Текст книги "Купола, дворцы, ДК. Судьбы и смыслы архитектуры России"

Благодаря великолепно сохранившимся росписям приобрел широкую известность и Преображенский собор Мирожского монастыря (1140‐е – начало 1150‐х), расположенного в Пскове, на северо-западных рубежах древнерусских земель. Здание возвели по заказу Нифонта, епископа Новгорода, которому тогда подчинялся Псков. В артели, скорее всего, работали мастера, до этого строившие для князя Всеволода. Они создали редкую вариацию на тему «вписанного креста», сделав очень низкие и изначально изолированные угловые ячейки. Над западными компартиментами чуть позже были сооружены закрытые помещения, которые впоследствии прижились в псковской архитектуре. Подчеркнуто крестообразное, относительно невысокое и очень широкое внутреннее пространство производит впечатление благодаря одному из самых сохранных ансамблей фресок Древней Руси, с его изысканным лазоревым фоном и сложной иконографической программой.

12 Собор Мирожского монастыря в Пскове (1140‐е – начало 1150‐х). Реконструкция первоначального вида до и после надстройки западных компартиментов

Уникальная сохранность фрескового ансамбля позволила провести в этом храме очень интересный эксперимент. Искусствовед Всеволод Рожнятовский в течение многих лет наблюдал за падением солнечных лучей на росписи в разное время суток. Ему удалось установить определенные закономерности в игре солнечных пятен на прекрасных фресках. По его мнению, эта игра не случайна, она была намеренно срежиссирована мастерами, чтобы с помощью света акцентировать разные символические аспекты росписи.

13 Церковь Михаила Архангела в Смоленске (1180–1197)

Новаторский и одновременно удачный по архитектуре памятник появился в конце XII века в Смоленске, где правила одна из ветвей Рюриковичей. Церковь Михаила Архангела (Свирскую) возвели в 1180–1197 годы по заказу Давида Ростиславича, отец которого фактически был родоначальником смоленского княжеского рода. Именно в архитектуре этого храма был подхвачен и значительно усилен мотив устремленности ввысь, подсмотренный в соседнем Полоцке. Высотность подчеркивают мощные пучки пилястр, оформляющие каждый угол храма, и это впечатление усиливали трехлопастные завершения фасадов. Однако они не были воспроизведены при (не особо удачной) реставрации памятника. Кстати, у соседа Смоленск заимствовал и боковые притворы, но здесь мастера открыли их внутрь храма, что подчеркивало крестообразные очертания интерьера. Свирская церковь произвела большое впечатление на современников, ее устремленной вверх архитектуре подражали во многих других городах.

Храм Василия в Овруче (1190‐е) к северо-западу от Киева появился, скорее всего, стараниями местного князя Рюрика Ростиславича, младшего брата заказчика Свирской церкви. Храм Василия необычен уникальным фасадом с двумя эффектными симметричными лестничными башнями. Два элемента связывают этот храм с архитектурной традицией Гродно – инкрустация в кирпичную кладку крупных кусков грубо колотого цветного камня и устройство небольших галерей вдоль южной и северной стен. Здание было разрушено еще в XIV веке и долгое время лежало в руинах. В 1907–1909 годах его с большой тщательностью и максимальным сохранением уцелевших элементов восстановил Алексей Щусев. На освящение приезжал сам Николай II, а архитектор получил звание академика за образцовую для того времени реставрацию.

Борисоглебскую (Коложскую) церковь в Гродно (1180‐е или 1190‐е) отличает от ее ровесников уникальная кладка стен, известная и по некоторым другим постройкам гродненской школы. Стены выложены из кирпича, перемежающегося вставками крупных белых и цветных валунов, а также разнообразных крестов, как делали в соседних землях Балтии и в Новгороде, но здесь – из глазурованной керамики. Интересно, что эффектные стены не стали штукатурить даже внутри, а фрески размещались лишь в алтаре и нижней части стен. Увы, от храма, возвышающегося на живописном берегу Немана, сохранилась лишь северная половина; остальные стены обрушились в результате оползней в середине XIX века и были заменены деревянными.

14 Кладка стены Борисоглебской церкви в Гродно (1180‐е или 1190‐е)

Храм Пантелеимона в древнем Галиче (1190‐е или 1200‐е) – это единственное сохранившееся произведение архитектуры Галицкого княжества, в 1199 году объединившегося с Волынью в мощное Галицко-Волынское княжество. Мы не знаем ни имя заказчика, ни точную дату постройки храма. Уцелела только нижняя часть здания; верхняя перестраивалась и обрела нынешний вид, максимально приближенный к гипотетически возможному, в 1998 году. Скорее всего, храм был сильно вертикализован – смоленская мода быстро распространилась по соседним землям! Интерьеры церкви украшают мощные пучки пилястр, напоминающие о Свирском храме. Самое интересное – внешний облик здания, по полной облицовке светлым камнем и сходству мелких деталей отчетливо свидетельствующий о работе западноевропейских мастеров, которые могли прийти из Малой Польши, Венгрии или Германии. Возможно, именно через Галич заполучил романских мастеров и князь Юрий Долгорукий, поручивший им строительство первых каменных храмов Северо-Восточной Руси.

Северо-Восточная Русь: византийско-романский синтез

О полноценных региональных традициях говорить применительно к домонгольской Руси довольно трудно. Однако тут есть исключение – архитектура северо-восточных (владимиро-суздальских) земель, которая благодаря романскому облику заметно выделяется на фоне других построек того времени. Ее мастерам удалось создать яркую, цельную и легко узнаваемую региональную школу.

Северо-Восточная Русь – это бывшие угро-финские территории, воспринимавшиеся в других древнерусских центрах как далекая окраина и колонизированные славянами позднее других земель. Однако именно Северо-Восточная Русь станет ядром формирующегося с XIV века Московского государства, а традиция владимиро-суздальского белокаменного зодчества ляжет в основу его архитектуры.

В 1097 году обширные территории вокруг Ростова и Суздаля были закреплены за внуком Ярослава Мудрого – князем Владимиром Всеволодовичем по прозвищу Мономах. В 1108 году он основал Владимир и примерно в то же время передал управление всеми этими землями одному из младших сыновей – Юрию. При Мономахе на северо-востоке появляются первые кирпичные храмы, в том числе собор в Суздале, впоследствии разобранный и перестроенный. В 1125 году Юрий Долгорукий сделал Суздаль центром своих владений, однако в строительстве не преуспел, поскольку его политические интересы были сосредоточены на юго-востоке Руси. Свое прозвище он получил, как известно, за неоднократные попытки заполучить киевский престол. Среди немногочисленных построек его времени на северо-востоке в Переславле-Залесском хорошо сохранился Преображенский собор (1150-е), который Юрий начал возводить в самом конце почти полувекового правления. Достраивали храм уже, видимо, при его сыне Андрее. На первый взгляд, перед нами самая примитивная византийская схема – четырехстолпный храм без нартекса. Однако строительный материал – собор целиком сложен из белого камня – и декор принадлежат не византийско-русской, а западноевропейской романской традиции! Как так вышло? К сожалению, мы можем только гадать. Вероятно, Юрий пригласил мастеров из Галича и в артели также были выходцы из Малой Польши. Кстати, недавно этот храм прославился тем, что на внешней стене одной из апсид был неожиданно найден список с именами убийц князя Андрея Боголюбского, наследника Юрия Долгорукого.

15 Преображенский собор в Переславле-Залесском (1150-е)

Именно при Андрее Юрьевиче наступает политическая самостоятельность и подлинный расцвет архитектуры северо-восточной Руси. В отличие от отца, Андрей не видел большой ценности в киевском престоле. Когда Юрий все-таки утвердился на великом княжении в Киеве, где вскоре и умер, его сын вопреки воле отца переехал во Владимир, причем не с пустыми руками. Он забрал из Вышгорода (киевское предместье, которым управлял Андрей при жизни отца) замечательную византийскую икону Богоматери, которая вскоре будет названа Владимирской и станет покровительницей нового княжества. В 1157 году, после смерти отца, князь Андрей стал полноправным правителем ростово-суздальских земель и перенес столицу из Суздаля во Владимир – небольшой в то время городок стал центром его владений. Андрей пошел дальше и предпринял попытку заполучить из Константинополя отдельного от Киева митрополита для своих земель, однако она не увенчалась успехом. Зато молодому князю удалось закрепить за Владимиром статус великого княжества: в 1169 году он захватил и разграбил Киев и получил вместе с городом статусный титул.

После этих событий Андрей развернул на северо-востоке бурную строительную деятельность. В новой столице князь символически воспроизвел несколько сакральных точек Киева и Константинополя. Городской собор вслед за Печерской Успенской церковью был назван Успенским (1158–1160) и повторял ее план. Также по аналогии с Киевом во Владимире появились Золотые ворота с церковью Ризоположения, частично сохранившиеся до наших дней. Уже в этих ранних постройках начал формироваться новый визуальный язык. В обоих случаях строительным материалом служил не кирпич, а белый камень. На стенах Успенского собора впервые появляется романский аркатурно-колончатый пояс, который станет обязательным элементом владимиро-суздальской архитектуры. Загадкой остается происхождение конструкции, обеспечивающей переход от подпружных арок к куполу: типичная для всех других древнерусских храмов система парусов дополнена здесь вставленными в них тромпами, то есть небольшими несущими нагрузку арочками.

16 Аркатурно-колончатый пояс храма Покрова на Нерли

Самое необычное наследие князя Андрея – комплекс в городе Боголюбове (между 1158 и 1175), основанном на том же расстоянии от Владимира, что и Вышгород от Киева. Это был загородный дворец князя, включавший храм. В центре комплекса находится собор Рождества Богородицы, в котором хранилась написанная по заказу князя икона Боголюбской Богоматери. Поскольку князь горячо почитал этот образ и часто ездил в Боголюбово, подле храма возвели княжеский дворец, на чем и основывалось позднее толкование всего комплекса. До наших дней сохранились только нижние части храма и соединенная с ним переходом лестничная башня, в которой великий князь был убит в 1174 году. Уцелело и несколько типичных романских элементов: тройное окно в башне и основания круглых колонн в храме. В остальном же архитектура Боголюбова известна нам лишь по описаниям и раскопкам, что делает ее реконструкции не очень надежными. Судя по письменным свидетельствам, здания комплекса были роскошно украшены: мозаичный декор, полы из начищенной меди (редчайший для Руси случай! – обычно они были каменными или керамическими), колонны с позолоченными пилястрами и т. д.

17 Комплекс в Боголюбове (между 1158 и 1175)

В полутора километрах от Боголюбова на берегу реки Нерль Андрей возвел церковь Покрова (между 1158 и 1175). Этот храм, превратившийся в один из символов «русскости», живописно стоит среди полей, холмов и разливов реки, напоминая свечу вытянутым объемом и луковичным куполом. Однако устремленность ввысь во времена Андрея ощущалась скорее внутри храма, а снаружи он изначально выглядел иначе. Это было мощное, скорее пирамидальное по силуэту сооружение, стоявшее на искусственно укрепленном холме, который был облицован каменными плитами. Возвышавшийся над окрестностями храм окружала открытая галерея. Венчала его шлемовидная глава (нынешняя луковичная сделана лишь в 1803 году). Галереи разобрали еще в XVII веке, а в конце XVIII века игумен Боголюбского монастыря, которому принадлежал храм, договорился о его разборке на стройматериалы (стоявшая в поле одинокая церковь приносила одни убытки!), и только отсутствие средств на разборку спасло храм. Основной объем сохранился хорошо. Его стены украшают оригинальные средневековые элементы – аркатурно-колончатый пояс и замечательные романские рельефы. Откуда пришли европейские мастера, работавшие здесь и на других стройках Андрея Боголюбского – по летописям не известно. Однако анализ архитектурных форм позволяет с уверенностью говорить, что основная часть мастеров артели работала до этого на строительстве романского собора в Модене – городе в Северной Италии. Вскоре после убийства Андрея Боголюбского к власти пришел его младший (с разницей более сорока лет!) брат Всеволод, получивший впоследствии прозвище Большое гнездо. При нем Владимиро-Суздальская Русь достигла расцвета, став, возможно, самым влиятельным политическим игроком на обломках Древнерусского государства. В 1185–1189 годы Всеволод перестраивает и расширяет сгоревший в пожаре Успенский собор Андрея. От здания его брата сохраняется лишь внутренняя структура, причем стены прорубаются и превращаются во внутренние столпы нового собора. Новые стены получают точно такое же декоративное оформление, как и фасады старого храма. В каждом строительном решении ощущается масштаб и амбициозность нового проекта. Храм обзаводится экзонартексом на константинопольский манер и дополнительными боковыми нефами. (Термин «неф», привычный для западноевропейской архитектуры и обозначающий продольные части храма, можно употреблять и в разговоре о византийской и русской архитектурах.) Разрастается алтарь, апсиды заменяют на новые, сильнее вынесенные на восток.

18 Реконструкция первоначального облика церкви Покрова на Нерли (между 1158 и 1175)

Однако самым заметным новшеством становится появление четырех малых куполов, предназначенных для освещения хоров. Вместе с главным они образуют эффектное пятиглавие, прекрасно обозревавшееся со всех сторон и в первую очередь с востока, где особенно крут склон холма, на котором стоит собор. На Руси пять глав до этого венчали только новгородские соборы Софии и Николы на Дворище. Не думаю, что мастера Всеволода сознательно воспроизводили эти образцы. В обоих новгородских храмах боковые главы тесно прижаты к главной, а во Владимире, наоборот, сдвинуты на углы здания. Эта практическая мера, направленная на освещение хоров, привела тем не менее к исключительно выразительному результату. В XV веке итальянский инженер Аристотель Фиораванти воспроизведет этот образ на главной площади Москвы – так появится Успенский собор кремля. После этого пятиглавие станет обязательным атрибутом всех соборных храмов России на несколько столетий.

Не менее впечатляет другой храм Всеволода – придворный Дмитриевский собор, возведенный примерно в 200 метрах от Успенского, на том же холме. Архитектура Дмитриевского собора проста и уже, думаю, привычна для читателя: это четырехстолпная церковь с одной главой. Когда-то ее окружали высокие галереи, а сбоку примыкали придел и лестничная башня. Впрочем, бессмертие собору принесла удивительная каменная резьба, которой покрыта вся верхняя половина здания. Такое пышное оформление не могло быть случайным. Дело в том, что это был не просто храм, а скорее драгоценный реликварий. Всеволод вложил в него привезенную из византийской Фессалоники икону в размер гроба святого Димитрия Солунского и фрагмент его пропитанной кровью одежды. Подобная реликвия требовала соответствующего обрамления, благодаря чему и появились эти белокаменные рельефы. Отдельные сюжеты и принципы их размещения не до конца понятны. Точно можно сказать, что с помощью библейских (царь Давид) и историко-легендарных (Александр Македонский или даже сам Всеволод с сыновьями) аллюзий они прославляют верховную власть. Существует предположение, что храм построили местные ученики романских мастеров, однако повторюсь, что в этих вопросах мы находимся в плоскости шатких гипотез.

Последним произведением владимиро-суздальского зодчества, его лебединой песней перед монгольским завоеванием стала Георгиевская церковь (1230–1234), построенная одним из многочисленных сыновей Всеволода, Святославом, в небольшом городе Юрьеве-Пóльском. Храм дошел до нас примерно на половину от изначальной высоты. Он рухнул и был восстановлен в 1471 году мастером Василием Ермолиным из Москвы, которая тогда уже подчинила эти территории. При реконструкции купол и верхние части церкви получили новый облик, поэтому ее первоначальный вид остается для нас загадкой. При этом мастера сохранили и вернули на стены многочисленные попадавшие рельефы. Правда, их местоположение оказалось перепутано: какие-то положены вверх ногами, какие-то на боку, соседние рельефы не складываются в композиции. Это крайне затрудняет реконструкцию иконографической программы и интерпретацию ее смысла. Кстати, рельефов в Юрьеве-Польском больше, чем в Дмитровском соборе, и доходили они до самого низа стен! Можно сказать, что Георгиевский храм стал апогеем безудержного декоративизма мастеров северо-восточной Руси предмонгольского времени.

19 Реконструкция первоначального облика Георгиевской церкви в Юрьеве-Польском

20 Фрагмент портала Георгиевской церкви в Юрьеве-Польском (1230–1234)

Архитектура собора тоже несколько необычна: он подхватил и воплотил в формах древнерусской романики мотив устремленности ввысь, свойственный в то время постройкам многих русских земель, прежде всего Смоленска. Подобно многим таким храмам, юрьевскую церковь с трех сторон обрамляли притворы. Предполагается, что ее завершение было ярусным, но как именно оно выглядело, мы не знаем.

Тезисно о главном

Первые храмы Руси конца Х – XI веков возводились византийскими мастерами или при их активном участии. По византийским меркам это довольно большие и нестандартные постройки, которые представляют собой разные интерпретации авторитетных греческих образцов.

Уже в конце XI столетия возникает простое, но величественное сооружение – собор Киево-Печерского монастыря, быстро ставший главным объектом для подражания на последующие полтора столетия.

Несмотря на разнообразие местных вариантов, для большей части домонгольской Руси нельзя говорить об устойчивых региональных традициях. Лишь на территории отдаленного, но могущественного Владимиро-Суздальского княжества складывается совершенно особенная архитектура: ее специфику определяют приехавшие из Западной Европы мастера.

Основными заказчиками храмов в домонгольской Руси выступали князья, которые финансировали как городские, так и монастырские храмы. Важнейшим храмом была Киевская София, которая, тем не менее, лишь дважды выступала архитектурным образцом. Монастырские храмы часто повторяли образ Успенской Печерской церкви.

Архитектура после монгольского нашествия

Монгольское завоевание – пожалуй, важнейший слом в истории Древней Руси. Различные политические центры, не сумевшие объединиться перед лицом угрозы, оказались на два столетия в зависимости от Золотой Орды – огромной степной империи, построенной наследниками великого Чингисхана. Исключением был Новгород, сохранявший независимость и включенный в западноевропейское экономическое пространство. Русские князья продолжали соперничать между собой, что вылилось в борьбу за так называемый ярлык на великое княжение – грамоту от золотоордынского хана, обеспечивающую верховенство ее обладателя над другими князьями. Когда в XIV веке в самой Орде начались центробежные процессы, этим не преминули воспользоваться их вассалы. Самым удачливым княжеством оказалось маленькое Московское: его правители в короткий срок сумели выстроить эффективную систему управления, которая ляжет в основу совершенно нового по своей природе государства, сложившегося в конце XV века. Его появление подведет черту под историей средневековой Руси.

Юго-запад: западноевропейская Древняя Русь

В 1237–1241 годы практически вся Русь была завоевана монголами, пришедшими сюда из Великой степи и построившими одну из самых могущественных империй в истории человечества. Огромные людские жертвы, разорение городов и потеря политической независимости большинством княжеств привели к тому, что на Руси почти на полвека остановилось какое-либо каменное строительство. Возобновление было медленным и давалось непросто – архитектура ордынского времени существенно уступает по качеству домонгольской. На юге возвращение к прежним масштабам строительства затянулось на несколько столетий. На северо-востоке, чуть меньше пострадавшем от завоевания, строительство понемногу восстанавливалось с начала XIV века, однако и к середине следующего столетия местная архитектура не достигла былых высот – ни по качеству, ни даже по количеству построек. Различия между региональными школами в этот период стали сильнее, поскольку они находились в изоляции друг от друга. Впрочем, наши знания о разных регионах очень неравномерны. Если говорить о сохранившихся объектах, то в более или менее целом состоянии до нас дошли десятки памятников новгородского (включая псковское) зодчества до середины XV века, несколько раннемосковских и всего один тверской. Архитектурные достижения других городов известны только по раскопкам и письменным свидетельствам.

Единственным регионом, где строительная деятельность не была прервана монгольским нашествием, было Галицко-Волынское княжество. Несмотря на то, что князь Даниил Романович формально стал вассалом ордынского хана, на деле ему удалось сохранить фактическую независимость своего государства, которое все больше тяготело к Западной Европе. В 1253 году Даниил получил от Папы Римского королевский титул и корону! Лавируя между европейскими соседями и Ордой, княжество просуществует до 1340 года, когда местная династия прервется, а его территория будет разделена между Польшей и Литвой. Ориентация на запад не могла не отразиться на архитектуре Галицко-Волынского княжества. Раскрытые раскопками храмы второй половины XIII века в Холме, Любомле и Луцке в общем принадлежат еще древнерусской парадигме, однако построены уже на известково-песчаном растворе из брускового кирпича, что характерно для готической архитектуры. По всей видимости, тут работали западные мастера, скорее всего польские. А вот храмы конца XIII века во Владимире-Волынском – Михайловский (колонная ротонда, раскрыта раскопками) и Васильевский (до 1294 года; октаконх, то есть храм с восьмилепестковым планом, перестроен) – уже целиком относятся к западноевропейской архитектуре; их типы в древнерусской архитектуре не встречались. В дальнейшем на территории Украины и Беларуси мы будем наблюдать схожую картину: общая ориентация на европейскую архитектуру при частом обращении к некоторым древнерусским образцам.

Северо-запад: пограничная архитектура Новгорода и Пскова

Раньше других земель каменное строительство возобновилось в Новгородской республике, которой в то время подчинялся, напомню, и Псков. Заказчиками могли быть архиепископы, настоятели монастырей, бояре и даже простые жители, а князья реальной властью, что касается внутренних дел города, не обладали и церквей не строили.

Первый послемонгольский памятник Великого Новгорода – это монастырская церковь Николы на острове Липно (1292), возведенная по заказу архиепископа Климента. При ее постройке явно ориентировались на последний домонгольский храм этого региона – Рождественскую церковь в Перыни (предположительно 1220‐е), которая стоит на другом берегу Волхова, почти напротив Липна, и, кстати, тоже хорошо сохранилась. Миниатюрный храм в Перыни был построен по пришедшей тогда из Смоленска моде на устремленные ввысь композиции, но приобрел характерные для новгородской архитектуры скромность и лаконичность. Это, кстати, не единственный храм в Новгороде, возведенный по смоленской моде, – еще в 1207 году появилась выдержанная в этой стилистике церковь Параскевы Пятницы на Торгу (1207) с запоминающимися пучками колонок на углах. Перынский храм совсем небольшой, его трехлопастные фасады даже не разделены на прясла, а сливаются в фигурную стену, у алтаря же всего одна апсида.

Вернемся к Николе на Липне и приглядимся, что делают мастера. Глядя на Перынский храм, они в заметно большем масштабе повторяют все те его особенности, которые я перечислил (устремленность вверх, трехлопастные фасады). Получается, что для восстановления прерванной традиции первостепенным для заказчиков оказывается точное воспроизведение образца. Храм на Липне сложен из доступных местных материалов – плитняка (слоистого речного камня) и ракушечника, арки – из брускового (привычного для нас) кирпича, распространенного в Северной Европе и Балтии. Обращу внимание, что в домонгольском Новгороде храмы возводили из чередующихся рядов плитняка и значительно более дорогой (и более прочной) плинфы, производство которой после монгольского нашествия прекратилось. Стены храма, кстати, не были оштукатурены, и его каменная фактура играла в том числе декоративную роль. Некоторые элементы декора были для Новгорода в новинку – это вставные каменные кресты и ползучие аркатуры под карнизами, пришедшие из позднероманской архитектуры соседней Ливонии. Оттуда же, скорее всего, приехала как минимум часть мастеров, сооружавших храм.

21 Церковь Параскевы Пятницы на Торгу в Новгороде (1207)

Липна (сейчас название острова пишут так) – самый труднодоступный из храмов Великого Новгорода, попасть туда можно только по реке. Я плавал к нему на небольшой яхте: на них до сих пор возят туристов местные проводники. Сначала мы попали в шторм. На острове подверглись нападению свирепой собаки, охраняющей храм. А на обратном пути, избегая шторма, пошли протоками между заросшими камышом островами – и запутали киль в тине, долго его извлекали и только поздно вечером вернулись к пристани под стенами Юрьева монастыря. К великолепной архитектуре и остаткам фресок в интерьере Липна всегда обязательно добавляет какое-нибудь увлекательное приключение.

После появления Никольской церкви на Липне в Новгороде начинается весьма регулярное и активное строительство. От XIV – первой половины XV веков до нас дошло множество храмов, чаще всего близких друг другу по архитектуре. Я расскажу о двух из них, в которых особенно ярко проявились новгородские особенности. Церковь Федора Стратилата на Ручью (1360–1361) возвели по заказу посадника Степана Андреевича. Она сохранила общий силуэт и структуру храма Николы на Липне, но обзавелась при этом исключительно богатым декором, многие приемы которого находят параллели в западноевропейской архитектуре. Впрочем, взяты они, скорее всего, из предшествующих новгородских построек: это аркатуры на апсиде, стрельчатые завершения окон, кирпичные кресты и др. Особенно изысканно украшен барабан. Его верхнюю часть окаймляют игривые перспективные ниши, сверху декорированные поребриком, то есть узором из выдвинутых углами вперед кирпичей. Сразу под ними – изящная лента бегунца. Узенькие окна оформлены полукруглыми бровками с поребриком, которые рифмуются с верхней частью барабана, а пространство между бровками занимают миниатюрные круглые ниши.

Ничем не уступает церкви Федора Стратилата храм Спаса Преображения на Ильине улице (1371–1374), построенный на средства местных жителей. Он находится совсем недалеко от Федоровской церкви, возведен всего десятью годами позже и почти во всем копирует ее как образец. Несмотря на скромный статус коллективного заказчика, качество строительства остается очень высоким. У Спаса на Ильине были все те же трехлопастные завершения фасадов, которые впоследствии заменили на скатные кровли, дошедшие до нашего времени. На стенах обитают миниатюрные декоративные элементы, соседствующие с раскиданными тут и там узенькими окнами. Помню, что одна местная экскурсоводка в далекие 1990‐е говорила, что храм зовется Преображенским потому, что ходишь вокруг – и архитектура на твоих глазах преображается!

Однако главная ценность церкви находится внутри. Центральное пространство кажется расширенным и объемным, поскольку столбы, как и в других новгородских храмах, слегка сдвинуты к углам здания. Попадая внутрь, прихожанин невольно устремляет взгляд вверх, к куполу, где сохранилось одно из самых известных произведений древнерусской живописи. Христос Пантократор работы великого средневекового мастера Феофана Грека смотрит оттуда в напряженном и торжественном безмолвии. Помимо этой фрески в храме сохранилось еще несколько фрагментов удивительной росписи Феофана (1378) – изображения Ветхозаветной Троицы и столпников в одном из западных компартиментов.

В 1430–1460‐е годы, когда в других частях Руси храмов почти не возводили, Новгород пережил новый архитектурный бум. В это время активную строительную деятельность развернул архиепископ Евфимий II, заказавший за долгие годы правления (1429–1458) почти тридцать (!) каменных сооружений. Какие-то постройки возводились с нуля, но многие – на основаниях старых, что подчеркивало преемственность и ценность новгородской традиции. Такое внимание к локальной старине было обусловлено, судя по всему, политическим контекстом – тогда перед республикой стояла задача выживания перед лицом неумолимо растущего московского влияния и военной угрозы со стороны этого молодого, но очень амбициозного княжества. Старания Евфимия с несколько меньшим размахом продолжил его преемник, архиепископ Иона (1458–1470). За сорок лет их пребывания у власти не менее двадцати старых храмов были заменены новыми, возводились и светские сооружения.

Церковь Спаса на Ильине улице в Новгороде (1371–1374)

В кремле, например, в начале правления Евфимия появилась Владычная палата (1433) – небольшое здание в формах северной готики, с замечательными нервюрными сводами и стрельчатыми окнами. Ее возвели немецкие и польские мастера, о чем сохранилось известие в летописи. Как и другие сооружения архиепископского двора, палата целиком сложена из кирпича, хотя в то время в Новгороде обычно использовали более дешевый слоистый плитняк; из кирпича выкладывали только своды, арки, оконные и дверные проемы.

Последним перед московским завоеванием памятником независимого Новгорода была церковь Cимеона Богоприимца Зверина монастыря (1468). Здание сохраняет все структурные элементы описанных ранее новгородских церквей за исключением трехлопастного завершения, которое здесь сменила более удобная (в ней не застревает снег) восьмискатная кровля. Как и другие новгородские храмы XV века, он значительно скромнее церквей Федора Стратилата и Спаса на Ильине и по размерам, и по декору. Выделяется разве что сложный ковер из бегунцов и поребриков на треугольных завершениях фасадов. Непритязательный на первый взгляд храм построен, однако, по заказу архиепископа из самого дорогого материала: это единственный полностью кирпичный храм XV века. Внутри сохранился удивительный фресковый ансамбль: стены основного объема сплошь исписаны небольшими погрудными фигурами святых в календарном порядке их дней памяти.