Текст книги "Новая Марджори"

А она, оставшись одна, решила все-таки дочитать роман Кристи – ей и осталось-то совсем немного, но тут вернулся Альберт, который, нервно покусывая губы, сказал:

– Ну, Мэри, в общем-то, сказала, что я ей нравлюсь, и она вышла бы за меня замуж, но она совершенно твердо уверена, что мои родители никогда на это не согласятся. Да и Смиты того же мнения. Они уже один раз пережили такое унижение и второго им не надо. Мистер Смит мне об этом прямо сказал.

– Ну, что ж, Смитов можно понять, – пожала плечами Маргарита. – А то, что ваши родители будут против, я вам и раньше говорила.

– Знаете, Марджори, – задумчиво сказал Альберт, вытягивая сигарету из ее пачки, и под удивленным взглядом Маргариты объяснил: – Редко курю. Только, когда очень нервничаю. Так вот, Марджори, – продолжил он, закурив, – дело в том, что моя мать – не еврейка. Она англичанка и к тому же дочь хозяина маленького магазинчика на окраине Бангора. Отец познакомился с ней, когда у него сломалась машина, и он зашел туда позвонить. Увидел – и влюбился. Его родители, конечно же, были против, но он стоял на своем, как скала, и они вынуждены были сдаться. Я очень дружил со своим дедом, маминым папой, да и похож я на него. Это был замечательный человек, добрый и мудрый. Я иногда с уроков сбегал – и к нему. И он рассказывал мне, как они всей семьей дрожмя дрожали, когда ждали в гости папиных родителей… Как они страшно потратились на угощение, накрыли стол, выставив свою лучшую посуду, приоделись… Как все соседи торчали в окнах, чтобы посмотреть на Лейзонов, которые в родстве с самими Берлимблоу… – Альберт нервно затушил сигарету и тут же взял следующую – у него от волнения даже пальцы подрагивали. – И они приехали. Надменные. Высокомерные. Презрительные. Просидели пять минут, ни до чего не дотронувшись, и уехали. А, когда мама с родителями пошли к ним с ответным визитом, то они встали из-за стола голодными, потому что не умели пользоваться незнакомыми им приборами и есть так, как это делали Лейзоны, а кушать так, как они привыкли дома, стеснялись. Да и страшно им было дотронуться до той посуды, что стояла на столе. Но мама с папой все-таки поженились и стали жить у папиных родителей – это было их условие, чтобы молодые обязательно жили вместе с ними, а не отдельно. И бабушка Сара начала воспитывать мою маму, да вот только воспитывать можно по-разному. Можно шероховатости осторожно шкуркой сглаживать, а можно – топором стесывать. Бабушка Лейзон выбрала второй способ. Дедушка говорил, что мама, уже когда у нее мои сестренки были: старшая, как и положено, Мэри – она сейчас в Америке живет, и Сандра – та в Лондоне… Так вот, она прибегала к родителям и плакала, говоря, что больше не может, что у нее больше нет сил, что эта жизнь для нее невыносима, и собиралась забрать дочек и вернуться в родной дом. А, проревевшись, успокаивалась и шла обратно, потому что любила моего отца. И спокойная жизнь для мамы началась только после того, как умерла ее свекровь, которая так никогда и не простила маме того, что папа женился на ней.

– К чему вы все это рассказываете, Аль?

– К тому, Марджори, что я в любом случае женюсь на Мэри – с согласия родителей, без согласия родителей, но женюсь. И, если моя мама собирается обращаться с Мэри так же, как в свое время обошлись с ней, то мы уедем в Америку. Мой дедушка, ее отец, завещал свой магазинчик мне, да и одна из тетушек мне кое-что оставила, так что на первое время нам хватит. А, когда я гостил у сестры в Штатах, Джош Берли, это родственник Берлимблоу, который владеет в Лос-Анджелесе адвокатской конторой, сказал, что возьмет меня к себе, если я надумаю перебраться в Америку. А там, Марджори, никому не будет никакого дела до того, что я в родстве с Берлимблоу, а Мэри – дочь хозяина маленькой и не очень-то процветающей гостиницы. Другая страна – другие нравы. Так что я, Марджори, от Мэри не отступлюсь.

– Ну, что ж, Аль, я верю, что вы действительно любите Мэри и радуюсь вашей решительности, – улыбнулась ему Маргарита и пообещала: – А я, в свою очередь, кое-чем вам помогу, но нам сейчас нужно разработать очень четкий план действий, которому мы должны будем неуклонно следовать, если хотим добиться успеха: что, когда и в какой последовательности мы будем делать и говорить.

И разошлись они только тогда, когда все детали предстоящей операции были обговорены до тонкости, а на следующий день сутра Альберт поехал покупать для Мэри, как и положено для невесты, кольцо с бриллиантом, а Маргарита занялась обработкой Смитов, особенно главы семьи, который и слушать не хотел о том, чтобы познакомиться с Лейзонами.

– Мисс, – крайне почтительно, но твердо говорил он, а стоящий рядом с отцом Николас, молча, кивал головой в такт его словам. – Мы все очень хорошо помним, чем вам обязаны, и, если вам нужна луна с неба, то мы с сыном сейчас слазаем и достанем, но вот только второй раз на те же грабли мы наступать не будем. С нас и одного позора хватит!

Сначала Маргарита терпеливо выслушивала его упрямое бурчание, но потом ей это надоело и она, не выдержав, спросила:

– А монастырь для Мэри вы уже выбрали? – и, пользуясь тем, что он ошарашено замолчал, продолжала: – А, если нет, то за кого вы ее в этом городе замуж собираетесь выдавать? Или ей предназначено нянчить племянников и навсегда забыть о том, что у нее могут быть собственные дети? – и, не давая ему вставить ни слова, категорично заявила: – Я вам твердо обещаю, что все будет хорошо! – и, видя недоверие в его глазах, уже раздраженно спросила: – Когда я выходила на крыльцо, вы верили в то, что все обойдется? – в ответ он только отрицательно покачал головой. – То-то же! Итак, должна ли я понимать ваше молчание сейчас, как согласие познакомиться с Лейзонами и выдать Мэри замуж за Альберта?

– Ох, мисс! – Том печально покачал головой. – Перед вами и гора не устроит! Да вот ко двору ли там Мэри придется?

– Не волнуйтесь, мистер Смит! – успокоила его Маргарита. – Еще как ко двору! Уж об этом-то Альберт позаботится! Так что выбросьте все грустные мысли из головы и подумайте лучше о том, в какую комнату вы поселите Лейзонов – они здесь заночуют. Да и о торжественном обеде не мешало бы позаботиться, – и она решительно отправилась в кухню, где в ожидании решения главы семейства грустно сидели Мэри с мамой, и категорично заявила: – Миссис Смит! Мэри! Я пришла помогать вам готовиться к завтрашнему празднику.

Но они в ответ только в ужасе от такого предложения дружно замахали руками и Маргарита, захватив несколько бутербродов, пошла в лес – ей предстояло кое о чем очень серьезно подумать. Но вот между деревьями бродила уже не Маргарита, а Елена.

«Можно изменить внешность, имя, помолодеть, получить одним махом массу знаний и навыков, но вот душу, характер и воспитание так просто не изменишь!» – думала она и вспоминала, как бабушка – а именно на ее руках она выросла – с детства внушала ей, что нужно быть очень осторожной в словах и поступках, чтобы нечаянно не обидеть других людей, не унизить, не задеть их самолюбие, не оскорбить их человеческое достоинство. И вот в результате Елена выросла скромной, интеллигентной девочкой, которая, хоть и могла одним словом поставить зарвавшегося хама на место или даже выставить его на всеобщее посмешище, но так никогда и не осмеливалась это самое слово произнести, потому что боялась оскорбить и унизить того, кто сам беззастенчиво и нагло втаптывал ее в грязь. Сколько же она страдала из-за этого! Сколько слез пролила! Но изменить себя так и не смогла! И, может быть… Да, нет! Не, «может быть», а именно поэтому Тетушка выбрала именно ее! Она была уверена, что свои вновь приобретенные знания Елена никогда не использует во зло людям, а только во благо или для собственной защиты. Но одно дело Джон Гиббс, который вполне заслужил свою участь и ее совершенно не мучили угрызения совести за то, что она заставила его застрелиться. И, хотя он прекрасно понимал, что делает, и сопротивлялся изо всех сил, но противостоять ее внушению так и не смог. Но имеет ли она право поступить также с супругами Лейзон? Если они будут категорически настроены против Мэри, а она внушит им, чтобы они не только дали согласие на этот брак, но и были милы и любезны с девушкой, то это будет насилием над их психикой – ведь она будет навязывать им свою волю, а это нечестно.

«Нет! – твердо решила Маргарита, взвесив все «за» и «против». – То, что я могу внушить человеку все, что угодно, еще не дает мне права, пусть даже и из самых лучших побуждений, диктовать людям, как они должны поступать! Да и не выйдет тогда из семейной жизни Мэри и Альберта ничего хорошего, потому что счастья из-под палки не бывает! Ну не сможет Мэри жить в доме, где свекор со свекровью вынужденно любят ее! Нет! Я не буду ничего никому внушать – я буду убеждать и доказывать, а не навязывать свою волю! Потому что это будет подло!».

Решив для себя эту самую важный проблему, Маргарита стала прикидывать, как же именно она будет убеждать Лейзонов в том, что Мэри самая лучшая пара для их сына. И она придумала такой интересный выход из положения, что даже рассмеялась. Посмотрев на часы, она решила, что у нее еще есть время, чтобы сходить в Чертов лес и посмотреть на тот валун, который когда-то так заинтересовал Маргит. А вдруг это действительно метеорит? И тогда Блэкхилл станет знаменит не только в Англии, но и во всем мире. Туристы, ученые, журналисты… Да здесь протолкнуться будет невозможно! А гостиница в городе только одна и пустовать она не будет, что, несомненно, скажется на благосостоянии Смитов самым положительным образом. Чертов лес действительно зарос так, что Маргарита с огромным трудом пробралась к его вершине, но… Валуна там не было! Подумав, что ошиблась местом, она облазила все вокруг и не нашла его.

– Что за ерунда? – недоуменно сказала она вслух. – Такая глыба не могла исчезнуть бесследно! Хотя бы груда мелких и крупных камней должна была остаться. Подумаешь, четыре века! Стены замка же стоят, как стояли, и ничего с ними не случилось. Или выражение «черт побрал» имеет самое буквальное значение? А что? Черт тут у себя дома, он хозяин, вот и вытворяет, что хочет.

Побродив еще немного, но так ничего и не найдя, Маргарита в полнейшем недоумении пошла назад в гостиницу, где ее уже дожидался Альберт, горевший нетерпением показать ей купленное для Мэри кольцо – очаровательное, именно девичье, нежное колечко с чистейшим бриллиантом в два карата.

– Как вы думаете, Марджори, оно ей понравится? – спрашивал он, заглядывая ей в глаза.

– Конечно, понравится! – рассмеялась в ответ она, подумав, что в день помолвки девушке покажется прекрасным любое кольцо, но это действительно было превосходно, и предложила: – Давайте-ка после ужина еще раз проработаем наш план – я решила внести в него некоторые коррективы, да пораньше ляжем спать. День у нас с вами завтра будет не из легких!

На следующий день обитателей Блэкхилла, уже немного отошедших от такого потрясения, как вид разъезжающего по их городку «Ягуара» Альберта, в котором почему-то постоянно находилась Мэри Смит, но, однако, всегда в присутствии Маргариты, что исключало любые пересуды и сплетни, ждало очередное испытание. К гостинице подъехал огромный черный «Бентли», из которого вышла пара, которой в этом захолустье было, по определению, абсолютно нечего делать: высокий, полный, дорого, но с большим вкусом одетый респектабельный мужчина и красивая, ухоженная дама, по виду намного моложе его. Это были Бенджамен и Милдред Лейзоны. Зная о том, кто такая Маргарита, а, точнее, размеры ее состояния, они были с ней предельно любезны и предупредительны, и даже перспектива провести ночь в этой гостинице была встречена с пониманием – что же поделать, если этого бизнес требует. Оставив переданные ей Саймоном документы в номере, Маргарита присоединилась к нарядно одетой и донельзя взволнованной Мэри, и они вместе с Лейзонами поехали на «Бентли» в школьный музей, где их уже ждали заранее предупрежденные Тройды, а оттуда они собирались проехать до опушки леса, чтобы посетить хижину Странной Мэри – все в точном соответствии с разработанным ей и Альбертом планом.

Потихоньку наблюдая за родителями Альберта, Маргарита примеривалась к ним, как тяжелоатлет к штанге, прикидывая, какие аргументы следует пустить в ход в первую очередь, а какие приберечь под конец в качестве заключительного аккорда. Она уже поняла, что сражаться ей придется не с самим Лейзоном, потому что тот, сам в свое время женившись вопреки воле родителей на любимой девушке, поймет и поддержит своего сына, а с миссис Лейзон, которая, выбравшись «из грязи в князи», будет бороться против этого брака не на жизнь, а на смерть. И Маргарита решила заглянуть в ее мысли, чтобы постараться определить ту болевую точку, играя на которой можно будет переубедить ее, и, узнав, тут же успокоилась – победа была уже можно считать в кармане, потому что внешне внимательно слушавшая Тройдов невозмутимая, хладнокровная и сдержанная миссис Лейзон на самом деле думала: «Как жаль, что Мэри с детьми точно не прилетит на Рождество, а ведь мне так хотелось посмотреть на внуков! Сандра же с мужем и сыном, вообще, улетают на все каникулы, черт знает куда! Ну, что это за мода такая пошла – встречать Рождество вне доме! Значит, нам с Бенни и Алем придется отмечать его втроем. Для кого же тогда украшать дом? Для кого наряжать елку и класть под нее подарки? Для сына? Так он уже вырос! Проведет с нами один вечер, а потом и сам улетит куда-нибудь к друзьям» – и миссис Лейзон украдкой от мужа вздохнула.

Около хижины Странной Мэри, которую ради такого случая Мэри открыла, хотя там было совершенно пусто, Бенджамен Лейзон поставил специально привезенную из Бангора корзину ярко-красных роз, объяснив:

– Она была брюнеткой, наша тетя Мэри! Они бы ей очень подошли! – а потом долго стоял в задумчивости с легкой улыбкой на губах, повторяя иногда: – Какая судьба! Какая необыкновенная судьба!

А Маргарита, крепко взяла Мэри под руку и негромко сказала:

– Пойдем потихоньку! Они нас догонят! Им надо побыть здесь одним! – и, многозначительно посмотрев в глаза Альберту, чуть кивнула головой, давая понять: «Ваш выход, сэр!», и они медленно пошли вниз по тропинке.

За Аля Маргарита не боялась – его речь была неоднократно отредактирована и отрепетирована, оставалось ждать развития событий. И оно последовало – не прошло и пяти минут, как мимо Маргариты и Мэри под руку с мужем с непроницаемым лицом прошествовала миссис Лейзон, чьи ее плечи были негодующе вздернуты, а шаг каменно монументален, Альберт же, как и велела ему Маргарита, молча, шел рядом с матерью. Увидев все это, Мэри опустила голову и беззвучно заплакала, а Маргарита, прочитав заклинание, тут же настроилась на мысли миссис Лейзон и стала изображать ее внутренний голос.

– Боже мой! Какой ужас! Какой кошмар! Мой сын и дочь хозяина этого караван-сарая! – взбешенно думала миссис Лейзон. – Нищета! Голь перекатная!

– Но гостиница Смитов все-таки гораздо больше, чем магазин твоего отца, Милли! – мысленно отвечала ей Маргарита. – Да и дела у них идут гораздо лучше!

– Да… – растерянно отозвалась Милдред. – Наша лавка, которую только папа гордо именовал «магазином», совсем не процветала. Но все равно! Девочка Альберту совершенно не пара. Недалекая, необразованная простушка!

– А ты, дорогая? – возразила ей Маргарита. – Ты-то кем была, когда встретилась с Бенни? Скажешь тоже! Необразованная! Она хоть экскурсии водит, книги читает, историей своего города интересуется. А ты за прилавком стояла! Так что не больно-то заносись! А то, что простушка, так это даже лучше! Или ты хочешь какую-нибудь современную девицу с сигаретой в зубах, с пирсингом во всех возможных и невозможных местах, которая не интересуется ничем, кроме дискотек и этой ужасной музыки, от которой голова разламывается?

– Ничего подобного! – отбивалась миссис Лейзон. – В городе есть много порядочных девушек!

– Да ты что?! – удивилась Маргарита. – И где же они все? Почему же они не встретились твоему сыну? Или ты имеешь в виду какую-нибудь конкретную особу? А ты уверена, что эта самая девица из добропорядочной семьи, добившись своего, не попрекнет тебя однажды твоими собственными родителями?

– Не напоминай мне про эту старую грымзу Кофман! – мысленно взвизгнула Милдред. – Я и сама не забыла, как она мне заявила, что при таком происхождении Альберту будет трудно найти себе девушку из хорошей семьи, потому что не все смотрят на мир так демократично и понимающе, как она. А сама, дрянь такая, спит и видит, как бы выдать за Аля свою дылду с ее лошадиными зубами. Да только и миссис Смит нисколько ее не лучше! Клуша какая-то!

– Да! Клуша! Но она единственная, с кем ты сможешь запросто поболтать, не заботясь об этикете и всем прочем, вспомнить молодость и, что самое главное, она тебя правильно поймет. А разве тебе будет плохо от того, что ты иногда сможешь расслабиться и почувствовать себя самой собой?

– В общем, в этом что-то есть. И поболтать вот так запросто, чтобы отвести душу, мне действительно не с кем, – уже более мирно ответила Милдред, но тут же возразила: – Зато ее муж сущий бирюк бирюком! Прямо медведь какой-то! Как и его сын!

– Зато они никогда не будут лицемерить и злословить у тебя за спиной! Они выскажут тебе все прямо в глаза! Неужели ты еще не убедилась, что иметь дело с откровенными людьми гораздо приятнее, чем с двуличными? Да и потом, откуда ты знаешь, какие они на самом деле, если и видела-то их только несколько минут? Не слишком ли поспешно ты судишь о людях?

– Тоже верно! – согласилась миссис Лейзон. – Но, боже, какой это будет скандал в городе!

– Вот уж глупость несусветная! – возмутилась Маргарита. – Неужели мнение твоих постоянно сплетничающих о тебе приятельниц, каждая из которых и не один раз подпускала тебе шпильки по поводу твоего низкого происхождения, тебе дороже счастья собственного сына? Неужели ты еще не поняла, что Альберт любит Мэри не меньше, чем в свое время Бенни любил тебя, женится на ней, несмотря ни на что, и уедет с ней в Америку, где никому не будет дела до того, кто их родители? Или ты хочешь, чтобы и эти твои внуки стали американцами?

– Упаси боже! – в ужасе воскликнула Милдред.

– Но ты делаешь все для того, чтобы это произошло! – возразила Маргарита. – Или ты до конца не понимаешь, что творишь? Ты только представь себе, что Альберт уедет, как уехали Мэри и Сандра. И вы с Бенни останетесь в вашем большом доме вдвоем. Вы будете день за днем сидеть друг против друга за длинным обеденным столом, ждать писем и фотографий своих детей и внуков и жить надеждой, что их привезут к вам на Рождество. Но даже не это главное! Главное то, что ты будешь для них бабушкой только по названию, а не по сути! Понимаешь? Они будут произносить доброе, домашнее, теплое слово «бабушка» в твой адрес точно таким же тоном, каким будут говорить в школе «господин учитель». Ты лишаешь их счастья прибежать к тебе со своими радостями и горестями, спрятаться у тебя от совершенно справедливого наказания, если они напроказничают… Да ты вспомни, как ты сама любила свою бабушку? Как часами сидела возле нее, слушая ее рассказы? Как поверяла ей, единственной, все свои детские тайны? А вот тебя так никто любить не будет! Никто к тебе не прибежит со своими радостями и печалями! А! Да что с тобой разговаривать! Короче, ты своих внуков не увидишь! А, если даже когда-нибудь и увидишь, то все равно останешься для них чужой, потому что они не смогут полюбить женщину, которая ненавидит их маму, как никогда не смог твой собственный сын полюбить бабушку Сару, которая тиранила тебя все твою жизнь. А вот в Смитах они найдут своих настоящих дедушку с бабушкой, и именно их они будут любить, как родных. И хотя дом Смитов не блещет такой роскошью, как твой, туда-то Мэри обязательно будет их привозить, и они будут там любимыми, желанными и дорогими внуками. Поняла?

– Перестань! – жалобно попросила Милдред. – Ты доведешь меня до слез!

– А тебе не привыкать! Раньше ты скрывала свои слезы от Бенни, когда тебя свекровь изводила, но там хоть твоей вины не было. А теперь будешь скрывать потому, что сама во всем виновата, что это из-за твоей глупости и дурацкой гордости дом стоит пустой и в нем тоскливо так, что хоть вой. Бенни-то легче – он делами занят, а вот чем будешь спасаться ты? Со своими приятельницами чаевничать, ради которых сына и внуков предала? С теми самыми приятельницами, которые ни в грош не ставят тебя, да и ты сама им прекрасно цену знаешь? Ну и кто ты после этого? А дура дурой!

– Прекрати изображать меня самовлюбленной бесчувственной идиоткой, которая, дорвавшись до благополучной жизни, все на свете забыла и ничего не помнит! Так вот, я очень хорошо все помню и, как никто другой, понимаю Аля и эту девочку! И почему ты решила, что я собираюсь сделать несчастным своего любимого сына? Почему ты думаешь, что я буду против этого брака? – возмутилась миссис Лейзон. – Ошибаешься, дорогая! Мэри прекрасный, дивный ребенок! Чистый! Невинный! Таких теперь редко встретишь! И Альберту несказанно повезло, что он встретил такую девушку! А то, что она совершенно ничего не умеет и не знает…

– А ты ее всему научишь! Подумаешь? Делов-то! Ты станешь для нее старшей подругой и учительницей, а она будет смотреть на тебя с уважением и благодарностью, а не с высокомерным презрением, как какая-нибудь девица из так называемого хорошего дома. Ты никогда не позволишь себе обращаться с Мэри так, как это делала твоя свекровь, да и Альберт этого не допустит. Зато представь себе, как же вам здорово будет вместе! Мужчины будут заниматься своими мужскими делами, а вы будете возиться с малышами.

Тут их мысленный диалог оборвался, потому что они подошли к машине и миссис Лейзон, чьи негодующие плечи уже давно опустились, а шаг утратил свою монументальность, повернулась к мужу.

– Бенни! – негромко сказала она и в ее голосе послышались слезы. – Я хочу внуков! Много! Здесь! В моем доме! А не в какой-то там Америке! Я хочу, чтобы они росли у меня на глазах! Чтобы они играли в моем саду! Я хочу видеть, как они делают первые шаги! Я хочу услышать, как они скажут свое первое слово! Я хочу рассказывать им сказки! Я хочу быть им настоящей бабушкой, а не просто по названию! Я хочу…

– Милли! Дорогая! – прервал ее муж, ласково обнимая за плечи и осторожно целуя в щеку. – Успокойся, родная! Я вот сейчас шел и вспоминал, как мы с тобой тогда, тридцать семь года назад…

– Неужели прошло уже тридцать семь лет? – спросила Милдред, с нежностью глядя в глаза мужу. – А, кажется, все это было совсем недавно!

– Да, родная! Прошло! Мы с тобой тогда боролись за свое счастье!

– Это ты тогда боролся, – поправила его она. – От меня-то мало что зависело.

– Нет, Милли! – покачал головой Бенджамен. – От тебя зависело все! Если бы ты в меня не верила, я бы никогда не смог победить! Скажи, разве мы плохо прожили эти годы? Разве мы с тобой не были счастливы? Разве мы с тобой не вырастили прекрасных детей?

Вместо ответа миссис Лейзон прижалась к мужу, замерла и из-под ее закрытых век покатились слезы. И мгновенно исчезли и лысина Бенждамена, и его явно лишний вес, и морщинки Милдред, исчезло все кроме того, что когда-то раз и навсегда объединило этих людей – любовь, сломить которую не удалось ни времени, ни пересудам, ни чужим людям, как они ни старались. Потом миссис Лейзон достала из сумки платочек, аккуратно промокнула глаза и, обращаясь к Маргарите, сказала:

– Марджори, дорогая! Вы не обидитесь, если я попрошу вас сесть впереди рядом с мистером Лейзоном. А я уж сзади, с детьми!

А «дети», то есть Альберт и Мэри, услышав это, застыли, как вкопанные, особенно девушка, которая растерялась настолько, что просто перестала понимать происходящее и в машину ее усаживали совместными усилиями Альберта и Маргариты, хотя Аль и сам был настолько изумлен всем произошедшим, что начисто утерял способность к связной речи и мог изъясняться только междометиями и однокоренными словами, да и то с трудом. Но по мере приближения к гостинице, они оба немного пришли в себя, и к Альберту вернулась нормальная членораздельная речь, а Мэри смогли не только самостоятельно выбраться из машины, но и помочь выйти миссис Лейзон.

В холле, видимо, услышав звук мотора, собрались все Смиты. Принаряженные, затянутые в свои лучшие костюмы, они чувствовали себя невероятно неудобно, нервничали и злились на Маргариту за то, что она вселила в них надежду на то, что их Мэри может выйти замуж за такого человека, как Альберт, а на себя за то, что позволили себе поверить ей. По их лицам легко читалось, что они были готовы к удару, к тому, что эти Лейзоны равнодушно пройдут мимо в свой номер, не удостоив даже взглядом их, наивных идиотов, возмечтавших породниться с ними. И когда миссис Лейзон вошла в холл и, искренне улыбаясь, сказала:

– Дорогие мои! Как же мы с мужем рады, что наш сын встретил такую чудесную девушку, как ваша дочь! Она невероятно очаровательное создание и мы абсолютно уверены, что они, поженившись, обязательно будут счастливы! – и, повернувшись к Мэри, добавила: – Девочка моя! Ты уже знаешь, что у меня есть две дочери, но они вышли замуж и живут отдельно. А теперь у меня появилась еще одна, третья и младшая дочь, которая будет жить в нашем доме и никогда никуда от нас не уедет.

В наступившей после этих слов в холле мертвой тишине обычно неслышное тиканье часов казалось оглушающим и било по нервам наотмашь. На Тома Смита было страшно смотреть. Побледневший, как мел, он стоял, окаменев, и по нему было видно, что он балансирует на грани обморока. Мысль о том, что все страшное уже позади, что можно больше не нервничать и не бояться того, что их семью опять окунут мордой в грязь, что все это правда и его дочка, его маленькая Мэри действительно может выйти замуж за этого не только очень богатого, но и молодого, красивого, образованного и воспитанного человека, пока не помещалась у него в голове и требовала отдельного осмысления, а пока все его силы уходили на то, чтобы не потерять сознание. А Николас, видя состояние отца, стараясь сделать это незаметно, немного передвинулся и встал сзади него и немного сбоку, чтобы подпереть своим плечом и не дать ему упасть. Зато миссис Смит, которая, как и любая мать, всегда верила, что ее малышка обязательно встретит своего принца на белом коне, пришла в себя очень быстро и, радостно смеясь, ответила:

– Ах, миссис Лейзон! За то время, что ваш сын живет в нашей гостинице, мы привязались к нему и полюбили, как родного. Он такой замечательный! Такой вежливый! Внимательный! Уважительный! А уж умница-то какой! Вы правы, миссис Лейзон, они не могут не быть счастливы!

– То есть, да? – спросила, улыбаясь, Милдред. – Вы согласны выдать свою дочь замуж за нашего сына?

– Ну, конечно же, да! – воскликнула миссис Смит. – Мы же с отцом не слепые! Как же можно было не заметить, что они любят друг друга!

– Значит, сегодня же помолвка! Да и со свадьбой тянуть, я думаю, тоже не будем! – подытожила миссис Лейзон и повернулась к сыну: – Аль! Мальчик мой! Ты купил кольцо?

– Конечно, мама! – с готовностью отозвался Альберт.

– Вот и славно! – обрадовалась Милдред и вдруг, потянув несколько раз носом, спросила: – А чем это так вкусно пахнет? – она еще немного попринюхивалась и потом уверенно сказала: – Пироги! – и, страдальчески скривившись, простонала: – Но я же на диете! – а потом, как бы советуясь с миссис Смит, задумчиво сказала: – Но ведь от одного раза ничего не будет, как вы думаете?

– Конечно же, не будет! – радостно подтвердила та. – Да разве же от доброй еды, когда был какой вред!

– С бараниной и петрушкой… – с вожделением в голосе начала перечислять Милдред, а миссис Смит, только поддакивала ей и кивала головой. – Сладкие с яблоками… – А вот эти? – задумалась она.

– А вот эти вы никогда не пробовали, миссис Лейзон, – уверенно заявила мать Мэри. – Вряд ли у вас такие готовят, хотя они очень вкусные.

– Не пробовала, говорите… – Милдред озадаченно нахмурилась, явно пытаясь вспомнить, с чем у нее ассоциируется этот запах, а потом рассмеялась: – А вот не только пробовала, но и ела! Это пироги с требухой! Я права?

– Да… – ошеломленно подтвердила та, а ее собеседница, все еще смеясь, объяснила:

– Вы даже не можете себе представить, какие пироги с требухой пекла моя бабушка! Объедение! Не знаю, как их готовите вы, но я обязательно скажу вам ее рецепт – вдруг пригодится?

– Так что же мы все говорим и говорим! – воскликнула миссис Смит, окончательно покоренная матерью Альберта. – К столу давайте! Вы же столько по лесу ходили! Аппетит себе нагуляли! Проголодались! – и сделала приглашающий жест рукой в сторону столовой.

Сделав несколько шагов, миссис Лейзон застыла в дверях и, взглянув на стол, горестно воскликнула:

– Я от этого умру! – а потом добавила: – Но умру счастливой!

Тем временем, окончательно пришедший в себя мистер Смит повернулся к отцу Альберта и задумчиво сказал:

– А я вот, мистер Лейзон, еще помню те времена, когда последнее слово оставалось за мужчинами.

– Да и я их не забыл, мистер Смит, – поддержал его тот. – А что толку?

И они двинулись вслед за женщинами, но тут их остановил Николас.

– Мистер Лейзон! Не мешало бы ваш «Бентли» во двор загнать. А то, знаете ли… Мало ли что…

– Ну, что ж, Николас, – отозвался тот. – Вам лучше знать порядки в вашем городе, – и он протянул парню ключи от машины.

Поняв, что ему доверяют самому сесть за руль этого роскошного автомобиля, парень сначала остолбенел, а потом залился краской с ног до головы и, приняв ключи, как величайшую ценность, в сложенные ковшиком ладони, просительно сказал:

– А потом я его помою. Можно?

– Конечно, Николас, – все прекрасно поняв, улыбнулся ему Бенджамен и добавил: – Да его, наверное, и изнутри почистить надо, – чем окончательно покорил его сердце.

Николас отправился к машине, а Альберт, подойдя сзади к Маргарите, тихонько сказал, посмеиваясь, ей на ухо:

– Ну, вот у Ника и еще одна игрушка появилась. Мало ему было моего «Ягуара», который он мыл два раза в день, так теперь еще и отцовская машина добавилась. Настоящий праздник у парня получился! – а потом уже серьезно добавил: – Марджори! Если вам когда-нибудь потребуется человек, готовый для вас свернуть горы, то он у вас уже есть! Нужно будет только позвонить мне и все!

– Пошли обедать, Аль – покоритель гор! – улыбнулась ему Маргарита. – Не знаю, как вы, а я действительно проголодалась!