Текст книги "Купола, дворцы, ДК. Судьбы и смыслы архитектуры России"

Национальное в искусстве

Еще один вопрос, на который необходимо дать ответ в предисловии, – что такое архитектура России и (шире) архитектура страны, национальная архитектура?

Концепция нации-государства – идея, что говорящие на одном языке люди должны жить в границах одного политического образования – родилась только в XIX веке. До этого государства строились на основе принципа лояльности тех или иных групп населения (социальных, племенных, языковых и религиозных) конкретному правителю. Затем одни государства были переформатированы, а другие созданы впервые на основе нового принципа доминирующей нации с доминирующим языком. Эти изменения сопровождались появлением больших исторических нарративов, в которых «государствообразующим» народам стали приписываться черты цельной группы, общего «национального характера», исключительной древности и исконности пребывания на конкретной территории. Не получившие государства народы в свою очередь начали добиваться признания как минимум своего автономного статуса, а желательно и государственности. По умолчанию и искусство на территории национального государства стало «записываться» за одним народом и носителями одного языка.

Весь этот комплекс идей подвергся острой и справедливой критике в последние десятилетия. В современных научных исследованиях обычно делается акцент на том, что нации, народы и государства – это социальные конструкты, которые возникают в результате консенсуса определенных групп населения и могут быть постепенно переформатированы при их согласии. Это не значит, что такое конструирование происходит мгновенно, развивается в какую угодно сторону и т. п. Смысл в том, что на протяжении длительных периодов времени народы и государства могут трансформироваться, менять имена и объединяться с соседями. От них нельзя требовать каких-либо общих свойств и черт, которые были бы им присущи в течение всей истории. Поэтому и национальное искусство (музыка, литература, архитектура) также не обязано обладать какими-либо постоянными характеристиками – и на практике почти никогда ими и не обладает. Мне известно только одно исследование, где был поставлен вопрос о конкретных формах национального искусства. Речь идет о небольшой книге «Английскость английского искусства» Николауса Певзнера. Покинувший нацистскую Германию и ставший ведущим британским искусствоведом, он попытался выявить то общее, что было в английском искусстве на протяжении истории, независимо от смены стилей. В результате, как мне показалось, ему удалось выявить лишь определенную общность подходов, но не конкретные формы. Мой опыт размышлений над русской архитектурой, представленный в книге, также приводит к отрицательному ответу на этот вопрос. Можно выделить устойчивые формулы для отдельных периодов, но у русской архитектуры нет вообще никаких общих характеристик (подходов, ощущений, идей и отдельных деталей), которые неизменно фигурировали бы на всем протяжении ее истории. Русская архитектура постоянно меняется, очень многое заимствует из-за рубежа, часто возвращается к своему прошлому и берет оттуда те или иные формы.

Разумеется, это все не мешает нам говорить, что русская (английская, армянская, китайская) архитектура существует. Просто не стоит искать в ней какие-то неизменные качества на протяжении всей истории. При этом в каждый конкретный период архитектура определенного региона имеет свои совершенно узнаваемые черты. Пишу здесь именно «регион», поскольку он может совпадать с государством или с территорией обитания носителей какого-либо языка – а может не совпадать. Для Центральной Азии XVI–XIX веков совершенно бессмысленно делить архитектуру на, скажем, узбекскую, таджикскую и туркменскую, так как население было смешанным и жило на территории трех разных государств. А для Персии (Ирана) того же времени можно говорить о персидской (иранской) архитектуре, поскольку она существовала в рамках централизованного государства с одним доминирующим народом и отличным от соседей вариантом ислама (шиитским).

В этой книге, называя архитектуру русской, армянской, бурятской и т. п., я буду иметь в виду ту архитектуру, которая имеет устойчивые узнаваемые формы на отрезке времени минимум в полстолетия (чтобы могла произойти передача традиции между двумя поколениями) и которая развивается на территории, где большинство населения принадлежит к данной нации (народу, этносу и т. п.). Соответственно, география такой архитектуры не идентична территории какого-либо государства, автономии или региона. Обязательность создания ее произведений представителями народа, чье имя она носит, не предполагается.

Имперское и колониальное в архитектуре

Моим принципиальным решением стал отказ от привычной концепции русской архитектуры. Мне важно посмотреть на архитектуру России, не сводя ее только к русской архитектуре.

Задумывалась эта книга давно, едва ли не десять лет назад, как более привычная «история русской архитектуры», где между русской архитектурой и архитектурой России стоял знак равенства. По стечению обстоятельств я начал писать эту книгу в апреле 2022 года. Разворачивающаяся трагедия сделала для меня очевидной необходимость затронуть всю сложность взаимоотношений русского и нерусского внутри империи, историю колониальных практик в архитектуре и ответов колонизованных на возникшие вызовы. Все эта проблематика изучена пока мало и очень фрагментарно. Соответствующие части моей книги я вижу как исследовательский эксперимент, в процессе которого имперские и колониальные архитектурные практики впервые осмысляются на всей территории России, а не по отдельности. Крайняя скудость литературы в сочетании с обширностью материалов делает мои рассуждения в этой сфере очень гипотетичными, а выводы – эскизными. И тем не менее разговор о колониализме в архитектуре именно сейчас кажется мне столь необходимым, что я позволил себе уделить ему существенную часть текста.

Основное место в книге будет занимать русская архитектура – в силу ее абсолютного количественного и статусного доминирования в России на протяжении всей ее истории. Остальные архитектурные традиции, развивавшиеся на территории России, будут рассматриваться на том хронологическом отрезке, на котором они оказывались в ее политических границах: с конца XV века до современности. В подобном вынужденно кратком обзоре мне важнее всего показать их опыт в рамках российского государства. Я рассмотрю разные варианты развития национальных архитектур в колониальной ситуации: продолжение существующей местной (национальной, региональной, этно-конфессиональной) традиции, трансформация под влиянием России и часто идущей через нее европеизации, насаждение колониальных построек (в первую очередь православных храмов), наконец, конструирование новых национальных традиций в позднеимперское и позднесоветское время. Таким образом, речь идет не о присвоении нерусских архитектур, а об осознании их как самостоятельных явлений через исследование взаимодействия и часто противостояния с имперской архитектурой. Разумеется, очень немногие из этих архитектур развивались на протяжении всей своей истории в пределах России (как, например, бурятская); для большинства из них российский период был лишь одним из периодов, в ряде случаев коротким эпизодом.

В целом, изучение истории нерусских архитектурных традиций на территории России представляется мне крайне актуальным. Историки уже довольно давно и весьма плодотворно используют постколониальный подход для исследований России, но в области архитектуры эти вопросы ставились пока крайне редко.

Важность большого нарратива

А нужно ли вообще писать в наши дни обобщающий текст? Мы живем в эпоху сверхкоротких заметок в смартфоне. В эпоху осознания уникальности каждого момента, человека, явления. Не будут ли обобщения, собранные в длинный последовательный текст, слишком грубыми, поверхностными, игнорирующими всякого рода разнообразие? Уверен, что нет. На мой взгляд, обобщения более чем уместны. Во-первых, существует много людей, которых обобщения с присущими им минусами не смущают. Во-вторых, в эпоху колоссального изобилия частных историй и личных опытов систематизация нужна как никогда – чтобы хоть как-то сориентироваться в мире, где все бесконечно уникальны. Если такие обобщения не будут создавать исследователи, этим займутся непрофессионалы (с историей архитектуры часто так и происходит).

Но как выстроить такой нарратив? Какой принцип повествования выбрать? Недостижимым идеалом мне видится книга Жана-Луи Коэна «Будущее архитектуры. С 1889 года. Всемирная история». Это огромный текст, в котором, с одной стороны, представлено разнообразие подходов к осмыслению архитектуры, а с другой – проанализировано огромное количество объектов из большинства стран мира, что формирует панораму, близкую к исчерпывающей. Моя книга во втором отношении похожа на коэновскую. В меньшей степени мне удалось детально показать панораму разных подходов к исследованию архитектуры, поскольку меня интересуют не все аспекты ее изучения. К тому же мой охват по времени намного больше, а книга по объему – намного меньше, так что я не могу позволить себе рассматривать памятники одних и тех же десятилетий под разными углами. Однако по мере сил я стараюсь менять оптики. Особенно эта разница в подходах будет заметна по хронологии. В древнерусской части очень важен археологический материал и типология. В рассказе об архитектуре Московского царства – типология и иконография. В барокко и классицизме – вопросы ордера и авторской манеры. В XIX и XX веках – политический и национальный контекст.

Объективное изложение основ или субъективное исследование?

Эта книга – первое авторское исследование, которое охватывает всю архитектуру России. При советской власти в «Историях русской архитектуры» освещался только период до 1917 года, так как потом, с общепринятой тогда точки зрения, начиналась совершенно необыкновенная и якобы не имевшая ничего общего с прошлым советская архитектура. Кроме того, даже подобные издания давно не появлялись: последними были учебник Пилявского – Тица – Ушакова (несколько раз выходил с изменениями и без) и книга Иконникова «Тысяча лет русской архитектуры». Таким образом, уже более 30 лет не выходило никаких обобщающих трудов по истории архитектуры России, и еще не было такого, который соединил бы русскую архитектуру с советской и постсоветской. Правда, если говорить о коллективных трудах, то с 2007 года в Государственном институте искусствознания в Москве составляется и понемногу издается грандиозная «История русского искусства». Однако из двадцати двух томов за более чем 15 лет вышло только семь, так что полным рассказом о русской архитектуре это собрание станет, увы, очень и очень нескоро.

При этом за тридцать лет свободного исследования архитектуры России вышло много великолепных трудов, которые существенно меняли представления ученых об отдельных периодах ее развития, а также о механизмах архитектурного процесса. Одна из важных задач, которые я ставлю перед собой, заключается в кратком и структурированном изложении наиболее значимых аспектов накопленных на сегодняшний день знаний и подходов, разработанных специалистами по истории архитектуры России за последние 30 лет.

Начнем с того, что в последние десятилетия на архитектуру стали принципиально чаще смотреть через социальную и политическую оптики. Любое здание возникает на пересечении возможностей и желаний заказчика, идей и навыков архитектора и мастеров, конкретной социальной, политической и религиозной ситуации. Сегодня архитектор далеко не всегда воспринимается абсолютным и единственным творцом здания, каким он предстает в огромном большинстве старых текстов, особенно до середины ХХ века. Для периода до XVIII века гораздо более плодотворным оказалось изучение строительства «по образцу», коллективного творчества артелей, роли заказчика и архитектурной иконографии. В исследовании архитектуры последних двух столетий особое внимание уделяется теперь роли институций и коллективов, их взаимодействию с государством и его представителями.

Падение железного занавеса существенно расширило представления всех российских историков архитектуры о зарубежном контексте – и через книги, и через осмотр памятников. На смену преобладавшей в советское время парадигме приоритета и автохтонности отечественного постепенно пришло осознание тесной взаимосвязи России с мировой архитектурой и огромной роли заимствований из зарубежных источников.

Громадный, не побоюсь этого слова, шаг был сделан в изучении российских регионов, которые еще полвека назад были абсолютной terra incognita. Появилось большое количество исследований по отдельным узким темам, а также обобщающие каталоги – подробный в описаниях, но пока совсем не полный «Свод памятников» (с 1998 года вышло около 20 томов по 6 областям), а также почти исчерпывающие по подбору объектов интернет-ресурсы temples.ru и sobory.ru.

В последнее десятилетие много внимания уделяется изучению советской архитектуры. Основной корпус старых текстов о ней писали активные участники архитектурного процесса того времени, что имело как плюсы, так и огромные минусы. В целом сейчас, по сравнению с тем, как это было еще лет десять назад, советская архитектура видится более связанной с дореволюционной и менее изолированной от мировых процессов.

Итак, эта книга – некое обобщение всего главного, в чем сходятся коллеги, то есть повествование, которое претендует на объективность в максимально возможной степени (если в гуманитарной науке вообще что-либо может на нее претендовать). К этому я добавляю мнения по тем темам, в которых историки архитектуры не согласны друг с другом. Выбор определенного мнения с моей стороны, конечно, субъективен. Наконец, я включаю в текст и собственные размышления, прежде всего по колониальным сюжетам.

Моя главная задача – создать целостную картину, показывающую развитие архитектуры России. Такая картина может быть только субъективной. При этом мне важна цельность концепции. Я смотрю на все с единых мировоззренческих позиций и излагаю точки зрения, которые не противоречат друг другу. Я использую наиболее обоснованные датировки и интерпретации. Они иногда расходятся с общепринятыми, которые на самом деле взяты из давно устаревшей литературы и тиражируются в ненаучных текстах и интернете. Несмотря на то что моя книга научно-популярная, она прошла серьезное рецензирование. Несколько друзей-коллег, известных специалистов по разным периодам истории архитектуры, любезно откликнулись на мою просьбу и тщательнейшим образом изучили соответствующие разделы книги, сформулировав замечания и предложения. Я убежден, что цель любого исследования – обнаружение истины. Если ее нельзя достичь, то к ней необходимо стремиться. Как говорил Бродский, «не в том суть жизни, что в ней есть, но в вере в то, что в ней должно быть».

Глава первая
Предыстория: Архитектура Древней Руси

На предыдущем развороте: Успенский собор во Владимире ясным морозным утром. Величественный вид холма с собором встречает всякого, кто прибывает в город со стороны Москвы

Древняя Русь и «древнерусское»

Предшественником современных Беларуси, России и Украины было государственное объединение восточных славян – Древняя, или Киевская, Русь (просто «Русь» как самоназвание). Языком местных жителей был древнерусский (в англоязычной литературе используется термин Old East Slavic), из которого впоследствии через промежуточные варианты развились белорусский, русский и украинский. Древнерусское государство формируется к середине IX века и распадается на отдельные княжества в начале XII. В середине следующего столетия почти всю эту территорию захватывают монголы. Лишь на крайнем северо-западе сохраняет независимость Новгородская республика. С середины XIV века власть кочевых завоевателей над русскими землями начинает ослабевать. Юго-западные и западные территории Руси оказываются в составе Великого княжества Литовского. На северо-восточных землях ведут борьбу за первенство несколько княжеств, и к концу XV века берет верх Московское. Завоевав в 1478 году Новгородскую республику, оно объединяет все основные территории северо-восточной и северо-западной Руси в единое государство. В этой точке исторические судьбы двух частей Руси – юго-запада и северо-востока – расходятся.

Единый древнерусский язык постепенно распадается на несколько разговорных наречий, среди которых особым своеобразием отличалось новгородское. Уже к XIV веку формируются и два новых литературных языка, не соответствующих разговорным наречиям и существующих параллельно с ними. Язык юго-западной Руси, имевший официальный статус в Великом княжестве Литовском, в разных национальных научных традициях называется рутенским, староукраинским, старобелорусским или западнорусским. Из него впоследствии развились современные украинский и белорусский языки. В северо-восточной Руси начинает складываться будущий русский язык.

В центре нашего внимания в этой главе будет многоликая средневековая Русь, от зарождения единого государства в IX веке до появления на его обломках нового объединения в XV. Что это был за мир? Постепенно племенные вожди восточных славян превратились в князей, которые стремились контролировать торговые потоки, связывавшие Скандинавию с Византийской империей, и волей-неволей должны были подражать великому соседу.

Как и в европейских средневековых обществах, государственные структуры на Руси были очень неустойчивыми, а власть рассеянной. На владение землями и политическим могуществом претендовали разные игроки: князья и их военные соратники, крупные церковные иерархи, а также внешние силы – константинопольский патриарх и Папа Римский, который задумывался о крещении восточных славян по латинскому образцу еще в IX веке. Не стоит удивляться, что «единое» древнерусское государство существовало совсем недолго; в сущности, такое единство – скорее иллюзия, навеянная нам привычкой облекать любое общество в четкие границы с понятным источником власти. Средневековые образования таких границ не знали: это был очень подвижный мир, в котором монастыри оказывались столицами, а короли – вассалами других королей. Правда, было исключение: Римская империя (сейчас мы называем империю того времени Византией). Заимствовать что-либо отсюда было очень престижно. Помимо религиозной и политической традиций из Византии на Русь пришло каменное строительство.

Пришло оно вместе с христианством в конце X века, когда на Русь из Византии стали приезжать мастера каменного дела, впоследствии определившие облик местной архитектуры на столетия вперед. О том, что строили до этого, мы почти ничего не знаем. Не сохранилось ни одного полноценного сооружения, в распоряжении у нас только археологические данные. Из них следует, что все постройки до крещения Руси были земляными и деревянными. Исследованы фундаменты простых жилых и оборонительных сооружений. Святилища реконструированы как круглые площадки с идолом в центре, а также рядами камней, рвами и небольшими деревянными подсобными постройками. Собственно культовых зданий не было; по крайней мере, они не известны ни по археологии, ни по письменным источникам.

Постепенно на Руси формируются собственные архитектурные артели, хотя византийские мастера продолжают работать здесь и в последующие столетия. В XI и особенно XII веках масштабы строительства растут, оно охватывает разные города, из-за чего начинают вырисовываться отличия древнерусской традиции от византийской, а также региональные особенности внутри Древней Руси, вызревшие к середине XIII века. Однако монгольское завоевание, случившееся именно тогда, на долгое время прерывает вообще всю строительную практику как на юго-западе, так и на северо-востоке. Архитектурная деятельность возобновляется в XIV веке, появляется сразу несколько традиций, каждая со своим визуальным языком и строительной техникой. Одной из этих традиций была раннемосковская, развивавшаяся на северо-востоке бывшей Руси. В конце XV века именно она, радикально трансформировавшись под влиянием приглашенных в Москву итальянских мастеров, станет началом русской архитектуры.

Иначе складывается архитектурная судьба юго-западной Руси. Главным политическим игроком на этих территориях было Галицко-Волынское княжество, которое оказалось в наименьшей степени затронуто монгольским вторжением. Строительство здесь не прерывалось. Само княжество во второй половине XIV века было разделено между двумя крупными соседями – Великим княжеством Литовским (ВКЛ) и Польшей. К началу XV века в состав Литвы вошли и все остальные земли южной Руси, включая Киев. Начало западнорусской архитектурной традиции на территории ВКЛ приходится на рубеж XV–XVI столетий, когда православная архитектура начинает соединять древнерусскую и готическую традиции. Важную роль в этом процессе сыграл представитель крупнейшего западнорусского княжеского рода Константин Острожский, великий гетман ВКЛ, профинансировавший сразу несколько храмов. По документальным или стилистическим основаниям с его заказом связываются Троицкая церковь (1514) и Успенский собор (1511–1522) в Вильнюсе, Михайловская церковь в Сынковичах (нач. XVI в.), сейчас в Гродненской области Беларуси, Богоявленская церковь в его родовом замке в Остроге (1520‐е) и Троицкая в соседнем Межириче (1520‐е – 1530‐е) в Ровненской области Украины. Все они стали предтечами яркой архитектурной традиции Украины, сформировавшейся к середине XVII века, когда на территории Гетманщины начинается обширное каменное строительство в формах украинского барокко.

В этой книге история архитектуры Древней Руси будет преамбулой как для истории архитектуры России, которая начинается лишь во второй половине XV века, так и для строительных традиций Беларуси и Украины.

В этой точке возникает терминологическая сложность. Под словом «русский» принято объединять Древнюю Русь и Россию, однако Древняя Русь – предшественница не только российской, но также украинской и белорусской культур. В связи с этим термин «русский» я буду использовать лишь для тех явлений, которые относятся к середине XV века и позже.

Впрочем, термин «древнерусский» не менее противоречив. Обычно им обозначают весь период от зарождения Древней Руси до начала петровских реформ, то есть конца XVII века. Таким образом, он проводит границу между «исконным» и европейским (с XVIII века) периодами российской истории. Здесь закрадывается серьезная ошибка, поскольку это деление игнорирует радикальный слом рубежа XV–XVI веков, когда возникает Московская Русь, государство нового типа, существенно отличающееся от средневековых политических образований. В каком-то смысле именно тогда Россия стала частью Европы, где происходили схожие процессы. Они, безусловно, повлияли и на культурную ситуацию в этом регионе, поэтому слово «древнерусский» я буду использовать исключительно для обозначения явлений до середины XV века. Так мы разведем два сложных термина, закрепив за ними четкие временные промежутки.

Наконец, для разговора о самом раннем пласте древнерусской истории (до XIII века) существует удобный и широко используемый термин «домонгольский». Последующий период монгольского господства историки иногда называют «ордынским», хотя искусствоведы обычно так не выражаются.

Древнерусские здания: кто, как, что и сколько

Мы привыкли к тому, что любая оригинальная постройка – это творение архитектора. Однако так было не всегда. В Средние века архитектурный процесс был организован совсем иначе по сравнению с более поздними эпохами. Архитектора в современном понимании слова – человека, который придумывает здание от начала до конца и фиксирует свое видение в проекте, – попросту не было, как и таких проектов в принципе. Опорой служили не подробные визуальные документы, а краткие описания размеров здания, рисунки и устные договоренности заказчика с исполнителями.

Таким образом, средневековое здание становилось результатом творческого взаимодействия большого количества людей – от заказчика до каждого из мастеров, которые могли исполнять отдельные детали на свое усмотрение. Решающую роль играл именно заказчик – князь, епископ, настоятель монастыря. Он обращался к подрядчику, который собирал артель, состоящую из главного мастера, его помощника и рядовых каменщиков. Заказчик определял основные и наиболее узнаваемые элементы постройки, которая превращалась в символ его богатства, влияния и власти, а также подчеркивала его благочестие и причастность к культурной традиции.

Поскольку архитектурных трактатов в то время не существовало, заказчики старались повторять и улучшать те здания, которые видели сами или знали по условным изображениям в средневековых книгах. При этом, как и мастера, они не просто копировали известные памятники, а вносили в них изменения, иногда сознательно, иногда – нет. Такой метод строительства обычно называют «по образцу». Кстати, он характерен не только для Руси, но и вообще для любой средневековой архитектуры, от Франции до Индии. Как нетрудно догадаться, изменения в такой ситуации происходят медленно: здания ориентируют друг на друга, хотя никогда не делают «под копирку». Нельзя найти два одинаковых средневековых строения, зато похожих – сколько угодно. В связи с этим древнерусские постройки многим кажутся однообразными и даже скучными. Чтобы разобраться в такой архитектуре, нужно очень внимательно смотреть на детали.

Все значимые и статусные здания на Руси были каменными. Кстати, «каменный» – это условный термин, за которым скрывается чаще всего кирпич. Так обозначают всю не-деревянную архитектуру. Собственно, из камня в Древней Руси (и позже в России) строили довольно мало из-за немногочисленности месторождений и дороговизны качественных пород.

Кирпичные здания появились на Руси благодаря византийским мастерам. Они использовали тонкий (до 5 см) квадратный или прямоугольный кирпич, который называется плинфой. Размер и форма плинфы, а также состав глины варьировались в зависимости от времени и места строительства. Во многих случаях, когда нет письменных свидетельств, плинфа оказывается единственным источником для датировки здания и выяснения географической принадлежности артели. Часто в кирпичную кладку добавляли необработанные камни, чтобы удешевить процесс. Плинфу связывал строительный раствор, основу которого составляла гашеная известь с добавлениями измельченной керамики или кирпича. Последний придавал раствору характерный розоватый оттенок. Стены древнерусского храма внутри всегда штукатурились, а снаружи могли оставаться и неоштукатуренными.

Каменные здания образуют «генеральную линию» развития архитектуры. Они не гибли в бесконечных городских пожарах, и статусные заказчики, безусловно, предпочитали дереву долговечный материал, который позволял увековечить их амбиции и передать архитектурные послания следующим поколениям. В силу высокого статуса именно в каменных зданиях разрабатывались все основные архитектурные идеи, композиции и формы декора.

Конечно, подавляющее большинство древнерусских храмов были деревянными. Как они точно выглядели, мы не знаем. Приблизительную информацию можно почерпнуть из кратких упоминаний в письменных источниках или изображений на иконах и миниатюрах. Однако эти изображения и тем более описания кратки и образны, так что реконструкция может быть лишь гипотетической, причем по более поздним архитектурным образцам. Сохранились они, напомню, только с конца XV века. Но не стоит забывать – деревянное зодчество существовало в том же культурном пространстве, что и каменное, и не следовало каким-то слишком отличным от него направлениям. Более того, заказчики деревянных построек естественным образом не могли не подражать архитектуре более престижных и дорогих каменных зданий. Так что да, мы вынуждены изучать древнерусскую архитектуру по каменным зданиям, но именно (и только) они составляли мейнстрим ее развития!

Конечно, главной постройкой в Древней Руси был православный храм. Можно ли посчитать количество церквей, возведенных в эту эпоху? Что касается деревянных, не получится сказать даже приблизительно, а вот появление каменного храма всегда было событием и поэтому отражалось в летописях. Если учесть также археологические данные, можно предположить, что в домонгольской Руси было построено порядка трехсот каменных церквей. Сопоставимых с ними храмов ордынского времени (до середины XV века) насчитывается примерно в два раза меньше. В более или менее целом состоянии до нашего времени дошло чуть более сорока домонгольских храмов и около двадцати – от последующей эпохи.

Теперь поговорим о конструкции храмов. Не стоит бояться сложных и непривычных для неспециалиста слов: в конце книги есть словарь избранных терминов с пояснениями к каждому из них. Итак, у любого храма есть план, и его можно изобразить на бумаге, в графическом редакторе, да хотя бы на песке. Это своего рода взгляд сверху. Из Византии на Русь пришел крестово-купольный тип храма в виде его самой распространенной разновидности – храма вписанного креста. Какой крест и куда он вписан? Представьте, что вы стоите в центре храма под большим куполом. Справа, слева, спереди и сзади от вас будут располагаться рукава креста – ячейки, которые замыкаются скругленными сводами (это такой потолок, состоящий из наклонных поверхностей). А стены храма образуют квадрат, и в него этот крест вписан. Визуально такая композиция хорошо прослеживается по четырем столпам (массивным прямоугольным опорам), на которые опирается барабан с куполом. Как это получается? Между столпами перекидываются подпружные арки, и на них ставится барабан. Углы между этими четырьмя арками превращаются в паруса – треугольные вогнутые участки кладки, также поддерживающие барабан.

Посмотрим на эту конструкцию сверху. По углам нашего квадрата из стен, в который вписан крест, образуются четыре дополнительные ячейки. На Руси они чаще всего имели ту же высоту, что и рукава креста, и не были огорожены от них, поэтому сливались с остальным пространством храма. К трем ячейкам на восточной стороне примыкали полукруглые апсúды, расширявшие пространство этой части храма. Здесь находился алтарь, отгороженный преградой – каменной или деревянной рамой с иконами, несколько выше человеческого роста. Привычные нам высокие стены-иконостасы появятся в русских храмах лишь в XIV веке. В центральном компартименте алтаря находится престол, на котором совершается главное христианское таинство – литургия. Левый компартимент – жертвенник, здесь готовят хлеб и вино для евхаристии. В правом могли проводиться поминальные службы, а впоследствии тут стали хранить церковные сосуды и одежды. Это помещение называют диаконником. Если мы, стоя перед алтарем, посмотрим наверх, то увидим конху – полукопол над апсидой. Здесь обычно помещалось главное храмовое изображение – фреска или мозаика с фигурой Христа или Богоматери.