Текст книги "Под припев цикад и сов… Книга стихов"
Автор книги: Лидия Лавровская
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Пальма
С колючками доверчивого мая,
С каменьями совсем не нужных троп
Не расстаюсь – так пальма прижимает
К груди засохших листьев сноп.
Обид, горчайших разочарований
Всё шелестит и колет груз…
В свои, писательские севши сани,
Премудрой пальмой жить учусь.
Сожженная пальма11
Сожженная, весной зеленеет пуще прежнего!
[Закрыть]
Да, пальма, фея с веерами
Теперь обуглившийся столп…
Бес-поджигатель – между нами,
С ухмылочкой средь наших толп!
Забудется горючий пепел
И чья-то мерзостная глушь,
Весенний веер, зелен, светел,
Пахнет мечтой высоких душ!
Венеция пандемийная
Венецианских масок яркий всплеск
Сменила нынче марля пандемии…
Надолго? Нет! Рванет, как шар от кия
Бунт-карнавал – и все зажжет окрест!
С русалочьей улыбкою лагуна,
Струясь, блестя под солнцем чешуей,
Даст новой жизни старт: «…tre… due… uno!» —
И карнавальный заклубится рой!
Старый дом. Холодные девяностые
«Бассейном Амазонки роспись стен…»
Бассейном Амазонки роспись стен —
Все трещины да щели. И дозором
Паук. И ни вестей, ни перемен!
И окон звездные узоры.
«Мой серенький старинный гобелен…»
Мой серенький старинный гобелен
Прильнул к окну, боясь трухлявых стен:
Сараи, ствол без кроны, водосток,
Но, точно храм, окошко на восток!
Там две свечи прямятся вдалеке —
Два кипариса у зари в руке.
Ноябрь
Солнца апельсин осенний
Прыснул соком наугад,
Сосен бурые колени
Золотит на летний лад,
Пестрая черешня, лужи
Пыхнули огнем – держись!
Больно глазу! Больно глубже:
Легкая уходит жизнь,
Катит Мокрядь, дрянь-бабенка!
Защищаясь столько лет,
Печь заводит клёкот ломкий.
…Стану терпеливей, нет?
Рукописи горят!
День царапнул рисинкой града…
О, снежочек порхает уже!
С чертыханьем, смешной отрадой
Разгорается вечный сюжет:
Я топлю разупрямицу-печку,
Разжигаю щепой – и стихом
На тетрадных страницах млечных!
Пусть уж в небо летит прямиком,
В кружевную поросль снежинок,
Где прощальная птиц круговерть,
Чтобы крыльям ладным стрижиным
Сквозь дымящийся стих прозвенеть…
И не нужно в тесной хатенке
Снова строчки-цветочки растить?!
А по радио скрипочка тонко
Вяжет, тянет сочувствия нить.
«Приникаю к седенькой маме…»
Приникаю к седенькой маме —
Так нещадно со всех сторон
Глушь колючими жмет боками
Наш смешной «голубой вагон»!
Днем рабочим, таким надсадным,
Волочащим в утробе ночь,
Хорошо с этим плечиком рядом
Умалиться – я только дочь…
Хлещет, хлещет прядью глициний
Ветер щёки халуп-домов —
Как оплыли под грузом синим,
Как скрипят от витых оков!
Без людей уж бедуют, сами —
Только наш старичок живой.
Улыбнусь приунывшей маме:
«А не хочет расстаться с тобой!»
Веселые цветы
Цветет черешня
Так снежно-невесомо
Черкешенка-черешня
Невестится у дома…
И не до сна, конечно.
Тоска, но не седая
И даже не девичья —
Мне самым первым маем
Звенят концерты птичьи!
Притихну – в колыбели
Невинной, чуть нелепой,
Как нота этих трелей,
Цветок черешни этой.
«И не веришь, и не любишь…»
И не веришь, и не любишь,
Ничегошеньки не ждешь…
Но звенят литые трубы,
Сыплет с неба строчек дождь
Всё о вере и надежде,
Всё – как странно! – о любви?!
Стих летит, горячий, нежный…
Руку подставляй, лови,
Запиши… Над темью улиц
Нынче и луна, как брошь!
И жасмин невестой в тюле
Пахнет сладко – пьешь и пьешь!
Пасха
Точно приказ: молчок! Не пишешь —
И не пиши, другие есть.
Немой, неумолимо лишней
Мне жить-тужить явилась весть.
Лошадкой то шуршал, то цокал
На пасху незлобивый дождь,
Цветы шушукались на окнах…
Мой стих, ведь это ты идешь!
Спешишь, затейник-пастушонок,
Влача созвучий нежный бич,
И каждый миг души стесненной
Вновь свят и вкусен, как кулич!
Веселые цветы
Сплелись погожие деньки
В чужой оранжевый клубок,
А мне горючие стихи
Диктует кто-то, жжет висок.
Я благодатной глухоты
Не испрошу – стрижом замру…
Горят веселые
на ветру!
«Как бабенка несвятая…»
Как бабенка несвятая
У знакомых у ворот,
Лето медлит, усмехаясь,
Может, вовсе не придет?
Чахлый дождик спеленает
Серой сетью день за днем —
И сердечко не узнает,
Что ж такое крылось в нем?
Барашек
А небо все без края и конца
Ненастья насылает на людей…
В овраге зябнет, звякает ручей,
Но у щеки – букетика пыльца.
Премьер февральский черных мокрых круч,
То примула, «барашек» детских лет,
Застенчиво-веселый, нежный цвет,
Неустрашимости лиловый луч!
Золотая осень
«Белокожей веденецкой донной…»
Белокожей веденецкой донной
Дождика серебряную сеть
Поутру надела роща сонно —
Рыжие кудряшки поберечь!
А злодей выхватывает пряди,
Будто гладит, что-то лопоча,
Свирепея… И горит нещадно
Дев-березок общая свеча.
«Библейски «благоплодно ущедри»…»
Библейски «благоплодно ущедри»
Свои края, друг-Осень! Сирых плечи
Осыпь листвой блестящей в знак любви,
Шепни: «Не вечер!»
«Не всё то золото…» – бубнят дожди со зла,
Но смело и смиренно жду тепла.
Жовтень. Украина
Осень размашистой каплей дождя
Сумерки метит в окне квадратном,
Дышит очаг наш, легонько чадя,
Стареньким старшим братом.
Сливками будничный чай забелен —
Сладко, тягуче пьем.
Хатка мостится косо, уклонно,
Пряча под полом – погреб с вином?
Где уж! Курятник… Огромный
Древний орех под окном.
Мыши повсюду, котам вопреки,
Их у нас – раз, два… три!
Зябко шуршат дерева по-над полем,
Дальше, в обрыве, шиповник -кумач,
Ежится речка в янтарном раздолье —
Жовтень проносится вскачь…
Куры, котята, и мыши, и мы
Желтые смотрим сны.
Холода
Темнеет, замирает осень
С кленовым шорохом багряным,
Дождь хризантемы мерно косит
Хрустальным лезвием обманным…
Нет, многоцветья уж не будет.
Настрой глаза на скудость красок,
Вдохни мороз бесстрашной грудью —
И жди весенней вербы ласку!
Чудеса22
Утки летают на высоте, где мороз до -120! А моль чует самку за 10 километров! Такие поразительные факты…
[Закрыть]
Вприпрыжку убежало в осень лето,
Всё как всегда и без чудес:
Противный мокрый жёлтый блеск
Да стаи уток в поднебесье где-то…
Но там же минус сто мороз?!
За десять чуя километров,
Друг к другу рвется моль всерьез…
А у меня все настроенья нету?!
Ох, чудо-кряквы! Ты, пылинка-моль!
Похлопать – не прихлопнуть! – уж позволь…
Деревенская весна
Март
Белым мотивом пропелся февраль,
Март молодой грязноват,
Дворик раскисший, неряшливый жаль —
Как заводные, звенят
Лютни ручьев! А резвушка-река
Будто поводит плечом:
Прочь слепоту, немоту! Свысока
Дом наш мигнет ей окном,
И затаится… Но надо вставать,
В печку подкинуть дрова —
Нянька-заря самовольно опять
Яркий светильник зажгла.
Апрель
Апреля голос непоставлен, ломок,
Весь – и смятение и смех,
В весеннем ожиданье дома —
Звоночек молодых утех!
Год без него, что мерзлый мех,
Без яхонта корона…
Музей В.Д. Поленова
Красота
Чиста, проста
Душою явленная Красота!
В домашней раме
Московским двориком, цветами, деревами
Живет себе… Так радость в сердце льет
Василия Премудрого чертог
Под грозовыми облаками…
Когда-нибудь утихнут, дай-то Бог!
«Близ этих стен – покой душе…»
Близ этих стен – покой душе
И тишь, такая тишь…
Художник милый, спишь
Под дубом башенным уже!
И над тобой, и над Окой
Неблекнущим цветком,
Столетним маяком
Сей храм, построенный тобой!
Звенят с зарей колокола…
А с горки на коне
В твоем как будто сне
Праправнучка – свежа, смела…
Музей «Дача певицы В.В. Барсовой»
Снегурочка
Памяти В.В. Барсовой и В.В. Сааковой
И в миг, когда седая поэтесса,
Ее закатных песен друг,
Из сада – нет, Снегуркиного леса
Цветы приносит… Никнет сердца стук:
Сопрано звуки из слепящей дали
Росинками на розы вдруг упали!
Круг друзей
Гостям дачи Валерии Барсовой
Хрустальный голос соловья – хозяйки…
В саду, и у рояля, у окна,
И моря шум, и вскрик гортанный чайки —
С улыбкой откликалась им она.
Смех, говор, аромат потухшей трубки,
И гость, картавя, попросил огня.
«Но прочитайте стих ваш нежный, хрупкий,
Звучит он, как молитва: «Жди меня»!»
Другие гости, вновь стихи и песни
В светлейших стенах… И в сердцах у нас!
Кто это, сам Козловский или Ленский
Здесь возвышает сладкозвучный глас?
Здесь обретает вновь и вновь бессмертье
С руладами сопрано визави…
И вот уж круг магический очерчен
Искусства, вдохновенья и любви.
«Друг, сыграй! Горит подсвечник…»
Роялю В.В. Барсовой и Денису Громову
Друг, сыграй! Горит подсвечник
Здесь у клавиш у старинных,
Веет розой и жасмином
В январе от звуков вешних!
Из столицы – нет, из рая,
Где цветенье вечной манной,
Прихватил ты, улыбаясь,
Воздух счастья несказанный
Русский соловей
С.Б. Поволоцкой
Маленькая женщина с голосом органным —
Будто бы из золота чудом многогранным!
Маленькая женщина – сердце золотое:
«Этот дом мой – городу, музам, звукам стройным,
Чтоб звенел наполненным ульем медоносным!»
Было все услышано… Жив заветный остров
Русского соловушки в шторм и в лихолетье,
И споют заздравную наших внуков дети!
О Петре
1
Нецарское совсем царево детство:
Брат младший матери святой
Неотвратимо, злобно, мерзко
Истребован на казнь толпой,
Не сытой трупами родных, предерзко
Убитых на глазах… Спаси, укрой,
Ты, Троица! Уже юнцом по лесу
Однажды мчал полунощной тропой
Сто верст верхом! Оборонит чудесно
Чудо-царя…
2
Изразец заморский жаркий
Печку красит бесподобно!
К ней, родимой, шибко жался,
Обжигался так прискорбно
Хваткий гусь, дружок, умелец,
В страхе нынче аж с утра:
Всяко дело зрит – и дельце! —
Всеохватный взор Петра,
И Данилыча – да палкой
За грабеж! Хоть мало их
Нужной, шкиперской закалки…
Царь у нас не мил, не тих,
Лихо на Руси, не счастье,
Вон холопов сколь в бегах!
Да и государь не часто
Ручки грел на изразцах.
3
Летит на верфь…
Там – тьма утех
Петру Лексеечу в работах ненапрасных!
Грядет развалисто, с опаской,
Меч пряча в мех,
Ладья-Русь – вверх,
На гребнь морей, вся из-под длани великана,
Могучей и на поле бранном!
У Троицы помолятся за всех.
Из цикла «My fair ladies. Десять строчек»
Жанна д‘Арк
Нет, огненных взглядов
И жарких признаний
Ей было не надо —
В народном преданье,
В напевах баллады
Души ее пламень!
За пылкость была и награда,
За смелость, за доблесть награда,
За святость награда, награда —
Костер нецелованной Жанне!
Кармен
Прельстительная!
И не дух, не разум
Вам страсть не укротят.
Губительная!
В воду разом
Вас, как слепых котят, —
Иль в пекло! Ах, как зряча!
Но видит лишь костер
Любви всеискупляющей. Иначе
Ночь. Нож. Ничтожен и остер.
Параша Жемчугова (Шереметева)
Фамилия раскатисто-шелестящая,
Достопамятная, блестящая —
Ей, чернявой девочке робкой,
Дворовой даровитой холопке,
Плясунье-певунье,
Лицедейке,
Буке-молчунье,
Чародейке!
Великолепье дворянских лилий —
Голосу звонче любых фамилий!
Анна Ахматова
Свидетельствуют современники: она
Пчелой гудела, бормотала ночью
Стихи свои в постели нищей стылой,
Будто по звездам странствуя, по лугу
Цветов железных этих желтых, жестких,
Поэзией наполненная вдоволь,
Сладчайшим и горчайшим этим медом!
Она, России скорбная Евтерпа,
Пчелы взыскательнее и целебней —
Ахматова. Богаче всех богатых.
С.А. Толстая
Бронёю от всех зол – святое бремя
Под сердцем, и шестнадцать раз —
Не на паркете томный вальс,
Не шутка и в то время!
Семья, поместье, гости, домочадцы,
Паломники… И терпкий пир души:
«Прочти вот, Соня, и перепиши
Опять все набело!» – не расстараться
Пусть тоже, может быть, шестнадцать раз,
Для Левочки любимого? И нас.
Анастасия Цветаева
«…и от судеб спасенья нет!»
А.С. Пушкин
…«Я бегом могу!
До липы… Вон до той! Хотите?»
Удостоверясь мельком – смотрят,
Хотят, – старушка улыбнулась,
По-девичьи сжав руки, будто
Решилась вдруг запеть, – и побежала
В такт бегу, скорому довольно,
Помахивая всё ладошкой,
Отмахиваясь и от девяноста лет,
И от судеб… И от аплодисментов!
Моя сестра
«Как жаль!» – звучит легко, по птичьи —
Какжаль, какжаль…
Мотивчик, экивок девичий,
Май – не февраль!
Да, май… В палате яркой белой,
Зарыта в шаль,
Узнав меня, привстала, села
Неузнаваемая! Как жаль.
Как на окне мои цветы,
Всё рядом ты…
Анна всея Руси
«Неумолимы превращенья…»
Неумолимы превращенья
Здесь, на земле, порой!
Ах, отчего
худышка эта, гимназистка,
ЧуднАя черноморская наяда,
Что уплывала к дальним кораблям,
Одышливой старухой обернулась,
Что улицу боялась перейти?
Но перевоплощенья в небесах,
Наверное, наверное, щадят
Больное и большое сердце Анны,
И ничего оно уж не боится,
И за Россию боль,
За сына смертный ужас
Его в безбрежье черном не когтят!
Качается волной одесской зыбка
Вселенной…
И незыблем свет стиха.
Комарово
Анна, небесная манна, Осанна…
Библейские звуки полотнищем алым —
И «будка» поэта, и водка, и банка,
Где только один огурец и остался.
Друзья молодые, смешные, хмельные
Всё хлопают… Ей? Комаров убивают!
О, пусть только так они кровь проливают,
О, пусть благоденствует наша Россия!
Русский язык
Громогласным диссонансом
На прекрасном Черном море,
На серебряном, зеленом —
Чайки! На парче, шуршащей
Неуступчиво и вечно
Под устами шумных ветров:
«Шш-ш-ш…» А я вот обижалась,
Прочитав у романиста
Родом из-под Роттердама,
Будто наш язык – «шипящий»!
о бы чайка ни кричала…
Посвящения
Мама
Птенчик бестрепетный щуплый,
Вечный! В беге упрямом
Кораблик спасения утлый —
Старенькая моя мама.
9 Мая
Отцу, фронтовику-танкисту
Их Жукова прожекторы вели
К желанной ослепительной победе!
Смертельна твердь чужой ночной земли,
Еще рывок, денёк… и вот – последний.
Урчит, затормозив, усталый танк,
Ребята – вверх к Рейхстагу по ступеням:
– Мел у кого?
– Пишу! Сейчас отдам…
Великие весенние мгновенья!
Фронтовика разговорить легко?
Как бы не так! Отделается шуткой:
«На танке укатил я далеко!»
Но майский день тот помнит по минутам…
Как красной кровью рдел победный флаг,
Стреляли как, «УРА!» кричали люди,
Как билось сердце: «Покорен Рейхстаг,
Фашистов больше никогда не будет!»
Задание, завет, наказ сынам —
Его сегодня не забыть бы нам.
Г. К. Жукову
Георгий-победоносец 45го года
Поэт-лауреат и не узнал
Его с копьем победным средь пожарищ,
Витийствуя: Помпей-де, Ганнибал…
Егорий он, какой там Велизарий!
Холоднокровно, с сочным матерком,
Рукой мужицкой зверю ухнул в темя,
А в пасть – братишек свежесбитый ком…
Бес притемнил икону, веру, время.
Судьба
Памяти В.П. Астафьева
Хватил он лиха, сирота сибирская,
Поголодав, повоевав, поумирав!
Судьба шутила, плющила и тискала,
Талант великий нехотя отдав.
Ветеранам Великой Отечественной
«А русская земля уж за холмом!»
«Слово о полку Игореве»
Вы, воины тех лет лихих,
Совсем еще юнцы, сказать по чести.
Бесстрашных, боевых таких
Попробуй, выкини из песни,
За вами главные слова!
Вы, возмужавшие едва
И маршем – прямо в пекло, в огнь и гром
Битв планетарных!
Плачет мама…
А русская земля НЕ за холмом.
Рыцарство
Памяти А.А. Хрущова, офицераартиллериста Русско-японской войны (1904-1905)
«Снарядов нет, солдатушки убиты.
Теперь одно: по сопкам – и к своим.
Окрест всё смертным грохотом залито —
Железа гимн.
Эх, проскочить бы! Чей-то стон протяжный…
Артиллерист мой, грудь в крови, – живой!
А был я рослый. И не чую тяжесть,
Крутой тропой
С солдатом на руках – всё стонет, бедный, -
Спускаюсь с сопки. Глуше боя вал.
Смотрю назад: японцев цепь на гребне!
Ну что ж, – финал.
Уж так бела исподняя рубаха
Солдата моего – что за мишень!
Несу его, заледенев от страха…
Погожий день, и облака белы!
Вверх лезу… И спускаюсь…
Японцы – по пятам, но не спеша.
Да… Молодцы, герои! И отстали.»
Быль. Хороша?
На седьмом этаже
Брату
Смотри, в окно нам метит туча
И море выгибает горизонт…
Мы над лесной стоглавой кручей
Зеленый, охлажденный пьем озон!
И чай я заварю роскошный,
Какой ты любишь, руки мой давай!
За стол садись, за стол к окошку!
Но ты – за тучей… Там не нужен чай.
Моим родным
Сонной кистью серой прелью
Утро мажет мне окошко,
Черпаю хворобы ложкой…
Эй, ложкарь, сыграй веселье!
Отстучи, отщелкай громко
Про морозец славный колкий,
Елок праздничных иголки —
Заискрит душа в потемках.
Как всегда, ей много надо:
Кружку чая бы в ладони
Где – неважно: в поле, в доме —
И кружок любимых рядом!
Сыну
* * *
И клич поэзии олений
Не умалит игры ручья,
Каштана шелестящей сени,
Твоей любви… Спеша, стуча
Натруженными каблуками,
Все хитрости земли презрев,
Ты мельком улыбнешься маме,
Как львенку – лев!
«Мелькнувший толстый заяц, горсть ракушек…»
Мелькнувший толстый заяц, горсть ракушек
В песке речном буравчиком следы…
Заласканы дорожки наши, души
Подарками земли, воды,
Беседой и безмолвьем дружбы,
Стихами – и стихиями судьбы.
Стихи подруге
Светлане Титовой
– Была добра? Плати! Жди наказанья!
Сказала ты, что эта неизбежность
Придумана не нами. Ведьмой злой?
Эх, кто бы приголубил эту ведьму,
Ей космы расчесал да горб расправил,
Расправил бы улыбкой все морщины,
Чтоб в свой черед она нас пожалела,
За милосердное не мстила дело!
Небесам
Не о любви – о милости, пощаде
Клокочет стих.
Ну, не любите. Только, правды ради,
Жалейте их!
Бесчисленных, таких однообразных
(Но слепок – чей?),
Из праха сотворенных – слепо разве? —
Слепых людей.
Творчество и творцы
Денису Громову, классическим музыкантам
Философу за фортепьяно
Кивают из-за тучек музы,
Жизнь кружевным ноябрьским грузом
КружИт, как лист кленовый рдяный.
А дальше вихрь какой завертит?!
Но смотрят в чашки без эмоций
В кофейне венской Гайдн и Моцарт:
Гадать не надо! Ты – бессмертен.
Чайковский
Вот замок, озеро, вот ивы!
Небесным облачком неспешным
Вплывает лебедь на подмостки…
Мотив то скорбный, то счастливый
Сердцам давно знаком, конечно,
Хоть имя – не всегда! Чайковский.
Грибоедов
Не удивимся персам окаянным
Пластавшим не посланника царя —
Посланца Божьего! Ах, так багряно
Порою чествуют поэтов… За моря
Повлекся полем, степью —
за бессмертьем.
Марина. Дорога домой
И.А. Кресиковой
Довольно уж избранничества манне
Горчить асфальтом чуждых площадей,
Как прахом марсианским… Где вы, Анна,
Прознали, что российский мор – нужней?
Ошиблись, нет – недвижим крюк стоп-крана
И не взнуздать грядущего коней
Памяти И.А. Кресиковой
Родник глубокий, голубой,
Родной… Казалось – бесконечный.
Как почернел сентябрь пустой,
Плеснув в лицо Холодной речки
Слезой!
Умереть в Париже
Булату Окуджаве
Лютеция, пусть лютиками в парках,
Пусть Триумфальной аркой,
Подковой везунков немногих,
Его проводишь дроги
Под купола вокзалов —
Всё будет мало.
«Высокий ранг жены Поэта…»
А.И. Клебановой
Высокий ранг жены Поэта —
Избранничества Божья мета,
Везенье? Крест? И каверзы свои?!
Полвека единенья и любви…
«Елена улыбкой любви, неуменьем…»
Елене Калюжной
Елена улыбкой любви, неуменьем
Дышать без камышин
Стихов неелейных
Нам в души – и выше! —
Певуче утешит, утишит
Боль свежих утрат и давнишних.
Натюрморт «Морозники»
Е.В. Травиновой
Он стройно-голубой и – теплый!
Загадки цвета, дара и добра
Извечны – мимолетны —
Как «в снег» и «в сушь» небесная игра.
«Карантинная симфония»
А.В. Чайковскому
Не избежал COVIDа… Одолел!
И снова он в седле, велик и смел,
Симфония – распевная, былинная —
Сложилась под названьем «Карантинная»!
«Green sleeves»
Татьяне, флейтистке по зову души
Так просто научиться, говоришь?
Пусть Гамлетова флейта
Вздохнет с улыбкой лишь
В твоих руках – поющий стебель лета,
Что, оттолкнув нагроможденье крыш,
Вознесся англицким куплетом
По-ангельски…
Черный лебедь
Русским балеринам
Скользящим па явись и высоту возьми
Заоблачную – птицей ночи!
Злодейкой? Перлом беспорочным,
Дщерь воздуха и сцены. И земли
Богинь, рабынь…
Ах, балерин, короче.
Ограде Михайловского дворца
Зимним медом сквозь чугун
Княжий дом лучится.
Музыка молчащих струн
Очень стройных, чистых…
Снежных шапок млечный груз
Линией – как четки.
Я впервые не сержусь,
Увидав решетку!
Четверостишия
Вечность
Как льдинки Кая, звезды в небесах
Слагают непростое слово «Вечность»…
В нем сказки многомудрая беспечность
И каинства неумолимый крах.
Басе
И Красоты седому паладину,
Что к высям устремляет каждый шаг,
В лесу откроется подснежник зимний
И в хижине звездой мигнет очаг.
Есенин
Обуглилась, болит душа-береза,
Крестьянство в корчах, в новой кабале,
Прибитое свинцом, штыком к земле!
Отыщет только рюмка край бесслезный.
Высоцкий
Он точно острый лермонтовский парус
И – правды остров в мельтешенье волн.
Рывками сердца поднимал – гитару?
Россию застоявшихся времен!
Злые девяностые
Глядеть нам на бетонный горизонт
Под проходящим бесконечность фаз
Недвижным, низким облаком забот
Как долго? До остеклененья глаз?!
«Ах, магазинный, длинный, дивный рай…»
Ах, магазинный, длинный, дивный рай!
Ряды, ряды… Вот то б купить, и то б…
Корпи, копи, побольше набирай!
И присмотри уж гроб.
«А кантовского неба разворот…»
А кантовского неба разворот
Нам примечать уж нынче не с руки!
Предел мечты и мыслимых высот —
Приспущенные европотолки.
«Под общим флагом «Особняк мой с краю»…»
Под общим флагом «Особняк мой с краю»
Лавируют успешно люди-лодки,
И флот их только силу набирает!
Но – до поры. До штормовой погодки.
«Мыкается, мечется…»
Мыкается, мечется
Тереком в ущелье
Человек… Извечное:
«Хлеба мне и зрелищ»?!
Прошу!
Небо-небо, не балуй, родное,
Может, я наград больших не стою,
Но насмешки сбереги для прочих,
Кто лишь для себя живет-хлопочет.
«Оранжевый огромный солнца круг…»
Оранжевый огромный солнца круг
Растаял в море отгоревшей свечкой,
Но над любимым Сочи, ярок, вечен,
Он снова засияет поутру…
Кавказская лошадка
Гнедая покосится большеглазо —
Ужимкой травести девичий взгляд
Покажется! Притопнет ножкой – разом
Обставит топ-моделей тощий ряд.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.