Текст книги "Вы точно доктор? Истории о сложных пациентах, современной медицине и силе юмора"

Ввиду того, что иногда я все-таки бываю хорошим доктором, я еще раз заглянул в горло Джо (я способен исхитриться и сделать это даже в полной темноте). Как обычно, горло было чистым, как вода из тропического леса с дельфинами в ней.

– Вероятно, это вирус, – начал было я.

– Мне нужны антибиотики, – настаивал он.

– Если верить специалистам, антибиотики здесь не нужны, – сказал я.

– Британцы уже устали верить специалистам, – сказал Джо.

– То есть теперь, Джо, ты – британец, – констатировал я. – Но месяц назад, когда Ирландия победила Италию, ты шел по улице, обмотавшись зеленым флагом.

– Ирландец, британец, какая разница, – с легкостью парировал он. – Я хочу вернуть свою страну. Точнее, я хочу вернуть свои границы, – добавил он отрешенно, и в голосе его звучала ностальгическая тоска по временам, которые никогда не вернутся. – Контрабанда дизельного топлива, сигарет, видео, мой старый транзитный фургон, к которому я относился как к брату. Вот это было времечко, дружище.

– Это было времечко, – грустно подхватил я, – когда мы стремились стать умнее и просвещеннее и не боялись этого.

– Ты живешь вчерашним днем, док, – сказал он. – Нужно идти в ногу со временем. Это эра Бориса и Дональда. Время цирковых политиков. Про этих клоунов пишут в прессе, все знают их имена, границы между реальностью и сюрреализмом стираются. Разумные дебаты невозможны, потому что обсуждение бессмыслицы только придает ей достоверности, и никто не спорит даже с самыми возмутительными утверждениями. Каждую неделю Национальная служба здравоохранения получает триста пятьдесят миллионов фунтов стерлингов, это написано на автобусах, но какой идиот в это поверит?

Первое правило клуба Даннинга – Крюгера гласит: вы не знаете, что вы – член клуба Даннинга – Крюгера.

ПРИШЕЛЬЦЫ ТОЖЕ ЛЮДИ

GP, 8 ноября 2017 г.

– Я – пришелец из другого мира, – сказал он.

– Мне все равно, – ответил я. – Будь вы иммигрантом, беженцем, кем угодно – это не важно. Вы человек, я врач. Мы лечим всех, это наша работа, и в мире, где правят Трамп, нажива и страх, где Великобритания вышла из ЕС, где люди подозревают друг друга, наша профессия остается благородной.

– Я не об этом, – пояснил он, нажимая кнопочку на часах, после чего его лицо чуть замерцало, а из головы выдвинулась пара антенн. – Нам приходится маскироваться, – он шевельнул антеннами. – Я бы не хотел пугать местное население. Ну, знаете, анальные зонды, все такое.

– Я не слишком разбираюсь в физиологии пришельцев, – признался я.

– Я знаю, – сказал он, – мне нужно посетить специалиста, но, по всей видимости, прежде я должен прийти на прием к врачу общей практики. А что такой врач знает о пришельцах?

– Очень мало, – согласился я. – И по мере того как специализация становится уже и уже, мы знаем все меньше о все большем количестве вещей. Очень скоро мы не будем знать ничего ни о чем.

– А зачем мне вообще направление? – запротестовал он. – На моей планете, если кто-то заболевает и вынужден прервать анальное зондирование, можно обратиться непосредственно к специалисту. Если у меня кашель, я иду к пульмонологу, если у меня грыжа – к хирургу (сейчас не слишком богатый выбор).

Это был действительно хороший вопрос, заставивший меня задуматься о мрачных реалиях общей практики.

– Потому что, – объяснил я, – если бы каждый мог просто пойти к специалисту, когда захочет, к специалистам валом валили бы люди, у которых все в порядке. И вскоре этот врач вообще перестал бы быть специалистом. Хирурги-ортопеды будут зашиваться от количества людей с болями в спине, урологи – от случаев инфекции мочевого пузыря, неврологи с ума сойдут от пациентов с головной болью. На них свалится слишком много дерьма, а наша работа – защищать их от дерьма. Мы видим дерьмо и отсеиваем его, чтобы специалистам не пришлось иметь с ним дело.

Иногда нашу роль излишне романтизируют: «тонкая красная линия», стражи ворот, упитанный Публий Гораций Коклес[53]53
  Публий Гораций Коклес – полулегендарный древнеримский герой, живший, согласно легенде, в конце VI в. до н. э. и защитивший Свайный мост во время войны с этрусками.


[Закрыть] среднего класса. Но на самом деле мы здесь только для того, чтобы остановить это дерьмо. Мы – Великий запор здравоохранения.

– Да, да, – закивал он. – У меня ужасно болит горло. Можете выписать рецепт?

Некоторые общечеловеческие истины справедливы в рамках не только нашей галактики, подумал я.

ЕЩЕ ОДНА ЛУЖА КРОВИ

BMJ, 3 апреля 1999 г.

«Но кто бы мог подумать, что в старике так много крови?»[54]54
  Из пьесы Шекспира «Макбет», пер. М. Лозинского.


[Закрыть] – сказала леди Макбет. Мы чувствуем, что ее неумолимое честолюбие начинает угасать, и я думаю, что Шекспир, очевидно, был болезненно осведомлен как о духовном, так и о практическом значении пролитой крови. Зрелище совершенно катарсическое, но действо становится абсолютно непропорциональным количеству крови.

Даже опасное для жизни кровотечение может замаскироваться под малюсенькую каплю. «Ну что ты как ребенок, это всего лишь крошечная царапина», – говорим мы, одновременно презирая и успокаивая человека. Однако если мы произносим эти слова, когда по полу разливается океан цвета осенней листвы, это, конечно, наглая ложь.

В начале 1980-х я работал в службе, оказывающей помощь пострадавшим от несчастных случаев. В те времена, если ваши руки не были по локоть в крови, вас никто не счел бы крутым. Нам, врачам, кровь не внушала атавистических страхов, и если кого-то рвало на вас кровью, это было куда менее отвратительно, чем если бы рвало просто так. Про СПИД еще никто не слышал, первые сообщения о GRID (Gay Related Immunity Disorders, расстройствах иммунитета гомосексуалов) только-только доносились с западного побережья Соединенных Штатов как далекие раскаты грома во время пикника.

Главным жупелом тогда был гепатит В, особенно после того как молодые врачи из романов Колина Дугласа начали умирать как мухи, предавшись многочисленным сексуальным излишествам с кровными родственниками из пьес Аристофана. Тем не менее мы носили перчатки реже, чем презервативы, и высмеивали лаборантов, которым, если они случайно уколются иглой, требовались месяцы больничных, консультаций, объятий, ласк и в конечном счете компенсация.

Мы же, напротив, были крутыми чуваками, бессмертными, неуязвимыми, слишком важными и жизненно необходимыми другим, чтобы позволить себе заболеть.

В последний раз, пролив кровь – пусть и невольно, я практически испытал гордость. Она была роскошного, насыщенно-алого цвета, таким откровенно вызывающим криком мужественности, подтверждением абсолютной непобедимости и полноты жизни, квинтэссенцией красного у Красной Шапочки, биологическим эквивалентом рекламы пепси-колы.

«Гляньте-ка, какое я чудо, – практически трубила моя кровь, – я живу, а значит, я дышу, я истекаю кровью».

Это, в конце концов, вторая по степени романтичности жидкость организма.

РВОТА… РАЙСКОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ

BMJ, 8 мая 1999 г.

В мире полно малопривлекательных вещей: мюзиклы Эндрю Ллойда Уэббера[55]55
  Эндрю Ллойд Уэббер (род. 1948 г.) – британский композитор, автор мюзиклов «Иисус Христос – суперзвезда», «Призрак оперы», «Кошки».


[Закрыть], представители наркоторговли, лично демонстрирующие тиксотропные назальные спреи… но рвота считается одной из худших.

Рвота и наличие рвотного центра в мозгу лишний раз доказывают, что милосердного Господа не существует. Есть куда более приятные для общества занятия, достойные, казалось бы, собственного мозгового центра. Например, в «Утопии» Томаса Мора все остальные методы удаления того, что переполняет тело, считались удовольствиями. Похоже, он специально исключил рвоту, чтобы еще больше досадить Генриху VIII[56]56
  Томас Мор (1478–1535) – английский юрист, философ-гуманист, писатель и лорд-канцлер, был осужден и казнен из-за конфликта с королем Англии.


[Закрыть].

Я могу понять это отношение, каким бы ошибочным оно ни было, поскольку меня самого рвало раз или два – так себе ощущения. Но для врача рвота представляет собой весьма увлекательный и невероятно правильный процесс, и, безусловно, в объятиях с «белым другом» есть неоспоримые положительные моменты.

Рвотный процесс проходит в три этапа. Сначала вы чувствуете подступающую тошноту. Затем начинаются рвотные позывы, сопровождаемые звуковыми эффектами и шумами, провоцирующими все уникальные ощущения, но наружу ничего не выходит, кроме малопонятного шума и ярости. И наконец вот она сама – рвота. Желудок содрогается, открываются все затворы и клапаны, вас охватывает приступ кашля, и ваше бедное небо ощущает странный привкус, заставляя вас думать: «Не припоминаю, чтобы ел такое».

Но нет худа без добра: на самом деле рвота – защитный механизм, позволяющий избавиться от отравляющих веществ абсолютно незабываемым способом. Можно упустить из памяти дату своего дня рождения или годовщины свадьбы и даже прощального поцелуя, но никто не способен забыть о последнем случае рвоты и сопутствующих ему обстоятельствах. Подобная сложная деятельность требует, чтобы часть мозга была полностью предоставлена самой себе. Рвотный центр отвечает за координацию сигналов, поступающих из желудка и крови, и за отправку их обратно в желудок, приказывая ему немедленно опорожниться, позабыв смущение. Отличный способ избавиться от нежелательной компании.

Так что в следующий раз, склонившись над фарфоровой бездной и призывая Ихтиандра, преодолейте страдание и вспомните, что ваше тело преподносит вам самый драгоценный подарок: изумруд и рубин, аметист и янтарь, перья райской птицы, незабываемое воспоминание о вашем завтраке, достойное фильма Сесила Демилля[57]57
  Сесил Блаунт Демилль (1881–1959) – американский кинорежиссер, получивший прозвище «поэт ванных комнат», так как в каждом фильме присутствовала сцена в роскошной ванной.


[Закрыть]. Прекрасное – это…

Примечание: тиксотропный означает, что вещество густеет, попадая на внутреннюю поверхность носа, а это неприятно.

ЗДОРОВЬЕ ПРОТИВ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ И ПЕРСОНАЛИЗИРОВАННАЯ МЕДИЦИНА

GP, 3 октября 2017 г.

Первое правило Клуба здоровья – не говорить о здоровье. Любая дискуссия о нем быстро превращается в дискуссию о здравоохранении, хотя это совершенно разные вещи. Здравоохранение только примерно на десять процентов имеет отношение к здоровью, причем девяносто процентов из них приходится на социальные области, образование, санитарию, жилищные условии и прежде всего бедность (где-то я что-то такое вычитал, а значит, скорее всего, это правда). Как однажды заметил Ричард Смит[58]58
  Экс-главный редактор научного журнала BMJ (British Medical Journal).


[Закрыть], основной вклад Национальной службы здравоохранения населения заключается в обеспечении занятости.

А здравоохранение пытается впихнуть невпихуемое, сталкиваясь с постоянно растущими потребностями, нереалистичными ожиданиями и ограниченными ресурсами. Каждый новый шаг вперед в медицине только увеличивает бремя и делает задачу еще более недостижимой. Чем эффективнее идеи здравоохранения, тем более невозможны они с точки зрения внедрения в жизнь. Перефразируя Сомерсета Моэма[59]59
  Моэм говорил о трех правилах написания романа, но их тоже никто не знает.


[Закрыть], скажу: «Есть три правила проектирования системы здравоохранения. К сожалению, никто их не знает».

По мере того как здравоохранение засасывает все новые ресурсы, страдает все остальное: окружающая среда, стендап, спорт, собаководы и те, кто учится играть на банджо, искусство, наши школы, то есть все, что гораздо больше обогащает и продлевает нам жизнь и уменьшает страдания, чем медицина, врачи и больницы.

К здравоохранению нельзя подходить как к шведскому столу, с которого люди сметают что попало – и неважно, будут ли они это есть. Необходимо принять сложное решение, но правильный выбор никогда не бывает легким (в противном случае все всегда поступали бы правильно). Нет чтобы, например, гарантировать, что проверенные методы лечения предоставляются всем нуждающимся, но тут из Африки всегда приходит что-то новое…[60]60
  Отсылка к цитате Аристотеля (Semper aliquid novi Africam adferre): он говорил об экзотических животных, которых в его время путешественники привозили с территории современных Ливии и Туниса.


[Закрыть]

– Мне нужна персонализированная медицина, – сказал Джо.

– Дело хорошее, – одобрил я.

– Отныне, – продолжал он, – я хотел бы, чтобы в лечении учитывалась индивидуальность моих генов, окружающей среды и образа жизни. Я устал от универсального подхода, при котором стратегии терапии и профилактики заболеваний разрабатываются для среднестатистического человека, а различия между людьми почти не учитываются. Я не что-то среднее, я уникален, я – дитя Вселенной, даже составляющие меня атомы зародились из умирающей звезды. Я благороден разумом, беспределен в способностях, обличьях и движениях, я похож на ангела глубоким постижением, похож на некоего бога[61]61
  Джо цитирует монолог Гамлета из одноименной трагедии Уильяма Шекспира. Перевод М. Лозинского.


[Закрыть].

– Нет проблем, Джо, вот тебе твой подход, – сказал я. – С тобой точно все в порядке.

ЦЕЛИТЕЛЬНАЯ СИЛА ПЛОХИХ ЗАПАХОВ

BMJ, 2 марта 2002 г.

Я довольно вынослив и не слишком чувствителен к плохим запахам. В нашей работе переборчивость не считается доблестью. Люди, судя по всему, различают до десяти тысяч различных запахов, что полезно для врачей, поскольку у каждой жидкости организма запах особый, но, перебродив в течение нескольких недель, а то и побольше, они могут превратиться в пьянящий эликсир.

Смегма, выделения из инфицированных кист сальных желез, очень несвежая моча, выделения из не чищеного годами пупка, мертвые тела, стеаторея, гнойная мокрота, плохие зубы – восемь или девять вонючих пациентов за дневное дежурство в теплый день, и помещение наполняется совершенно незабываемым ароматом.

Не все сильные запахи неприятны. Конский навоз (или коровий – кто-нибудь может определить разницу?) иногда бодрит. Это настоящий, живой запах – как прогулка по полям, как умиротворяющие звуки деревни, способные оживить даже самый темный и унылый кабинет.

Запахи должны стать нашими друзьями. Раскройте свои объятия и поприветствуйте их. Это ценнейший способ своеобразного невербального общения. Например, с помощью запахов вам сообщают: «Вы всего лишь врач и не стоите того, чтобы я мылся перед визитом к вам». Кроме того, это неотъемлемая часть диагностического процесса, как в случае с пациентом, от которого несло так, будто его всю ночь мариновали в кошачьем лотке.

– У вас есть кошка? – проницательно спросил я, отгоняя от себя титры токсоплазмоза.

– Откуда вы знаете? – удивился он.

– Просто смелая гипотеза, – снисходительно сказал я, глубокомысленно кивая, как Шерлок Холмс начинающему доктору Ватсону.

Кстати, Ватсон никогда не был для меня примером для подражания. Несмотря ни на что, я предпочитал Дока Холлидея[62]62
  Джон Док Холидей (1851–1887) – американский дантист, игрок и превосходный стрелок, один из самых известных людей Дикого Запада.


[Закрыть] – худого, голодного, опасного и до неприличия прекрасного циника с обреченным взглядом. В нем всегда была толика рокового очарования, и готов поспорить, что от него пахло виски, сигарами и одеколоном.

Запах – самое стойкое свойство. Нанесите его на кожу – и даже если будете тереть изо всех сил, не смоете его, а просто распространите вокруг, точно ужасное пятно леди Макбет. Он не смывается временем. Когда котовладелец вышел из кабинета, его присутствие все еще ощущалось, как будто от его тела, покинувшего помещение, осталось мелкое вонючее привиденьице. Песня закончилась, но память осталась – своего рода подарок, чтобы смягчить мое сожаление о нашем расставании, а также возможность насладиться запахами других пациентов, которые, вероятно, сочли, что это у меня проблема с кошкой.

А если у кого-то подобный запах вызывал тошноту, они, конечно, тут же забывали о своих жалобах, – считай, практически выздоравливали.

ЧТО-ТО НЕВИДАННОЕ, НЕСЛЫХАННОЕ, НЕВЕРОЯТНОЕ

BMJ, 18 ноября 2004 г.

– Не знаю, что и сказать, док, – начал Джо.

Я обреченно закрыл глаза. Интересно, мог ли он произнести что-нибудь еще более двусмысленное?

Один из навыков врача общей практики – выявление проблемы. На пороге нашего кабинета может появиться что угодно. Трагедия, комедия, до крайности тривиальный случай – мы должны свести их к какой-то форме решаемой проблемы. Но если посмотреть с точки зрения неясности и явной бесполезности, то гамбит Джо трудно превзойти.

Однако в работе сельского врача есть свои преимущества, и у меня уже была важная подсказка. У обширной сети родственников, друзей и соседей, оказывающих мощную поддержку в кризисные времена, есть и темная сторона: в нашей Санта-Барбаре не спрятаться, не скрыться. По слухам, на недавнем футбольном матче Джо ходил как-то странно.

При помощи нескольких вопросов я выяснил, в чем дело. Мы, мужчины, простые существа: не любим падать в грязь лицом. Джо утверждал, что у него геморрой формой и размером с Альпы – не та штука, которой можно похвастаться перед друзьями, даже перед самыми близкими.

Было назначено ректальное обследование, но при пальпации я почувствовал, как приближается что-то невиданное, неслыханное, невероятное: я вот-вот готов был сильно-сильно чихнуть. Поскольку руки у меня были заняты и к этому моменту чистотой явно не отличались, я не мог зажать нос или схватить носовой платок. Я попробовал сморщить нос. Попытался переключиться между полушариями (раз это срабатывает при икоте, то почему и не при ректальной пальпации?). Я взывал ко всем богам о помощи, но боги капризны и к тому же ненавидят врачей, потому что люди доверяют нам больше, да и девушки тянутся к докторам охотнее.

– Апчхи, – грянул я на весь кабинет. Это был невероятный по силе чих, почти как оргазм, но без эмоциональной привязанности. Я испытал дикий восторг всеми мускулами: такая мощь, такая элегантность, такая координация.

В моей памяти навеки запечатлелись мелкие детали этого кульминационного момента: перламутровая жидкость, вылетевшая из носа, подрагивала на белых ирландских ягодицах, которые давно не видели солнечного света и потому оставались на удивление молодыми и гладкими; протестующий визг Джо, когда и без того неприятное переживание внезапно стало просто жутким; каштановые волосы медсестры, развевающиеся на ветру, как в комедии Вуди Аллена об осени в Нью-Йорке.

– Не знаю, что и сказать… – начал я.

– Надеюсь, ты просто чихнул, – сказал Джо.

РАЗДЕНЕМСЯ?

GP, 18 апреля 2012 г.

Второй закон Фаррелла гласит: чем дольше пациент раздевается, тем ниже вероятность получить хоть сколько-нибудь значимые клинические результаты.

Очевидно, что здесь имеются огромные финансовые последствия для Национальной службы здравоохранения. Вместо того чтобы сидеть ровно и, елозя большим пальцем по экрану, мечтать или лениво гуглить, чем там занимается Бритни Спирс, в то время как миссис Мерфи скрупулезно чуть ли не специальными инструментами снимает огромный корсет, мы могли бы заняться чем-нибудь полезным.

Но у меня есть решение. Кто-то сочтет его экстремальным, но оно одним махом избавит нас от утечки и без того скудных ресурсов. Мы все должны раздеться.

Хорошо-хорошо, я уже слышу, как вы возражаете: не все из нас красивы, разве мы недостаточно страдали?

Но подумайте, сколько времени удастся сэкономить. Речь же не только о пациентах. Чтобы сохранить паритет между врачом и пациентом, докторам тоже придется раздеться.

Больше не нужно размышлять, какой костюм надеть, отглажены ли брюки, какой галстук подойдет к рубашке – главный источник стресса останется в прошлом. Появятся и менее осязаемые преимущества духовного толка.

Одежда утратила свое традиционное предназначение, это уже не просто защита от холода и дождя. Наша культура стала настолько тривиальной, что одежда превратилась в способ самоутверждения, символ статуса.

Оголившись, мы избавились бы от этого притворства, приблизились к истине, к истинным себе. Каждый мог бы сказать: вот я, дитя Вселенной, мира, любви и рок-н-ролла, и вот мое великолепное обнаженное тело, больше не скованное модой и условностями, тело, которого я не стыжусь.

От этого выиграет все общество. Досмотр в аэропортах будет проходить молниеносно: никаких тягомотных очередей, где люди перетаптываются как овцы, никакой необходимости снимать обувь, пальто и ремни. Сразу в дьюти-фри, к тестерам дорогого лосьона после бритья.

Террористам негде будет спрятать свою атрибутику. Ну, может, и есть одно место, так что инструментов для ректального осмотра понадобится больше, но они не так уж плохи. Да и ощущения порой возникают вполне приятные.

При условии, что осмотр проводит привлекательная особа.

КУВШИН… С ДРАКОНОМ

BMJ, 13 октября 2005 г.

Это была не просто душераздирающая консультация, а утомительная, мучительная консультация, от которой скрежетали зубы, щемило сердце, а я чувствовал себя как выжатый лимон.

– Вы совершенно здоровы, миссис Магуайр, – повторил я.

– Вы уверены, что со мной все в порядке?

– Не сомневаюсь.

– Вы точно уверены?

– Абсолютно.

– Вы совершенно точно уверены?

– Совершенно точно уверен.

– Вы прям определенно уверены?

– Когда вас в последний раз били? – конечно, я этого не сказал. Я был слишком занят, вонзая скальпель себе в левое бедро и в прострации бормоча отрывки из классических комедийных миниатюр – мой проверенный защитный механизм: «Пилюля с ядом в сосуде с пестиком, чаша из дворца…»[63]63
  Цитаты из фильма «Придворный шут» (1955) с Денни Кеем в главной роли.


[Закрыть]

– Прошу прощения? – сказала она.

– Простите, – отозвался я. – Я произнес это вслух?

– В любом случае, – продолжила она, – кое-что изменилось: чаша разбилась, ее пришлось заменить кувшином.

– Кувшином? – удивленно спросил я.

– С картинкой дракона.

– Кувшин с драконом, – задумчиво произнес я.

– Да, – сказала она, – в сосуде с пестиком лежит пилюля с ядом, а в кувшине с драконом…

– …напиток, который мне нужен, – закричали мы в унисон, смеясь и подпрыгивая от возбуждения.

Это было все равно что оказаться на пути в Дамаск, одновременно впервые катаясь на велосипеде и теряя девственность. Одна-единственная вспышка, но какая прекрасная. Пациент – не слишком емкое слово. Пациенты не одномерны. Я понял, что это реальные люди с семьями, друзьями, любовниками, работой, увлечениями. А страстью миссис Магуайр, как оказалось, были голливудские комедии до 1960 года.

– Ваше предложение не так уж плохо, – отважился произнести я, отдавая дань уважения Граучо, – но давайте проясним одну вещь.

Она ловила цитаты с полуслова, и дальше мы продолжили вместе:

– Но что бы это ни было, я против.

Последние несколько минут приема мы вели утонченные споры о достоинствах комедий «Воспитание крошки» и «Человек, который пришел на ужин».

– Кстати, – сказала она, – у меня ужасно болит горло. Можете выписать мне антибиотики?

Я посмотрел на нее с легким разочарованием: неужели проведенное вместе время ничего не значило?

– Саечка за испуг, док, – невозмутимо ответила она.

Примечание: это мой любимый рассказ; здесь вся моя любовь к старым фильмам и один из секретов хорошего врача.

НЕВЫНОСИМОЕ НЕСОВЕРШЕНСТВО ЯЗЫКА

Примечание от переводчика: Вы когда-нибудь читали словарь медицинских терминов? Нет? И правильно, потому что запомнится все равно немного, а удовольствия вы не получите. Но тут совсем другое дело: автор предлагает свой вариант словаря, где каждое слово – ирландский топоним, причем если у вас в роду нет предков из ирландской деревни, то, кроме Белфаста, все они покажутся вам незнакомыми. Постигая азы географии и параллельно подглядывая в сноски, вы узнаете, как незамысловаты были древние жители острова, давая названия населенным пунктам. Никакой связи (ну или почти никакой) между словами и определениями нет, разве что отсутствие слов в русском языке объединяет их.

BMJ, 21 декабря 1996 г.

Однажды Джеймс Теербер[64]64
  Джеймс Тербер (1894–1961) – американский карикатурист, писатель и юморист.


[Закрыть] с горечью отметил, что есть вещи, действия, выражения, ситуации и так далее, названия которым до сих пор нет – как, например, шаг в сторону ради того, чтобы не столкнуться с прохожим. Человек, как в зеркале, повторяет ваши движения, и вы вместе мечетесь из стороны в сторону будто в танце, но при этом оба пытаетесь обойти друг друга. В конце концов, смущенно улыбаясь, вы выпутываетесь из этой ситуации и продолжаете свой путь. Узнали ситуацию? Так вот, нет одного слова, которым можно было бы ее описать.

Медицина особенно страдает от лакун в номенклатуре, поэтому команда журнала BMJ решила принять срочные меры и исправить этот недочет. Сегодня мы представляем несколько идей того, как подобные утраченные значения можно с пользой сочетать с ирландскими топонимами, которые в противном случае ничего не делают, разве что бездельничают в указателях, лениво почесываясь.

Белфаст[65]65
  Столица Северной Ирландии, название которой означает «устье брода на песчаной отмели».


[Закрыть] (сущ.): пациент, который появляется в дверях операционной еще до того, как вы начали прием. «Только одиннадцать утра понедельника – а у меня уже три белфаста».

Буррен[66]66
  Город в Ирландии, «каменистый». Созвучно английскому burden – «нагрузка».


[Закрыть] (сущ.): работа какого-то другого бедолаги.

Дерри[67]67
  Второй по размеру город в Северной Ирландии, «дубовый лес».


[Закрыть] (гл.): представить буррена (см. ранее) с обманчивой искренностью. У профессоров и заведующих кафедрами это хорошо получается. «На встрече в Монте-Карло группа знаменитых ораторов поднимала на смех буррен за бурреном».

Каллибэкки[68]68
  Небольшой город в Ирландии, «лет на изгибе реки».


[Закрыть] (сущ.): научная статья, в которой больше авторов, чем предметов исследования. Такие часто публикует журнал The New England Journal. «На этой неделе пять интересных каллибэки по-новому расскажут о проблеме песчанок как переносчиков болезней».

Киллоу[69]69
  Деревня в Северной Ирландии, «церковь на горном озере».


[Закрыть] (гл.): энергично кашлять за дверью операционной, чтобы врач знал, что вы ждете, что у вас заканчивается терпение и что вы по-настоящему больны. Часто этим пользуются белфасты (см. выше).

Комбер[70]70
  Город в Северной Ирландии, «слияние», «полное соответствие».


[Закрыть] (гл.): скопировать все ссылки из обзорной статьи и сделать вид, что вы сами их просмотрели.

Кули[71]71
  Ирландский город, известный своей винокурней.


[Закрыть] (гл.): добавить свое имя в исследовательскую работу, несмотря на то что вы не сделали ничего для исследования. Часть процесса, которая облегчает дерри (см. выше) и в конечном счете приводит к каллибэкки (см. выше). В последнее время кули считается моветоном, но, черт возьми, кто об этом узнает?

Лимавади[72]72
  Город, название которого на ирландском выглядит как Léim an Mhadaidh – буквально «прыжок собаки».


[Закрыть] (сущ.): непреодолимое желание вскрыть нарыв. «Киста распухла, стала сильно выпирать, и он почувствовал, что вот-вот случится лимавади».

Лислея[73]73
  Деревня в Северной Ирландии, «серый круглый форт».


[Закрыть] (гл.): умение, благодаря которому сувенирные шариковые ручки очень быстро исчезают. Одна из теорий гласит, что они проскальзывают в черную дыру и попадают на планету Бартауэл, где основали сложносочиненную цивилизацию, представители которой вскоре могут вторгнуться на Землю. Следовательно, теория гласит, что к любой ручке следует относиться по-доброму (помните китов в «Звездном пути IV»?).

Литрим[74]74
  Графство и деревня в Северной Ирландии, на ирландском звучит как «литрома».


[Закрыть] (сущ.): кишечная палочка, инфицирующая мочевыводящие пути и чувствительная к антибиотику триметоприму. В последнее время термин употребляется шире – в отношении всех крайне редких медицинских событий. Например, так называют объективный судебно-медицинский отчет или стоматолога, доступного в экстренных случаях.

Мой[75]75
  Город в Северной Ирландии и герой мультфильма в виде фиолетовой капли, похожий на большую родинку или прыщ.


[Закрыть] (сущ.): небольшая папиллома, которую владелец постоянно теребит. «Беспокоясь из-за новостей о грыже у матери, Магвайер рассеянно теребил свой мой».

Нина[76]76
  Город в Северной Ирландии, название которой означает «ярмарка».


[Закрыть] (сущ.): неоконченная лимавади, то есть когда гной не выходит наружу, сколько бы вы ни дави-и-и-и-или. Неприятное ощущение.

Ходдити[77]77
  Гибрид двух английских слов: скорее всего, historical («исторический») и oddity («причуда, странность»). Получается «исторически сложившиеся причуды».


[Закрыть] (сущ.): пошлая, довольно посредственная поэзия в медицинском журнале, особенно в журнале The Lancet. «Ходдити – это как собака, пожимающая руку: у нее не очень хорошо получается, но если вы видите ее, то удивляетесь, как это вообще происходит» (Доктор Сэмюел Джонсон)[78]78
  Английский литературный критик и поэт Сэмюел Джонсон (1709–1784) не был доктором и, скорее всего, не говорил ничего подобного, но его имя принято вспоминать всякий раз, когда речь заходит о поэзии эпохи Просвещения.


[Закрыть].

Эннис[79]79
  Город в Ирландии, «остров».


[Закрыть] (гл.): рывком снять носок, извергнув ливень застарелого пота и хлопья омертвевшей кожи в лицо доктору (действие пациента). «Берегитесь энниса, – говорил профессор Григорьевич трепещущим от страха студентам, – и всегда держите под рукой полотенце».

Примечание 1: Дуглас Адамс, автор «Автостопом по галактике», недавно опубликовал произведение The Meaning of Liff[80]80
  Книга написана в соавторстве с Джоном Ллойдом, на русский язык не переводилась, поскольку представляет собой словарь с юмористическим толкованием часто не существующих слов.


[Закрыть], которое и вдохновило меня написать эту статью. Я написал Адамсу, спросив разрешения задействовать его литературный прием, и получил презрительное письмо от его агента. Но потом я выяснил, что этим фокусом уже воспользовались Льюис Кэрролл и Джеймс Тёрбер, так какого ж черта!

Примечание 2: в знак уважения к покойному автору книга The Meaning of Liff была издана в честь ее двадцатилетнего юбилея. Я подал заявку и получил бесплатный экземпляр в качестве оплаты. Просто прекрасно.

ЗАСРАНЕЦ

BMJ, 27 февраля 1999 г.

– Окей, окей, пусть идет сюда, и мы ее осмотрим, – сказал младший врач больницы нарочито высокомерно.

«Не надо делать мне одолжение, самодовольный мелкий засранец! – захотелось мне сказать. – Я начал лечить детей еще до того, как ты научился мастурбировать».

Но я этого не сделал, потому что я был тем самым рядовым, и вы бы ничего не сказали на моем месте. На протяжении всей учебы в медицинском вузе нам промывали мозги, открыто или подспудно, что врачи общей практики ленивы и глупы.

В его возрасте ему этого не понять. Он молод, и все здесь кажется ему оккультным и таинственным. Почему мы здесь? Что такое Вудсток и существует ли на самом деле группа под названием Country Joe and the Fish? Чем занимаются внештатные медицинские работники? В чем смысл жизни? Почему маленькие лысые мужчины всегда хотят стать хирургами? Правда ли, что Дарт Вейдер – отец Люка Скайуокера?

Но если бы я мог, то поцеловал бы его в губы, взял за руку, усадил бы в высокую пеструю траву и объяснил бы, в чем заключается вычурная извращенность общей практики. Что это не специализация, а скорее универсальность, со всеми тяготами и привилегиями, которые дает эта роль. Она требует тонны навыков, которые охватывают не только легионы отдельных медицинских специальностей, но и глубокую романтическую пропасть между наукой и искусством, где живет призрак женщины, оплакивающей своего страстного любовника.

Если у нас действительно есть какой-то особый интерес или умение, то это способность постичь личность – несомненно, самый утонченный предмет. Как сказал Вольтер, «легче понять человечество, чем понять одного человека» (или не сказал, или не Вольтер, но пусть будет – красиво же).

Мы – коринфяне, люди эпохи Возрождения, владеющие профессией Чехова и Тургенева, чуткие ученики и свидетели человеческих болезней, так что закрой глаза в святом страхе, парень, ибо мы млеком рая напоены, вкушали медвяные росы[81]81
  Не прямая цитата, но отсылка к поэме «Кубла-Хан, или Видение во сне» (1797) английского поэта Сэмюэла Кольриджа (1772–1834).


[Закрыть].

ЗОВ ПРЕДКОВ (КРОЛИК)

BMJ, 10 июня 1995 г.

В Рождественском выпуске журнала BMJ рассказывали об укусах белок и мышей, но у меня есть история получше.

Недавно ко мне пришел пациент, которого тяпнул кролик. И нет, я вас не разыгрываю. Рана была не просто неглубокой – она едва ли выпирала над кожным покровом. Наложив антисептическую мазь, столь же густую, как сарказм, я строго спросил:

– Ты дразнил его палкой? Или ты засовывал руку в рот и вынимал ее, чтобы впечатлить друзей?

Наши доисторические предки выживали, охотясь на маленьких пушистых зверьков, но теперь крольчатина, какой бы привлекательной она ни была, уже не входит в наш постоянный рацион. Однако, желая казаться серьезнее и просто на всякий случай – вдруг что-то пропустил, – я поискал в Medline данные о травмах из-за кролика.

Мои поиски оказались безрезультатными. По-видимому, кролики не нападут на людей, даже сбившись в стаю, даже если эту стаю вырастили волки и даже если она загнала вас в угол. Как смелый Кортес[82]82
  Эрнан Кортес (1485–1547) – испанский конкистадор, завоевавший Мексику и уничтоживший государственность ацтеков.


[Закрыть], я мог только предполагать опасность, исходящую от поразительно вегетарианской диеты кроликов. Какие-то минералы, витамины и клетчатка могли случайно просочиться в царапину, вызвав там феноменально мощный прилив здоровья, которое пациент не в силах был бы поддерживать, учитывая его сидячий образ жизни и меню кафешки.

В тот же день меня вызвали к пациенту с мокрым кашлем. Передо мной предстал молодой человек, который сидел на краю кровати с пультом от телевизора под рукой и имел до неприличия цветущий вид.

Когда я спросил, какого цвета у него мокрота, он указал на отвратительное пятно на полу.