Текст книги "Китай – великая держава номер один?"

Часть четвертая
После холодной войны

Осталось ли что-нибудь от вражды 1960-х? От крови, пролитой на Даманском? От яростной пропаганды с обеих сторон? От ожидания войны, которая в какой-то момент казалась неизбежной?

В 1980-е годы Китай стремительно менялся. Менялось и отношение к нему. Это удачно совпало с другим тектоническим сдвигом в мировой политике – окончанием холодной войны, что прежде всего связано с внутриполитическими событиями в Советском Союзе.

Часто пытаются подсчитать, кто выиграл, а кто проиграл в холодной войне. На самом деле выиграли все. Холодная война прекратилась, и все исчезло, как наваждение, – страх войны, ядерная опасность, враг у ворот. Впервые за многие десятилетия пришло ощущение безопасности. Столько лет вооружались до зубов, а страх войны и чувство незащищенности только росли. А тут выяснилось, что безопасность зависит не от военных арсеналов, что холодная война не является неизбежностью, что это не порождение вечных геополитических конфликтов. Холодная война возникает в наших головах, и потому может прекратиться так же легко, как и началась.

Проиграли те, кто процветал благодаря холодной войне. Проиграла сама холодная война – политика конфронтации, милитаризма, ненависти к другим…

Михаил Сергеевич Горбачев поставил перед собой задачу покончить с холодной войной, помириться со вчерашними врагами, сократить ядерные вооружения и не тратить на армию столько денег. Ему нужно было установить добрые отношения с теми, кто раньше считался главным врагом, и создать условия для прогресса внутри страны, вывести Советский Союз из враждебного окружения, уменьшить давление на него, дать возможность заняться внутренними делами.

Абсолютно то же самое нужно было Китаю! Прекращение холодной войны, противостояния с Советским Союзом создало благоприятнейшие условия для китайских реформ и успеха преобразований, задуманных Дэн Сяопином. Как минимум Пекин, занявшись подъемом экономики, смог сократить непосильные военные расходы. Если бы не было Горбачева, изменившего мир, добился бы Китай таких успехов?..

«Разрешите называть вас товарищами»

Став генеральным секретарем, Михаил Сергеевич Горбачев сменил министра иностранных дел, а за теми внешнюю политику.

Министром стал недавний глава Грузии Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. В курилках высотного здания на Смоленской площади его презрительно называли «кутаисским комсомольцем». Говорили, что он не только мира, но даже и Советского Союза толком не знает, иностранными языками не владеет, да и по-русски говорит неважно… Решили, что внешней политикой новый генеральный будет заниматься сам, а Шеварднадзе, бывшего министра внутренних дел Грузии, назначили для того, чтобы он перетряхнул дипломатическое ведомство и разогнал пижонов, которые оторвались от действительности и только за границу ездят. Ждали опричнины. Но Шеварднадзе чисток не устраивал, вообще никого не уволил. Напротив, двери министерского кабинета на седьмом этаже раскрылись для широкого круга сотрудников министерства. Эдуард Амвросиевич приглашал их не для того, чтобы устроить разнос или дать указание, а для того, чтобы выслушать их мнение.

Сверхзадача состояла в том, чтобы вывести страну из враждебного окружения, уменьшить давление на нее, создать благоприятные внешние условия для перемен и дать Горбачеву возможность заняться внутренними делами. Нормализация отношений с Китаем входила в первоочередную повестку дня.

Андрей Андреевич Громыко, покинув МИД, получил почетный, но безвластный пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. Известный дипломат (и сын дипломата) Олег Александрович Трояновский, которого Горбачев отправил послом в Китай, нанес Громыко визит вежливости. Посол рассказал, что перед ним поставлена задача нормализовать советско-китайские отношения. Председатель Президиума Верховного Совета вдруг возразил, что ничего из этого не выйдет.

– Почему? – удивился Трояновский.

– Они уже слишком связаны с американцами.

Мир менялся, но Громыко жил прошлым.

При Горбачеве начался диалог с китайцами, с которыми договорились вновь обращаться друг к другу «товарищ». Это был большой успех.

Вторая половина 1980-х годов в дипломатии вообще была блистательной, и это позволило стране безболезненно выйти из холодной войны. Это был период очень творческой и активной дипломатии. Многие дипломаты были воодушевлены новыми возможностями, когда идеологические и даже психологические стереотипы отошли на задний план.

В конце февраля 1989 года в Пекин прилетел тогдашний президент США Джордж Буш-старший. Его интересовало, как Китай будет развивать отношения с меняющимся Советским Союзом. Китайцы отвечали, что военного союза и военного сотрудничества с Москвой, направленного против Соединенных Штатов, больше не будет. Буш встретился с Дэном.

«Дэн Сяопин, – пишет бывший американский президент, – был тщедушным, но исключительно подвижным человечком с асимметричными чертами лица. Он непрерывно курил, прикуривая одну сигарету от другой. Рядом стояла неизменная бронзовая плевательница, которой он виртуозно пользовался. На переговорах с китайцами главные участники располагаются бок о бок, смотрят в одну сторону и могут ни разу не взглянуть друг на друга. Но Дэн был не таков. Он смотрел собеседнику прямо в глаза. Он буквально излучал энергию и говорил с прямотой, которая не оставляла сомнений в том, что он имеет в виду».

Беседуя с Бушем, Дэн произнес тогда длинный монолог об исторических грехах России: «За полтора века иностранные державы причинили китайскому народу огромный ущерб. Главным образом это были две державы – Япония и царская Россия или Советский Союз… В результате Второй мировой войны Советы захватили более трех миллионов квадратных метров китайской территории… Ялтинская конференция не только отрезала от Китая Внешнюю Монголию, но также включила северо-восточную часть Китая в сферу влияния Советского Союза… После основания Китайской Народной Республики был подтвержден суверенитет Китая над Северо-Востоком… Мы поднимали вопрос о Внешней Монголии, но не получили от Советского Союза никакого ответа… Те, кому за пятьдесят, помнят, что Китай имел форму кленового листа. Теперь, когда вы взглянете на карту, то увидите, что огромный кусок территории на севере отрезан…»

Все эти вопросы были сняты во время визита Горбачева в Пекин в мае 1989 года. Больше китайские руководители о территориальных претензиях не говорили. Это позволило дипломатам заняться демаркацией границы длиной в шесть тысяч километров. В мае 1991 года сменившему Шеварднадзе на посту министра иностранных дел Александру Александровичу Бессмертных удалось подписать соглашение с китайцами о границе.

Переговоры – это в значительной степени шахматная игра. Дипломат должен уметь играть в шахматы, если не умеет – немногого добьется. Дипломат мыслит так же, как шахматист, просчитывает все вероятные повороты дискуссии, чтобы добиться нужного результата. Надо уметь воздействовать на своего собеседника, убеждать его в выгодности твоего предложения, в этом и заключается искусство дипломатии. Готовясь к переговорам, говорит Бессмертных, выстраиваешь логическое древо, предусматривая все возможные повороты в беседе. И надо понять самое главное: вам нужно достичь своей цели, а вашему партнеру – своей. В результате достигается компромисс. Сломать партнера – это не дипломатия. В этом отличие дипломатии от шахмат: для нас победа – это когда обе стороны довольны…

Никто, правда, не знал, что процесс демаркации с Китаем растянется на многие годы. За это время СССР перестанет существовать. И переговоры с Китаем продолжит МИД Российской Федерации. Зато теперь отношения между двумя странами регулируются договором о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве.

Первый министр иностранных дел России Андрей Владимирович Козырев считает своим огромным достижением добрососедские отношения с Китаем. Хотя его обвиняли в том, что он сосредоточился на американском направлении, а в Азию совсем не ездит. «Взял бы кто-нибудь календарь и посмотрел, – отвечал на это Козырев. – Это все из области мифов. Одна из моих первых поездок была не в США, а в Китай. Я проводил активную китайскую политику. Но я действительно думаю, что нам нужно тесное партнерство с Западом. Это не значит, что при этом отойдет на задний план политика в Азии. Это значит, что наши возможности проводить сильную политику в Азии только увеличатся, если мы будем членами клуба наиболее развитых держав. Уважают развитых, тянутся к сильным. Тянутся к тем, кто производит "мерседесы". Даже в Азии тянутся не к азиатской телеге, а к "тоёте"».

Китайцы быстро пошли на сближение, когда Козырев предложил им в 1992 году: давайте забудем о социализме и о капитализме, давайте не будем больше идеологическими братьями и идеологическими врагами, а просто признаем, что есть великий Китай и великая Россия, и станем строить нормальные отношения…

«И этому китайцы верны до сих пор, – говорил мне министр Козырев. – Я считаю огромным достижением, что мы выстроили ровные, дружественные, добрососедские отношения с Китаем. Очень хорошо, что в Китае сейчас настолько устойчивое руководство, опытное, что они даже не дают разыграть китайскую карту против Запада, как бы этого кому-то у нас ни хотелось. У них есть проблемы с США, из-за Тайваня они схватываются. В эти эмоциональные мгновения менее опытное руководство могло бы легко попасться на предложение сыграть в антизападную карту. Они этого не принимают».

Американо-китайские отношения отягчены – Тайванем прежде всего. Бывают сбои, но американцы быстро выкарабкиваются. Сейчас обе стороны стараются не вспоминать о неприятном. Я бы не сказал, отмечал Козырев, что это особо успешная глава в истории американской дипломатии. И когда у американцев бывают какие-то заскоки, китайцы удерживают планку. Вообще Китай последние годы при этом руководстве, на этом историческом этапе по существу является фактором стабильности в мировой политике.

Проводить свою китайскую политику Козыреву было непросто. Больше всего он страдал от неразберихи в формировавшемся государственном аппарате, когда самые разные люди, пользуясь близостью к президенту, влезали в международные дела, подписывали ни с кем не согласованные указы и распоряжения или же что-то ему внушали по внешнеполитической части. Это были не просто ведомственные дрязги, речь шла о направлении внешней политики.

Андрей Козырев не считался сильной самостоятельной фигурой – слишком молод, никакого политического опыта. Его позиции казались слабыми. При всем добром к нему отношении президента он был одинок на вершине политической власти. Министра иностранных дел демонстративно не включили в первый состав Совета безопасности. Хотя этот орган скопирован с американского, в котором государственный секретарь является важнейшим действующим лицом. Совет безопасности пытался оттеснить Министерство иностранных дел и разрабатывать все основные внешнеполитические документы. Иногда Козырева приглашали на заседания совета, иногда не приглашали. Иногда ему присылали заранее документы к очередному заседанию. Иногда забывали…

Ему приходилось сложно на китайском направлении.

Старый спор между Россией и Китаем, спор из-за того, где проводить границу между нашими странами, продолжался еще многие годы. Официально спор был решен. Подписали договор, и дипломаты занялись демаркацией и делимитацией границы, то есть устанавливали, где она точно должна пройти. Но некоторые дальневосточные и не только дальневосточные российские политики публично заявляли, что договор противоречит интересам России, что отдаем Китаю часть российской территории. В Китае эти заявления воспринимали очень болезненно.

Российский пограничный генерал, начальник комиссии по демаркации границы с Китаем ушел в отставку со скандалом, когда оставалось установить всего девять пограничных столбов. Генерал заявил, что не желает участвовать в передаче Китаю стратегически важной российской территории… ЧП не районного масштаба вновь пробудило старый страх перед великим дальневосточным соседом – Китайской Народной Республикой.

Во всех странах дальневосточного региона существуют большие китайские общины – по нескольку миллионов человек. По большей части хуацяо, то есть китайцы, живущие вдали от родины, занимаются торговлей и бизнесом на благо приютившей их страны.

«Мне многие китайские друзья, – рассказывает профессор Евгений Петрович Бажанов, – говорят: в России очень любят все рассуждать о политике. Приходишь в кафе или на стадион, – обсуждают политические темы… У китайцев это не принято. Идешь по китайской улице и слышишь, о чем люди говорят. Звучат ключевые слова: юань, доллар, купил, продал… Вот, чем они заняты, хозяйственными делами и бизнесом. Они нам говорят: вы слишком много времени тратите на болтовню, на споры, кто прав, кто виноват. А китайцы друг друга спрашивают: за сколько продашь? За сколько купишь?..»

Недовольство китайцами – всегда результат политических проблем. Скажем, в 1965 году индонезийские военные заявили, что китайцы-коммунисты готовят государственный переворот, и устроили резню… Во Вьетнаме во времена острого конфликта с Пекином считали китайцев пятой колонной. Реальных оснований для обвинений против китайцев не было. В демократических государствах ничего не имеют против китайцев. Чайнатауны есть во многих европейских и североамериканских городах. Иногда, правда, в качестве аргумента против вспоминают о китайской организованной преступности, о так называемых триадах. Но нет оснований полагать, что в криминальной сфере китайцам удалось хоть в чем-нибудь опередить местное население.

В царской России к китайцам относились благосклонно. Во время Первой мировой из-за мобилизации не хватало рабочих рук. Царское правительство договорилось с властями Китая о найме китайцев на работу в России.

12 октября 1916 года в Петрограде состоялось правительственное совещание, решено было запросить все министерства и ведомства, чтобы «выяснить количество рабочих китайцев, потребных для каждого ведомства» (см. статью историков Е. А. Ермолина и В. Н. Козлякова в книге «Ярославское восстание. 1918»). Имелось в виду использовать китайцев на строительстве оборонительных сооружений и дорог, а также на военных предприятиях. В 1916 году пригласили первые пятьдесят тысяч китайских рабочих. К моменту Октябрьской революции в европейской части России находилось уже сто пятьдесят тысяч китайцев. Они строили Мурманскую железную дорогу, добывали уголь в Донбассе, валили лес в Карелии, трудились на заводах в крупных городах. После революции они потянулись назад. Но многие захотели остаться. Присоединялись к большевикам, сражались за советскую власть в составе интернациональных отрядов…

Численность населения российского Дальнего Востока уменьшается. Это всего несколько миллионов человек, что во много раз меньше населения любой из приграничных провинций Китая. С Дальнего Востока уезжает больше людей, чем приезжает. Одновременно увеличилось использование китайской рабочей силы. Но разговоры о миллионах китайцев, которые незаконно обосновались на территории России, судя по статистике, не имеют реальной основы. Небольшому числу китайцев так полюбилась Россия, что они решили у нас остаться. Остальные приезжают и уезжают.

Бескрайние, но не слишком гостеприимные и комфортные для жизни просторы Сибири и российского Дальнего Востока не то место, где китаец мечтает обосноваться. Китайцы предпочитают либо юг, то есть соседние азиатские страны, либо Соединенные Штаты или Австралию.

Демографическая атака на Россию возможна только в случае политической катастрофы в Китае, разрушения страны как единого государства. Тогда сотни миллионов китайцев могут побежать в разные стороны, в том числе и в Россию. Но большинство специалистов сходятся в том, что такой радикальный сценарий едва ли возможен.

По подсчетам экспертов, в Сибири и на Дальнем Востоке работают около двухсот пятидесяти тысяч китайцев. Без них освоение богатств этого гигантского региона едва ли возможно.

Китайцы замечают, как к ним относятся в нашей стране. Едва ли разумно постоянно подозревать соседа в чем-то дурном, видеть в нем потенциального врага, приписывать китайцам намерения, которых у них нет, и тем самым провоцировать в них такие чувства и настроения. Если считать Китай врагом и не скрывать этого, Китай и в самом деле превратится во врага.

Когда шел процесс демаркации границы и многие в нашей стране весьма эмоционально на это реагировали, я беседовал на сей счет с известным китаистом профессором Львом Петровичем Делюсиным. Когда-то он начинал в отделе ЦК КПСС, которым руководил Юрий Владимирович Андропов.

«Мышление современных китайцев не то, что при Мао Цзэдуне, – говорил мне профессор Делюсин. – Нынешние руководители желают мира и развития. Трудно представить себе, что китайские войска вдруг рванут через Амур. Что они там будут делать? Разговор о китайской военной угрозе – оправдание своих военных расходов».

Заметные российские политики, в первую очередь тогдашний губернатор Приморья, говорили, считали, что демаркация границы в соответствии с договором 1991 года превратилась в передел границы, причем в ущерб России, призывали денонсировать договор с Китаем. Они сумели мобилизовать общественное мнение российского Дальнего Востока. Наверное, это выглядело очень патриотично: стучать кулаком по столу и говорить, что договор с китайцами надо порвать. Тот, кто так говорит, не понимает главного. Такие же суперпатриоты есть и поту сторону границы. Причем среди одного миллиарда трехсот миллионов китайцев их даже больше. Если бы Россия нарушила договор, сорвала демаркацию границы, китайские суперпатриоты считали бы, что руки у них развязаны…

«Это Мао пугал страну северным медведем, заставлял строить бомбоубежища, которые ни на что не годятся, – отмечал Лев Делюсин. – Дэн Сяопин все изменил. Китаю нужны хорошие отношения с Россией. Мы устали от вражды. Надо вернуться к доверию. У нас кричат: отдаем исконные земли. Да там медведи только бегали! Граница, которую кроили, долго отравляла отношения. Слава богу, решили. Меня поражает своеволие наших местных воевод. Внешняя политика – компетенция центрального правительства. Царь бы выгнал губернатора, который посмел бы критиковать внешнюю политику».

Осталась ли в китайцах неприязнь к России, к русским, неприязнь, которая воспитывалась при Мао Цзэдуне, особенно во времена культурной революции, когда твердили, что Россия отрезала от Китая огромные земли?

«Китайцу важно одно, – к такому мнению пришел профессор Делюсин, – чтобы никто не мешал ему работать на его поле. Мифические утерянные полтора миллиона квадратных километров, о которых говорили при Мао, ему не нужны. Большинство народа и понятия не имеет о пограничном споре. Другое дело, что существует слой национал-патриотов – и в России, и в Китае. У нас один губернатор кричал, что отхватили кусок российской территории и отдали Китаю, и в Китае есть мерзавцы, которые хотят поссорить наши народы. Но главное, что вопрос о границе решен. Мы похоронили вопрос, который нас будоражил много лет, и открылась – если не светлая, то, во всяком случае, не темная дорога в будущее».

Специалисты в один голос говорили: впервые в истории оформлена граница. Радоваться надо! Китайцы отказались от своих претензий.

«Дэн Сяопин сказал: у нас были претензии, но мы этот вопрос закрываем, подписываем документы и все, – рассказывал Александр Николаевич Панов, который в ту пору был заместителем министра иностранных дел России и отвечал за дальневосточное направление. – На два года мы приостановили процесс демаркации. Проводили проверки, совещались, обсуждали и пришли к твердому выводу: уступок нет. Все законно. Отдаем, но и получаем. И нет иного пути обеспечить надежность границы».

Точная граница проводилась впервые в истории отношений двух стран. Российские дипломаты работали с картами много лет.

В июне 2011 года после переговоров с главой Китая Ху Цзиньтао президент России Дмитрий Анатольевич Медведев предсказал, что товарооборот между нашими странами к 2015 году практически удвоится. Это сделает Китай крупнейшим внешнеторговым партнером России. Уже сейчас КНР – крупнейший импортер для России. Но по экспорту уступает Германии.

Напротив Благовещенска находится китайский город Хэйхэ. Это зона свободной торговли, здесь говорят по-русски и цены указаны в рублях. Путешествие через Амур занимает два часа. Сюда ездят за покупками, все дешевле, чем в России. На русские деньги Хэйхэ расцвел. Благовещенск хиреет.

Если одни подозревают Пекин в зловещих замыслах, то другие столь же ошибочно полагают, будто Китай готов всегда и во всем выступать с Россией единым фронтом против Запада.

Когда началось расширение НАТО на восток, в нашей стране звучали призывы свернуть отношения с Западом, перевооружить армию и искать новых союзников. Рисовалась идея анти-НАТО, то есть союза государств, которые бы противостояли Североатлантическому блоку. Больше всего рассчитывали на Китай. Но Пекин заявил, что ни в какие блоки и союзы входить не станет.

Китайское выражение «испить иностранных чернил» означает приобщиться к западной науке. Стремление получить иностранное образование всегда было формой нового подхода – использовать западные знания для сохранения китайских идеалов. Все западное следует изучить, чтобы побить Запад его же собственным оружием. Но китайское должно быть лучше иностранного. На одном небе не могут гореть два солнца. Китай никогда не имел равного себе союзника. Древняя китайская традиция – никогда не показывать какой-либо необходимости в сотрудничестве с иностранцами. А когда грозит опасность, Китай – так было на протяжении всей его истории – стремится столкнуть своих потенциальных противников друг с другом.

«Умение китайских лидеров разбираться во внешней политике выше, чем у всех, с кем я когда-либо встречался», – признает Генри Киссинджер.

Китай ищет гарантии своей безопасности, создавая себе репутацию страны, ни в чем никому не уступающей. Главное доказать, что страна будет защищать свою честь и территориальную целостность любой ценой. Пекин ведет себя так, словно малейшая уступка станет для него полным поражением, поэтому обязан отвергать уступки и компромиссы с таким ожесточением, словно речь идет о национальном выживании.

Китайские лидеры – самые несентиментальные проводники политики равновесия сил. С древних времен китайцам приходилось противостоять сильным соседям. Часто, будучи слабее в военном отношении, они побеждали, так как понимали и использовали в своих целях психологию и предрассудки чужеземцев. Китай, когда ему грозит опасность, умело сталкивает своих противников друг с другом.

Руководители Китая действуют в стиле классических традиций европейских государственных деятелей. Коммунистические лидеры оценивают потребности в сохранении равновесия сил хладнокровно и невозмутимо, не позволяя довлеть над собой никаким соображениям идеологического порядка или эмоциям. Это специалисты в области эквилибристики, знатоки теории относительности.

Китай не рискнет поставить свое выживание в зависимость от доброй воли державы, занимающей господствующее положение на мировой арене. И не позволит возможному противнику накопить силы, обеспечивающие ему подавляющее превосходство над остальными странами.

Профессиональные дипломаты отмечают, что Китаю не нравится попытка разыграть китайскую карту против НАТО. Как нам не понравилась бы, скажем, попытка Китая разыграть российскую карту против кого-то.

Евгений Максимович Примаков, будучи министром иностранных дел, говорил о многополюсном мире. Что он имел в виду? Плохо, когда в мире осталась одна сверхдержава, то есть Соединенные Штаты, и все крутится вокруг нее. Примаков говорил: мы будем развивать отношения и с Западом, и с Востоком, и с теми, кто нам нравится, и с теми, кто нам не нравится. Процветание, удачливость, напор Соединенных Штатов вызывали у него неосознанное раздражение. Ему бы хотелось, чтобы, когда он садится за стол переговоров, за ним стояла бы такая же экономическая и военная мощь. Но увы…

Сейчас меньше говорят о многополюсном мире. Пришли к выводу, что эта концепция как раз больше подходит Китаю, чем России. Внешняя политика в последние годы несколько раз менялась – от предложения Западу тесного партнерства до почти холодной войны. Часто невозможно понять практический смысл этих перемен – кроме страстного желания доказать собственную значимость.

С одной стороны – тесные контакты с Европой, желание установить личные отношения с руководителями Германии, Италии и других европейских стран. С другой – частые антиамериканские и антизападные жесты и высказывания. Подозрительные соседи видят в жестах Москвы ничем нескрываемое высокомерие и эгоизм. Не самая привлекательная модель… В Москве постоянно говорят «нет», и этим все ограничивается. Позитивная программа, как правило, отсутствует, если не считать, конечно, широковещательных инициатив советского образца, не имеющих практического смысла.

Но российские руководители чувствуют себя более чем уверенно. Значение России на мировой арене уменьшается, но все еще остается весомым. Помимо ядерного арсенала и места постоянного члена Совета безопасности ООН немалое значение имеют богатые кладовые страны. Нефть и газ, без которых Европе не обойтись (и не только Европе!), – вот самые надежные союзники нашей страны на мировой арене. Китай – тоже потребитель российских энергоресурсов. Но он вовсе не так зависит от российских поставок, как казалось. Газом Китай обеспечил себя практически полностью за счет поставок Мьянмы и Центральной Азии…

Неоправданные надежды на Китай не сбываются.

После пятидневной августовской войны с Грузией в 2008 году Россия признала государственную самостоятельность Абхазии и Южной Осетии. Перед российской дипломатией поставили задачу: добиться признания мировым сообществом двух новых республик – Абхазии и Южной Осетии. В Душанбе прошла встреча руководителей Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), на которую в Москве очень рассчитывали.

26 апреля 1996 года пять стран – Россия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Китай – подписали в Шанхае соглашение о мерах доверия на границе. Так появилась «Шанхайская пятерка». В 1997 году подписали новое соглашение – о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы. Шанхайская организация сотрудничества родилась в 2001 году, когда к пятерке присоединился Узбекистан, и она превратилась в настоящую международную организацию.

Но руководители Китая и других государств, воспринимаемые как союзники, на встрече в Душанбе просто отмолчались. Под давлением российской делегации включили в коммюнике лишь слова о «глубокой озабоченности в связи с недавно возникшей напряженностью вокруг югоосетинского вопроса». Максимум чего удалось добиться – слов о поддержке «активной роли России в содействии миру и сотрудничеству в данном регионе». Это позволило потом президенту Дмитрию Анатольевичу Медведеву говорить, что он получил поддержку от руководителей Шанхайской организации сотрудничества…

Задача обеспечить признание Абхазии и Южной Осетии осталась невыполненной. Можно предположить, что она практически неисполнима. Достаточно широкое признание независимости Косово, в чем крайне заинтересованы Соединенные Штаты и большая часть Европы, – исключение. А вот, скажем, Турецкую Республику Северного Кипра, фактически существующую уже несколько десятилетий, признает только сама Турция. Россия, конечно, более влиятельное государство, чем Турция. И кто-то готов пойти Москве навстречу. Но уже очевидно, что ведущие государства Европы, Северной Америки и Азии твердо поддерживают территориальную целостность Грузии в границах 1991 года (когда она была признана самостоятельным государством). Остальные страны не захотят с ними ссориться даже ради России.

Похоже, у нас часто не понимают китайцев, неверно судят об их намерениях и амбициях. Китай ни в коем случае не захочет предстать в роли младшего партнера Москвы. Времена изменились. У Китая есть возможности, которых нет у России. Китайское телевидение создало целый высокотехнологичный канал на русском языке, который можно принимать по всей России…

К кому же Китай ближе – к России или к Соединенным Штатам?

Российских президентов встречают в Пекине более чем дружески. Еще недавно у власти в Китае находилось поколение политиков, которые еще говорили по-русски и сохраняли ностальгические воспоминания о большой дружбе 1950-х годов. Но поколения меняются, китайская молодежь говорит не по-русски, а по-английски, и едет учиться в Европу и Америку.