Текст книги "И с тех пор не расставались. Истории страшные, трогательные и страшно трогательные (сборник)"

Кафе «Сиранда»

Дона Анжелина сдала как-то сразу, никто и понять ничего не успел. Еще в ноябре она вовсю пекла свои знаменитые фасолевые пирожные и покрикивала на Сузану, а в начале декабря уже никого не узнавала – сидела в обеденном зале на втором этаже и ласково, но бессмысленно улыбалась всем, кто с ней здоровался.

* * *

Мариу клялся, что сам упал, – задумался, не рассчитал, шагнул мимо ступеньки. Сломал ногу в двух местах и сильно порезался осколками разбившейся посуды, но, в общем, легко отделался, врач потом так и сказал. На следующий день к Сузане подошла рыженькая секретарша, которая обедала в кафе по средам, четвергам и пятницам. Вы меня, пожалуйста, простите, сказала она почти шепотом, мне очень неловко, я не могу утверждать наверняка, я не смотрела специально… но мне показалось, что вон та пожилая дама…

* * *

В пять часов Сузана приносила доне Анжелине суп и гренки с маслом. Суп дона Анжелина ела сама, а гренки Сузана разрезала на маленькие кусочки и клала ей в рот. Иногда дона Анжелина выталкивала кусочки языком. Ну мама, сердилась Сузана, ну что вы балуетесь? Ешьте гренки, мне еще работать. Дона Анжелина улыбалась своей ласковой улыбкой и сплевывала гренок в суп.

* * *

У сеньора Жозе был огромный, похожий на хобот нос, удивительного нежно-сиреневого цвета. Когда сеньор Жозе сердился, нос наливался кровью и из сиреневого становился пурпурным. Сузане это почему-то казалось неприличным, и, разговаривая со свекром, она старалась смотреть в сторону.

Как я ее дома одну оставлю, уныло спрашивал сеньор Жозе, покачивая хоботом. А вдруг ей что-то понадобится? А вдруг она газ откроет и забудет закрыть? И вообще, это же ее кафе…

* * *

Когда дона Анжелина поднялась со стула, Сузана собирала со столов грязные тарелки. Мама, позвала она, если вам нужно в туалет, подождите меня, я отнесу тарелки на кухню и отведу вас. Дона Анжелина покивала задумчиво и вдруг присела на корточки. На полу у ее ног быстро расползалась неправдоподобно большая лужа.

Ну знаете, прошипела невесть откуда взявшаяся незнакомая посетительница с надкушенным банановым кексом в бумажке, это уже ни в какие ворота!

* * *

Инспектор, молодой мулат с прилизанными волосами, был непреклонен. Заведение не соответствует санитарным нормам, вот, смотрите сюда, и сюда, и сюда, я удивляюсь, как у вас тут еще крысы по залу не бегают. На улицу вышли все вместе. Инспектор наклеил на замок бумажку с печатью, разгладил ее ладонью, подцепил двумя пальцами уголок, подергал – не отклеивается ли, и быстро пошел вниз по улице, почти побежал. Сузана следила за ним глазами, пока он не скрылся из виду, потом повернулась к мужу и свекру. Сеньор Жозе в переднике стоял, уперевшись лбом в стекло двери, с его огромного сиреневого носа капали слезы. Мариу уселся на ступеньку, вытянув ногу в гипсе. А куда делась дона Анжелина, подумала было Сузана, но тут сеньор Жозе глухо завыл и принялся биться головой о дверь, и Сузана о доне Анжелине забыла.

* * *

Дона Анжелина достала из кармана клетчатую кепку с ушами и надела ее, глядясь в зеркальную витрину какого-то большого магазина. Дона Анжелина не помнила, откуда у нее взялась кепка, но это было совершенно неважно. Кепка была теплая и хорошо сидела. Дона Анжелина чуть-чуть сдвинула ее набок и улыбнулась своему отражению в витрине. Отражение улыбнулось в ответ, но как-то уныло. Несмотря на новую кепку оно выглядело бледным и печальным. Оно голодное, подумала дона Анжелина и почувствовала, как у нее забурчало в животе. Она сдвинула кепку на другой бок и завертела головой. Где-то тут, думала дона Анжелина, где-то тут рядом есть неплохое кафе. Надо бы зайти, заказать супу и гренков с маслом.

Служба поддержки

не успел сесть и надеть наушники, как на пульте загорелась лампочка, а в наушниках щелкнуло, здравствуйте, бодро сказал фонсека, меня зовут даниэль фонсека, чем могу служить?

алло, сказал немного дребезжащий, но звучный старческий голос, алло, это служба поддержки?

да, сказал фонсека, повышая голос, как его учили на подготовительных курсах, если звонит пожилой человек, учили его на курсах, старайтесь разговаривать громко и членораздельно. молодой человек, вот вы, вы, с карамелькой, повторите, пожалуйста, как надо разговаривать с пожилыми людьми. громко и членораздельно, повторил фонсека, поспешно запихивая карамельку в карман.

как хорошо, обрадовался голос в наушниках, что я до вас дозвонилась, я боялась, что не дозвонюсь, понимаете, я хотела сменить лампочк… простите, удивился фонсека, он уселся за стол и шарил рукой в ящике в поисках карамелек. Карамелек в ящике не было.

Я хотела сменить лампочки, повторил голос, у меня перегорели лампочки в светильнике в коридоре, все три сразу, а льюба сегодня выходная, льюба – это моя помощница по хозяйству, она у меня уже десять лет… мне кажется, перебил фонсека, стараясь говорить громко и четко, вы не туда попали, это телефонная служба поддержки, мы здесь… да-да, сконфуженно рассмеялся старческий голос, конечно, простите, ради бога, это возрастное, знаете, мой внук говорит, ты, говорит, бабушка, как начнешь говорить… фонсека охлопал все карманы, карамелек не было ни в одном, простите, сказал он, я чуть не забыл, я разговариваю с госпожой… беттанкур, Мария Филомена Беттанкур.

Дона филомена, сказал фонсека, скажите мне, чем я могу вам помочь, только, пожалуйста, сосредоточьтесь, да-да, ответила дона филомена, и в ее дребезжащем голосе прозвучало легкое недоумение, конечно, мне нужно, чтобы вы меня поддержали. Простите, ошарашенно спросил фонсека, чтобы я сделал что? Поддержали, сказала дона филомена, вы же служба поддержки? Мне нужно было сменить лампочки, и я… мы телефонная служба поддержки, взвыл фонсека, телефонная! Дона филомена, если вам нужен электрик… мне не нужен электрик, холодно ответила дона филомена, я еще превосходно могу сама сменить лампочки. Тогда что же вам нужно, спросил фонсека. Он взял со стола карандаш и начал его кусать. Мне нужно, чтобы вы меня поддержали, отчеканила дона филомена, даниэль, вас ведь зовут даниэль… даниэль, сказал фонсека, даниэль фонсека, прекрасное имя, любезно сказала дона филомена, так вот, даниэль, если вы мне протянете руку… что я сделаю, спросил фонсека, протянете мне руку, повторила дона филомена, мне нужно спуститься со стремянки, понимаете, у меня перегорели лампочки в светильнике в коридоре, все три сразу, а льюба сегодня… выходная, закончил за нее фонсека, льюба это ваша помощница по хозяйству, да, рассмеялась дона филомена, у вас прекрасная память, даниэль, мой мальчик, не то что у меня, льюба сегодня выходная, но я знаю, где у нее лампочки, и стремянку я нашла, я все принесла и сменила, вы большая молодец, дона филомена, искренне сказал фонсека, ну что вы, сказала дона филомена, но по голосу было слышно, что ей приятна его похвала. Я все сменила, и теперь мне нужно спуститься со стремянки, но, мне кажется, я сама не сумею, понимаете, даниэль, понизила она голос, это очень старая стремянка, и она трясется… а вы не могли бы кому-нибудь позвонить, спросил фонсека, может быть, льюбе или внуку… но я же уже позвонила, удивилась дона филомена, вам. Но я же ничего не могу для вас сделать! Тоненько крикнул фонсека, вгрызаясь в карандаш. Конечно, можете, мягко сказала дона филомена, просто перестаньте грызть карандаш и протяните мне руку. Что, тупо спросил фонсека. Протяните руку, велела дона филомена, я сама спущусь, мне только нужно, чтобы вы меня слегка поддержали. Не думая, что он делает, фонсека вытянул руку, но смотреть на нее не стал, почему-то ему было жутко. Несколько секунд рука его висела в воздухе, а в наушниках слышались какие-то шорохи и поскрипывание, словно бы рассохшиеся деревянные ступеньки прогибались под неуверенными старческими шагами. Потом снова возник голос доны филомены, слегка запыхавшийся, но довольный. Ну, вот и все, весело сказала она, большое вам спасибо, мой мальчик. Вы спустились, недоверчиво спросил фонсека, конечно, ответила дона филомена. Фонсека осторожно посмотрел на свою все еще вытянутую руку. Рука как рука. Пустая. Ну хорошо, сказал он все так же недоверчиво, я очень за вас рад. Могу ли я вам еще быть чем-нибудь полезен? Ой, погодите, торопливо отозвалась в наушниках дона филомена, погодите, даниэль, не убирайте руку, я дам вам конфеток, отличные конфетки, карамельки, мне их льюба откуда-то приносит… вначале фонсека услышал шуршание, потом ощутил щекотное прикосновение бумажных фантиков к ладони. И только тогда закричал.

Скорее про детей

Hijo de la luna

…идиотская была затея, совершенно идиотская, просто непонятно, как такое могло прийти в голову, и ведь не дура какая-нибудь, взрослая же умная женщина, врач, между прочим, ну, почти, Сузана смотрит в зеркало в поисках взрослой умной женщины – почти врача, но видит только короткую челку, вздернутый нос и перепуганные круглые глаза, ой, мамочки, как же меня угораздило, какая идиотская, идиотская затея…

Сузанинья, деточка, за кого ты выйдешь замуж, когда вырастешь, спрашивали тетушки, и Сузана – сколько ей тогда было? четыре? пять? вздыхала – знала же, чего они ждут, – но все равно отвечала. За луну. Тетушки смеялись, тетушка Паула, тетушка Роза, тетушка Тина, тетушка Сидалия, эта была глуховата и смеялась просто потому, что смеялись остальные. Даже прабабушка Изаура, большая и вялая, как плохо набитая подушка, скрипуче кудахтала, тряся бледными непропеченными щеками.

Сузана спокойно ждала, пока они замолчат, – и повторяла коротко и веско – за луну.

…это хорошо, хорошо, что она согласилась, лихорадочно говорит Карла, крепко держа Сузану за руку и слегка пожимая при каждом слове, матушка Голубка не берется за безнадежные дела, ты же знаешь Риту, Риту Оливейру, из секретариата, от нее муж ушел под Рождество, она бегала по колдунам, чтобы его вернуть, столько денег потратила, я ей посоветовала сходить к матушке Голубке, а матушка ей отказала, в глаза посмотрела, на руку, кости кинула и отказала, денег даже не взяла, ничего, сказала, не сделаешь, там, сказала, судьба, предопределение, судьбу не перехитришь, хоть что делай, а тебе не отказала, значит, все в порядке, значит, поможет, она, знаешь какая, лучше всех, вот у меня в прошлом году, сама помнишь, да, кивает Сузана, пытаясь высвободить руку, да, да, ты права, это хорошо, это очень хорошо, да ты меня не слушаешь, обижается Карла…

Лунными вечерами тетушки развлекались, выходи, кричали, Сузанинья, твой за тобой пришел! Сузана вежливо улыбалась, она теперь всегда улыбалась, и молча шла к себе в комнату. Там она подходила к окну и смотрела на луну, пока не начинала кружиться голова, а луна смотрела на нее и слегка подмигивала, и Сузана чувствовала, да, пришел, да, за ней.

…ну что, что они там делают, шипят за дверью, отойди, отойди, не толкайся, я же так не вижу, Сидалия, Паула, отойдите, кому сказано, Роза, Роза, забери Сидалию, а то я за себя не отвечаю, да не толкайте же меня, я ничего не вижу, как хорошо, думает Сузана, пытаясь устроиться поудобнее на холодном полу, что я поставила перед дверью ширму, тетки не увидят, какая я ду… не отвлекайся, говорит матушка Голубка, зови, и Сузана зовет, и зовет, и зовет, и, когда ей кажется, что все бесполезно, светящееся лицо луны стремительно…

Я не понимаю, что с вами творится, говорила, хмурясь, доктор Франсишка, так не бывает, так не должно быть, такие невероятные перепады в весе и… и в объеме, вы уверены, что не хотите лечь на обследование? И добавляла почти неодобрительно – коллега. Сузана качала головой, спасибо, говорила она, большое спасибо, у нас все в порядке. И улыбалась.

…а я тебе говорю, что бывают, вот бывают и бывают, и не спорь со мной, я сама вчера видела, привезли тут одну, уже рожала, ее сразу на каталку, даже не переодели, обычная такая, волосы темные, глаза темные, а мальчик родился весь белый, как бумага, даже прозрачный, а глаза серебряные, се-ре-бря-ны-е, у кого хочешь спроси…

Окно долго не поддавалось, Сузана даже подумала, не разбить ли ей стекло, но тут что-то как будто лопнуло, и окно распахнулось. Сузана с трудом забралась на подоконник, выпрямилась и поискала глазами луну. Луна висела прямо напротив окна, вид у нее был встревоженный. Сузана помахала ей рукой и показала большой палец. Потом сложила руки рупором и крикнула: МААААААЛЬЧИК! Постояла, прислушиваясь, и ликующе, будто отвечая на вопрос: На ТЕБЯААААААААА!

Допустим, ключ, допустим, к двери

Дверь не открывалась, хоть плачь. Героиня даже и поплакала, просто чтобы проверить, но дверь не открылась, конечно, и она перестала плакать, все равно никакого толку, а она от слез ужасно устает и потом хочет только спать, а спать нельзя, надо вначале отсюда выйти. Героиню зовут Тина, Элизабет Мария Домингуш, написано в маленькой пластиковой карточке, Тина в прошлом году простояла два часа в очереди в мэрии, чтобы получить эту карточку, а получив, обнаружила, что на ней чужая фотография, совсем чужая, с длинными светлыми волосами, у Тины отродясь не было длинных светлых волос, но она все равно взяла карточку, пусть все думают, что на самом деле волосы у нее длинные и светлые, просто сейчас их не видно.

Тина подходит к двери и начинает дергать ручку. Ручка поддается с какой-то отчаянной готовностью, как будто ей самой хочется прочь отсюда, она вот-вот оторвется, но Тине-то ручка ни к чему, ей бы дверь открыть, а дверь не открывается, вот что обидно. И, главное, Тина же сама себе это устроила – вбежала в квартиру и дверь захлопнула, а ключи не вытащила, сколько раз в детстве мама предупреждала, Тина, говорила мама, Тининья, оливочка моя, не забывай же ты вытаскивать ключи из замка, однажды дверь захлопнется, и ты останешься внутри, и кто тебя тогда спасет? Ты, говорила Тина, и была права, мама всегда спасала, а сейчас спасать некому, мама далеко, очень далеко мама, одна надежда, что Вашку скоро придет, это же из-за него Тина бежала, как сумасшедшая, хотела успеть первой, в одной руке свернутый надувной матрац, в другой – сумка с апельсинами, вином и большой шоколадкой, просто огромной, почти полкило шоколада, Тина купила самую большую плитку, какую нашла, Вашку сладкоежка, Тина тоже, хотя старается держаться, а Вашку и не старается, ему незачем, Тина представляет себе Вашку, такого бархатного, такого теплого и золотистого, как эвкалиптовый мед на просвет, как янтарь на солнце, как пенка на первом утреннем кофе, как будто взяли все самое лучшее, что есть на свете, собрали и сделали Вашку, специально для Тины сделали, больше ни для кого, у Тины даже ладони начинают ныть, как хочется, чтобы Вашку прямо сейчас оказался здесь, и его можно было трогать, гладить и удивляться тому, что вот он, живой, и черт с ним, с забытым в двери ключом.

А я не люблю кофе, говоришь ты, можно Вашку будет какао? Можно, говорю, пусть будет какао. С молоком? Фффу, говоришь ты и зажимаешь нос двумя пальцами. С молоком сама пей!

Тина ходит по квартире, квартира крошечная и совсем пустая, они специально такую выбирали, то есть Тина хотела большую, но Вашку сказал, зачем это, и Тина согласилась, действительно незачем, а потом они нашли эту, маленькую пустую квартиру в маленьком пустом доме, Тина даже думала, что он под слом, но нет, внутри дом был совсем как новый, четыре красивые квартиры, две с окнами на улицу, две с окнами во двор, Тина и Вашку выбрали с окнами во двор, дворик тоже маленький и немного темный, цветы там какие-то все время цветут, душно пахнут, Тина не любит смотреть из окон на дворик, ей почему-то делается страшно, но сейчас она раскрывает окно и выглядывает наружу, вдруг там кто-нибудь есть, и его можно будет попросить подняться по лестнице и выпустить ее, но во дворе, конечно, никого, там никогда никого не бывает.

Как у нас во дворе? спрашиваешь ты. Как у нас во дворе, соглашаюсь. У нас хороший двор, укоризненно говоришь ты, и цветы очень хорошие, глупо их бояться. Ну, конечно, глупо.

В квартире негде сесть, Тина и Вашку еще ничего сюда не купили, Вашку говорил, не надо, это же не настоящая квартира для житья, а так, гнездышко. Они птички? перебиваешь ты. Тина и Вашку – птички? А что же, пожалуй, что и птички. Тина хотела принести хотя бы табуретку, маленькую деревянную табуреточку, просто чтобы на ней можно было посидеть, но как-то глупо приносить одну табуретку, Вашку наверняка сказал бы, что глупо, если бы Тина у него спросила, но Тина не спрашивала, сама поняла. Тина устала ходить по квартире, Вашку сказал, что придет, как только освободится, и она сразу побежала, только купила вино, апельсины и шоколадку и достала из багажника надувной матрас, хотела прийти первой, чтобы Вашку открыл дверь, а она уже тут, и вот, пожалуйста, пришла. Тина садится на корточки, но на корточках неудобно, и просто на полу неудобно тоже, Тина не заметила, как начала плакать, тихонько, почти бесшумно, потом в голос, и наплевать, что ей захочется спать, и что глаза запухнут, наплевать тоже, Вашку все равно не пришел, может, он вообще никогда не придет, может, он умер, или его вовсе не существует, а Тина сама его придумала, и сидит теперь одна на холодном полу, запертая в совершенно пустой квартире, и никто ее не спасет, никогда, никогда.

Но ее же спасут! возмущенно кричишь ты, мы же ее спасем! Конечно, говорю я, но ведь она этого еще не знает. Ну и что, строго говоришь ты, все равно нечего плакать.

Конечно, от слез захотелось спать, к тому же за окнами уже стемнело, и сидеть на полу стало совсем неудобно и холодно, просто невозможно, поэтому она встает, в коленях что-то щелкает, и вытаскивает из пакета надувной матрас. Матрас большой, синий, просто отличный матрас, Тина очень любит на нем спать, а вот надувать его не любит, этим обычно Вашку занимается, Вашку, думает отчаянно Тина, вашкувашкувашку, ну появись же, но Вашку не появляется, и Тина, всхлипнув, начинает надувать. Прямо ртом надувать? уточняешь ты. Нет, не ртом, там такая внутри штука, помпа, на нее надо давить, хочешь рукой, хочешь ногой. Тогда не надувать, а накачивать, да? Ну да, накачивать, матрас. Ничего, думает Тина, ничего, сегодня я тут прекрасно переночую, с голода точно не умру, вино вот у меня есть, апельсины есть, полкило шоколада, а завтра кто-нибудь придет, не может не прийти, живет же здесь кто-нибудь. Может, прямо даже Вашку придет, Тина зажмуривается, представляет, как вдруг звякают забытые снаружи ключи, щелкает замок, и в дверь входит Вашку, в одной руке цветы, в другой тоже что-нибудь хорошее, какой-нибудь сюрприз, и лицо у него такое милое, счастливое, не как в прошлый раз, и он говорит.

– Смотри, ключи. Кто-то ключи забыл в двери. Мам, ты видишь ключи? Вон, из двери торчат. Их кто-то забыл.

Это я сказала, говоришь ты, правда же я? Я первая ключи увидела. Если бы не я, ты бы их не заметила, правда?

Конечно, правда. Без тебя я бы ничего никогда не заметила. Без тебя я бы вообще не жила.

Мы ее спасли, правда? сонно спрашиваешь ты. Тину мы спасли, а ее Вашку дурак какой-то, он ей не нужен, правда? Правда, оливочка моя. Спи, Тининья, уже очень поздно.

Спасибо, спасибо, кричит Тина и снова принимается плакать, теперь от облегчения, спасибо, спасибо, спасибо! Она хватает с пола сумку с апельсинами и шоколадом, там был ребенок, она слышала детский голос, ребенку, наверное, можно шоколад, апельсины детям иногда нельзя, а шоколад, наверное, можно, подождите, кричит Тина и бежит к открытой двери, но за дверью никого нет, и на лестнице не слышно шагов, в маленьком доме, кроме нее, нет ни одного человека, Тина в этом совершенно уверена, хотя и не понимает, почему. Я оставлю тогда тут, внезапно говорит она вслух, я оставлю здесь шоколадку, пожалуйста, возьмите для ребенка, это хорошая шоколадка, самая лучшая, я выбирала, возьмите, пожалуйста, я еще принесу, я вам очень, очень благодарна! Никто ей не отвечает, но Тине все равно. И матрас оставлю, кричит она, тебе оставлю, слышишь, на нем можно прыгать, если несильно, и плавать, наверное, тоже, он надувной, возьми его себе, слышишь?

Слышу, бурчишь ты, натягивая одеяло на голову, не кричи, мама, скажи ей, чтобы не кричала, я все слышу.

Тина пытается вытащить ключи из замка, но ключи не поддаются, их как будто что-то держит, ну и ладно, говорит Тина, захлопывает дверь, – ключи звякают довольно, – и идет к выходу, размахивая сумкой с апельсинами и вином. На улице ей кажется, что она видит Вашкину машину, но не останавливается. Вашку дурак какой-то, думает внезапно она, заправляя за ухо длинную светлую прядь, и, если подумать, совершенно же мне не нужен.