Текст книги "В поисках утраченного величия. Иран, ядерное оружие и Ближний Восток"

Большая тройка

В Иране в любом кабинете, общественном заведении, магазине, даже на стенах чайной – неизменный фототриптих: цветные снимки покойного имама Хомейни, его преемника на посту лидера страны (это официальный титул) аятоллы Али Хаменеи и действующего президента. В каком порядке расположены портреты? Это зависит от политического чутья хозяина кабинета или владельца магазина. Иногда три портрета выстроены в единую линию. Иногда духовные лидеры повыше, президент пониже. Иногда большая тройка располагается как на пьедестале почета: сверху аятолла Хомейни, пониже аятолла Хаменеи, совсем внизу – президент.

Политическая система Ирана непохожа на привычные модели Ближнего Востока. После смерти аятоллы Хомейни во главе страны стоит высший руководитель Али Хаменеи. Фактически он никому не подотчетен. Но все остальные высшие должности, включая пост президента, занимают те, кто выиграл выборы, и эти чиновники остаются на своем посту ограниченное время. В Иране – теократия, то есть власть правоведов-богословов, но с элементами демократии.

Али Хаменеи избрали высшим руководителем сразу же после кончины Хомейни, 4 июня 1989 года. Его власть основана на пятой статье конституции: «Во время отсутствия двенадцатого имама шиитов (да приблизит Аллах его явление!) в Исламской Республике Иран управление делами правоверных и имамат в исламистской умме (нации) возлагается на справедливого и набожного, обладающего широким кругозором и имеющего организаторские способности факиха». Факих – это правовед, знаток закона Аллаха.

Али Хаменеи не оказывает на толпу такого магнетического действия, какое оказывал Хомейни. Но духовенство верно Хаменеи, потому что государство соблазнило самих священнослужителей – соблазнило властью, должностями, деньгами. Теперь уже им трудно вернуться к чисто религиозной деятельности. Духовенство создало очень сильное государство, более сильное, чем оно было при шахе.

Высший руководитель должен быть компетентным для вынесения фетв, то есть заключений, обретающих силу закона, по различным вопросам мусульманского права, быть справедливым и набожным, обладать правильным мировоззрением… Он объявляет войну и является главнокомандующим. Высший руководитель избирается примерно так же, как папа римский, – Советом экспертов, состоящим исключительно из священнослужителей (они избираются всенародным голосованием на восемь лет). Они периодически собираются, чтобы оценить деятельность высшего руководителя Исламской Республики Иран, но больше Совет никому не подотчетен. Конституция дает ему большую власть, но не имеет власти над ним.

Али Хаменеи родился в 1938 году в Мешхеде. Учился в священном для шиитов городе Эн-Неджефе, в Куме стал учеником Хомейни. При шахе был не раз арестован. После свержения шаха стал членом Революционного совета, занимал пост заместителя министра обороны, курировал Корпус стражей Исламской революции, был пятничным имамом Тегерана. В июне 1981 года аятолла Хаменеи был ранен в результате взрыва бомбы, которую, по официальной версии, подложили левацкие группировки. В том же году Хаменеи избрали президентом Ирана.

Его антиимпериалистические лозунги, ненависть к Западу – обычные идеи властителей третьего мира. С тех пор как он возглавил Иран, он не покидает страну. Встречается только с теми лидерами, которые сами приезжают в Тегеран. Он не видит, что происходит в других государствах. Его представления о внешнем мире исчерпаны представлениями 1960–1970-х годов.

Высший руководитель следит за моралью общества. Он стоит над всеми ветвями власти – исполнительной, законодательной и судебной, которые по конституции функционируют под абсолютным контролем имама (факиха). Все в стране делается с одобрения высшего руководителя. У Хаменеи есть представители во всех важнейших институтах общества. Например, в армии – кто-то вроде начальника главного политуправления.

Президент страны не сможет работать, если у него возникнут разногласия с высшим руководителем. Президент – лишь глава правительства. У него нет власти над парламентом или судами. Он не назначает военных, это прерогатива высшего руководителя. А тот не вмешивается в конкретную политику или в принятие экономических решений. Если в казне нет денег, если поезда ходят не по расписанию, отвечает президент.

Али Хаменеи единолично распоряжается всеми пожертвованиями мусульман, которые не облагаются налогом. Шиизм, в отличие от католической церкви, не опирается ни на какую иерархическую структуру. Аятоллы, будучи высшими религиозными деятелями и обладая титулом, означающим «знак божий», обязаны завоевывать свой авторитет мудростью и способностью соответствовать устремлениям народа. Верующие вправе самостоятельно решать, кому отдавать пожертвования. Таким образом, религиозная община располагает средствами эффективного контроля над своими духовными лидерами: духовенство знает, что если оно не оправдает ожидания верующих, то потеряет и прихожан, и деньги.

Иначе говоря, в Иране нет одного человека, который решает все. Различные центры власти сотрудничают между собой во имя выживания режима. Но имеют различные политические интересы. Конечно, деление иранской элиты на «радикалов» и «умеренных», «фундаменталистов» и «прагматиков» – весьма условно. Одни поддерживают частную экономику, другие нет. Одни видят необходимость приватизации государственных предприятий, другие намерены все держать в руках. Одни – жесткие фундаменталисты, другие – более прагматичны. Одни понимают, что по ядерным делам нужно договариваться с мировым сообществом, другие категорически возражают против компромиссов.

Даже власть высшего руководителя ограничена интересами различных влиятельных групп, которые ему приходится принимать во внимание. Он вынужден учитывать интересы и Корпуса стражей Исламской революции, и, конечно же, армии священнослужителей, занявшихся политикой. Все эти группы тянут страну в различных направлениях. Иранская политическая система напоминает флотилию, корабли которой в целом следуют за флагманом, но с разной скоростью и рвением.

У системы немалый запас прочности. Если президент провалился в экономической сфере, на следующих выборах голосуют за другого. Ротация политических лидеров снижает давление на систему. В других странах Ближнего Востока, где правители, захватив власть, никогда ее не отдают, общественное недовольство страшно опасно для системы. Иран – единственное государство на арабском Ближнем Востоке, где президент по истечении своего срока уходит с должности и живет спокойно. В Иране прекрасно себя чувствуют два бывших президента – Хашеми Рафсанджани и Мохаммад Джавад Хатами.

Вампир демократии

Иран – второй по значению экспортер нефти и живет только за счет продажи черного золота. Летом 2008 года, через сто лет после начала добычи иранской нефти, страна получила рекордно высокие доходы от ее продажи. Иран также владеет вторыми по значению (после России) запасами природного газа. Ирану завидуют многие развивающиеся страны, которым не хватает денег для экономического развития и покупки энергоносителей. И в этой богатой ресурсами стране пятая часть населения – бедствует.

Последние годы были временем фантастического роста цен на черное золото. Но чем больше зарабатывал Иран на нефти, тем беднее становился! По данным Всемирного банка, в 2005 году Иран по уровню экономического развития занимал сто тринадцатое место, в 2006 – сто девятнадцатое, в 2007 – сто тридцать первое, в 2008 – сто тридцать пятое. Иначе говоря, задолго до нынешнего кризиса и ввода санкций против иранского режима экономическое положение фантастически богатой энергоносителями страны ухудшалось с каждым годом. Иран, зарабатывая огромные деньги на экспорте нефти, страдает от безработицы, инфляции, стагнации и не развивается.

Тегеранский базар (огромные прилавки с наклейками и торговыми марками любых образцов) – это центр экономики страны. Базар – не просто место, отведенное для торговли. Хозяева базара – это влиятельная социальная группа, объединяющая торговцев и квалифицированных ремесленников, мелких производителей. Крытый базар огромен. По извилистым улочкам пробиваются тяжело груженые автомобили, мотоциклы, фуры. Снуют люди с тележками, наготове носильщики с матерчатыми прокладками на спине. Торгуют только мужчины. Не спешат, не гоняются за покупателями, сидят на коврах, поджав ноги, ждут, пьют чай, разговаривают. В принципе, базар всегда был тесно связан с духовенством. На средства торговцев на каждом базаре построена мечеть. Но от власти базар всегда держал дистанцию. Иранцы – индивидуалисты, они не сторонники дисциплины.

Церковный аппарат ведет дела в экономике так, что страна не может выйти из депрессии. Южная часть Тегерана, которую нам старались не показывать, – это скопище бедняков. Причина экономических проблем Ирана – огромная бюрократия, прекрасно сохранившаяся и в исламском государстве, несмотря на обещания аятоллы Хомейни избавить правоверных от ненужного аппарата и множества учреждений, которые охраняют власть и привилегии мулл, занявшихся политикой. Смешно было, оказавшись в Тегеране, услышать, что очередная неделя объявлена «неделей высокой производительности».

Аятолла Хомейни желал видеть многодетные семьи, потому что ему нужны были солдаты для войны с Ираком. В результате каждый год появляется миллион лишних рабочих рук, для которых нет работы. Нынче молодых иранских женщин просят не рожать. Усилия по снижению рождаемости – при поддержке исламского духовенства! – привели к тому, что если прежде женщина в среднем имела шестерых детей, то теперь – двоих.

Сегодня детям иранской революции за тридцать, но им придется подождать, пока они смогут полноценно участвовать в социальной и экономической жизни страны. Они не в состоянии получить работу, и у них нет денег, чтобы завести семью. Вот ситуация с мужчинами в возрасте до тридцати лет: только трое из пяти нашли работу, только двое из пяти женаты, только двое имеют собственное жилье…

Жизнь после Исламской революции не стала лучше. Аятоллу Хомейни это не беспокоило. Он высокомерно говорил: «Мы не для того совершали революцию, чтобы снизить цены на дыни». Наследники Хомейни не чувствуют себя столь же уверенно. Власть больше всего боится массового возмущения и городских мятежей. Пытаясь снять напряжение, делится с народом нефтедолларами. Распорядиться огромными деньгами так, чтобы экономика развивалась, в Тегеране не умеют. Но нефтедоллары позволяют держать низкие цены на многие товары – от сахара, хлеба и чая до лекарств, электричества и бензина. На это уходит примерно сто миллиардов долларов в год.

Нефтяные деньги создали особую атмосферу в обществе, которое живет сладкими мечтами. Восемьдесят процентов экономики контролируется государством. Большинство иранцев состоят на государственной службе. Иранцы полагаются на правительство и жаждут только одного: получить свою долю нефтяных денег. Связи, знакомства среди власть имущих важнее желания и умения работать.

В такой коррупционно-инертной среде людям энергичным и даровитым трудно реализоваться. Иран возглавляет список стран, из которых люди бегут. Каждый год страну покидают от ста пятидесяти до ста восьмидесяти тысяч человек. Утечка мозгов губительна, потому что уезжают образованные и энергичные люди.

В Иране двадцать пять официальных выходных (в два раза больше, чем в среднем в мире). Разумеется, в исламском государстве отдыхают вторую половину четверга и пятницу. Так что в году остается всего двести двадцать рабочих дней, а если еще учитывать низкую производительность труда…

Общество верит в то, что государство, владея мешками нефтяных денег, в состоянии решить все проблемы. Ахмадинежада избрали президентом, потому что он обещал «подать нефтяные деньги к столу каждого иранца». Выяснилось, что на нефтяные деньги можно только закупать продовольствие за границей, а это ведет к упадку собственного сельского хозяйства. В результате сидящие за нефтяным столом тоже теряют работу. Иран покупает примерно четверть необходимого продовольствия – не только экзотические фрукты, но и пшеницу, кукурузу, рис, сахар, картофель.

В конце 1990-х тогдашний иранский президент Мохаммад Джавад Хатами и его сторонники подумывали о реформах, необходимых для страны. Но ничего не получилось. Вместо реформ – распределение нефтяных денег и более жесткий контроль священнослужителей над выборами.

Парламент в Иране появился под влиянием соседней России, где царь в результате первой русской революции разрешил Государственную Думу. Ныне иранский меджлис, возможно, влиятельнее Думы.

Парламент наделен правом утверждать министров, проверять работу исполнительной власти, в том числе расходование денежных средств. У депутатов большие права, и горе тому министру, которого они критикуют. Парламент в любой момент может вынести вотум недоверия любому министру. Но никто не вправе распустить парламент.

На выборах труднее всего не завоевать симпатии избирателей, а добиться регистрации кандидатом в депутаты. Сомнительных с точки зрения власти кандидатов отсекает Совет стражей конституции, половину которого составляют богословы (факихи). В результате три четверти депутатов – бывшие сотрудники спецслужб или офицеры Корпуса стражей Исламской революции.

Иногда кажется, что фундаменталисты твердо держат страну в руках. Это не совсем так. На выборах в 2008 году сторонники реформ на четверть увеличили свое представительство – получили сорок восемь мест из двухсот девяноста. Примерно столько же объявили себя независимыми кандидатами и тоже завоевали места в парламенте. Слабое место сторонников реформ – отсутствие привлекательной экономической программы. Они предпочитают говорить о политических свободах.

Нефтеносные поля Ирана истощены, добыча падает почти на десять процентов в год из-за плохого управления. А экономика сама потребляет много бензина и других нефтепродуктов. Цены субсидируются, так что зачем беречь дешевое топливо? Энергоемкость иранской промышленности в пятнадцать раз выше японской, в десять раз выше европейской и в восемь раз выше американской. Устаревшие техника и технология означают огромные потери энергии, тепло просто уходит в воздух.

Каждый год в нефтяную промышленность следует вкладывать примерно два миллиарда долларов только для поддержания добычи. Девять-десять миллиардов нужны для увеличения добычи. Но нет денег для инвестиций. Нефтедоллары растрачиваются впустую. А мировые компании не спешат делать инвестиции – страна проводит слишком рискованную политику. Иранская деловая элита недовольна Ахмадинежадом – считает, что он пустил по ветру национальное богатство страны. Денег не хватает и на ядерную программу.

В последние годы, годы изоляции режима, Тегеран больше полагается на машину подавления, которая живет за счет доходов от нефти. На нефтяные деньги существуют Корпус стражей Исламской революции, многочисленные спецслужбы, от двух до пяти миллионов членов организации «Басидж» (нечто среднее между милицией, бандитами и коричневорубашечниками), а также семьи сотен тысяч жертв восьмилетней войны с Ираком. Привилегированные группы составляют примерно пятую часть населения. Это самая надежная опора режима.

Целое столетие нефть была и главным врагом иранской демократии, и главным союзником. Нефть – это вампир демократии. Она подрывает разумное политическое устройство, потому что делает слишком сильным государственный аппарат и высшее чиновничество. Эпидемия коррупции на всех уровнях создала такую атмосферу, в которой взятки в обмен на политические или экономические привилегии – нормальное дело.

Но одновременно экспорт нефти помог сформироваться среднему классу, который нуждается в демократии. На нефтяные деньги получили образование – в том числе в лучших университетах мира – тысячи иранских технократов, а это троянский конь демократии. Коррупция позволяет богатым противникам режима покупать себе что-то вроде свободы.

Большие деньги меняют даже радикалов. Командиры Корпуса стражей Исламской революции демонстрируют завидный достаток, хотя это противоречит пуританским нравам исламского государства. По мере того как стражи революции богатеют, они все больше заинтересованы в том, чтобы права собственности стали священными.

В Иране сформировался целый класс невероятно преуспевших бывших революционеров. Они занимают видные должности и озабочены собственным благосостоянием. Лидер этой группы – бывший президент Али Акбар Хашеми Рафсанджани. Это коротко стриженый человек с выбивающимся из-под чалмы седоватым чубом. Лицо легко перекраивается в улыбку, обнажающую ряд белоснежных зубов. При шахе он побывал и в ссылке, и в тюрьме. Сразу после революции в него стреляли. Я спросил Рафсанджани, как это произошло. «Лицемер пришел ко мне с письмом и вдруг выстрелил. Пуля задела почку и легкое. Эти лицемеры укрылись в Ираке…», – ответил он. Иранцы не привыкли говорить прямо, они избегают выдавать свои подлинные намерения. Они ведут витиеватый разговор, используя намеки.

Али Акбар Хашеми Рафсанджани возглавлял ту фракцию руководства, которая считала, что национальные интересы важнее мировой исламской революции. Он был избран президентом в 1989 году, выиграв выборы у аятоллы Хусейна-Али Монтазери, которому Хомейни доверил руководство распространением идей Исламской революции.

На публике чиновники среднего уровня демонстрируют свою набожность и лояльность. А в частных разговорах критикуют режим. Когда Ахмадинежад произносит речи против «экономической мафии», это он целится в Рафсанджани и его людей. Верным сторонником Рафсанджани был мэр Тегерана Голям Хосейн Карбасчи, молодой, подтянутый, очень серьезный человек с тихим голосом. Десяток сотрудников мэрии были приговорены к нескольким месяцам тюремного заключения за злоупотребление общественными деньгами. Арестовали и самого мэра.

Борьба с коррупцией используется исключительно для сведения счетов между собой. Так, два генерала Корпуса стражей Исламской революции были арестованы по обвинению в оргиях с проститутками. Сражения разных групп внутри иранского общества ведутся путем обнародования компромата друг на друга, что приоткрывает реальную картину масштабов коррупции и некомпетентности высших эшелонов власти.

Пока росли доходы от нефти, росли и возможности удовлетворять аппетиты различных олигархических групп. С падением цен на нефть уменьшилась и казна. Полная некомпетентность Ахмадинежада в экономике усугубила трудности в стране. Он постоянно повторяет, что страной вправе руководить только двенадцатый имам, тот самый, который исчез шестилетним мальчиком больше тысячи лет назад и возвращения которого ждут все шииты…

А пока президент пытается сам управлять финансами и экономикой. Его распоряжение сократить процентные ставки едва не разрушило банковскую систему. Его заявление о том, что биржа – это азартная игра, запрещенная исламом, привело к тому, что рынок ценных бумаг упал на треть. Его разговоры о преимуществе государственного сектора закончились полным нежеланием частных инвесторов вкладывать деньги в собственную экономику.

Президент Ахмадинежад ловко уходит от ответственности за внутренние социальные и экономические проблемы, сваливая все на Запад, Соединенные Штаты и Израиль. Это находит отклик в стране, где говорят: «Да, в нашей жизни мало что изменилось. Но это не имеет значения! Мы, иранцы, должны держаться вместе и бойкотировать западные товары. Мы не позволим западному миру диктовать Ирану, что нам делать».

Цена персидских кладовых

26 мая 1908 года англичане обнаружили в Персии нефть. Британские геологи искали нефть несколько лет и вложили в поиски немалые деньги. Первый нефтяной фонтан ударил в четыре часа утра 26 мая 1908 года. Осенью 1908 года образовалась Англо-Персидская нефтяная компания (ныне «Бритиш Петролеум»).

В 1914 году британское правительство усилиями первого лорда адмиралтейства Уинстона Черчилля за два миллиона фунтов стерлингов приобрело больше половины акций компании, чтобы обеспечить военный флот недорогим и надежным источником нефти. В Абадане построили крупнейший в мире нефтеперерабатывающий завод. Главным покупателем был британский военный флот, который получал горючее с большой скидкой.

Нефть изменила страну, которая влачила жалкое существование из-за бездарной династии, правившей в Тегеране.

Четыре десятилетия Ираном правил шах Назир эль-Дин. Гарем, где он проводил большую часть времени, состоял из тысячи шестисот жен, любовниц и прислуживавших им евнухов. У него были сотни детей, которые уверенно залезали в государственную казну. Дабы ее пополнить, шах торговал государственными должностями, вводил непомерные налоги, конфисковывал имущество богатых торговцев. Он продавал концессии иностранным государствам и компаниям. Русские купцы получили исключительное право торговать икрой. Право выращивать табак и торговать табачными изделиями он продал англичанам. Это вызвало волну протеста, потому что множество крестьян жили тем, что выращивали табак.

В 1896 году шах был убит, когда приехал в мечеть. Его сын продолжил отцовскую политику, что только усилило возмущение. В стране формировались тайные общества, которые клялись избавить страну от тирании. На Иран произвел впечатление пример соседней России, где 1905 году вспыхнула революция. В конце года в Иране начались волнения, и шах тоже согласился на парламент. Возникла конституционная монархия.

Проект конституции составили по бельгийскому образцу, считавшемуся самым прогрессивным в Европе. Одни члены двухсотместного меджлиса избирались прямым голосованием, другие представляли цеховые корпорации – по одному депутату от мясников, печатников, бакалейщиков, часовщиков, врачей, портных… Первая сессия меджлиса открылась 7 октября 1906 года. 30 декабря приняли конституцию.

Многие требовали свободы вероисповедания, введения светских школ. Муллы сопротивлялись: «Не приведет ли это к отказу от ислама? Не ослабят ли уроки иностранных языков, химии и физики веру учеников?» Эти споры светских реформаторов и исламистов продолжаются всю новейшую историю Ирана.

Слабость государства позволила поживиться за его счет более сильным державам. Русско-английское соглашение 1907 года поделило Персию на три зоны. На севере все политические и торговые привилегии получили русские. На юге – англичане. В нейтральной зоне концессии могли получать представители любой страны.

Большевики после революции отказались от своих особых прав и простили Ирану долг перед Россией. Англичане поспешили заполнить вакуум. В 1919 году Англия навязала слабому правительству кабальное соглашение, наделявшее Англо-Персидскую компанию исключительным правом разрабатывать и продавать иранскую нефть.

Сепаратисты брали верх в разных уголках страны. Люди ожидали харизматического лидера, и в 1921 году он появился – сильный человек по имени Реза. Он родился в горном районе неподалеку от границы с Россией. Младенцем потерял отца. Юношей оставил дом, чтобы по семейной традиции посвятить себя военной службе. Совершенно неграмотный, служил в казачьей бригаде, сформированной белыми офицерами, бежавшими от русской революции. Эта бригада была лучшей частью в персидской армии.

Воинственный и склонный к авантюрам, Реза стал заметным человеком в стране. На него делали ставку те, кто мечтал о сильной центральной власти, в том числе англичане. Вечером 20 февраля 1921 года Реза во главе двух тысяч бойцов приблизился к Тегерану. На следующий день он арестовал правительство. Через три месяца страна была у него в руках. Реза называл себя националистом, но он взял власть с помощью англичан и помнил, чем им обязан.

Он следовал примеру популярного тогда турецкого властителя Кемаля Ататюрка. Реза тоже объявил Иран республикой, а себя – президентом. Но этого поста ему было мало. Необразованный, малограмотный, он тем не менее понимал, как делается политика в Иране. Как по нотам разыграл небольшую театрализованную драму. Удалился в деревню, чтобы думать и молиться, и объявил, что отказывается от всех постов. Меджлис пришел в ужас. Депутаты объявили династию Каджаров низложенной и предложили трон Резе. 12 декабря 1925 года он провозгласил себя шахом.

Реза принял имя Пехлеви – в память о династии, существовавшей до ислама. Связав себя с доисламской эпохой, Реза продемонстрировал свое пренебрежительное отношение к шиизму. «Он был против какого бы то ни было вмешательства духовенства в политику, – вспоминал его сын. – Он строго запретил духовенству вмешиваться в политические дела. Отец был убежден в том, что в противном случае не сможет осуществить намеченные им реформы… Мой отец прилагал огромные усилия для воскрешения славы и величия моей родины, идущих из глубины веков».

Шах был невероятно жесток, но это многим нравилось. Однажды он приехал в город в западной части Ирана, и ему пожаловались, что булочники задрали цены и люди голодают. Первого же попавшегося ему на глаза булочника он приказал бросить живым в раскаленную печь. На следующий день во всем городе торговали дешевым хлебом…

В 1935 году он заявил, что не потерпит, чтобы страну называли Персией – это название придумали иностранцы. Новое название – Шахиншахское государство Иран. Как и его предшественники, он брал взятки в особо крупных размерах, в основном от иностранных компаний, конфисковывал земли и стал самым богатым землевладельцем. «Шах Реза ликвидировал всех воров и бандитов в стране, – оценил ситуацию в стране один британский депутат. – Иранцы поняли, что в стране может быть только один вор».

От экспорта нефти страна получала копейки. Когда в мире началась Великая депрессия, доходы еще уменьшились. Шах Реза требовал от своих министров пересмотреть договор с англичанами, но это оказалось невозможно. Тогда шах бросил все документы в огонь и 27 ноября 1932 года заявил, что разрывает договор о концессии. Это означало, что нефтяной компании придется остановить добычу.

Британские власти обратились в Лигу Наций (довоенный аналог ООН, только с меньшими полномочиями). Иран сделал то же самое, заявив, что компания систематически нарушала условия договора и обманывала иранцев. Пришлось англичанам идти на компромисс. Договорились, что компания будет платить Ирану не менее девятисот семидесяти пяти тысяч фунтов стерлингов в год и улучшит условия труда в Абадане. А шах согласился продлить срок действия концессии на тридцать два года. Заодно компанию переименовали – в Англо-Иранскую.

Шаху нравились фашистские режимы в Европе. Симпатия к нацистам ему дорого обошлась. Летом 1941 года британские и советские войска вошли в Иран с двух сторон. 16 сентября 1941 года шах оставил престол и покинул страну. Он обосновался в Южной Африке и через три года умер в Йоханнесбурге в возрасте семидесяти лет.

Новым шахом стал его старший сын Мохаммад Реза Пехлеви, которому был двадцать один год. Он учился в Швейцарии, окончил военное училище в Тегеране и весной 1939 года поступил на военную службу. Молодой шах больше всего интересовался спортивными автомобилями, скачками и женщинами.

После того как старший Реза отрекся от трона, из тюрем выпустили посаженных им политических заключенных. На свободу вышли левые интеллектуалы. Молодые идеалисты создали первую настоящую политическую организацию – Народную партию Ирана (Туде). Эта партия, состоявшая в основном из коммунистов, приняла прогрессивную программу, требуя защитить народ от эксплуатации. 1 мая 1946 года она вывела на улицы Тегерана и Абадана десятки тысяч демонстрантов. Несколько лидеров партии прошли в меджлис на выборах в 1946 году. Они помогли провести ряд социально значимых законов.

Но партия Туде, которая была против любых концессий иностранным компаниям, заявила, что нефтяные месторождения Северного Ирана должны быть сданы в концессию Советскому Союзу. Это подорвало союз коммунистов с иранскими националистами. Партия Туде была запрещена. Ее лидеры нашли убежище в Москве и Восточном Берлине.

И тогда в иранской политике появилась новая фигура – Мохаммад Мосаддык. Его мать принадлежала к шахской семье. Его род давал стране губернаторов, министров и послов, отец был министром финансов. Мальчик пошел по стопам отца.

Он учился в парижской Школе политических наук. Во Франции у него впервые проявилась болезнь, от которой он страдал всю жизнь (поставить точный диагноз так и не удалось): периодически открывалась язва желудка, случались тяжелые кровотечения. Несомненно, болезнь носила психосоматический характер. Когда он произносил речи, слезы бежали по его щекам, и это не было игрой на публику. Иногда он падал в обморок от нервного истощения. В остальном мире его поведение считали, мягко говоря, странным. Но в шиитском Иране открытое проявление чувств, даже наигранное, казалось, соответствовало умонастроениям его граждан, которые считали, что страдают от несправедливости.

Проболев год, Мосаддык вернулся к занятиям наукой – на сей раз в Швейцарии, куда он приехал с матерью, женой и тремя детьми. В 1914 году защитил диссертацию по юриспруденции и стал первым иранцем, получившим докторскую степень в иностранном университете. Он решил просить швейцарское гражданство. А пока поехал на родину – собрать материал для книги об исламском праве.

Это были годы, когда в Иране группы интеллектуалов задумывались над будущим страны. Мосаддык вовлекся в эти дискуссии и остался. Через год его дядя премьер-министр предложил ему занять пост министра финансов. Он отказался – не хотел получить должность благодаря родственным связям. В 1917 году ему предложили пост заместителя министра. Дядя уже не руководил правительством, и он принял пост. Он поразил коллег тем, что требовал наказывать за коррупцию. Через два года его освободили от должности.

Он вернулся в Швейцарию, считая, что Иран не нуждается в нем. Однако иммиграционные законы Швейцарии ужесточились, и ему отказали в паспорте. А тут Реза пришел к власти, начались новые времена, возникли большие надежды… Мосаддык принял пост министра финансов. Но антикоррупционные меры, которые он предпринимал, угрожали Резе и его друзьям, и ему вновь пришлось уйти. Он стал губернатором Иранского Азербайджана, однако ему не подчинились войска, расквартированные в этой провинции, и он отказался от этой должности. Несколько месяцев был министром иностранных дел, пока окончательно не разочаровался в Резе. Тогда он легко добился избрания в меджлис.

Мосаддык был высоким, но сутулым. Казалось, на его плечи давит невыносимая тяжесть. Он производил впечатление осужденного, которого ведут на казнь. Он говорил с трибуны парламента, что иранцы сами должны определять свою судьбу, и осуждал роль, которую в стране играли иностранцы. Не щадил он и коллег-депутатов, обвиняя их в трусости, отсутствии инициативы и патриотизма.