительного стресса. И хотя по своим бросающимся в глаза проявлениям кратковременный и длительный стресс отличаются друг от друга, тем не менее в их основе лежат идентичные механизмы, но работающие в разных режимах (с разной интенсивностью). Кратковременный стресс – бурное расходование поверхностных адаптационных резервов и наряду с этим начало мобилизации глубоких (Martenuick, 1969). Если поверхностных резервов недостаточно для ответа на экстремальные требования среды, а темп мобилизации глубоких недостаточен для возмещения расходуемых адаптационных резервов, то живое существо может погибнуть при совершенно неизрасходованных глубоких адаптационных резервах. Многие умершие от голода в Ленинграде во время его блокады (в 1941–1942 гг.) сохраняли обильные жировые отложения в подкожной клетчатке. Их гибель была в значительной степени вызвана психологическими переживаниями голода и страха.

На рис. 1 представлена попытка сопоставления суждений Г. Селье о динамике длительного стресса (А), представлений о нем «психофизиологов-системщиков» (Б) и результатов наших исследований динамики субсиндромов стресса (В), то есть смены преобладаний различных форм адаптационно-защитной активности (и пассивности) при длительном стрессе. Подробному изложению результатов этих исследований посвящены вторая и третья главы данной монографии (см. также: Китаее-Смык, 1983, 2001, 2009).

Длительный стресс – постепенные мобилизация и расходование поверхностных и глубоких адаптационных резервов (Popkin, Stiliner, Hall et al., 1978). Его течение может быть скрытым при ставших как бы привычными вредящих воздействиях на людей. Тогда его удается регистрировать только специальными методами. Максимально переносимые длительные стрессоры вызывают выраженную симптоматику стресса. Адаптация к таким факторам возможна, только если организм человека успевает, мобилизуя глубокие адаптационные резервы, «подстраиваться» к уровню длительных экстремальных требований среды. Симптоматика длительного стресса может напоминать симптомы соматических или психических болезней. Такой стресс нередко переходит в настоящие болезни. Причиной длительного стресса может стать не только непрерывный, но и регулярно повторяющийся экстремальный фактор. Тогда попеременно «включаются» процессы адаптации и реадаптации. Их проявления могут казаться слитными. В целях совершенствования диагностики и прогноза течения стресса, состояния, вызванные длительными прерывистыми стрессорами, предложено рассматривать как самостоятельную группу (Gerathewohl, Ward, 1960; Китаев-Смык, 1983,2009).

Хорошо изучены первая и вторая стадии развития стресса. Третьей стадии стресса, то есть истощению организма вплоть до его гибели, посвящены исследования, проводившиеся либо в сложных труднодоступных натурных условиях, либо в экспериментах с животными (Бродхерст, 1975; Стенько, 1978, 1981 и др.), что затрудняло получение достоверных данных.

При длительном пребывании в экстремальных условиях возникает сложная картина изменений физиологических, психологических и социально-психологических характеристик человека. Исследования долгого стресса проводились в фашистских концентрационных лагерях во время Второй мировой войны, однако сложный комплекс негативных воздействий на людей, заключенных в этих лагерях, делал результаты тех «концлагерных экспериментов» почти несопоставимыми со «стрессом обыденной жизни» (Франкл, 1990 и др.). Систематическое экспериментальное изучение долгого стресса было начато в связи с подготовкой длительных космических полетов (Gerathewohl, Ward, 1960; Емельянов, 1967; Касьян, Колосов, Лебедев и др., 1966; Касьян, Черепахин, Горшков, 1966; Китаев-Смык, 1963 а, б; Копанев, 1970; Копан ев, Юганов, 1972; Космолинский, 1976; Новиков, 1981 и др.). Исследования первоначально велись с целью определения пределов переносимости человеком тех или иных неблагоприятных условий существования. Когда физиологические пределы переносимости человеком различных экстремальных физических факторов в основном были определены, тогда предметом исследования стали психические состояния и работоспособность человека в экстремальных условиях (Береговой, Завалова, Ломов и др., 1978; Китаев-Смык, 1978 а, б; Китаев-Смык, Зверев, 1963; Леонов, Лебедев, 1971; Хрунов, Хачатурьянц, Попов и др., 1974 и др.).

Важным направлением изучения длительного стресса, «стресса жизни», явились социально-психологические, психологополитические исследования, необходимые, в частности, для решения проблем групповой совместимости в экстремальных ситуациях, проблем управления массовыми психологическими и политическими процессами и т. п.

Г.Г. Аракеловым подмечены различия форм научного мышления людей, обучавшихся и воспитанных в разных системах образования, в частности, у медиков и психологов. Они по-разному понимают сущность стресса как состояние гомеостаза, обеспечивающего нужную активность человека при измененных требованиях среды (Аракелов, 2004). «Клиническое мышление» медиков, сформированное годами обучения и медицинской практики, делает их нередко «не понимающими» логику мышления профессиональных психологов, а психологов – не воспринимающими медиков, хотя они, казалось бы, изъясняются на одном и том же языке (русском, английском и т. п.). Известный психолог К.К. Платонов утверждал, что «истинным медицинским психологом может стать только врач, получивший еще и фундаментальное психологическое образование» (Платонов, 1975).