Текст книги "Секреты польской политики 1935—1945 гг. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации"

Сообщение польского посольства в Эстонии в МИД

СОВ. СЕКРЕТНО

ПОСЛАНО Т.Т.

СТАЛИНУ,

МОЛОТОВУ,

ВОРОШИЛОВУ

«3» IX 1937 Г.

7 Отделом ГУГБ НКВД получен из Варшавы следующий документальный материал:

Документально

Перевод с польского

Польское посольство в Эстонии

8 июля 1937

О советских предложениях в Риге и Ковно.

СЕКРЕТНО

Г-НУ МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ В ВАРШАВЕ.

Честь имею сообщить г-ну министру, что в конце прошлого месяца начальник 2-го отдела полк. Маасинг сказал нашему военному атташе, г-ну майору Цековскому, что они (штаб) обеспокоены тем, что СССР в конце мая или начале июня сделал в Ковно и Риге некоторые предложения политического характера. На вопрос майора Цековского относительно подробностей этих предложений он ответил, что, к сожалению, не может сказать ничего конкретного, так как в Таллине никакие предложения сделаны не были, что также является одной из причин беспокойства. Ему только известно, что дело касается предложений об установлении более тесной связи с Москвой в форме двусторонних пактов, так как заранее известно, что Эстония ни на какие комбинации не согласится.

Он добавил, что он лично не предполагает, чтобы Латвия дала себя втянуть в какие-либо комбинации, но что касается Литвы, то у него такой уверенности нет.

Ввиду этого, а также принимая во внимание, что г-н посол Харват в своем донесении от 9.VI № 1-Л-14 указал на возможность оживления советской активности в Прибалтике, мы договорились с г-ном майором Цековским, после того как он сообщил мне о своем разговоре с полк. Маасингом, что эти информации следует еще по возможности тщательно проверить, прежде чем сообщать их в Варшаву.

В связи с этим я воспользовался приглашением генерала Лайдонера приехать к нему в гости 7-го с. м. на дачу около Таллина, чтобы спросить у него, не указывая источника этих слухов, известно ли ему что-нибудь по этому поводу и каково его мнение о такой возможности. Генерал Лайдонер был удивлен и сказал, что впервые об этом слышит, а затем добавил, что сильно сомневается, чтобы Москва в теперешнее время и при существующей конъюнктуре делала такого рода предложения. Он оговорился при этом, что еще не виделся с вице-министром Рейем после его возвращения из Ковно, однако он предполагает, что в случае, если бы министр Рей привез такие сведения, он немедленно поставил бы его о них в известность. Ввиду этого я постарался дать понять, что не придаю значения моему вопросу, заявив генералу, что я тоже так думал, тем более что я получил эти сведения из совершенно случайного источника.

На следующий день, 8.VII.37 г., я посетил вице-министра Рейя, чтобы получить у него информации относительно конференции в Ковно (см. донесение от 8.VII № 184-а-6), и воспользовался случаем, чтобы задать ему тот же вопрос, который я задал накануне ген. Лайдонеру. Я получил от него почти идентичный ответ, т. е. что ему о таких слухах ничего неизвестно, что он, между прочим, виделся теперь с обоими министрами, причем беседовал с каждым из них в отдельности, однако никто из них ничего ему об этом не говорил, он добавил, что они должны были бы ему что-нибудь об этом сказать, в особенности министр Мунтерс. Ожидая такого ответа после моего разговора с ген. Лайдонером, я сформулировал мой вопрос весьма осторожно, оговариваясь, что эти слухи дошли до меня из совершенно случайного источника.

Я лично абсолютно не склонен предполагать, что ген. Лайдонер или вице-министр Рей (в особенности первый) хотели скрыть что-нибудь от меня, а тем более отрицать в беседе со мной такого рода факт, если бы им было о нем известно. В особенности это относится к генералу, который по своему характеру весьма искренний человек и неоднократно в беседах со мной давал этого доказательства. Впрочем, об этом свидетельствует также совершенно ясная политическая линия Эстонии: не только не связываться ни с одной стороной, но и противодействовать такого рода тенденциям со стороны других Прибалтийских государств.

Однако я не хочу этим сказать, что если мои собеседники ничего об этом не знали, то такой факт не мог иметь места. С другой стороны, кажется более неправдоподобным, чтобы начальник 2-го отдела не докладывал о такого рода фактах главнокомандующему. Поэтому я склонен предполагать, зная, между прочим, подозрительность полк. Маасинга по отношению к латышам, что, получив какие-то непроверенные сведения, он при ближайшей представившейся возможности сообщил их нашему военному атташе, а затем, после дальнейшей проверки и анализа, пришел к выводу, что не стоит о них докладывать непосредственному начальству. Впрочем, такой случай уже имел место 21/2 года тому назад, когда он информировал нашего тогдашнего заместителя военного атташе о заключенном якобы военном соглашении межу Латвией и Литвой. Однако, принимая во внимание, что его информации в общем отличаются объективностью, как это подтверждает также майор Цековский, его поведение, как я предполагаю, объясняется не злой волей, а лишь определенным, характерным для полк. Маасинга отношением к своим ближайшим южным соседям, что привело к некоторому импульсивному и даже неосторожному распространению окончательно непроверенных слухов. Во всяком случае, это дело мы будем иметь в виду, и в случае выявления новых моментов я не премину доложить о них г-ну министру.

Польский посол Вацлав Пржесмыцкий.

Посылается:

г-ну дир. Кобылянскому,

г-ну послу Ф. Харвату.

Верно: НАЧ. 7 ОТДЕЛА ГУГБ НКВД

КОМИССАР ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ 2 РАНГА

(Слуцкий)

ЛБ8 8.ШГ37г.

ВЕРНО: 4 СЕКТОР

Записка 2 отдела польского Генштаба начальнику восточного отдела МИД

СОВ. СЕКРЕТНО

7 Отделом ГУГБ НКВД получен из Варшавы следующий документальный материал:

Документально

Перевод с польского

Генштаб

2 отдел

№ 1463 II 2.37.

Варшава, 30.VI.1937

СЕКРЕТНО

Г-НУ НАЧАЛЬНИКУ ВОСТОЧНОГО ОТДЕЛА МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ.

Здесь.

По полученным нами информациям, во второй половине мая с. г. во Львове в течение 3 дней находился профессор политической географии в Марбурге В. Мангардт, майор запаса.

Он проехал через Данциг – Варшаву – Вильну – Варшаву – Краков – Львов, откуда отправился на Балканы. Во время пребывания во Львове он беседовал с целым рядом деятелей УНДО и с митрополитом Шептицким. Он особенно интересовался настроениями в УНДО. В этих беседах затрагивались следующие вопросы: Польша и Восток, Украина и Польша, украинцы и Германия, украинцы и Россия, украинцы и Чехословакия. Он прекрасно ориентируется во внутренних проблемах украинской политики. Он хотел лишь узнать, каково отношение украинских лидеров в Польше к правительству УНР и Андрею Левицкому, к националистам и Скоропадскому.

Кроме того, Мангардт интересовался фашистской группой П… (слово неразборчиво; вероятно, Палиева. – Пер.), с которым он даже разговаривал. Однако последний не произвел на него никакого впечатления. Его больше интересовала сама организация.

Из разговоров с ним можно было вывести заключение, что он прибыл сюда с определенной миссией, – по всей вероятности, с целью проверить некоторые украинские настроения, так как он при каждом удобном случае подчеркивал значение украинской проблемы.

На высказанное осведомителем мнение, что такой эксперимент, как скоропадчина на Украине, не может быть удачным, Мангардт якобы заявил, что Германия прежде всего заинтересована в том, чтобы получить экономические концессии, но она никогда не нарушит независимости Украины (примечание: на полях приписано: «Весьма натянутые рассуждения. Чувствуется инспирация кругов УНР»).

Далее, говоря о международном положении, он подчеркнул лояльное отношение Германии к Польше.

Что касается последних московских событий, то он исключает возможность конфликта между Сталиным и Ворошиловым.

По его мнению, соглашение между Римом и Берлином приобретает исключительное значение.

Все вышеизложенное передаю для сведения и возможного использования.

Начальник экспозитуры 2-го отдела генштаба

Харашкевич, майор.

Посылается:

1. Начальнику восточного отдела МИДа.

2. Начальнику национального отдела МИДа.

3. Начальнику Отделения II б 2-го отдела генштаба.

Верно: НАЧ. 7 ОТДЕЛА ГУГБ НКВД

КОМИССАР ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ 2 РАНГА

(Слуцкий)

Информационное сообщение польского посольства в Берлине в МИД о съезде НСДАП

СОВ. СЕКРЕТНО

ПОСЛАНО Т.Т.

СТАЛИНУ,

МОЛОТОВУ

«28» XII 1937 Г.

№ – – – —

Перевод с польского

Польское посольство в Берлине

№ 7/104/37 22/IX 1937

Г-НУ МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ В ВАРШАВЕ.

В дополнение к моему телеграфному донесению от 14/IХ с. г., в котором я в нескольких пунктах изложил наиболее существенные вопросы, которые затрагивались на очередном съезде национал-социалистской партии, происходившем в Нюрнберге с 6 по 13 сентября с. г., настоящим препровождаю подробный отчет.

За исключением папского нунция, советского и норвежского послов, все дипломатические миссии в Берлине присутствовали в этом году на съезде в лице своих послов, посланников или поверенных в делах. Еще до получения официального приглашения от германского канцлера было известно, что в противоположность к прошлым годам послы Франции и Англии намерены прибыть в Нюрнберг и что они стараются получить на это согласие своих правительств. Новый английский посол, сэр Невиль Гендерсон, который заботится о том, чтобы во влиятельных германских кругах создать для себя благожелательную атмосферу, понял, что отказ от участия в ежегодной национал-социалистской манифестации может лишь затруднить его работу. Точно так же и французский посол Франсуа Понсе, личное положение которого у канцлера, а тем самым и у правительства, значительно улучшилось со времени его известного выступления на последнем новогоднем приеме у канцлера, ликвидировавшего напряженные отношения между Францией и Германией, вызванные слухами о германских планах в Марокко, и который в последнее время прилагает все усилия к тому, чтобы улучшить отношения между Парижем и Берлином, имел все основания к тому, чтобы уговаривать свое правительство уполномочить его принять приглашение в Нюрнберг.

Некоторые переговоры тех же послов с Министерством иностранных дел предшествовали принятию ими приглашения. Они якобы высказали надежду, что вопросы, особенно щекотливые для их стран, не будут затрагиваться во время их пребывания в Нюрнберге. Кроме того, с протокольной частью был установлен принцип, что начальники миссий не обязаны оставаться в Нюрнберге в течение всего конгресса, что было бы для них слишком утомительно. Это было также подчеркнуто в ноте Министерства иностранных дел к иностранным представительствам, в которой передавалось приглашение канцлера.

В результате всего этого только в тот день, когда канцлер принял дипломатический корпус, все представители оказались в сборе. Кроме того, каждому из начальников миссий предоставлялась свобода выбрать день, когда они хотели бы присутствовать в Нюрнберге, что является удобным прецедентом на будущее.

Я хотел бы еще отметить, что в этом году впервые также и США были представлены на съезде новым поверенным в делах, г-ном Джильбером, которому по этому поводу пришлось выдержать борьбу со своими корреспондентами, придерживающимися резко антигитлеровских установок. Американский посол Додд, известный своим неблагожелательным отношением к фашистскому режиму, находился в это время вне Германии. Характерно также то, что представителем Чехословакии, так же как и Литвы, был только поверенный в делах. Отсутствие Норвегии на съезде было вызвано обострением отношений между обоими государствами на почве выдачи Нобелевской премии Оссецкому, тем более что в Нюрнберге в этом году заслуженным немцам вместо Нобелевской премии были выданы специальные премии.

В Нюрнберге присутствовал также посол генерала Франко маркиз де Нагац. Я познакомился с ним, и мы договорились, что, не поддерживая официальных отношений, мы будем поддерживать друг с другом частный контакт, что, как мне кажется, может нам оказаться в будущем полезным.

10-го сентября дипломатические представители были приглашены к чаю к рейхсканцлеру. Я имел возможность беседовать с канцлером только в процессе общей беседы в присутствии нескольких других послов. Канцлер производил впечатление физически совершенно здорового человека, в то время как его нервное возбуждение представляло к этому резкий контраст. Перед тем, как попрощаться с дипломатами, канцлер произнес краткую речь, выражая удовлетворение по поводу присутствия таких многочисленных иностранных представителей. Подобно тому, как в прошлом году он подчеркнул, что независимо от того, какова бы ни была точка зрения данного иностранного представителя на национал-социализм, участие в конгрессе дает ему лучшую возможность ознакомиться с германской действительностью. От имени всех присутствовавших дипломатов канцлеру ответил французский посол, который воспользовался случаем, чтобы в остроумной форме отпарировать на речь Геббельса, произнесенную накануне, в которой министр пропаганды весьма невежливо отозвался о либералистических государствах, не считающихся в достаточной степени с опасностью коммунизма. Кроме того, дипломатический корпус был на приеме у министра Гесса во дворце. Начальник охранных отрядов Гиммлер, как и ежегодно, устроил большой прием в лагере охранных отрядов, во время которого произнес приветственную речь к дипломатическим представителям.

По просьбе турецкого посла, который оказался самым старшим из дипломатов, но недостаточно владел немецким языком, от имени дипломатов и иностранных гостей ответить Гиммлеру пришлось мне.

Для иностранных дипломатов во время пребывания в Нюрн берге была организована экскурсия в Баден, от Оффенбурга до Фрейбурга в Брейсгау.

В Нюрнберге бросалось в глаза значительно большее, чем в предыдущие годы, число итальянцев, что, по всей вероятности, было связано как с нынешними отношениями между обеими странами, так и с ожидаемым приездом Муссолини. Во главе итальянской делегации в Нюрнберге стоял статс-секретарь (министр) Бастианини, с которым я имел возможность дружески обменяться мнениями.

Аккредитованные в Берлине военные атташе не присутствовали в этом году в Нюрнберге, так как было постановлено, что они будут приглашаться каждые два года. Присутствовали только атташе по авиации.

В этом году в Нюрнберге было также меньше иностранных гостей. Поляков было очень мало. С генералом Гурецким, который был на конгрессе только в течение первых дней, я не виделся, так как я прибыл туда из Варшавы только 8-го ночью. Кроме того, из видных польских деятелей присутствовали полковник Рудницкий, главный редактор газеты «Польска Збройна», профессор Вольтер из Кракова, староста Деллингер из Живца, занимающийся вопросами молодежных организаций. До сведения посольства дошло также, что германские органы в Польше в результате организационных неувязок были виновниками того, что несколько лиц, желавших поехать на съезд, прибыв в Берлин, не могли получить необходимых удостоверений для поездки в Нюрнберг. Так как в Министерстве пропаганды не было сведений об их приезде. Среди этих лиц оказались профессор Войцеховский из Познани, а также г. г. Георгий Курциуш, Евгений Гелбский и Виктор Мартини. Я хотел бы особенно подчеркнуть, что в самом Нюрнберге посол фон Мольтке очень заботливо относился к польским гостям.

В донесении от 6 августа с. г. за № Г/7/92/37 посольство, давая обширный обзор внутреннего положения Германии, указывало на все яснее выявляющееся за последнее время нарастание критических настроений в германской общественности по отношению к существующему режиму. Можно было предполагать, что очередной конгресс партии в Нюрнберге даст в этом году некоторые новые директивы в отношении проблем, требующих разрешения, или же что будут выдвинуты более радикальные лозунги для подавления, – по крайней мере на некоторое время, – выявляющегося недовольства. Между тем съезд в этом году, названный съездом Труда, не дал никаких эффективных моментов в области внутренней политики. Щекотливые вопросы, как, например, вопрос о религии, совершенно не затрагивались. При этом, по всей вероятности, принималась во внимание предстоящая поездка в Германию итальянского диктатора, которая изображается перед германской общественностью как факт, имеющий историческое значение. Не говоря об этом соображении, имеющем скорее тактический характер, следует отметить, что после реализации принципа равноправия гитлеровским правительством гораздо труднее найти лозунги, которые могли бы объединить все слои германской общественности. Понимая это положение вещей, руководящие германские круги в своей пропагандистской акции стараются придать большее значение труду и деловым моментам и меньше пользоваться лозунгами, действующими на психику.

В речах, произнесенных канцлером перед различными партийными организациями, как-то: штурмовые отряды, Трудовой фронт, Гитлеровская молодежь, – а также во время парада рейхсвера не было никаких новых элементов. Принципиальные вопросы затрагивались лишь в воззвании канцлера при открытии и в его большой речи при закрытии съезда. Речи, произнесенные отдельными ораторами, как Геринг, Геббельс, Розенберг, являлись лишь аккомпанементом к общим директивам, изложенным в речах Гитлера.

Анализируя все вышеизложенное, следует подчеркнуть следующие важнейшие моменты:

Как я указал выше, борьба между национал-социалистским режимом и католической и протестантской церковью не была предметом публичного обсуждения в Нюрнберге. Единственным исключением в этом отношении явилась речь начальника штаба штурмовых отрядов Люце во время парада штурмовых и охранных отрядов. Люце полемизировал с теми, которые называют национал-социалистов антирелигиозными, новоязычниками или безбожниками, констатируя, что национал-социалисты, ведя борьбу на благо народа, действуют с божьего благословения.

В своем воззвании канцлер заверил, что четырехлетний план, выполнение которого поручено Герингу, будет реализован в точно установленный срок. На тему о плане вместо канцлера перед Трудовым фронтом выступил Геринг. Он констатировал, что этот план должен предохранить германского рабочего от мировых кризисов, сырьевых и валютных затруднений. Он подчеркнул, что германские вооружения составляют лишь незначительную часть программы дальнейших работ, которых хватит на многие годы. Некоторые из этих работ, ввиду нынешней конъюнктуры, приходится передвинуть на более позднее время. Наконец, Геринг подчеркнул необходимость сохранения цен.

Во время съезда в Нюрнберге распространились слухи об уходе министра народного хозяйства Шахта, которые нашли отклик в иностранной прессе. Как г-ну министру известно, Геринг еще во время своего пребывания в Польше в феврале сего года конфиденциально говорил, что для сохранения единства действий германского правительства дальнейшее пребывания г-на Шахта в Министерстве хозяйства невозможно; он высказал предположение, что канцлер вскоре примет решение по этому вопросу. На вопрос, заданный в Нюрнберге одним из иностранных послов, относительно слухов о его уходе, г-н Шахт разъяснил, что он внес прошение об отставке, но ответа еще не получил. Однако он дал понять, что решение зависит от него самого, а это означало бы, что его дальнейшее пребывание на занимаемом посту зависит от того, сможет ли он подчиниться условиям, которые ему ставятся. Можно предполагать, что вопрос о Шахте носит двойной характер. Прежде всего Шахт является противником слишком глубокой реализации четырехлетнего плана, считая, что некоторые мероприятия с хозяйственной точки зрения нереальны, и прежде всего нерентабельны. Трения возникают, по всей вероятности, также на почве финансовых проблем. Г-н Шахт стремится к тому, чтобы в области внутренних долгов не превышать цифры около 40 миллиардов марок. Вопрос относительно Шахта будет разрешен лишь после визита Муссолини.

В своем воззвании канцлер отметил, что «в нашем хозяйстве существует один-единственный вопрос, который уже в течение многих лет вызывает у нас серьезную заботу, а именно – наши продовольственные затруднения». В связи с этим канцлер констатирует, что «пространство Германии без колониальных дополнений слишком мало для того, чтобы обеспечить германскому народу бесперебойное, надежное и постоянное снабжение продовольствием». Он добавляет, что «нельзя смириться с мыслью, чтобы ежегодно зависеть от хорошего или плохого урожая, поэтому требование колоний обосновано хозяйственными нуждами Германии, а отношение других государств к этому требованию, по словам канцлера, совершенно непонятно». Характерно для нынешнего положения германского хозяйства то, что канцлер, выдвигая колониальные требования, не выдвинул на первый план вопроса о сырье, а вопрос о продовольствии.

На тему о продовольствии произнес в Нюрнберге пространную речь министр Дарре. Он привел ряд цифр, указывающих на увеличение сельскохозяйственной продукции при национал-социалистском правительстве; он не скрыл, однако, того факта, что в результате предоставления работы безработным увеличилось также и потребление. В заключение он констатировал, что, в то время как в 1927 году германское сельское хозяйство покрывало только 65 % общего потребления в области продовольствия, в настоящее время эта цифра увеличилась до 80 – 85 %. В отношении зерна это представляется таким образом, что, в то время как импорт зерна в Германию за последние 8 лет до 1938 года в среднем составлял ежегодно 4,1 млн. тонн, теперь средняя цифра составляет только около 1,1 млн. тонн.