Текст книги "Иметь и не потерять"

Мужчина поморщился, отмахиваясь:

– Из деревни, видно, чего на вас обижаться. – Он достал паспорт на собаку и протянул Ивану. – Вот документ со всеми нужными отметками, в нем и мой адрес есть, зайдете, если будут вопросы.

Доставая деньги, Иван хотел спросить, какая надобность толкает мужика на продажу доброй собаки, но решил, что излишний разговор только сильнее ранит его. «Раз продает – значит, надо, терпел, наверно, до последнего, по лицу видно, что отрывает собаку от сердца».

– Прости, Летка, и прощай! – почти шепотом произнес хозяин собаки, передавая Ивану поводок.

У Ивана даже мурашки по спине побежали от его голоса, а собака понурилась, заскулила, и будто слезы у нее на глазах блеснули.

Жалость тиснула Ивану сердце. Он опустил голову в раздумьи. «Может, отказаться от покупки, вернуть собаку, чтоб не надрывал мужик душу?.. А резонно ли? Я-то ее не обижу, в обиходе будет, а если кто другой купит? Прохвосты в охоте всякие бывают… Нет уж, что сложилось – то сложилось – заворачивать не будем!» Он распрямился, намериваясь пожать руку столь необычному продавцу, но тот уже скрылся за углом бутика.

Иван слегка потянул поводок, и собака покорно двинулась за ним. «Конуру к зиме утеплю ей, и будет жить не хуже, чем в городе, – прикидывал он, направляясь за ограду рынка, – под навесом да в затишье, в теплой конуре не будет мерзнуть. – Про неприятное объяснение с женой Иван старался не думать. – Не все же мне вкалывать без продыха. Надо и душу услаждать чем-то. Как буду разминать жеребца, так и ее с собой прихватывать стану. Лисицы в приозерном займище таятся, да и зайцы по лесопосадкам бьют тропы. Гоняй да лови. Собака-то в самой поре…»

За воротами ему преградили путь трое знакомых рубщиков с рынка.

– Что, деревня, рассчитаемся! – подступая к нему, выкрикнул тот, которого Иван давил к полу. – Теперь козыри у нас! – И нырок рукой в карман пиджака.

Иван вмиг уловил это движение и насторожился. «За ножом или свинчаткой полез, – мелькнула тревожная мысль. – Хотя вряд ли посмеет из-за пустяка пускать кровь – наши-то все его знают. Да и этих двоих видели. А вот свинчатками отходить могут…» И тут раздался густой рык. Собака натянула поводок, поднимаясь на дыбы, оскалила зубы.

Рубщик отпрянул в сторону, к тем, что стали заходить сбоку.

– Собакой прикрываешься? – прогнусавил он, покривившись.

– Я тебя и без собаки в баранку сверну, – старался быть спокойным Иван, придерживая так неожиданно вставшую за него собаку. – Попробуй сунься! И дружки твои мне не помеха – любого на карачки поставлю. И запомни, поймаю еще раз на воровстве – мало не покажется. Так что крути, не крути, козыри-то снова не у вас.

– Отпусти собаку, тогда и посмотрим, у кого целее зубы. – Рубщик вновь сделал шаг к Ивану, и борзая зарычала сильнее.

– Сейчас, разбежался! – усмехнулся Иван. – Посуньтесь-ка в сторону, а то у моей собаки компостер не сравнишь с кондукторским – враз мошонку отхватит. – Поглядывая на всякий случай через плечо, он неторопливо прошагал мимо ерепенистых рубщиков и вышел на улицу. «Умница! – порадовался Иван собаке. – Отпугнула говнюков, а то пришлось бы с ними бодаться. Они, хотя и хлипкие, по сравнению со мной, но втроем. И в карманах у них неизвестно что могло быть…»

По улице сновали прохожие, с любопытством поглядывали на Ивана с борзой. А он шел неторопливо, с затаенной гордостью. До старого городского квартала, где жили бывшие их деревенские – Пестовы, идти было не так далеко, да и спешить надобности не было, потому Иван и рисовался, шагая вразвалку. «Наши наверняка еще не собрались, – прикидывал он. – Дусю канатом не утянешь, пока она все тряпки не перещупает. А Паша у нее в добровольных помощниках. Любит торговаться, тянуть кота за хвост. Да и Андрей завязнет у дочери…»

Пестовы давно перебрались в город, но в пристанище своим деревенским не отказывали, привечали. Да и земляки их не обижали – каждый норовил какой-нибудь гостинец подкинуть. Гришка Пестов, хозяин дома, пробивной и ловкий мужик, устроился в какую-то артель и нащупал жилку, как поговаривали в деревне. Вначале дом купил на земле, большой, рубленый из добротного сосняка, на фундаменте; потом легковую машину новенькую, самой последней марки; дачу на берегу реки; шикарную обстановку в комнаты… Таскали, сказывали, его следаки куда надо, да не зацепили. «Пестовы – они испокон веку на хитростях да на обмане жизнь строили, – говорила как-то Ивану мать, – никогда шибко не работали, а жили лучше всех. Да не та это дорожка по жизни, сынок. Рано или поздно за все с таких людей спросится…»

Иван открыл калитку и ввел собаку. В углу ограды было тенисто от кустов сирени и раскидистого клена. Он и определил туда Летку, привязав к одному из кустов. «На всякий случай. Раз она признала во мне нового хозяина, то не сбежит, а вот тех, кто придет, незнакомых, напугать может…»

В доме, в обширной кухне, сидел их шофер и пил чай.

– Управился? – Он взглянул на Ивана.

– Как видишь. А где хозяева?

– Ушли куда-то по случаю воскресенья. Одна бабка Клавдея дома. Садись попей на дорожку чаю.

– Вообще-то, я проголодался, чего тут у тебя есть?

Шофер был из центральной усадьбы совхоза, мало знакомый Ивану, но пододвинул посудину с разложенной на ней едой на край стола.

– Яйца вот, сало, огурцы малосольные бери…

Иван помыл руки и пролез за стол.

– А я забыл свою сумку, – произнес он виновато, – заторопился. Жена приготовила все с вечера, а я намотался с забоем и проспал нужное время, дрых, как убитый.

– Не бери в голову. Выручил хоть хорошо?

Иван затаил хитринку в сощуренных глазах.

– Лучше не бывает.

– Туго в городе с мясом, – понял его шофер по-своему. – Я весь центр обошел, хотел колбасы какой-нибудь купить – мои домашние ее любят, и ничего. Говорят, иногда, выбрасывают понемногу, но очереди – не пробьешься. Да и где – город большой!

Хлопнула калитка. Мимо окошка промелькнули люди.

– Наши идут, – с заметной радостью заметил шофер – ему-то важно было открутить баранку пораньше.

Иван даже не обернулся, попивая чай.

Первым в кухню влетел Паша.

– Что за собака в ограде?! Ты, елкин кот, привел? – обратился он к Ивану.

– Ну я, а что? – спокойно ответил тот.

– И где захомутал? Я в кино только таких видел, елкин кот! Здоровая, что телок, а пуза почти нет.

– Не в пузе, Паш, дело. – Иван усмехнулся. – Борзая это, будем с тобой лис и зайцев гонять. Сечешь?

– Какая собака? – Шофер полез из-за стола, потянулся к окошку. – А не говорил ничего.

Вошли Андрей и Дуся.

– Я же сказала, что, кроме Ивана, некому учудить. Где только подобрал такую.

– Вряд ли подобрал, – буркнул Андрей, – купил небось?

– Чего? – Дуся распахнула глазищи. – Да я за нее и рубля не дам.

Иван оглянулся, увидел в руках у Дуси объемистую сумку.

– А ты наверняка весь город обегала, но колбасы купила?

– Представь себе, купила!

– Везучая. Ливерной запаслась?

– Хотя бы и ливерной.

– Отрежь немного.

– Тебе, что ли? Или собаке хочешь дать?

– Сам перебьюсь, собаке.

– Собаке не дам!

Иван отвернулся.

– Ну и жадная ты.

– Какая есть. Не твоя забота.

– Сколько ты за нее выложил? – перебил их разговор Паша.

«Сказать или нет? – подумал Иван. – Все равно не утаишь. Нюра еще заскандалит, вся деревня будет знать». Он назвал сумму.

– Сколько, сколько, елкин кот?! – Паша будто задохнулся.

– Сколько слышал.

– Не гони дурака!

– Не веришь – не надо.

– Это полкоровы!

– Ненормальный. – Дуся покачала головой. – Нюра тебя изувечит.

– Изувечит, так лечиться к тебе приду.

– Больно нужен.

– Вот это фокус-покус, елкин кот! – Паша хихикнул. – Такой фарс даже сам Тулупов не позволял, хотя и был, сказывали, шутником-забавником.

– А ну его. – Андрей махнул рукой. – Мой батя вон в один полуголодный год самокат купил, а мы его с гостинцами ждали.

– Да на. – Дуся вдруг открыла сумку и кинула на стол небольшой довесок ливерной колбасы. – Корми свою дохлятину…

* * *

Проводив взглядом машину, Иван свернул в переулок и задами двинулся к дому. Он волновался, даже слабость какая-то появилась. «Чего это я? Покричит, покричит – и оттает. Характер у Нюры отходчивый. Иначе бы я и не жил с нею…» Иван привязал собаку под навесом и поднялся на крыльцо. В прихожей пахнуло солеными грибами, вениками из полыни и огуречной свежестью. Напрягаясь и притаивая дыхание, он торкнулся в дом.

Нюра была в кухне, обернулась, глаза ее блеснули в радости.

– Все купил? – сразу же спросила она, поглядывая на сумку.

– Ребятам все. – Иван прикидывал, как бы лучше начать разговор о собаке, улыбался смущенно. – Остальные твои заказы не выполнил – денег в обрез осталось, только на крайний случай.

– Вытащили?! – Лицо у Нюры посерело.

– Да нет. – Иван положил руки ей на плечи. – Купил я, Нюра, собаку породистую за две сотни.

– Какую еще собаку?! – Нюра резко сбросила с плеч его руки.

– Борзую, ловчую, значит.

Спина у Нюры задрожала, и она сунулась на лавку, за стол.

– Ходи, корми, а он деньги на ветер…

Иван не переносил женских слез. Он потоптался немного, слушая обидные возгласы жены, и тихо вышел на улицу. «Остынет пусть пока, а собаку к Паше уведу, чтоб лишний раз на глаза не попадалась…»

– Что, елкин кот, поналадила Нюра из дома за такой фокус? – встретил его Паша у ограды. – Нос хотя не разбила?

– Хотелось бы посмотреть, какой у тебя будет нос, как Лиза узнает, что ты полдня провертелся возле Дуси Храмцовой. Вроде бы помогал ей, а сам небось сладкие речи точил.

– Во, елкин кот, заревновал уже, а я даже и не думал ее обхаживать.

Иван усмехнулся.

– Ладно-ладно, не погоняй лошадей, коль не на облучке. Скажи лучше сразу: возьмешь собаку на время или будешь пустышку языком гнать?

Паша глянул на магазин через улицу, почесал небритую щеку.

– Пусть живет. Только кормить ее будешь сам.

– Да уж ясно, тебе не доверю.

– Доверяй, елкин кот, не доверяй – не буду.

– Так, где определить?

– За баней вяжи.

– Там у тебя всегда тень и сыро.

– Какая сырость? Месяц не было ни дождинки. Соломы подкинь, если сомневаешься…

Не нравилось Ивану отведенное для собаки место, но делать было нечего, махнул рукой и согласился.

3

По окоему проклюнулась красная полоска, и небо высветилось до самого горизонта. Предутренний сумрак рассеялся, и видно было все вокруг. Погасли фонари на уличных столбах, и лишь у леса еще светились огнями скотные базы.

Иван глядел на яркую полосу у горизонта, на огоньки баз, вдыхал прохладный воздух и теребил ухо в раздумье. «Ну и характер, – думал он о Нюре, – неделю без горячего завтрака на работу хожу и сплю на раскладушке. Без нее обид и насмешек хватает. Нина, та мягче была, вспыхнет и тут же остынет, а эта закусила удила. Не знаю, как и подступиться. И все из-за собаки. Сегодня обещали премию дать, может, отойдет, как деньги увидит». Услышав сзади шаги, Иван оглянулся.

– Еле догнал, – выкрикнул Юра Рогов, пристраиваясь сбоку, – вижу, ты маячишь по дороге, и попер, а сапоги тяжелые, как гири!

Иван шел размашисто, с напором, покосился на помощника, но ничего не сказал.

– Ты видел, как полы провалились в шестом стойле? – приноравливаясь к шагам Ивана, спросил Юра.

– Видел и Дровенюку показывал. Обещал плотников подрядить. – Иван сдвинул шапку к затылку, открыв лоб. – Чего ты хочешь – «калымщики» строили. Им наши заботы до лампочки. Баню вон общественную сделали так, что стены качаются, если нечаянно задом толкнешься, когда моешься. Крышу в овчарне ремонтировали год назад, а уже дырявая.

– Начальство-то совхозное куда смотрело? – не унимался Юра.

– Видно, не туда, куда надо.

– Понятно.

– Эти, Юра, наши деревенские косяки – мелочи. А вот, сдается мне, что скоро все закачается, как те стены, и главная наша крыша рухнет, вот тут и прикидывай, куда станем по жизни грести.

– Нам-то здесь чего беспокоиться? Дальше конюшни все равно не угребем. А наверху и без нас разберутся.

– Боюсь, что и конюшни не останется…

Они подходили к базам. Иван по привычке поискал взглядом Дусю Храмцову у дома доярок, но ее среди них не было, и он неожиданно спросил у Юры:

– С ветеринаршей-то у тебя дружба ладится?

Тот поежился от нежданного вопроса.

– Пока трудно сказать. Общаемся.

– Держи вожжи в натяг – она для тебя самая подходящая пара. И по работе, коль ты собираешься в ветеринарный институт, и по характеру. Да и внешне она на высоте.

– Ладно, дядя Ваня, – замялся Юра, – чего гадать. Время покажет.

– И то верно. – Иван распахнул ворота в конюшню. – Ты левый или правый ряд убирать будешь? – Он глянул через плечо на помощника.

– Да все равно, какая разница…

Лошади, как по команде, повернули головы в их сторону, зафыркали, запрядали ушами.

– Потерпите, потерпите, – заговорил Иван, – сейчас накормим и напоим. – Он включил рубильник, запуская подпольные транспортеры, и, взяв лопату, стал спихивать навоз в движущийся желоб. «Сегодня бы промять жеребцов надо, – прикинул он. – Может, и собаку прихватить в степь, поглядеть, как она себя поведет? – У Ивана заныла душа: с самого приезда из города он не был в привычных, как собственный двор, местах, не дышал полной грудью в седле, пуская коня в намет, не тешил взгляд степным разворотом. – Полынком теперь потягивает на высоких гривах, увядающими травами, а в небе журавли криками щекочат…» – Все гнал он отрадные мысли, пока Юра, закончив убираться, не крикнул:

– Поехали за кормами!..

* * *

Пересчитав премиальные деньги, Нюра осталась довольной и заметно повеселела.

– Где эта твоя золотая собака? – кинула она острый взгляд на Ивана. – Хотя бы показал.

– А не тронишь? – по-детски щурясь, спросил он, уловив в ее голосе примирительную нотку.

– Да уж ладно, веди, пока ребятишки где-то заигрались, только в другой раз знай крайность.

Иван и обедать не стал, пошел за собакой, а назад торопился так, что поводок натягивал.

Нюра встретила его на крыльце, увидела собаку, и лицо ее опять потускнело.

– На такую дохлятину столько денег истратил!

– Не худая она, Нюра, поджарая, – успокаивал жену Иван, – это у нее стать такая…

4

Давно промыли степь холодные дожди и продули хлесткие ветры. Ждала она мягкого снега. Ивану этот степной простор, раскинувшийся от редких лесных отъемов до самого горизонта, далеко виделся, а в приподнятом настроении он особенно остро чувствовал его и понимал. Борзая, окрепшая за осень, трусила невдалеке. «Сейчас бурьяны пойдут с кустарником, – прикидывал Иван, – зайцы в это время любят в них прятаться. Покричу, погикаю, глядишь и какой-нибудь русачок, притаившийся недалеко от края, и не выдержит шума, выскочит. Летка его и достанет»… Он взял правее, чтобы в случае появления зверя отрезать ему путь в ближние леса, и, едва лошадь миновала жесткие будылья лебеды, как прямо у нее из-под ног выскочил заяц, метнулся вправо, влево и замер столбиком. Он не сразу понял опасность и сиганул метра на два лишь тогда, когда борзая заметила его и пружинисто замахала следом. Иван и поорать не успел, пережить азарт, как придушенный зайчишка заколотил лапами по жухлой траве. «Вот это чешет! Тут только успевай!» – восторгался он собакой.

– Молодец! – заговорил он с борзой, как с человеком. – Держись так! Посмотрим, что из тебя дальше будет. Этот русачок под носом выскочил. Его и любая дворняга бы догнала…

Иван держал коня в легкой рыси, чтобы не проскочить с лету мимо хитро затаившегося зверя, и покрикивал…

Лисицу он заметил уже вдалеке, отметнувшуюся в голое поле дальше ста метров, и заорал, показывая рукой:

– Летка, взять, взять! – Иван видел теперь только лису, длинную, хвостатую, а все остальное слилось для него в один цвет. – Ату, ату! – орал он, как мальчишка, и наяривал коня каблуками. – В камыши целит, шельма, там ее ищи-свищи! – И сразу же в поле его зрения попала собака. Она шла, широко распластавшись, будто не касаясь земли, и расстояние между ней и лисицей заметно сокращалось. Иван увидел, как лисица завиляла, забросала хвостом из стороны в сторону, чтобы сбить борзую с бегового ритма, но собака не обращала внимания на ее выкрутасы, заходила от камышей, отрезая лисице дорогу на спасение. «Ну, умница, ну молодец! – задыхался Иван от восторга и бившего в лицо воздуха. – Не оплошала, поняла хитрость…»

– Дави ее, дави! – кричал он и заметил, что борзая поравнялась с лисой, толкает ее грудью. – Хватай ее за шкирку, Летка! Хватай! – Конь вдруг споткнулся обо что-то и резко сбавил бег. Иван едва удержался в седле, а когда укрепился и успокоил скакуна, с лисой все было покончено. «Вот это гон! Вот это азарт! Это тебе не пимы, зипуны, уточки-малюточки в тихих камышах. Разрыв-трава по сердцу, да и только…»

Домой Иван вернулся с двумя зайцами и лисой. Нюра не знала, куда его посадить, чем накормить, прикидывала:

– Если каждый раз так – и деньги вернем скоро, и лишка появится.

Иван еще не пришел в себя от детски восторженного настроения и молчал. «Эх, Нюра, Нюра! Все-то тебе деньги заслоняют, а как же быть с душой?»

5

Вернувшись с работы, Иван решил переложить поленницу сухих дров в новый сарай, чтобы не путать их со вновь заготовленными, и зимой использовать на растопку. Он едва набросал звенящие от сухости поленья в ручную тележку, как увидел у ограды управляющего, подъехавшего верхом к самым воротам.

– Иван, – крикнул Дровенюк, – зайди-ка в контору! Я сейчас туда еду.

– А что за спешка такая? Случилось что-нибудь? – не очень-то обрадовался Иван приглашению.

– Придешь – узнаешь. – Хлестанув журебца поводком уздечки, управляющий резво поскакал в переулок…

«Зачем позвал? – прикидывал Иван, размашисто шагая вдоль улицы. – Никаких «грехов» за мной вроде пока нет. Разве что из-за охоты? Так у меня все по закону. Договор я на той неделе оформил у охотоведа…»

– Вот, Иван Степанович, – бросая на стол какие-то бумаги, сразу перешел на официальный тон Дровенюк, едва тот перешагнул порог конторы, – говорил я тебе, чтобы не лез против начальства – отказ по базе отдыха пришел. Я навел кое-какие справки, и мне намекнули, что подножку нам по этому делу Ковтун подставил, пользуясь связями в городе.

– Какой еще Ковтун? – Иван взял документы, стал рассматривать.

– А тот, которому ты помотал нервы весной, забрав после охоты в озере ружье.

– Даже так? – Иван усмехнулся. – Костью, значит, у него в горле застряла наша Лушкина грива. – А не подавится ли он ею?

– Наивный ты человек, Иван, хотя и не в молодняках ходишь, понюхал жизни, – не поддержал его усмешки Дровенюк. – Такие, как Петро Ковтун, из любого аркана вывернутся. Поговаривают, что скоро колхозам и совхозам отмашка будет – иное организуется. И в райцентре перетряска грядет. Новые начальники обозначатся. Так этот «пельмень» вроде бы метит в главный кабинет попасть.

– Что за пельмень? – не понял управляющего Иван.

Дровенюк несколько смутился.

– Да так. – Он махнул толстоватой рукой. – В детстве отец заставлял мать пельмени делать больше обычных и называл их ковтунами. Позже я узнал у него, что ковтун по-украински – это большой пельмень.

Иван, вспомнив грузного, с одутловатым лицом браконьера, заулыбался: «Точно – большой пельмень».

– Зря веселишься. – Дровенюк свел брови. – Сядет вот он на район и будет с нас веревки вить.

– Сядет, ляжет, – не разделил его опасений Иван, – на воде вилами писано, чего раньше времени «штаны мочить». Мы ведь, Петр Иванович, тоже не пальцем деланы, что-нибудь придумаем, в случае чего – будет день, как говорится, будет и пища.

– Напридумывали уже, – управляющий ткнул пальцем вверх, – делать ничего не хочется при такой обстановке.

– Без совхоза-то как? – решил уклониться от зыбкой темы Иван, возвращая отказные бумаги на стол.

– А кто знает? – Дровенюк все хмурился. – Все пока висит в воздухе. Там чудят – мы чудим. – Он наклонил голову вбок, словно впервые разглядывал Ивана. – Ты, говорят, собаку какую-то купил за полкоровы?

«Раздули уже, – мелькнула у Ивана грустная мысль, – донесли».

– Не совсем за полкоровы, но купил.

– И что же это за собака такая?

– Борзая. Я уже с нею трех лисиц затравил и четырех зайцев, – не удержался от похвальбы Иван.

– Да ну? – Управляющий явно был удивлен. – Глядишь, и всех зверей передавишь, кто будет наши хлеба от грызунов спасать, – съязвил он.

– Всех не перетравить, – не принял его поддевки Иван. – Самые хитрые и верткие останутся, а нам больше и не надо.

– А с волком твоя борзая справится? – уже серьезно заинтересовался Дровенюк.

– Не знаю. Где они, волки-то?

– Обычных нет, а двуногих сколько угодно.

– На них иные волкодавы нужны, – понял его намек Иван, – но это уже не по моей части.

– Ты вот что, – перешел на деловой разговор Дровенюк, – чтобы там ни вытворяли, чтобы ни случилось, держи наших породистых лошадей в догляде. Чем угодно поступись, а держи. Даже если меня не будет.

– Куда ты от нас денешься, Петр Иванович. – В эти минуты Иван прощал управляющему все: и преклонение перед начальством, и нелицеприятные перегибы в отношениях с сельчанами, и личные трения…

– Мало ли что, – неопределенно произнес Дровенюк и отмахнулся, давая понять, что разговор окончен.

6

Зверя Иван прозевал. Увидел на пахоте совсем недалеко от леса и встревожился: за лисой увязалась собака. «Не отрезать, уйдет в чащобу и Летку за собой уманит! А там сухолом!» – Он погнал коня наперерез, но по вспаханному полю тот бежал тяжело, с опаской.

– Летка, назад, нельзя! – дико орал он, надрывая грудь от напряжения. – Нельзя! Нельзя! – Но собака не отставала. Она или не слышала крика хозяина, или горела такой злобой на зверя, что не могла остановиться. Миг, два, и лисица с собакой скрылись за какими-то деревьями.

Ветер перехватывал Ивану дыхание, забивал до боли легкие. Но он все кричал и кричал и через пару минут тоже был у черных, когда-то опаленных огнем, деревьев. Спрыгнув с коня, Иван подождал немного и вновь стал звать собаку. Тихо качались ветки близких кустов, пестро и неуютно выглядел лес. Неслышно было ни сорок, ни синиц, обычных в это время.

– Летка! Летка! Ко мне! – звал Иван, торопливо устремляясь в лес. – Летка! – Он не чувствовал, как ветки царапают ему лицо и руки, и бежал, бежал по лесу как мог. – Летка! Летка!..

Минут десять Иван метался по чащобе, а когда окончательно надорвал голос и устал до изнеможения, стал пролезать в самые густые и подозрительные места, зорче приглядываться к ним.

Лес тянулся километра на два, и он чуть не весь его обшарил. Собаку Иван увидел случайно, в том месте, мимо которого уже проходил. Она лежала у старого, упавшего невесть когда дерева и не двигалась. Еще не веря в беду, Иван кинулся к ней, ухватил за грудь и похолодел – руки его увязли в слипшейся от крови шерсти. «Мертвая! – жгучей иглой кольнула его в сердце мгновенная догадка. – На острый сушняк напоролась, и все… Вот тебе и «пимы-зипуны», навар. Эх…» Он опустился на колени, задыхаясь от давящего перехвата в груди. Перед мысленным взором Ивана почему-то мелькнуло лицо прежнего хозяина Летки. Его тоскливые глаза. Иван до боли сжал челюсти и почувствовал, как что-то теплое и сырое медленно покатилось по обветренной щеке.