Текст книги "Этнопсихология. Народы и геополитическое мышление"
Автор книги: Леонид Савин
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
4.5. Интеллект
IQ (Intelligence Quotient), т. е. коэффициент интеллекта, также применяется в сравнительных исследованиях различных народных культур. Этот метод тестирования был разработан французскими психологами Альфредом Бине (Alfred Binet, 1857–1911) и Теодором Симоном (Théodore Simon, 1872–1961) в начале ХХ в. для определения готовности детей к школе. Вскоре он получил распространение далеко за пределами Франции и стал применяться не только для детей, хотя сам интеллект в то время рассматривался как наследственное качество.
Например, британский психолог Ричард Линн (Richard Lynn, род. 1930) дает следующие оценки IQ в своей книге «Расы. Народы. Интеллект»:
1. Евреи-ашкенази: 107–115.
2. Жители Восточной Азии: 105+ [японцы и китайцы?].
3. Европейцы: 99.
4. Жители Арктических районов (Аляска, Гренландия): 91.
5. Американские индейцы: 87.
6. Жители Юго-Восточной Азии: 87.
7. Жители Микронезии и Полинезии: 85.
8. Жители Ближнего Востока (с Южной Азией и Северной Африкой): 84.
9. Африканцы Сахары: 67.
10. Аборигены Австралии: 62 (Линн Р. Расы. Народы. Интеллект. С. 41).
Таким образом, мы видим, что есть определенная разница между показателями автохтонных народов, хотя изначально эти тесты сопровождались скандалами (например, когда большинство прибывших в 1913 г. в США мигрантов из Европы было признано умственно отсталыми), и многие не признавали их научный характер. Сейчас этнопсихологи выделяют несколько причин межкультурных различий в IQ.
«Во-первых, в разных культурах существуют различные социальные представления об интеллекте и интеллектуальной личности. Во-вторых, представления о достойном пути проявления своих способностей могут не совпадать (демонстрация знаний и умений поощряется в индивидуалистических культурах, но может рассматриваться как неприличное в обществах, где ценится кооперация и скромность). В-третьих, тест, подготовленный для одной культуры, может оказаться неадекватным для другой» (Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. С. 69).
Как справедливо заметил американский психолог Майкл Коул (Michael D. Cole, род. 1938), «единственный способ получить культуронезависимый тест – это разработка заданий, являющихся частью жизненного опыта во всех культурах… До сих пор никто не выполнил такой исследовательской программы» (Коул М. Культурно-историческая психология. С. 74). Иными словами, хотя подобные тесты и могут широко использоваться, их результаты не являются последней инстанцией для определения интеллекта того или иного народа.
4.6. Пища
Традиционная кухня народов мира представляет собой важный этнографический элемент, который напрямую связан с мировоззрением. Вместе с этим многим народам необходимо было адаптироваться к окружающей среде и обосновывать использование фауны и флоры для изготовления пищи. В религиозных моделях животные, продукты их эксплуатации, а также растения имели особые свойства. Отсюда происходило деление на чистую и нечистую пищу, тотемических зверей, волшебные растения и запретные плоды.
Амброзия, вино Вакха (Диониса), жертвенный агнец, хлеб насущный, священная корова – эти термины стали именами нарицательными, хотя имеют историю в несколько тысячелетий, которая связана с жизненно необходимыми нуждами наряду с поддержкой биобаланса на определенной территории на ранней стадии хозяйствования человечества. Близость (или отсутствие) источников воды, а также возможность обработки пищи накладывали свой отпечаток на регламент работы с ней, который передавался из поколения в поколение и закреплялся в качестве неотъемлемого элемента культуры. Так, изготовление пресных лепешек из злаков на Ближнем Востоке было связано с особенностью климата, а в Юго-Восточной Азии по тем же причинам основным рационом питания издавна был рис.
Изготовление продуктов питания и процесс трапезы также всегда являлись сакрализированным процессом. А изначально приготовление пищи носило ритуальный характер, и нужно было соблюдать строгие правила, которые имели свои ограничения и требования. У древних народов функции первосвященника напрямую были связаны с закланием животных, их обработкой и распределением приготовленной еды или полуфабрикатов среди общины. Древнеегипетские, древнееврейские и древнегреческие письменные источники повсеместно свидетельствуют о связи священников с культом пищи. Поглощение еды также имело жертвенный характер. Отсюда этимологическая близость слов «жрец» и «жрать» (не только в русском, но и во многих других языках).
Поэтому прием еды также был строго регламентирован. В зависимости от времени суток и сезона года на столе появлялись различные яства. Большая часть из них несла глубокую символическую нагрузку. Яйцо символизирует мироздание, хлеб – вечное возрождение (так как из одного зерна произрастает колос), а множество плодов и продуктов на их основе были переданы людям мифическим первопредком или культурным героем. Следовательно, над ними нужно было провести особый ритуал благодарения и воспоминания о том чуде, благодаря которому стали возможны изобилие (или, по крайней мере, достаток) еды и само существование народа.
Древнейшую индоевропейскую традицию можно обнаружить в современной осетинской кухне. И сегодня по наличию той или иной пищи на столе можно определить характер застолья. Наиболее популярным напитком остается пиво, которое известно еще по нартскому эпосу (эпосу народов Северного Кавказа). Пиво имело большое сакральное значение, а сам напиток символизировал соединение сил земли и солнца.
Пироги также являлись ритуальной пищей. Они могли быть круглыми и в ряде особых случаев треугольными. «Представляется, что в традиционном обществе три сложенных один на другой пирога, включенные в ритуальный контекст, создавали сакральное пространство» (Осетины. С. 233). Число три указывало на важнейшие категории жизни – Бог, солнце и земля. Если трапеза была траурной, то подавали четное количество пирогов (как правило, два, где отсутствовало «солнце»). Разрезание осуществлялось также определенным образом, при этом двигать и поворачивать пироги в процессе разрезания запрещено. Считалось, что при таком приеме пищи воссоздавалась ситуация с актом творения мира, поэтому нужно было все сделать рационально, четко и без лишних потрясений.
Можно вспомнить и о том, что в православной христианской традиции существуют особые молитвы перед обедом и ужином, но в служебных книгах нет упоминания о завтраке. Это связано с тем, что раньше утром не готовили пищу, а если питались, то едой, приготовленной днем или вечером накануне. А поскольку она уже была освящена, то необходимость проводить особую церемонию отпадала. Отсюда произошло само слово «завтрак» – это еда, отложенная на завтра. Конечно же, подобные коннотации можно обнаружить и в других религиях, включая дохристианские верования.
Существовали и предписания в отношении того, кто и в каком порядке должен поглощать пищу. В патриархальных культурах, как правило, приоритет был у мужчины – главы семьи. Кроме того, в обществах охотников это было связано с необходимостью поддержания хорошей физической формы, чтобы продолжать выполнять свои функции на должном уровне, так как от успеха одного человека (или группы мужчин) часто зависела жизнь всей общины.
Интересный обычай можно обнаружить у древних монголов. У них считалось обязательной нормой разделение трапезы, даже если во время приема пищи происходила случайная встреча, в том числе с врагом. Так, всадник, если проезжал где-то в степи и замечал рядом группу людей, которые обедали, должен был слезть с коня и присоединиться к ним. Такие коллективные нормы в различных формах присущи одним культурам, тогда как другие склонны к индивидуалистическому поведению в отношении приема пищи.
Стоит упомянуть, что у многих народов некоторые растения и грибы, способные вызвать опьяняющий эффект или галлюцинации, издавна применялись в качестве особых блюд во время праздников и различных обрядовых церемоний. Подобные «волшебные» снадобья являлись неотъемлемой частью жизни традиционных обществ. Древнегреческий историк Геродот (484–425 до н. э.) описывал скифские племена, которые употребляли семена конопли, а сибирские народы использовали отвар из мухоморов во время праздничных оргий. Такие исторические детали создали особую нишу в общей пищевой культуре народов.
Современные исследования генетической предрасположенности в отношении той или иной пищи указывают на глубокую связь представителей определенного народа с вмещающим ландшафтом. Если в течение многих столетий организм настраивался на определенные продукты питания, ему трудно перестроиться на новый вид пищи, и для этого в теле должны произойти определенные мутации.
Глава 5
Языки и народы
Немецкий философ Готфрид Вильгельм Лейбниц (Gottfried Wilhelm Leibniz, 1646–1716) говорил, что «языки – поистине лучшее зеркало человеческого духа… путем тщательного анализа значения слов мы лучше всего могли бы понять деятельность разума» (Лейбниц Г. В. Рассуждения о метафизике. С. 338). А немецкий теолог и историк культуры Иоганн Готфрид Гердер (Johann Gottfried Herder, 1744–1803) утверждал, что мышление, в сущности, идентично говорению, а потому меняется от языка к языку и от народа к народу. «Человеческий дух мыслит при помощи слов», – говорил он (Herder J. G. von. Samtliche Werke. S. 301).
В этих формулировках кроется призыв к изучению народов через их языки, так как они открывают широкие возможности для познания. Даже если исходить из сугубо утилитарного подхода, очевидно, что первые европейские антропологи, сталкивавшиеся с неизвестными ранее народами в Африке, Латинской Америке или на островах Полинезии, вынуждены были изучить основы языка аборигенов, чтобы использовать его как средство коммуникации для получения новых знаний. С другой стороны, на примере работ французского этнолога и философа Клода Леви-Стросса мы видим, что аналитический аппарат ученого активно применялся как лингвистами, так и психологами.
Тем не менее универсальной модели выявления взаимосвязей между языком и культурой его носителей не существует. Это связано с тем, что в Европе никогда не было единой языковой теории, хотя и предпринимались попытки ее создания.
5.1. Органицистская лингвистическая школа
Первоначально в XIX в. умы захватила немецкая органицистская школа, утверждавшая, что языки – это естественные организмы. Ярким представителем этой школы является немецкий языковед Август Шлейхер (1821–1868), который говорил, что «язык как естественный организм, строение которого подчинено неизменным законам: язык не может изменяться по воле человека, подобно соловью, который не может изменить свою песню» (Schleicher A. Die deutsche Sprache. Р. 35). Шлейхер также разработал концепцию праязыка и придумал генеалогическое дерево, которое позже использовали для демонстрации связей между языками.
Немецкий историк и филолог Макс Мюллер (Friedrich Max Müller, 1823–1900) дополнил эту модель идеей естественной эволюции, согласно которой существуют неумолимые законы, независимые от внешних факторов. Нечто подобное в отношении поиска праязыка человечества делал в ХХ в. голландский ученый Герман Вирт (Herman Wirth, 1885–1981), пытаясь реконструировать «священную протописьменность».
Во второй половине XIX в. органицистская школа уступила место младограмматикам[21]21
Младограмматики – школа немецких ученых, представители которой предложили применить естественнонаучные принципы подтверждения гипотез научного знания к лингвистике.
[Закрыть], которые применяли позитивистский эволюционистский подход к языкам и пытались все свести к строгому единообразию. Самые радикальные младограмматики пришли к идее необходимого смешения всех языков мира (миксоглоссии), в чем виден определенный прототип культурной глобализации. Однако среди младограмматиков разгорелись споры, и авторитет этой теории был вскоре подорван.
Существенный вклад в критику ряда положений школы младограмматиков внес немецкий лингвист Иоганнес Шмидт (Johannes Schmidt, 1843–1901), он предложил теорию волн. В своей книге «Отношения родства индогерманских языков» (Schmidt J. Die Verwandtschaftsverhaltnisse der indogermanischen Sprachen) Шмидт показал, что адекватнее всего языковые «семьи» могут быть представлены не в виде «родословного дерева» или графиков на плоскости, а в виде пересечений множеств. Каждое множество рассматривается как перечень корневых слов или корней, которые в настоящее время существуют в каком-либо из языков.
Крайне показательно, что через десятки лет теория волн Шмидта была описана австрийским философом и логиком Людвигом Витгенштейном (Ludwig Josef Johann Wittgenstein, 1889–1951) под названием теории семейных, или фамильных, сходств. Другой ученый, Георг Венкер (Georg Wenker, 1852–1911), также внес вклад в опровержение теории младограмматиков. Разрабатываемый им «Атлас немецкого языка» был задуман как графическое изображение фонетических законов, а в результате полевых исследований выявлено, что в разных словах один и тот же признак распространялся по-разному. Линии, позже названные изоглоссами, которые показывали определенные признаки языка, шли по собственным траекториям и не совпадали. Это заложило основы для лингвистического плюрализма[22]22
Плюрализм – здесь: политика, направленная на поддержку разнообразия языков в стране.
[Закрыть] и дало толчок развитию диалектологии.
Во Франции представителями этого направления являлись исследователь средневековой литературы Гастон Парис (Gaston Paris, 1839–1903) и писатель Поль Мейер (Paul Meyer, 1840–1917). Парис, в частности, писал: «Не существует естественной границы, отделяющей север Франции от юга Франции; на всем протяжении национальной территории народные говоры образуют огромный ковер, цвета которого разнообразны и повсюду зависят от оттенков, незаметно переходящих друг в друга» (Paris G. Melanges linguistiques. P. 93).
Теория этой школы отражает важные вопросы для той эпохи, в частности, проблемы территориальных споров и отношение того или иного этноса к государственному образованию. Нужно отметить, что в то время часто для обоснования собственной идентичности изобретали новый язык на основе диалектов или гибридизации нескольких соседних языков, что является характерной чертой этнонационализма конструктивистского типа.
5.2. Неолингвистика
В Италии в начале 20-х гг. прошлого столетия начала складываться так называемая ареальная (пространственная) лингвистика, или неолингвистика, авторы которой утверждали, что между диалектами не существует четких разрывов. Отдельный язык они называли системой изоглосс, а распространение языка называли излучением, которое происходит от центра к периферии (при этом центром могло быть любое место).
Культурно-философские исследования, связанные с языками, также указывают на ряд важных моментов, применимых в сфере этнопсихологии.
Немецкий антрополог и католический священник Вильгельм Шмидт (Wilhelm Schmidt, 1868–1954) развивал теорию языкового круга (Sprachenkreis), которая была напрямую связана с «культурными кругами» Фробениуса. Еще одна близкая версия (ее автор – датский филолог Кристиан Санфельд (Christian Sandfeld, 1873–1942)), материалом для которой послужили балканские языки, выдвигает понятие «лингвистического единства».
Интересны и заявления немецкого философа Вильгельма фон Гумбольдта (Friedrich Wilhelm Christian Karl Ferdinand von Humboldt, 1767–1835) (он относил себя к органической школе, а его идеи частично повлияли на становление школы структурализма), утверждавшего, что язык представляет собой постоянно возобновляющуюся работу духа, направленную на то, чтобы сделать членораздельный звук. Языковая сфера бесконечна и беспредельна, она составляет «совокупность всего мыслимого». При этом он отмечал, что языковая практика должна бесконечно использовать конечный набор средств, и она «добивается этого благодаря идентичности сил, порождающих мысль и язык» (Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. С. 122).
Если определенная сила порождает мышление и язык, возникает вопрос о структуре этой силы и о том, каким образом воспринимается мир. По Гумбольдту, человек окружает себя миром звуков (речью), чтобы воспринять в себя и переработать мир вещей. Поскольку многочисленные мировоззренческие установки у разных народов апеллируют к понятию центра и истока, очевидно, что в языках разных народов также есть определенная взаимосвязь с этими понятиями.
Известный американский лингвист Ноам Хомский считает, что «Гумбольдт рассматривает язык, прежде всего, как орудие мышления и самовыражения, а не как функциональную коммуникативную систему» (Хомский Н. Картезианская лингвистика. С. 53). Но даже в коммуникации, «особенно когда дело касается вашего родного языка, каждое слово (как звуковой образ) неразрывно связано с укорененным в сознании представлением или понятием» (Лич Э. Культура и коммуникация. Логика взаимосвязи символов. С. 26).
5.3. Фонология
В целом лингвисты и филологи, несмотря на различие школ, внесли важный вклад в междисциплинарный подход, связанный с этнопсихологией. Так, например, один из признанных ученых Пражской фонологической[23]23
Фонология – раздел лингвистики, изучающий структуру звукового строя языка и функционирование звуков в языковой системе.
[Закрыть] школы Николай Сергеевич Трубецкой (1890–1938), отмечая разницу между языками, говорил, что «фонологическая система любого языка является как бы ситом, через которое просеивается все сказанное. Остаются только самые существенные для индивидуальности данной фонемы[24]24
Фонема – кратчайшая смыслоразличительная единица языка. Не имеет самостоятельного лексического или грамматического значения.
[Закрыть] звуковые признаки. Все прочее отсеивается через другое сито, где остаются признаки, существенные для апеллятивной функции языка; еще ниже находится третье сито, в которое отсеиваются черты звука, характерные для экспрессивной функции языка» (Трубецкой Н. С. Основы фонологии. С. 57).
Трубецкой отмечал, что «сито» каждого языка уникально, и оно не подходит для других языков. В русском языке все согласные распадаются на палатализованные и непалатализованные[25]25
Палатализация – смягчение согласных.
[Закрыть], а русский человек сразу узнает на слух, какой согласный в том или ином слове является мягким или твердым. Аналогично и с метрикой предложений. Но в других языках иные свойства звучания, из-за чего возникает путаница, а при попытке имитации чужого языка появляется акцент.
Интересно, что сам Трубецкой сравнивал экспрессивную фонологию (что его и интересовало больше всего) с изучением одежды в этнографии, где важна самая незначительная деталь, которая передает обычаи народа. При этом Николай Трубецкой являлся одним из основателей философско-политического движения евразийства[26]26
Евразийство – философско-политическое движение, возникшее в среде русской эмиграции в 1920-х гг. Его представители настаивали на уникальности России как отдельной цивилизации (не-Европа и не-Азия), обосновывая такую точку зрения культурными, географическими, религиозными и политическими историческими обстоятельствами.
[Закрыть], которое внесло важный вклад в развитие цивилизационного подхода в междисциплинарных исследованиях.
В его трудах, будь то описание музыкальной культуры или религии, также можно найти важные ремарки, напрямую отсылающие к этнопсихологии. Например, в статье «Об истинном и ложном национализме» Трубецкой писал, что «отношение человека к культуре своего народа может быть довольно различно. У романогерманцев это отношение определяется особой психологией, которую можно назвать эгоцентричной» (Трубецкой Н. С. История, язык, культура. С. 144). Он развивает эту мысль с призывом отвергнуть так называемую общечеловеческую культуру и каждому народу дать развивать свою самобытную культуру, основанную на самопознании.
Сам Трубецкой использовал термин «этнопсихология» в отношении своих публикаций. По крайней мере, в апреле 1924 г. он упоминает в своей этнопсихологической статье об историософии степи в письме к П. П. Сувчинскому (Трубецкой Н. С. Письма Сувчинскому: 1921–1928. С. 91).
В целом, евразийская школа настаивала на аутентичности (подлинности) и представляла собой пример релятивизма[27]27
Релятивизм – метод анализа, утверждающий относительность знаний и убеждений.
[Закрыть], в отличие от социальных и экономических эволюционистов, которые утверждали тезис о прогрессе и отставании общественных формаций, что закладывало основы расовой теории и разделения всех народов на цивилизованные и варварские.
Не менее интересны работы Трубецкого о культурно-исторических взаимосвязях языков, где он применял лингвистический анализ для выявления сходств и отличий. Хотя с точки зрения генетического родства ряд народов нельзя объединить в одну «семью», Трубецкой, например, говорил о туранских языках и народах (он приписывал к ним пять групп: угро-финнов, самоедов, тюрков, монголов и маньчжуров), отмечая при этом, что «близкое взаимное сходство всех туранских языков и психологических обликов всех туранских народов не подлежит сомнению, и мы имеем право говорить о едином туранском психологическом типе, совершенно отвлекаясь от вопроса о том, обусловлена ли эта общность психологического типа кровным родством или какими-нибудь другими историческими причинами» (Трубецкой Н. С. О туранском элементе в русской культуре. С. 361).
Коллега Трубецкого по науке Роман Якобсон (1896–1982) был одержим похожей идеей, и на рубеже 1920-х гг. разрабатывал концепцию евразийского языкового союза. Якобсон отталкивался от двух основных признаков: 1) географический охват одной территории; 2) мягкостная корреляция и отсутствие политонии, т. е. смыслоразличающей интонации (которая есть в китайском, вьетнамском и некоторых других языках Южной Азии).
Швейцарский лингвист и исследователь евразийства Патрик Серио (Patrick Sériot, род. 1949) утверждает, что Якобсон мечтал построить «онтологическое доказательство Евразии как органического, естественного территориального единства, образующего Целостность» (Серио П. Структура и целостность. С. 106). Сам Якобсон использовал метафору «масляного пятна», объясняя, почему фонологические признаки, характерные для Евразии (имеется в виду не континент, а культурно-географическое пространство, ограниченное Карпатскими горами на Западе и горными цепями, простирающимися от Южного Каспия до Тибета), распространяются дальше, например, на территорию Эстонии, или являются своего рода маркером, разделяющим один язык (в Румынии и Молдавии).
В этом отношении небезынтересным является утверждение И. В. Сталина о «зональном языке», где он критикует теорию скрещивания Н. Я. Марра[28]28
Николай Яковлевич Марр (1865–1934) – востоковед, отождествлявший скрещивание языков со скрещиванием этносов. В своей теории он предложил гипотезу, что все языки произошли от «четырех элементов».
[Закрыть], утверждая, что при взаимодействии между языками один из них обязательно выйдет победителем. Здесь явно прослеживается классовый подход, хотя его также можно соотнести и с этноцентризмом.
В целом огромное значение фонологии отметил и Клод Леви-Стросс, указав на взаимосвязь ряда положений в работах Франца Боаса (Franz Uri Boas, 1858–1942) и Фердинанда де Соссюра. Боас, в частности, отмечал, что категории языка в большей части остаются бессознательными, в чем и есть преимущество лингвистики, тогда как проявления культуры являются вторичными. Следовательно, применив лингвистику, можно проследить процесс образования культурных элементов.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?