Текст книги "Ветер – в лицо (сборник)"

На солнечный остров
Сицилия в мае

Весна! И всё значимо так, насыщенно, явно!

Возможностей!.. И столько сияющих весенних глаз!

Иду – взращиваю благодушие, разжигаю огнь улыбок.

Улыбок одобрения… как знаков Добра…

1

Вобщем, май набирал обороты – когда ступил я на самый большой в Средиземноморье остров; берег, откуда циклоп швырял камни вослед спутникам Одиссея…

И наездился же я за пару недель – по городам: Сиракузы (схож с гриновским Гель-Гью), Чефалу (чем не Зурбаган!), Таормина (напомнил Лисс), Палермо (а представил себе Сан-Риоль)… где ещё не так давно «цвели» работорговля и инквизиция!..

И находился же я по катакомбам, где пугающе взирают на тебя мумии капуцинов… и по развалинам поселений, где чтили олимпийских богов, а «позавчера» явился апостол Пётр и стал проповедовать веру в Христа!..

Древнейший остров! Вкруг Сиракуз – доисторические колеи… А сколько нераскрытого (ненайденного) под землёй!.. Двадцать пять веков назад остров – едва ль не центр знакомой нам по учебникам Древней Греции.

Города – один другого таинственнее – на разбросанных по острову холмах… Мостовые, коим – века… Улочки времён рыцарей… Овеянные святостью храмы.

На заре цивилизации – какие дворцы!.. Хотя хватало и дикости…

2

«Грацие, синьор!» («Грацие» – пароль для улыбок.)

Сказка, сон ли? Красота! И – впечатление: для тебя (всё – к твоим услугам)!..

Но где, где люди? Сиеста? Сезон не наступил ещё?..

Повезло – ухватить весну с её цветеньем и… захватить – на вулкане Этна – зиму!

Склоны – в снегу. Сероводородные дымы. (В позапрошлом столетье на Этне добывали ¾ серы для пороха и спичек всего мира.)

Трели соловьёв… Ароматы в Седжесте… Дыхание весны. И – Прошлого.

И что за энергия такая – запахи?! Не вынюхаешь: неизбывно…

3

В городе Эриче – сады. Лимоны…

Цветёт всё! (Дома-то у себя на огурцы «дышим»… А итальянцы, к слову, именно на острове выращивают ¾ своих цитрусовых.)

Моря: Тирренское, Ионическое.

Палермо. Город дворцов, почти ровесник Рима: основан финикийцами на год раньше «вечного города» – в 754 году до н. э.

В центре торопятся все, тарахтят машины. И лишь мы, иностранцы (незакрученные), – никуда. Только и знаем – у моря…

Купание – под замком Принца, где – живая скала: плюхается, рычит… Море облекающее – омывает актинии, встречь волне тянущие лепестки-щупальца… И ревёт, ревёт грот… Голуби оберегают от чаек вылупившихся птенцов.

4

А в небе над Монделло на Троицу – облако-херувим…

Едва ль не более половины церквей на Сицилии – в честь Девы Марии. Прочие посвящены святым: Рите, Агате, Розалии, остановившей чуму…

Пешеходы, похоже, отменены как мафия: на колёсах – все, если не считать наших... Целующиеся – тоже редкость (один раз видел – на набережной). Куда популярней – процессии, церемонии, вроде Праздника святой Риты…

При том что в городе – толчея. Но степенна обслуга. Церемонны официанты… Лифт отеля «Загорелло» задумчив: туда-сюда… Народ норовит – вон из «камер»: не загорели ещё…

5

Уезжал, у нас – черёмуха, одуванчики… Вернулся – сирень, ландыши…

А Сиракузы и Этна, море у Замка – уже без меня: сезон…

О, я бы и остался, может… Но… родился до того ещё, как люди научились летать, без границ обходиться.

Май 2007

Ступив над…
Размышления на краю

А в городе – возможностей!.. Хотя б – лицезреть (встречных)… разнообразием (букетом лиц) упиваться…

В метро (наблюдаю): что ни человек – с нишей (и удаётся же всем – себе найти!)… И каждый с сей нишею – как улитка с раковиной… Все – довольные (в разной степени).

Сколько же лиц! Круговерть! И каждый – видно же – ЧТО-ТО ЗНАЕТ. (По глазам вижу – такое!) Что? Может, что завтра – снег?.. Или – что жить стоит?.. Вон – у края (платформы, как над пропастью) – знает, ради чего… Подразумевает что-то… Будто кому-то, кроме него, это интересно.

А ведь если вдуматься (взглянуть со стороны), – никому…

(Кому, например, интересно, из-за чего ты мучаешься?!..)

Каждый – сам по себе, в себе, как в раковине… А думает-то – НАД… что наперёд всё знает…

Я тоже так думал… А встретил Ту-что-снилась – и хоть всё заново…

– Уедем! – хотел сказать… – Да хоть куда! Немедленно!

И – запнулся. Понял: при всём желании… (Паутина.)

Хотя и бродят в нас смутные силы, – не вырваться из привычного круга (вещей, приличий)! Не окунуться в глаза!

Разве – взбунтоваться?

Но вновь, не в силах что-либо изменить, шарахаемся… прочь от себя (в себя!) – в стойло реальности…

(Кому-то, впрочем, и удаётся…)

Есть вещи, о которых и думать не принято. О страсти (пусть – высокой)…

Если же взглянуть смело (а иначе – как?), многое – пусть в энной степени – оправданно.

Так, на полпути (случается) страсть берёт верх. И – ступив над… говоришь себе: «Ну, будь что будет!..»

И – уж лучше не думать.

Решил… Разве что рой мыслей («…где потеряешь?..») смущает…

Нет, не переступить через себя!..

Есть вещи, о которых не принято говорить.

Путями Одиссея
По Ривьере ди Улисса, с остановкой в Скарио. Тирренское побережье Италии

Идёшь с ощущением – за спиной крылья.

Летишь – и от тебя встречные зажигаются.

Светло: жизнь на взлёте.

1

И вновь – на берегах Италии…

Вперёд, в прошлое, из Сицилии мост перекинув на побережье Улисса, где витают ещё герои Эллады… где души наши до сих пор плутают – не то в Амальфи, не то в оливковой роще парка Франческо… где, помимо моря, – пальмы, пинии, разнообразные яркие благоухающие цветы… и где прибрано всё, ухожено, а люди доброжелательны – тебя только и ждали!..

Аромат дрока, снующие всюду ящерки и… это присутствие – неизменное, всеобъемлющее – моря, у которого ты – в гостях… Волны в глазах…

В Террачине бегаешь ты по бескрайнему пляжу, дюнам, радуясь морскому духу, пенистым языкам… (Это назавтра, к восторгу «шпаны московской», заштормит «под Айвазовского» – и Писка-Монтана захлебнётся в дождях… Но тот день был твой!)

Раскатываешь в «бусе» (на виду у моря) по всей Ривьере: Сабаудия, Сан-Феличе, Чирчео, Террачина, Лидо ди Фонди, Сперлонга, Гаэта, Формия… Через Неаполь (побывав в замке Яйца) – из Лацио в Кампанию – на Чиленское побережье, в Байю Домицию… далее – в Полинуру, Майори, Амальфи, Салерно, Агрополи, Пестум… (В благозвучиях наименований – красота мест!)

Повезло: побывал в покоях (пусть и бывших) султана… в спальнях примадонн, лордов!.. (Представил, какие им виделись сны…)

В укромных бухтах ныряешь «как есть» (что богам древнегреческим было угодно)…

Спускаясь в глубины храма-ущелья и восходя к храму (руинам) Юпитера, встречным лихо говоришь: «Бонжорно!»

2

Амальфи. Город на обрыве. Ну, «Ласточкино гнездо»! Чудо!

От моря – лестница к величественному собору Андрея Первозванного (ХI век).

Ступени – и выше, в разбег… Вьются улочки…

В Пестуме (Посейдонии древних греков) – дорические храмы (VI–V века до н. э.)…

А на землях Чиленто – развалины Элеа (VI век до н. э.), раскопки с акрополем, где Цицерон и Гораций «толкали» речи…

Писка-Монтана… Не там ли группой закатывали мы пир и танцевали, «сходя с катушек», под ливнем?! И не там ли засматривался ты на отмеченных Красотой… на полыхнувший мимолётно огнь своих – заброшенных на чужбине, откликаясь на их тоску всею душой… и где ранними утрами (когда отель – на запоре, а «от моря» ключ – на ресепшене: «Марэ!») являлся к морю – и оно, принимая, обновляло?!..

3

После поездки по Ривьере ди Улиссе – «причал» в городке Скарио: в мансарде с видом на город в горах – Маратею – и колокольню, каждые четверть часа отбивающую «склянки»… в Скарио, где, кажется, день длится вечно, но все рано ложатся спать… где, кроме аборигенов, – никого. (Без соотечественников… Недоумение: люди – те ж… Ну, чуть приличнее… Но – не понять… И – не понят…)

В первый же день – в Сапри. Пешком. До реки, преградившей путь…

А чуть в стороне – Поликастро, где, несмотря на «пустошь», из пекла «нарисовалась» служка, проводившая тебя к криптам тысячелетней давности…

И – впечатление: время остановилось…

Рано утром, зафрахтовав катер, отчаливаешь в Маратею – к дразнившим тебя за окном горам – под предводительством капитана Марио.

За час плавания (благо – в век скоростей: раньше – под парусом или на вёслах – к вечеру б и добрались) – вдоль бухт, гротов – вобрал в себя до краёв море…

У подножия Маратеи, ступив на отполированные временем ступени, начало берущие от уютной бухты, наивно рассчитываешь «пересчитать» их до верха: на полпути жара вынуждает спуститься к морю.

И оказываешься в парке, у входа в который значится: «Привато. Экспроприата.» (За дословность начертанного, впрочем, не ручаюсь.)

Кажется – наоборот: у моря – значит, моё… (Что до надписи, – извините, грамоты сей не разумею!..) А посему по парку – королём…

– Не желает ли синьор мафиози на пару часов поделиться владениями «с бедным родственником» из России? – взываешь к «чудищу противному», невидимому, обходя перестроенную – превращённую в виллу – древнюю сторожевую башню.

Тщетно. Ну хоть бы кто!.. Чертог не чертог – дворец, аллея от которого приводит к лесенке, спускающейся на лавовый – среди камней – «язык».

Ныряешь (с восторгом) в несусветную глубину. И– плывёшь, теребя синие груди волн… за мыс, а там – в грот, светлый и просторный, – банкетный зал…

Не грот – храм, со сводом и «хрустальной» – через сифон (потайной) – «подсветкой». (Сияет – и свет, можно подумать, – искусственный…)

Дальнейший курс – пешком по побережью Базиликаты, на юг.

Насыщенный аромат – цветов, моря…

Но, и часа не пройдя по пеклу асфальтовому, как ошпаренный, припускаешься вниз – прочь от жары – к пляжу.

По огнедышащему (мелкому, на подбор) гравию без обувки – ни-ни…

Море! Оно спокойно… Тёмный, чёрный почти, щебень «жалится» на выходе из пучины…

И вновь – сюрприз: один из гротов, выложенный отшлифованными «подушками» лав, мерцает – играет бликами, в другом – небо (зияет – в оторочке из зелени – «люкарна»). А неподалёку на «ложе» – в тень – приглашает ниша…

Капитан Марио уж поджидает в бухте Марино…

На обратном пути подруливает к гротам, каждый из которых манит неизведанностью.

И ты ныряешь, не зная страха…

Наплававшись же, встаёшь на нос судна – и до самого Скарио летишь вперёдсмотрящим, во все лёгкие вбирая море – и дух – Эллады…

Позади – с горы Монте-Бьяджо – провожает тебя статуя-колосс – не то Христа, не то Девы Марии. (Как позже выяснилось – Спасителя.)

4

Ничто не предвещало ненастья, когда я взошёл к маяку Полинуры.

Вскарабкавшись, вышел, видимо, к засекреченному объекту: пропасть, которой обрывался холм, щерилась колючей проволокой.

Небо неожиданно заволокла туча, из сиреневого цвета перекрасившаяся в фиолетовый и задёрнувшая вдруг свет.

Порывами ветра едва не сдуло с обрыва…

И вот невидимый кто-то сел рядом под вывернутый зонт и – пока туча под сверкание молний поливала меня – с насмешкою и злорадством оглядывал повисший мой, как у цапли, нос…

Только когда гроза, излившись, переметнулась на соседнюю гору, а солнце брызнуло вдруг: «Бонжорно!», «бес» сгинул, позволив разложить на просушку «шкурки».

Ветер нёс с моря, из-под обрыва, послегрозовое благоухание, шум волн. Над гулким ущельем сновали чайки. За крутой склон цеплялись изо всех сил кусты дрока и стланика, лилии… А я упивался запахами.

5

Неаполь, «Наполи», – странный город. «Муравейник» с мельтешением лиц, машин, мотоциклов, южных людей в шляпах… поток, в котором – Европа и Африка – всё вместе… где Везувий неусыпно навевает воспоминания о Помпеях, о восстании Спартака… где фрески времён Христа, будто специально законсервированные – чтоб ошеломить, взирают – и переносят в далёкое прошлое…

У тебя же на всё это – чтобы, не спеша, вжиться — есть время! (Разве не это – главное: не сквозь пальцы, не мимо?!)

– Время – чтобы застыть пред Красотой, – умничал я, когда – приобщённые к древностям – шли мы группой к замку-крепости – Кастель Нуово.

И во всём шарме открывался сверху город, и было через край света, и встречные, отмеченные Красотой, улыбались…

Но вновь, как и накануне, из света – в тень: «бес», сгустившись из зноя, посеял смуту, бросил в иное пространство…

И где! На верхотуре «Наполи» (на вершине счастья)!

Так что вероломно скрылось солнце… (Отчего печь меньше не стало.) И оставалось обрести билеты на «Пренто-тревел» – и катить… Бежать как можно скорее – к морю, которое – только одно – и могло спасти… (Даже в храме Кающейся Магдалины не отпустило.)

* * *

Море. Оно подступило – и привело в чувство…

А лифт-тугодум бесконечно долго нёс на мансарду – к «Седьмому небу»…

И снились мне в ту ночь глаза, за которые не сдобровать бы во времена инквизиции… И пылал костёр…

Солнце взыграло с первыми «склянками», когда Марио подал катер. А вскоре и доставил в Неизведанное – Марино ди Камелот.

И все, кто был на катере, ныряли и заплывали в гроты. И какие-то новозеландцы аплодировали с палубы прыгнувшему в море с перил…

6

Чуть свет – как на Карадаг – «чтобы не упустить приключений» – «подальше» (по «царским» тропам… над заворожёнными бухтами… на островерхие, как Сюрю-Кая, пики)… в парк Франческо.

И голуби вдогонку, как в Коктебеле, воркуют-ворожат, провожая…

Обычно – проученный грозой – захватываю с собою зонт – чтобы грозить им набегающим тучам… (Срабатывало!) Зря.

Вот и фотоаппарат. Брал его тоже зря: не хотелось отбирать у природы красот… Ибо на какие б башни ни взбирался, в какие б гроты-пещеры ни спускался и ни заплывал, объектив робел (в бессилии – передать)…

Так, в одном из гротов, помимо мышей летучих и стрижей, жил в глубинах сверкающих, как я убедился, спрут. Серебристый, огромный…

А однажды из пещеры, что у самого моря, раздался рык…

Обошлось, слава богу, без львов: последнего извёл Геркулес, совершая в давние времена подвиги… А рёв… То был, скорее всего, лишь отзвук тех времён…

Неподалёку от пещеры располагались естественные меж камней «ванны», в «кипятке» которых так блаженно было – хоть кому – после заплывов – греться!..

Скарио: в цветах и пиниях порт-город, с колокольней, с одной стороны, и древней (второй век!) церковью – с другой… со скульптуркой играющего (с крабом) мальчика посередине… с невозмутимым бомжем, неподалёку от маяка раскинувшим палатку… с неизвестно откуда появляющимся среди бела дня духовым оркестром… с морем цвета бирюзы у набережной и миражом синих гор Базиликаты далеко за заливом… с вечерами тихими и с тёплым дыханием моря…

Вот где Грин наверняка узнал бы свой Лисс… а Цветаева признала бы «маленький город» («Я бы хотела жить с Вами / В маленьком городе…»)… и где Одиссей, без сомнения, встретил нимфу Калипсо, вернувшую ему юность…

На обратном пути представил: Эллада… никаких дорог… (Разве – одна – в 312-м до н. э. году соединявшая Рим с портами Таранто – Аппиева.)

Юг Италии, забытый Богом угол… Я посетил тебя!

Май 2008

Пылают костры: «ведьмы»…
Сладили!

Вознесём же женщину!

(Чем не религия?!)

Женщины! И кто только не воспевал вас!..

А не так давно – в Средние века – и на протяжении пятисот лет – женщин (род мужской, скорби!), представьте себе, сжигали…

Чего ради? За обаяние, за «чары»… Как колдуний… Изводили (вопль в пространство!) за то лишь, что мужчин – красою – «вводили в искус»…

Трубадуры, где вы?! Рождённые Женщиною – подняли руку на ту, которой молиться б!.. Рыцари «без упрёка» – не вы ль и предали Даму костру?

Миллион – на сожжение!.. И чего ради «сильные мира сего» (немощные – скорее) сочли, будто имя Женщины соперничает с именем Бога (вместо того, чтобы понятия эти отождествить)?

Лишившие себя Божией радости (приняв чуждый природе обет безбрачия) и присвоившие себе чин «святости» отцы-католики посмели ошельмовать Красоту, разжечь на пол-Европы костры, истребляя лучших!..

До сих пор, кажется, пылают: охота на «ведьм»…

Эпидемия? Инквизиция!.. Мужчины – сладили!.. Вот грех! Вовек не простится…

И мне грех рода моего – не искупить…[2]2
  В марте 2000 года Папой Римским принят Акт покаяния за грехи католической церкви в ходе инквизиции… (Будто это возможно – искупить!..)


[Закрыть]

На службе у красоты
Узнавая

Зорко одно лишь сердце.

Самого главного глазами не увидишь.

Антуан де Сент-Экзюпери

А ты идёшь – жалея «плохих», радуясь лучшим… по походке, взгляду узнавая «приговорённых»… И – столько улыбок (приобретённых): обострённая притягательность душ – встречь!..

Весна… весна набирает обороты! И до всякой Красоты тебе есть дело.

Вот только бы ещё весеннюю – без оглядки – свободу!

Как же мешает нам напускное! Не хватает великодушия, искренности…

Ощущение (с привкусом «позвали») – на службе у Красоты. (И надо б оправдать доверие!..)

Это – как некогда на Мангышлаке в экспедиции… в юности – когда вынашивал (копил) жажду по воде-реке-морю… тоску по красоте-мечте-любви… Всё вместе – по Ней…

Ведь и Волошин, по стихам судя, полсвета исходил – «в чертах случайных лиц» – всюду – Её ища (на что – впечатление – жизнь «потратил»). В тоске по Встрече (или не-встрече?) – не по реальной – и, может, даже вопреки реальному (приземлённому)… в тоске по Несбыточному изнывая…

И вот полно стараюсь жить. Не поддаваясь волнам смуты. Радуясь сколько-нибудь приблизиться к Красоте (оказаться рядом)… и гореть, благодарным светом наполняясь, – от осуществления невозможного…

А в небе, восторгом беременном (от Вечности), – ощущаю: всё больше любви.

Но почему так к Красоте тянет? И откуда их, красивых, выплёскивает?

И можно ли не выделять, не воспевать их – если и Красота, видел я, откликается на восторг – бабочкой живописной порхает, радует?!

Бывает ведь – так захлестнёт!.. И что за сила у Красоты?!

* * *

А однажды так вышло: по улице шёл, «на свет» заглянул…

Зайдя же, пригласил на танец. И – слова жданные, как пароль, произнёс…

И – узнан был. И узнал сам. И внимал…

– На Красоту не смотри всуе, – наставляла танцующая. – А как? С восторгом лишь. Чтобы Красоту не умалить, не растлить душу… от невозможного исходя: могло б и не быть…

Сходимся-то по стечению обстоятельств, на ощупь, минуя притягивающие орбиты… Главное же – чтоб Красота тебя не теряла – сам не теряйся…[3]3
  Автор оставляет за собой право датировать не все свои очерки (эссе).


[Закрыть]

Andei i ritorno
Южная оконечность Италии[4]4
  Название местности «Italia» в древности применялась лишь к южной части Италии, современной провинции Калабрия, где предположительно в VIII веке до н. э. у кочевников-энотров был царь по имени Итал.


[Закрыть]. Калабрия. Турне по Ривьере цитронов

От рожденья луны до её круглоликости было у меня время – обойти берег, о котором грезил я ещё той весной, будучи севернее – в Скарио, на юге Кампании.

«ЧУДНЫЙ ВИД»

Впровинцию Ривьера-дей-Чадри, на север Калабрии (на контуре Апеннинского полуострова – подъём «носка» «сапожка», омываемого водами Тирренского моря), летел я с пересадкой в Риме, где обогнал свой чемодан (хотя позже, когда уж приноровился без… он меня благополучно нагнал)…

Ламецио встретил парами терм и трансфером… Несясь далее на авто в сумерках вдоль моря к отелю, я пел… Всё ж приятно, когда дожидаются и везут!..

Поутру же, когда вышел к завтраку, обнаружил, что я – один на отель, пляж, ресторан, округу…

В документах, которые выдали мне в Москве, значилось: место, где я обосновался (как и мой отель), зовётся Бельведере, что означает «Чудный вид», – аккурат посреди Ривьеры-дей-Чадри, иначе говоря – «Ожерелья цитронов», растянувшегося по побережью на семьдесят километров…

– Бонасэра, сэр! – «безъязыкого» меня с какой-то стати приняли за американца. Я же ощущал себя глухонемым среди словоохотливых мачо. А если и разумел что-либо из «итальяно-речитатива», меня, странного русского, подолгу плавающего и путешествующего неизменно в шортах, не понимали…

Пока «оголённостью» моей и языком жестов и сами вскоре не «заразились»…

С опаскою (не сезон) иные, косясь на меня, стали «распаковываться», входить (по колено) в воду… И это надо было видеть!..

Вообще, бельведерцы неторопливостью и неизменной «бонжорностью» (приветливостью) своей восхищали… и в то же время оставляли ощущенье покоя: вальяжность, как и сиеста, для них – образ жизни…

Притом сомневаться не приходилось – построившие столько дорог (безукоризненных), мостов (изящных), тоннелей (пронзивших едва ли не все горы) – заслужили (в итоге) такой «вечный праздник».

Невозмутимые утром, шумели они вечерами из проезжающих мимо авто, с велосипедов, агитируя за «candidate partite»… А ещё издали угадав намерение моё перейти улицу, притормаживали (заведомо), не преминув – из радушия – гуд-нуть (радостно)… Гудят же тут – вместо приветствия, как я вскоре убедился, – все… И даже – купающимся – ещё и радостно помахивая рукой – машинист поезда…

ЗАСТАЛИ!

В первый же («бесчемоданный») свой день дошёл я до маячащей на горизонте набережной Диаманты, что в переводе – «алмаз», или «бриллиант», – городка, похожего издали на крепость, с галереей под открытым небом – с 1980-х прекрасно расписанных в стиле «муралес» стен бывших рыбацких хижин, с узкими улочками и чудной набережной…

На обратном пути – захлёстнутый солнцем – то и дело купался – что уж греха таить (никого ж!) – в чём мама… Хотя ни встречающийся мне позже задумчивый падре с посверкивающими из-под рясы голыми пятками, ни улыбчивый карабинер и не думали меня осуждать…

На следующий день, осушив за завтраком восемь (отто!) чашечек «чокола-та», рванул в Скалею (на «лестницу») – город на вершине 25-метровой скалы.

Ступая там среди ветхих построек, взбирался я в одиночестве по запылённым многовековым ступеням – с ощущеньем: застал… пока не забрёл, как к себе, в церковь Святителя Николая, возраст которой перевалил за семьсот лет.

На рекламном щите у дороги – крупно, по-русски: «Продам жильё…»

А что, может, пустить корни?

– Нет, лучше – аndei i ritorno («туда и обратно»)!

В «СТОЛИЦУ УКРОПА»

– Аndei i ritorno! – выпаливаю, вскакивая в «бус»: так дешевле…

Скатал «… и обратно» также на третий день – в Паоло, где в пещере Покаяния за пять веков до меня жил Франциск Ассизский.

Святой, памятников которому в Калабрии – не меньше, чем у нас не так давно – Ленину, известен своим милосердием – Charitas, и тем велик.

В четверг – вспять от растревоженного моря – еду в Маратею, «столицу укропа», где у края подступающей к морю горы обращает на себя внимание видимый отовсюду – простёрший длани Христос – Christo Redentore (общая высота горы и скульптуры – 666 метров).

За Его статуей, имеющей размах рук – 19 метров, – ощутимо источающая благодать базилика Власия. (Или – Святого Бьяджо… А ранее – задолго до эры Христа – в эпоху Великой Греции, там был храм Минервы…)

Сюда, к стыку трёх регионов, тянуло меня ещё прошлой весной. Тогда, правда, – вместо памятника Избавителю – увидел я издали силуэт раскинувшей руки Девы Марии (поначалу даже показалось – Венеры).

Но так ли и важно – кто? Бог!..

«Избавитель ли, Женщина, Природа, Красота!.. Не есть ли всё это – составляющие Единого?» – философствовал я в тени пинии, сбежав с горы к Stazion «Maratea».

В ГРОТЕ МАДОННЫ

Но наступил – морем омытый – день следующий, в который раскатывал я по разбросанным в горах – густо источающим дух Средневековья – городкам со звучными именами – Четраро, Чирелло…

Заехал и в пропахший сероводородом Термо-Луиджиане (в термы, куда ещё предстояло вернуться)… и в основанную задолго до нашей эры Казенцу – столицу Ривьеры-дей-Чадри, где, путаными переулками гуляя в исторической части города, задирал голову – то на замок норманнов ХIII века, то на романский Дуомо (век ХII)…

В путеводителе по этому поводу: «Ещё и ноги не успеют устать, как голова закружится…»

В воскресенье – в Прайя-а-Маре. В город, где всего-то тысячелетие назад шла торговля невольниками, а ныне – умиротворённо, птицы…

В море напротив – остров, именуемый Дино, с руинами храма Венеры (Venustus – «очаровательный»!)…

Но мне – к Деве другой – к Madonna della Grota, в сантуарий, где с ХIV века в естественном гроте – помимо икон – два изваяния Девы Марии – мраморное (Снежной Девы) и деревянное.

В гроте, куда торжественно вверх вели марши «страстной» лестницы, – полумрак, тихо. Слышна капель с потолка… За сталактитами (в углублении) – алтарь, фигурка из дерева. Поодаль – из мрамора высеченная Снежная…

И – никого! Пустующий посреди епископский трон… сноп света с террасы, на которой кустится усыпанная плодами шелковица…

Вкусно!.. Некто, «зверь лесной, чудо морское», благосклонно «даёт» отведать волшебных ягод… (Гляжу – вместо «господина честного» – изваяние.)

ТАМ, ГДЕ ВЕТРЫ

Поблагодарив Так-и-не-показавшегося, – в пекло дня, к морю…

А чуть свет – с наступлением календарного лета – в Фускальдо – город на холме, облюбованный мной по пути, – в Казенцу…

Домики, замки – из Средневековья, с гербами владельцев… Барочная церковь… Гастелло – крепость, куда любезно подбросил меня проезжающий мимо кабальеро…

Скользкие от дождя – выше и выше – крутые улочки… Чисто!

Неужели – в голове не умещается! – когда-то (в Средние века) здесь на мостовые лили нечистоты?.. Смердело?..

Не верю! Так и про нас – лет через триста… (Сплетут… и – следовало бы заранее разобидеться?..)

Не может быть! Как свежи несущие благоухание из долин раздольные ветры! Нет, не мог быть зловонным воздух – где так дышится!

На церемонии венчания в церкви – хор, ангельское пение. Падре благословляет, все счастливы… Можно ли сомневаться – так было из века в век?!

Разлитая в воздухе благодать… Если бы не изваяние перед собором – простёршему, как коршун, руки – «Ловцу душ»… не только не вызывающее трепета – пугающее, хищное…

От запечатлённого в камне не того «Ловца» бегу… Ухожу в морось, в хмарь, в накрапывающий дождь – с ощущением: вышел в космос…

Правда, на полпути отхожу: в душу, опомнившись, заглянуло солнце…

НА КРАЮ

Не все дожди, однако, пролились в Фускальдо. Небу в тот день было дано ещё потешиться, настигнуть меня в Марино-деи-Бельведере, где, перед морем представ, вознамерился я увещевать небо…

Напрасно! Неистовые – налетели вихри, и – пролилось!..

И тшетно вжимался я в стену под ненадёжным балконом, взирая на торжество грозы… А затем, не дождавшись, пока ливень стихнет, – мокрый насквозь – нёсся по усыпанным лепестками бугенвиллеи мостовым… Летел – чтобы наутро по тем коврам из нежнейших лепестков успеть на «трени» – поезд, идущий к оконечности «сапога» – в город Реджо.

Успеваю. В вагоне – панорамные окна. Чинно восседают синьоры. Галдят, не умолкая, итальянки… Кондуктор на очередной «формато» (станции) свистит по старинке перед отправлением.

Состав стремительно набирает ход, пронзая горы… огибая, как по лекалу, море… мчится – пока, миновав Сциллу, не встанет.

И вот – из подземелья станционной платформы – «всплываю», оказываясь на продувном ветру Мессинского пролива, где помнящая (как вчера) Одиссея вода бурлит, будоража воображение, – и уносит за синеющий в барашках – соединяющий два моря – пролив, за которым – горы Сицилии…

Да, чтоб увидеть это, ей-ей, стоило – сюда, на край… к самому обрыву, где сто один год назад всё содрогнулось от страшного землетрясения!..

Реджо (в Античности – Рехион, или Реджиум), куда я прибыл, известен и недавно найденными в море бронзовыми фигурами атлетов 25-вековой давности. Ровесник Рима, город, ей-богу, заслуживает восторга.

Но из-за того что людно, я заторопился назад.

– Куда? Нельзя ж так сразу! – сам с собой заспорил.

Захотелось освоиться… Однако – в противоборстве духа – едва не попал под «бус», мчащийся с бешеной скоростью.

Отпрянул, пересекая улицу: ангел упредил… дал, видимо, отсрочку… (И так – раз от разу: пронесёт – не пронесёт, жизнь – от начала и до конца…)

Но, Reggio di Calabria, ты мне открылся… и – очаровал!

Обозрев издали сицилийский берег, замыкаю круг.

В ДОЛИНЕ РЕКИ БАНЬЯ

Назавтра – вместо намеченной поездки в Бари – «банный» день.

На «формато» растерянная синьора пытается что-то у тебя выяснить. И, не ведая языка, берёшь над ней шефство. Утешаешь: «Ozo!» («Скоро!»)…

Автобус и впрямь не заставил долго ждать. Везёт в сторону Гвардиа Пьемонтезе, в Термо-Луиджиане, встречь сероводородным парам. Столь сильным, что кое-кто из пассажиров уморительно зажимает нос…

Джакузи, грязь (целебная)… Вижу: кто куда… Я ж, уверившись, что вода и грязь тут – «от всех болезней», на радостях («Вот излечусь!») залез, как оказалось, не в тот – нюхательный – бассейн… И – пропах до корней волос…

Более того, завёлся… и – в компании с той, что уж не зажимала нос, – перемахнул через ограду… очутившись, как в тридевятом царстве, в парке Аква-вима – в благоухающей испарениями долине реки Банья, с перекинутыми над потоком мостками, с журчащими водопадами, с тенистыми, похожими на рай пустынными рощами…

Рай? Да! Но по мере удаления долина становилась уже, испарения – насыщеннее, и всё явственнее – присутствие… «дяди», от которого исходил запах серы…

Видимо, тревога моя передалась спутнице: «Не пойдём?..»

Но я сделал шаг. И – едва не поплатился… Нырнув сквозь завесу из капель воды, спадающих со скалы, чтобы вскарабкаться на уступ, ухватился за край валуна – и… уловил шорох… Замер. На уровне глаз сверкнули бусинки глаз – и различил ромбики на чешуйчатой «бухте» канатом свёрнутого тела, язык-жало… Впрочем, испугаться не успел, хотя на какое-то время мы с рептилией сцепились взглядами…

Змей, похоже, решил не искушать… (И – на этот раз!) Но место, увы, перестало казаться раем.

БЫЛО!

Наутро меня ждал презент от принимающей фирмы «Джова-Нелли»: на «мерседесе» – в горы, к заоблачным деревушкам, затем – к храмам… и – к морю…

Из пестрящих маками, укропом и дышащих покоем лугов – откуда ни возьмись, как из прошлого, явились фрагменты античного театра, замка, раннехристианской церкви… и – враспах – море, остров с руинами укреплений, башня…

Ветр времени охлестнул вихрем событий… всем, что помнили эти берега…

…Но подоспел рассвет – и улетучились призраки…

Приснилось? Не чудо ли – дух очищающий утра?!

И лишь неизгладимое ощущение: было…

ARRIVEDERCI!

Вослед за посещением городов Веккья, Чирелло я со спутниками «отметился» в Майере и Гризолино (это высоко в горах, по обе стороны от ущелья Туманов).

На нас, выходящих из авто, в высокогорных патриархальных деревнях взирали, как на гостей из будущего: там время, похоже, остановилось…

«Arrivederci, Grizolino!» – мелькнула вывеска…

Время – прощаться с Калабрией?.. Но как – с благоуханьями – укропа из Маратеи, корня из Скалеи, веяньями – стойкими такими! – терм, будящими воспоминания о водопадах Баньи и её рае, – расстаться?!

Что поделаешь! До свидания, «цитрусовый берег»! Мне так бельведерно (блаженно) было в твоём краю!

А теперь Бельведере, ты без… И небо твоё, как на седьмой день, не обрушит уж на меня месячный свой запас дождя… Как и бугенвиллеи, роняющие свой цвет, как слёзы, не даст уж пробежаться по лепесткам… И ты, море бельведерское, с дамбами, укрощающими норов волн! Мне не было ещё так укачливо (плыть за… ликуя вместе с волнующейся стихией, обратной волной утихомиривающей встречную, – не позволяющей захлестнуть)!.. И ты, стол мой с видом на море (откуда ныряющий к концу дня солнца диск – в глаза)!.. Как вам – без?..

Май – июнь 2009