Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 28. Царство Божие внутри вас"

Положение нашего европейского человечества со своими чиновниками, податями, духовенством, тюрьмами, гильотинами, крепостями, пушками, динамитами действительно кажется ужасным. Но ведь это всё только кажется. Ведь всё это, все те ужасы, которые совершаются, и те, которые мы ожидаем, все ведь зиждутся на нашем представлении. Ведь всего этого не только не может быть, но и должно не быть соответственно состоянию сознания человечества. Ведь сила не в тюрьмах, кандалах, виселицах, пушках, порохе, а в сознании людей, запирающих в тюрьмы, вешающих, стоящих над пушками. А сознание этих людей находится в самом напряженном, растягиваемом в две противоположные стороны, вопиющем противоречии. Христос сказал, что он победил мир, и он действительно победил его. Зло мира, как ни ужасно оно, уже не существует, потому что оно не существует уже в сознании людей. И нужен только ничтожный толчок для того, чтобы оно уничтожилось и заменилось новой формой жизни…

Города на льду построены большие, тяжелые, но лед-то уж растаял и чуть держит, и чем грузнее эти города, тем скорее зальет их вода и ничего от них не останется.

Когда в первые времена христианства воин Федор заявил властям, что он, как христианин, не может носить оружия, и когда он был казнен за это, то власти, казнившие его, совершенно искренно смотрели на него, как на сумасшедшего, и не только не старались скрывать таких проявлений, но, казня, выставляли их на всеобщий позор. Но теперь, когда в Австрии, в Пруссии, в Швеции, в Швейцарии, в России и во всей Европе, в какой-то чрезвычайной прогрессии всё чаще и чаще проявляются случаи отказа от повиновения для исполнения воинской службы, случаи эти представляются властям уже не только не сумасшествием, но самым опасным пробуждением от сумасшествия, и правительства не только не выставляют эти случаи на всеобщий позор, но старательно скрывают их, зная, что спасение людей от их унижения, порабощения и невежества произойдет не через революции, рабочие союзы, конгрессы мира и книги, а через самый простой путь, – тот, что каждый человек, которого будут привлекать к участию в насилии над своими братьями и над самим собою, с недоумением спросит: «Да зачем же я буду делать это?»

Не хитрые, мудрые устройства союзов, арбитрации и т. п. спасут человечество, а только такое рассуждение, когда оно сделается общим. А общим оно может и должно сделаться скоро. Положение всех людей нашего времени совершенно подобно положению человека, спящего и мучимого тяжелым кошмаром. Человек видит себя в ужасном положении, ожидает ужасного бедствия, в котором он сам принимает участие. Он знает, что этого не должно делать, но не может остановиться, и бедствие всё ближе и ближе надвигается на него. Человек приходит в отчаяние, чувствует, что так не может продолжаться, и задает себе вопрос: да правда ли всё это?

И стоит ему только усомниться в действительности того, что представляется, для того чтобы пробудиться, и мгновенно исчезло бы всё, что так томило и мучило.

То же и с тем положением насилия, рабства и жестокости и необходимого участия в них, того ужасного противоречия христианского сознания и варварской жизни, в котором находятся наши европейские люди. Стоит только очнуться от того сна, в котором они находятся и, пробудиться к тому открытому христианством уже 1800 лет иному, высшему, жизнепониманию, со всех сторон призывающему нас к себе, чтобы мгновенно исчезло всё то, что так ужасно, и чтобы, как это бывает при пробуждении от кошмара, стало бы радостно на душе оттого, что есть то, что есть, и было бы даже трудно представить себе, как могла пригрезиться такая бессмыслица.

Ведь стоит только на минуту очнуться от того постоянного одурения, в котором стараются поддерживать нас правительства, и с точки зрения тех самых требований нравственности, которые мы заявляем к детям, даже к животным, запрещая им драться, взглянуть на то, что мы делаем, чтобы ужаснуться перед всей очевидностью противоречия, в котором мы живем. Ведь стоит только человеку очнуться от гипнотизма подражательности, в котором он живет, и трезво взглянуть на то, что от него требует государство, чтобы не то что отказаться в повиновении, а прийти в страшное удивление и негодование, что к нему могут обращаться с такими требованиями.

И пробуждение это может совершиться каждую минуту.

* № 9 (рук. AЧ 30/290 об. л. 31).

И большинство людей – в особенности женщины – не видя прямой связи между их выгодами и насилиями, часто искренно верят, что связи этой нет и что пользование богатством среди нужды не обусловливается истязаниями и убийствами.

Но есть положение, в к[отором] такое незнание уже становится невозможным. Не может помещик, затеявший всё дело и вызвавший войска, не знать, что те 3000 [рублей], к[оторые] он получит за лес, получатся только вследствие истязаний или убийств. И он знает это, потому что, будучи в своем имении в тот день, когда к нему ехали войска, он, вместо того чтобы принимать их, в то же утро от стыда и совести… уехал.

Как ни искусно скрывается связь убийств и истязаний с преимуществами богатых, в этом случае уже ни он, ни все окружающие не могли не видеть ее.

* № 10 (рук. AЧ 30/290, л. 16).

Как не может тот помещик, который получит свои 3000 рублей после того, как для приобретения этих 3000 [рублей] убьют или высекут несколько человек, не видеть того, что эти деньги приобретутся убийством или истязаниями крестьян, так не может не видеть этого заводчик после того, как оружием будет разогнана сходка стачечников, остановивших у него работу, и как не может не видеть этого всякий торговец, банкир, государственный чиновник, если только он подумает о том, каким образом приобретены и поддерживаются те преимущества, к[оторыми] он пользуется.

Тем более не могут не видеть этого те люди, к[оторые] теперь едут в этом поезде с тем, чтобы истязать или убивать крестьян, не могут они не видеть того, что если они откажутся от участия в этом деле, то лишатся почестей и жалованья, а согласятся участвовать в нем, то получат еще больше жалованья и почестей.

И как они ни стараются скрыть от себя эту дилемму, они видят ее и знают в глубине души, что они сознательно избирают второе и делают тот самый поступок, к[оторый] они называют подлостью. И в глубине души им стыдно.

* № 11 (рук. AЧ 30/290, лл. 48—49).

Все они находятся как бы в некотором гипнотическом состоянии людей, в состоянии людей, не видящих и не желающих видеть значение совершаемых ими поступков. Но главный мотив, поставивший людей в это положение и поддерживающий их в нем, есть личная выгода этих людей: только оттого поступили все эти люди на службу, что они нашли это для себя выгодным, приятным, лестным; только затем они продолжают служить и стараются скрыть от себя значение своих поступков, что им это выгодно, приятно, лестно. Но что же привело и поддерживает всех подчиненных лиц – солдат в такое же положение?

Что заставляет этих кротких, добрых ребят, вчера взятых от сохи и наряженных в эти странные одежды, ехать с ружьями на убийство своих голодных отцов и братьев? У этих уже нет никаких выгод, положение их хуже того, из к[оторого] они взяты, и нет – почти нет опьянения властью, п[отому] ч[то] власти у них нет другой, как только та, чтобы исполнять по приказанию высших самые страшные, противные им обязанности палачей. И над кем же? Над своими братьями.

Отстаивая выгоды своих угнетателей, что побуждает этих людей становиться в такое положение и оставаться в нем? И это тем более удивительно, что распоряжаются стрелянием, сажанием в тюрьмы, содержанием на каторгах, казня[ми] разные: цари, министры, прокуроры, губернаторы, смотрители, но…⁷²72
  Далее текст обрывается.


[Закрыть]

№ 12 (рук. AЧ 30/296, л. 28).

С точки зрения общественного жизнепонимания, на которой он⁷³73
  [Тульский губернатор Н. А. Зиновьев.]


[Закрыть] находится, ему представляется совершение этого дела неизбежно необходимым. Оно кажется ему необходимым потому, во-1-х, что он чиновник, получавший от государства, к[оторому] он служит, награды, жалованье, почести и имеющий получить дальнейшие награды и вследствие этого обязанный исполнять требования государства. Во-вторых, потому, что если бы он отказался исполнить теперь возложенную на него обязанность, он сразу лишился бы того общественного положения, которое он приобретал 30-летним трудом, он прямо бы признал всю свою предшествующую 30-летнюю деятельность грубой ошибкой и, главное, лишил бы свою семью, приученную уже к известной степени роскоши, данной ему его положением, всех преимуществ и нажил бы вечные упреки. В-З-х, и главное, он должен доделывать начатое дело, потому что оно начато и находится в процессе совершения.... ему кажется невозможным остановиться.

№ 13 (рук. AЧ 30/289, л. 1).

Но что же привело подначальных людей, людей из народа, солдат, едущих в этом поезде с штыками, пулями и розгами на своих братьев, не имеющих получить никаких выгод от тех злодеяний, к[оторые] они будут совершать над своими братьями?

Удивительнее всего при этом еще то, что начальствующие лица не составляют силы – сами по себе слабы и малочисленны и потому не могут физическим насилием принудить сильных и многочисленных людей из народа.

Так что же заставляет этих людей из народа совершать дела, противные их чувству, совести, разуму и к исполнению которых они никем не могут быть принуждены, потому что сила находится в их руках?

Ответ слишком прост и ясен, чтобы можно было сомневаться в нем: обман, дерзкий, наглый, мошеннически безбожный обман, сознательно совершаемый над этими людьми правящими классами.⁷⁴74
  Текст, начиная со слов: ответ слишком прост и до конца сноски, сбоку обведен чертою с пометой Толстого: Пр[опустить].


[Закрыть]

№ 14 (рук. AЧ 30/296, об. л. 19).

Я попробовал поговорить с некоторыми из этих людей о всей гнусности того дела, в кот[ором] они участвуют, но не успел я еще высказать своей мысли, только что я начал, как они уже поняли меня и поспешно, с горячностью стали доказывать мне, что, во-первых, они делают это не для себя, что это необходимо для государства, для блага всех, что, во-2-х, если не они будут это делать, то будут на их месте другие, к[оторые] будут делать это дело жесточе, и что, в-3-х, [они и не могут поступать иначе] в этом их священная обязанность перед государством, перед присягой, перед [1 неразобр.]

Очевидно, что все эти доводы только придумываются ими, но что люди эти в таком состоянии, что не могут поступать иначе. Очевидно, что дело, к[оторое] они совершают, до такой степени противно всему существу их, что они не хотят даже думать о нем, представлять его себе, но почему [-то] не могут остановиться в совершении его. Они все находятся в том состоянии, кот[орое] называется гипнозом…

* № 15 (рук. AЧ 30/298, л. 2).

Боюсь, что в книге этой <«Ц[арство] б[ожие] в[нутри] в[ас] е[сть]»>, вследствие отступлений, примеров, разъяснений, возражений на предполагаемые возражения, сущность ее изложения христианского жизнепонимания показалась бы сложной и запутанной,⁷⁵75
  В рукописи: показалось бы сложным и запутанным


[Закрыть] и потому постараюсь отдельно в этом послесловии выяснить необходимость отречения от сч[ас]тья жизни, неизбежность усвоения иного, христианского <жизнепонимания>, отличие его от прежнего языческого и последствия, неизбежно вытекающие из замены одного жизнепонимания другим.

Самое обычное, общее и наивное понимание жизни то, которое усваивает каждый человек при первом проблеске сознания, состоит в том, что жизнь его дана ему в его распоряжение для его блага и что вся деятельность жизни должна и может быть руководима только этим приобретением наибольшего блага. Всё, что существует в мире при этом жизнеп[онимании], представляется таким, каким оно должно быть: мир существует так, как он должен и существовать. Жизнь же моя, говорит себе человек, состоит в том, чтобы, подчинившись законам этого мира, получить наибольшее возможное благо.

* № 16 (рук. AЧ 35/428).

Пишу это послесловие, во-первых и главное, для того, чтобы, насколько это еще возможно, исправить ошибки, сделанные в этой книге, и, кроме того, разъяснить, насколько я сумею, основную мысль ее, затерянную в ней⁷⁶76
  Зачеркнуто: и затемненную в книге


[Закрыть] среди отступлений, разъяснений, возражений и примеров.

Главная ошибка моя в этой книге, ошибка, в которой я каюсь перед богом и за которую прошу прощения у людей, состоит⁷⁷77
  Первоначально было: состояла в том, что в процессе писания книги, увлекаясь ходами мысли, я часто забывал
  В дальнейшем этот текст был заменен новым, который был также отброшен автором: состояла в том часто недобром, насмешливом, осуждающем тоне, с которым я говорил о людях, в том, что приписывал людям дурные намерения, о которых не мог и не имел права судить. Я искренно раскаиваюсь в этом


[Закрыть] в увлечении, заставлявшем меня отступать от того закона любви, во имя которого я и писал то, что писал, и в незаконном и строгом суждении о людях.

* № 17 (рук. AЧ 35/428).

Три главные мысли составляют сущность этой книги. Боюсь что они затериваются среди всех отступлений, примеров, разъяснений, возражений на предполагаемые возражения, и потому постараюсь изложить их в этом послесловии с тою краткостью и ясностью, с которой они выяснились для меня, и насколько я буду в состоянии это сделать.

Первая и главная мысль есть изложение сущности христианского жизнепонимания, заменившего языческое; вторая – необходимость усвоения людьми нашего времени этого жизнепонимания, изменяющего весь строй жизни; третья – определение той деятельности, которая вытекает из этого жизнепонимания.

Нет основ. Существующие основы рушатся. Чтоб найти твердую точку опор, надо подломить⁷⁸78
  В рукописи ошибочно: подложить


[Закрыть] их. То, что они признаны, не доказывает того, что опасно подломить их, а напротив – то, что безопасно.

Самое обычное, общее и наивное понимание жизни то, которое усваивает каждый человек при первом проблеске сознания, и то, которое имели люди в продолжение веков и имеет теперь большая часть людей, состоит в том, что мир совершенен и разумен и существует для блага человека и что потому задача человека состоит в том, чтобы получить в этом мире наибольшее возможное благо. Это жизнепонимание языческое.

Другое жизнепонимание, свойственное людям более вдумчивым, то, которое имели лучшие люди еврейского и языческого мира, состояло в том, что всё существующее в мире совершенно и разумно, но человек не совершенен, и потому задача человека стараться совершенствоваться.

Третье жизнепонимание, свойственное людям, исповедующим лжехристианскую церковную веру, состоит в том, что всё существующее совершенно и разумно, кроме человека, потому что он пал, и потому человек должен быть сверхъестественным образом спасен для того, чтобы получить свойственное ему благо.

Все три жизнепонимания эти вытекают из основания языческого, признающего мир разумным и совершенным. Около 2000 лет тому назад появилось еще совершенно иное жизнепонимание, состоящее в том, что всё существующее неразумно и несовершенно и потому человек не может получить блага в этом мире, а лучшее для него состояние есть уничтожение.

Это одно жизнепонимание, вытекающее из признания мира несовершенным и неразумным. Это жизнепонимание буддийское. Другое жизнепонимание, вытекающее из того же признания мира неразумным и несовершенным, состоит в том, что всё существующее неразумно и несовершенно; но всё неразумное постоянно делается более и более разумным и совершенным, и в этом движении от неразумности к разумности, от несовершенства к совершенству – и жизнь и благо человека. Это есть жизнепонимание истинно христианское.

В сущности все эти различные жизнепонимания суть только изменения двух основных: того, по которому всё существующее разумно, другое, по которому всё существующее неправильно и неразумно.

Говорили и говорят, что всё существующее разумно. Трудно сказать что-нибудь более несправедливое, что-нибудь более безнравственное, более нарушающее основной, единственный смысл человеческой жизни. Напротив – всё существующее, всё, что есть, то всегда неразумно. Разумно только то, что не существует, чего нет в действительности, то, что есть только в сознании людей, то, к чему стремятся люди. Если бы то, что есть, было разумно, не было бы жизни точно так же, как ее не было бы, если бы сознание человека не было разумно, не было бы указания того, к чему стремится жизнь человеческая (да, я думаю, и всякая жизнь). Жизнь только в том и состоит, что неразумное становится разумным.

Если бы существующее было разумно, то не было бы жизни, человеческой жизни так, как мы понимаем ее; не было бы движения; было бы полное спокойствие: нирвана, существование с богом, с началом всего. Если же бы в человеке не было разумного сознания, то точно так же не было бы жизни человеческой, человек существовал бы так же бессознательно, как он существовал до этой жизни в утробе матери, во сне, в обмороке. Мы сознаем себя живыми только тогда, когда, вследствие несоответствия условий нашей жизни с требованиями нашего сознания, мы стремимся изменить свое состояние сообразно требованиям сознания, и жизнь наша есть только изменение несоответствующих требованиям сознания состояний в состояния, наиболее соответствующие ему.

И потому можно сказать, что разумно движение от неразумного к разумному, но никак нельзя сказать, что разумно то, что существует.

Если копают колодезь, или роют пруд, или сажают лес, или удобряют почву, или учат детей, то это делают только потому, что существуют неразумные условия отсутствия воды, леса там, где разумно их иметь, непроизводительной земли там, где люди кормятся ее произведениями; не будь неразумных условий и требований разума, не было бы работы. То же самое и в жизни человеческой: каждый акт человеческой жизни есть не что иное, как стремление привести существующие условия (в согласие) с требованиями того, что человек считает разумным. И потому можно сказать, что разумно совершенствовать мир и себя, как часть этого мира, но никак нельзя сказать, что мир разумен, точно так же как нельзя сказать, что человек неразумен.

А между тем большинство людей утверждали и утверждают, что всё существующее разумно: утверждают это и философы, и люди науки, и самые простые, неученые люди. Это утверждают одинаково все люди с одинаковым дохристианским, языческим и лжехристианским, церковным жизнепониманием.

«Всё, что существует, имеет основание существовать, так как оно существует, и задача философии состоит в том, чтобы найти эти основания и выяснить их», – говорят философы. «Если существует государственное устройство, – говорили гегелианцы, – то задача философии в том, чтобы найти разумное назначение этой формы жизни». «Всё, что существует, подлежит известным законам, и задача науки вообще, – говорят ученые, – найти эти законы и проследить проявления их в жизни». «Если существует борьба за существование, – говорят эволюционисты, – то задача науки в том, чтобы найти и определить те последствия, которые происходят от подчинения всего существующего этому закону». «Если существует угнетение бедных богатыми, – говорят экономисты, – то задача науки, найти законы этого подчинения». «Всё, что существует, существует по воле благого и мудрого бога и потому всё совершенно и разумно. Если человек страдает, то это происходит по вине его предков, и это есть временное состояние, которое исправится», – говорят лжехристиане-церковники.

«Если прежде нас жившие люди считали, что хорошо и разумно жить так, как они жили, – говорят простые люди, – руководясь, как они говорят, здравым смыслом, то мы, живущие после них, не должны легкомысленно уничтожать введенных ими порядков и отрицать то, что освящено опытом веков, а должны с уважением продолжать и поддерживать учреждения предков и только осторожно, в случае крайней необходимости, видоизменять, но никак не уничтожать то, что в продолжение веков оказалось пригодным и разумным».

Так говорят и философы, и люди науки, и верующие, и простые, неученые люди, все люди языческого и лжехристианского жизнепонимания. По жизнепониманию этому жизнь всего мира такова, какою она и должна быть, т. е. разумна, и потому задача каждого отдельного человека, живущего в мире, состоит в том, чтобы, подчиняясь законам этого мира или, выраженной в откровении, воле творца мира, найти для себя наибольшее доступное благо в этой жизни или хоть в будущей. Противоположность этого жизнепонимания с христианским состоит преимущественно в том, что по этому пониманию человек есть хозяин своей жизни и может и должен пользоваться наилучшим образом для себя и для себе подобных теми благами, которые даны ему. Все препятствия к осуществлению этого блага – личного ли, общественно-государственного ли, блага ли всего человечества, – должны быть устранены внешними усилиями человека: государственным устройством – деспотическим, конституционным, республиканским или коммунистическим, наукой, искусством в обширном смысле. От злых людей может человек оградиться войсками, полицией, уголовным судом, филантропическими учреждениями, образованием; от болезней человек оградится наукой, медициной, гигиеной; от голода – агрономической химией, механикой, физикой (будут делать искусственный дождь, будут химически производить пищу); от пожаров и всяких несчастий – страхованиями и т. д.

По христианскому же пониманию человек не есть хозяин своей жизни и не может распоряжаться ею, и цель его не может состоять в своем личном благе или в благе семьи, общества, человечества, тем более что приобретение этого блага не в его власти.

По христианскому учению человек не принадлежит себе, а той силе, которая послала его в мир, и поэтому для достижения высшего блага не может ставить себе свою личную (или общественную) цель, а должен стремиться к достижению той цели, которую поставила себе та сила, которая послала его в мир. Человек, по христианскому учению, есть самодеятельное орудие высшей силы, имеющей свою определенную цель, и потому может получить наивысшее благо только тогда, когда будет служить этой высшей силе.

Всякий человек, приходящий в мир, находится в нем, по христианскому мировоззрению, в положении странника, очутившегося в благоустроенном имении большого недоступного ему хозяина, в котором идет неустанная работа поддержания и усовершенствования хозяйства этого имения. Странник может отнестись к своему пребыванию в этом имении двояким образом: вообразить себе, что всё то, что его окружает, все блага, которыми он пользуется, явились сами собой и всегда были и будут, и потому может, не работая для хозяина, начать пользоваться всем тем, что заготовлено тут другими, и может, поняв, что всё то, что есть перед ним, есть произведение других людей, по воле хозяина войти в указанное хозяином дело, считать себя работником хозяина.