Текст книги "Пророки"

– Именно так ты и говоришь всем своим приятелям, но мы на такое не купимся. А теперь ступай, Дэйзи. Кыш, мушка! – И Тета помахала на нее рукой. Она вскочила с места и унеслась прочь, как ураган, выплевывая ругательства по поводу «этой заносчивой Теты» каждому встречному и поперечному.

Генри снова положил руки на клавиши.

– Золотце, в умении заводить друзей тебе просто нет равных.

– Я не собираюсь заводить друзей. У меня уже есть лучший друг. – И она похлопала его по колену. Затем выудила из-за корсажа пятидесятидолларовую купюру и положила в нагрудный карман Генри. – Вот. Это в фонд пианино.

– Я же говорил, забудь об этом.

– Я никогда не забываю добра. Ты это знаешь, – мягко возразила Тета.

– Где ты взяла столько капусты?

– У одного брокера с Уолл-стрит больше денег, чем мозгов. Купил мне шубу просто ради того, чтобы я сходила с ним на ужин. Ну и получил компанию за едой – только и всего.

– Они все мечтают на тебе жениться.

– Я хочу встретить парня, который ничего из себя не строит. Который не станет покупать мне шубу, чтобы похвастаться мной своим друзьям.

– Когда встретишь такого идеального парня, узнай, нет ли у него брата. – Генри подмигнул.

– Но ты же вроде воспылал пламенем страсти к Лайонелу? – поддразнила Тета.

Генри скорчил гримасу.

– Скорее, спичкой. Он смеется, когда я его целую.

– Так может быть, ты смешно целуешься? – хмыкнула Тета. Ее безумно веселила способность Генри легко расставаться с надоевшими возлюбленными по любой, даже самой нелепой причине.

– Мы встретились на улице в Огайо и поженились на ярмарке в Канзасе, ты бросила меня во Флориде, и теперь я бреду восвояси… – пропел Генри.

– Когда-нибудь, Генри Дюбуа, ты встретишь человека, который сорвет тебе крышу, и ты не будешь знать, что делать, – поддразнила его Тета.

На сцену вышел режиссер-постановщик и захлопал в ладоши, требуя внимания.

– Ладно, поехали. Номер с Баалом, с самого начала. Займите свои места. Мисс Найт, вас это тоже касается.

– Я уже лечу, Валли. – Она разомкнула губы в сладкой улыбке, будто позировала для постера – прекрасная американская мечта, девушка Зигфелда, – и снова потушила сигариллу в чашке режиссера.

Глава 16
Вечное возвращение

Эви с Джерихо сидели за столом, заваленным стопками книг, полицейскими сводками, рисунками и ворохом бумажек. Джерихо развел огонь в гигантском библиотечном камине. Пламя шипело и плевалось искрами, пожирая сухое дерево. Они работали уже час, пытаясь найти в старых книгах ключ к разгадке тайного смысла странного убийства. Эви устала от монотонной работы и легко раздражалась. Ей не хотелось даже вспоминать о том, что она вчера видела, и уж тем более тщательно это обдумывать. Но Уилл, похоже, не собирался останавливаться. Размышляя вслух, он ходил туда-сюда по периметру комнаты, оставляя за собой легкий пепельный след от тлеющей сигареты.

– Ну что ж. Давайте прикинем, что нам известно на данный момент, – подытожил он.

– Убийца тяготеет к оккультным и религиозным практикам, возможно, книге Откровений Иоанна Богослова, – отозвался Джерихо со своего места во главе стола.

– На основании чего мы сделали такой вывод?

– В его записке упомянуты Вавилонская Блудница и Зверь – скорее всего подразумевается Антихрист.

– Верно, – согласился Уилл. – Но отрывок только соотносится с Библией. Тексты не совпадают полностью.

– Но близки по содержанию, – возразил Джерихо.

– Любой текстолог или библиотекарь скажет, что соответствие и точное совпадение – совсем не одно и то же. И не забывайте о символах. Они относятся к прикладной магии и мистицизму, но никак не к христианской культуре. – Уилл провел пальцем по рисункам на записке. Эви они казались просто каракулями сумасшедшего: стилизованные кресты, закорючки, затейливые буковки и геометрические узоры.

– А теперь… – Уилл сунул сигарету в переполненную пепельницу и тут же извлек из кармана серебряный портсигар, не прерывая своих хождений по комнате. – У нас есть символ, так?

– Пентаграмма, – уточнила Эви.

– Да. Я не умею рисовать. Эви, не могла бы ты? – Уилл передал ей огрызок мела из старой сигарницы, набитой всяческой мелочевкой. Эви не сразу поняла, что он просит ее нарисовать на доске тот самый символ. – Сейчас ты нарисовала его, как обычно. Переверни, пожалуйста.

Тяжело вздохнув, Эви стерла свою пятиконечную звезду и нарисовала другую, одним лучом вниз и двумя – вверх.

– А в чем принципиальная разница? – пробурчала она.

– Я уже объяснял: перевернутая означает победу материи – телесного, плотского над божественным. Дух побежден плотью, а не наоборот. И теперь еще змею, пожалуйста.

Эви закончила набросок. Он только отдаленно напоминал змею, если признаться честно, но Уилл все равно поблагодарил ее. Эви сдула пыль от мела с ладоней.

– И что означает змея?

– А. Вот это очень древний и очень интригующий символ. Змея, пожирающая свой хвост, – нет ни начала, ни конца. Существовал во всех культурах и во все времена. Скандинавский Ёрмунганд, греческий Уроборос, у гностиков, ашанти, древних египтян. Он символизирует цикл, идею о том, что наша с вами вселенная не была создана и никогда не погибнет, а постоянно перерождается и повторяется снова и снова.

– Цикличность или вечное возвращение, как у Ницше, – сказал Джерихо.

– Означает ли это, что я буду вынуждена снова прожить этот день? – пошутила Эви. Никто не засмеялся, и она сделала вид, что полностью поглощена рисованием модной шляпки на голове змеи.

Уилл взял из вазы кучку мятных леденцов и принялся жонглировать ими одной рукой, не выпуская из другой тлеющую сигарету.

– Таким образом, мы можем предположить, что наш убийца располагает оккультным знанием, передающимся по наследству, с определенным магическим и религиозным символизмом, частично позаимствованным из книги Откровений Иоанна Богослова. Но Вавилонскую блудницу он называет «Блудницей наряженной и брошенной в пучину морскую». – Уилл задумался на мгновение. – Очень своеобразная фраза. И загадочная. Возможно, религия, выдуманная самим убийцей.

– Как можно изобрести собственную религию? – удивилась Эви.

Уилл посмотрел на нее поверх очков:

– Объявить «Бог сказал мне вот это» и ждать, пока вокруг тебя соберутся последователи.

Эви еще никогда столько не думала о религии. Ее родители были католиками, епископальными англиканцами, и посещали воскресные службы, но относились к этому как к рутинной обязанности вроде чистки зубов и принятия ванны. Они поступали так потому, что окружающие ждали от них этого. Эви не устраивал такой подход. В течение года после смерти Джеймса она каждый день исступленно молилась, сжимая его последний подарок в ладонях, и просила Бога о чуде. О телеграмме с текстом «Хорошие новости! Рядовой Джеймс Ксавьер О’Нил был найден живым и невредимым на ферме во Франции». Но ничего не происходило, и вера, расцветшая было в сердце Эви, увяла и погибла. Теперь она рассматривала религию как еще один из жизненных принципов предыдущего поколения, обесценившийся и устаревший и совершенно ей не нужный.

– Мы не ответили на самый главный вопрос: почему? Какая причина кроется в этом преступлении? – спросил Джерихо и отвлек Эви от невеселых мыслей.

– Он просто маньяк, – сказала Эви. – Разве это не достаточное объяснение?

Уилл снова принялся копаться в вазе с конфетным ассорти и стал жонглировать драже.

– Но это ответ на вопрос «кто?», а не «почему?». Ничто не делается без определенной цели, какой бы запутанной она ни была.

– Зачем он забрал ее глаза? – спросила Эви.

– Оставил себе в качестве сувениров.

Эви скорчила недовольную гримасу.

– Дядя, сувенир – это раскрашенная вертушка с Кони-Айленда.

– Это для нас. А для сумасшедшего? Скорее всего нет. Но они могли понадобиться ему для какого-нибудь ритуала. В некоторых культурах существует поверье, что употребление плоти других людей в пищу делает тебя бессмертным. Агори в Индии едят своих мертвых, веря в то, что обретут сверхъестественные силы, а представители племени алгонкинов считают, что тот, кто употребит в пищу плоть человека, превратится в демонического духа Вендиго.

У Эви сжался желудок.

– Во всяком случае, в Библии нет ничего по поводу священного каннибализма.

– Может быть, простое замещение? – предположил Джерихо. – На Тайной Вечере Христос давал апостолам свои тело и кровь под видом хлеба и вина. «И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. И сказал им: сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая»[33]33
  Евангелие от Марка, 14:22–24.


[Закрыть].

– Точно, – признала Эви. – Похоже, я больше никогда не смогу пройти причащение.

– Как я и говорил раньше, Америка – молодая страна, в которую съехались самые разношерстные люди. Религии и верования постоянно соприкасаются, перемешиваются, и на выходе получается нечто принципиально новое.

Уилл покончил со второй сигаретой, и Эви с облегчением заметила, как он потянулся к третьей, но, к счастью, передумал. Комната уже была вся прокурена, дым висел в воздухе плотными клоками.

– Я кое-чего не понимаю. Записка… – Порывшись в грудах бумаг на столе, Эви выудила фотографию записки, оставленной с телом Руты. – В ней сказано: «Это было пятое жертвоприношение». Почему пятое, а не первое?

– Да, это здорово беспокоит. – Уилл обошел вокруг стола, сжимая в руке портсигар. – Джерихо, будь так любезен, позвони детективу Маллою и спроси, не случалось ли похожих убийств прежде?

– Думаешь, он не сказал бы об этом раньше? – спросила Эви.

– Я могу только предполагать, – ответил дядя Уилл, и стало понятно, что он не желает дальше обсуждать эту тему.

– Скоро должна начаться ваша лекция в Женской Ассоциации клуба Феникса, – напомнил ему Джерихо.

Уилл бросил взгляд на каминные часы, возмущенный тем, что они показывают неточное время, затем сделал два коротких кивка, как лектор, признающий правоту студента в ученом споре.

– Ты прав. Мне нужно забрать свои записи.

– Вы оставили их наверху, – подсказал Джерихо.

– Ага. Прекрасно. – Уилл замер на мгновение, задумчиво оглядывая комнату. – Не могу избавиться от ощущения, что мы что-то пропустили. Что-то очень важное.

На его лице пролегли длинные тени от подрагивающего света камина. Встряхнувшись, словно сбросив наваждение, Уилл поспешил по своим делам.

В дверь постучали. Наконец-то посетитель! Джерихо вскочил первым. Судя по его эмоциональной реакции, Эви не единственная беспокоилась о будущем музея. Она услышала разговор, и затем Джерихо показался на пороге в компании Сэма Лойда собственной персоной.

Эви злобно сузила глаза.

– Так-так. Похоже, ты отыскал мои двадцать долларов?

Джерихо посмотрел на нее, затем на Сэма и наоборот.

– Вы двое что, знакомы?

– На самом деле я пришел к мистеру Уильяму Фицджеральду. Он здесь? – И Сэм вытянул шею.

– Доктору Фицджеральду. И что у тебя за дела могут быть с моим дядей?

– Твоим… дядей? – Сэм расплылся в улыбке. – А ты ничего мне не говорила. Разве это не удивительное совпадение?

– Какое совпадение? – спросил вошедший в комнату дядя Уилл, в шляпе и с дипломатом в руке. Он прихватил с собой и зонт, хотя денек выдался на редкость погожим и солнечным.

Сэм подошел и с энтузиазмом пожал ему руку.

– Здравствуйте, сэр, как поживаете? Сэм Лойд. У меня есть вещица, которая, судя по всем признакам, может быть вашей.

– Неужели?

– Что ж, боюсь, что эта история не сделает мне много чести, но придется рассказать все, как есть. Видите ли, прошлой ночью я был в ломбарде – хотелось выручить что-нибудь за свои часы, – времена сейчас не из легких. И случайно услышал, как один типчик хочет сбыть товар. Редкостные вещицы из музея Зловещих Страшилок. – Сэм смущенно пожал плечами. – Так уж они его называют, профессор.

– Продолжайте, – сказал Уилл. Если он и был смущен, то ни на мгновение этого не показал.

Открыв сумку, Сэм извлек оттуда Масонский кинжал Корнелиуса Рэтбоуна. Уилл поднес его к свету и как следует рассмотрел.

– В самом деле, это один из наших экспонатов.

– Я отдал тому типу свои последние двадцать баксов за этот кинжал, хотя скупщик не хотел брать его и за десятку. Я не знал, получу ли вознаграждение за то, что верну его на место. – Сэм остановился, быстро посмотрел на Уилла, затем потупился и принялся разглядывать свои ладони. – Просто я подумал: если ты крадешь, чтобы свести концы с концами, или обводишь вокруг пальца бутлегера – это одно дело. И совсем другое – красть экспонаты из музея. Это – худший из вариантов.

Эви смотрела на него во все глаза, удивленно приоткрыв рот. Сэм хитро ей подмигнул и добавил:

– Сестренка, осторожней – не хочу, чтобы у тебя вывалился язычок!

Эви злобно сверкнула на него глазами.

– Если я лишусь языка, то теперь буду знать точно, чьи карманы проверять в первую очередь. Бред несусветный! Дядя, надо выставить его отсюда! Он обманщик, лжец, вор, обманщик…

– Ты уже повторяешься, – перебил ее Сэм.

– Я не поленюсь сказать это снова! Это тот самый сукин сын, который украл мои двадцать долларов на вокзале!

– Евангелина, имей в виду, что еще не все привыкли к твоему забористому бандитскому сленгу, – слегка пожурил ее дядя. – Молодой человек, это правда?

Сэм смущенно улыбнулся:

– Видите ли, профессор, все так запутано…

– Запутаны мозги в твоей голове! – огрызнулась Эви.

Сэм недовольно поморщился, как от пощечины.

– Мне ужасно не хотелось компрометировать юную леди, но она украла мою куртку.

– И не увидишь ее до тех пор, пока не вернешь мне деньги!

Джерихо подошел к Эви и угрожающе навис над Сэмом.

– Привет, здоровяк. Ты ее брат, что ли? – задиристо поинтересовался Сэм.

– Нет.

Сэм перевел взгляд с него на Эви и обратно.

– Вы женаты?

– Нет! – в один голос ответили ребята, но Сэм успел заметить легкий румянец на щеках Джерихо.

– Послушай, сестрица, я не знаю, как у вас здесь обстоят дела. Я вообще не склонен давать оценки чему-либо. Но я рад видеть, что ты жива-здорова, и рядом твой дядя и этот… – он кивнул в сторону Джерихо, – гигантский приятель. Я только пытался поступить по совести, но вижу, что в самом деле ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Так что если ты просто отдашь мне куртку, мы замнем тему и разойдемся по-хорошему. Я даже не стану заявлять в полицию.

Эви остолбенела на секунду, затем сорвалась с места и бросилась за Сэмом, который принялся улепетывать от нее вокруг стола. По дороге они смахнули несколько книг.

– Я сейчас убью его! Кто-нибудь желает посмотреть?

Джерихо молча поднял руку.

Уилл встал у Эви на дороге и остановил ее.

– Прошу прощения, но я запутался, и к тому же, – он посмотрел на часы, – я уже на шесть с половиной минут опаздываю на лекцию. Ничего не имею против воров, но глубоко презираю лжецов и людей, не позволяющих мне достойно выполнять свое дело. Далее. Вы в самом деле украли у нее двадцать долларов? Подумайте как следует, прежде чем ответить, молодой человек.

Впервые за все время Сэм слегка занервничал и растерянно пригладил волосы рукой. Он едва заметно попятился к двери.

– Что ж, сэр, кто-то великий сказал: «Субъективность есть истина, истина есть субъективность».

– Кьеркегор, – подсказал Уилл и как-то по-другому посмотрел на Сэма. Его голос смягчился. – Тем не менее факт остается фактом.

Сэм потупился.

– Простите. Я планировал вернуть ей деньги, но встретил того типа в ломбарде и отдал ему все до последнего цента, чтобы выкупить нож. Я думал, это пройдет как искупительная жертва.

– Ой, да хватит заливать, – пробурчала Эви. – Ты сам его и стащил.

Сэм усилием воли заставил себя не смотреть вверх.

– Я так поиздержался, что мне приходится прыгать через турникеты, чтобы сэкономить на проезде. Можете позвать копов, если считаете нужным. Я не стану роптать. Но я был честен, как сенатор, когда сказал вам об этом ноже. Думаю, это чего-то да стоит.

– Я слышала, в Синг-Синг[34]34
  Синг-Синг – старинная тюрьма строгого режима в штате Нью-Йорк.


[Закрыть] неплохо кормят, – добавила Эви. – Трижды в день!

– Евангелина, – вздохнув, остановил ее дядя. – Есть поговорка: благотворительность начинается с порога твоего собственного дома.

– Сумасшествие – тоже.

Уилл раздраженно побарабанил пальцами по спинке стула.

– В любом случае это было неправильно – забирать деньги у женщины, как ни было бы плачевно ваше собственное положение. Но вы поступили благородно, вернув музейную собственность, хотя и не обязаны были этого делать. Я никогда еще не задумывался о вопросах безопасности. – Он поскреб затылок, оглянувшись на бесценные книжные издания на полках.

– Если вам интересно мое мнение, сэр, в наше время осторожность не бывает чрезмерной.

– Это в точку. – Казалось, взгляд Эви вот-вот прожжет в нем дыру.

Уилл призадумался и кивнул:

– Прекрасно. Как вам предложение честно заработать в нашем музее? Здесь для вас найдется куча дел, а ночевать можете прямо в музее, заодно всех воров распугаете.

Эви изумленно повернулась к нему:

– Дядя! Он же вор!

– Да, он вор. Вы хороший вор, Сэм?

Сэм лучезарно улыбнулся:

– Один из лучших, сэр.

– Хороший вор в поисках работы… – задумчиво протянул Уилл. – Думаю, вы можете приступать уже сегодня.

– Уилл, Эви права. Мы его не знаем, и он будет только мешаться, – тихо сказал Джерихо. – Я могу сторожить музей, как и раньше.

– Не думаю, что это мудро, Джерихо, – ответил Уилл. Эви не знала, какой глубинный смысл кроется в его словах, но лицо Джерихо почему-то стало непроницаемым. – Лишние руки нам не помешают, особенно теперь, когда мы расследуем убийство.

– Убийство? – переспросил Сэм. – Звучит интересно.

– Скоро они приступят к расследованию твоего убийства, приятель, – прорычала Эви.

– Я надеюсь, что вы не питаете отвращения к тяжелой работе, – добавил Уилл.

– Для меня нет ничего лучше, чем честная ежедневная работа, сэр.

Уилл посмотрел на часы:

– Я опоздал уже на девять минут. Джерихо, ты не мог бы отдать мистеру Лойду его куртку и показать ему зал хранения?

Рассерженный Джерихо вынул из шкафа куртку Сэма и почти швырнул ему в руки.

– Он просто гигантский, – повернувшись к Эви, подчеркнуто громко прошептал Сэм. – Чем вы его откармливаете?

Эви угрожающе придвинулась к нему.

– Ты у меня на прицеле, дружочек. Здесь ты как собаке пятая нога, как свисток с фальшивой мелодией, и я буду рада выгнать тебя отсюда. У тебя даже не будет времени забрать шляпу.

– Ладно. – Сэм надел куртку. – Я, как назло, очень люблю эту шляпу. Был рад тебя видеть, сестрица.

– Не могу сказать того же, – прошипела Эви и побежала вслед за Уиллом. За ее спиной Сэм принялся насвистывать «Не трачу ли я на тебя свое время?»[35]35
  «Am I wasting my time on you?» – популярная песня американского певца Льюиса Джеймса (1926).


[Закрыть], да настолько фальшиво, что стало понятно – он делает это специально.

– Дядя! – окликнула Эви. Ей удалось догнать его у дверей.

– Эви, это очень срочно? Дамы из Женской Ассоциации клуба чего-то-там…

– Феникса, – подсказала Эви.

– Клуба Феникса уже ждут, и если мне не удастся поймать такси, мое опоздание рискует перейти из категории приличных в вопиющие.

– Дядя, нельзя оставлять здесь Сэма Лойда! Только не рядом с этими ценными экспонатами. Он просто внаглую нас ограбит.

– Эти его качества и привлекают меня больше всего.

– Ты о чем?

– Время от времени музею требуется некоторая… проверка вещей, историй и людей, попадающих в его пределы. Дело очень тонкое.

– Ты хочешь мне сказать, что кто-то в самом деле может стащить наши экспонаты?

– Ты будешь поражена, но да.

– Все равно он – ворюга.

– Ворюга, цитирующий Кьеркегора – очень интересный случай.

– Но дядя!

– Евангелина, не каждому выпадает счастье родиться в красивом особняке на благоустроенной улице в центре Огайо, – одернул ее Уилл.

Это замечание больно ее укололо. Почему он защищает этого прощелыгу, Сэма Лойда? Он чужак, а Эви – его родная племянница. Разве члены семьи не должны поддерживать друг друга? Но он выступил против нее так же, как родители в случае с Гарольдом Броуди. Если дяде Уиллу хочется сделать глупость, это его собственное решение. С ее стороны было безрассудно пытаться предотвратить все это.

– Надеюсь, что ты в нем не ошибся, – признала она и побрела назад в библиотеку. Там Эви еще раз как следует обожгла Сэма взглядом и, расположившись за большим письменным столом, принялась копаться в газетных и журнальных статьях, пытаясь найти ключ к разгадке убийства Руты Бадовски.

Когда перед глазами все начало сливаться, она достала новый номер «Фотоплей».

– Так что, Клара Боу в самом деле сбежала с Чарли Чаплином? – спросил Сэм из-за ее плеча.

Эви даже не подняла на него головы.

– А почему бы тебе не стащить журнал и не почитать самому? Ты же так легко это делаешь. Или можешь прихватить его с собой по дороге домой.

Сэм хмыкнул.

– С чего бы мне отказываться от такой прекрасной идеи? Был бы рад, если бы ты скучала по мне, сестричка.

– Ничто не будоражит чувства так, как долгая разлука. Давай воплотим эту теорию на практике прямо сейчас? Я даже подам тебе шляпу.

– Не пойдет. Твоему дяде требуется моя помощь. Только посмотри на все эти завалы – сколько здесь подозрительных штук. Как эта, например: любовный амулет племени Гопи. Ой, сестрица, лучше тебе держаться от него подальше, а то в один прекрасный день втюришься в меня по самые уши.

– Такого дня не существует в календаре!

– Я сегодня же начну отсчет. Буду отмечать каждые сутки.

– В таком случае надеюсь, ты умеешь считать до бесконечности, – огрызнулась Эви.

Сэм слегка подался к ней. Эви даже могла разглядеть золотистые крупинки в его глазах.

– Признайся честно – тебе понравился тот поцелуй.

– Он будет стоить тебе двадцать баксов.

– Наличными или выписать чек? – нагло спросил он. Даже самые отсталые ботанички из Огайо знали эту фразу: поцелуемся сейчас или попозже?

– Банк закрыт, приятель.

Сэм кивнул.

– Тогда чек, – беззаботно посвистывая, он направился к дверям библиотеки. Эви шла за ним по широкой изогнутой лестнице, которая вела на второй этаж.

– Что-нибудь еще, сестрица?

– Просто хочу быть уверена, что ты не прихватил с собой полмузея.

– Мне только надо шнурки погладить, – сказал Сэм и пошел в мужской туалет. Эви стражем осталась стоять снаружи, непреклонно скрестив руки на груди.

– Я бы тебя с удовольствием пригласил внутрь, но сегодня с трудом избежал ареста за кражу, и мне не хочется попасть в Склеп за совращение несовершеннолетней.

– Для того чтобы выкурить тебя из дядиного музея, я сделаю все возможное. Поверь.

– Как тебе будет угодно, куколка.

В запыленной уборной Сэм помыл руки и оставил воду включенной. Насвистывая веселенький мотивчик, он присел и посмотрел на тень Эви, перемещавшейся по полу туда-сюда. Рано или поздно ей это надоест. Он открыл бумажник Джерихо: удалось стащить его, когда гигант был поглощен возней с экспонатами. Слишком доверчивый парень. Доверие вообще опасная привычка. Сэм вынул пятидолларовую купюру и заменил ее парой однушек. Старейший фокус в его деле: когда внаглую крадешь «Авраамовский пятак»[36]36
  Сленговое название пятидолларовой купюры с портретом президента Авраама Линкольна.


[Закрыть], пропажу заметить легко. Но если забираешь банкноту большого номинала и оставляешь немного мелочи, жертва, как правило, думает, что потратила деньги и не помнит, как взяла сдачу.

Из карманов куртки Сэм достал две серебряные пепельницы, которые удалось стащить из библиотеки. Здорово, если он сможет продать их скупщику краденого на Боуэри за несколько баксов. Но пока лучше завернуть в салфетку и спрятать за сливным бачком. У Сэма были серьезные планы, и для их осуществления требовалось много времени и денег.

Тень Эви перестала мелькать на полу. Сэм тихонько приоткрыл дверь и увидел, что коридор опустел. Тогда он снова закрыл дверь, выключил воду и уставился на собственное отражение в высоком зеркале. Пара темных прядей спадала на его янтарные глаза. Беззаботная улыбка исчезла, его лицо приняло решительное, жесткое выражение.

– Я Сэм Лойд. Скажите мне, где она, или…

Он замолчал. Сколько бы ему ни приходилось прокручивать эту сцену в голове, Сэм не мог решить, что лучше сказать, когда настанет решающий момент. Он знал только, что не стоит действовать наугад. Задрав штанину, Сэм достал надежно спрятанный револьвер, покрутил его в руках, ощущая холодную тяжесть металла, проверил ногтем барабан и тугой курок. Затем открыл и крутанул барабан. В нем пока было пусто, но проданные пепельницы помогут это исправить. Работа в музее – редкостная удача, намного надежнее и прибыльнее, чем карточные трюки на Таймс-сквер. Все, что ему нужно, – некоторое время посидеть тихо, чтобы выяснить, кто должен заплатить за все, что случилось с его семьей. И они непременно заплатят.

В зеркале Сэм казался намного старше своих семнадцати лет. Между его бровями залегла глубокая складка. Поправив воротничок, Сэм усилием воли разгладил складку, «надел» свою хищную улыбку и навел револьвер на собственное отражение.

– Я Сэм Лойд. Скажите мне, где она, и я, может быть, оставлю вас в живых.

Услышав шаги, Сэм торопливо спрятал револьвер под штанину. Дверь раскрылась, и в уборную вошел Джерихо. Сэм сделал вид, что тщательно моет руки.

– Что-то случилось?

– Я не могу найти свой бумажник.

– Вот ведь незадача, – посочувствовал Сэм. – Тебе помочь?

Джерихо недовольно покосился на него, оценивая предложение.

– Спасибо.

Сэм ходил за ним по музею, с притворным участием строя предположения о том, куда мог пропасть бумажник. Когда очередь дошла до библиотеки, он незаметно вытряхнул портмоне на пол возле одной из книжных полок. Покажется подозрительным, если его найдет Сэм, Джерихо должен разыскать его сам.

– А ты смотрел вот там, здоровяк?

Джерихо скривился, услышав такое фамильярное обращение. Поднявшись по лестнице на второй этаж, он принялся расхаживать между полками и наконец обнаружил свой бумажник.

– Нашел! – крикнул он. Затем открыл его и поморщился. – Готов поклясться, у меня было пять долларов. Сейчас их только два.

– Неприятная ситуация. Стоит быть аккуратнее со всякими незнакомцами, – беспечно сказал Сэм.

* * *

Эви пролистывала книгу «Религиозный фанатизм в движении Второго великого пробуждения»[37]37
  Второе великое пробуждение – религиозное движение в США в XIX веке, породившее новую демократическую теологию и сформировавшее американский протестантизм.


[Закрыть]. Автор будто специально старался сделать книгу как можно скучнее, чтобы читателей клонило в сон. Эви с трудом вникала в то, что читает. Она принялась бездумно листать страницы, пока не наткнулась на подборку иллюстраций. В самом конце Эви увидела такой же символ, что был оставлен на груди несчастной девушки. Подпись гласила: «Пентаграмма Братии, Бретрен Нью-Йорк, 1832 год».

Зазвонил телефон, и звук громко отдался в пустых комнатах музея. Эви загнула страницу, чтобы потом показать дяде Уиллу, и бросилась к телефону.

– Секундочку, сейчас вас соединят, – пропела телефонистка. Последовали громкий щелчок и какое-то жужжание, и затем по проводам побежал голос Теты.

– Приветик, Эвил! Это Тета. Ты еще не передумала сходить на шоу?

– Конечно, нет!

– Прекрасно. Я отложила пару билетов для вас с Мэйбел. А потом в Гринвич-Виллидж устраивают вечеринку, если для вас это не будет слишком поздно.

– Я не ложусь раньше рассвета.

– Красотка! И еще – надень свои лучшие шмотки.

– Это будут лучшие из тех, которые ты когда-либо видела.

Эви запрыгала от радости в пустом кабинете. Наконец-то! Сегодня ночью они с Мэйбел зажгут в компании Теты и ее отвязных друзей. Приплясывая и напевая зажигательную джазовую мелодию, она понеслась в библиотеку.

– Что случилось? Выиграла конкурс «Мисс Америка»? – поинтересовался Сэм. Забрав у Эви книгу, он положил ее в стопку тех, что надо было вернуть на полку.

– Я буду гостьей мисс Теты Найт в театре «Глобус» на самом новом шоу Зигфелда, а потом поеду на закрытую вечеринку!

– Круто. Тебе не нужен компаньон?

– Закрытая вечеринка-а-а! – с довольным видом пропела она. Подбежав к чучелу медведя, она сняла с него свои шляпу и шарф.

– Кстати, я хотел спросить, никто из вас не знает ничего вот об этом случае? – Сэм указал на газетную вырезку про девушку с сонной болезнью.

Эви заглянула ему через плечо, повязывая шарф модным свободным узлом.

– Это дядины газетные клочки. Он коллекционирует странные истории. Наверное, это часть его работы. А почему ты спрашиваешь?

Он изобразил милую улыбку.

– Просто так. Стараюсь идти в ногу с профессионалами.

Она покровительственно потрепала его по щеке.

– Удачи тебе в этом нелегком деле.

Выйдя из музея, Эви направилась вдоль по улице Централ-Парк Вест. В десятке кварталов впереди среди домов и деревьев просматривались готические шпили Беннингтона. Стоял погожий осенний полдень, и Эви внезапно охватил прилив беспричинного оптимизма. Сейчас ей казалось, что возможно абсолютно все и самые сокровенные желания она способна вытянуть прямо из воздуха, как фокусник – монетку.

Неподалеку на тротуаре парнишка продавал свежие газеты, выкрикивая провокационные заголовки. Эви была в таком предвкушении шикарного вечера, что даже не прислушалась к речам паренька. Раздумывая над выбором вечернего туалета, Эви обходила озабоченных мамаш, под неусыпным контролем выгуливающих своих драгоценных чад, шарманщика с обезьянкой в костюме гостиничного швейцара. Зверюшка пищала и скрежетала зубами, чтобы сердобольные прохожие бросали монетки в ее консервную банку. Две девушки в одинаковых шапочках, рекламировавшие ночные клубы, вручили ей флаер.

– Что это? – спросила она.

– Это из клуба «Лунатики». Там устраивается вечеринка в честь Соломоновой Кометы!

– В честь чего?

– Ну, даешь! Кометы, – с густым нью-йоркским акцентом начала объяснять та, что повыше. – Она через пару недель будет пролетать над Нью-Йорком. Появляется раз в пятьдесят лет или что-то типа того. Это должно стать… как это, Бесс?

– Событием вселенского масштаба, – робко подсказала вторая девушка. – Имеет отношение к магии, и все такое. Колдуны и всякие святоши считают, что это великий Знак. Так или иначе, в клубе устраивают классную вечеринку по этому поводу. Приходи. Кстати, у тебя обалденное пальто!

– Спасибо, – довольно промурлыкала Эви. Она принялась разглядывать флаер. На нем было нарисовано карикатурное изображение девушки-флэппера, лихо отплясывающей с бокалом в руке так, что его содержимое разлеталось во все стороны. Над ней была изображена комета с улыбающимся лицом. Ее огненный хвост рассыпа€л искры над Нью-Йорком.

– Ты ведь не захочешь пропустить самую чудесную вечеринку года? – спросила та, что повыше.

– Ни за что на свете, – ответила Эви.

Комета Соломона. Событие вселенского масштаба. Возможно, она принесет Эви удачу. В любом случае весьма изящный повод устроить очередную попойку. Предвкушая радости этого вечера и всех остальных вечеров в ближайшем будущем, Эви с довольным видом пошла дальше, помахивая флаером. На углу она остановилась и подождала, пока регулировщик своими белыми перчатками не подаст сигнал к движению и по мановению руки толпа не оживет и бросится вперед под звуки его свистка. Эви шагала домой.