Текст книги "Китай – великая держава номер один?"

В 2011 году увеличены ассигнования на полицию, госбезопасность и тюрьмы сразу на 13,8 процента. Они составят почти 95 миллиардов долларов. Это больше, чем получит армия – 91 миллиард.

Известный американский политолог Фрэнсис Фукуяма пишет:

«Недовольство – серьезная проблема в Китае. Недавний доклад экспертов из университета Цзяо Тун сообщает о 72 случаях серьезных социальных волнений в Китае в 2010 году, на двадцать процентов больше, чем годом раньше. Многие зарубежные обозреватели готовы поспорить, что эта цифра занижена на пару порядков.

Качество китайского авторитарного правления значительно выше, чем ближневосточного… Правительство отслеживает признаки социального недовольства и отвечает на него послаблениями, а не репрессиями. При вопиющих случаях коррупции и ущемления прав – например, после разрушения некачественно построенных школ в результате землетрясения в провинции Сычуань – правительство спрашивает с местных чиновников, применяя жестокие наказания, вплоть до смертной казни.

Другая отличительная особенность Китая – добровольная смена лидеров. После Мао китайские лидеры стремятся свести срок пребывания у власти к одной десятилетке… Приверженность к ротации лидеров означает, что страна настроена на политические инновации в большей степени, чем те же Тунис и Египет, на десятилетия зависшие на стадии кланового капитализма…

Каждый год семь миллионов молодых людей получают в Китае дипломы о высшем образовании. Многим выпускникам трудно будет найти должность, соответствующую их ожиданиям. Несколько миллионов безработных вчерашних студентов куда опаснее для занятого модернизацией режима, чем сотни миллионов нищих крестьян…

Главная загадка Китая – средний класс, который пока выглядит довольным заключенной им сделкой по обмену политических свобод на растущий доход и стабильность. На определенном этапе это равновесие рухнет…»

В Китае отмечен всплеск интереса к работам Зигмунда Фрейда и психоанализу. Переводы книг Фрейда продаются во всех книжных магазинах. Еще недавно его имя было известно только профессионалам. Компартия в свое время запретила все виды психоанализа, назвав его псевдонаукой. Во время культурной революции психология в целом была под прицелом. У настоящего коммуниста не бывает психологических проблем. Если что-то непонятно, можно поговорить с секретарем парткома…

Между тем, в Китае высок уровень душевных заболеваний. Здесь не принято делиться сокровенным с чужими, мешает традиционная культура стыда. В реальности китайцы переживают так же, как и все остальные люди на земле: те же подавленные желания, стремления и чувства. Проблема подавляемых сексуальных эмоций очень актуальна для современного китайского общества… Но не это главное. Болезненные воспоминания о прошлых политических кампаниях, когда погибло множество людей, всплывают вновь и вновь. Погоня за экономическим успехом, конкуренция, соперничество, отчаянная борьба за рабочие места, должности и посты породили новые психологические проблемы. Обратиться к врачу все еще стыдно, однако же проблемы сами собой не рассасываются…

Но самое удивительное состоит в том, что и те, кто не сумел пока выполнить партийное указание и разбогатеть, не теряют присутствия духа, не жалуются на свою трудную жизнь, не клянут власть и начальство, а просто работают.

В XX столетии китайцы пережили все мыслимые и немыслимые несчастья: японскую оккупацию, гражданскую войну, революцию, грандиозные преобразования всей жизни, голод, «великий скачок», культурную революцию, не говоря уже о таких мелочах, как землетрясения и наводнения. Несмотря на все это китайцы, одна из старейших наций на земле, поражают своей жизнерадостностью и оптимизмом.

Мао Цзэдун обещал китайцам богатство и процветание, уважение в мире и территориальную целостность. Намерение восстановить величие страны и модернизировать ее натолкнулись на его же намерение превратить Китай в социалистическое государство. Его социальная инженерия заставляла страну содрогаться в безумных кампаниях. Они подорвали потенциал страны и привели к огромным человеческим потерям. Успех пришел после смерти Мао. Если бы он мог увидеть сегодняшний Китай, то, надо полагать, признал бы достижения своих наследников. Но едва ли порадовался.

Шрамы, оставленные культурной революцией, сохранялись долго. Экономическая либерализация и расширение личных свобод постоянно наталкивались на сопротивление ветеранов культурной революции. Танки на площади Тяньаньмэнь – свидетельство непреодоленной травмы маоизма. Дэн Сяопин потом вновь вывел страну из изоляции. Но политическая жизнь замерла. Только сейчас современно настроенные чиновники компартии экспериментируют с политическими реформами. Но понимают, что коридор возможностей очень узок.

Два столетия европейские страны безуспешно пытались открыть китайское общество. Это удалось только в результате опиумных войн. Для Китая началась эпоха иностранного доминирования и внутреннего хаоса, которая закончилась с приходом к власти компартии в 1949 году. В 1978 году Китай, после еще одного периода политического хаоса, выбрал путь экономической модернизации, и рыночные механизмы принесли невероятный успех.

«Как говорят сами китайцы, – отмечает профессор Евгений Бажанов, – у них пока не сформировалась модель устойчивого развития, продолжается ее конструирование, причем на рыночных рельсах. Китай движется к либеральной модели, но постепенно и под эгидой авторитарной власти. Лидеры КНР осознают, что по мере развития производительных сил страны либерализацию экономики необходимо будет дополнять демократизацией политической жизни. В процессе реформ Китай, кстати, так далеко отошел от принципов социальной справедливости, что ныне руководство страны делает особый акцент именно на преодолении бедности, безработицы, эксплуатации трудящихся, ножниц в доходах, коррупции…»

Считается, что китайцам нравится авторитарное государство. Но есть еще одна территория, населенная китайцами, – это Тайвань. Остров невероятно преуспевает благодаря тому, что там существует современная либеральная демократия. Кто знает, не станет ли Тайвань образцом для всего Китая?

Принято подчеркивать, что ценности китайского общества отличны от западных не свобода и справедливость, а гармония и стабильность. Но уверенность в том, что Китай отвергнет либеральные ценности, игнорирует многие важные элементы китайской истории. Шесть десятилетий духовная и интеллектуальная жизнь в стране так или иначе подавлялась и ограничивалась. Но сегодня в Интернете кипят дискуссии. Общественная система в Китае развивается в сторону модели, рассчитанной на то, чтобы дать выход колоссальной практической энергии китайского народа.

Европейцам или американцам кажется, что Китай – это край света. Но сами китайцы так не думают. Напротив, они уверены, что живут в самом центре мира. Сегодня – больше, чем когда бы то ни было.

Два тысячелетия Китай был главным государством Азии. Но XX век сложился не слишком удачно для Китая. Китайцы ощутили себя униженными, хотят вернуть свое место в мире. История предлагает такую траекторию: сначала государство становится богатым, потом сильным и, наконец, опасным.

В нынешнем веке экономика Китая растет на десять процентов в год. С такой же скоростью увеличивается военный бюджет страны. Китай требует себе места за столом великих держав.

Куда движется восходящая сверхдержава?

Многие государства в свое время – как это было с Португалией, Голландией, Англией – становились на короткий срок государством номер один, но быстро лишались своего первенства. «Девятнадцатый век был британским веком. Двадцатый стал американским. Двадцать первый будет японским». Я прочитал это пророчество американского футуролога Германа Кана в тот год, когда начал учить японский язык. Перспектива стать специалистом по стране, которой суждено превратиться в государство номер один, прибавляла сил в единоборстве с иероглифами. Я никогда не сожалел о времени, потраченном на изучение Японии, хотя Герман Кан подвел меня. Двадцатый первый век не стал японским, и Япония не будет великой державой.

Станут ли реальностью прогнозы, которые сегодня строятся в отношении Китая? Или же он тоже вырвется вперед лишь на короткое время? Разница между Японией и Китаем очевидна, если иметь в виду масштабы территории, численность населения и природные ресурсы. Китай – страна, наделенная мощным интеллектом, но долгое время не обладавшая материальными средствами для того, чтобы претворить в жизнь свои идеи. Теперь она обретает такие средства. Китайцы прирожденные торговцы и бизнесмены. Но хватит ли их потенциала для того, чтобы поднять всю страну? Или Китай завязнет в своих столь же масштабных проблемах? И кто-то другой вырвется вперед?

Недавний мировой экономический кризис привел к тому, что китайский капитал хлынул в западные экономики. Запад умоляет китайцев увеличить закупки, чтобы спасти мировую экономику. Нынешние руководители Китая увидели, что они больше не нуждаются в чужих советах.

Китайцы привыкли полагаться на европейский и североамериканский опыт. Китайской элите казалось, что западные экономисты владеют сакральным знанием. Крушение американского и европейского рынков в 2007–2008 годах на фоне китайских успехов разрушило эту магию.

Вот почему в Пекине горячие головы заговорили, что Китай вступает в эпоху национального возрождения. После трех десятилетий экономического успеха молодое поколение китайцев осознает, что наступило время величайших возможностей для Китая. Пора пересмотреть принципы взаимоотношений с миром. Запад остается опасным врагом, который мешает Китаю гармонично развиваться. Надо объяснить Западу, что происходит смена лидера, центр власти над миром перемещается в Азию. Отныне Китай становится образцом для подражания…

Экономисты понимают: фантастический успех Дэна объяснялся еще и счастливым совпадением обстоятельств. В тот момент, когда на рынке труда предложило свои услуги огромное молодое население Китая (в годы Мао Цзэдуна искусственно отрезанное от мира), богатое западное общество располагало большими деньгами и готово было платить за товары, произведенные в Срединной империи. Ныне китайская рабочая сила стремительно стареет и дорожает. В менее развитых странах – Вьетнаме и Бангладеш – рабочим платят меньше. А западные кошельки опустели из-за кризиса.

Работоспособное население Китая достигнет своего пика в 2015 году и начнет стремительно сокращаться. К 2030 году в сельской местности останется половина работоспособных людей от нынешнего количества. К 2050 году половина населения Китая будет старше сорока пяти, а четверть населения – старше шестидесяти пяти лет. Кто будет тогда локомотивом экономического успеха?

Более разумные политики напоминают о колоссальных внутренних проблемах, бремени которых государство может и не выдержать. Сто пятьдесят миллионов китайцев живут ниже уровня бедности… Главная задача китайского руководства – не завоевание мира, а поддержание стабильности в обществе, где идут социальные и экономические перемены, которые в прошлом приводили к хаосу и насилию.

Власть над миром? Нет. Зачем в такой сложной ситуации ссориться с влиятельными партнерами? Не зря Дэн Сяопин когда-то говорил: «Если Китай когда-нибудь попытается доминировать в мире, тогда все народы повернутся против нас». Нет ни одного государства, способного навязать свою волю остальным странам. Китай – в отличие от Америки – и не стремился к распространению своих идей в мире. Но должен был обезопасить себя от варваров, окружающих Срединную империю со всех сторон. Богатство Китая словно провоцировало соседей на вторжение. А население Китая состояло в основном из крестьян. Элита – мандарины – добились высокого положения не на поле брани, а путем изучения Конфуция, поэзии и каллиграфии.

Великая Китайская стена – свидетельство уязвимости страны, отгораживающейся от множества опасностей. Соседи часто были лучше вооружены. Маньчжуры, уйгуры, тибетцы – их кавалерия постоянно совершала набеги на китайские плодородные районы. Соседи с юга были еще воинственнее, особенно вьетнамцы.

Но Китай умело сохранял себя с помощью дипломатии и торговли. Западные стратеги думали о том, как выиграть битву, китайские – как одержать победу без войны. Победить с помощью обмана гуманнее, чем убить… Мастерство состояло не в том, чтобы одержать победу на поле боя, а в умении предотвратить формирование коалиции врагов. Разделять и властвовать, натравливать варваров друг на друга. Все это преследовало одну цель: не дать врагам сплотиться в союзе против Китая.

Китайцы были крайне прагматичны. Подкуп, умиротворение… И, надо сказать, методы не меняются век от века. Нет другой страны, руководители которой, как в Китае, руководствовались бы стратегическими концепциями тысячелетней давности. Даже во времена Мао Цзэдуна революционные лозунги относилась только к внутренним делам. Китайские лидеры понимали, что не располагают силами и средствами для изменения мирового порядка. Все сводилось к традиционной политике манипулирования варварами.

История научила китайцев тому, что не всякая проблема имеет решение. Вокруг так много врагов, что добиться полной безопасности немыслимо, поэтому надобно неустанно трудиться на благо родины. Но нет смысла завоевывать внешний мир. Земля обетованная – это Китай, китайцы уже нашли свое место на земле.

Удивительную картину можно увидеть ранним утром в Пекине. В столичных парках собираются многие тысячи людей. То, что они делают, едва ли можно назвать утренней гимнастикой. На взгляд европейца, это нечто иное, хотя забота китайцев о своем здоровье очевидна. Китайская гимнастика тренирует не только тело, но и душу. Иногда это почти спорт, но чаще, скорее, медитация.

Причем вариантов этой гимнастики множество. Бок о бок занимаются гимнастикой поклонники разных философско-спортивных направлений. Они не мешают друг другу и, похоже, даже не замечают соседей. По крайней мере здесь нет ни правоверных, ни еретиков. К совершенству, физическому и духовному, каждый может идти своим путем.

В пекинских парках ранним утром занимаются не только гимнастикой. Весьма солидные люди начинают день танцами под старые советские мелодии. Они танцуют основательно и всерьез. Танцы, видимо, приравниваются к спорту или медитации. Но убедиться в этом трудно: в танцевальный зал, как гласит строгая надпись, иностранцам вход воспрещен.

Даже в годы неудач китайская дипломатия искусно маскировала государственную слабость. Древний мудрец писал: «Император не управляет варварами. Тот, кто придет к нему, не будет отвергнут. Тот, кто уйдет, не будет преследоваться».

Китай не экспортирует свои идеи. Но разрешает прийти, чтобы познакомиться с ними. В Древнем Китае иностранные послы прибывали не ради налаживания двусторонних отношений, а для того, чтобы прикоснуться к великой цивилизации. Соседи процветают благодаря знакомству с культурой Китая.

Вершина китайского прагматизма – отношение к победителю. Когда иностранная династия брала верх в битве, китайская бюрократия предлагала ей свои услуги: Китай настолько огромен, что без нее никто не справится с управлением… Постепенно завоеватели китаизировались.

Китайцы – приспособленцы и оппортунисты. К чему шуметь и волноваться, если изменить что-либо ты все равно не сможешь? Пока над страной бушует буря, бамбук гнется, наступит затишье – он снова распрямится. Расторопность и приспособляемость позволяют китайцам спокойно встречать любые неожиданности. Кажется, нет ничего на свете, что могло бы разозлить китайца. Китаец наделен редкой способностью не принимать неприятности близко к сердцу и оберегать себя от того, что могло бы вывести его из внутреннего равновесия. Китайцы умеют скрывать свои чувства и переживания. Справившись с минутным гневом, спасешь себя от ста дней печали.

Рассудительность и уравновешенность отлично помогают китайцу справляться с трудностями жизни, демонстрировать полнейшую невозмутимость в самые критические моменты. Это страна, на которую постоянно обрушиваются тайфуны и наводнения, иногда смывая целые деревни. Тогда гибнут люди и рушится привычная жизнь. Китайцы прямо-таки с наслаждением берутся за решение неожиданно встающих перед ними задач.

Нормы поведения китаец согласует не со своей совестью, а с возможным воздействием своих поступков на окружающих. Личные отношения как бы связывают его и с современниками, и со всеми теми, кто жил до него и будет жить после него. Это воспитано веками.

Крайности претят китайцам. Они любят золотую середину, компромиссы. И перед смертью китайца не покидает понимание того, что он член великого клана, который ведет свою историю из седой древности в далекое будущее. Он видит перед собой неприметный холмик земли на семейном поле, под которым ему суждено покоиться. Он знает, что его сыновья, его внуки и впредь будут возделывать эту землю.