Текст книги "В поисках утраченного величия. Иран, ядерное оружие и Ближний Восток"

Американцы уверились, что Великобритания дряхлеет на глазах. Физическое нездоровье Черчилля и Идена словно символизировало слабость распадающейся империи. После удачи в Иране Кермит Рузвельт в августе 1953 года пришел повидать британского премьер-министра. В два часа дня он застал Черчилля еще в постели. Тот перенес несколько ударов. Ему сделали в Бостоне операцию. Он жил на лекарствах, страдал лихорадкой и внезапными переменами настроения. Сэр Уинстон плохо слышал и с трудом говорил. Черчилль сказал, что, будь он помоложе, охотно принял бы участие в иранском деле вместе с Рузвельтом.

Кермит Рузвельт в 1958 году покинул ЦРУ. Шесть лет он работал одним из директоров нефтяной компании «Галф Ойл». Потом перешел в «Нортроп Корпорейшн», помогал ей получить ценнейшие контракты в Иране. Он умер в 2000 году. Государственный переворот 1953 года был звездным часом его карьеры.

Мохаммад Мосаддык пробыл премьер-министром всего двадцать шесть месяцев. Но в каком-то смысле он изменил мир. В 1951 году Журнал «Тайм» назвал его Человеком года, предпочтя Трумэну, Черчиллю и Эйзенхауэру.

Партия Туде действовала в подполье и пользовалась полной поддержкой ЦК КПСС. Но в середине 1950-х практически перестала получать деньги от советских руководителей, потому что те наладили отношения с правительством Ирана.

Свержение Мосаддыка не пошло на пользу стране. Шах установил единоличную диктатуру, которая закончилась в 1978 году Исламской революцией. Американцы тогда не могли понять причину ненависти к ним со стороны иранцев. А это было в немалой степени следствием переворота 1953 года.

Черное золото дороже золота

Судьбу Ирана в 1970-е годы определяли цены на нефть. Взлетев, они сделали страну богатой и влиятельной, рухнув – привели к революции.

Считается, что все началось с войны на Ближнем Востоке в октябре 1973 года.

Когда-то один из руководителей Моссада (израильской политической разведки) внушал подчиненным: «Израиль – бедная страна, мы не можем позволить себе держать под ружьем большую армию. Моссад в какой-то степени должен освободить страну от содержания большой армии и призыва резервистов перед лицом военной угрозы». Это удается далеко не всегда. Осенью 1973 года Моссад проморгал подготовку Египтом и Сирией новой войны. Армия обороны Израиля оказалась неготовой к одновременной атаке египетских и сирийских войск. Октябрьская война едва не стала для еврейского государства катастрофой.

Боевые действия начались 6 октября 1973 года, когда Египет и Сирия неожиданно атаковали Израиль с двух сторон. Поначалу арабским армиям сопутствовала удача. В Каире и Дамаске торжествовали, готовясь праздновать победу. Казалось, еврейское государство побеждено. Потом военное счастье перешло на сторону Израиля. Египет и Сирия оказались на грани поражения.

Еврейское государство поддерживали Соединенные Штаты, арабов – Советский Союз. Ни одна из великих держав не могла допустить поражения своего союзника. США и СССР были готовы схватиться между собой в битве за Ближний Восток.

В октябре 1973-го, впервые после Карибского кризиса 1962 года, когда из-за отправки советского ракетно-ядерного оружия на Кубу едва не вспыхнула мировая война, президент Соединенных Штатов объявил в вооруженных силах тревогу самого высокого уровня. Это означало подготовку ракет с ядерными боеголовками к пуску. Дальние бомбардировщики В-52 с ядерным грузом на борту несли боевое дежурство не на земле, а в небе, дозаправляясь в воздухе, чтобы в любую минуту взять курс к советским границам.

По воспоминаниям участников тех событий, осенью 1973 года в Москве опасались, что израильская авиация нанесет удар по построенной с советской помощью знаменитой Асуанской плотине на реке Нил. Если бы плотину разрушили, водная стихия смыла бы целые города. И, вроде бы, в Москве обсуждался вопрос об ответном ударе по Израилю с помощью ракет с ядерной боеголовкой. Во всяком случае так рассказывал один из создателей советского оружия массового поражения трижды Герой Социалистического Труда академик Яков Борисович Зельдович.

Для начала решили продемонстрировать способность авиации советского производства, предоставленной в распоряжение Египта, преодолеть израильскую систему противовоздушной обороны и сбросить бомбовый груз на Тель-Авив. В воздушное пространство Израиля отправили новый советский истребитель МиГ-25, отличавшийся мгновенным набором скорости и высоты. Скорость МиГ-25 в три раза превышала скорость звука. Высота полета делала его неуязвимым как для авиации Израиля, так и для зенитных ракет. Самолет без опознавательных знаков пролетел над Тель-Авивом. Перехватчики не смогли его сбить. Пилот был удостоен звания Героя Советского Союза.

Успешно начав кампанию против Израиля, уже через несколько дней Египет стал терпеть поражение. 3-я египетская армия, форсировавшая Суэцкий канал и высадившаяся на Синайском полуострове, попала в окружение. Положение Сирии было еще хуже. Израильские танки стояли всего в двадцати пяти километрах от Дамаска.

Президент Египта Анвар Садат умолял Советский Союз о помощи. Но Москва не имела реальных рычагов для влияния на события. По мнению советского посла в Вашингтоне Анатолия Федоровича Добрынина, ощущение беспомощности «подстегивало эмоции».

24 октября 1973 года главный советский военный советник в Египте доложил в Москву: окруженной 3-й египетской армии грозит полное уничтожение. Вечером в Кремле собралось политбюро. Советское руководство в те дни заседало почти каждый день. «Руководящие сотрудники внешнеполитических ведомств практически не покидали своих рабочих мест, – вспоминал один из руководителей ближневосточного отдела министерства иностранных дел. – Прикорнуть не раздеваясь можно было только на два-три часа в служебном кабинете. Но уж крепчайшего черного кофе, завариваемого по известному рецепту Че Гевары („максимум кофе и минимум воды“), я напился на всю оставшуюся жизнь….»

Советские руководители были едины в стремлении спасти арабских союзников от неминуемого разгрома, который был бы воспринят как слабость не только арабских армий, но и советского оружия. Однако чем же помочь Каиру и Дамаску? Министр обороны маршал Андрей Антонович Гречко требовал отправить советские войска в Египет: только это остановит наступление израильских войск. За полгода до войны, на апрельском пленуме ЦК КПСС, министр обороны стал членом политбюро. Маршал почувствовал себя увереннее, ощутил свою силу и позволял себе пререкаться даже с генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичем Брежневым. Самоуверенно повторял: «Я как человек, который отвечает за безопасность страны…» Генеральному секретарю эти слова не понравились. Брежнев сказал, что это он – председатель Совета обороны и главнокомандующий – отвечает за безопасность страны.

Леонид Ильич хотел избежать прямого участия в ближневосточной войне. После бурного заседания политбюро решило нажать на американцев психологически, чтобы они заставили Израиль остановить наступление. Отдали приказ о проведении в Закавказье, по соседству с Ближним Востоком, крупных военных учений с участием авиации. И за подписью Брежнева отправили письмо-предупреждение американскому президенту Ричарду Никсону: «Мы вносим конкретное предложение – давайте вместе, СССР и США, срочно направим в Египет советские и американские воинские контингенты для обеспечения решений Совета Безопасности… Скажу прямо, если бы Вы не сочли возможным действовать совместно с нами в этом вопросе, то мы были бы поставлены перед необходимостью срочно рассмотреть вопрос о принятии нами соответствующих шагов в одностороннем порядке…»

Получив письмо Брежнева, в Вашингтоне пришли к выводу, что Советский Союз намерен вмешаться в войну на Ближнем Востоке и нанести удар по Израилю. «Когда руководитель моей администрации генерал Хейг проинформировал меня о послании Брежнева, – вспоминал президент Ричард Никсон, – я сказал ему, что он и Киссинджер должны провести совещание в Белом доме и разработать план нашей очень жесткой реакции на едва прикрытую угрозу одностороннего советского вмешательства».

Известный дипломат Валентин Михайлович Фалин вспоминал:

«Израильтяне позволили египетским генералам завести свои войска вглубь пустыни, окружили их, а сами предприняли рейд на Каир. Президент Анвар Садат, категорически отказывавшийся внимать советам из Москвы, просил о помощи: у Египта нет сил прикрывать свою столицу, выбрасывайте советские заградительные десанты.

Командование Советской армии – а вдруг политическое руководство решится! – приводит в мобильную готовность часть воздушно-десантных соединений. Соединенные Штаты, прознавшие об обращении египетского президента к СССР и связавшие с ним данные аэрокосмической и радиоэлектронной разведок о передвижениях в южных военных округах СССР, подняли по тревоге свои стратегические ядерные средства».

22 октября американские самолеты-разведчики, облетая советские транспортные суда, которые с грузом оружия и боеприпасов шли в Египет, зафиксировали исходящее от них радиоактивное излучение. Соединенные Штаты предположили, что в Египет отправлены ядерные боеголовки – к ракетам, уже развернутым на египетской территории. Государственного секретаря США Генри Киссинджера журналисты забросали вопросами: «Есть советское ядерное оружие в Египте?» «Мы точно не знаем, – ответил Киссинджер. – Советский Союз это отрицает. Но я повторяю, что мы этого не знаем».

24 октября американская военная разведка доложила: семь советских военно-воздушных дивизий приведены в состояние повышенной боевой готовности. Активизировалась 5-я оперативная эскадра советского флота, находившаяся в Средиземном море. Американцев тревожило наличие в составе советской эскадры десантных кораблей с морскими пехотинцами. В советском генеральном штабе действительно готовили план высадки морской пехоты в Порт-Саиде. На каждом корабле 5-й эскадры сформировали роту или взвод добровольцев для высадки.

События развивались стремительно. Напряжение росло. Соединенные Штаты и Советский Союз следили уже не за ходом боев на Ближнем Востоке, а за действиями друг друга.

В ночь на 25 октября в Вашингтоне не спали. В полночь министра обороны Джеймса Шлезингера и председателя комитета начальников штабов адмирала Томаса Мурера вызвали в Белый дом. На совещании также присутствовали: государственный секретарь Генри Киссинджер, глава президентской администрации Александр Хейг, директор ЦРУ Уильям Колби. Теперь уже американское руководство демонстрировало готовность противостоять советским войскам, если они вмешаются в войну на Ближнем Востоке. В ноль часов двадцать пять минут приняли решение поднять уровень боевой готовности вооруженных сил Соединенных Штатов по всему миру.

Это было немедленно зафиксировано советской радиоэлектронной разведкой и доложено руководству страны. (Подобная мера всегда рассматривается как первый шаг к началу боевых действий.) Утром 25 октября в Москву поступил ответ американского президента на грозное послание Брежнева. «Мы должны рассматривать Ваше заявление об односторонних действиях, – говорилось в послании Ричарда Никсона, – как вызывающее серьезнейшую озабоченность и чреватое непредсказуемыми последствиями…»

В половине первого ночи авианосец «Джон Кеннеди», находившийся в Атлантическом океане, получил приказ войти в Средиземное море. Авианосцы «Франклин Рузвельт» и «Индепенденс» (флагман 6-го американского флота) приблизились к району боевых действий и встали на якорную стоянку в зоне ожидания южнее острова Крит. 82-ю воздушно-десантную дивизию, расквартированную в штате Северная Каролина, привели в боевую готовность. Американские войска в Западной Европе подняли по тревоге. В девять минут второго ночи разбудили командующего Атлантическим флотом и командующего вооруженными силами Соединенных Штатов в Европе. Командующий американской стратегической авиацией прибыл на командный пункт. Еще через шесть минут командование вооруженных сил оповестили, что Советский Союз может вмешаться в ближневосточную войну, и надо быть готовыми.

Авианосец – мощное оружие. Он способен без труда потопить любой корабль, подняв в воздух свои самолеты, которые атакуют врага. Поэтому корабли советской 5-й эскадры держались на максимально близком расстоянии, чтобы иметь возможность управляемыми ракетами вывести авианосец из строя раньше, чем с него взлетят самолеты. 5-я оперативная эскадра, которая постоянно дислоцировалась в Средиземном море, была тогда самым мощным и боеготовым оперативным корабельным соединением советского флота. Надводные корабли несли здесь боевую службу по специальному графику – обычно полгода. А подводные лодки, бывало, и по году. Корабли базировались в открытом море в нейтральных водах, где глубина позволяла встать на якорную стоянку. Задача 5-й эскадры: следить за американскими многоцелевыми авианосцами и атомными подлодками стратегического назначения, чтобы при получении приказа их уничтожить.

«26 октября, – докладывал в Вашингтон командующий 6-м флотом адмирал Дэн Мэрфи, – советские моряки начали широкие боевые учения, имитируя атаку на наши авианосцы. К 31 октября численность советских кораблей, действовавших в Средиземном море, возросла до 96 единиц. Американский 6-й флот и советская средиземноморская эскадра находились очень близко друг к другу, и мизансцена для казавшейся до этого невероятной „войны на море“ была подготовлена. Оба флота явно были готовы встретить во всеоружии все, что бы ни произошло, хотя ни тот ни другой, казалось, не знали, чего следует ожидать». Это было первое в истории взаимоотношений двух стран военное противостояние на море, которое могло перерасти в глобальное столкновение. Надо сказать, что американские военные держались осторожно не только потому, что таков был приказ Вашингтона. Они вовсе не были уверены в возможности одержать победу в такой войне. В Вашингтоне и Москве говорили о ядерном паритете между двумя державами. Но в Пентагоне считали, что советские арсеналы уже больше американских.

В первые дни Октябрьской войны советские генералы радовались успехам своих подопечных. Министр обороны Андрей Антонович Гречко и начальник генерального штаба Виктор Георгиевич Куликов через советское посольство в Каире советовали египтянам не снижать темп наступления. Верили, что преподали своим подопечным науку побеждать. Во время поездки в Египет летом 1972 года, будучи в подпитии, обнимая начальника египетского генштаба генерала Садека и стуча по столу, министр обороны маршал Гречко громко повторял: «Что бы ни было, мы будем с вами».

Когда арабские армии стали терпеть поражение, искали способа им помочь. Евгений Дмитриевич Пырлин, один из руководителей отдела Ближнего Востока министерства иностранных дел, обратил внимание на срочную шифртелеграмму, которую военные хотели отправить в Каир: «Начальник генерального штаба Куликов приказал главному военному советнику информировать египетское военное командование, что советская сторона разрешает использовать ракеты Р-17 класса „земля-земля“ для массированного удара по Эль-Аришу. Через этот порт на севере Синайского полуострова, надежно прикрытый израильтянами с моря и воздуха, поступал основной поток американской военной техники. В соответствии с имевшейся официально оформленной договоренностью использование египтянами ракет этого класса должно быть предварительно санкционировано советским военным руководством».

Ракета Р-17, разработанная в конструкторском бюро Сергея Павловича Королева, получила за границей название «Скад». Дальность полета – триста километров. Точность попадания невысока: круговое вероятное отклонение от цели – три километра. Способна нести как обычную, так и ядерную боеголовку. У дипломатов возник вопрос: не ожесточит ли такой удар Израиль, войска которого уже изготовились к броску через Суэцкий канал в направлении Каира? Не приведет ли он к потерям среди моряков американских судов, доставлявших снаряжение и боевую технику?

Дипломаты задержали отправку шифртелеграммы и обратились к своему начальству. Министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко находился в Кремле, на заседании политбюро. Он перезвонил дежурному по министерству. Спросил: «Ну, что у вас там?» Выслушав объяснение, помолчал минуту и распорядился: «Телеграмму не отправлять!»

«Надо было спасать наших друзей – Египет и Сирию, – объяснял советскую политику помощник Брежнева по международным делам Андрей Михайлович Александров-Агентов. – После напряженных обсуждений, длившихся в политбюро не только дни, но и ночи напролет, было решено действовать не провокационно, но со всей категоричностью… Я хорошо помню, как обсуждение этой острейшей в тот момент проблемы происходило глубокой ночью в правительственном фойе за сценой Кремлевского дворца съездов, куда члены политбюро удалились с какого-то торжественного концерта…»

Все эти действия замышлялись как демонстрация силы. Но кризис имеет свою логику, один шаг влечет за собой другой. Демонстрация силы едва не переросла в настоящее противостояние двух ядерных держав. Даже разрядка и неплохие личные отношения Брежнева и Никсона не могли избавить обе страны от подозрительности и недоверия.

Расследуя впоследствии события осени 1973 года, конгресс США пришел к выводу, что Соединенные Штаты и Советский Союз находились на грани войны. Не разразилась она в значительной степени благодаря Брежневу. В те дни он проявил осторожность и выдержку, не позволил превратить политический кризис в нечто большее.

26 октября решение о повышении боеготовности американских войск было отменено. Совет Безопасности ООН благодаря сотрудничеству Москвы и Вашингтона принял новую резолюцию, и теперь уже на Ближнем Востоке боевые действия действительно прекратились. Окруженная египетская армия была спасена.

Кризис миновал. Брежнев отправил новое послание Никсону, на сей раз составленное в примирительных тонах. Советский Союз больше не угрожал отправить на Ближний Восток свои войска. 30 октября президент Никсон пригласил советского посла Добрынина: «Передайте генеральному секретарю, что пока я жив и нахожусь на посту президента, я никогда не допущу реальной конфронтации с Советским Союзом…»

И по сей день во всей этой истории предположений и версий больше, чем доказанных фактов. Но Ричард Никсон называл этот момент – прямое противостояние Соединенных Штатов и Советского Союза в октябре 1973 года – самым серьезным кризисом за все годы его долгой политической карьеры.

А дальше началась история нефтяного эмбарго. Черное золото стало орудием политики.

Впервые нефтяное эмбарго было введено после поражения арабских армий в Шестидневной войне 1967 года. Нефтяные министры арабских стран пожелали наказать Запад за победу Израиля. Они решили прекратить поставки нефти Соединенным Штатам и Великобритании. Но эмбарго не подействовало. Между прочим, тогда СССР предложил нарастить экспорт нефти… Арабские страны несли такие финансовые потери, что сами же отказались от эмбарго буквально через несколько дней.

16 октября 1973 года шесть стран Персидского залива повысили цену на нефть на семьдесят процентов – с трех долларов одного цента до пяти долларов двенадцати центов за баррель. Впервые цену на нефть установили страны – экспортеры нефти, а не нефтяные компании.

На следующий день в Кувейте министры нефтяной промышленности арабских стран решили использовать «нефтяное оружие» для поддержки общего дела арабов. Договорились сократить добычу нефти на пять процентов и каждый месяц сокращать еще на пять процентов, пока Израиль не выведет свои войска с оккупированных территорий.

18 октября Саудовская Аравия, желая отличиться, заявила, что сокращает добычу не на пять, а сразу на десять процентов! 19 октября президент Ричард Никсон попросил у конгресса два с лишним миллиарда долларов на оплату оружия, поставленного Израилю в ходе войны. В ответ 20 октября саудиты объявили, что вводят эмбарго на поставки нефти в Соединенные Штаты. К Саудовской Аравии присоединились другие арабские государства. Эмбарго распространили и на Голландию, которая имела смелость открыто поддержать Израиль. Доходы стран ОПЕК резко возросли.

Эмбарго само по себе никого не испугало, потому что нефтяные компании сумели организовать поставки из неарабских стран. Но вот сокращение добычи имело далеко идущие последствия. Арабские страны с октября по декабрь 1973 года уменьшили добычу на пять миллионов баррелей. Иран ее увеличил, частично компенсируя недостачу.

Добыча сырой нефти в мире сократилась всего на семь процентов. Но люди больше руководствуются чувствами, чем разумом. Среди нефтяных компаний вспыхнула паника. Они пребывали в отчаянии, говорили, что идет борьба за выживание. Страны ОПЕК на радостях продавали ее все больше, минуя транснациональные компании, напрямую странам-потребителям, вздувая цены до небес.

Реакция Запада граничила с истерией. За бензином выстроились очереди. Правительство ФРГ запретило пользоваться машинами по воскресеньям. Канцлер Вилли Брандт назвал эмбарго поворотным моментом послевоенной истории. Но с экономической точки зрения страхи оказались преувеличенными, потому что нефти на рынке было предостаточно. ФРГ нуждалась в трехстах семидесяти миллионах тонн нефти в год. Не хватало всего двенадцати миллионов. Дефицит легко покрылся из других источников. Реальным был только страх. «Арабское эмбарго было символическим жестом ограниченной практической значимости, – вспоминал Генри Киссиджер. – Эмбарго носило психологический характер… Но европейские страны отмежевались от нашей политики на Ближнем Востоке и даже отказались поделиться своей нефтью с Голландией из страха, что страны – производители нефти в отместку распространят эмбарго и на них».

Киссинджер уговаривал европейцев выработать совместную политику и противостоять ОПЕК: «Тридцать миллионов производителей нефти объединились и выработали собственную позицию. У них есть картель. Зачем же давать им возможность приказывать примерно восьмистам миллионам потребителей? Почему бы потребителям не говорить одним голосом?» Но Западная Европа и Япония, опасаясь, что эмбарго может расшириться и арабские страны еще сократят добычу, запаниковали. Лихорадочно закупали нефть впрок, что еще больше взвинтило цены. Некоторые покупатели были готовы заплатить сколько угодно.

Этот страх нефтяные державы уловили. Уже после окончания боевых действий, 22 декабря 1973 года, в Тегеране встретились страны Персидского залива – члены ОПЕК. Эта встреча стала поворотным пунктом в истории нефтяного бизнеса. Без всякой на то причины Иран предложил резко повысить цены.

Единой мировой цены на нефть нет. Есть система цен. Цена на сырую нефть каждого из сотен различных нефтяных промыслов колеблется в зависимости от качества, количества нефти, месторасположения промысла и продолжительности контракта. В 1955 году иранская нефть не стоила и двух долларов за баррель, венесуэльская была самой дорогой – два с половиной доллара за баррель.

После Второй мировой войны и до начала 1970-х нефтяным компаниям из-за конкуренции приходилось делать скидку с объявленной цены нефти, чтобы ее продать. Цены ненадолго подскочили в 1957 году – после Суэцкого кризиса, когда там шли военные действия. Потом опять поползли вниз. В феврале 1959 года крупнейшие нефтяные компании вынужденно скинули восемнадцать центов с барреля, в результате четыре крупнейшие нефтедобывающие страны Ближнего Востока теряли ежегодно сто миллионов долларов.

Италия заключила с Советским Союзом сделку на закупку нефти по цене на шестьдесят центов ниже цены ближневосточной нефти. Японские компании покупали нефть с огромной скидкой. 8 августа 1960 года американская компания «Эксон» заявила, что вынуждена снизить цены в среднем на десять центов за баррель.

Второе снижение цен побудило страны – экспортеры нефти к действиям. 9 сентября 1960 года представители пяти государств (Иран, Ирак, Кувейт, Саудовская Аравия, Венесуэла) встретились в Багдаде, чтобы создать ОПЕК (Организацию стран – экспортеров нефти). Представители ОПЕК заявили, что им необходим устойчивый источник дохода: нефть является невосполнимым богатством, а колебания цен – явление нежелательное не только для производителей, но и для потребителей.

Заседания ОПЕК позволяли обмениваться информацией. Принимались решения, но страны ОПЕК были свободны выполнять их или игнорировать. Страны-производители сумели заставить нефтяные компании платить им больше. Затем число компаний увеличилось – более трехсот компаний занялись международным нефтяным бизнесом. Возникла конкуренция, которая была на руку членам ОПЕК (их число к 1970 году достигло десяти).

В сентябре 1969 года в Ливии свергли прозападного короля Идриса. Страну возглавил полковник Муаммар Каддафи. Прежде заинтересованность в увеличении доходов уравновешивалась зависимостью от промышленно развитых государств. Каддафи нужны были только деньги. 29 января 1970 года Ливия потребовала поднять цену на нефть на двадцать процентов. Нефтяные компании, которые вели добычу в Ливии, отказались. Тогда ливийское правительство ограничило добычу этим компаниям. Компании уступили, и цена поднялась. А дальше страны ОПЕК повели дело к скрытой национализации. Не потому, что хотели сами заниматься нефтедобычей и сбытом. Главное было в другом: цена на нефть не устанавливалась путем переговоров, а назначалась правительствами нефтедобывающих стран.

К лету 1973 года создались условия для крутого перелома в мировой экономике – внезапного рывка цен. К тому времени практически вся мировая нефтяная промышленность работала на полную мощность. Нефть расхватывали на мировом рынке, как горячие пирожки.

Шах Ирана и руководители Венесуэлы давно хотели поднять цены на нефть. Из всех крупных производителей нефти только Иран и Венесуэла обладали навыком ведения дел на международной политической и экономической арене. Нефтяные ресурсы обеих стран были намного меньше, чем у Саудовской Аравии, поэтому им требовалось как можно больше денег для создания мощной промышленной базы до того, как истощатся нефтяные ресурсы.

Арабо-израильская война 1973 года и последовавшее за этим сокращение добычи арабской нефти создали для Ирана и Венесуэлы благоприятную обстановку, так как устранили все препятствия для повышения цен. Шах ловко воспользовался ситуацией. Вся ненависть американцев по поводу нефтяного бойкота обрушилась на арабские страны. А реально цены подняли иранцы и венесуэльцы. Но Соединенные Штаты слишком дорожили шахом как главным союзником в регионе…

Саудовский король Фейсал не разрешал своему нефтяному министру шейху Ахмеду Заки Ямани превышать уровень в семь долларов за баррель. Король говорил, что семнадцать долларов – слишком высокая цена, она разрушит экономическую структуру промышленных и развивающихся стран. Но иранский шах хотел больше! И настаивал на повышении цены.

В разгар переговоров министр Ямани позвонил в Эр-Рияд. Заместитель главы правительства принц Фахд согласился на компромисс – увеличить цену с пяти долларов двенадцати центов до одиннадцати долларов пятидесяти двух центов за баррель. Нефтедобывающие страны получали семь долларов чистой прибыли за каждый баррель. Доходы стран ОПЕК выросли с двадцати до ста миллиардов долларов в год. Причем большая часть этой суммы шла государствам Персидского залива.

Решение было одним из поворотных событий в истории ХХ столетия. Всего за сорок восемь часов счет за импортную нефть для Соединенных Штатов, Канады, Западной Европы и Японии возрос на сорок миллиардов долларов в годовом исчислении! Это был колоссальный удар по их платежному балансу, занятости и стабильности цен. Новый уровень цен нанес сокрушительный удар по старой системе, которая позволяла Западу получать дешевую нефть. Один эксперт хорошо выразил господствовавшее на Западе ощущение: «Я потрясен и напуган».

Движущей силой декабрьского увеличения цен был именно Иран, считавшийся союзником Вашингтона. Шах вовсе не искал столкновения с Соединенными Штатами. Он не участвовал ни в арабском эмбарго, ни в сокращении добычи нефти. Напротив, подчеркивал, что Иран ведет добычу нефти максимальными темпами, чтобы уменьшить ее нехватку. Он делал это не с целью оказать американцам любезность, а для увеличения собственных доходов.

В середине декабря во время торгов на рынке иранцам предложили беспрецедентную цену: шестнадцать – семнадцать долларов за баррель. Шах сделал для себя вывод, что официальная цена в пять с небольшим долларов слишком низка… Заодно он воспользовался возможностью задним числом продемонстрировать солидарность со своими арабскими соседями – после того, как отмежевался от них во время ближневосточной войны, снабжая нефтью Израиль и американский военно-морской флот.

24—25 декабря 1973 года на совещании в Кувейте решили сохранить эмбарго на поставки в США, но ослабить эмбарго против Европы и Японии. Министр нефти Саудовской Аравии шейх Ахмед Заки Ямани прокомментировал это так: «Антиамериканские меры объясняются весьма очевидным различием между теми, кто стоит рядом с арабами, и теми, кто стоит рядом с врагом».

Единый фронт ОПЕК против Запада вскоре рассыпался. Алжир вышел из эмбарго, за ним Ирак и Саудовская Аравия. Нефтяное оружие вновь не сработало. В марте 1973 года эмбарго было отменено. «Добившись отмены эмбарго, – вспоминал Киссинджер, – мы продемонстрировали, что можем противостоять „нефтяному оружию“. После потрясения 1973 года цены на нефть уже резко не повышались. В 1974–1978 годах они росли медленнее мировой инфляции; реальная цена на нефть за этот период фактически снизилась на двадцать пять процентов…»

Эмбарго не привело к мировому финансовому краху. Большинство западноевропейских стран и Япония подняли внутренние акцизы на бензин. Не было ни очередей за бензином, ни признаков паники. Хотя экономический рост этих стран несколько замедлился, в общем и целом они сумели справиться с неблагоприятным развитием событий. Нефтяной кризис заставил западные страны более серьезно подойти к проблеме энергетической независимости. Европа и Япония учились жить при более низком уровне потребления энергии, производство росло на основе альтернативных источников энергии, таких как атомная энергетика.

Почему же Соединенные Штаты, считавшиеся бастионом свободного предпринимательства, оказались неподготовленными к тому, чтобы отдаться на волю рыночной стихи? «Когда Ричард Никсон стал президентом, – вспоминал Киссинджер, – в мировой экономике дешевизну нефти рассматривали как что-то вполне естественное… Мы исходили из предположения, что обладаем большими неиспользованными внутренними резервами нефти. Открытие нефтеносных месторождений на северном побережье Аляски обещало неограниченные возможности…»