Текст книги "Жертва"

Жижка была женщиной агрессивной. Однажды даже заехала своим увесистым кулаком в его нежное лицо. Нанесённой ему обиды Махмуд забыть не мог. И за что? Лишь за то, что не отвечал на её бессмысленные телефонные звонки да любовные смс-ки, которые та строчила по-польски. «Зачем отвечать тебе, если мы не понимаем друг друга, и как мне отвечать на тексты сообщений на непонятном языке?» – негодовал Махмуд, чувствуя себя несчастным.

Но всё-таки он дорожил ею. Щедрой и расточительной была Жижка по отношению к нему, и поэтому расстаться с ней никак не получалось. Скрепя сердце и собрав волю в кулак, приходилось терпеть её грубость и нелепые выходки. Благо эти мучения повторялись нечасто и длились недолго. Выдержать её Махмуд мог от силы дня три, не больше, которые должен был посвятить ей и только ей. По истечении этих мучительных дней он исчезал со слезами на глазах, без объяснения причин, схватившись за голову и стараясь ничего не забыть из своих вещей. Разгневанная, словно фурия, Жижка в ярости швыряла ему вслед посуду и предметы мебели, от которых почти никогда не удавалось увернуться.

Через какое-то время после ссоры она раскаивалась в содеянном и начинала обрывать ему телефон звонками и смс-ками, чтобы извиниться. Он её игнорировал, так как по-польски не понимал, а если бы и понимал, извинения были ему не нужны. Получив от Жижки всё, что нужно, он о ней начисто забывал, обрекая на одиночество и покаянные раздумья в оставшиеся до отлёта дни. Ей бы давно понять, что у них слишком сложные отношения, и найти кого-нибудь попроще. Однако она была слепа к очевидному и с завидным упорством продолжала регулярно прилетать именно к нему.

Или вот, например, француженка со странным именем Луиза. Луиза из Лиона. Махмуд скривился, вспоминая эту Луизу. Его время с ней – это начало следующего месяца, он помнил это точно. Луиза представляла собой прозрачное бестелесное существо с внешностью, которую никак толком не удавалось запомнить. Даже на фотографиях она получалась так, что на фоне окружающей среды казалась почти невидимой.

Молчаливая, покорная девушка неопределённого возраста, с небесно-голубыми глазами и длинными редкими волосами цвета льна, она давно влюблена в него как кошка. На вид Луизе запросто можно было дать и восемнадцать, и пятьдесят пять – в зависимости от её настроения и времени суток. Махмуд давно привык к тому, что для неё он единственная отрада, первый и последний мужчина в её жизни. Он недоумевал, думая об этой девице. Вместо того чтобы выйти замуж в своём Лионе за какого-нибудь француза и нарожать детишек, Луиза регулярно и настойчиво приезжает к нему, заблаговременно предупредив и выслав денег для оплаты любовного гнёздышка, как она называла унылые съёмные квартиры.

Судя по тому, сколько Луиза готова была потратить денег, Махмуд делал вывод, что не так уж их у неё и много, хоть живёт она во Франции, где полно богатых и знаменитых людей. Соответственно, отношение к ней было терпимо-прохладным и несколько брезгливым.

Луиза в разговоре всегда подчёркивала, что происходит из какого-то очень древнего знатного рода. Так и говорила: «Моя родословная тянется к далёким векам, когда жив был Людовик Четырнадцатый». Странное мужское имя «Людовик» никаких ассоциаций не вызывало, да и какая разница, кто такой этот Людовик, и который он по счёту, хоть четырнадцатый, хоть двести двадцать пятый. И неважно, от кого она произошла… «Да хоть от коровы!» – в сердцах думал Махмуд, но досады своей никогда перед ней не обнаруживал.

Чувств к Луизе он не испытывал никаких – ни к ней, ни тем более к её знатному древнему роду. Но, видя, как она начинает трепетать, дрожать всем своим тщедушным телом и заикаться, как только взглянет на него, жалел её очень. Самое неприятное, при этом она покрывалась пунцовыми пятнами, чем вызывала у него страх и отвращение. Да ещё и постоянно норовила потерять сознание от охвативших её чувств.

Махмуд понял уже давно, что Луизе, по большому счёту, даже интимная близость с ним не очень-то и нужна, и это не могло не радовать. Ей бы лишь убедиться в том, что он ценит её, её чувства к нему и испытывает то же самое. Убедить её он умел в чём угодно, как никто другой.

Влюблённая девушка постоянно задавала ему один и тот же вопрос, смысла которого не уловить.

Вопрос звучал так:

«А ты любишь меня?»

Глядя в эти огромные, полные печали и надежд глаза, ответить «Нет» было кощунством. На его утвердительный кивок в сочетании с пламенными раздевающими взглядами, которые он из себя буквально выдавливал, она ещё больше бледнела и решалась задать ему ещё более бессмысленный вопрос:

«А как? Ну как ты меня любишь? Скажи – как? Ну, скажи же, скажи, любимый», – чем ставила его в тупик и вызывала головную боль.

В таких безвыходных ситуациях ничего другого не оставалось, как зажать своим ртом её большой как у лягушки рот долгим, сводящим её с ума поцелуем, от которого девица млела, слабела у него на глазах и задыхалась, почти теряя сознание. В такие минуты Махмуд не на шутку опасался, что девушка вот-вот растворится у него в руках и исчезнет. Поэтому спешил подхватить её, нёс дрожащую и разомлевшую на их «ложе любви», как она называла колченогую кровать с продавленным матрацем, осторожно укладывал там и накрывал пледом, лишь для того, чтобы обозначить контуры её тела. Только таким способом Махмуд мог избавиться от навязчивого жуткого ощущения бестелесности этой девушки, а Луиза – поверить в силу и глубину его чувств.

После всего этого цирка он, деловито задержав взгляд на наручных часах, с мужественной грустью, но твёрдо заявлял, что ему давно пора на работу, он спешит, и его могут уволить из-за любви к ней.

– Но мне так трудно покинуть тебя! О, любовь моя! – восклицал он патетически и принимался метаться по комнате. – Хорошо, я не уйду, и пусть меня уволят! Пусть! Зато мы навсегда останемся вместе!

Только после этого Луиза пугалась не на шутку и отпускала его от себя с отрешённостью, преданно глядя ему вслед бездонными голубыми глазами и шепча, как заклинание:

– Je t'aime… Je t'aime… Je t'aime…[20]20
  Je t'aime… Je t'aime… Je t'aime… – Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я люблю тебя… (франц.)


[Закрыть]

Махмуду приходилось терпеть весь этот кошмар, притворяясь влюблённым и печальным из-за того, что они не могут быть вместе постоянно. Она верила в это и тоже грустила, что живёт в Лионе, а он – в Хургаде.

Образ Луизы ещё долго преследовал его, даже когда она находилась уже далеко, в своей Франции: ему часто снились прозрачные девушки, похожие на медуз, которые протягивали к нему свои скользкие щупальца и требовали клятв в любви.

Весь этот театр влюблённых идиотов нужен был по той простой причине, что от француженки была какая-никакая, но польза: она каждый раз привозила для него что-нибудь по-настоящему старинное и ценное из коллекции фамильных украшений или предметов домашней утвари своей знатной семьи.

Как утверждала Луиза в перерывах между объяснениями в любви, эти вещи явились бы бесценными сокровищами для любого коллекционера, к коим ей странным образом хотелось причислить и Махмуда, что искренне удивляло его, так как он никогда не замечал за собой тяги к коллекционированию. Однако разубеждать её он не решался.

Махмуд был уверен: Луиза ничего не пожалеет для него… «…Особенно потёртой дырявой кухонной посуды и старых, поблёкших от времени побрякушек…» – думал он с ехидцей. Она утверждала, что все эти якобы бесценные сокровища ни в какое сравнение не идут с тем глубоким чувством, которое она питает к нему. Сам же он, в предметах старины разбирающийся примерно так же, как Луиза разбиралась в мужчинах, тайно сбывал вещички одному солидному американцу арабского происхождения, который посещал города Египта именно для скупки предметов старины.

Казалось, американцу безразлично, что покупать, лишь бы вещь была потёртой и выцветшей. Всякие кубки, бокалы, серебряные половники странной формы, ложечки и блюдца с женскими головками в чепчиках, розочками и сердечками, сотканными из листвы и с какими-то мелкими золочёными буковками на задней поверхности, перекочёвывали к нему. Именно эти едва различимые буковки скрупулёзно рассматривал американский коллекционер под лупой, после чего поспешно расплачивался с Махмудом, без сожаления расставаясь с заранее оговорённой суммой. Затем исчезал из Хургады надолго, до следующего приезда француженки, о чём просил предупреждать его загодя. Луизе же на вопрос о местонахождении антиквариата Махмуд врал, что ценности хранятся в надёжном месте, у его отца – знаменитого коллекционера – в их фамильном доме в Каире. После таких слов нечто похожее на улыбку счастья озаряло бледное лицо девушки. И тогда она говорила дрожащим голосом, любовно глядя на него своими небесными глазами: «Я так горжусь тобой, хабиби…»

Была у него ещё одна… Немка… Фрау Гретхен. Эта, как назло, почти всё время проводила в Хургаде и нуждалась в нём гораздо чаще, чем ему того хотелось бы. Одинокая скучающая дама преклонного возраста, вся такая чопорная и строгая, она питала к нему более чем нежные чувства.

Когда-то в далёкой молодости фрау Гретхен лишилась ноги в какой-то катастрофе, чудом оставшись жива. С тех пор к её бедру пристёгивался протез. Если она вдруг забывала смазать его металлические части специальным маслом, то при ходьбе протез начинал душераздирающе скрипеть и скрежетать, пугая окружающих.

Больше всего на свете Махмуд боялся тех моментов, когда старая ведьма лежала в постели полуобнажённая, скинув с себя шёлковое покрывало в ожидании эротических утех, и плотоядно улыбалась беззубым ртом. Рядом на прикроватной тумбочке в специальном рассоле лежал её зубной протез, а к изголовью кровати была прислонена отстёгнутая механическая нога.

Старуха лежала в постели неподвижная, бледная, освещённая лишь тусклым светом зловещих бликов от огромных ароматных свечей, расставленных заранее по всей спальне, как для какого-то жертвенного ритуала. Зрелище было ужасающее: эротическое белье, призванное разбудить желания плоти, наоборот, отторгало, лишь ещё явственнее подчёркивая сморщенное, как печёное яблоко, дряблое рябое тело с единственной ногой, плотно обтянутой шёлковым розовым чулком с блёстками. Она не спала, а лежала неподвижно в ожидании любви.

Несбыточной мечтой Махмуда было прийти в спальню в полной темноте и прилечь к уже спящей фрау. Но игривой немке не спалось и предаваться любви нравилось именно при странном свете догорающих свечей и никак иначе, что удавалось ему только после двойной дозы магического зелья. Любовники принимали его перед самим актом, на пару раскурив кальян, что являлось одним из элементов прелюдии: её это ещё больше распаляло, а его расслабляло.

Фрау Гретхен жила в Хургаде почти круглый год, занимая просторную комфортабельную виллу на самом берегу моря. Пару раз в году, в самые жаркие месяцы, она улетала в Германию по делам, но довольно скоро возвращалась. Старая карга пребывала в полной уверенности, что Махмуд скучает по ней и с нетерпением ждёт обратно. Он её не разубеждал, устраивая трепетные встречи по скайпу чуть ли не каждый вечер. Лил горючие слёзы в веб-камеру, убивался, что без неё пропадёт, и требовал немедленного возвращения.

Фрау Гретхен принимала весь этот спектакль за чистую монету или делала вид, что верит. Ей определённо льстило внимание молодого красавца-египтянина, но она, с присущими ей кокетством и жеманностью, сообщала ему, что сама пока не очень успела соскучиться и ещё немного побудет в Европе. Но скоро вернётся к нему и, разумеется, не забудет предупредить об этом. Махмуд полагал, хоть и не совсем был уверен, что она летала на родину не просто так, а для замены или ремонта своих протезов, не доверяя местным ортопедам и протезистам столь важные для неё атрибуты как искусственная нога и обе челюсти. Дни её отсутствия на египетской земле были для него по-настоящему праздничными, невзирая на то, что выклянчить для себя возможность жить одному на вилле немки ему никогда не удавалось. Фрау наотрез отказывала ему в этом благе, и о причинах отказа можно было догадываться. «Ревнивая ведьма…» – досадовал Махмуд, скрипя зубами.

Фрау Гретхен, надо отдать ей должное, кроме неуёмной сексуальности проявляла исключительную прямоту в отношениях с мужчинами. С первого же дня знакомства с Махмудом она заявила, что собирается использовать его для возрождения своей молодости, восстановления жизненных функций и продления жизни. В свою очередь, ему позволяется использовать её для регулярного пополнения его банковского счёта, если ему это удастся. Махмуд знал, что старуха-немка баснословно богата, но бесконечно жадна. Понятие о порядочности в делах и душевная щедрость у неё отсутствовали напрочь. Зато она умела доказать недоказуемое и каким-то образом всегда оказывалась права. Действовала она с немецкой точностью и без осечек. Обещания, которых она никогда не выполняла, но и не отказывалась от них, каким-то магическим образом сходили ей с рук. Обещала она многое: «золотые горы», если останется довольна Махмудом и получит неземное наслаждение. Обещала она ему и гражданство Германии, и готовый процветающий бизнес в Берлине, и хорошую машину, и дом с пышным садом в престижном районе. Он слушал её, как слушают сказку дети, и не мог не верить. Слишком правдоподобно всё это звучало из её уст, слишком красочно расписывались все преимущества близких с ней отношений.

Надо сказать, старуху он выносил с трудом и побаивался. Ей удавалось отравить даже те ночи, когда она отсутствовала в Хургаде. Скрип протеза, беззубая улыбка или клацающая вставная челюсть на тумбочке мерещились ему по ночам. Тогда он вздрагивал, просыпался в холодном поту, с ужасом прислушиваясь к ночным шорохам и опасливо вглядываясь в темноту. Однако ожидание золотых гор пересиливало страх, поэтому Махмуд старался не разочаровывать богатую старуху и всегда был рядом, когда та нуждалась в нём. Бывало, что фрау Гретхен подкидывала ему денег, только случалось это крайне редко – лишь в моменты её хорошего настроения или в минуты романтической рассеянности.

«Женщины… женщины…» – вздыхал Махмуд.

Воспоминания об этих женщинах навеяли мысли о последней из них, о Сандре. «…Видимо, потому что мне нужны деньги, – понял он. – Много денег…»

И всё это из-за мадам Шуфии… Хотелось выглядеть перед хозяйкой успешным хургадинским бизнесменом, этаким предприимчивым, образованным современным парнем. Он долго думал, в какой бы сфере это ему подошло бы больше всего, и не без гордости понял: в амплуа игрока на валютной бирже. А для этого нужны хоть какие-то деньги на счёте и некоторые навыки.

Навыки игры он имел, точнее, думал, что имеет. Когда-то давно Якио установил ему на компьютер обучающую программу, что-то вроде биржевого тренажёра, на виртуальном учебном счёте которого числился виртуальный миллион долларов. Махмуда это так вдохновило, что он без промедления с азартом приступил к игре: продавал валюту, покупал, снова продавал. В конце концов проигрался в пух и прах, и это произошло всего за несколько вечеров. Страданиям его не было предела: проигранного не вернуть…

Как наставлял Якио, нужно было вовремя остановиться и забыть о потерях. Он так и говорил: «Махмуд, о потерях забудь!» Остановиться-то он остановился… но слишком поздно: от виртуального миллиона остались крохи… какие-то пятнадцать тысяч. Кто смог бы забыть о потере такой сумасшедшей суммы! Единственное, что удалось, так это не дать разыграться своей фантазии и не вообразить проигранные деньги уплывающими к кому-то другому в виде аккуратно сложенных пачек стодолларовых купюр.

Махмуд имел представление об одном из важнейших правил биржевой игры, правда, весьма смутное, хоть японец не раз упоминал о нём: слушать сигналы. Однако сколько ни прикладывал он ухо то к клавиатуре, то к монитору, даже к дисководу прислушивался, никаких сигналов слышно ему не было.

Оказывается, как впоследствии объяснил Якио, до крайности раздражённый его бесконечными расспросами и нытьём, эти сигналы едва уловимы и исходят вовсе не из монитора или клавиатуры или откуда ещё, а становятся понятны по диаграммам и графикам биржевых сводок, и доступны не каждому, а лишь тому, кто разбирается в сложных биржевых показателях.

– Ты глухой, Махмуд! – был вердикт Якио, произнесённый ехидным тоном и с отвратительной усмешкой в хитрых узких глазах.

Махмуд тогда сник и стушевался, но втайне не переставал мечтать о восстановлении виртуального счёта до миллиона, однако как сделать это, понятия не имел, а Якио с тех пор оставался глухим к его мольбам о помощи.

Так и остался Махмуд с пятнадцатью тысячами виртуальных долларов, приняв единственно правильное решение раз и навсегда забыть о подобных играх: никаких виртуальных денег, никаких виртуальных потерь, никаких биржевых тренажёров. Однако флешку с программой «Биржевой тренажёр» суеверно хранил у себя на груди на золотой цепочке. Всё же пятнадцать тысяч, хоть виртуальных, согревали душу и придавали уверенности.

Сандра… Сандра… не успел Махмуд подумать о той женщине и выудить из глубин памяти её образ, как неожиданно раздался звонок скайпа и на экране ноутбука высветилось имя «Сандра». Так всегда… «На ловца и зверь бежит», – вспомнилась ему мудрая поговорка.

Ну что ж, почему бы не пообщаться с европейкой, тем более такой, как эта…

Много надежд и ожиданий он связывал с ней, хоть и зол был на неё. Вот так бездарно явиться к нему в Хургаду с пустой банковской карточкой, тем самым оставив его, любимого человека, без денег… Она не оправдала его ожиданий.

Простить этого Махмуд ей не мог. Приняв недовольное выражение лица, он нажал на кнопку ответа.

Глава 11

С экрана ноутбука на Сандру холодно смотрел Махмуд.

– Осама! Осама… Как давно мы не виделись! Мне нужно столько тебе рассказать… Я так виновата перед тобой, прости, любимый, – задыхаясь, дрожащим голосом лепетала Сандра.

Он молчал.

– Я целый месяц… целую вечность… никак не могла дозвониться до тебя, – путаясь и запинаясь, говорила она прерывающимся от волнения голосом. – Я так люблю тебя, так люблю… Я волновалась, всё ли у тебя в порядке, любимый.

Махмуд напрягся: «О чём это она? За что я должен её простить?» Весьма неплохое начало разговора.

Ему положительно нравилось общаться с этой женщиной. Чувство вины – как раз то, что нужно. Ещё чуть-чуть, и можно начинать вить из неё верёвки.

На всякий случай он горестно поднял бровь и прошептал:

– У меня всё плохо! Из рук вон плохо… в этом есть и твоя вина тоже…

Махмуд вскочил с места и, не закончив фразы, отошёл от журнального столика, на котором стоял ноутбук. Мысль работала быстро.

«Так, так, так… Эта дура прилетела ко мне из Дублина. Я встречал её в аэропорту. Дальше… Кальян, орфи, квартира. Утро. Подарки. Затем я её покидаю… Шарики. Торг…»

Махмуд улыбнулся, вспомнив, как удачно у него всё сложилось в тот день, но тут же загрустил от мысли о пропавшей тумбочке.

И всё… Больше он об этой Сандре не слышал. Значит, нужно всё обернуть в свою пользу: она, его молодая жена, в первый же день совместной жизни ушла, бросила его. И наверняка ходила по пляжу в полуголом виде, встречалась с другими мужчинами… Она, его жена, ему изменила! «Хорошо я придумал», – Махмуд в очередной раз похвалил себя за находчивость и смекалку.

Вернувшись к компьютеру, он остановил на Сандре тяжёлый долгий взгляд, выражающий укоризну, обиду, ревность, злость и ещё много всяких неприятных чувств.

– Как… Как ты могла? Как ты могла это сделать? – начал он.

– Что? – пролепетала несчастная женщина, подавшись вперёд, готовая внимать каждому слову любимого.

– Ты ещё спрашиваешь? Как ты могла так поступить со мной?!

Сандра в оцепенении смотрела в веб-камеру и молчала.

– …Бросить меня, хабибти… бросить и уйти к другому. Ты ведь жена мне! Я одного не пойму: почему ты так поступила со мной, что я тебе сделал? Почему ты уехала, так и не дождавшись меня? – каждое слово Махмуд произносил с надрывом. Потом добавил с безнадёжной грустью: – Я очень зол на тебя, очень…

Выдержав длинную паузу, во время которой Сандра чуть не потеряла сознание, Махмуд добавил дребезжащим от злости голосом:

– Когда я вернулся, чтобы забрать тебя домой, тебя там уже не было. Мне много плохого рассказали о тебе. Ты, видимо, не знаешь, но Хургада – город маленький, здесь все про всех всё знают. Я знаю, у тебя были мужчины! Признайся, это так? Только не ври мне, – угрожающе зарычал он, разыгрывая перед Сандрой уязвлённое чувство собственного достоинства.

Она обомлела.

– О, Осама… Что ты такое говоришь?! – запинаясь и захлёбываясь предательски брызнувшими слезами, выдавила из себя Сандра. – Погоди… выслушай меня… Я тебе сейчас расскажу. Я не виновата!

– Хорошо, – холодно ответил Махмуд, – я тебя слушаю. Говори.

Сандра начала сбивчиво рассказывать, что с ней произошло: её ограбили, вытащили деньги, косметичку с драгоценностями, банковскую карточку, мобильный телефон. Она не нашла в своей сумке ничего, кроме паспорта, просроченного авиабилета, пустого кошелька и щётки для волос. Кто-то проник в квартиру, когда она спала, и распотрошил её чемодан, вытащив оттуда всё ценное.

Сандра плакала и сбивалась с мысли, торопясь объяснить, как всё случилось. Постоянно оправдывалась и срывалась на невнятные воспоминания о женщине и её муже-египтянине, рядом с которым она почему-то оказалась в постели, когда еле спаслась от смерти, чуть не отравившись газом.

– Каким ещё газом? Что ты мелешь?! – возмущённо размахивал руками Махмуд со злостью и недоумением.

– Осама, милый, любимый… Меня хотели отравить, но я не знаю этих людей, клянусь тебе, клянусь…

Махмуд ничего не мог понять. Женщина с её сбивчивой речью казалась обезумевшей, но это было ему только на руку.

В завершение своего путаного рассказа Сандра бросилась к ящику стола, где хранила странный документ – орфи-контракт, крикнув в камеру:

– Любимый, ты только не отключайся, я сейчас, мигом.

Подбежав обратно к компьютеру, развернула документ и приблизила его к окошку веб-камеры.

– Осама, дорогой, посмотри на этот документ…

Махмуд, сощурив глаза и приблизившись к монитору, вглядывался в нечёткую копию орфи-контракта Сандры с таксистом Али, будто впервые видел его.

– Осама, милый, любимый… объясни мне, что это означает? Я голову ломаю, понять не могу, как мог оказаться у меня в сумочке этот документ! – рыдая, говорила Сандра.

– О, Аллах Всемогущий! И ты ещё меня спрашиваешь… Эта женщина меня спрашивает, как оказался брачный контракт с другим мужчиной в её сумке!.. – воскликнул Махмуд, подскочив на месте.

Казалось, его возмущению нет предела. Он гневно продолжал, почти срываясь на крик:

– Как мог оказаться в твоей сумочке этот документ?! Это ты, ты мне должна объяснить, как! Как, как?.. Есть только одно объяснение.

Сандра выжидающе сквозь слёзы смотрела на Махмуда и ловила каждое его слово.

– …Этот мужчина женился на тебе! Значит, ты не просто изменила мне! Ты совершила великий грех, предала самое святое для меня: исламские устои семьи. Ты замужем за другим! О, несчастная! Аллах покарает тебя за такое! Аллах покарает меня! Как ты могла, как ты могла, – грохотал голос Махмуда из компьютера.

– Я ничего не знала, – пролепетала Сандра.

Казалось, земля уходит из-под ног.

– Здесь столько имён… Я не знаю, откуда у меня этот документ, поверь мне, любимый! Ты должен мне верить! Я не изменяла тебе… Я твоя… только твоя, Осама. Я тебя, только тебя люблю… – в отчаянии шептала она.

– Мало мне неприятностей, так ты разбила мне сердце! – не слушая её и не обращая внимания на её слезы, продолжал Махмуд, – я самый несчастный человек на свете… о, горе мне, горе!.. Какой позор!

Он уронил голову на ладони, и плечи его затряслись, но не от рыданий: он беззвучно хохотал. Хохотал до слёз, до колик. Хохотал издевательски, глумясь над наивной ирландской курицей, которая так ничего и не поняла и которую так легко удалось обвести вокруг пальца.

Однако следовало немедленно успокоиться и срочно придумать, как извлечь пользу из этой дуры. Было понятно: она уже готова на всё.

– Вот что! – жёстко начал Махмуд, сверкая на Сандру гневными глазами.

Он видел, что женщина напряглась как струна, готова ловить каждое его слово, и знал, что она сделает всё от неё зависящее, только бы прекратить этот ужас. «Только бы простил, только бы поверил…»

– Да, дорогой, всё, что угодно! Всё, что скажешь…

Махмуд с трудом подавил усмешку. «Ну что ж… пора приступить к главному», – с издёвкой подумал он и прошипел, с обидой глядя в монитор.

– А ты приезжай. Приезжай и всё объясни сама, глядя мне в глаза, в глаза своему опозоренному мужу. А я послушаю…

– Хорошо, – сразу согласилась Сандра. – Я как раз потеряла работу. Так что теперь совершенно свободна и могу прилететь в любое время… хоть сегодня, хоть завтра. Я всё тебе объясню, ты выслушаешь и поймёшь меня, и мы с тобой начнём новую жизнь, – отвечала она, захлёбываясь слезами.

«Что ты сказала?! Ах, эта курица ещё и работу потерять умудрилась! Вот дура!» – задохнулся от возмущения Махмуд. Это же в корне меняет дело. Интерес к этой женщине стремительно угасал. «Но всё же какие-то деньги должны были у тебя остаться…» – забеспокоился он, зная бережливую натуру Сандры. И ещё… ни для кого не секрет, что безработным в Европе платят очень даже неплохое пособие, на которое можно жить и даже откладывать на чёрный день.

Тем временем Сандра, набравшись духа, продолжила:

– Знаешь, а ведь я не всё тебе сказала. У меня есть и хорошая новость для тебя. Я…

Но Махмуд резко прервал её, не позволив завершить фразу.

– Подожди… не спеши. Ты меня не так поняла, я не то хотел сказать, – заговорил он, несколько смягчившись и добавив в голос сахарного сиропа. – Приезжай, конечно, ты же знаешь, я всегда рад тебе. Но только не прямо сейчас. Не делай глупостей, малышка. Приехать ты всегда успеешь, ты лучше работу ищи.

Затем, выдержав длительную паузу, он медленно проговорил, пристально глядя ей в глаза:

– Вот что я ещё подумал…

Сандра смотрела на него вопрошающе.

– Только ты, конечно, сейчас всё неправильно поймёшь и опять наделаешь глупостей…

Он в очередной раз вскочил со своего места и отбежал от ноутбука, но вскоре вернулся.

– Нет, нет, я пойму тебя правильно! Говори, любимый, – воскликнула Сандра, у которой появилась хоть какая-то надежда на то, что разговор с Осамой наконец-то повернул в доброжелательное русло. Она украдкой вытерла слёзы, с надеждой и мольбой глядя в веб-камеру и слабо улыбаясь.

– О, нет, я не могу! Не могу! – кричал Махмуд в порыве уязвлённого мужского самолюбия, но вскоре «сдался». – Ну ладно, хорошо, если ты настаиваешь, я скажу!

Сандра вся обратилась в слух:

– Ты правда хочешь услышать это? – грустно произнёс он.

– Да, да, очень! Я вся внимание.

– Обещай мне. Поклянись Богом, что не перестанешь уважать меня как мужчину, – почти рыдал Махмуд.

– Обещаю. Клянусь!

«Как он несчастен. В чём он нуждается? Чем бы помочь… как трудно находиться вдалеке от него!» – переживала Сандра, изнемогая под навалившимся на неё огромным чувством вины.

Махмуд заговорил, всем своим видом показывая, как непросто даётся каждое произнесённое им слово:

– Мне нужны деньги. Много. Не спрашивай, зачем. Только не спрашивай, я и так себя чувствую не мужчиной. Мне очень стыдно. Скажи сразу, что не сможешь помочь, и я начну искать другие источники, – выпалил он.

«Ах, деньги… Всего-то! Ему нужны деньги!.. Всего лишь бумажки, презренные купюры. Но они помогут… Какое облегчение!» – Сандра радостно улыбалась Махмуду сияющими любовью глазами.

– Ну что ты, Осама. Что ты такое говоришь, милый! У меня есть… у меня есть деньги, и я тебе вышлю… сколько нужно. Не надо искать никакие источники! Я даже знаю способ, как быстро получить деньги сразу же после того, как я тебе их отправлю. Слушай меня, я тебя научу, – вдохновенно заговорила Сандра.

Она вдруг отчётливо вспомнила, как совсем недавно в Хургаде получала высланные матерью деньги, и как это оказалось просто.

– У вас там есть офис Western Union… – продолжала она.

Сандра видела, как меняется выражение лица возлюбленного от отчаяния до удивления, и на душе потеплело.

– И у нас в городе тоже есть офис этой компании, – ликующим голосом сообщила она. – Дай мне полчаса… Я тебе вышлю деньги через эту денежную систему. Говори, Осама, сколько нужно?

«Сколько мне нужно… сколько?» – лихорадочно пытался сообразить Махмуд.

– А сколько ты сможешь? – быстро спросил он.

– Я так и знал! Всё! Всё!.. Забудь! Мне нужно искать деньги. Поговорим как-нибудь позже. Пока… будь счастлива, – ледяным тоном проговорил Махмуд, делая вид, что собирается отключить видеосвязь.

– Погоди, погоди… Не уходи!.. Только не уходи, прошу тебя, любимый.

Сандра вдруг подумала, что отдала бы все богатства мира человеку, ребёнка которого носит под сердцем.

– Назови сумму, любимый. У меня есть деньги, – глядя преданными глазами на Махмуда, твёрдо произнесла Сандра.

Он молчал, насупившись.

– Три?

Махмуд продолжал молчать и опустил голову.

– Четыре? Сколько? – не выдержала Сандра. «Игра в угадайку» может длиться вечность.

Махмуд поднял на неё глаза, в них стояли слёзы.

– Семь тысяч, хабибти, – обречённо прошептал он. – Семь… семь!

– Ок. Я вышлю тебе семь тысяч.

Он был потрясён.

– Нет! – возопил он. – НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Однако, чтобы не выдать обуявшего его восторга, моментально взял себя в руки и проговорил дрожащим голосом:

– Хабибти, я сейчас скажу что-то, только ты не волнуйся.

Сандра напряжённо ждала.

После недолгой паузы он вымолвил, всхлипывая, смахнув слезу с гладко выбритой щеки:

– Считай, что ты спасла мне жизнь!

Красивое его лицо, ещё мгновение назад искажённое плаксивой гримасой, теперь сияло от счастья. Сандра видела, что сдержать эмоции у возлюбленного не получается. Она тоже ликовала! За столько времени – это её первый счастливый день! Будто яркое солнце ворвалось в унылую опостылевшую квартиру и одарило своим ласковым теплом. Её Осама улыбается! «Ты улыбаешься мне, своей Сандре! Ты больше не считаешь меня падшей женщиной и изменницей». Теперь она чиста перед ним. Нет больше пропасти между ними! За это ощущение безграничного счастья Сандра была готова на всё.

Она проговорила уверенным тоном, не терпящим возражений:

– Осама, слушай внимательно: сейчас мы с тобой закрываем скайп, я сразу же иду в офис Western Union и отправляю тебе семь тысяч евро. Напиши мне полностью своё имя, как в паспорте, и номер телефона. Слушай, представляешь, у меня же до сих пор нет твоего телефона, – рассмеялась она беззаботно, с любовью и преданностью глядя в веб-камеру.

– Телефон я напишу. Вот он, – Махмуд поспешно напечатал в окошке чата комбинацию цифр с кодом Египта, после чего добавил: