Текст книги "Жила-была переводчица"

4

Короча

9^го февраля.

Фи! Как неприлично так часто писать человеку, от которого получаешь письма далеко не каждый день!

Но видите ли что, Бамонт, ведь я, в сущности, ни для кого не пишу, кроме себя! Я много думаю, мне необходимо дать форму своим мыслям, и вот я выражаю их в виде письма к тому лицу, к которому они имеют наиболее близкое отношение. Поняли?

Вот, например, сегодня я решила не скучать, а заняться делом. Взяла Ваши книги, стала перелистывать с твердым намерением перевести что-нибудь. Но, представьте, еще не могу. Я еще недостаточно отвыкла от Вас! Читаю, и невольно погружаюсь в размышления о том, что Вы думали, когда писали такое-то стихотворение, как рождались слова в Вашем уме, как они сплетались в стройные строки, какие образы мелькали в Вашем воображении, какие страданья, какие наслажденья переживали Вы в те минуты.

Когда все это перебродит у меня в голове, осядет, остынет, тогда, быть может, я еще лучше стану переводить Вас, – но пока не хочется трогать, не хочется нарушать гармонии впечатлений.

Я ищу Вашу душу в Ваших стихотворениях, и нахожу ее во всевозможных фразах, во всевозможных настроениях. Вот это написано в минуту безотрадного пессимизма. Вот это навеяно какой-то легкой весенней мелодией, – другое пахнет мадригалом и родилось в увлеченьи flirt’ом, с сознательною неискренностью; а следующее – о, как далеко Вы были от земли, как близко к звездам, к правде, к Богу, когда оно рассыпалось по бумаге созвучными словами под Вашей полубеспамятной рукой! В некоторых стихотворениях меня опьяняет нежная музыкальная прелесть, поразительная непринужденная легкость звуков… Другие сразу ставят меня на край чудовищной, неодолимо влекущей пропасти, из которой несется точно родной призывный мотив – таких больше всего в «Горящих зданиях». Если хотите, я назову Вам для примера: «Я не из тех, чье имя легион»[247]247
  Первая строка сонета «Я не из тех», отдел «Возле дыма и огня» («Горящие здания». С. 108).


[Закрыть], «Замкнуться, как в тюрьму, в одну идею»[248]248
  Первая строка стихотворения «К дальнему», отдел «Возле дыма и огня» («Горящие здания». С. 112).


[Закрыть], «Пять чувств – дорога лжи, но есть восторг экстаза (!)»[249]249
  Первая строка сонета «Путь правды», отдел «Прогалины» («Горящие здания». С. 154). Вторая половина строки графически выделена Людмилой, заменившей также запятую восклицательным знаком, чтобы подчеркнуть свое отношение к словам поэта.


[Закрыть], «Морской разбойник»[250]250
  Стихотворение «Морской разбойник» («Есть серая птица морская с позорным названьем – глупыш…») входит в отдел «Отсветы зарева» («Горящие здания». С. 11).


[Закрыть], «Я устал от нежных снов»[251]251
  Стихотворение «Я устал от нежных снов…» открывает отдел «Отсветы зарева» («Горящие здания». С. 7). Начиная со второго издания, печатается под названием «Кинжальные слова». В недавней биографии поэта первая строка стихотворения несколько раз цитируется в искаженном виде (слов вместо снов): Куприяновский П., Молчанова Н. Поэт Константин Бальмонт. Биография. Творчество. Судьба. Иваново: Изд-во «Иваново», 2001. С. 94, 108.


[Закрыть], и рядом то, которое кончается:

 
Вечно ли я буду рабом?
Мчитесь ко мне, буря и гром!
etc.[252]252
  Цитата из второго стихотворения в отделе «Отсветы зарева» – «Полночь и свет знают свой час…» («Горящие здания». С. 8).


[Закрыть]
 

Но есть еще особый отдел стихотворений – который заставляет меня задуматься, вздохнуть – и улыбнуться! Это – стихотворения к женщинам, или вызванные ими. Когда я их читаю, мой Бамонт кажется мне моим младшим, неопытным братом! Бамонт, дорогой, Вы знали много, много женщин, но Вы не знаете женщины, Бамонт.

Вы говорите, что Вам никто не сделал столько зла, как женщина, Вы говорите

 
Ты –  друг и вечный враг!
Злой дух и добрый гений![253]253
  Заключительная строка стихотворения «О, женщина, дитя, привыкшее играть…» («Под северным небом». С. 62).


[Закрыть]
 

Вы говорите о рабстве, возрастающем с удвоенной силой даже после того, как Вы сбросили с высоты прекрасную колдунью…[254]254
  Имеется в виду стихотворение из отдела «Отсветы зарева», сборник «Горящие здания» (С. 17):
Я сбросил ее с высоты,И чувствовал тяжесть паденья.Колдунья прекрасная! ТыПридешь, но придешь –  как виденье!Ты мучить не будешь меня,А радовать страшной мечтою,Создание тьмы и огня,С проклятой твоей красотою!Я буду лобзать в забытьи,В безумстве кошмарного пира,Румяные губы твои,Кровавые губы вампира!И если я прежде был твой,Теперь ты мое привиденье,Тебя я страшнее –  живой,О, тень моего наслажденья!Лежи искаженным комком,Обломок погибшего зданья.Ты больше не будешь врагом…Так помни, мой друг: до свиданья!

[Закрыть] Милый, милый Бамонт! Вы никогда не знали настоящей любви, Вы знали мученья и восторги страсти, знали нежную красоту, граничащую с мечтою, – но если бы Вы любили совершенною, полною, единственною любовью, Вы никогда не узнали бы разочарованья. Спросите у René, что такое женщина (то есть что такое любимая и любящая женщина для мужчины) – только свет, только гармония, только счастье. Она не преграждает пути к правде, потому что правда – в ней самой. Ее объятья не могут отдалить от остальных людей, потому что она не только страсть, но и любовь. Желанье убить ее не может прийти на ум, потому что она – жизнь и сила. Вы это чувствовали, когда написали (кому?)

 
Нет и не будет, и не было сердца нежней твоего,
Нет и не будет, и не было, кроме тебя ничего![255]255
  Цитата из стихотворения «Нет и не будет», отдел «В дымке нежно-золотой» («Тишина». С. 58). Людмила подчеркнула фразу «кроме тебя ничего» и заменила троеточие восклицательным знаком, чтобы показать свое отношение к словам поэта.


[Закрыть]
 

Но это было не чувство, а только предчувствие, раз оно изменилось, прошло. О если б Вы знали как широка, как необъятна, как бесстрастна настоящая любовь! В ней нет мучений, нет ревности, страсть в ней – подобна падающей звезде в холодном величии мирозданья. Слияние двух душ с бесконечной душой Природы.

Странно! Я нашла стихотворение «Нет и не будет», чтобы переписать Вам эти строки, и взгляд мой упал на стоящее рядом «До последнего дня»[256]256
  «До последнего дня» («Быть может, когда ты уйдешь от меня…») следует сразу за «Нет и не будет» в сборнике «Тишина» (С. 59). Переписывая в письме это стихотворение, Людмила заменила точки на восклицательные знаки в первом и третьем куплетах, чтобы подчеркнуть места, кажущиеся ей наиболее важными.


[Закрыть]. Как оно похоже на то, что я думала о Вас недавно. Перемените, мысленно, местоимения и все будет верно:

 
Быть может, когда ты уйдешь от меня,
Ты будешь ко мне холодней.
Но целую жизнь, до последнего дня,
О, друг мой, ты будешь моей!
 
 
Я знаю, что новые страсти придут,
С другим ты забудешься вновь.
Но в памяти прежние образы ждут,
И старая тлеет любовь.
 
 
И будет мучительно-сладостный миг:
В лучах отлетевшего дня,
С другим заглянувши в бессмертный родник,
Ты вздрогнешь, – и вспомнишь меня!
 

Ну скажите, что неправда! Накажите меня за мое нахальство! Только – я Вам не поверю. Если даже Вы меня вовсе уже не любите в настоящее время, то все же была такая минута, когда Вы меня любили бесконечно, всею силой, всей красотой Вашей души – помните, когда я сидела на сундуке и рассказывала Вам о себе.

 
Amie, vois-tu dessinée sur le sable
L’ombre dentelée des feuilles?
L’objet de mon amour est plus insaisissable…[257]257
  Савицкая цитирует одно из своих французских стихотворений (рукопись не сохранилась): «Подруга, видишь ли ты нарисованную на песке / Кружевную тень листвы? / Предмет моей любви еще неуловимей…»


[Закрыть]
 

Да, да, Вы меня так любили, не думая ни о чем и ни о ком, ни о себе, ни обо мне, величественно, красиво, бесстрастно. И в эту минуту на Вашу душу легла моя печать, и с этой минуты Вы стали моим, и никто не будет владеть Вами так всецело, как я в эту минуту. И за это – за это я дарю Вам то красивое, ароматное, безымянное чувство, которое Вы сами вызвали во мне. Как хорошо! Правда?

–

11^го февраля утром.

Сейчас только проводила бабушку в Сабынино и через 2 минуты после этого получила Ваше письмо. Бамонт, дорогой, я не умею ни звать, ни обещать, ни вообще «устраивать» своего счастья, подбирая для него цветы как для букета. Обо мне кто-то заботится, без моего ведома, кто-то посылает мне неожиданные радости, неожиданные волненья. Если этот кто-то, без моего участия, снова приведет Вас ко мне – я буду счастлива. Сама я (подумайте, такое маленькое, глупенькое человеческое существо!) не могу решить, что лучше для меня, для Вас, – для мира!

С практической точки зрения, как можете Вы приехать так, чтобы не сделать неприятности маме? Если кому-нибудь другому Ваш приезд покажется странным, – это пустяки. Мне так часто приходилось бравировать «общественное мненье», что это стало для меня каким-то забавным спортом. Но ведь Вы знаете, мама не поймет наших отношений или заподозрит меня в кокетстве и будет дрожать за Вас (ей-Богу!) и страдать оттого, что у нее такая бесчувственно-жестокая дочь. А страданье мамы, хотя и ничем не оправдываемое, и особенно ее подозрение, непременно вольют хоть каплю горечи в наше радужное счастье. А я так боюсь, так ненавижу горечь, Бамонт, и так хочу сохранить светлой и чистой нашу чудную дружбу! И Вы тоже, правда? Значит, делайте так, как можно, как нужно. Мама, а может быть и Вова[258]258
  Старший брат Людмилы, юрист Владимир Иванович Савицкий (1875 – после 1955).


[Закрыть], приедут завтра. Если они будут звать Вас – приезжайте. Наш дом до приезда бабушки и тети (следовательно, до конца этой недели) пуст и сравнительно спокоен. А потом пойдет укладка и отъезды. Гостиницы здесь дурацкие, хотя одна из них и сносная. Как называется – не знаю.

Но ради Бога, Бамонт, не позволяйте никому неосторожно прикоснуться к крыльям нашей бабочки – она такая нежная, легкая!

«Стыдного» стихотворения я Вам пока не пошлю, а вот вчерашнее:

 
Ah, s’il est vrai que selon nos mérites
Nous recevons tes bienfaits, ô Seigneur,
Qu’ont-elles fait, les blanches marguerites,
Pour obtenir le divin lot de fleurs?
 
 
Et s’il est vrai que ta main nous couronne
Dès que le jour des douleurs est éteint
Qu’ai-je donc fait pour le Ciel qui me donne
Tant de bonheur dans l’éclat du matin?[259]259
Ах, если правда, что по нашим заслугамТы благоволишь нам, Господи,Чем заслужили белые маргариткиБожественный удел цветов?И если правда, что твоя длань нас венчает,Когда догорает день страданий,Чем же я заслужила перед Небом все то счастье,Которое оно мне дает на утренней заре?

[Закрыть]
 

–

У Наташи хранится пузырек с водою и надписью: «Вода, которую пил Бальмонт перед отъездом из Корочи, 3^го февраля 1902 г.»

Извините! И тут не упустила случая рассказать Вам немножко «ерунды».

Кажется все.

Ваш мужик торопится ехать[260]260
  Речь идет о вознице Бальмонта, «веселом, хитром мужике-украинце, быстро смекнувшем, как можно попользоваться простотой этого барина. Он за хорошее вознаграждение ездил каждые два дня для нас в Белгород за почтой и исполнял там наши поручения» (Андреева-Бальмонт Е. Воспоминания / Под ред. А. Паниной. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. С. 357).


[Закрыть].

До свидания? Chi lo sa[261]261
  Кто знает (итал.).


[Закрыть].

Будьте осторожны, Бамонт. С Вами не было такого случая, когда Вы бы слушали какую-нибудь дивную, чарующую мелодию – и вдруг бы кто-нибудь чихнул или плюнул около Вас? Знаете, я больше всего на свете боюсь таких вещей! А теперь все так красиво, так светло, так гармонично – ах!

 
Qu’ai-je donc fait pour le Ciel qui me donne
Tant de bonheur dans l’éclat du matin![262]262
  Последние строки стихотворения Людмилы, приведенного выше в переводе (примеч. 13).


[Закрыть]
 

Любите Вашу Lelly

5

11 февраля утром.

Бамонт, милый – сейчас получила Ваше письмо по почте. Конечно, Ваше стихотворение – «Нет, ты не поняла»[263]263
  Речь идет о третьем стихотворении из цикла «Семицветник», посвященного Людмиле («Будем как солнце». С. 130). См. в приложении к настоящему изданию полный текст «Нет, ты не поняла, что в бездне пустоты…».


[Закрыть] очень хорошо, очень. Только в нем – ошибка, потому что я не «не поняла» – от того-то я и не могу любить его так, как люблю другие.

Вы говорите, что у меня талант, и что я сама это очень хорошо знаю. А помните, что я Вам однажды сказала: «Мои стихи мне нравятся постольку, поскольку в них отражается моя душа», – это единственная оценка моего «таланта», по крайней мере, для меня. И писать я буду всегда, когда мои мысли будут требовать стихотворной передачи. Переводить Вас я буду непременно. Это меня просто – cela me passionne[264]264
  Меня это страстно занимает (фр.).


[Закрыть]. Господи, только бы покончить с противными вещами, только бы больше не раздваиваться!

Странно – я не получала от René письма для мамы, а между тем он, по-видимому, писал. Неужели – «не судьба»? Ну ничего, ведь должно же это как-нибудь уладиться, правда?

Ваши карточки, в сущности, не так дурны, как кажутся. И потом они дополняют одна другую, и передают то впечатление, которое производит Ваше лицо. В профиль – благородно-тонкий облик средневекового лорда – голова так и просится на большую ослепительно-белую фрезу. (Напрасно только Гн Здобнов потрудился сделать Вам благонравную бровь. Да и ус один совершенно лишний[265]265
  Дмитрий Спиридонович Здобнов (р. 1850) владел сетью фотоателье в Санкт-Петербурге, и его имя фигурировало на тыльной стороне фотопортретов Бальмонта. Экземпляры фотографий, о которых идет речь в письме, сохранились в архиве Савицкой. См. вторую вкладку с иллюстрациями.


[Закрыть].)

En face[266]266
  В анфас, лицом к смотрящему (фр.).


[Закрыть] – неукротимые черты сына русских степей. Что-то светлое – и грустное, что-то сильное и задумчивое, что-то далекое – и откровенное во взгляде как бы постоянно расширяющихся, пристальных глаз. Что-то необузданно-жадное в напряженном трепете ноздрей. Что-то роковое, что-то решенное в каменном молчании властного рта. И как верно угадала природа, что вокруг такого лица нужны отсветы медно-огневых волос.

Я, вероятно, пошлю это письмо с нарочным, которого мама собирается отправить в Сабынино. Скажите ему, чтобы он и на обратном пути заехал к Вам.

Моя тетя приедет только к 20‐му. Может быть, Вова и Володя[267]267
  Вова – старший брат Людмилы (см. примеч. 12 к письму 4); Володя – ее двоюродный брат, сын Сергея Петровича Алферова, отставного профессора Харьковского университета, чья сабынинская усадьба располагалась по соседству с имением князя Дмитрия Александровича Волконского (1861–1909), где гостила семья Бальмонтов.


[Закрыть] соберутся приехать в Корочу, пока бабушки нет.

–

Передайте мой привет Екатерине Алексеевне[268]268
  Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт (1867–1950), вторая жена поэта, жившая вместе с мужем и дочерью Ниной (р. 25.XII.1900 ст. ст./7.I.1901) в сабынинской усадьбе своей сестры Марии, бывшей замужем за князем Д. А. Волконским. В своих мемуарах Е. А. Андреева-Бальмонт оставит пестрящий ошибками и недоговоренностями отзыв о Людмиле (Андреева-Бальмонт Е. Воспоминания. С. 357–359).


[Закрыть]. Мне она нравится в моем воображении, потому что, мне кажется, Вы ее глубоко, сильно любите. Только мне она представляется тем, что называют «Умной женщиной» – решительной, спокойной, тактичной, образованной, способной все понять, делающей гладкой и приятной свою и чужую жизнь. Я иногда завидую таким женщинам и – ужасно боюсь их! То есть не боюсь, а стесняюсь. Почему Ваша жена мне представляется такою – я сама не знаю, и очень может быть, что я ошибаюсь, только все-таки я не могу предположить, чтобы она была иною, раз между вами существуют искренние дружеские отношения.

Какой серый день! От вчерашних слез у меня болит голова. Няня больна и сегодня мне опять придется гулять с Жоржиком. Мы уходим далеко, бегаем, останавливаемся смотреть на ручейки, бегущие по колеям, разговариваем с гусями, наблюдаем за грачами и воронами, бросаем камешки в яр, и повсюду ищем орла, «бошую пицу олла», которая скоро-скоро «пилетит».

Как Вы можете не любить детей, Бамонт? Какое зрелище может быть красивее этого постепенного расцвета, этого пробужденья души, встречающей на каждом шагу восторги откровения? Когда я бываю с Жоржиком, я так сливаюсь с ним, что мне становятся вновь близкими все удивленья, все радости, все впечатленья ребенка. А потом – я думаю о своем мальчишке. Какой он будет жизнерадостный, задумчивый, хорошенький – и мой! И когда моя жизнь начнет увядать, я буду знать, что вся моя сила, молодость, красота уходит в него, и когда никто уже больше не назовет меня своей нежной, светлой Лелли, я буду счастлива верою в то, что для него я до конца своей и его жизни останусь нежной, светлой, единственной. И когда он найдет свою Лелли, он полюбит ее из‐за меня, для меня, той любовью, которая жила во мне, той любовью, которая дала ему жизнь. Дети – все. Дети будущее. Дети то же, что искусство – в них переливается волна нашей души, чтобы жить еще и еще и еще, чтобы остаться бессмертною в бесконечном.

Если бы я не встретила René, я все равно вышла бы замуж, для того, чтобы иметь ребенка. Извините, это неправда. Я сказала глупость, не подумав: я бы ждала, ждала René, потому что такой ребенок, какого я хочу, может быть только сыном самой красивой, самой гармоничной любви. Но ведь не могло же случиться, чтобы я не встретила René! Мне кажется, что я сама создала его, силой своей веры в него.

Я никогда не ошибалась, всегда знала, что это еще не он, мой инстинкт уверенно вел меня к нему, и потому я сразу узнала его, без объяснений, без удивленья. Это было вечером 14^го июля. Мы стояли на балконе, увешанном фонариками, над бурной толпой наводнявшей Boulevard St. Michel. Я была в длинном розовом пеньюаре и с большим полотенцем на мокрых, только что вымытых волосах. Я стояла, во весь рост прислонившись к двери, – он против меня, облокотившись на перила, спиной к улице. Нам обоим было легко, весело, хорошо. Он сказал мне, улыбаясь, немного бледный: «Savez-vous, je crois que nous serons autre chose que des amis – plus!»[269]269
  Знаете, мне кажется, мы станем не только друзьями, но чем-то бóльшим! (фр.)


[Закрыть] Я ответила: «Nous serons ce que nous serons, sans étiquettes! – Oui, parce que Jean est mon ami, mais vous, ce n’est pas la même chose»[270]270
  Мы станем тем, чем станем, без ярлыков! – Да, потому что Жан мой друг, а вот Вы совсем другое дело (фр.).


[Закрыть].

Я поняла, я знала. И все-таки, чуть слышно спросила: «C’est vrai?» («En ce moment les deux mains sur ta poitrine»[271]271
  Правда? (Ты положила в ту минуту обе руки на грудь…) (фр.)


[Закрыть], – вспоминал недавно René. – Конечно! Мое сердце было так полно счастья!) – «Je crois!» – «J’espère!»[272]272
  Мне кажется! – Я надеюсь! (фр.)


[Закрыть] – И больше ничего. Только на другой день, утром войдя в мою комнату, залитую солнцем, он поцеловал меня – в губы – долго-долго и я видела только золотой лучистый свет в его длинных темных глазах. Мы не думали ни о близости, ни о любви, ни о нашей красоте – мне только казалось, что мы два сплетенных стеблями цветка, которые тянутся, растут, поднимаются к солнцу через ароматную прозрачность воздуха.

И это было – преступленье. It was awfully shocking![273]273
  То было чрезвычайно скандальным поведением (англ.).


[Закрыть] Не правда ли? И это нужно было искупить разлукою, горечью, страданьем…

На языке благоразумных людей это называется «вешаться на шею», «позволять себе возмутительные вольности с едва знакомым человеком», и т. д. У меня не хватило благоразумия, чтобы сознать свою ошибку, и я возмущенно заявила, что лучше уеду до тех пор, пока мама убедится, что я права, чем делать вид, что уступаю.

Через две недели, в Швейцарии я с открытыми плечами и руками танцевала в объятьях усиленно прижимавшего меня к себе кавалера, и на другой день написала René размышление о том, что ведь это уже куда безнравственнее и «стыднее». Мама, читавшая тогда мои письма вместе с René, решила, что я соблазняю его рассказами о своих голых руках!

Боже, как все это мерзко, возмутительно! Оттого-то мир так мрачен, что слишком яркие светильники нужно прятать под колпак, из боязни ослепить стариков и кротов!

Ну, будет. Я могу Вам писать бесконечно. Только ему и Вам. Это ужасно много. Я не думала, чтобы кто-нибудь другой мог любить меня так же светло и хорошо! Как я Вас люблю, мой Бамонт!

Лю

6

12^го февраля 1902.

 
Celles qui cependant en marche l’ont suivie
Ont le même sourire et le même regard…[274]274
  У тех же, что последовали за ней / Та же улыбка и тот же взгляд… (фр.) Источник и автор не установлены. Судя по инициалам, имеется в виду лозаннский знакомый Людмилы по имени Жан, которому она посвятила приведенное ниже стихотворение «Ответ Жану» (см. примеч. 5). Цитата, видимо, взята из стихотворения, которое Жан П. посвятил Людмиле во время ее кратковременного пребывания в Лозанне в августе 1901 г., по пути из Парижа в Россию.


[Закрыть]
 

J. P.

«…До тебя я не знал, что такое любовь, я знал только страсть. В глазах тех женщин, которым я обманчиво говорил „люблю“, не было той чистоты и глубины, где теперь навсегда утонула моя душа. В них только был какой-то неясный намек на то, что в твоих темных глазах нашло такое прекрасное и полное воплощение. Те женщины, которых я знал до тебя, были как бы предчувствием тебя. Вот почему я говорил им „люблю“, вот почему моя ложная любовь к ним не должна оскорблять тебя…

…Без обещаний мы связали нашу жизнь, но нет той силы на земле, которая бы смогла расторгнуть наш союз».

Бальмонт

(«Крымский вечер». В Безбрежности[275]275
  Рассказ «Крымский вечер» («Полупрозрачная мгла вечернего воздуха…») вошел в первое издание сборника: Бальмонт К. В безбрежности. М.: Т-во скоропечатни A. A. Левенсон, 1895 (отдел «Любовь и тени любви». С. 116–118). Автор исключил его из сборника после второго издания 1896 г. (Библиография. № 85. С. 28–29).


[Закрыть])

–

«Неужели Вы есть на свете, Люси! Наконец я встретил Вас? Наконец… О, как долго Вас не было! Я всегда думал о Вас. Я ничему не удивляюсь. Я вижу Вас как солнце. Я думал о нем раньше. Но я всегда всем лгал. А Вас я не обманываю, все могу сказать Вам, счастлив Вашим счастьем, не боюсь, не оглядываюсь, не рассчитываю. Как подумаю о Вас, говорю: „Так это значит верно. Можно действительно все понять в другом, и все для него сделать, ничего не прося. Радость дать. Отдать себя“. Я твой».

Бальмонт

(Из письма к Люси)

–

 
…Et le sourire errant que la lèvre dessine
Me défie à jamais d’avoir une autre foi
Qu’en elle…[276]276
  И набросок улыбки, блуждающей на губах / Бросает мне вызов никогда ни во что не верить, / кроме нее (фр.). Источник не установлен. Возможно, строки взяты из стихотворения Людмилы (рукопись не сохранилась).


[Закрыть]
 

–

Какая разница между этими двумя видами любви, и насколько вторая красивее, выше, светлее первой. Там– Вы счастливы, потому что наконец встретили то, чего напрасно искали в других женщинах, и что нашло такое прекрасное и полное воплощенье в темных глазах Вашей подруги. Что же это? Это – сочувствие, это – понимание Вашей души, это – отзыв на Ваши желанья, это – любовь, та любовь, для которой синонимом служит русское простонародное выражение «жалость». (Вы знаете, крестьянка часто говорит, что ее муж ее «так жалеет, и она сама его страсть как жалеет!»)

А здесь, во втором случае, совсем иначе. Тут Ваша душа так же трепещет от благодарности к другой душе, но уже не только за то, что эта другая душа поняла Вас, сознала Вашу красоту, а и за то, что она невольно заставила Вас понять самого себя и самому сознать свою красоту. – Помните:

 
Создал ты небо и небо небес[277]277
  Строка из стихотворения Бальмонта «Молитва» («Господи Боже, склони свои взоры…»), вошедшего в сборник «Под северным небом» (С. 8). В строке обыгрываются двадцать третий и двадцать четвертый стихи 113-го псалма.


[Закрыть].
 

Так вот, если прежняя Ваша любовь перенесла Вас в небо, то настоящая возвысила Вас до неба небес.

Но что же будет дальше – подумайте! Что если я тоже только предчувствие другой или других? Вы превратитесь в бестелесного духа, Вы сольетесь с Богом, Вы достигнете Нирваны. Я говорю это полушутя, но с твердым сознанием, что говорю чудную, радостную правду.

Зачем Вы всегда говорите, что лгали предыдущим? Это не так. Вы всегда говорили правду. Только «правда» для Вас изменялась с каждым новым периодом Вашей жизни, с каждой новой фазою Вашей души. Изменялись Ваши потребности, изменялась Ваша способность любить, изменялось земное воплощенье Вашего идеала любви.

Так, по крайней мере, понимаю Вас я, считая Вас своим братом, таким же, как и я –

 
Changeant et vrai comme la mer[278]278
  Изменчивый и искренний как море (фр.). Цитата из стихотворения, которое Людмила написала в Лозанне 21 августа 1901 г., накануне отъезда в Россию. В бумагах Валерия Брюсова хранится автограф этого стихотворения, посланный ему Савицкой весной 1902 г. в целях заочного знакомства (РГБ. Ф. 386. Карт. 101. Ед. хр. 30). Текст стихотворения приводится здесь с нашим подстрочным переводом:
Réponse à JeanOui, je suis celle que tu chantes,La Vierge forte de l’Hiver,Enfant des neiges éclatantesDes monts Оurals, des monts de fer.De la lumière boréaleLes yeux encor tout éblouis,J’errais sur ma route fataleQui traversait bien des pays.La glace dont je suis sculptéeEst un miroir fidèle et pur, –En moi souvent s’est reflétéeLa jeune fille aux yeux d’azur,Souvent de joyeuses bacchantesMiraient en moi leurs traits d’enfer,Mais je suis celle que tu chantes,La Vierge forte de l’Hiver.Mes rêves morts au sein des neigesSe sont figés en retombant,Le bouclier qui me protègeEst fait de tous ces diamants,Et si parfois jusqu’à la terreS’abaisse mon regard altier,C’est qu’il me manquait une pierreA mon magique bouclier.Dans un coffret en or très pâleJe porte à mon PrédestinéUn talisman que rien n’égaleQue la Nature m’a donné:Je porte, moi, la messagèreDe son génie purifiant,La mort aux choses passagères,La Vie à l’Idéal fuyant.Je ne suis bonne ni méchante –Changeante et vraie comme la mer,Je suis bien celle que tu chantes,La Vierge forte de l’Hiver.Lausannele 21 août 1901LucyОтвет ЖануДа, я та, которую ты поешь,Дева, чья сила в Зиме,Дочь сверкающих снеговУральских гор, железных гор.Северным сияниемВсе еще ослепленная,Я брела своим неизбежным путем,Пролегавшим через многие страны.Лед, из которого я изваяна,Это верное и чистое зеркало, –Во мне часто отражаласьДевушка с лазурными глазами,Часто веселые вакханкиОтражались во мне своими адскими чертами,Но я та, которую ты поешь,Дева, чья сила в Зиме.Мои сны, умершие в снегах,Застыли в падении,Прикрывающий меня щитСделан из всех этих алмазов,И если до самой земли иногдаОпускается мой гордый взгляд,То это потому, что мне не хватило одного камняДля моего волшебного щита.В шкатулке из очень бледного золотаЯ несу своему СуженомуНесравненный талисман,Который мне подарила Природа:Я несу, предвестницейЕго очистительного гения,Смерть всему преходящему,Жизнь ускользающему Идеалу.Я ни добра и ни зла –Изменчива и искренна как море,Я поистине та, которую ты поешь,Дева, чья сила в Зиме.

[Закрыть].
 

–

13^го февраля.

Сегодня мне все как-то тяжело и больно. Окружающее противно. Будущее темно. Какая-то усталость, горечь, мрак. Утром я получила письмо от René – милое, спокойное письмо, где он говорит мне о своих делах, о новой пьесе, в которой он играет, о моем приезде, который будет для него таким счастьем. И – Вы не можете себе представить, до чего меня возмутило это письмо. Он так спокоен, он знает, что я существую, что я его люблю, знает, что рано или поздно я буду его женой – чего же, в самом деле, ему волноваться? А между тем, и не смотря на то, что я прекрасно знаю, что подобные минуты уверенного бесстрастия у него редки, я почувствовала к нему какую-то дикую ненависть – и если бы Вы видели то насмешливое, злое, едкое, оскорбительное письмо, которое я ему написала, Вы удивились бы (не Вы, впрочем) той ярости, которая может иногда овладеть Вашей ласковой Лелли.

Завтра – завтра будет иное. Я не умею долго страдать. А сегодня мне было очень больно.

Вечером приехала мама. Одна мама. И когда я увидела, что она одна, я поняла, что все время ждала Вас, стараясь не ждать и не надеяться. И мне стало еще больнее. Так больно, что слезы невольно переполнили глаза и быстро-быстро одна за другой покатились по щекам.

Без мамы – я одна. При ней я еще «однее». Я выслушала ее рассказы о том, что было в Сабыниной (или не, по Вашему). В заключение она сказала: «Сережа[279]279
  Имеется в виду дядя Людмилы, Сергей Петрович Алферов (см. примеч. 5 к письму 5), практически ослепший ко времени написания этого письма.


[Закрыть] просит меня пожить у него подольше. Я ответила, что это зависит от того, как я устроюсь с тобою. Если ты решишься на что-нибудь, я поживу у Сережи до лета».

«Если ты решишься на что-нибудь», – это намек на мое безумное предложение поехать в Италию до конца июля, то есть до тех пор, пока папа не будет в состоянии сопровождать меня в Париж. Теперь я увидела, что это (Италия) было бы бесцельно и глупо, и что я просто физически не вынесла бы такого нового добровольного истязания. Или в Париж, или никуда. Я ничего не ответила маме, боясь ее расстроить. Пошла и легла на свою постель. Приходит мама: «Что ты, Люсик? Плачешь? Что с тобой?» Мама легла со мной рядом, обняла меня, стала гладить по голове. О как мне хотелось, как мне хотелось, чтобы она вдруг стала мамой, чтобы она не делала вида, что не знает причины моих слез, а наоборот заговорила бы о ней, чтобы она не старалась остановить моих слез, а дала бы им вылиться вместе со всей горечью, накопившейся в сердце, чтобы она прервала наконец эту ложь молчания, отдалившего нас друг от друга!.. Ничего. Фразы вроде:

«Ты бы почитала мне что-нибудь. Свои стихотворения – какие можно: Бальмонт говорит, что ты ему послала одно очень красивое»[280]280
  В папке с письмами Савицкой к Бальмонту хранятся, на отдельном листе, несколько ее французских стихотворений, датированных 28 января 1902 г.:
Les Plantes des ForêtsJ’aime des forêts les plantes       Odorantes,Les caresses très légères       Passagères.Des cloches la voix lointaine       Dans la plaine,Et, sur l’eau qui dort, les branches       Qui se penchent.Les figures entrevues       Inconnues,Des légendes et des songes       Le mensonge,Toute chose qui nous hante,       Nous enchante,La blessure douce et chère       Du mystère.L.–Mon âme n’est qu’une oasis d’azurParmi les autres âmes, pâles, mornes,Le sort me donne un songe grand et purDans la torpeur de ce désert sans bornes.Le ciel a mis son voile de brouillards,Le vent saisit les sables qu’il entraîne,Des caravanes hantent mes regards,J’entends des sons, j’entends des voix lointaines.Pour un instant mes frêles visions,En bénissant l’emblème de mon être,Le posent là, puis de nouveau s’en vont,Pour, de nouveau, joyeuses reparaître.Je reste seul. Mon songe grand et purMe parle de jeunesses immortelles.Mon âme n’est qu’une oasis d’azurAux fleurs de rêve, éternellement belles.–Fleurs du CouchantO couleurs du couchant! O rayons mourants!Des nuages clairs la guirlande baissée…La plaine se voile. La forêt s’étend,Etrangère à la vie, à jamais lassée…O célestes roses, irréelles choses!Sur les tristes champs, les villages sombres,Du nuage pâle le reflet se pose,Inconnu comme eux, les plaignant dans l’ombre.

[Закрыть].

«А знаешь, M^me Бальмонт[281]281
  Имеется в виду Е. А. Андреева-Бальмонт (см. примеч. 6 к письму 5).


[Закрыть] знает Либертада…[282]282
  Видный деятель французского анархического движения, Альберт Либертад (1875–1908), с которым А. П. Савицкая могла познакомиться во время своего пребывания в Париже, где она вращалась в кругах политических радикалов (см. вступительную статью к настоящему изданию).


[Закрыть]»

Потом, наконец:

«Ну будет, деточка, умойся, потом поужинаем, потом я лягу, а ты мне почитаешь. Умойся, будь повеселей».

«Да, лишь бы вида неприятного не было!» – сказала я.

Мама засмеялась, не поняв, или притворившись, что не понимает. И действительно: какое кому дело до того, что мне нужно плакать, кричать, надорвать свое сердце, чтобы выбросить из него тяжелую глыбу печали. Лучше лгать, чтобы не было неприятного пустого места за ужином и заплаканного лица в доме! Я умылась, поправила волосы. Немного пудры вокруг глаз, чуть заметная улыбка – и опять девочка хоть куда! После ужина мама легла спать, а я стала читать ей вслух «Родину» Зудермана[283]283
  «Родину» (1893), пьесу немецкого прозаика и драматурга Германа Зудермана (1857–1928), Людмила могла читать матери в переводе Бальмонта (Зудерман Г. Собрание драматических сочинений, перевод и редакция К. Бальмонта. М.: Изд-во Скирмунта, 1902–1903. 2 т.).


[Закрыть].

Теперь час ночи. Все спят. Я пишу с почти закрытыми глазами – больно.

Что Вы хотите в благодарность за Шелли?[284]284
  Вероятно, А. П. Савицкая привезла дочери в подарок от Бальмонта один или несколько томов его переводов из английского поэта Перси Биши Шелли (Сочинения Шелли. СПб.: Книжное дело, 1893–1899. 7 т.). Живя в Сабынино, Бальмонт работал над новым изданием полного собрания сочинений Шелли.


[Закрыть] Хотите положить мою голову к себе на плечо – и сидеть так, тихонько, долго

 
Ночь нас окутает ласковым сумраком,
В небе далеком зажгутся огни,
Ветер о чем-то зашепчет таинственно,
И позабудем мы прошлые дни.
И позабудем мы муку грядущую,
       Спи, моя радость, усни![285]285
  Цитата из стихотворения Бальмонта «Колыбельная песня» («Липы душистой цветы распускаются…»), вошедшего в сборник «Под северным небом» (С. 44).


[Закрыть]
 

–

Спокойной ночи, мой милый Бамонт!