Текст книги "Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования"

В Москве и на Дону Михаил Шолохов писал «Донские рассказы». Тогда они нашли издателей, тогда же юного Михаила Шолохова заметил и благословил маститый Александр Серафимович, написавший предисловие-напутствие готовившемуся к изданию первому сборнику рассказов. Тогда же Шолохов получил официальное признание как писатель и был принят в члены РАПП – Российской ассоциации пролетарских писателей… Все это происходило в Москве. И здесь же задумал окрыленный автор сочинить роман.

* * *

Много книг написано о Михаиле Шолохове авторами, десятки лет потратившими на изучение и истолкование его творчества, поиски прототипов, изучение исторической и литературной подосновы творчества писателя. При этом факты его биографии излагаются нередко неточно, искаженно, допускаются ошибки в хронологии. Как ни удивительно, но более точно и детально описал жизнь Михаила Шолохова в Москве в середине двадцатых годов не столичный литературовед, а друг писателя Петр Гавриленко, живший далеко от Москвы, в Казахстане, выпустивший в Алма-Ате несколькими изданиями книгу о Михаиле Шолохове. В ней он изложил не только разговоры и беседы с писателем, состоявшиеся на охоте и за дружеским столом, но и привел наиболее достоверные факты, добытые как из первых рук – от Михаила Шолохова, так и из некоторых малоизвестных мемуаров, имея возможность перепроверить почерпнутые сведения у писателя.

Петр Гавриленко: «…в конце 1924 года автор смог приехать в Москву. Здесь он при содействии своих молодых литературных друзей вступает в члены ВАПП. Шолохов решает на некоторое время остаться в столице в непосредственной близости от редакций газет и журналов».

Среди этих «молодых друзей» был Николай Сгальский. Много лет спустя он издал книгу мемуаров «Друзья писателя». В этой книге есть глава под названием «Шолохов в “Журнале крестьянской молодежи”», где описываются интересующие нас события 1925–1927 годов, как раз тот период, когда началась история «Тихого Дона».

Журнал стал выходить регулярно в начале 1925 года. Во втором номере в нем появился шолоховский рассказ «Пастух», затем в том же году еще два рассказа.

«За год редакции журнала, – пишет автор, – удалось объединить дружный и слаженный коллектив талантливых писателей, во главе которых стоял сначала прозаик Георгий Шубин, потом Василий Кудашев. Но все участники этого коллектива, все работники журнала признавали своеобразную силу таланта, первенство Михаила Шолохова, восхищались им, старались ему помочь. Николай Тришин (редактор журнала. – Л.К.) вместе с автором собрали рассказы Шолохова в небольшой сборник и пошли с ним в издательство «Новая Москва». Так вышла первая книга Михаила Александровича «Донские рассказы»».

Михаил Шолохов в том году подолгу живал в Москве. Это можно заключить из следующего описания, содержащегося в книге «Друзья-писатели»:

«Шолохову не жилось в Москве в те годы. Литературная богема, среди которой волей-неволей ему приходилось вращаться, не привлекала его. Упорный и настойчивый, он стремился работать, вечеринки и пирушки только мешали ему, на московских мостовых он всерьез тосковал по донским степям и рвался домой в родной хутор. Несколько настоящих друзей, которых он приобрел в Москве – среди них были Николай Тришин, Андрей Платонов, Василий Кудашев, – советовали ему работать в своей станице над воплощением тех замыслов, которыми он с ними делился. И Шолохов уехал на Дон к родным купелям, чтобы вплотную сесть за работу над романом».

Отношения не только с Василием Кудашевым, ставшим другом на всю жизнь, но и с Андреем Платоновым поддерживались долгие годы. Доказательство того, что Михаил Шолохов не жил в 1925 году «постоянно в станицах», содержится, в частности, в словах самого писателя:

«Никогда не забуду 1925 год, – писал М. А. Шолохов, – когда Серафимович, ознакомившись с первым сборником моих рассказов, не только написал к нему теплое предисловие, но и захотел повидаться со мною. Наша первая встреча состоялась в I Доме Советов. Серафимович заверил меня, что я должен продолжать писать, учиться…».

Он зашел в номер к маститому Серафимовичу и увидел его за столом, углубленным в листы бумаги на столе.

– Здравствуйте, Александр Серафимович! Я Шолохов.

– А-а, землячок! – отозвался Серафимович.

Сегодня в Москве мало кто помнит I Дом Советов. А между тем это всем известное здание гостиницы «Националь», бывшей в первые годы революции I Домом Советов. В нем тогда жили многие новоявленные руководители государства, не имевшие квартир в Москве. А пролетарский писатель Серафимович, хотя и располагал квартирой, получил в этом же доме номер, который использовал как рабочий кабинет и место для приема посетителей.

Здание это запомнилось Михаилу Шолохову на всю жизнь. Позднее, приезжая в Москву, он любил останавливаться в этой гостинице, как сообщила мне дочь писателя М.М. Шолохова.

В доме на Воздвиженке председательствующий на вечерах МАПП Александр Серафимович тепло представил московским литераторам своего земляка. Тогда Михаил Шолохов прочел один из своих «Донских рассказов», так не похожих на рассказы и стихи, что часто звучали здесь.

«В Москве на Воздвиженке в Пролеткульте на литературном вечере МАПП можно совершенно неожиданно узнать о том, – писал М. Шолохов, – что степной ковыль (и не просто ковыль, а «седой ковыль») имеет свой особый запах. Помимо этого можно услышать о том, как в степях донских и кубанских умирали, захлебываясь напыщенными словами, красные бойцы».

* * *

На 1925 год (на весну) падает знакомство Шолохова в редакции журнала «Комсомолия» с поэтом Иваном Молчановым, исполнявшим обязанности секретаря журнала. Редакция «Комсомолии» помещалась в доме на углу Неглинной и Кузнецкого моста, № 9. Здесь в маленькой комнате на третьем этаже Молчанов принял у Шолохова рассказ «Бахчевник». Этот дом также имеет интересную литературную биографию: в нем в пушкинские времена помещался известный ресторан «Яр», где А. Пушкин, П. Вяземский и Н. Языков собрались однажды вместе, чтобы помянуть безвременно умершего друга поэта А. Дельвига.

К 1925 году относится фотография, где юный Михаил Шолохов снят в папахе, с трубкой в зубах. Рядом с ним стоят такие же молодые и веселые Иван Молчанов и Георгий Шубин. Этот снимок хранился у поэта Ивана Молчанова, а сделал его в редакции «Крестьянской газеты» известный московский фотожурналист Виктор Темин.

Поэт Иван Молчанов, тот самый, которому Владимир Маяковский направил поэтическое послание «о сущности любви», беседовал со мной в 1983 году. Свои воспоминания, посвященные «старому другу», он опубликовал в дни, когда отмечалось шестидесятилетие со дня начала творческой деятельности Михаила Шолохова.

«Мы были неразлучными друзьями, – вспоминает Иван Молчанов, – всегда появлялись втроем, нас даже называли поэтому «три мушкетера». С Георгием Шубиным мы учились в ГИЖе, Государственном институте журналистики, и жили в студенческом общежитии. Институт помещался на Малой Дмитровке, 12, ныне улица Чехова. Миша Шолохов бывал и в институте, и в общежитии, хотя поступать в институт не хотел.

Жил Шолохов, как мне помнится, у Кудашева…

Все мы, подружившись, время проводили весело, несмотря на все трудности быта того времени. Шолохову приходилось особенно нелегко, ведь он не числился студентом института или рабфака, но никто не закрывал перед ним их двери. Мы вместе ходили на семинар в Литературно-художественном институте, помещавшемся в доме на Поварской в хорошо известном всем писателям старинном особняке, ходили и в общежитие «Молодой гвардии» на Покровке, там тоже учились.

Не подумайте, однако, что все время мы проводили в трудах и учении. Если появлялись гонорары, то ходили в рестораны, все тогда стоило копейки, а получали мы рубли. Когда у меня вышла первая книга, мы отметили это событие в баре на Тверской, где теперь ресторан «Центральный». Там тогда пел цыганский хор. Вместе с цыганами оттуда поехали в Измайловский лес, на всю ночь. Шолохов очень любил слушать, как поют цыгане. Бывал он и в Марьиной роще, где находился популярный в те годы ресторан «Север». Умел и любил Шолохов играть на гармони. Здорово играл!»

* * *

В автобиографии, написанной для журнала «Прожектор», Михаил Шолохов сообщал:

«В 1925 году осенью стал было писать «Тихий Дон», но, после того как написал 3–4 печатных листа, бросил… Показалось – не под силу… Начал первоначально с 1917 года, с похода на Петроград генерала Корнилова. Через год взялся снова…».

Вот эти шолоховские строки и позволяют утверждать, что только во второй половине 1925 года он покидает Москву, чтобы работать над романом.

Начал с описания известного исторического события – наступления казаков на революционный Питер. Ясно, что для такого повествования требовалось знакомство с документами, мемуарами, газетами, книгами, посвященными недавним историческим событиям 1917 года. Требовалась кропотливая подготовительная работа. Все нужные для такой работы источники находились в Москве. И возникает предположение, что если не всю, то какую-то часть этой работы до осени 1925 года Михаил Шолохов проделал в столичных архивах, библиотеках.

Вот что свидетельствует Н. Стальский:

«Тришин, у которого были друзья, имевшие доступ к эмигрантской литературе, добывал ему книги казаков, изданные за границей, записки генералов и атаманов, дневники… в которых офицеры признавались в крахе белого движения, с уничтожающей критикой обрушивались на вождей Добровольческой армии, разоблачали их бездарность и корыстолюбие. Михаил Александрович делился со своими друзьями замыслом романа, советовался, как справиться с бесчисленными трудностями».

На глазах Николая Стальского Михаил Шолохов делал первые шаги в литературе. Его, как и многих других очевидцев, поразило, как Шолохов строил отношения с редакторами, резко отличавшиеся от общепринятых в литературной среде:

«У Михаила Шолохова была одна особенность, которая проявлялась с первых шагов его литературной работы. Он не соглашался ни на какие поправки, пока его не убеждали в их необходимости. Он настаивал на каждом слове, на каждой запятой. Мы знаем об этом».

В газете, той самой, где когда-то Михаил Шолохов опубликовал первый рассказ, спустя почти шестьдесят лет («Московский комсомолец» от 16 сентября 1983 года), Александр Жаров, вспоминая о прошлом, привел рассказ о том, как редакция журнала «Комсомолия» решила сфотографироваться.

«Вспоминается мне редакционный сбор сотрудников журнала «Комсомолия» в 1925 году, когда мы вздумали фотографироваться. Но на сбор не явился фотограф. И Шолохов не явился.

Тогда решили поочередно позировать художникам-карикатуристам – Куприянову, Соколову, Крылову. Они учились во Вхутемасе, подрабатывали на пропитание в нашем журнале, рисовали заглавные буквы в начале главы каждого рассказа или стихотворения, а также превращали молодых авторов в уморительно смешных уродов в дружеских шаржах. Это были художники, работавшие втроем. В журнале «Комсомолия» они и придумали себе общий, ставший всемирно известным псевдоним – КУКРЫНИКСЫ.

Они ловили Мишу Шолохова, чтобы и его окарикатурить для страницы шаржей в журнале. Но Миша днем был на учебе. А вечерами, как оказалось, уходил на железнодорожный вокзал разгружать вагоны. Тоже на пропитание и на книги подрабатывал. Все-таки художникам удалось поймать его однажды ночью в общежитии. Шарж был сделан. Шарж был смешным».

Как явствует из этого описания мемуариста, Михаил Шолохов жил тогда в Москве, часто появлялся в редакции, его даже пригласили сфотографироваться. Бесспорно, что в Москве он формировался как писатель. И подрабатывал на знакомом ему вокзале.

В интервью, на редкость детальном, данном перед войной корреспонденту «Известий» Исааку Экслеру, говорится, что Шолохов «принимает твердое решение вернуться домой, то есть на Дон, в 1925 году».

* * *

Начав писать роман на Дону осенью 1925 года, Михаил Шолохов столкнулся с непреодолимыми творческими трудностями и бросил начатое дело.

А бросив, возвратился один, без жены, в Москву! И снова жил, по-видимому, у друзей, снова общался с Василием Кудашевым, Георгием Шубиным, Николаем Гришиным… Очередной приезд в Москву, очевидно, совпал с выходом в начале года второй книги – «Лазоревая степь».

На ее рисованной обложке, созданной художником загодя по заказу издательства, стоит дата —1925 год. А на титульном листе, текст которого набирался в типографии перед самым выходом книги, стоит год 1926.

На вопрос, где жил Михаил Шолохов в Москве в 20-е годы, заданный со страниц газеты «Московская правда», я получил от москвичей такую информацию.

Первый звонок.

– Мой отец, Иван Егорович Шинкин, 1900 года рождения, работал в домоуправлении дворником, – сообщила его дочь Лидия Ивановна Шкантова. – Жили мы на углу Тверской и Георгиевского переулка № 14/2, в квартире 16, на третьем этаже, в большой коммунальной квартире, где кроме нас обитал маляр Смирнов, армянская семья Сазандарян, мать с дочерью и двумя сыновьями. На одной площадке с нами жила семья сапожника: муж, жена и двое детей. Стучал он молотком громко, слышно было и нам. Мог этот стук слышать и Михаил Шолохов. Жил он тогда в квартире на втором этаже, под нами. Но когда именно – не знаю…

Переговорил я с Лидией Ивановной. Снова звонок телефона. Говорит бывший ее сосед, жилец дома 14/2, подполковник Ваган Тигранович Сазандарян. Здравствует и его брат Самвел – Александр.

Последний раз разговаривал Ваган Сазандарян с Михаилом Шолоховым по телефону в 1965 году, когда стало известно о присуждении ему Нобелевской премии. Позвонил Михаилу Александровичу двоюродный брат Вагана – Виктор.

Помощник писателя, поднявший трубку, сообщил, что Михаил Александрович собирается в дорогу, ему некогда… Брат попросил передать: «Звонит Витька с Тверской».

Помощник выполнил просьбу.

И тотчас в трубке раздался голос Шолохова, обрадовавшегося звонку. Он сказал, что едет в Стокгольм, что хорошо бы снова встретиться, поинтересовался, не нужно ли чем помочь.

Кто был «Витька с Тверской»? Это Виктор Гаврилович Оганьян. Его хорошо помнят на Московском инструментальном заводе, где он служил заместителем директора. То была его последняя должность. Начинал токарем. А в те годы, когда познакомился с Шолоховым, учился в школе…

Взял вслед за братом трубку и Ваган Тигранович, представился по-военному: «Подполковник Сазандарян», а к писателю обратился: «Михаил Александрович…». И услышал в ответ примерно те же слова, что и тридцать лет до этого, при встрече в Москве на такое же обращение: «Я для тебя всегда Мишка…». Тог разговор состоялся на вокзале, где Шолохова встречал дядя Вагана и Виктора – Леон Галустович Мирумян (Мирумов). О нем я уже слышал несколько слов от Марии Петровны Шолоховой, которой он запомнилсякак домоуправ по фамилии Григорян и по имени Лева. В его семье и жил «Витька с Тверской». Детей у Леона Мирумяна и его жены – Нины Васильевны Емельяновой – не было.

Их квартира состояла из двух смежных комнат. Кроме того, имелась темная, без окон, комната для прислуги. В ней жил Виктор. И Михаил Шолохов. Стояла в комнате широкая кровать. Вот почему запомнил на всю жизнь «Витьку с Тверской» писатель, дал ему свой московский телефон.

– Жил в темной комнате Михаил Александрович, – рассказывает Ваган Сазандарян, – несколько месяцев, случалось, что оставался ночевать в домоуправлении. Оно находилось в нашем дворе. Это было домоуправление рабочего жилищно-строительного кооперативного товарищества «Берите пример». Председателем этого кооператива, а не домоуправом, на общественных началах являлся мой родной дядя Леон Галустович. Его фамилия Мирумян. Но в Москве фамилия обрусела, и стал мой дядя Мирумовым.

Его основной работой являлась служба в ЧК, в экономическом отделе, где дядя занимал высокий пост. В революционном движении участвовал задолго до 1917 года, был членом партии большевиков. Рассказывал, как после революции разгонял городскую думу. Увлекался литературой. Писал пьесы.

Помню дядю и Михаила Шолохова за одним столом, за которым они писали. Дядя – пьесу «Любовь чекиста», звали главного героя Якубом. А Михаил Шолохов сочинял «Донские рассказы». Писали они часами, забывали обо всех и обо всем, меня просили заваривать им чай, приносить табак, папиросы. Писали они ручками с твердым пером «рондо». Однажды на моих глазах вместо чернильницы макнули ручки в стакан чая, посмеялись.

Мой дядя познакомился с Шолоховым, будучи по служебным делам на Дону, в Вешенской, оставил Михаилу Александровичу адрес. Им он и воспользовался.

– Когда?

– Насколько мне помнится, по разным семейным обстоятельствам, и брат мой Самвел так считает, Михаил появился в квартире дяди в конце 1924 года. Запомнилось, что он носил на голове кубанку даже тогда, когда наступили теплые дни. Был немногословный. Дружил с моим двоюродным братом Виктором. Вместе с ним ходил в кино, к знакомым, брали они в эти походы и меня. Жил тогда Михаил Александрович один, казался холостяком, о жене мы даже не знали.

Я не раз по просьбе дяди давал телеграммы в Вешенскую, приходили и оттуда телеграммы, письма. Переписка шла оживленная. Дело в том, что мой дядя относился к Михаилу Шолохову как брат, любил его, помогал всем, чем мог. И Михаил Александрович отвечал тем же чувством. Звал он дядю по имени – Лева.

В нашем доме на Тверской бывал Михаил Александрович и позднее, когда прославился. Помню, поехали мы однажды с дядей его встречать на вокзал, наняли извозчика. С вокзала отправились на Тверскую, где для гостя был накрыт стол.

На моих глазах дядя подарил Михаилу маузер. А Михаил Александрович подарил тут же «Тихий Дон» на французском языке с автографом. Интересно, какова судьба того маузера? А судьба дяди сложилась так. В середине тридцатых годов он уехал с женой из Москвы в Среднюю Азию, стал директором крупного совхоза. Умер в разгар войны в 1942 году. Пьесу, которую писал тогда, сидя за одним столом с Шолоховым, подписал, как помнится, псевдонимом – Нинин, придуманным в честь жены – Нины Васильевны.

Дом на углу Тверской и Георгиевского простоял до 1938 года. Как раз в том году, уезжая по новому адресу, получил Ваган Сазандарян справку, что проживал в нем с 1923 года и по 1938 год. Выдало справку то самое домоуправление, где когда-то работал Михаил Шолохов, но только к тому времени кооператив «Берите пример» распался, вместо него появилось домоуправление № 9 Свердловского района…

– Когда жил Шолохов у дяди, – продолжал Ваган Тигранович, – напротив нашего дома стоял Тверской пассаж. Его здание сохранилось, как ни странно. В нем теперь Театр имени Ермоловой. В этом доме на втором этаже обитала семья бухгалтера Цессарского. На его дочери Матильде женился мой брат Самвел. А племянницей Лазаря Яковлевича Цессарского была известная актриса Эмма Цессарская. Она первая играла роль Аксиньи в фильме «Тихий Дон», поставленном еще в эпоху немого кино.

Помню, что на месте телеграфа был тогда пустырь, и мы ходили туда играть в футбол.

В нашем доме 14/2 на первом этаже помещалась рыбная столовая, потом ресторан. Во время нэпа в подъезде чинил обувь сапожник-частник. Может, его и запомнили друзья Шолохова, когда приходили к нему в гости.

Была в доме на Тверской и скорняжная мастерская.

Возможно, Николай Тришин спустя сорок лет, когда писал мемуары, на основании виденного – сапожника в подъезде, доносившегося через стенку стука от работы другого жившего в доме сапожника – и сочинил художественный образ сапожной мастерской, когда писал, что соседями Михаила Александровича были сапожники, целая мастерская «за тесовой перегородкой».

Итак, благодаря информации знакомых и друзей Шолохова стал известен еще один адрес Михаила Александровича Шолохова в Москве. Квартира на втором этаже дома 14/2 на Тверской – это дом № 2 в Георгиевском переулке. Известен его друг, «домоуправ Лева», о котором рассказала Мария Петровна Шолохова. Им был Леон Галустович Мирумян (Мирумов). Известен и «Витька с Тверской» – Виктор Гаврилович Оганьян.

* * *

Сообщения, полученные от бывших жильцов дома в Георгиевском переулке, на мой взгляд», достоверные и интересные, не до конца отвечают на вопрос: где жил Михаил Шолохов в Москве в 1925–1926 годах? При всей неприхотливости молодого писателя трудно допустить, чтобы он долго обитал в темной комнате.

Вполне вероятно, что, вернувшись в конце 1924 года в Москву один, без жены, Михаил Шолохов первым делом направился по известному адресу к другу, остановился у него и какое-то время, может быть, даже несколько месяцев, ютился в темной комнате. Но так долго продолжаться не могло…

И когда, казалось бы, вопрос, заданный со страниц газеты, повис в воздухе, не находя ответа, пришло известие от жителей другого дома, коренных москвичей, некогда живших на 1-й Мещанской улице, за несколько километров от Тверской и Георгиевского переулка.

На 1-й Мещанской улице три дома принадлежали богатому семейству купцов Баевых. Для них известный архитектор В.И. Чагин выстроил рядом с Нобилковским коммерческим училищем представительный дом, после революции заселенный новыми пролетарскими жильцами, перегородившими старые большие помещения. Так образовались коммунальные квартиры.

Из письма врача Александры Тимофеевны Ларченко, бесед с ее сестрами, а также Зоей Николаевной Ларченко вырисовывается такая картина.

Одну из комнат в квартире на первом этаже в той стороне дома, окна которой выходили во двор, на конюшню, занимали братья Ларченко. Приехали в Москву они из Смоленской губернии с мечтой учиться. Старший брат по имени Тимофей. Младший – Алексей. Последний – 1904 года рождения, на год старше Михаила Шолохова. Учился Алексей на рабфаке Московского университета, потом поступил на факультет, где изучал историю, философию, увлекался литературой, печатался в газете «Беднота», журналах. Увлекался литературой и старший брат Тимофей.

По-видимому, знакомство братьев с Михаилом Шолоховым состоялось в общежитии рабфака имени М. Покровского, которому посвящен первый фельетон писателя. Вернувшись в Москву в конце 1924 года, Михаил Шолохов, встретившись с товарищами по рабфаку в одной из редакций, очевидно, получил приглашение жить у них. Вот что пишет А.Т. Ларченко: «Шолохов М.А. в 1925–1926 годах жил на 1-й Мещанской улице, дом 60. Снимал комнату у Ольги Котковой (нет в живых). Дом теперь по проспекту Мира. В 1965–1966 годах жильцов выселили. Правую половину дома (по проспекту) занимает посольство. Левую половину дома – учреждение. Вот в этой половине на первом этаже многонаселенной квартиры и жил М.А. Шолохов. Мой отец Ларченко Тимофей Прокопьевич (нет в живых) работал в домовом комитете, а дядя Ларченко Алексей Прокопьевич (нет в живых) сотрудничал в газете «Беднота». Они жили в этой квартире и дружили с М.А. Шолоховым.

Из рассказов отца:

М. А. Шолохов жил один, домашнее хозяйство вела Ольга Коткова. Писал «Тихий Дон». Была собака. Отец в этом доме жил с 1925 года».

Вот что сообщила в устной беседе автор этого письма:

– Отец мой писал под псевдонимом Амшарин, дядя – под псевдонимом Барутан. Дядя Алексей бросил журналистику, ушел из «Бедноты», окончил после университета другой вуз – технический, продвинулся по службе, занимал высокие посты, но всю жизнь говорил мне: «Зря ушел из «Бедноты»»… Мой отец тоже не стал литератором, окончил вуз, назначался директором института, занимал высокие министерские посты.

– Почему вы пишете, – задал я вопрос Александре Тимофеевне, – что Михаил Шолохов писал именно «Тихий Дон»?

– Мне отец об этом рассказывал не один раз. Именно роман, а не рассказы. Его настольной книгой был в те дни роман Льва Толстого «Война и мир». Будучи дома, Шолохов проводил все время либо над сочинением, либо за чтением «Войны и мира».

Поначалу Михаил Шолохов жил в одной комнате с братьями Ларченко, испытывал нужду, спал на одном диване с Алексеем, с ним особенно был дружен. Алексей подарил Михаилу Шолохову собаку. Шолохов придумал для нее оригинальное имя – Аллар.

Оно образовалось из двух сокращений слов: Ал – от имени Алексей, Лар – от первого слога фамилии Ларченко…

Поначалу жил Михаил Шолохов очень скромно, я уже говорила: спал на одном диване с Алексеем. Потом дела пошли лучше, снял в этой же квартире комнату у Ольги Котковой, работницы фабрики, как мне помнится. Она готовила ему обеды, прогуливала собаку, одним словом, заботилась, вела хозяйство. Позднее, в старости, когда Ольга Коткова болела, мой отец советовал ей обратиться за помощью к Шолохову, но она не стала этого делать.

Вот что рассказала об Алексее Ларченко его жена Зоя Николаевна:

– Стихией Алексея Ларченко была литература, он всю жизнь писал поэмы, романы, но ничего не издал. Вставал первым, часов в пять утра, и до начала службы часа два-три писал.

Получив образование в университете, Алексей Ларченко преподавал философию, вдруг бросил первую специальность, поступил в Горный институт, окончил его, защитил кандидатскую диссертацию, стал геологом. До войны его назначили ректором геологоразведочного института имени Орджоникидзе. В 1941 году, эвакуировав институт на восток, Алексей Ларченко отправился в военкомат с просьбой отправить его на фронт. Его послали учиться в военно-политическую академию. После учебы – фронт. Был заместителем начальника политотдела армии. После войны занимал должность заместителя начальника Главсевморпути.

Жизнь прожил интересную, – заканчивает Зоя Николаевна Ларченко, – все написанное мужем храню. Скончался он в 1976 году.

Спрашиваю:

– Что за собака была, которую Алексей Ларченко подарил Шолохову?

– Хорошая породистая собака, сеттер.

Вот такая картина жизни Михаила Шолохова в Москве вырисовывается из воспоминаний А. С. Ларченко, трех ее сестер, матери, а также 3. Н. Ларченко. Я их всех также считаю свидетелями со стороны ответчика…

«Живя в Москве, обдумывая планы на будущее, писатель продолжает сочинять рассказы. И тогда же у Михаила Шолохова рождается новый большой замысел, кристаллизуется план «Тихого Дона», тот самый, что и был реализован…» – это слова Николая Гришина.

Какие есть тому свидетельства? В начале 1926 года, будучи в Москве, он поделился с редактором «Журнала крестьянской молодежи» самым сокровенным.

– Задумал я писать большое полотно, только, брат, условия мои ни к черту: в каморке теснота, скоро жду прибавления семейства – ни жить с ребенком, ни работать тут нельзя, хочу уехать… Только чем жить буду, вот вопрос…

То, что писатель весной 1926 года жил в Москве, подтверждается важным документом-письмом, отправленным 6 апреля на Дон казаку Харлампию Ермакову, послужившему прототипом образа Григория Мелехова. Письмо это найдено известным шолоховедом К. Приймой в одном из ростовских архивов (по его словам – в архиве местного КГБ) и опубликовано. Текст, в частности, гласит:

«Уважаемый тов. Ермаков!

Мне необходимо получить от Вас дополнительные сведения относительно эпохи 1919 г.

Надеюсь, что Вы не откажете мне в любезности сообщить эти сведения с приездом моим из Москвы. Полагаю быть у Вас в мае-июне с. г…».

На конверте обратного адреса нет. Есть штемпель московского 9-го почтового отделения, обслуживавшего тогда, как и теперь, центр столицы, в частности – Георгиевский переулок. Судя по тому, что Шолохов собирался быть на Дону через месяц-два после написания письма, он не спешил; в Москве у него было постоянное жилье.

Вопрос К. Приймы: «Где же, когда и как начата была работа над «Тихим Доном»?» – Шолохов переадресовал (было это в ноябре 1974 года) находившейся рядом жене: «Может, ты припомнишь, с чего и как начался «Тихий Дон»?». И вот что она вспомнила:

– Весной двадцать шестого года, должно быть, до отправки этого письма к Ермакову, Михаил Александрович и говорит мне: «Знаешь, дорогая, рассказы – это лишь разбег, проба сил… А хочется мне написать большую вещь – роман. Хочу показать казачество в революции. План уже придуман. Надо приступать к работе. Так что поедем домой, Маша… Там легче будет дышать и писать».

Что следует из всех приведенных свидетельств очевидцев – Н. Гришина, Н. Сгальского, Марии Петровны, а также из письма М.А. Шолохова Харлампию Ермакову? А то, что именно в Москве у Михаила Шолохова созрело решение приступить к работе над романом «Тихий Дон».

Однако требуется сделать еще одно уточнение, на этот раз к публикации К. Приймы. Весной 1926 года в Москве с трехмесячным первенцем на руках Мария Петровна быть не могла, она факт своего пребывания в Москве то время категорически отрицает.

В мае-июне, как и предполагал писатель, он уехал из Москвы с новым замыслом. Но один, без жены.

Появился опять, по словам Н. Тришина, только в июне 1927 года, на сей раз с рукописью первого тома романа.

Николай Тришин приводит такой диалог, относящийся к 1927 году.

Шолохов: В прошлом году в моем Огаревом переулке только один фундамент был, а теперь, глянь, какая махина выросла!

Тришин: Вроде тебя, в прошлом году и фундамента не было, а сегодня роман готов. Растешь быстрее этого телеграфа…

Чтобы решить судьбу рукописи, отданной для чтения в журнал, требовалось время. Редактор предложил Михаилу Шолохову работу – заведовать литературным отделом «Журнала крестьянской молодежи». Так несколько месяцев Михаил Шолохов стал являться на Воздвиженку как сотрудник. Этот малоисследованный эпизод московской жизни автора «Тихого Дона» подтверждается мемуарами Н. Стальского:

«Роман уже был написан. Оставалось перепечатать рукопись, отнести ее в редакцию и дождаться ответа. Естественно, редакция могла предложить молодому писателю доработать, выполнить кое-какие рекомендации. Поэтому следовало какое-то время пожить в Москве. Но для этого нужны были деньги. И стал вопрос – где их заработать. Помогли друзья».

Так Михаил Шолохов неожиданно для себя первый и последний раз в жизни получил штатную работу в редакции журнала.

«Став сотрудником «Журнала крестьянской молодежи», Шолохов ежедневно приходил в редакцию – большую светлую комнату на Воздвиженке, – пишет Н. Стальский. – Читал рукописи, сдавал материал в очередной номер, беседовал с авторами и художниками, участвовал в совещаниях, обсуждал номера, обдумывал очередные и т. д. Словом, трудился вместе со всеми».

* * *

Где же тогда жил Михаил Шолохов?

– Жили мы недолго на Клязьме, на даче, – отвечает на этот вопрос Мария Петровна, – но недолго.

Местонахождение этой дачи установил подмосковный краевед художник В. Андрушкевич, о чем опубликовал статью в Пушкинской районной газете Московской области «Маяк» 3 ноября 1973 года, снабдив очерк рисунком дачи с мансардой, довольно представительной. Статья называется «М. А. Шолохов в Клязьме». Хозяин дачи – столяр-краснодеревщик Д.А. Капков.