Текст книги "Город двух лун. Первая книга романа «Завет Нового времени»"

Тайна звонаря Аникея

Колокольная площадь заполнена народом. Люди кричат, спорят, проклинают. И среди этого разгула деревенской демократии подошёл к Велимиру звонарь и крепко ухватил его за локоть.

– Пойдём, Велимирушка, – сказал старик твёрдо, и было видно, как тяжело ему даётся этот, вроде бы бесстрастный, тон. Из старческих глаз лились слёзы, а руки дрожали, но старик повторил свою просьбу, усилив её тем, что теперь уже двумя руками ухватил Велимира и прокричал:

– Прошу тебя, уведи меня, старого, от этого места!.. Горе! Какое горе мне ниспослал Вседержитель! Что за муку принял я? Жить, Велимирушка, не хочется.

– Ну что вы, Аникей Евстафьевич, то, о чём вы сейчас подумали – по вашим понятиям… ну, то есть, по церковным законам – это грех. Негоже вам о таком говорить. Починят нашу девочку…

Велимир отводит старика домой. По пути Аникей расплакался. Когда пришли, дед Аникей попросил:

– Побудь со мной, хочу тебя о чём-то попросить.

– Аникей Евстафьевич, – прямо сказал Велимир, – я догадываюсь, о чём пойдёт речь. Я устал. Сегодня не самый лучший день в моей жизни. Говоря на понятном вам языке, я поддался искушению и ревности, и пожелал убить человека…

– Велимирушка, – нет человека, который бы мысленно не убил за подобное. Человек – скопище греха.

– Дед Аникей, а ведь я это почти сделал. А теперь вот хочу избавиться от улик!

– Успеешь! – повысил голос звонарь. Да так, что Велимир оторопел.

– Ты что наделал, антихрист! – прокричал старик. – Зачем при людях моё сердечко невестой своей назвал?!

– А затем, что свататься вчера приходил.

– Уже вчера она сделала свой выбор, поганец! И ты это знал! Идём в дом!

Велимир послушно оставил вездеход, следуя за стариком.

– Я, дед Аникей, исполнял вашу волю, – оправдывался Велимир.

– Моя воля была, чтобы ты присмотрел за ней, а не грубо вмешивался в её жизнь! Рассказывай, что у вас там произошло!

– Вчера на колокольне, – сказал Велимир, – они были вместе. Потом меня позвали посмотреть машину. Я уехал, а он с нашей девкой любовь вздумал крутить! – Велимир полез в карман за сигаретами, но дед Аникей так глянул на него, что тот засунул пачку назад.

– Я машину проверил и сюда! А за мною и его корешок увязался. Водила один признал его, и мне успел шепнуть… Я перепроверять не стал… Короче, жених замешан в криминальных структурах, как и его неразлучный дружок.

– А я, дурень, решил пригласить его в дом. Хотел познакомиться, – сокрушался дед.

– Вот и познакомились, – хохотнул Велимир. – Нет, Аникей Евстафьевич, это не жених для Марии, не принц на белом коне, а бандит и вор. У него в бардачке знаешь, что я нашёл? Билет в Израиль! На завтра… А сегодня он видишь, как поразвлечься решил. Ошиблась Мария, в сказку поверила: принц пришёл! Посланник Небесного Иерусалима!

– Господни пути неисповедимы, – крякнул дед.

– Точно! Потому-то в виде посланца и прислал твой Господь начисто уголовную компанию. Пока один машину проверял, второй вспомнил про девушку с колокольни! Спохватился, между делом, типа: ба, да я ещё деревенскую дурочку не осчастливил! А когда та сказала, что хочет его познакомить с дедом – испугался и сбросил с колокольни.

– Так значит, всё же, не насиловал, – тихо обронил дед.

– Что? – не расслышал Велимир.

– А ты к ней давно неровно дышишь?

– Давно.

– Вот, значит, и спасёшь девку!

– Аникей Евстафьевич, – пробасил Велимир, – девку лечить надо, а не замуж…

– Вот и займись этим. Благословлю вас пред иконами святыми. Всю оставшуюся жизнь за вас молиться стану. Назвался женихом… перед людьми… люди слышали!.. Знаешь, в каком месте колокольня стоит? Здесь Господь всё слышит. И слова твои он тоже мог… мог услышать твои слова, сказанные людям!

– Дед Аникей, деньги на лечение нужны. Большие деньги.

Где взять?

– А ты не подумай, Велимирушка. За тебя не замарашка деревенская идёт, а принцесса.

– У принцесс не только титул, но и наличные должны быть, – недовольно бурчит Велимир.

Дед Аникей вскочил на ноги: – Приданое у девки – тоже царское!

– Гляжу я на твои штопаные штаны, дед, и что-то мне мешает поверить в царское приданное.

– Есть приданное, Велимирушка, не сомневайся, есть, – засуетился старик и вынул из кармана мешочек с золотыми монетами царской чеканки. Одну монету извлёк и положил перед Велимиром.

Велимир присвистнул: – Сколько здесь?

– Десять монет. И каждая монета-империал из чистого золота, достоинством в десять царских рублей.

– И много ещё имеется таких империалов, достоинством в десять царских рублей?

– Довольно много.

– Аникей Евстафьевич! – охнул Велимир, и глаза его разгорелись! – Да с такими деньгами я в городе автосервис открою!

– Откроешь, Велимирушка, откроешь, – пел елейно старик, разбирая кровать, – и ещё останется, – добавил он, залезая под одеяло.

– Только ты не обижай моё сердечко – Машеньку. Съезди, Велимирушка, в больницу. Побудь рядом с ней. Утром мне доложишься. А деньги, Велимирушка, от чужого глазу прибери. Ну, спасибо, что проводил. Устал. Не знаю лекарства лучше, чем сон. Каждый день ложусь с мыслями об Отце Небесном, и ангелы Его забирают меня с земли нашей грешной. И всё тяжелей мне сюда возвращаться от чертогов Отца. Сам не знаю, вернусь ли утром в этот мир, нет ли. Так вот, если не переживу эту ночь… Дай икону, Велимирушка.

Икона старая, необычная. Очень тяжёлая. Велимир подносит её к деду, не сводя с неё глаз. Много серебра, и в красках золото.

Аникей приподнимается на кровати, перенимает икону и бережно кладёт на колени. Протирает её от пыли. Целует и поднимает над головой.

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, – произносит старик, – иконой Святой Богоматери благословляю тебя, Велимир. Стань моей девочке Марии опорой в этом жестоком мире безбожия. Целуй икону! Теперь ты мне внук. Подойди. Дай поцелую.

Велимир наблюдает за тем, как дед переворачивает икону, как открывает маленькую потайную дверку, вынимая из неё какие-то бумаги, как закрыл дверцу, перекрестил и, перевернув, поцеловал образ Святой Марии.

– А вот это, – старый Аникей подслеповато смотрит на свои колени, на которых лежат бумаги, – вот эти бумажки – список сокровищницы. Это приданное я хочу вручить тебе в день свадьбы. Но Господь может не захотеть отпустить меня от себя этой ночью. На этот случай я предусмотрел кое-что, благодаря чему ты сам скоро узнаешь, где это всё можно найти. Я стар для хранителя сокровищ. Возможно, настало время, когда я смогу наконец-то избавиться от этой тяжкой ноши.

– Можно взглянуть? – спросил Велимир, и голос его прозвучал растеряно и глухо.

– Конечно, – рассмеялся старик, вынимая зубы и складывая их в стакан с мутной водой, – сокровища – теперь твоя головная боль. Читать закончишь – не забудь свет погасить. Бумаги в икону спрячешь. Привыкай к порядку. Сокровища порядок любят. И не забудь: утром жду от тебя вестей о Машеньке, из больницы.

Старик тут же захрапел, одним глазом наблюдая за Велимиром. А тот сидел над списком и думал: «Но где же, старый чёрт, ты всё это прячешь?»

Сложив бумаги в икону и погасив свет, Велимир попытался покинуть жилище старика, но, совершенно опьяневший от мыслей о золоте, ошибся дверью и вошёл в комнату Марии. Свет люстры осветил её домашний мир. Велимир видит кровать, комод, фотографии.

– Чертовски привлекательная глупышка, – прохрипел Велимир. – Прости, но после того, как ты с ним переспала, я просто обязан… на тебе жениться! Как порядочный человек… Так хочет твой дедушка, старый хранитель несметных сокровищ. А твоего любимого я засажу в тюрягу. Пусть ему там сломают целку! Это будет моральная компенсация за то, что беру тебя, милая, не девушкой.

Он выключил свет, вышел из дома, сел в машину и, громко хлопнув дверцей, закурил. Затем высыпал из мешочка золотые монеты. Одну положил на зуб и, зарычав, стал кусать её.

Старый Аникей дождался, когда Велимир наконец-то уехал. Тогда старик встал, достал из стакана зубы, распрямился во весь свой исполинский рост, нервно заходил по дому и, сунув нож в голенище, вышел со двора.

Велимир перепрыгивает через две ступеньки подъезда Городской травматологии. Он проносится через приёмный покой, поднимается на второй этаж и заглядывает в ординаторскую. Там, на диване, лежит пожилой мужчина, укрытый белым халатом.

– Доктор, вас можно? – будит он врача.

– Вы, собственно, по какому вопросу? – приподнимается с дивана врач.

– К вам девушку из Звездино привезли…

– Марию! – доктор вскочил и набросил на плечи мятый халат. – Машеньку.

– Это моя невеста, – сказал Велимир. – Я хотел бы услышать диагноз именно от вас, уважаемый… э-э-э…

– Рувим Яковлевич…

– Уважаемый Рувим Яковлевич! Что с ней, а?

– Жива ваша невеста! Жива, слава Богу! Вам повезло… – врач зацокал языком. – Это ж надо ж, чтоб такое… а какие глаза!

– Она пришла в сознание?

– В сознание она пришла. Только у неё… как бы вам сказать понятней?.. – врач снова зацокал языком. – Такая молодая… да, так вот… глаза открыла – глаза, как с иконы! А память придётся восстанавливать. Амнезия, знаете ли. Мы её попридержим, понаблюдаем, но процесс восстановления займет большой промежуток времени. Гарантии, что память вернётся к ней на все сто процентов, лично я, Рувим Яковлевич Шапиро, не дам. Вы меня поняли?

– Я вас понял. Я вас очень замечательно понял! – едва скрывал свою радость Велимир. – Доктор, ведь главное, что она жива! К ней в палату можно?

– К ней вы можете войти, но не факт, что она вас узнает.

Правда, ваше появление может оказать положительное эмоциональное воздействие на повреждённый участок мозга. Вы ведь жених? Пойдёмте, я провожу вас к ней.

Велимир очень скоро выходит из палаты:

– Доктор, как, вы сказали, называется её болезнь?

– Амнезия.

– Да-да. Это важно. Так вы утверждаете, что она ничего не помнит?

– Да, сейчас она ничего не помнит. Несомненно лишь то, что память со временем восстановится, но какой-то слой информации всё же будет недоступен её мозгу, – ещё раз объяснил доктор.

– Спасибо, Рувим Яковлевич! – Велимир обнял доктора. – Сейчас я спешу. Но обещаю, что буду наведываться. Я в Звездинском МТС механиком работаю. Если есть проблемы с машиной – добро пожаловать.

– О! Я слышал про вашу фирму! Вы – капиталист! Из деревенской слесарной мастерской устроили автосервис европейского класса! Похвально! Очень рад был познакомиться! К сожалению, повод для знакомства выдался не очень весёлый. Но это – жизнь.

– Мы подружимся. Вы мне вернёте Марию, – Велимир широко улыбнулся, показывая два ряда крепких зубов. – Я верю в вас, доктор, – он вышел из больницы и сел в вездеход.

Через полтора часа Велимир въехал в деревню и направился прямиком к МТС, где у шлагбаума стоял припаркованный серебристый «Фольксваген». Погасив фары, он вышел из машины и, воровато оглянувшись по сторонам, нырнул под «Фольксваген».

– Я тебя технично урою, – бормотал он, включая фонарик, – без огня и шума… Что за чёрт? Где эта хрень? – Велимир ударился головой о днище машины и неуклюже вытер холодный пот со лба.

«Где бомба? Кто снял? Неужто жонглёр? А если участковый?..» – Он услышал шум подъезжающего мотоцикла… из него раздался голос пьяного Бубна и женский хохот.

Велимир, пригнувшись, поспешил к вездеходу, и едва успел спрятаться. Он увидел, как Бубен подошел к своей машине, но, заметив вездеход, резко поменял намерение.

На плече у Бубна – баул. Подойдя к вездеходу, он оглянулся, поставил баул на землю и, вынул из него самодельную бомбу. Ту самую, которую Велимир не обнаружил под «Фольксвагеном». Он ловко прикрепил её к днищу вездехода.

– Вот так! – хохотнул Бубен. – Кто к нам с мечом, тот от меча и… бжжжж!!! – руками он изобразил взрыв. – Ну, Звездино, не поминай лихом. Прости и ты, брат! – Бубен сел в машину и спешно покинул деревню. До назначенного времени встречи с заказчиком оставалось два часа.

Велимир медленно открыл дверцу машины и аккуратно вышел, затем осторожно обезвредил бомбу и произнёс:

– А ты, жонглёр, совсем не прост.

Сложив составные части в полиэтиленовый кулёк, он быстро прошёл к вагончику, отпер его и включил свет.

Прошёл к несгораемому шкафу; по пути задев стол, громко выругался. Сложил в сейф взрывчатку, запер тяжёлую дверь. Положив ключ в ящик стола, он глянул на электронные часы.

На них высвечивалось время: 21:21.

Тем временем, в деревенской темноте, ковыляет к дому оперуполномоченного дед Аникей.

– Греков! – стучит он палкой в окно. – Лёша, это я, Аникей Евстафьевич! Худо мне, Лёша! Открой, поговорим.

Капитан Греков, в кальсонах и милицейской фуражке, отворил дверь в избу и заспанно кивнул.

– Заходи, Евстафьевич. Не шуми. Жену не надо будить. А то всю ночь перемелет своим длинным языком, – Греков, усадил старика на летней веранде.

– Лёша, – сказал дед Аникей участковому, – плохо мне. Боюсь, не доживу до Пасхи. Хочу перед смертью этому ироду в глаза взглянуть. Дай мне, Лёша, побеседовать с этим… посланником… Запри меня вместе с ним на пару минут. И никому о том не говори. Мне надо видеть его глаза. Я хочу убедиться в том, что мне умирать пока рано…

– Дед Аникей! – сонный капитан сел на табурет. – Я впущу тебя к нему в камеру, а ты его замочишь! И по секрету скажу: будешь прав! Но так дело не пойдёт! Мне двух мокрух не надо! Живым и почти невредимым мы передадим его в руки правосудия.

– Мне бы только поглядеть на него, Лёша, – не унимался дед.

– Ну, это удовольствие я тебе могу предоставить, – Греков взглянул на часы. – В десять утра из городской прокуратуры за ним приедет машина. В прокуратуре им займутся всерьёз. Зуб у них на предателей родины. Иди спать.

– Нет, пойдём к нему теперь! – настаивал Аникей. – Не тяни резину.

– Отчего – пойдём? поедем! Мотоцикл под домом. Рано утром соберёмся и поедем. А теперь – ночь. Ментам тоже спать надо. Сил набираться! Да и выпил я. Такой день, понимаешь… Внучку твою жалко, веришь, аж до хруста в костях!.. За неё и вздыхаю всё… – Греков встал с табурета, зашел в дом и вернулся с начатой бутылкой водки и двумя стаканами. Поставил всё на табурет и снова исчез за дверью избы. Через минуту он появился с банкой солёных огурчиков и тарелкой маринованных грибов. Разлил водку по стаканчикам. Протянул старику:

– Выпей, дед, и ложись. Я тебе уже на диване у входа постелил. А в семь часов я тебя разбужу. И поедем. Нож-то из голенища вынь, не ровен час, поранишься. В твоём возрасте это уже недопустимо… Давай, лучше… за здоровье внучки твоей. Чтобы не дал ей Господь помереть, лапушке, – капитан вздохнул, – бывало, трясусь на мотоцикле, а она увидит, остановится, улыбнётся и взглядом проводит. Добрым-добрым…

Дед заснул на стуле, и скрюченное тело атлета снова непроизвольно распрямилось. Греков принёс плед и укрыл старика. Взглянув на его нож, всё так же торчащий за голенищем валенка, он одобрительно кивнул и подумал: «Правильный старик. Прямой. Без выкрутасов. Сказочный персонаж. На такого фоторобот составлять – одно удовольствие. А уж протокол, так совсем обхохочешься…»

Деревенский участок, где в отдельной камере был заперт Аркадий, находился рядом с сельсоветом. Капитан Греков открыл камеру и вошёл к задержанному:

– Гражданин Гольберт, к вам посетители. Беседа в моё присутствии. – Лёша пропустил старика внутрь. – Пять минут? – вопросительно посмотрел на старика.

Дед и Аркадий пристально уставились друг другу в глаза.

Участковый наблюдал, как рука старика медленно потянулась к голенищу. Капитан напрягся. Он внимательно следил за старым Аникеем и понял, что того оставляет решительность. Капитан перевел взгляд на задержанного. Лицо его выражало удивление и, как ни странно, радость!

– Вы её дёдушка! – сразу догадался Аркадий и вскочил со шконки. – Она мне говорила о вас!.. Очень приятно, что вы пришли… хотя, что я говорю! Боже мой…

Аркадий замолчал, и тогда старик спросил Грекова:

– Может, Лёша, я грех на душу взял? – простонал он. – Не могу учинить самосуд! Гложет меня, Лёша, что-то изнутри: не поверил я сердцу внучки, а поверил словам механика.

Греков молчал. Он пристально наблюдал за Аркадием, который наконец-то заметил, как пола рясы зацепилась за нож, торчащий из-за голенища валенка старика. Тот глянул на Аркадия, медленно достал клинок и, протянув его капитану, сказал:

– Извините, гражданин начальник, я забыл вам отдать вот это.

В руках капитана оказался кинжал невиданной красоты. И пока он рассматривал клинок, старик спросил у Аркадия:

– Это ты звал мою внучку в Иерусалим?

– Я, – ответил Аркадий и вскочил, как школьник перед учителем. – Она мне сказала, что вы всё знаете и хотите меня видеть.

– Что ещё говорила она? – спросил старик, опускаясь на нары.

– Что вы назвали меня посланником Иерусалима.

– И что ты ответил?

– Я обещал, что отвезу её в Иерусалим, где она будет ближе к вратам своего Небесного Иерусалима. И что куплю для вашей колокольни колокола.

– Выходит, я ошибся?! – горько произнёс в сердцах старик, и обнял Аркадия. – Грех-то какой!

Аникей повернулся к капитану, и спросил:

– Ты можешь его освободить?

– Ты с ума сошёл, Евстафьевич! – простонал капитан, возвращая деду клинок. – Сам же знаешь, что через полчаса здесь будут городские. Я, конечно, свою картину им опишу в рапорте, только мне самому она не совсем ясна. Свидетели появятся после девяти. А рассказ подозреваемого о своей невиновности – недостаточный повод, чтобы освободить его из-под стражи. И тут ещё обвинение Велимира…

– А разве Велимир не входит в число подозреваемых? – спросил дед.

– Велимир? – удивился участковый. – Возможно… но Гольберт задержан людьми на месте преступления. Это факт!

Иначе с чего бы его так толпа метелила?

– По навету.

– Ты, дед, соображаешь, что говоришь? Что Велимир, а не этот, – капитан кивнул в сторону Аркадия, – изнасиловал девку?!

В недоумении он развёл руками и прошёлся по камере взад-вперёд.

– Этот не насиловал, – уверенно сказал дед Аникей.

– Лаборатория даст своё заключение. Как раз больница по пути, а там уж – и городская прокуратура.

– Какая прокуратура! Какие анализы! Ты сошёл с ума! Лёша! Его надо отпустить. Он не виновен…

– Дед, не бузи, ладно?! Есть закон. Понимаешь? Закон! Не могу я его отпустить! Надо во всём разобраться.

Вот и разберись, только парня надо отпустить. И извиниться. Да, Лёша. Он зря пострадал.

– Пострадал, говоришь? Ни за что били? А по-моему, мало били! – Греков посмотрел на Аркадия и сказал:

– От мести народа его блудливый хрен может спасти только решётка…

– Выйди, Лёша, – попросил старик капитана, – дай мне минуту с ним поговорить один на один…

– Нож отдай! – протянул руку капитан, и вышел из камеры, прикрыв двери.

– Ради внучки своей я здесь, – тяжело вздохнул Аникей. – Не знаю, простите ли вы меня когда… но это ты должен знать. Сегодня ночью я совершил ужасную ошибку. Благословил Велимира на брак с Марией. А ещё, старый дурак назначил его хранителем несметного богатства из сокровищницы Храма…

Наступила пауза, во время которой старик изучал Аркадия, а тот сидел неподвижно и беззвучно плакал. Похоже было, что парень даже не услышал о сокровищах. Сердце старика сжалось и он обнял Аркадия.

– Я показал Велимиру подробный перечень сокровищницы и место, где хранится список, – шептал на ухо Аникей. – Но я не передал самого списка схронов. Хочу, чтобы ты изменил ситуацию.

– Как я могу изменить ситуацию? – удивился Аркадий.

– Поскорей освобождайся, чтобы застать меня в живых. А не застанешь меня… найди тот кинжал, что сейчас у Грекова. Клинок будет ждать тебя… – И тут дед Аникей сказал нечто совсем странное:

«Отыщи кинжал и следуй за ним».

Предание о юных годах Иисуса и его жизни после распятия

Апрельской ночью, выпускник Медицинской Академии Антон Левин – сын того самого арестованного кандидата наук, Михаила Левина, складывал дорожную сумку, то и дело припадая к новенькому ноутбуку.

В поисковой системе Гугла он вписал имя и фамилию своего школьного учителя, Игоря Менева, но результаты поиска его не удовлетворили. Тогда Антон вписал название древнего города «Кумран», и пока складывал вещи, поисковик выдал ему уйму ссылок, среди которых были турагентства.

«КУМРАН, – читал он, – по-арабски – две луны, район вдоль одноименного ущелья на северо-западном побережье Мёртвого моря. К северу от ущелья, на возвышенности в 1,5 км к западу от Мёртвого моря расположены развалины Хирбат-Кумран. Здесь, в 11-ти пещерах обрывистого русла, начиная с 1947 года были обнаружены рукописи II в. до н. э. – I в. н. э.»

Читать было скучно.

– Антоша, – сказала вошедшая в комнату молодая жена доктора, Женька, – я хочу спать. Ты ещё посидишь?

– Да, если ты не против.

– Ну что, снова ничего? – спросила Женька, и Антон качнул головой.

– Как звали твоего учителя литературы?

– Менев Игорь Брониславович, – ответил Антон. – А что?

– Может, твой Игорь Брониславович покуривал травку?

– Что ты, Женька? Смешная!

– А ты не смешной? Ты восхищался этим человеком. Увлёкся его идеями и даже посещал его зал медитации. Вы называли его «учитель»! И его эго разрасталось. А он просто вешал вам лапшу на уши и упивался своей славой и властью над вами. А сейчас ты устраиваешь внеплановые каникулы, чтобы разыскать его, и тащишь меня в Израиль, не имея его адреса! Зато другой твой адрес я проверила досконально! Кумран. Ты видел эти места? Я глянула в Интернете и офонарела! Ты хочешь, чтобы я лазила козьими тропами по горам?! Прости, но у меня нет альпинистского снаряжения.

– Ты не хочешь ехать? – жёстко произнёс Антон и так глянул на Женьку, что та немного пообмякла.

– Я не об этом, – миролюбиво продолжила она, – просто, придётся приложить много усилий… а вдруг – зря? Вдруг, твой учитель не отыщется, а отыщется… – Женька замялась.

– Говори, раз начала!

– Отыщется не тот, кого ты ждёшь, а другой, такой, каким он стал за эти годы, каким его сделала жизнь. Не обижайся, вы не виделись почти пятнадцать лет. Я, конечно, с тобой. Только не хочется разочарований. И тот факт, что ты его не можешь отыскать в поисковиках, говорит о том, что твой писатель, лицо далеко не публичное. Так кто он, твой бывший учитель, Игорь Брониславович Менев?

– Послушай, Женька, – Антон резко отвернулся от компьютера, поймал жену за руку и посадил себе на колени:

– Это было давно, в школе. Как-то я вошёл в раздевалку, и Рыжий, заглядывая мне в глаза, сказал, как объявил:

«А учитель-то наш, похоже, еврей!»

«И что?» – спросил я, понимая, что это проверка на вшивость. – «Я тоже еврей и не скрываю этого».

«Ничего, – ехидно ответил Рыжий. – Для тебя – ничего, потому что ты не скрываешь, а для него важно скрыть».

«С чего ты это взял?» – не понял я.

– «А с чего тогда ему пудрить нам мозги индусскими техниками?», – поддакнул Холодец, похожий на студень увалень.

– А ты бы предпочёл еврейские техники? – спросил Рыжий, и все заржали.

«Нет, в натуре! – развивал Холодец свою мысль, под дружный хохот. – Игорь не еврей! Он боится им быть – стесняется! Ему проще быть индусом, да, Антон?».

«Сами у него и спросите!» – ответил я, и вышел из раздевалки.

А во время построения группы в спортзале, Холодец задал вопрос:

«Учитель, а вы в какого верите бога?»

Тишина поглотила спортзал. И в этой тишине мало кто испытывал неловкость, стыд или смущение. Над всем главенствовало человеческое любопытство.

«Да, – ухмыльнулся Игорь Брониславович, – вопрос…» А пацаны ждали ответа. И не только они, но и взрослые. И тогда учитель сказал: «Я верю в Бога с большой буквы, сотворившего человека по образу своему и подобию. Верю в Бога, одарившего людей своими способностями. Но когда люди забывали об этом и превращались в скот, – учитель посмотрел в глаза вопрошавшему, и щёки Холодца горели, как красные маки, – приходили пастухи. Такие, как Кришна, Будда, Моисей, Иисус. Они приходили, чтобы напомнить, где верх, где низ и где тот самый путь, ведущий человека ввысь, к его Богоподобной сущности. Учителя являлись в наш мир, чтобы показать людям их возможности. Иисус демонстрировал их повсеместно, при большом стечении народа, а люди тянулись к чуду, не слыша того, что он повторял: «Я пришёл показать человеческие возможности. Творимое мною все люди могут творить. И то, что я есть, все люди будут».

– Вот тогда-то учитель и поведал нам историю про мальчика, который в тринадцать лет тайно оставил родительский дом, примкнул к погонщикам каравана и вместе с купцами оказался на берегах Инда. Это был захватывающий рассказ о юном Иисусе, о неизвестных годах его учёбы в монастырях Тибета и Индии, о проживании в стране Ариев, где он совершенствовался в божественном слове, изучал Дзен и мистические практики, которые использовал на пути к просветлению, так же, как некогда использовали их Пифагор и Будда…

– О чем вы говорите, учитель! – все переглядывались, старались понять: шутит учитель, или как?

– Иисус в Индии?

– Что-то новенькое.

– Никогда не слышали о таком.

– Знаете, – сказал Игорь Брониславович, – вот уйду из школы и напишу об Иисусе книгу. Тогда и поговорим. Он у меня будет во многом отличен от того образа, каким его попытались увековечить евангелисты. В книге будут свидетельства его учителей, женщин, которые его любили: матери, Марии Магдалины. Я попытаюсь восстановить хронологию тех семнадцати лет, о которых замалчивает Новый завет. И показать то, что произошло после римской казни: как и кто снял его с креста, где его исцелили, и куда он направился после. Я покажу его остановки не только на пути к распятию, но и те, которые он совершал уже после того, как, выбравшись из Иерусалима, снова отправился в Индию. Расскажу, как созданное Павлом христианство стало религией вины евреев за смерть Иисуса. Как эта религия простиралась до самого Востока, навсегда отлучая Иисуса от иудеев, своего народа и той истинной истории, которая началась на Ближнем востоке. Я попытаюсь описать Мастера Иссу – как его называли на Тибете – во время его обучения тайным практикам Востока.

Мне чужд образ распятия, – продолжал неожиданно раскрываться учитель. – Распятие – всего лишь варварское напоминание о том, что римляне сделали с Иисусом в Иерусалиме. Мне же, «Дважды рождённый» Мастер – ещё одно из многочисленных имён Иисуса – интересен в его становлении. Но, судя по всему, когда я, наконец, возьмусь писать об этом книгу, мне будет интересен уже другой период его жизни. Тот, который завершился холмом в горах Тибета. Между прочим, на том холме, как и на могиле Моисея, лежит мраморная плита с отпечатком ступни Великого Пришельца.

Учитель ненадолго замолк, о чём-то задумавшись, а потом сказал:

– Иисус излечивал людей, используя техники древнейших мастеров Индии, Китая и Тибета. Когда после распятия он вернулся в индийский Кашмир, то узнал, что на его родине римляне истребили духовенство, женщин и детей угнали в публичные дома Рима и разрушили Храм. Потрясённый Иисус вошёл в великое молчание, так и не проронив за всю оставшуюся жизнь ни слова. А жил он, как утверждают мудрецы Индии, до ста двадцати лет в полном безмолвии.

– Да, – усмехнулась Женька, вставая с колен Антона, закончившего свой рассказ, – эта история поразила меня. Я больше скажу – она меня потрясла! Ты, доктор, без пяти минут учёный, а веришь во все эти прекрасные сказки?

– Это не сказки, Женечка, это та история, которую два тысячелетия скрывали от нас. В интернете полно материалов, и мама отделяет серьёзные материалы от компиляций.

– Да? – удивилась Женька. – Ну, если Виктория Константиновна участвует в этом, то мне придётся покориться и принять альтернативную историю как данность. – Женька чмокнула мужа в щёку и сказала:

– Прости, Антоша, я хочу спать. И сегодня уже не буду влезать в подробности. Просто хочу, чтобы ты помнил – это и моё свадебное путешествие. Посему я буду капризной и упрямой, как подобает молодой жене. Приготовься, милый.

– Я готов, – улыбнулся Антон, – ты не представляешь, как будет всё чудесно! Сначала мы выполним небольшое, но приятное поручение, потом нас повозят по стране, покупаемся во всех четырёх морях Израиля, насытим твою страсть к покупкам. И для разнообразия – Кумран.

– Ты прелесть! – Женька послала Антону воздушный поцелуй. – Всё. Я пошла спать. Не засиживайся.

Она заглянула в глаза мужа и повторив слова из его рассказа «Следы великого Пришельца», – ушла в спальню, послав мужу обворожительную улыбку.