Автор книги: Леонид Млечин
Жанр: Политика и политология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)
Генерал Насири не прожил и года. В следующем феврале, уже после революции, над ним устроили показательный суд, обвинили в пытках и издевательствах и расстреляли.
Столь же пустой оказалась беседа с шахом.
Летом 1978 года посол Израиля доложил своему правительству, что шах долго не продержится. Американцы, которым показали шифртелеграмму, высокомерно отвергли пессимистический прогноз. А через несколько месяцев шах бежал из Тегерана.
Моссад тайно вывез из Ирана несколько десятков тысяч евреев. Для этого в Тегеране оставался Аврахам Геффен, представлявший Еврейское агентство. Он умело скрывался и формировал группы, которые улетали в Европу. В конце концов его арестовали. Спас знакомый по шахским временам – за большую взятку. В апреле 1980 года Геффен покинул Иран. Но вскоре его попросили вернуться: началась война с Ираком, выезд из страны ужесточился – иранские власти не отпускали молодежь призывного возраста. Он провел в Иране еще полгода, теперь вывозили евреев с помощью контрабандистов…
В середине 1980-х три человека взялись вновь сблизить Израиль и Иран. Это были Яаков Нимроди, бывший военный атташе в шахском Иране, Аднан Хашогги, саудовский мультимиллионер, и Аль Швиммер, основатель израильской авиационной промышленности и близкий друг премьер-министра Шимона Переса. К этой тройке присоединился таинственный торговец оружием из Ирана и бывший агент шахской разведки САВАК Манучер Горбанифар. Он авторитетным тоном поведал своим собеседникам о «политически умеренных элементах» в Иране, которые придут к власти после падения Хомейни. В ЦРУ Горбанифара знали и не доверяли ему. А вот Нимроди и Швиммер ему верили или хотели верить.
Они отправились прямо к Шимону Пересу. Премьер-министр запросил мнение Моссада. Оно было отрицательным, разведчики сомневались в успехе операции. Тогда Моссад просто исключили из этой операции. Перес, посоветовавшись с министром обороны Ицхаком Рабином и министром иностранных дел Ицхаком Шамиром, одобрил контакты с Горбанифаром, который прилетел в Израиль с греческим паспортом. Он и заключил первую сделку о поставке оружия Ирану – на пятьдесят миллионов долларов. В августе 1985 года иранцы получили пятьсот четыре противотанковые ракеты с израильских складов. 14 сентября 1985 года Хезболла отпустила американца Бенджамина Уэйра, священника, которого полтора года держали заложником в Бейруте.
В Иран доставляли оружие и военное снаряжение. Среди прочего – приборы ночного видения для танков и навигационное оборудование для авиации. Американцы не очень доверяли израильским посредникам. Директор ЦРУ Уильям Кейси обратился к министру юстиции Эдвину Мизу с просьбой разрешить прослушивание «двух иранских агентов». Одним был Горбанифар, другим – Яаков Нимроди. Шимон Перес, конечно же, никогда не признавался в решении снабжать Иран оружием. Он специально поручил это не Моссаду и не военной разведке, с тем чтобы в случае скандала иметь возможность отрицать всякую связь с этим делом.
Координатором израильской политики в отношении Ирана был назначен Шломо Газит, бывший начальник военной разведки. Но он отказался, увидев, что Моссад, который и должен был этим заниматься, исключен из дела. Вместо него ключевым человеком стал Давид Кимхи, генеральный директор министерства иностранных дел и бывший разведчик. Он был обижен тем, что ему не достался пост руководителя Моссада, и взялся показать, на что способен.
Доктор наук Давид Кимхи был признанным интеллектуалом, но после двадцати семи лет в Моссаде привычка к тайной дипломатии стала его второй натурой. У него установились тесные отношения с Робертом Макфарлейном, советником президента Соединенных Штатов по национальной безопасности.
Государственный секретарь Джордж Шульц и министр обороны Каспар Уайнбергер сомневались в разумности сделки с Ираном. Тем не менее в Иран посылали крайне необходимые ему противотанковые ракеты. Через несколько дней иранцы отпустили одного из американцев, находившихся у них в плену. Амирам Нир исключил Нимроди и Швиммера из сделки и напрямую замкнул на себя Горбанифара. Еще несколько партий оружия были отправлены в Иран, но американцев больше не освобождали.
В ноябре 1985 года Роберт Макфарлейн подал Рейгану прошение об отставке и рекомендовал закончить эту операцию. Рейган вместо этого отправил 7 декабря 1985 года Макфарлейна в Лондон повидаться с Горбанифаром и договориться о продолжении. Встреча только укрепила Макфарлейна в его сомнениях.
Сменивший его на посту советника президента США по национальной безопасности адмирал Джон Пойндекстер, более осторожный, сказал израильтянам, что с этими тайными делами пора заканчивать. В декабре засомневался и Давид Кимхи. Он перестал заниматься иранской сделкой, сославшись на занятость в министерстве иностранных дел. Тогда на первое место выдвинулся советник премьер-министра Переса по проблемам борьбы с терроризмом Амирам Нир.
Нира сразу невзлюбили в разведывательном сообществе. Когда Перес назначил его своим советником, Моссад и Шин-бет были в шоке. Бывший журналист и политический выдвиженец, он не пользовался доверием спецслужб. Директор Моссада Наум Адмони демонстративно изменил состав консультативного комитета по разведке, исключил советника премьер-министра по терроризму – только для того, чтобы поменьше иметь дело с Амирамом Ниром.
Нир быстро обнаружил, что разведчики не хотят с ним сотрудничать. Он не смутился и стал показывать политические зубы. Убедив премьер-министра поручить ему сотрудничество с Советом национальной безопасности Соединенных Штатов, Нир отправился в Вашингтон и нашел родственную душу в подполковнике Оливере Норте.
В прошлом боевой офицер, Норт сравнительно недавно был переведен в Вашингтон и служил в аппарате Совета национальной безопасности. Бравый морской пехотинец и вьетнамский ветеран – вся грудь в орденах – наслаждался внезапно предоставленной ему ролью закулисного игрока и, отодвинув в сторону своих боссов, самостоятельно делал крупные ставки в геополитических играх.
Норт нравился Ниру. Они прекрасно поладили. Советник премьер-министра по должности имел доступ ко всей информации, добываемой израильской разведкой о международном терроризме, и делился этой информацией с Нортом, который не упускал случая козырнуть в Белом доме осведомленностью. Так, Нир сообщил Норту секретные сведения о захвате боевиками из Народного фронта освобождения Палестины (НФОП) итальянского круизного судна «Акилле Лауро» 7 октября 1985 года.
Это была особенно мерзкая история. Палестинцы застрелили шестидесятидевятилетнего инвалида Леона Клингхоффера, потому что он был американским евреем, и выбросили его тело в море, вместе с инвалидным креслом. Причем убили его на глазах жены. Пожилая супружеская пара отправилась на море, чтобы отметить тридцать шестую годовщину своей свадьбы…
Захваченное судно стояло в Порт-Саиде. Переговоры с палестинцами вели египтяне. Они договорились, что всех заложников отпустят, взамен четверым террористам позволят беспрепятственно улететь в Тунис. Израильская военная разведка узнала об этом, прослушивая переговоры руководителя НФОП Абу Аббаса. Нир поделился этой информацией с Нортом. Американские истребители перехватили египетский лайнер, на котором террористы летели в Тунис, и заставили его сесть на авиабазе НАТО на Сицилии. Террористов арестовали и отдали под суд….
Когда Роберт Макфарлейн ушел с поста советника президента и его сменил адмирал Пойндекстер, роль Оливера Норта в американской администрации возросла, и он стал еще более тесно, чем прежде, сотрудничать с Ниром.
7 января 1986 года Рейган записал в дневнике: «В полном секрете началась операция, в ходе которой Израиль освобождает два десятка боевиков Хезболлы, не причастных к убийствам. Одновременно израильтяне продают Ирану противотанковые ракеты. Мы поставляем Израилю оружие взамен, Хезболла освобождает пять заложников. Иран обещает, что больше похищений не будет. Мы сидим тихо и не объявляем, как нам удалось вызволить заложников».
Этой операцией занимался подполковник Оливер Норт.
У него и возникла совсем уж авантюрная идея: взять с Ирана побольше денег за оружие, поставляемое Соединенными Штатами и Израилем, и пустить неучтенные доллары на помощь «контрас» – повстанцам, которые сражались против левого сандинистского режима в Никарагуа. Это стало важным после того, как конгресс перестал финансировать «контрас». В администрации решили использовать эти сделки, чтобы решить сразу несколько проблем американской внешней политики.
Горбанифар положил десять миллионов долларов на израильский счет в Швейцарии. Тогда 16 февраля тысячу ракет загрузили в самолет израильской авиакомпании «Эль Аль» (маркировку закрасили), и американский экипаж улетел в Тегеран.
А 18 февраля два израильских солдата были похищены Хезболлой в Ливане (позднее их убили). Судя по всему, похитили их для того, чтобы заставить Израиль отправить в Иран еще больше оружия.
25 февраля в Париже Норт и Нир (он путешествовал по фальшивому американскому паспорту) встретились с советником иранского премьер-министра. Посланец Тегерана обещал решить проблему заложников и заявил, что готов совместно с США, рука об руку бороться с международным терроризмом.
Джон Пойндекстер и Оливер Норт решили, что надо ставить вопрос стратегически и найти способ улучшить отношения с Ираном. Адмирал обратился к своему предшественнику Макфарлейну: иранцы все-таки согласились на политический диалог и устраивают встречу на высоком уровне в Тегеране. Видимо, будут участвовать глава парламента Хашеми Рафсанджани, глава правительства Хосейн Мусави и даже президент Али Хаменеи. Президент Рейган попросил Макфарлейна поехать в Иран. Он не смог отказаться.
25 мая 1986 года Макфарлейн полетел в Тегеран на самолете «Боинг-707» с грузом пусковых установок для оперативно-тактических ракет. Макфарлейна сопровождали отставной аналитик ЦРУ Джордж Кейв, сотрудник аппарата Совета национальной безопасности Говард Тейчер и связист. В качестве личных подарков они привезли с собой библию, на которой расписался президент Соединенных Штатов Рональд Рейган, большой шоколадный торт и несколько новеньких револьверов марки «Кольт».
Подполковник Норт уговорил Макфарлейна прихватить с собой Амирама Нира, выдававшего себя за американца. Решение Нира поехать в Тегеран не понравилось руководству Моссада. Разведчики с ужасом убедились в том, что имеют дело с энтузиастом-любителем, а это самое опасное сочетание в человеке, который берется за оперативные дела. У Нира не было никакого опыта в проведении разведывательных операций, и уж тем более он не знал, как следует вести себя в Иране.
Он нарушил кардинальное правило всех секретных операций: не только в одиночку взялся за сложную и опасную операцию, но и повел себя очень неразумно, отправившись в логово врага. Он должен был, как считали в Моссаде, настоять на встрече в нейтральной Женеве. В случае разоблачения это не повредило бы государству, которое он представляет. Профессионалы были правы в своем скептицизме. Ничего из этой хитроумной операции не вышло. Более того, вся эта история выплыла на свет и закончилась грандиозным международным скандалом.
В девять часов утра 26 мая самолет сел в Тегеране. Разместили их очень комфортабельно. Но высокопоставленные собеседники не спешили появиться. Два дня прошли в ожидании. На третий день беседовать с американцами пришел председатель комитета по иностранным делам иранского парламента Мохаммад Али Нади Наджафабади. Он свободно владел английским. Говорил очень прагматично, без ритуальных идеологических заклинаний. Ни разу не вспомнил о Палестине, которая его мало интересовала.
Американцы намеревались обменять ракеты на заложников и тем самым создать основу для восстановления отношений между двумя странами. Но иранские политики, следуя восточным традициям, торговались. Они боялись прогадать и заплатить слишком высокую цену за то, что можно взять по дешевке. Сначала ракеты – потом заложники. Американцы к рыночным методам в дипломатии оказались не готовы. «Позвонил Бад Макфарлейн из Ирана, – пометил в дневнике Рейган. – Они выдвигают трудные условия – требуют поставки оружия и запчастей до того, как освободят заложников. Бад ответил, что в таком случае сделка расторгается. Сейчас мы ждем. Самолет с материалами взлетает из Тель-Авива. Если через три часа мы не получим заложников, мы просигналим, чтобы самолет возвращался».
Макфарлейн торговался жестко: ракеты только в обмен на заложников. Требовал отпустить четверых. Иранцы предлагали отпустить только двоих. На следующий день Рейган дописал: «Именно это мы и сделали – через полтора часа попросили вернуть самолет. Торговцы ковриками сказали, что Хезболла согласна отпустить только двоих. Бад попрощался с ними, отправился в аэропорт и улетел. Ужасное разочарование для всех нас».
В последующие месяцы Амирам Нир присутствовал на встречах с различными иранцами. В Париже это был Хасан Рохани, заместитель спикера меджлиса, весьма влиятельная фигура. Он откровенно жаловался американцам на своих начальников: «Они отправляют три миллиона долларов в Ливан, а у нас в Иране не хватает денег на социальные расходы. Они хотят превратить Ливан в исламское государство. Я пытаюсь этому помешать, но безуспешно… Если приглядеться к Хомейни, то выяснится: если кто-то имеет смелость противостоять ему, он отступает. Вы слишком мягкие. Если будете вести себя более жестко, большего добьетесь…»
В июле продолжались встречи с иранцами в попытке освободить хотя бы одного заложника. Нир попросил Горбанифара передать иранцам, что если никого не освободят, операция прекратится. 26 июля отпустили одного заложника – священника Лоуренса Дженко.
Люди из аппарата Совета национальной безопасности США все-таки продали Ирану две тысячи противотанковых ракет в обмен на освобождение американцев, взятых в заложники террористами в Ливане. Полученные четыре миллиона долларов пошли в секретный фонд помощи никарагуанским «контрас».
Ливанские шииты по приказу Тегерана заложников освободили. И тут же захватили еще троих американцев, чтобы продолжить выгодную торговлю… Более того, вся эта история открылась и закончилась грандиозным международным скандалом, получившим название «Иран-контрас». Президенту Соединенных Штатов Рональду Рейгану пришлось публично оправдываться.
«Одна ливанская газета, – вспоминала жена президента Нэнси Рейган, – сообщила, что Соединенные Штаты снабжают Иран запасными частями, а Роберт Макфарлейн посетил Тегеран, чтобы договориться об освобождении заложников. Через десять дней моему мужу пришлось объясняться по телевидению. Опросы показали, что впервые за все годы его президентства американцы ему не поверили.
Директор ЦРУ Билл Кейси знал больше всех об „Иран-контрас“. Но он потерял сознание в кабинете, и его увезли в больницу. Врачи нашли у него опухоль мозга. Возможно, болезнь влияла на здравость его суждений. Такие опухоли вызывают у пациента паранойю, подозрительность и недоверие. Кейси пролежал несколько месяцев в больнице и умер в мае 1987 года. Все, что было ему известно, он унес с собой в могилу».
В Соединенных Штатах было проведено расследование по делу «Иран-контрас». Рональду Рейгану конгресс строго-настрого наказал не скрывать тайные операции от народных избранников. Сотрудников президентской администрации, начиная с Оливера Норта, которые пытались утаить правду от конгресса, просто отдали под суд.
Амирам Нир погиб в авиационной катастрофе, поэтому его не смогли допросить на суде над Нортом. Его смерть во время полета над Мексикой породила множество слухов. В последующие годы дома и офисы людей, связанных с этой историей, в том числе дом вдовы Нира, были ограблены. Говорят, что взломы проводились очень профессионально. Ничего не брали, только документы.
Левые в Иране тоже требовали расследования. Хомейни запретил это делать. Один из руководителей Ирана Акбар Хашеми Рафсанджани, как ни в чем не бывало, все отрицал: «Мы никогда не договаривались с Израилем о покупке оружия. Да если бы мы узнали, что оружие сделано в Израиле, то ни за что не стали бы его использовать».
Арабские страны возмутились тем, что Иран просил Соединенные Штаты о помощи. Эта история ударила по престижу Ирана. Это был самый болезненный момент в истории страны. Отношения Ирана с арабским миром опустились до низшей точки.
Вот что важно отметить и что имеет значение для понимания современной политики Исламской Республики Иран: интересы государства важнее религии и идеологии. Аятолла Хомейни продемонстрировал полное отсутствие принципов и откровенный прагматизм в политике. Он охотно принял израильское и американское оружие, хотя именовал эти страны «большим и малым сатаной». В тот момент для Хомейни было важно только одно – выстоять в противостоянии с Ираком.
Поделить Иран с Гитлером?
Как относиться к тому, что Иран может стать ядерной державой? Американцы испуганы. В нашей стране, судя по всему, эту перспективу воспринимают иначе, считая Исламскую Республику Иран если не союзником, то как минимум дружественным государством. Хотя отношения между нашими странами складывались очень сложно. На протяжении многих десятилетий в Иране культивировалась нелюбовь к России – и за политику царского правительства, и за то, что делал Сталин в Иране, и за ввод советских войск в Афганистан, и за поддержку Саддама Хусейна, и за Чечню. Когда Путин начал военную операцию в Чечне, иранцы потребовали от российского правительства прекратить боевые действия против мусульманских братьев. Тем не менее поклонники Ирана почему-то уверены в том, что Иран – стратегический союзник России.
Обратимся к истории.
Дипломатические отношения с Персией установил нарком по иностранным делам Георгий Васильевич Чичерин, который придавал особое значение развитию контактов с восточными странами. Он практически никому не доверял, пытался читать все бумаги, приходившие в наркомат, даже те, на которые ему никак не стоило тратить время. Говорил, что во всем виноваты бесконечные чистки аппарата НКИД. «Чистка, – писал Чичерин, – означает удаление хороших работников и замену их никуда не годными». Впрочем, его вмешательство никогда не оказывалось лишним. Однажды он обнаружил, что на конверте, адресованном персидскому послу Мошавер-оль-Мемалеку, написано: «Товарищу Мошаверолю…» Чичерин был вне себя от гнева. Он понимал, что, получив такое послание, старый вельможа просто уехал бы в Тегеран.
Но отношения двух стран развивались не самым добрососедским образом. Во время Первой мировой войны, в 1915 году, в Персию вошли русские и британские войска, чтобы гарантировать лояльность Тегерана к странам Антанты, сражавшимся против Германии. Для персов это была просто оккупация, ослабляющая государство.
В апреле 1920 года вспыхнули восстания по всему Северному Ирану. 18 мая в персидский порт Энзели вошли корабли Красной Каспийской флотилии, которой командовал Федор Федорович Раскольников, недавний заместитель наркома по морским делам. Он пришел забрать стоявшие в порту российские корабли, уведенные за границу белыми моряками. Заодно высадил красноармейский десант – для борьбы с английской интервенцией. Раскольников объявил: «Ввиду восторженного приема советских моряков населением и раздающихся со всех сторон просьб о том, чтобы мы остались и не отдавали на растерзание англичанам, красный флот останется в Энзели даже после того, как все военное имущество будет вывезено».
С помощью красноармейцев 4 июня 1920 года в одной из северных провинций Ирана была образована Советская республика Гилян. Почти одновременно появилась Персидская коммунистическая партия. Она делегировала почти две сотни человек на Первый съезд народов Востока, который проходил в сентябре 1920 года в Баку под председательством члена политбюро и главы исполкома Коминтерна Григория Евсеевича Зиновьева.
20 декабря 1920 года Феликс Эдмундович Дзержинский подписал приказ о создании иностранного отдела ВЧК, то есть внешней разведки. «За границей, – говорилось в положении об иностранном отделе, – в определенных пунктах по схеме, вырабатываемой Закордонной Частью ИНО ГПУ, имеют местопребывание уполномоченные, именующиеся резидентами». Одна из первых резидентур появилась в Персии. Здесь успел поработать известный чекист Яков Григорьевич Блюмкин, убийца германского посла графа Мирбаха. В особом отделе Персидской Красной армии начинал будущий исполнитель крупных загранопераций чекист Яков Исаакович Серебрянский, человек авантюрного склада, бывший член партии эсеров-максималистов. В первый раз он был арестован в 1909 году по подозрению в соучастии в убийстве начальника Минской тюрьмы. Серебрянскому было всего семнадцать. После революции наступило его время. В 1919 году он оказался в Персии.
Мятежные гилянские войска, пользуясь слабостью центральной власти, пытались наступать на Тегеран, но были отбиты. Персидскую Красную армию остановила Персидская казачья дивизия.
Чичерин возражал против планов взять контроль над Северным Ираном: «Советизация, как и везде на Востоке, превратится в оккупацию. Политика подзадоривания революции превратится в наступательную коммунистическую войну, а этого нам не позволяет ни наше внутреннее, ни наше внешнее положение. Итак, от всей этой системы действий надо безусловно отказываться… Пусть коммунистические партии там действуют обычными легальными и нелегальными методами, не пытаясь посредством наших штыков захватывать власть и устраивать авантюры…»
Советское руководство увидело, что дело не очень перспективное, и пошло на переговоры с шахским правительством, которое обещало выгодное для России торговое соглашение. ЦК партии принял решение: «Ликвидировать Советское Правительство Гиляна и ориентироваться на договор о дружбе с Персидским правительством». 26 февраля 1921 года был подписан двусторонний договор, который разрешал Москве ввести войска на территорию Персии, если его правительство не примет меры против какой-либо третьей страны, угрожающей интересам Советской России. К началу сентября Красная армия покинула Гилян. Через два месяца перестала существовать и Советская республика Гилян. Но в Тегеране это вторжение Красной армии не забыли. «Русские в течение многих лет обращали свой алчный взор на Иран, – с обидой писал шах, – ибо наша страна казалась Советской России удобной территорией для осуществления ее политических планов… Это было первое для нас испытание в отношениях с коммунистическим империализмом России».
Перед Второй мировой войной Иран не занимал особого места в советской внешней политике. В начале 1939 года на заседании политбюро было принято решение:
«1. Послать в Иран на бракосочетание наследного принца делегацию в составе полпреда СССР в Турции т. Терентьева (глава делегации), командующего войсками Закавказского военного округа т. Тюленева и поверенного в делах СССР в Иране т. Карташова.
2. Разрешить Наркомату иностранных дел выбрать и послать в качестве подарков соболя для новобрачной, а также имеющиеся в продаже в магазине «Самоцветы» ларец из уральских самоцветов (стоимость 2800 рублей) и самородок топаза (стоимость 3000 рублей)».
Наследный принц – это будущий шах Мохаммад Реза Пехлеви. Он родился 26 октября 1919 года. «Тогда Тегеран, – вспоминал он много позже, – еще был обнесен стеной и окружен рвом. В город можно было входить через несколько ворот, которые в целях охраны города от авантюристов и вооруженных бандитов на ночь запирались». Юноша изучал военное дело и французский язык, которым овладел как родным. Он переболел тифом, коклюшем, дифтеритом, малярией, несколько раз находился между жизнью и смертью, но выздоровел. Однажды он упал с лошади, сильно ударился головой и потерял сознание. И тоже обошлось. «Я обрел твердую веру, – рассказывал он, – и пришел к убеждению, что Аллах постоянно оказывал и будет оказывать мне свое покровительство. Вера в покровительство Аллаха преисполнила меня чувством уверенности». Тогда никто не мог предположить, что этот молодой человек очень скоро станет главой государства. В определенном смысле – в результате советской политики.
12 ноября 1940 года глава советского правительства и нарком иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов на поезде прибыл в столицу рейха в надежде решить с Адольфом Гитлером и его министром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом спорные вопросы. Молотов провел в Берлине два дня, плотно заполненных переговорами.
Немецкие собеседники желали говорить о крупных мировых проблемах. Фюрер доверительно рассказал советскому наркому, что готовит последний удар по Англии и потому настало время совместно решать судьбу обширной Британской империи. Районы Среднего Востока он был готов передать Советскому Союзу. Гитлер расписывал выгоды движения Красной армии в сторону Индии и Персидского залива. Молотов идеи Гитлера не отверг. Напротив, в записи беседы помощники наркома несколько раз пометили: «Тов. Молотов приветствует это заявление рейхсканцлера… Тов. Молотов считает это заявление правильным… Тов. Молотов выражает с этим свое согласие и считает, что в своей основе мысль рейхсканцлера правильна».
После беседы с фюрером около часа ночи нарком отправил Сталину шифртелеграмму: «Большой интерес Гитлера к тому, чтобы договориться и укрепить дружбу с СССР в сферах влияния налицо». На следующий день новая докладная Сталину: «Принимают меня хорошо, и видно, что хотят укрепить отношения с СССР». Очень прозорливое замечание советского наркома. Подготовка плана «Барбаросса» шла полным ходом…
Сталин, одобряя действия Молотова на переговорах, в телеграммах из Москвы уточнял позиции: добиваться полного контроля над черноморскими проливами и согласия Германии на ввод советских войск в Болгарию, отстаивать преимущественные права Советского Союза, «если немцы предложат раздел Турции».
Возник вопрос и об Иране. Сталин инструктировал Молотова: что касается раздела Ирана, то не обнаруживать большого интереса, но сказать, что «пожалуй, не будем возражать против предложения немцев». Иначе говоря, Сталин был готов поделить с Гитлером Иран. Для Германии, практически лишенной ресурсов, доступ к персидской нефти имел определяющее значение. Но и советские руководители не хотели упустить случая присоединить богатые нефтеносные районы или по крайней мере взять их под контроль.
27 марта 1940 года командующий Черноморским флотом флагман 1-го ранга Филипп Сергеевич Октябрьский утвердил «План действий ВВС Черноморского флота на 1940 год», в котором говорилось: «Вероятно одновременное выступление против Советского Союза Англии, Франции, Румынии и Турции».
Филипп Октябрьский появился на свет Ивановым, а в 1924 году, когда служил в политуправлении Красной армии, сменил фамилию на более революционную. В марте 1939 года Октябрьский принял под командование Черноморский флот. Он поставил перед авиацией флота задачу: готовиться нанести удар по боевым кораблям противника на базах Мраморного флота и в проливе Босфор, а также установить там минные заграждения.
7 мая 1940 года начальник штаба Каспийской флотилии капитан 2-го ранга Игорь Иванович Алексеев и начальник разведывательного отдела штаба капитан-лейтенант Головко докладывали своему начальству, что в ближайшее время Каспийское море может стать театром военных действий: «Вероятным противником на театре и его главной силой будет английская и французская авиация».
Именно разведка Каспийской флотилии следила за происходящим на Ближнем и Среднем Востоке. Летчики во всех южных округах получали подробные данные об аэродромах, системе противовоздушной обороны, расположении авиачастей и тактико-технические данные самолетов противника на Ближнем Востоке. В первую очередь изучались Турция, Иран и Ирак.
22 марта 1940 года штаб морской авиации отправил начальнику разведывательного отдела штаба ВВС Черноморского флота срочный пакет: «Направляю Вам справку по военно-воздушным силам Турции, Ирана, Ирака, Афганистана. Сопоставьте данные этого материала с данными справочных, высланных Вам 20 марта с. г. Нанесите обстановку на карту и ЛИЧНО, НЕ ОТКЛАДЫВАЯ, ДОЛОЖИТЕ СВОЕМУ КОМАНДОВАНИЮ. Одновременно потребуйте изучения и нанесения на карту этих данных и от начальников разведывательных отделов бригад, полков и отдельных авиаэскадрилий».
Даже создание советской авиации шло с учетом ожидавшейся войны с Англией. Например, с замечательного штурмовика Ил-2 убрали стрелка-радиста. Решили, что британские самолеты «Харрикейн» и «Спитфайр» советскому штурмовику не опасны. Британские самолеты имели на вооружении только малокалиберные пулеметы, которые не могли пробить броню кабины Ил-2 и даже бронестекло.
От знаменитого авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева потребовали создать дальний пикирующий бомбардировщик для борьбы с британским флотом. Самолет должен был преодолевать пять-шесть тысяч километров, чтобы появилась возможность наносить удар по британским военно-воздушным базам с советской территории. Туполев объяснил своим помощникам: «Война неизбежна. Нашим главным врагом всегда была и остается Англия. Воевать она будет против нас в союзе с гитлеровской Германией и другими странами Европы, но главный враг – Англия. А главная сила Англии – военно-морской флот. Вследствие этого необходимо создать оружие для борьбы с английским флотом».
На самом крупном советском авиационном заводе № 1 запустили в серию истребитель МиГ-3. Когда началась война с Германией, выпуск самолета пришлось прекратить. Истребитель был предназначен исключительно для борьбы с британскими самолетами на больших высотах. МиГ-3 мог подниматься до одиннадцати тысяч километров, а немецкие самолеты летали на малых и средних высотах.
В этот предвоенный год не Германия, а Великобритания считалась главным врагом. Вступившие между собой в союз нацистская Германия, фашистская Италия и милитаристская Япония рассматривались как союзники. С ними и собирались делить не только наследство Британской империи, но и весь Средний Восток, в том числе Иран.
Но этим идеям не суждено было реализоваться. Гитлер уже не собирался ничем делиться со Сталиным. Однако после нападения Германии на Советский Союз Красная армия вошла в Иран. Правда, теперь по договоренности с новым союзником – Великобританией, чье наследство Сталин еще недавно собирался делить с Гитлером.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.