Текст книги "Джек Ричер, или Без второго имени (сборник)"

Второй сын

1

В жаркий августовский четверг 1974 года пожилой человек в Париже сделал то, чего никогда не делал прежде: проснулся, но не встал с постели. Он не смог. Его звали Лоран Мутье, вот уже десять дней он чувствовал себя паршиво, а последние семь – совсем плохо. Руки и ноги казались тонкими и слабыми, а грудь будто наполнял застывший бетон. Мутье знал, что происходит. По профессии он был мастером по ремонту мебели и теперь превратился в один из предметов, которые ему приносили клиенты: прогнившая и безнадежно слабая фамильная собственность. С ним не случилось ничего конкретного. Просто все сразу перестало функционировать. И ничего тут не поделаешь. Приближалось неизбежное. Поэтому Мутье терпеливо лежал, хрипло дышал и ждал домработницу.

Она пришла в десять часов и не выказала особого удивления. Большинство ее клиентов были старыми людьми, они периодически умирали, и у нее появлялись новые. Она позвонила врачу и в какой-то момент ответила на вопрос о его возрасте – Мутье отчетливо услышал, как она сказала: девяносто, покорно и в то же время удовлетворенно, что очень о многом говорило, словно в одном слове помещался целый абзац. И он вдруг вспомнил, как стоял в своей мастерской, вдыхая пыль, клей и лак и глядя на какой-нибудь жуткий рассыпающийся шкафчик. «Ну давайте посмотрим», – говорил он, хотя уже мысленно решил от него избавиться.

Врач обещал прийти во второй половине дня, но, словно для того, чтобы подтвердить невысказанный диагноз, домработница спросила про записную книжку, чтобы связаться с его семьей. У Мутье была записная книжка, однако вся его семья теперь состояла из единственной дочери, Жозефины. Впрочем, ее одной хватило, чтобы занять бо́льшую часть записной книжки, потому что она часто переезжала. Одну страницу за другой заполняли перечеркнутые номера почтовых ящиков и длинные необычные номера иностранных телефонов. Домработница набрала последний из них и услышала гудок и эхо огромных расстояний, а потом голос, заговоривший по-английски, на языке, которого она не понимала, поэтому ей пришлось просто повесить трубку. Мутье видел, что женщина некоторое время пребывала в сомнениях, но потом, словно для того, чтобы еще раз подтвердить диагноз, отправилась на поиски вышедшего на пенсию учителя, который жил двумя этажами ниже. Мутье считал тихого старика полнейшим кретином, но нужен ли настоящий знаток языка, чтобы перевести ton père va mourir – ваш отец умирает?

Домработница вернулась с учителем, оба запыхались и раскраснелись после подъема по лестнице, после чего мужчина набрал длинный номер и попросил позвать к телефону Жозефину Мутье.

– Нет, Ричер, идиот, – хотел прореветь Мутье, но его голос прозвучал как хриплая туберкулезная мольба. – Ее фамилия по мужу Ричер. Они не знают, кто такая Жозефина Мутье.

Учитель извинился и попросил подойти Жозефину Ричер, выслушал ответ, потом прикрыл микрофон ладонью и посмотрел на Мутье.

– Как зовут ее мужа? – спросил учитель. – Вашего зятя.

– Стэн, – ответил Мутье. – Не Стэнли. Просто Стэн. Стэн, именно так написано в его свидетельстве о рождении. Я видел. Капитан Стэн Ричер, служит в морской пехоте армии США.

Учитель передал информацию, выслушал ответ и повесил трубку.

– Они недавно уехали, – сказал он, повернувшись к Мутье. – Судя по всему, несколько дней назад. Вся семья. Капитана Ричера перевели на новое место службы.

2

Вышедший на пенсию парижский учитель разговаривал с дежурным лейтенантом на военно-морской базе в Гуаме, расположенной в Тихом океане, где Стэн Ричер прослужил три месяца в отделении связи морской пехоты. Приятное место осталось позади, и его перевели на Окинаву. Семья последовала за ним три дня спустя, на пассажирском самолете, летевшем через Манилу, – его жена Жозефина и двое сыновей, пятнадцатилетний Джо и тринадцатилетний Джек.

Жозефина Ричер была яркой, живой и энергичной женщиной и в свои сорок четыре года все еще сохраняла интерес к окружающему миру, радовалась, что ей удается увидеть так много нового, и все еще терпимо относилась к бесконечным переездам и неудобному жилью. В пятнадцать лет рост Джо Ричера уже немного превышал метр восемьдесят, вес – девяносто килограммов, и рядом с матерью он казался гигантом, но оставался спокойным, любил науку и очень напоминал Кларка Кента, пока тот еще не стал суперменом.

Джек Ричер в тринадцать лет выглядел как рисунок инженера на салфетке для чего-то большего и амбициозного, а его огромный скелет напоминал леса, за которыми скрывается грандиозный строительный объект. Еще несколько сантиметров, и последние сорок килограммов плоти довершат строительство, но сейчас оно все еще продолжалось. У него были длинные руки и настороженные глаза. Такой же спокойный, как брат, он любил науку гораздо меньше. В отличие от Джо, его всегда называли по фамилии. Никто не знал почему, но его семья состояла из Стэна, Жози, Джо и Ричера, и так было всегда.

Стэн встретил семью у самолета, приземлившегося на авиационной базе морской пехоты Футенма. Они взяли такси и поехали в бунгало, которое Стэн нашел в полумиле от пляжа. Внутри было жарко и душно, окна выходили на узкую забетонированную улицу с канавами по обеим сторонам, совершенно прямую, с небольшими домиками, стоявшими плотно друг к другу, а в самом ее конце виднелось синее пятно океана. К этому моменту семья успела пожить в сорока разных местах, и процесс переезда стал для них привычным делом. Мальчики нашли вторую спальню, и теперь им предстояло самим решить, нуждается ли она в уборке. Если они видели необходимость, то занимались ею самостоятельно, если нет, все оставалось без изменения. В данном случае, как и почти всегда, Джо нашел повод для беспокойства, Ричер – нет. Поэтому он предоставил Джо заниматься уборкой, сам же отправился на кухню, где сначала выпил воды, а потом узнал плохие новости.

3

Родители Ричера стояли рядом у кухонной стойки и изучали письмо, привезенное матерью из Гуама. Ричер видел конверт. Письмо имело какое-то отношение к системе образования.

– Вам с Джо придется написать тест, прежде чем вы начнете учиться в местной школе, – сказала мать.

– Почему? – спросил Ричер.

– Им нужно выяснить, в какой класс посадить каждого из вас, – сказал отец. – Они хотят понять, насколько далеко вы продвинулись.

– Скажите им, что у нас всё в порядке. Скажите спасибо, но нет, ничего не нужно.

– За что?

– Меня вполне устраивает тот класс, в котором я сейчас. И мне не нужно никуда перескакивать. И Джо думает так же.

– По-твоему, речь идет о том, чтобы пропустить класс?

– А разве нет?

– Нет, речь о том, чтобы перевести тебя на класс назад.

– С какой стати?

– Новая политика, – сказала мать. – Ваше образование слишком фрагментарно. Им нужно проверить, готовы ли вы двигаться дальше.

– Но раньше с нами так не поступали.

– Они называют это новой политикой. Как нечто противоположное старой.

– Они хотят, чтобы Джо писал тест? Им требуются доказательства, что он готов к учебе в следующем классе? Он сойдет с ума.

– С ним все будет в порядке. Он хорошо пишет тесты.

– Дело не в этом, мама. Ты же знаешь, какой он. Он почувствует себя оскорбленным. И решит, что должен получить сто процентов. Или сто десять. Он сведет себя с ума.

– Никто не в состоянии показать результат в сто десять процентов. Это невозможно.

– Вот именно. У него голова взорвется.

– А ты?

– Я? Со мной все будет хорошо.

– Ты будешь стараться?

– А сколько нужно набрать, чтобы сдать тест?

– Наверное, пятьдесят процентов.

– Тогда моя цель – пятьдесят один процент. Нет смысла напрасно тратить силы. Когда будет тест?

– Через три дня. Перед началом семестра.

– Просто безобразие, – сказал Ричер. – Что за система образования такая, если ей неизвестно значение слова каникулы?

4

Ричер вышел на забетонированную улицу и посмотрел на пятнышко океана, видневшееся впереди. Восточно-Китайское море, а не Тихий океан. Тихий океан находился с противоположной стороны. Окинава – один из островов группы Рюкю, которая разделяла море и океан.

Между Ричером и морем находилось примерно сорок домов, стоявших по левую сторону улицы, и еще сорок по правую. Он решил, что дома, расположенные ближе к нему и дальше от моря, принадлежат поселившимся за пределами гарнизона семьям морских пехотинцев, а дома дальше от него и ближе к воде заняты японскими семьями, живущими здесь постоянно. Он знал, как работают законы недвижимости. Это лишь ступени к пляжу. Люди соперничают за такие места, и военные обычно позволяют местным жителям получить лучшее.

Министерство обороны США всегда тревожилось из-за разногласий, которые могли возникнуть между военными и местными жителями. В особенности на Окинаве. Военно-морская база находилась в самом центре Гинована, довольно большого города. Всякий раз, когда взлетал транспортный самолет, уроки в школах приходилось прерывать на минуту или две из-за шума.

Ричер повернулся спиной к Восточно-Китайскому морю и пошел в сторону материка, мимо одинаковых маленьких домиков, миновал перекресток – улицы пересекались под идеальными прямыми углами, дальше шли точно такие же дома. Их построили быстро и без особых затрат, но содержали в хорошем состоянии. За домиками тщательно ухаживали. На крылечках некоторых Ричер видел маленьких, похожих на кукол местных леди. Он вежливо кивал им, но они отворачивались. Ричер нигде не заметил японских детей и подумал, что, возможно, они в школе. Может быть, их учебный год уже начался. Он повернул обратно и через сотню ярдов обнаружил на улице искавшего его Джо.

– Родители сказали тебе про тесты? – спросил Джо.

Ричер кивнул.

– Но это не проблема.

– Мы должны их сдать.

– Естественно, мы сдадим.

– Нет, я хочу сказать, что мы должны сдать их с блеском. Показать высокие результаты. Самые лучшие.

– Зачем?

– Они пытаются нас унизить, Ричер.

– Нас? Да они нас даже не знают.

– Таких людей, как мы. Тысячи таких, как мы. А мы должны унизить их в ответ. Мы должны привести их в замешательство, чтобы им даже не приходили в головы подобные идеи. Мы просто обязаны уделать их по полной.

– Я уверен, что так и будет. Едва ли тест будет трудным.

– Это новая политика, значит, и тест должен быть новым, – заявил Джо. – И там могут оказаться незнакомые вопросы.

– Например?

– Понятия не имею. Там может быть что угодно.

– Ну я постараюсь все сделать хорошо.

– А как у тебя с общими знаниями?

– Я знаю, что процент отбиваемых мячей у Микки Мэнтла[3]3
  Микки Чарльз Мэнтл (1931–1995) – американский профессиональный бейсболист.


[Закрыть] был 0,303 десять лет назад. И 0,285 – пятнадцать лет назад. И 0,300 – двадцать лет назад. Это дает в среднем 0,296, что близко к среднему значению 0,298 за всю карьеру, а это уже серьезно.

– Они не станут спрашивать про Микки Мэнтла.

– Тогда о ком?

– Нам нужно узнать, – сказал Джо. – Прямо сейчас. Я считаю, что нам следует зайти в школу и спросить, что будет в тестах.

– Так не делают, – возразил Ричер. – Тебе не кажется, что это противоречит самой идее тестов?

– Но мы должны хотя бы выяснить, какую часть учебного плана они будут проверять.

– Речь пойдет о чтении и письме, сложении и вычитании. Может быть, даже делении, если нам повезет. Ты знаешь, как это устроено. Не волнуйся.

– Это оскорбление.

Ричер ничего не ответил.

5

Братья вместе пошли обратно, миновали перекресток и двинулись дальше по длинной забетонированной улице. Их новый дом находился впереди и слева. А еще дальше в лучах солнца блестела светло-синяя полоска моря. И белый песок. Может быть, пальмы. Между их домом и морем на улице они увидели детей. Все мальчики, американцы, белые и черные, что-то около двух дюжин. Из семей морских пехотинцев. Соседи. Они собирались в группы возле своих домов, в дешевой части улицы, в тысяче шагов от пляжа.

– Давай посмотрим на Восточно-Китайское море, – предложил Ричер.

– Я его уже видел, – ответил Джо. – Ты тоже.

– Мы могли мерзнуть всю зиму в Корее.

– Мы только что были в Гуаме. Сколько пляжей нужно человеку?

– Столько, сколько человек может получить.

– Через три дня у нас тест.

– Совершенно верно. Поэтому нам не нужно беспокоиться о нем сейчас.

Джо вздохнул, и они пошли дальше, мимо собственного дома, в сторону синей полоски. Наконец их заметили. Мальчишки вставали с бордюрных камней, перешагивали через канавы и выходили на середину улицы. Они выстроились в некое подобие наконечника стрелы, направленной в сторону братьев, сложили руки на выпяченной вперед груди; некоторым было не больше десяти, другие казались на год или два старше Джо.

Добро пожаловать на район.

Впереди стоял здоровяк лет шестнадцати, с толстой шеей, меньше Джо, но крупнее Ричера, в футболке и потрепанных брюках цвета хаки. У него были мясистые руки с утонувшими в жире костяшками. Он стоял в пятнадцати футах от них и ждал.

– Их слишком много, – спокойно сказал Джо.

Ричер не ответил.

– Не начинай, – сказал Джо. – Если потребуется, мы разберемся с ними потом.

Ричер улыбнулся.

– Ты хочешь сказать, после теста?

– Ты должен отнестись к тесту серьезно.

Они пошли дальше. Сорок разных мест. Сорок микрорайонов. Вот только начало знакомства всегда было одинаковым. Племенной строй, тестостерон, иерархия, все виды безумных инстинктов. Тесты совсем другого рода.

Джо и Ричер остановились в шести футах от здоровяка и стали ждать. У парня был фурункул на шее. И от него паршиво пахло.

– Вы тут новенькие, – сказал он.

– И как ты догадался? – спросил Джо.

– Вчера вас здесь не было.

– Выдающийся логический вывод. Ты никогда не подумывал о карьере в ФБР?

Здоровяк не стал отвечать. Ричер улыбнулся. Он решил, что может провести левый хук прямо в фурункул. Вероятно, это вызовет адскую боль.

– Вы идете на пляж? – спросил здоровяк.

– А там есть пляж? – спросил Джо.

– Ты знаешь, что там есть пляж.

– А ты знаешь, куда мы идем.

– Это платная дорога.

– Что? – спросил Джо.

– Ты слышал. Ты должен заплатить за проход.

– И сколько?

– Я еще не знаю, – сказал здоровяк. – Когда увижу, что у тебя есть, я решу, сколько взять.

Джо не ответил.

– Понятно? – спросил здоровяк.

– Совсем не понятно, – сказал Джо.

– Это потому, что у тебя задержка в развитии. У вас обоих. Мы всё знаем про вас. Вам придется сдать тест для умственно отсталых, потому что у вас проблемы с головой.

– Джо, – заговорил Ричер. – Это оскорбление.

– О, маленький тормоз умеет говорить? – осведомился здоровяк.

– Ты видел новую статую на площади в Лусоне? – спросил Джо.

– И что в ней интересного?

– Последний парень, который решил подраться с моим братом, похоронен под пьедесталом.

Здоровяк посмотрел на Ричера.

– Звучит не слишком приятно. Ты псих-тормоз?

– И что это значит? – спросил Ричер.

– Ну вроде психопата.

– То есть я считаю правильным то, что делаю, и не чувствую потом раскаяния?

– Вроде того.

– Тогда – да, я психопат, – сказал Ричер.

Тишина, если не считать шума ехавшего где-то мотоцикла. Потом двух. И трех мотоциклов. Далекий, но приближающийся шум. Здоровяк метнулся к перекрестку, и строй в форме наконечника стрелы распался. Дети вернулись на тротуары и в свои дворы. Мотоцикл притормозил, свернул на их улицу и медленно покатил по ней. За рулем сидел морской пехотинец в камуфляжной форме. Без шлема. Сержант с военной базы, освободившийся после службы. За ним подъехали еще двое, один их них на большом «Харлее». Дисциплинированные отцы, возвращающиеся домой.

– Мы договорим в следующий раз, – сказал здоровяк с фурункулом.

– Будет осторожен в своих желаниях, – предупредил Джо.

Ричер ничего не сказал.

6

Стэн Ричер был по натуре спокойным человеком, а на четвертое утро после приезда на новую базу и вовсе молчал – оказалось, что ему предстояла нелегкая работа. В Соединенных Штатах президент сменился несколько раньше срока, поэтому собрали Объединенный комитет начальников штабов, чтобы представить новому командующему различные варианты для изучения. Стандартная практика. Начало работы новой администрации всюду одинаково. Даже для теоретически непредвиденных обстоятельств разработаны планы действия, но все их теперь следовало обновить.

Вьетнамская эпопея закончилась, в Корее возникла патовая ситуация, Япония стала союзником, отношения с Советским Союзом оставались неизменными, так что новым фокусом внимания становился Китай. Было очень много шума из-за возможной разрядки, но и приготовления к войне шли полным ходом. Китайцев рано или поздно придется побить, и Стэну Ричеру предстояло сыграть свою роль. Ему сообщили об этом на второе утро после приезда.

Он получил под свое командование четыре стрелковые роты и совершенно секретное досье, определявшее их миссию, которая состояла в том, чтобы стать наконечником огромного копья при высадке к северу от Ханчжоу, а потом прорваться по часовой стрелке к Шанхаю. Тяжелая задача. Предположительные потери выглядели пугающими. Однако они показались Стэну слишком пессимистичными. Он уже встретился со своими людьми, и они произвели на него впечатление. На Окинаве трудно избежать сравнения с призраками прошлого поколения морских пехотинцев, находившихся здесь тридцать лет назад, но нынешний урожай получился на редкость удачным. По-настоящему хорошим. Они все разделяли верность Стэна знаменитой старой поговорке: Война состоит не в том, чтобы умереть за свою страну. Она в том, чтобы заставить других умирать за свою.

Для пехоты все сводилось к простой арифметике. Если враг несет две потери на каждую твою, ты ведешь в счете. Если ты в состоянии увеличить число вражеских потерь до пяти, то побеждаешь. Восемь или десять – приз у тебя в кармане. Стэн чувствовал, что его парни способны легко добиться восьми или десяти.

Однако население Китая было огромным. И фанатичным. Они не станут отступать. Мужчины, потом мальчишки. И, наверное, женщины. Мальчишки не старше, чем его сыновья. Женщины как его жена. Он смотрел, как они едят, и представлял, что мужья и отцы в тысячах миль отсюда делают то же самое. Коммунистическая армия без колебаний призовет на военную службу парней в возрасте Джо. И даже в возрасте Ричера, в особенности если подросток окажется таким же крупным. Потом женщин. И девушек. Нет, Стэн не был сентиментальным и сомневающимся человеком. Он пошлет пулю в любую голову и будет спать как ребенок. Но не вызывало сомнений, что наступили странные времена. Когда у тебя есть дети, ты начинаешь думать о будущем, но когда служишь в морской пехоте, будущее превращается в теорию, а не в факт.

У него не имелось определенных планов для сыновей. Он не был таким отцом. Но Стэн считал, что они станут военными. Что еще они знали? В таком случае интеллект Джо позволит ему оставаться в безопасности. Нет, и в передних рядах бывает много умных парней. Но Джо не боец. Он походил на ружье, сделанное без бойка. Физически вполне нормален, но спусковой крючок в голове отсутствует. Он напоминал ядерную пусковую установку с избыточным количеством предохранительных клапанов, реле и кнопок, которые следовало нажимать последовательно. Он слишком много думал. Процесс шел очень быстро, но любые задержки или колебания фатальны в начале драки. Даже на доли секунды. Поэтому Стэн считал, что рано или поздно Джо попадет в разведку и добьется там очень многого.

А вот его второй сын устроен совсем иначе. Парень будет огромным. Он станет одной восьмой тонны мышц. А это пугающая перспектива. Мальчишка множество раз приходил домой в крови и с синяками, но, насколько знал Стэн, не проиграл ни одной драки с того момента, как ему исполнилось пять. Возможно, он никогда не проигрывал драк. И у него отсутствовал спусковой крючок, но совсем не так, как у старшего брата. Джо постоянно стоял на предохранителе, а Ричер всегда настроен на автоматический огонь. Когда он вырастет, его будет не остановить. Сила природы. Для кого-то он станет настоящим кошмаром.

Однако парень никогда не начинал первым. Этому его на-учила мать, когда Ричер был совсем маленьким. Жози прекрасно разбиралась в таких вещах. Она объяснила сыну, что он никогда, никогда, никогда не должен начинать драку первым, но имеет полное право ответить, если его задирал кто-то другой. И на это стоило посмотреть. Умные прихватывают пистолет, когда предстоит драка с ножами. Ричер же приносил водородную бомбу.

Но парень умел думать. Нет, не так академично, как Джо, но природа наградила его практичностью. Вероятно, с таким же коэффициентом умственного развития, но это был ум «сделай-дело-правильно» знатока законов улиц, а не интеллект ради интеллекта. Да, конечно, Ричер любил факты, как и информацию, но только не теорию. Он принадлежал к реальному миру. Стэн не знал, какое будущее ждет его младшего сына. Понятия не имел, но не сомневался в одном – Ричер не поместится в танке или кабине самолета. Он станет заниматься чем-то другим.

Впрочем, будущее оставалось очень далеким для обоих. Они все еще были детьми. И его любимчиками. Стэн знал, что в данный момент горизонты Джо не простирались дальше начала следующего семестра, а у Ричера – дальше четвертой чашки кофе на завтрак. Именно в этот момент мальчишка встал и налил ее себе.

– Я собираюсь сходить сегодня в школу и узнать про предстоящий тест, – тут же подтвердил размышления Стэна Джо.

– Нет, ты этого не сделаешь, – сказал Стэн.

– Почему?

– Две причины. Во-первых, никогда не показывай им, что ты стараешься. Во-вторых, вчера я заполнил бланк заявки, и сегодня его должны принести.

– Кого?

– Телефон.

– Мама будет здесь.

– Нет, – сказала Жози. – У меня много дел.

– В течение всего дня?

– Скорее всего. Я должна найти достаточно дешевый магазин, чтобы купить для вас восемь фунтов протеина, которые, похоже, требуются каждый раз, когда вы садитесь за стол. А потом мне предстоит ланч с матерями из офицерского клуба, что займет почти все дневное время, если Окинава не изменилась с того раза, когда мы в прошлый раз здесь были, и, скорее всего, так и есть.

– Ричер может посидеть дома и дождаться, когда принесут телефон, – сказал Джо. – Ему не нужна нянька.

– Это никак не связано, – сказал Стэн. – Идите поплавайте, поиграйте в мяч, побегайте за девочками, но не спрашивайте про тест. Просто сделайте его максимально хорошо, когда придет время.

7

Между тем в Париже наступил поздний вечер, и ушедший на пенсию учитель снова позвонил на военно-воздушную базу в Гуаме. Домработница Лорана Мутье прошептала ему, что они обязательно должны попытаться связаться с дочерью старика. Но учитель ничего не сумел добиться. Дежурный лейтенант в Гуаме не имел никакого представления относительно планов Пентагона в Китае, а новое назначение Стэна Ричера являлось закрытой информацией, поэтому иностранный гражданин ничего не должен был о нем знать. Во всяком случае, от военных. Нет, сэр. Никаких шансов.

Лежавший в своей кровати Мутье слышал примерно половину переговоров. Он немного знал английский. Достаточно, чтобы объясниться и уловить скрытый смысл. Он прекрасно понимал, как работает военная машина. Как практически все европейские мужчины двадцатого века, он служил в армии. Ему исполнилось тридцать лет, когда началась Первая мировая война, но он тут же пошел на нее добровольцем и прослужил все четыре года, что она продолжалась. В том числе пережил Верден и Сомму, получив полную грудь медалей, без единого серьезного ранения, и ни одного шрама длиннее среднего пальца, что считалось невероятной удачей. В день его демобилизации печальный однорукий и одноглазый бригадир пожелал ему удачи и добавил ни с того ни с сего: «Запомни мои слова, Мутье, великие войны оставляют страну с тремя армиями: армией калек, армией плакальщиков и армией воров».

И Мутье, вернувшись в Париж, обнаружил все три. Многие оплакивали гибель своих близких: матери, жены, невесты, сестры и старики. Кто-то сказал, что если написать каждому убитому солдату некролог длиной в одну страницу, жалкий перечень надежд и мечтаний, то получившаяся стопка бумаги будет выше Эйфелевой башни.

Воры были повсюду – как одиночки, так и целые банды, некоторые с политическим оттенком. И каждый день Мутье видел калек, некоторых в силу естественного хода событий, но многих во время работы, потому что мастерские по ремонту мебели получали государственные заказы на производство деревянных ног в течение следующих десяти лет. Чем Мутье и занимался, используя в качестве материала части столов, купленных по дешевке у разорившихся ресторанов. Так что теперь ветераны могли ходить на протезах, сделанных из мебели, на которой они когда-то обедали.

Десятилетний правительственный заказ закончился за неделю до краха Уолл-стрит, и следующие десять лет выдались трудными, если не считать того, что Лоран встретил женщину, быстро ставшую его женой, красавицу, имевшую глупость выйти за потрепанную сорокапятилетнюю развалину вроде него. А еще через год у них родился единственный ребенок – девочка с роскошными волосами, которую они назвали Жозефиной. Дочь выросла и вышла замуж за морского пехотинца, американца из Нью-Гемпшира, и теперь с ним было невозможно связаться, несмотря на появившиеся в течение долгой жизни Мутье многочисленные технические инновации, существенную часть которых придумали сами американцы.

8

Стэн Ричер поглубже надвинул пилотку и отправился на работу. Через минуту Жози пошла по магазинам, прихватив большую сумку и тощую сумочку. Ричер сидел на тротуаре и ждал появления парня с фурункулом. Джо остался в доме. Но ненадолго. Тридцать минут спустя он появился с причесанными волосами и в куртке и сказал:

– Я пойду погуляю.

– До школы? – спросил Ричер.

– Чем меньше слов, тем лучше для дела.

– Они тебя не унижают. Ты сам унижаешь себя. Разве ты получишь удовлетворение от ста процентов за тест, если спросишь, какие будут вопросы?

– Это вопрос принципа.

– Но только не моего, – сказал Ричер. – Мой принцип состоит в том, что тесты придумывают для средних людей, которые способны их пройти, из чего следует, что у меня достаточно шансов, чтобы с ним справиться, не наделав в штаны еще до того, как они начнутся.

– Ты хочешь, чтобы все думали, что ты средний?

– Меня не интересует, что думают люди.

– Ты ведь знаешь, что должен быть дома, когда нам доставят телефон, верно?

– Я буду здесь, если только толстый вонючий придурок не придет с таким количеством приятелей, что меня увезут в больницу.

– Никто никуда не придет. Они уехали на бейсбол. Сегодня утром, на автобусе. Я видел. Их не будет весь день.

9

Ричер готовил себе ланч, когда привезли телефон. Он сделал сэндвич с сыром и сварил кофе, когда курьер из службы доставки постучал в дверь. Тот сам распаковал телефон и вручил его Ричеру, сказав, что должен забрать коробку. По всей видимости, на острове их не хватало.

Телефон оказался странным устройством и не походил на те, что Ричер видел раньше. Он поставил его на столешницу рядом с остатками сэндвича и осмотрел со всех сторон. Аппарату явно иностранного производства, вероятно, исполнилось лет тридцать. Скорее всего, долгие годы он лежал на военных складах побежденной нации. Американцам достались горы самых разных вещей. Сто тысяч пишущих машинок там, сто тысяч биноклей здесь. Сто тысяч телефонов, в которых сменили провода и снова отправили работать. И очень вовремя. Превращение палаток и казарм по всему миру в постоянные кирпичные и каменные здания заставило потрудиться множество людей. Зачем ждать, когда лаборатории «Белл» или «Дженерал электрик» сделают новые аппараты, если можно просто забрать телефоны со склада во Франкфурте?

Ричер нашел разъем на кухне, подключил телефон и проверил гудок. Все работало. После этого он оставил на столе телефон и отправился на пляж.

10

Пляж оказался просто замечательным. Одним из лучших, когда-либо виденных Ричером. Он снял рубашку и туфли, затем долго купался в теплой голубой воде. Полежал на солнце с закрытыми глазами, пока не высох. Потом заморгал, повернул голову и понял, что он тут не один. В пятнадцати футах от него на полотенце загорала девочка. Она была в слитном купальнике, на вид лет тринадцать или четырнадцать. Еще не взрослая, но уже не ребенок. На коже блестели капельки воды, а волосы были гладкими и густыми.

Ричер встал, весь облепленный песком. У него не было полотенца. Он избавился от песка, воспользовавшись рубашкой, встряхнул ее и надел.

– Где ты живешь? – спросила девочка, повернувшись к нему.

Ричер указал.

– Там, вверх по улице, – ответил он.

– Можно я пойду с тобой?

– Конечно. А почему ты спрашиваешь?

– На случай, если там будут мальчишки.

– Их нет. Они уехали на целый день.

– Они могут рано вернуться.

– Они говорили тебе чушь про плату за проход?

Она кивнула.

– Я не стану платить.

– Что они хотели?

– Я тебе не скажу.

Ричер промолчал.

– Как тебя зовут? – спросила девочка.

– Ричер, – ответил Ричер.

– А меня Хелен.

– Приятно познакомиться, Хелен.

– Как давно ты здесь?

– Со вчерашнего дня, – ответил Ричер. – А ты?

– Неделю или около того.

– Надолго?

– Похоже на то. А ты?

– Я не знаю, – сказал Ричер.

Девочка встала и встряхнула полотенце. Она была худенькой и маленькой, но с длинными ногами. Ногти у нее на ногах были покрыты лаком. Они вместе прошли по песку и зашагали по длинной улице. Впереди никого не было.

– Где твой дом? – спросил Ричер.

– Слева, ближе к верхней части, – сказала Хелен.

– А мой – справа. Мы практически соседи.

Ричер проводил девочку до самого дома, но ее мама уже вернулась, и ему не предложили зайти. Хелен мило улыбнулась и поблагодарила его, а он пересек улицу и зашел в дом, где царила духота и никого не было. Поэтому Ричер просто уселся на крыльце и стал ждать. Два часа спустя три сержанта из морской пехоты приехали домой на мотоциклах, за ними еще двое, потом двое на машинах. Через тридцать минут неподалеку остановился американский школьный автобус, из него высыпала толпа детей, которые разошлись по домам, бросая мрачные взгляды в сторону Ричера. Он отвечал им такими же суровыми взглядами, но не шевелился. Частично из-за того, что нигде не видел своей цели. Что его удивило. Ричер дважды огляделся по сторонам и к тому времени, когда дизельный дым улетучился, уже не сомневался, что толстого вонючего парня в автобусе не было.

11

Еще через некоторое время вернулся домой Джо, поглощенный своими мыслями и неразговорчивый. Он не сказал, куда ходил. Джо вообще ничего не сказал. Он просто прошел на кухню, вымыл руки, проверил, есть ли гудок у нового телефона, а потом отправился принять душ, что было необычно для Джо в это время дня. Следующим сюрпризом явилось возвращение отца, также молчаливого и озабоченного. Он выпил стакан воды, проверил, есть ли гудок у телефона, и спрятался в гостиной. Последней пришла мать, которая с трудом удерживала в руках покупки и букет цветов, подаренный ей женским комитетом. Ричер забрал у нее пакеты и отнес на кухню. Мать увидела телефон на кухонной стойке и слегка приободрилась. Она всегда нервничала, если не могла проверить, как чувствует себя ее отец, и заботилась о том, чтобы он знал, как ее найти после переезда. Франция отставала от Японии на семь часов, из чего следовало, что там наступила середина утра, самое подходящее время для разговора, поэтому она набрала длинный номер и стала слушать гудки.