Текст книги "Адская рулетка"

ЧУЖИЕ

От ворот послышались неясные голоса. Через пару минут «Буран» въехал во двор, мотор заглушили. Затем заскрипело крыльцо, затопали ноги, отряхивая снег с валенок.

В том, что мужик, вошедший следом за Петровичем, тоже носит фамилию Лисов, можно было не сомневаться. Правда, он больше походил на брата, чем на сына, – бородка старила.

Но со знакомством явно надо было повременить. Потому что второй Лисов был, мягко говоря, не совсем здоров. Петрович поддерживал его под правое плечо, а из левого, по желтой овчине дубленого полушубка, каплями просачивалась кровь. Судя по тому, что спереди дырка в полушубке была побольше и края вывернуты наружу, стреляли в него сзади. Младший Лисов скрипел зубами и изредка глуховато матюкался.

Старший осторожно выпростал его из полушубка. Серый грубошерстный свитер здорово намок от крови.

– Садись, садись, сынок! – Петрович помог парню опуститься на лавку.

– Гады… – проскрипел парень. – Бандюги! К ним как к людям, а они…

– Не кипятись, Женька, не кипятись… – распарывая ножом сразу и рукав рубахи, и рукав свитера, бормотнул Лисов-старший. – Кровь быстрей бежать будет. Ребята, тряпками не богаты?

– Ваня! – скомандовал я. – Наложить повязку!

– Есть! – ответил тот.

Удобные эти ребята, человекороботы. Ваня без лишних движений полез в аптечку, ополоснул руки спиртом, ловко обработал края обеих ран йодом, вскрыл перевязочный пакет и наложил подушечки на входное и выходное… В общем, ни одна медсестра не придралась бы.

– Толково сработал, паренек! – похвалил Дмитрий Петрович. – Он у вас доктор, что ли? Больно молод…

– Медбрат, – ответил я.

– Спиртику не нальешь? – попросил Женя. – Для внутренней дезинфекции?

– Можно, – сказал я. – Граммов пятьдесят.

Ваня четко исполнил, налил в мензурку ровнехонько 50 граммов. Женя хлебнул залпом, закусил ломтиком сала, откинулся к стене.

– Что стряслось-то? – нервно спросил Петрович, – Расскажи толком.

– Урки с зоны рванули. Десять человек, – устало произнес Женя.

– Откуда? Неужто с Улунайска?

– Оттуда. У них три автомата, пистолетов пара, три ружья охотничьих и мелкашка. Ножи у каждого.

– Так ведь от Улунайска до нас почти сто верст! Неужели зимой, без лыж, по тайге? Охрана-то где была?

– Я не спрашивал… А лыжи у них есть. И одежду им подвезли будь здоров! Утеплились так, что в Антарктиде не замерзнут.

– Когда пришли?

– Вчера. Я по капканам пошел, прихожу, а они сидят. Вроде поначалу все вежливо, даже без мата. Дескать, извини, хозяин, погреться зашли. Угостили даже, поговорили по-хорошему. Пух не трогали, даже не смотрели. Заметили только, что вроде в загранке сейчас жмут на нас, мол, зверей бьем… Потом поспрошали, правда ли, что у нас тут чертово место. Я, конечно, объяснил, что и как. Посмеялись немного, но, по-моему, они про все это не хуже моего знали. Сказали, что попусту бродить тут не будут, но перекантоваться до оказии надо. Покажи, дескать, как до вашей заимки дойти, чтоб ни в какую пакость не влопаться. Мы, говорят, у отца твоего поживем, поможем, если что.

– Не стал показывать?

– Еще чего! – буркнул Женька. – Под суд за укрывательство идти? Я им сказал: «Мне с вами, мужики, делить нечего. Но там, у речки, народу и зимой больше. И вертолеты вас искать будут, и менты могут подъехать. Нас с отцом подставите и сами залетите. Лучше я вас отсюда за Алемгу выведу, а там к зимнику дойдете. Может, кто и вывезет вас».

– Ну а они что? – спросил Петрович.

– Они заржали, говорят: «Если б нам, родной, надо было просто отсюда смыться, мы б к вам и не заходили. Мы дорогу до Москвы хорошо знаем. У нас кое-какие дела тут есть. Говорят, к твоему отцу должны гости приехать, а может, и приехали уже. Так нам с ними потолковать надо, за жизнь». А я-то видал, что вертушка вчера у тебя снижалась ненадолго. И обратно полетела. Должно быть, они с вами, – Женька мотнул головой в мою сторону, – разобраться собрались.

– Интересное кино, – пробормотал я. – Ты им сообщил насчет вертушки?

– Я в ваши дела не лезу, – зло буркнул младший Лисов, – на хрен оно сдалось! Резались бы у себя в Москве, если приспичило, а здесь-то дайте пожить спокойно!

– Не кипятись, не кипятись! – одернул сына Петрович. – Дело серьезное, надо головой думать. Как ты от них выскочил-то?

– Ну, чего… Сказал, что повезу. Дал веревку, говорю: «На буксире потяну». Они прицепились. Главный ихний ко мне за спину сел, пистолет на поясе, кобура расстегнута. Ну, я и покатил их. Кругалем. Конечно, у них карта есть, но ведь на нее, пока на лыжах за «Бураном» едешь, не посмотришь. Десять человек везти тяжеловато. Особенно в горку. Поэтому я поначалу между сопками попетлял, чтоб совсем запутались. Но главный, видно, уже покумекал что-то. Говорит: «Ты, Женька, в Сусанина не играешь, случаем? Учти, мы не поляки, и прежде чем тебя почикать, хором петь не будем». Я говорю: «Обижаешь, хрестный! Могу и напрямки, по сопке, но в гору я всю вашу шоблу не утяну – мотор не позволит». – «А сколько утянешь?» – «С тобой – троих за один раз. На горку завезу – и обратно, за остальными». Наврал им, с понтом дела, что сразу за Медвежьей спуск к заимке начинается.

– Да ведь оно так и есть… – насупился Лисов-отец.

– Конечно, только я им то по карте показал, а на местности-то за Медвежью Сохатскую выдал. Похожи ведь. А то, что с Сохатской еще двадцать километров в нашу сторону, да и то если напрямки через седло между «Котловиной» и «Контрольной», они не знают. Вот я их и потянул на Сохатскую. Двоих довез, отцепил, а пахан остался на седле, назад со мной поехал. Первый раз я нормально обратно вернулся, потому что главный весь в напряге был, подозревал. Второй раз, когда другую пару везли, он тоже крепко смотрел. На третий раз уже подрасслабился. А на четвертом, когда наверху уже шестеро было, а внизу трое оставалось, я его и кинул. Дорога-то винтом, расстояние от нижних до верхних – версты полторы, друг дружку они не видят. А посередке лосиная тропа есть, крутая, правда, зараза, но скатиться вбок можно. Ни с того ни с другого конца ее не видно. Ну, я в эту тропу на газу и крутнул, а пахана локтем в дыхалу чухнул – он и слетел. Но он, гад, быстро опомнился и

вдогон мне из «ТТ» – фигак! Попал, добро стреляет, однако. Маленько не угадал, а то бы прямо промеж лопаток. И так не знаю, как доехал, плечо аж извело всего.

– Счастлив твой Бог, паря! – покачал головой Петрович. – Стало быть, на Сохатской они?

– Я сюда полчаса гнал, да здесь столько же возимся. Может, и ушли уже. Только куда попадут – не знаю. Закрутит их, помяни слово.

– Ты их, сына, больно близко до Генки подвез, – озабоченно потеребил бороду старший Лисов. – Не дай Бог, на его избушку наползут. Он же малой, а они злые после тебя. Излупят мальца до полусмерти, а то и убьют вовсе.

– Там Максим недалеко, – насупился Женька. – Да и не разобраться им будет. На западе облака стоят, часа через два так пометет – хрен они куда выйдут. Ни карта, ни леший не помогут. А напрямик к Генке, через «пятно», они не спустятся. Или все там, в лощине, лягут.

– Твои б слова да Богу в уши… Ну а вы, гости дорогие, что скажете? – Дмитрий Петрович обратил на меня не больно ласковый взгляд. – Это ведь к вам дружки подъехали? К вам. А покамест сынку моему плечо провернули. На то, что «Котловина» вашим землячкам сама укорот сделает, надеяться можно, но только ведь они до того могут другим моим сынам зло причинить. Что делать будем? Скажи уж, теза, не поскромничай!

– Богдан! – вместо ответа сказал я. – Сделай связь с Москвой! Кодированный телефон.

– Момент, командир.

– И тут без Москвы не могут! – хмыкнул Женя. – Чо, они оттуда в телескоп разглядят?

– Просто так земляки не приезжают, – заметил я, – а там, в Москве, легче разобраться, зачем вашу тайгу тревожат.

– А не свалить ли вам, ребятки, отсюда? – почти нежно предложил Петрович.

– «Черный камень» вам все равно не увезти, хоть лопните. Коробку, что дед мой зарыл, по зиме искать трудно. Даже миноискателем не нащупаете. А если и нащупаете, так три дня землю греть будете, чтоб откопать.

– Ну, – сказал я, – свалить нам отсюда не так-то просто. Во-первых, если нас послали, то не затем, чтоб мы через день удрали. А во-вторых, если мы свалим, а те останутся, то вам гораздо хреновей будет, чем вы думаете. Они такого прикола, как Женя устроил, не простят. Постреляют вас тут по одному или по двое, загребут ваш пух, чтоб не пропадал, и улетят. И искать их не будут. Не верю я, что они из зоны с Улунайска сорвались. Или если сорвались, то не все. Не бегают такими кучами, по десять рыл. Может, трое или четверо и сбежали, а остальные с воли пришли. Точнее, прислали их, по наши души. Кто и зачем, только в Москве выяснить смогут. А мы вам можем чем-то помочь…

– Нам от вас помощи не надо, – процедил Женя. – Вон, собачки помогут, если что.

– Не переоценивайте собачек. Постреляют их.

– Есть Москва, – доложил Богдан. – Чудо-юдо на проводе. Я взял трубку.

– Батя, привет. Это я.

– Рад слышать, Димуля. Осложнения пошли?

– Есть немного. Гости какие-то прибыли.

– За пять минут до твоего звонка узнал. Это Антон Борисович побеспокоился. С ним очень трудно работать. Контакт был?

– Прямого не имел. Но здешним хозяевам они мешают. Один трехсотый у Лисовых уже есть.

– Хозяева нормально держатся?

– Рекомендуют не задерживаться с отъездом.

– Резонно, но неприемлемо. Прежде всего для них самих. Объясни хотя бы на пальцах, что публика, которая к ним пожаловала, – это не сливки общества и трехсотыми не ограничатся.

– Они это уже понимают, по-моему. Но не знают, кого надо бояться больше.

– Поясни, что мы – мирные люди. Но если они вздумают невзначай подложиться под Соловьева, то это обеспечит им массу проблем.

– Постараюсь. Как вести себя дальше?

– По обстановке. Сколько их?

– Десять. По данным Лисовых.

– Мало! Ждите еще. Антон Борисович человек масштабный и любит работу с гарантией. В последнее время восемь человек из его конторы обновляли навыки парашютной подготовки. И еще с ним в тандеме работает Равалпинди. Программа работы у них следующая: минимум – отыграть Ваню, максимум – взять тебя и выменять на кое-какие предметы, которые перечислять не стоит. Максимум-плюс

– получить от здешней администрации исключительные права на этот район. Понял? Исходя из этих позиций можешь выстроить свою работу. Ваня – козырь номер один.

– Понял. Но он еще и работник.

– Пропорцию в этих понятиях сам определишь. Соответственно своему умственному развитию. Примерно через восемь часов получишь дополнительные силы. Если не будет неприятностей с погодой.

– По данным «Лисов-Метео», через два часа у нас пурга будет.

– Приятно слышать. На сколько это может затянуться?

– Не знаю, на сколько… – я обернулся за подсказкой к Лисову.

– Суток на трое, самое меньшее, – подсказал Петрович. – А может, и на неделю.

– Минимум на трое суток, – сказал я в трубку.

– Надо надеяться, что она этим, конкурентам, тоже помешает. В общем, держи связь, а ухо – востро. Больше ничего нет на это время?

– Нет.

– Тогда до связи. Доложишь, как дела, через час. Держись! Я глянул в окно. Солнце пока светило, но что там от сопок ползет – разглядеть не мог.

– Ну и как Москва умная? Подсказала тебе чего путного? – с осторожным ехидством поинтересовался Петрович.

– Помочь обещала… – произнес я неуверенно, хотя четко знал, что помогать себе придется самому. По крайней мере до той поры, пока не определится вопрос с пургой.

– Обещать – это она умеет, – согласился Лисов-старший.

– Наверно, надо кого-то наблюдателем поставить, – посоветовал Борис.

– Хорошая мысль, – одобрил Петрович. – Только куда выставлять? На крышу? Чтоб сдуло побыстрее?

Вообще-то об этом надо было раньше подумать. Но и сейчас еще время терпело. Так мне казалось, во всяком случае.

И я уже хотел отдать приказ Валерке вооружиться и приступить к выполнению боевой задачи по охране и обороне заимки, как вдруг дверь, ведущая в сени, молниеносно распахнулась. Даже если б у меня было в руках что-то стреляющее, не успел бы среагировать.

– Руки вверх! Не двигаться! – Сперва влетели двое в белых маскхалатах, за ними, когда на нас уже нацелились «АКС-74», еще четверо. – Всем – к стене! Руки на стену!

Морды у этих агрессивных бойцов были закутаны марлей, поверх обуви – белые бахилы. В общем, ситуация известная: мы – в дерьме, а они – во всем белом.

– Ваня, Валет – стой! – заорал я, поскольку бойцы подчинялись только мне и при первой же попытке кого-то постороннего силой заставить их выполнить приказ оказали бы активное сопротивление. При том раскладе, что сейчас, это привело бы нас к печальному финалу. Возможно, ценой безрассудства мальцов-биороботов кто-то и выкрутился бы, но скорее всего белокамуфляжная публика нас элементарно бы постреляла. Но вот что удивительно: эта команда, как мне показалось, пришла от давно не проявлявшей себя РНС – «руководящей и направляющей силы»… – Подчиняться им! – добавил я, видя, что Валерка и Ваня застыли, но не собираются становиться к стене. Белые камуфляжники могли подтолкнуть их прикладом, а это неизбежно вызвало бы драку, и опять-таки с неприятными для нас последствиями. – Временно!

Это добавление давало мне возможность при необходимости снова вернуть контроль над бойцами. При удобном случае. А пока я, не дожидаясь пинка под зад или нежного касания прикладом промеж лопаток, поставил руки на бревна стены.

«Привидения в белом» действовали решительно, но культурно. Я успел заметить, что они позволили раненому Женьке остаться сидеть и слегка двинули только Бориса, который замешкался. Кроме того, вместе с «белыми» в избу ворвались… хозяйские лайки. Вопреки собачьим обычаям не изменять хозяину, они рычали не на пришельцев, а на нас, причем на Петровича и Женьку чуть ли не больше всего.

– Вот они, собачки ваши! – прошипел я Лисову-старшему. – Продались! Небось за «Педдигри пал» какой-нибудь…

– Быть такого не может… – пробормотал Петрович.

– Молчать! – рявкнули на нас.

Когда все были расставлены, неожиданно прозвучало:

– Коротков, можешь обернуться! Руки не опускать! Не могу сказать, что я подскочил до потолка от радости, но все же испытал большое облегчение, услышав знакомый голос. Приятно все-таки знать, что имеешь дело не с каким-то неизвестным типом, а с итало-американским гражданином Умберто Сарториусом, который к тому же являлся экс-полковником КГБ СССР Сергеем Николаевичем Сорокиным. Правда, чего от него ждать на этот раз, я не знал.

Обернувшись с поднятыми руками, я увидел его лицо. Сарториус сдвинул вниз марлевую повязку.

– Два шага вперед! – скомандовал он.

Я отошел от стены, один из подручных «компаньеро Умберто» быстренько ощупал меня, выдернул из-под ремня «ПСМ», убедился, что я не спрятал в валенках финку или гранату, и доложил с легким кавказским акцентом.

– Чистый! Больше нет ничего…

– Отлично, – кивнул Сорокин. – Работайте пока с остальными, а я поговорю с этим лохом.

На «лоха», конечно, можно было и обидеться, но не в данной ситуации. По большому счету Сергей Николаевич был прав.

– Шагай в дальнюю комнату! – приказал Сарториус, указывая направление стволом автомата. Я пошел.

В комнате товарищ Умберто молча направил ствол на лавку, располагавшуюся вдоль стены. Там мне надлежало сидеть. Когда я уселся, Сорокин примостился на табурете напротив меня, держась вне пределов досягаемости удара валенком, а автомат пристроив у себя на коленях.

– Ну, что, Николай, – он назвал меня моим прежним именем, словно бы подчеркивая, что не считает меня Бариновым, – опять попался?

– Выходит, попался, – произнес я голосом, далеким от бодрого.

– Который раз уже, а? – спросил он тоном доброго инспектора по делам несовершеннолетних.

– Не помню, – ответил я голосом юного хулигана, потерявшего счет приводам в милицию, но надеющегося на то, что его и на этот раз не оформят в спецПТУ.

– Жалко. Не всем ведь так везет, как тебе. Особенно сегодня. Бдительность потерял. Хотя тебя, наверно, папа предупреждал, что тут варежку разевать не следует. Верно? Предупреждал? А ты что же? Расслабился небось на свежем воздухе? Почуял отрыв от цивилизации?

– Нет. Просто заслушался рассказами о том, что такое здешняя зона.

– Да, это место занятное. Хотя, если честно, тут много легенд и фантазий наплетено. Лисовы специально навыдумывали всяких чертовщин, чтоб было поменьше желающих появляться в этом районе, – берегут охотничьи угодья. Но тут и на самом деле много любопытного.

– Сергей Николаевич, – спросил я скромно, – а вы не боитесь, что сейчас, пока мы тут беседуем, к заимке подойдет банда, которую прислал некий господин Соловьев? И, скажем так, загребет нас всех в одну кучу?

– Нет, не боюсь. Кстати, Соловьев прислал не одну, а сразу две группы. Одна вчера ночью была выброшена с парашютами, примерно в трех километрах отсюда, за Порченой, на правом берегу. Восемь человек. Все – бывшие десантники, трое – участники боев в Афганистане, один добровольцем воевал в Боснии, пятеро – «чеченцы». Укомплектованы оружием по полному штату воздушно-десантного отделения, только БМД не получили. Очень серьезные ребята. У них была задача выйти ночью к вашей благословенной заимке и тихо всех ликвидировать. Кроме, понятно, Лисова-старшего, тебя и Вани Соловьева.

– Ясно… – пробормотал я. Только сейчас до меня дошло, что мирный сон вдали от цивилизации мог закончиться пробуждением в наручниках.

– Не выполнили они эту задачу только потому, что двигались ночью по компасу и поторопились перейти Порченую. Попали в «аномальное пятно» и потеряли ориентировку. Сейчас находятся намного дальше от вас, чем ночью, – примерно в пятнадцати километрах выше по течению Порченой, но в течение ближайших трех часов могут выйти сюда. Если пурга запоздает.

– А уголовники? Вторая группа?

– У нее вспомогательное назначение. Среди них семеро – зеки из Улунайска, а трое – во главе с бывшим прапорщиком ВДВ Григорием Середенко – охранники Соловьева. Причем не лучшие. Спалившиеся. Середенко, в частности, был приставлен охранять Ваню Соловьева в армии. Двое других соловьевцев раньше были членами группировки Сурена, который отбывал срок в Улунайской ИТК строгого режима. Сурен в этой колонии жил неплохо, но, само собой, на воле лучше. Соловьева он не знал, но когда появилась возможность с его помощью уйти – не стал отказываться. Начальника ИТК просто купили. Он зарплату не получал уже пятый месяц. Так же, как и все те, из персонала, которые помогли Сурену покинуть это учреждение. Вот оно, ваше демократское воспитание! Какая там борьба с преступностью, когда без нее контролеры бы с голоду сдохли! Раньше такие побеги готовили чуть ли не годами, а тут все отработали за четыре дня. Кстати, Сергей Сергеевич, как мне кажется, потерял контроль за сохранностью информации в своей конторе. Я свои источники знаю, конечно, но с Соловьевым не делился. С весны прошлого года наша дружба не возобновлялась, тем более что относительно реставрации социализма в СССР он, после июльского второго тура и победы товарища Ельцина на президентских выборах, можно сказать, совсем успокоился и теперь прочно завязался с «Джемини-Брендан», а через нее – с «джикеями». Так вот, к сведению господина Баринова, Соловьев отслеживал весь ход вашей подготовки к этой экспедиции и загодя знал, что Ваня будет в ней участвовать. Может быть, Сергей Сергеевич на то и рассчитывал, так же, как и на мое подключение, но все-таки у меня впечатление, что у него идут неконтролируемые утечки.

– Сергей Николаевич, – сказал я с некоторым удивлением, – судя по этим словам, вы за наши дела очень переживаете? Потому что пленных особо информировать о ситуации не принято. Обычно, наоборот, от них информацию требуют, иногда даже очень грубыми методами.

– Ну, мне ни от тебя лично, ни от твоих подчиненных никакой информации не надо. Все, что ты узнал перед отлетом из Москвы, и практически все, что ты узнавал за последние дни, до меня доходило в ту же минуту. Чудо-юдо обычно меняет кодировку твоей микросхемы раз в три недели. Причем, как правило – в сторону усложнения. Восьмиразрядная, двенадцатиразрядная, шестнадцатиразрядная, двухуровневая, трехуровневая, четырехуровневая… Конечно, он понимает, что я, как человек, который эту микросхему поставил, все его хитрости разберу, и даже вычислил – очень точно, между прочим, – сколько времени мне на это понадобится. То есть новая кодировка устанавливается как раз к тому времени, когда я могу технически осуществить расшифровку предыдущей. А тут, казалось бы, в период выполнения ответственного задания, он «забывает» о своем «железном правиле» и бросает тебя сюда с кодировкой месячной давности. Вряд ли он надеялся, что я в этот раз не успею ее расшифровать, верно? Значит, специально «открывал форточку».

– Можно понять и так, – осторожно согласился я, – но мне лично никаких указаний о возможном сотрудничестве с вами он не давал.

– Тем не менее, – сказал Сарториус, – сотрудничать нам придется, безотносительно к тому, хочешь ты этого или нет. Мне нужно, чтобы Ваня и Валерка работали на меня. И ты тоже. Если не согласишься добровольно, я буду работать с тобой через РНС. Само собой, если ты примешь эту игру, то Валет с Ваней не откажутся. Хуже с другими. Здесь надо либо применять препараты – на что у меня нет времени, – либо попросту убеждать. Вот в этом ты должен мне помочь.

– Интересно, как это я буду их убеждать, когда я сам не убежден?

– В том, что тебе и им помирать еще рано, ты убежден?

– Вообще-то убежден. Но в том, что у нас получится союз, – не очень. А самое главное, из того, что Чудо-юдо не перекодировал мою микросхему, еще не следует, что он будет приветствовать наше братание.

– Я думаю, ты не прав. Из этого как раз и следует. Но, кроме того, как парень с зачатками логического мышления ты должен понимать, что нам с тобой надо либо сотрудничать, либо радикально разрешать вопрос о жизни и смерти. При нынешнем раскладе решение будет однозначно и не очень тебя устроит. Но даже если представить себе, что я оставлю вас жить и буду сам разбираться с соловьевцами, ничего хорошего не получится.

Я подумал, что он прав. Но все-таки спросил:

– И вы готовы дать нам оружие?

– Да, готов. Если мы договоримся, что будем работать вместе против Ваниного папы. Гарантий твоей верности мне не надо. Я тебя могу в любой момент сделать послушным. А вот Борис, Глеб и Богдан – это сложнее. Они легко увидят, что ты работаешь под контролем. Им нужна гарантия того, что Чудо-юдо не обвинит их в измене. Они должны знать, что ты добровольно пошел за мной.

– А может быть, – эта идея неожиданно появилась у меня в голове, – мы сейчас свяжемся с Чудом-юдом и напрямую обговорим все условия?

– Браво! – Сорокин поднял вверх большой палец. Мы с ним прошли туда, где под охраной сорокинцев содержались мои подчиненные. Собаки бегали где-то во дворе, и судя по тому, что число людей в белых маскхалатах, находившихся в избе, немного сократилось, несколько человек перебрались на свежий воздух и, должно быть, выставили наблюдателей.

– Богдан, – сказал я относительно спокойным голосом, – нам надо с Москвой поговорить.

Связист вопросительно посмотрел на Бориса и Глеба, на чьих лицах отразилось кое-какое недоумение. Но поскольку я не стал делать никаких разъяснений, он нерешительно встал и направился к аппаратуре. Несколько щелчков переключателей, поворотов верньеров, прочих подобных движений – и Богдан подал мне трубку.

– Говорите, – сказал он.

– Это ты? – спросил Чудо-юдо, не дождавшись даже моего «алло». – Рановато звонишь, не ждал…

– Кое-какие изменения произошли, – сказал я. – Появился твой ученик, Сергей Николаевич. Предлагает боевое сотрудничество.

– Понятно, – вздохнул Чудо-юдо. – Стало быть, сейчас пистолет у твоего затылка держит?

– Нет, пистолета не держит. Но хочет с тобой пообщаться напрямую.

– Хорошо, пусть общается.

Я отдал трубку Сарториусу. Странно, но я заметил, что его всегда невозмутимое лицо немного дрогнуло. Наверно, не от страха, но вот за то, что Сорокин в этот момент не волновался, я не поручусь.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич, – произнес он немного вальяжно, причем, как мне показалось, с некоторой искусственностью. – Нормально себя чувствую. Нет, плечо давно не беспокоит. На мне все как на собаке заживает. Да, это серьезно. Условия? Какие условия, Сергей Сергеевич? Да, конечно. Нет, Диме пока ничто не угрожает. Безусловно, оружие он получит. Но применить против меня не сможет. Конечно, вы можете отдать приказ лично каждому. Валерке и Ване не обязательно, тут я с вами полностью согласен. Подвоха от вас не жду, но лучше напомнить все-таки: любая попытка игры не по правилам будет пресечена превентивно. Не сомневаетесь? Правильно. Я свое слово держу. Хорошо, пусть первым будет Глеб.

Сарториус, которому вроде бы участников экспедиции не представляли, безошибочно подал трубку тому, кому надо.

– Поговори с шефом, он тебе все объяснит. Глеб взял трубку с явной неуверенностью.

– Сергей Сергеевич? Это вы? Вообще-то сейчас с помощью специальных модуляторов можно чей угодно голос сделать. Да, Богдан вызывал, но я этого Богдана сам второй день знаю. Если вы действительно Баринов, то приплюсуйте мой возраст к выслуге лет и добавьте число звездочек на погонах, считая одну большую за две малых… Ха-ха-ха! Все верно, товарищ ге… Сергей Сергеевич. Ладно, поступаю в распоряжение. Борис!

Второй «святой» принял трубку:

– Слушаю! Понял. Нет, вопросов нет. Есть! Даю Богдана. Связист похлопал глазами, но трубку взял.

– Алло! Да, так точно. Нет, проблем не было. Вопросы? Вопросов нет, мы отучены. Лишь бы у вас претензий не было. Спасибо, постараемся. Вас просит…

Последняя фраза относилась ко мне, и я опять взял трубку.

– Дима, – сказал Чудо-юдо, – у меня на сегодня нет оснований ссориться с Сережей. Похоже, и он в этих конкретных обстоятельствах поведет себя нормально. Поэтому постарайся выдерживать все на уровне, не конфронтируйте зря. Дай Сергея.

Я вернул трубку Сорокину.

– Что еще, Сергей Сергеевич? Понятно, сейчас включат. Богдан, прими «Емелю». Хорошо, ознакомимся внимательно. Сарториус повернулся к нам.

– Ни у кого, как я понял, теперь нет сомнений, что мы с Бариновым пришли к консенсусу. Хорошее слово, правда? Молодец Михаил Сергеевич, ввел в наш обиход. Оружие можете взять. Боеприпасов побольше.

– Я извиняюсь, – сказал Лисов-старший, который очередного изменения ситуации явно не мог осознать, – вы, стало быть, теперь одна контора?

– Так точно, – ответил Сарториус. – У вас, Дмитрий Петрович, теперь достаточно много защитников. Могу вам разрешить взять вашу «сайгу». Только давайте уговоримся, что огонь будем открывать не сразу и не абы в кого. Как там «Емеля»?

– Цифровая звукозапись, – прокомментировал Богдан. – Состоит из двух отрывков бесед двух разных людей с одним и тем же человеком. Первый, длинный отрывок записан в августе 1995 года. Второй, короткий – в апреле 1996-го. Есть пояснение, должно быть, для вас. – Богдан мотнул головой на Сорокина: – «Сергей, сам поймешь, кто разговаривал, надеюсь, будет интересно. Остальные могут послушать. С.Б.»

– Ну, раз это для всех, включай.

Запись была хорошо отчищена, хотя явно велась не в студии, а скорее всего через какой-либо скрытый микрофон большой чувствительности. Долетало пение птиц, чуть ли не шуршание листьев и травы. Приятно вспомнить о подмосковном лете в разгар сибирской зимы! Но содержание первого отрывка из разговора между людьми, голосов которых я отродясь не слыхал, показалось мне столь же далеким от наших насущных проблем, сколь заимка Лисовых от «дворца» Чуда-юда… Во всяком случае, поначалу.

«… – Тогда слушай, напрягай мозги, соображай. Начнем издали, с той самой иконки. Сама по себе она, конечно, дорогая. И антиквариат XIV века, и оклад из чистого золота со 132 бриллиантами. Но имеется одно обстоятельство, которое ее удорожает. Дело в том, что есть на свете человек, считающий, что эта самая икона принадлежит ему по праву наследства. И человек этот готов выложить за нее три миллиона долларов. Отсюда и цена такая.

– Что за человек?

– Некто Рудольф фон Воронцофф. Правнук генерал-майора Воронцова, который эту самую икону подарил Ново-Никольскому монастырю в 1912 году.

– Прадед подарил, а правнук забрать хочет? Бога не боится?

– Тут дело сложнее. Во время революции эту самую икону реквизировали, а монастырь упразднили. Потом икона похищена бандой при налете на поезд. Как выяснилось, в той банде был некий Самборский, который после того, как банду ликвидировали, сумел бежать и вывез икону в Польшу. У генерала Воронцова, которого Чека расстреляла за участие в заговоре, был сын Михаил. Он у Деникина до полковника дослужился, потом где-то в Берлине устроился. Умер рано, в 1926 году. Отцу Рудольфа тогда семнадцать лет было. Он быстро вырос, онемечился, с фашистами сдружился. После прихода Гитлера работал в спецслужбах, обеспечивал контакты с русскими белоэмигрантами. В том числе и в Польше. Самборского он обнаружил в 1939 году и то ли сам, то ли еще как, но ликвидировал. А икона после этого оказалась у него. Находилась при нем до 1945 года, пока его не поймали наши и не шлепнули. Но шлепнули только после того, как он выложил одну очень важную информашку. Оказывается, икона эта была контейнером для ключей от сейфа в одном из швейцарских банков.

– Вот оно что… – Наши Воронцова сцапали в Магдебурге. Если помнишь, этот город сперва американцы заняли, и Воронцов, чудак, думал, что открутился. Но тут демаркацию провели, и Магдебург нашим отошел. Правда, семейство свое – Рудольфа и его мать Гертруду – Воронцов успел отправить. А сам задержался. Тут-то его и повязали. На улице. Пока то да се, пока разбирались и выясняли, квартиру Воронцова грабанули. Икону не тронули, а оклад – сперли. Наши же, родные, советские барахольщики. Смершевцы с обыском заявились позже, икону нашли. Когда Воронцов раскололся, из иконы вынули ключик. Но второго-то нет! Сперва сгоряча интенсивно искали оклад, потом маленько поостыли, а лет через десять совсем устали – и забыли. Икону сдали в музей, ключ подшили в дело, а дело спровадили в архив. Подняли его только после августа. Тогда много чего поторопились открыть, но это дело, слава Богу, в надежные руки попало. Икону в том же 1991-м вернули церкви и увезли в Ново-Никольский монастырь. При этом через газеты так это дело разрекламировали – мол, XIV век, чернец Иоакинф, школа Рублева и так далее, – что кое-кому очень захотелось эту икону прибрать. Но самое интересное, что в одном из интервью некий краевед вспомнил о том, что был еще и оклад со 132 бриллиантами. Конечно, прошелся при этом по нашему брату, мол, сволочи чекисты увели. А на самом деле оклад спокойно лежал себе в сейфе у гражданина Чернова по кличке Черный.