Текст книги "#Меня зовут Лис"

#Бусина пятая

Кэрк выглядел очень плохо. Кожа его стала бело-серой. Рыжие волосы тоже поблекли и больше не напоминали языки пламени. Наш капитан выглядел так, словно его с ног до головы осыпали серой золой. Так он и сидел – бледный, вялый, улыбающийся через силу. Лекарь сразу сказал, что рана плохая. Кэрк потерял много времени и крови, пока добрался до лагеря и ему смогли помочь, а каждая потерянная минута шла на вес золота. Лекари решили пока сохранить ногу, куда пришелся удар меча-бастарда солдата из Череды, но сколько именно продлится это «пока», было не ясно.

Ранение и состояние Кэрка повлияли на настроение в нашей небольшой компании. Каждый почему-то чувствовал себя виноватым перед хозяином костра, хотя веские причины были лишь у меня одной. Как ни крути, именно я оставила капитана у северной башни замка Рэймис. Бросила, чтобы принести проклятый ключ в руки людей, которым не доверяла.

Сам Кэрк пытался шутить и развеять мрачное молчание, но его жалкие попытки рассмешить нас погружали сидящих у костра в еще большее и глубокое отчаяние. На меня он поглядывал искоса, но ничего не говорил. Собирался ли он выдать меня, или как и Док решил сохранить эту тайну, я не знала. И предпочитала выжидать.

В один из дней, когда наш капитан стал совсем плох, слово вдруг взял Фил. Как я уже говорила, костер Кэрка был сборищем романтиков и чудаков вроде меня. Так вот Фил тоже в каком-то роде был с придурью. Начать с того, что он вообще был подмастерьем кузнеца, а не солдатом. Как и у всех ремесленников, у кузнецов были свои костры в легионе. Но Фил приходил к Кэрку каждый вечер. Молодой, с простым и доверчивым лицом жителя деревни, он производил странное впечатление только что пришедшего с пашни человека, попавшего на поле боя и изумленно оглядывающегося с возгласом: «Куда это я попал?». Так вот Фил, до этого, в основном, слушавший, вдруг начал говорить:

– Я, это, понимаю, к-нешна, что право на рассказ обычно даешь ты, Кэрк. Но сегодня историй никто не начинает, так может я кой-чего вам расскажу? – Говор с сильным акцентом и множеством странных словечек выдавал в нем селянина из южных провинций. В моей местности так говорил каждый второй. Из моей речи это было выхолощено часами уроков с леди Тилой, которая преподавала этикет и изящную словесность. Если бы не ее усилия, я разговаривала бы в точности как Фил.

– Валяй, Фил. – Кэрк махнул рукой, и она плетью упала вниз. Это заметил все, и многие невольно вздрогнули.

– Я сразу скажу: в сказках и всяких нелепицах я не мастак. Память плохая на энто дело. Зато могу вам рассказать историю, правдивее которой не сыщешь, а уж магии там целый обоз. Это самая главная история моей жизни. История о том, как я встретил мою жену Джилли.

История Фила:***Счастье кузнеца

Уж пять лет прошло, а все вспоминаю энто. И все картинки ярко так перед глазами! А что забываю, спрашиваю у Джилли – уж она-то не соврет.

В то время я шатался по дорогам Эвриса и искал подработки. Кузнец из меня тогда был не ахти, в подмастерья меня брали неохотно – вот и искал кочующие банды и отряды. Тут лошадь подковать, там меч подправить – тем и жил. Приключений я никогда не любил и старался в них не лезть. Но мне было двадцать лет, дома и невесты не было, вот и гулял по белу свету.

И вот однажды в каком-то захудалом селе в пивной раненый рубака сказал мне, что-де ищут в замок кузнеца. Предлагают мало, но все же замок и крыша над головой. Указал мне за пол-олла как пройти, да и заснул лицом в тарелке.

А я радостно поспешил на новое, как я думал, место работы. Денег у меня оставалась пара купов, и я решил дойти до замка за день, чтобы не ночевать под небом. Как я не летел, а все ж заметил дряхлого попрошайку у дороги. Настроение у меня было – что светлый день, я возьми и кинь ему все купы в миску – от щедрот. Надеялся ведь, дурак, что в замке сразу дадут денег.

Старикан, однако, не порадовался монеткам, и вдруг схватил меня за руку, когда я уже собирался отойти от него. На запястье у него был браслет любопытный такой: зеленые шарики, нитка рядов в пять.

– Ты чего, дед? – крикнул я. – Мало тебе, что ли? Да больше у меня и нет, хоть все карманы выверни!

– Ты ведь в замок идешь, мальчик? – Старикан хитро так сощурился. – За твою щедрость я тебе окажу услугу, да такую, что всю жизнь будешь помнить. Не ходи в замок. Иди от него по дороге на север, вдоль Вальдшнепова холма.

В ответ я рассмеялся:

– Вот уж и вправду услуга, дед, не забуду. Да даже дитя малое тебе скажет, что за тем холмом Удел Мрака. А ты мне советуешь работу променять на смерть.

Посмеиваясь, я пошел прочь, думая, что старикан просто полоумный, когда за спиной услышал его окрик:

– А что, Фил, мамка-то твоя Элейн говорила, когда еще жива была? «Верь судьбе…»

– «…даже из уст черта», – закончил я, встав посредь дороги как громом пораженный. Пришлось вернуться к старику. Но как я его не допытывал, откуда он мамку мою знал, как ни умолял, старый пень заладил одно: «Иди да иди в Удел Мрака, а про замок забудь».

Так и пришлось его оставить на дороге, а самому идти своей дороженькой. Остановился я лишь в сумерках у развилки. С одной стороны был замок со всеми его дарами и теплым местом для сна, с другой – Удел. Я не знаю как вы, ребята, но я энти места всегда обхожу за лигу. Никогда не хотел знать, что там творится, да и смельчаком себя не считаю. А уж Поглощающими у нас всех детишек на деревне пугали, да так, что к утру простынки под каждым были мокрые.

Но что-то было в старикане. И даже не в том, что он знал имя и поговорку моей матери – был он какой-то магический, что ли. Такой весь таинностный! И я плюнул и пошел в Удел, как последний дурак.

Вряд ли все из вас были в Уделах Мрака. Может тем, что поюнее, вроде тебя, Тэддо, и вовсе кажется, что энто другой мир. Вот тебе светлый солнечный денек, а вот шаг – и ты во тьме, а вокруг чудища. Так, да не так! Ничем Удел от нашего мира не отличается поначалу. Идешь и идешь. Только кошки начинают на душе скрести, что аж тошно становится. И чем дальше, тем хуже. В каждой тени мерещится страшное, а иногда оно, пока ты отворачиваешься, успевает уползти…

Чем дальше я в Удел заходил, тем лучше понимал – либо башкой здесь двинусь от страха, либо меня кто-нибудь сожрет. И вот тут-то, когда я решил хватать ноги в руки и бежать обратно, вдруг увидел ее. Представьте себе, вокруг уже почти темень, а тут на валуне сидит такая вся принцесса в кружевах и бирюльках, ногти чистит палочкой. От каменюки к ноге цепь идет. У меня аж дыхание захватило от ее красоты – и дело было не в оборочках, нет! Было что-то в ее упрямом личике такое, что наповал мое сердце убило. И вдруг эта фея как выдаст мне:

– Чего уставился? Тут тебе не ярмарка-базар. Ишь, глазищи распахнул!

И тогда я понял, что никакая это не принцесса. Разве будет аристократка так говорить? Хоть и грубила да перебивала, но красавица рассказала мне всю историю.

Оказалось, что «принцесса» – дочь булочника из соседнего села по имени Джилиан. Поглощающий зачем-то похитил ее и нарядил в платье и украшения. Как она сказала: «Не лапал, а все говорил, говорил и чаем поил. Много чая». Но видимо, слишком уж простой оказалась Джилли для мага тьмы, и он приковал ее к валуну посреди леса. А меня любопытство так и разбирало, вот и спросил:

– А какой он, Поглощающий? – В моих кошмарах энто всегда был страшила с тысячей языков, выдыхающий пламя, и когтями, что твоя бритва.

– Да парень как парень. Такой же, как ты, только глаза старые и усталые, – ответила прямо Джилли.

И вот тут я ее прямо зауважал. Вы представьте, девчонка деревенская, а не испугалась того, от кого у любого рыцаря поджилки затрясутся. И настолько я ее зауважал, такой у нее печальный был, но и смелый какой-то вид, что я решил – видать не соврал старый, вот она, моя судьба.

С собой у меня была переносная наковаленка, молоточки, бородки и много еще чего, что в пути может кузнецу понадобиться. Цепь выглядела толстенной, но сила и труд все перетрут. Как ни уговаривала меня Джилли отступиться и бежать, покуда маг не вернулся – я уперся. Начал инструмент готовить, развел костерок, чтобы во тьме не сидеть.

И только я приступил к работе, как вдруг почувствовал – а воздух-то за спиной колыхнулся. Ну, я все сразу понял, по выражению лица Джилли, да и вообще не совсем уж тупой был. В общем, за спиной у меня появился Поглощающий. Да только что я, простой кузнец, мог сделать? Только дальше готовить инструменты да не замечать его. Помру, подумал, так хоть за любимой работой и с красавицей рядом.

Человек сзади меня помолчал немного, но видя, что я его не замечаю, заговорил. Обычным голосом, без завываний или злодейского какого смеха:

– Что ты тут делаешь? – спросил он.

– А ты что, ослеп? Цепь разбиваю. – Я решил, коли хочет Поглощающий поиграть в дурачка, так и я сыграю не хуже.

– А ты знаешь, где ты оказался, кузнец?

– Да уж не слеп, мы в Уделе Мрака.

– И что же, не боишься, что придет Поглощающий да и съест тебя целиком. – Стоящий за спиной, видать, захотел поразвлечься вовсю.

– Может и придет, а может – нет. Да вот только Джилли я в беде не брошу, – почти выкрикнул я. – А если придет, я ему еще и кувалдой голову проломлю, засранцу, чтобы не похищал честных девушек.

Джилли аж рот прикрыла ладошками от такой грубости. А незнакомец сзади вдруг… рассмеялся. Плохой был смех, нездоровый, но все же смех.

– Ну что ж, кузнец, лучше ему с тобой и вправду не связываться. Получай свое счастье.

И снова в воздухе, будто что-то хлопнуло. А цепь на ноге Джилли и вовсе в пыль обернулась. Я посмотрел за спину, но там уж никого не было, только в ушах продолжал дребезжать смех.

А Джилли вдруг как накинулась на меня с кулаками: да по лицу, да по груди:

– Дурак, тупица, дуболом! Ты совсем чокнутый, что ли! А если бы он тебя убил? – И вдруг поцеловала. Так жарко… я и вправду поверил, что и дурак и тупица, и вот оно мое счастье незаслуженное.

И вот уже пять лет она меня так же целует. А я ее все так же люблю, как в тот самый день. До селения мы добрались на следующее утро – там и узнали, что на замок-то, куда я на работу шел устраиваться, еще вчера днем напал Поглощающий. Всех перебил там: от младенцев до лошадей. Ни одной живой души не оставил. Приди я туда работы искать, был бы такой же мертвый, как все они.

Булочник, отец Джилли, нас наскоро благословил на свадьбу и спровадил подальше от Удела к своей тетке на север. Там мы поставили дом, там мы завели двух детишек: Микеля и Марию.

А возле дороги соорудили часовенку для бога дорог Карамина: того самого, что хорошим людям всегда указывает путь, а злодеев заставляет плутать часами. И представляете, год назад у часовенки Микель встретил странную старушку с зелеными бусами на руке, а малышка Мария все твердит о каком-то мальчике у часовни, которого никто кроме нее не видел. А мы с Джилли и не волнуемся попусту, ведь в судьбу надо верить…

* * *

Рассказ Фила подействовал магическим образом. От костра на ночевку мы расходились умиротворенные, с улыбкой на губах. И было на самом деле не важно – правда эта история или просто выдумка деревенского паренька. Даже Кэрк перестал выглядеть умирающим: он искренне смеялся, прощаясь с Филом.

А может отгадка волшебного воздействия истории лежала на поверхности? Кого-то дома ждала жена и дети, кого-то невеста, а кого-то – надежда ее обрести. Все они: жены, матери, братья и сестры составляли самое сладкое слово на свете: «дом». И большинство ребят хотели туда вернуться. Они ушли с разоренных пашен, из сожженных садов, разрушенных лавок. Они взяли в руки оружие, хотя многие предпочли бы держать на руках своих детей. Но война вынудила их искать деньги иными способами. А рассказ Фила напомнил всем, что где-то нас, возможно, ждут близкие, а война не вечна.

Мои мысли были не о доме – у меня его просто не было. Однако эта история и меня заставила подумать. Сегодня я решила ночевать на дереве, как делала довольно редко. Но мне хотелось сменить перевязь бинтов, чьи тугие объятия прятали мою грудь. Она болела, чесалась и покрывалась красными пятнами от такого обращения, но лучшего способа скрыть предательские выпуклости я пока не придумала. А менять бинты в густой кроне дерева, где тебя никто не видит, было гораздо безопаснее, чем просто уходить из лагеря.

Я вскарабкалась на могучий вяз, около которого стояли телеги с провиантом. И, сматывая бинты, размышляла о том, что меня взволновало в рассказе Фила. Без сомнения – Поглощающий. Юноша с глазами старика и надтреснутым смехом, который в один день убил население замка и так легко даровал свободу и жизнь двум крестьянским ребятам.

Магия в нашем мире была странной темой для разговора. Люди предпочитали молчать о ней, оставляли без внимания ее существование до тех пор, пока она не приходила в их дома. Может поэтому наш костер так манил мечтателей – здесь постоянно говорили о чем-то волшебном, запретном и тайном. Дома такие разговоры пресекались. Простые люди считали, что такая болтовня может привлечь кого не следует.

Уделы Мрака и Уделы Света, раскиданные по всему Королевству, были словно гнойники на теле больного, которые внимательный врач при осмотре старается не задевать. Никто толком не знал и не говорил, когда появились первые Поглощающие и Сияющие. Но думаю, они были всегда, а вот свои вотчины начали заводить сравнительно недавно.

В памяти стали всплывать обрывки разговоров и рассказов о магах. Когда-то все они были людьми, пошедшими на сделку с силами тьмы или света и заплатившими за это жестокую цену. Они стояли над законами людей и могли делать все, что хотели. Не существовало никакой силы, противостоящей им. Убить за день все население замка – я легко могла в это поверить. Чары их были так сильны, что где бы они не поселялись, их начинала окружать область, которую как раз и называли Уделом. Люди меняли дороги и маршруты, обходя возникшие за ночь Уделы Мрака и Света. Переезжать и прятаться смысла не было: в каждом регионе было по два или три таких места. И потом, если кто-то из магов хотел убить тебя, ты обычно умирал задолго до крамольной мысли о побеге.

Однажды, еще в моей старой жизни, купец с востока рассказывал о магических традициях своего народа. У них Белыми магами и волшебниками Света называли тех, кто использовал свои силы для исцеления или защиты. И он предположил, что Сияющие также служат добру. Над ним никто не посмеялся, но тихо посоветовали при встрече с Сияющим бежать так же быстро, как и от Поглощающего.

Свет и тьма, солнце и тень. Они всегда были двумя сторонами одной медали. Но никто не говорил, что солнце, сжигающее урожай, лучше безжалостно холодной ночи, а огонь, прогоняющий тьму, не сожжет тебя дотла. Сияющие не были добром. Они просто были магами, черпавшими свои силы в свете настолько ярком, что иногда их называли Ослепляющими. Те, кто видел вживую тех или других, говорили, что названия пошли от ореола, окружающего магов. Темные словно высасывают из пространства весь свет, поглощая его как глубокая пещера, светлые – без малейшего источника света мерцают и постоянно сияют неземным огнем.

Поглощающие и Сияющие не были легендами. Больше всего их поведение напоминало, как ни странно, детей. Некоторые из них были жестоки и постоянно творили зло, другие пытались помочь людям, но не зная своих сил, создавали лишь новые ужасы, третьи, и это самая большая группа, старались не замечать людей, словно муравьев.

Какими бы чертами не обладал такой маг, искать встречи с ним было самоубийством. Как будто маги никогда и не были людьми. Они попросту не понимали: почему убийство плохо, а сожженный дом – повод для слез. Как не грустит человек, раздавивший муравья, так и Высшие маги, убив тебя, вряд ли будут думать об этом как о трагедии.

А еще они умели создавать вещи – прекрасные и ужасные одновременно. Магические артефакты, полные тайных знаний, которые приносили боль и разрушения. И ключ, который мы взяли с Кэрком в башне, по моим догадкам, принадлежал кому-то из магов. Зачем подобная вещь простому человеку, мне было не ясно. С этими смутными мыслями я задремала, лежа на самой широкой ветви.

* * *

Я брожу в лесу, мне восемнадцать лет и сегодня мой день рождения. Свежий запах молодой листвы, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветви, и самая приятная компания на свете. По правую руку от меня идет мой Принц. На нем сегодня прекрасный камзол и бриджи синего атласа, отделанные серебристым кантом. Точь-в-точь как цвет его чудных волос, которые сейчас развевает небольшой ветерок. Принц замечает, что я смотрю на него, и улыбается мне, а мои щеки краснеют от смущения.

В замке много что говорят, но все это пустые сплетни и болтовня. Он никогда не смог бы быть жестоким. Он нежный и заботливый. И словно подтверждая мои слова, он берет меня под локоть, помогая переступить упавшее дерево.

– Ты сегодня словно зеленая лесная нимфа! Ты прекрасна в свой день рождения. – Когда Принц говорит, он смотрит прямо мне в глаза. И я чувствую еще чуть-чуть, и он, может быть, даже поцелует меня.

– Вы не должны так говорить, милорд. Комплименты не для простой дочери оружейника. Это сочтут дурным тоном.

Он лишь смеется в ответ. И вдруг замечает что-то в траве у тропы, отпускает мой локоть и забирается в заросли. Возвращается, держа в руках небольшую птицу с длинными и узкими крыльями.

– А ты знала, моя нимфа, что стрижи не могут сами взлететь, если упадут на равнине? Совсем беспомощны. – Он поднимает птицу на уровень глаз. – Как ты попал сюда, птенчик?

Принц прыгает, подкидывая птицу, и та взлетает. Это для меня сродни чуду.

– Вы так добры, милорд. Даже к птицам.

– Я люблю помогать беспомощным животным. – Что-то в его тоне изменилось. Голос Принца звучит так холодно. Воздух вокруг начинает загустевать. Леса уже нет, да и моего Принца тоже. Напротив меня стоит кто-то, кто притворяется моим Принцем. У него старые глаза и он смеется. Вокруг тьма, но он словно засасывает ее: движение воздуха вокруг него нарушено. На тонкой шее болтается ключ с узором ломаной спирали.

– Может уже хватит убивать этого мальчика, а, Лис?

Я вижу, что в моей руке меч, вонзенный в горло мальчика-рыцаря из замка Рэймис. Но у мальчика лицо Кэрка, и он смеется вместе с моим Принцем, несмотря на кровь, хлещущую из раны.

На самом деле это кошмар. Надо заставить себя проснуться! Я закрываю глаза, жмурюсь сильнее и вдруг чувствую на лбу сухую ладонь. Я открываю глаза и вижу зеленые четки.

* * *

Ненавижу кошмары. Хотя ты и просыпаешься, но остатки ночной дряни словно яд пропитывают весь день, а нервы натянуты до предела. Мы оставили Рэймис и четыреста шестьдесят три могилы за спиной. Количество погибших нам назвали сегодня утром. Это не считая раненых и сильно покалеченных. Цена проклятого ключа показалась мне слишком высокой.

* * *

Бывает так, что изматываешься полностью. Сил не остается даже на то, чтобы лишний раз пошевелить рукой или ногой. Ты лежишь там, куда упала, и мечтаешь забыться, чтобы поспать. Самое тяжелое, что заснуть ты не можешь – усталость настолько сильна, что гонит разум набирать обороты. Мысли теснятся в голове, и покрасневшие глаза продолжают бессонно взирать на мир.

Именно такой и выдалась эта неделя. А причина была проста – у лазарета закончились лекарства. Как бы смешно это не звучало, но именно на наших лекарях держится половина легиона. Когда ты участвуешь в войне, ты готов ко всему – тяжелым ранам, разным заражениям, отравлениям – потому что знаешь, что каждый полк сопровождают врачи, долг которых – помогать тебе. Они не могут отказать в помощи или бросить тебя, пока ты приписан к легиону. Это одна из льгот, которые получает каждый солдат: право быть излеченным.

Это, конечно, никогда не касалось мощных обезболивающих, которые можно достать только на так называемом «черном рынке легиона». Это не какое-то особое место, скорее люди, которых надо знать, если тебя мучает боль или бессонница, если тебе плохо от тяжелой и жирной пищи или продажная женщина заразила тебя непонятной болезнью. О, эти вечно понимающие торговцы с добрыми глазами и такими вожделенными сумками, набитыми опиумом для снятия болей, молочком дерева порро, которое заставляет забыть даже свое имя, зернами фиас, лечащими почти любое заражение. В их волшебных сумках кроется много чудес, но плата за эту мнимую магию всегда высока.

Молочко порро порождает жуткую зависимость, и с каждой дозой принимать приходится все больше, а отказ от него сводит с ума в прямом смысле этого слова. Опиаты туманят разум и мутят души, оставляя без монеты в кармане.

Как и предостерегал меня Док, самое страшное – это попасть в долговую яму к «чернорыночным». Из долгов перед этими людьми не выйти, просто дав расписку. Сами лекари не одобряют подпольную торговлю лекарствами, но смотрят на нее сквозь пальцы. У тех, кто серьезно болен, зачастую нет выбора… Начальство легиона время от времени устраивает показные рейды, но все понимают, что чернорыночники – это неизбежное зло легиона. Поймай троих – и на их место придут десять. И под большим вопросом, будет ли их товар безопаснее, чем у предыдущих ребят.

То, что произошло в Алой Розе, случается в одном из миллиона случаев. Поимка поставщиков в глупом рейде совпала с полным отсутствием лекарств в лазарете. Роза ждала поступлений не раньше, чем через неделю, из восточного города Аркиоса. Легион начал задыхаться и метаться в агонии.

Битва у замка Рэймис только-только прошла. Более четырех сотен трупов еще хоронили, а раненые страдали от боли, требуя помощи. Действия Крамера, всегда столь последовательного в управлении легионом, поражали своей безответственностью. Больные остались без опиума, я – без снотворного, врачи – без средств к помощи.

Из темно-синих палаток со звездами раздавался непрерывный стон. Люди умирали в мучениях. Не слышать эти кошмарные звуки можно было только уйдя на другой конец лагеря. Там мы и провели обычную тренировку с Атосом.

После нее я повалилась в траву без сил. Мой генерал направился по каким-то делам, а я, не спавшая две ночи подряд, просто лежала и пыталась расслабить мышцы, заставив тело взять передышку. После замка Рэймис и соприкосновения с проклятым артефактом Поглощающих мое состояние ухудшилось. Кошмары стали ярче, а силы иссякли. Я словно сломанная игрушка лежала в траве, когда услышала шаги.

Атос вернулся на площадку, и не один. Вид у него был абсолютно загнанный, но его спутником оказался всего лишь Кэрк, сурово хмуривший брови. Для меня стало откровением, что эта пара общается друг с другом без званий и чинов:

– Это не может продолжаться, Атос! Я знаю, что у офицерского состава первого круга есть немного лекарств. – Рыжий капитан заметно прихрамывал на правую ногу. Если бы я не видела Кэрка, то вряд ли бы догадалась по голосу, что это он. Капитан говорил холодно и грубо. Я ни разу не видела его в таком раздражении.

– Да, есть пара коробок. Но это неприкосновенный запас. – На лице оправдывающегося Атоса легко читалось отчаяние. – Если я отдам лекарства тебе, то следующим придет Феррос, а потом Дункан, а затем Легио…

– Ты вообще слышишь, что творится в лагере?! Ты слышишь крики из лазарета? Очнись уже.

– Я ничего не могу сделать. Я не имею права раздавать генеральский запас, даже если бы и хотел. – Атос отрицательно помотал головой, уставившись в землю.

Я часто относилась к ним, как к взбалмошным мальчишкам, что к Атосу, что к Кэрку. Безусловно, я уважала их таланты и мужество на поле боя, но лишь сейчас поняла, какая ответственность лежала на плечах моих товарищей. Генерал и капитан были молоды, но уже отвечали за жизни людей, и, судя по их виду при таком важном разговоре, понимали и принимали свои роли. У каждого была своя правда, и каждый готов был ее отстаивать.

По легиону ходили слухи, что у генералов есть лекарства, но открыто это никто не обсуждал. В этом споре я даже не знала, чью сторону принять.

– Ты ведь понимаешь, что я прошу не для себя. Нога меня не так сильно беспокоит. Но у меня есть люди, которые очень плохи.

– Я знаю. И мне жаль. Но это не изменит моего решения. Подай прошение Крамеру или Алайле…

Кэрк метнулся к Атосу, и на миг мне показалось, что он схватит его за воротник рубашки и встряхнет. Но он только подошел вплотную и начал сверлить генерала яростным взглядом:

– Я потому и пришел к тебе, что в отличие от этой пары у тебя еще есть сердце! Леди и Красавчик ведут себя как сволочи…

Зря он это сказал. Взгляд Атоса заледенел, а губы сжались в тонкую линию, кожа на скулах натянулась. Я прекрасно знала, что это значит: где-то внутри лохматой головы Атоса клокотала с трудом сдерживаемая ярость. Уж не из-за оскорблений ли в адрес Алайлы он так взъярился? Нет, причина была в другом:

– Отставить подобные разговоры, капитан. Для тебя весь мир делится на тех, кто тебе помогает, и тех, кто отказывает в помощи. А у нас, именно что у нас – генералов – под управлением более сорока старших офицеров и тридцать сотен людей. Если я начну раздавать наш запас – кому-то не хватит, и кто-то все равно умрет. Три коробки. Кому же они достанутся? Полагаю тем, кто мне больше всего нравится – любимчикам вроде тебя, Кэрк?

Он замолчал. Кэрк стоял, понурившись.

– Иногда мне приходится быть сволочью. Хотя бы потому, что я генерал, а не простой солдат, и от меня многое зависит. Те лекарства, о которых ты сейчас говоришь, собраны на экстренный случай для генералов. Их не хватит даже на троих твоих людей, не то что на весь лазарет. Да и нет там опиума, как ты надеешься.

Я старалась не дышать и ничем не выдать своего присутствия. Поэтому и вздрогнула, когда услышала свое имя.

– Лис… – сказал Кэрк. – Ты вроде заботишься об этом парне. Если бы он пострадал в битве возле Реймис, неужели бы ты не дал ему лекарств из ваших запасов?

Мое сердце успело выдать три глухих удара, прежде чем Атос ответил:

– Это глупый и бесполезный вопрос, Кэрк. Парень не спит пару ночей, у него страшно болит распоротая левая ладонь, он вымотан физически и душевно после задания в замке. Спроси его сам – много ли я дал ему лекарств?

Видимо вопрос все-таки был риторическим. Мое присутствие не было замечено. А я и вправду плоха, если даже безразличный ко всему Атос это заметил. Наконец, молчание прервал капитан:

– И тебе не тяжело от того, что ты не заботишься ни о ком? Даже о тех, кто ближе всего?

– Я единственный, кто может слушать крики из лазарета без мук совести, – проговорил мой генерал. – Я одинаково беспощаден ко всем. И если ты считаешь меня бессердечной тварью – это твое право. Лекарства привезут через пять дней. Твоим людям и всем прочим в легионе. Одновременно.

Крайниец покинул тренировочное поле стремительным шагом, а Кэрк задержался. Он задрал голову, как будто рассматривал облака. И вдруг произнес с досадой:

– Вот лгун-то!

* * *

Пока я шла за обозом, слушая переругивание окружающих меня солдат, и разглядывала неплотно прибитый бортик телеги, в голове навязчиво крутилась мысль. Почему на битву к замку Рэймис послали так мало легионеров? Крамер всегда был гениальным стратегом. Еще в шатре, когда я впервые услышала о задании, прозвучали слова, что враг ждет подкрепления. Будь на поле больше отрядов, мы бы точно не потеряли столько людей. Вывод мог быть только один: Крамер знал, какие будут потери, но почему-то пошел на это. О боги, в этом не было смысла!

– Привет, Лис. – Сзади подошел Хейз, тот самый, что рассказывал историю о проклятом копейщике. – Тебя сегодня приписали к нашему отряду. После трех у нас разведка на северо-востоке. Не опаздывай.

– Спасибо, – ответила я, но Хейз по своей привычке не тратил много слов и уже уходил на другой конец нашей колонны.

Стало быть, мной опять распорядились как игрушечным солдатиком. Новое назначение? Надо поговорить с Атосом – что это за дурная привычка перекидывать меня с места на место?

На привале я пошла к генералу, чтобы провести очередную тренировку, и мы отправились на лесную поляну. Как всегда, два часа без изменений. Но день был полон сюрпризов…

Атос был не в форме. Хотя это слишком мягко сказано. Он просто не смотрел на меня, отражая удары. Мысли его были где-то далеко, а взгляд вообще направлен в никуда. Дошло до того, что я выбила у него меч, и огромный двуручник полетел в траву.

– Оп…

– «Оп»? Ты что, издеваешься? – не выдержала я. – Ты же лучший мечник Королевства. Что случилось? Тебя словно здесь нет.

– Всего лишь пропустил удар. – Он нагнулся за мечом.

Я не понимала, почему так злюсь. Вдруг в голове мелькнуло – Алайла, словно сегодняшняя невнимательность Атоса была связана с ней.

– Это из-за нее? – спросила я. Но Атос, кажется, даже не понял, о ком я говорю.

– Прекрати. – Он недовольно поморщился. – Что ты как баба. У меня и правда мысли не о тренировке. Что-то происходит в армии, а я не могу понять, что. – Он присел на траву и знакомым, тысячу раз мной виданным жестом, растрепал свою лохматую шевелюру.

– Что-то не так с легионом? – переспросила я, устроившись рядом.

– Народ нервничает. Отступление от крепости дальше в глубь страны выглядит бегством. Решения Крамера непоследовательны. Да еще Алайла приехала.

И лекарства, добавила я про себя, вспомнив разговор с Кэрком. Внезапно Атос своей огромной ладонью похлопал меня по макушке шлема.

– Но тебе беспокоиться нечего. Ты отлично проявил себя на том задании. И не вини себя в том, что Кэрка ранили. Такое случается на поле боя. Кстати, говоря о Кэрке… – Атос посмотрел на меня внимательно, пытаясь разглядеть что-то за забралом лисьего шлема. – Он сказал, что хочет поговорить со мной о тебе.

Меня словно окатили ледяной водой. Неужели Кэрк решил рассказать Атосу о том, что узнал от хозяйки северной башни? Весьма неожиданно – молчать неделю, а потом вдруг выдать мой секрет. Мне надо было увидеть капитана раньше, чем он встретится с генералом.

– Не знаешь, о чем может быть речь, а, Лис?

Я мотнула головой, сомневаясь пока в способности сказать «нет» и не выдать себя дрожью в голосе или заиканием.

– Ну, смотри. Если он умрет до заката, я заподозрю, что это твоих рук дело. – И Атос рассмеялся.

– Веселитесь, мальчики? – по примятой траве к нам шла Алайла. На ней было простое походное платье. Единственным украшением можно было назвать перевязь и ножны, в которых покоилась сабля. Они были выполнены явно не из черных металлов и ярко блестели на солнце.

Рука Атоса молниеносно соскользнула с моего шлема, и он поднялся навстречу даме:

– Тренируемся. Болтаем. Встань уже, Лис, где твои манеры!

Я подскочила от грубого окрика. Уж кто бы мне говорил про манеры! Я не хотела слушать щебетание этой парочки. К тому же, мне надо было поговорить с Кэрком: