Текст книги "Франческа"

Он прошел мимо них в дом.

– Мы только хотели узнать, почему тебя уволили, – крикнула ему вслед Чарли.

Адам захлопнул за собой дверь, не ответив.

– Мы делаем потрясающие успехи, – сказал Юхан, когда они снова сели в машину.

– То, что он не хочет говорить, только подтверждает, что ему есть что скрывать.

– Но как же нам действовать дальше?

– Наберись терпения, – ответила Чарли.

– Терпение – не самая сильная моя сторона.

– Моя тоже.

В ресторанной части паба было людно. Большинство посетителей пришли в рабочей одежде: неоново-желтые куртки, брюки и более традиционные синие комбинезоны. Многие из них наверняка работали на фанерной фабрике.

Маргарета перебирала тарелки, стоя у стола. Чарли взглянула на ее лоб с бисеринками пота. Вид у нее был усталый. Сколько ей лет? Шестьдесят пять? Или больше?

– Платить в баре, – сказала она, увидев их, – хлеб и салат берите сами, а еду мы вынесем.

Показалось ли Чарли или же народ и в самом деле косился вслед ей и Юхану, когда они пошли, чтобы расплатиться?

Когда они вернулись, Маргарета уже ставила на их стол тарелки с едой.

– Придете завтра на праздник урожая? – спросила она. – Это будет незабываемо.

Ее прервал краткий смешок одного из мужчин за столом позади нее.

– Что такого смешного, Ральф? – спросила она.

– Ничего, – ответил тот.

– Тогда что ты смеешься?

– Слово забавное.

– Какое слово?

– Незабываемо. Что вечер будет незабываемый. Мне просто показалось забавным – ведь многие потом не могут вспомнить праздник урожая. Да, это ведь ни для кого не тайна? – продолжил он, когда Маргарета бросила на него недовольный взгляд.

– Мне кажется, немало таких, которые помнят, – ответила Маргарета.

– Мы с Сюзанной придем, – сказала Чарли, которая мечтала лишь поскорее закончить разговор, чтобы они с Юханом могли спокойно все обсудить.

– Сюзанна Юнссон? – переспросила Маргарета.

– Да.

– Давненько ее не было.

– На этот раз она придет, – сказала Чарли.

Через четверть часа зал опустел.

– Что произошло? – спросил Юхан. – Как это им удается так быстро все съесть?

– Приходится, – ответила Чарли. – Они работают.

– Но у них ведь есть перерыв на обед, как у всех остальных?

Чарли пожала плечами и вспомнила Бетти, которая жаловалась на суровых начальников, которые засекали по часам, когда работники возвращаются с перерыва. «Чудовищно, – подумала она, – когда в перерыв успеваешь либо поесть, либо сходить в туалет». Если она когда-нибудь станет начальником, то даст своим сотрудникам возможность успевать и то, и другое.

Маргарета принялась убирать со столиков рядом с ними.

– Можно тебя спросить? – начала Чарли.

– Конечно, – ответила Маргарета. – Спрашивай.

– Ты знаешь Адама Рена?

– Само собой. Он у нас постоянный посетитель.

– Какой он?

– Какой? – Маргарета посмотрела на нее так, словно не поняла вопроса.

– Ну, что он за человек?

– Настолько близко я его не знаю.

Чарли ждала. По глазам Маргареты она видела, что последует продолжение.

– Но он, что называется, дамский угодник, ловелас, – сказала наконец Маргарета.

– Расскажите, – попросил Юхан.

– Да тут нечего рассказывать – кроме того, что он любит женщин.

– А женщины его любят? – спросила Чарли.

– Да, – ответила Маргарета и улыбнулась. – По крайней мере, похоже на то.

Она огляделась по сторонам.

– Он тут в поселке много семей разрушил, скажу я тебе. Он и под мою невестку клинья подбивал, но тут Эрик его быстренько отвадил. После того он у нас полгода не появлялся.

– Но сам он не женат? – спросила Чарли, хотя и знала ответ.

– Нет, живет со своей больной мамой.

– Мы с ней только что общались.

– Бедная женщина, – проговорила Маргарета, покачав головой. – Просто чудо, что у Адама хватает сил заботиться о ней. Она совсем выжила из ума. Живет в другом времени, думает, что ее мальчики еще маленькие и… да, так, наверное, и лучше для нее – не вспоминать, что случилось со старшеньким.

Юхан отложил приборы.

– А что случилось со старшим?

– Этот парень, брат Адама – как бишь его звали? Александр. Он всегда попадал в переделки, что-то поджигал, воровал, дрался. Когда ему было четырнадцать, он сел по пьяни в мамину машину и с разгона врезался в фуру. О, боже мой…

Маргарету прервал резкий звонок телефона из бара, и она оставила их.

– Как много народу здесь умирает, – заметил Юхан.

– Наверное, не больше, чем в других местах? – спросила Чарли.

– Наверное, нет, но так иногда кажется. Многие умирают молодыми, столько несчастья и горя. Очень печально.

Чарли согласилась с ним – это печально.

Она мысленно вернулась к Адаму Рену, ловеласу и разрушителю чужих семей, – мужчине, который работал садовником в семье, где пропала дочь. Как получилось, что его выгнали из Гудхамара?

К их столику вернулась Маргарета.

– Почему вас так интересует Адам Рен? – спросила она. – Его ведь ни в чем не подозревают? Я имею в виду – по поводу того, о чем вы пишете. Да, бедная девочка из богатой семьи, которая, похоже, была несчастна, несмотря на все… на все свое богатство.

– Как ты думаешь, что с ней случилось?

– С ней? Она пропала.

«Ну, настолько-то и мы в курсе», – подумала Чарли.

– Мы думаем, что, может быть, все было не совсем так, – проговорил Юхан. – Не добровольное исчезновение.

– Вы думаете, ее убили? – спросила Маргарета.

Глаза у нее расширились, и Чарли буквально услышала, как та передает информацию другим посетителям: «Кто-то лишил жизни бедную девочку».

– Мы не знаем, – ответила Чарли. – Расследование так и не было закончено.

– Тут все, как с Аннабель, – вздохнула Маргарета. – Не играет роли, что доказательства преступления не найдены или что там еще понаписали в газетах. Это не означает, что оно не совершалось.

– Точно, – кивнула Чарли.

Она так и не могла решить для себя, кем считать Маргарету – дурой или умной, поскольку ее выводы бывали порой непредсказуемы.

– У нас нет оснований полагать, что эти два случая связаны, – сказал Юхан. – Мы даже не знаем, действительно ли хоть одна из них стала жертвой преступления.

Чарли подумала, что он выражается как пресс-атташе полиции.

– Как я уже говорил, я пишу серию статей о нераскрытых случаях, – продолжал он.

Это прозвучало настолько убедительно, что Чарли не знала, радоваться или пугаться.

– Стало быть, дело Аннабелль вы считаете раскрытым? – спросила Марагарета. – Народ в наших местах придерживается иного мнения, скажу я вам.

– Кто именно? – спросила Чарли.

Повернувшись к ней, Маргарета заявила, что это всеобщее мнение и она не собирается перечислять имена и фамилии. Но они наверняка согласятся, что это странно, когда девушка «падает» с высокого моста в воду среди ночи.

– Если тебе известны какие-то подробности, то исключительно важно, чтобы ты об этом рассказала.

– Я просто говорю, что это странно, – ответила Маргарета, разводя руками. – Вот и все, что мне известно, – это очень странно.

Чарли подумала, что это действительно странно, но при этом вполне возможно – к сожалению, с пьяными подростками подобные несчастные случаи происходят сплошь и рядом.

– А вы знаете что-нибудь про семью, жившую в Гудхаммаре? – спросил Юхэан. – Все, что угодно.

– Думаю, здесь о них мало что знают, – ответила Маргарета. – Разве что сторож.

– Что за сторож? – спросила Чарли.

– Тот, который жил в Гудхаммаре в сторожке у ворот.

– А где он сейчас, этот сторож? – спросил Юхан.

– К сожалению, он уже умер.

Юхан вздохнул.

– Но у него есть сын, – продолжала Маргарета. – Иван. Иван Хедлунд.

– И он жив?

– По крайней мере, на прошлой неделе еще был жив, потому что заходил к нам пообедать.

– А где он живет? – спросила Чарли.

– Ольнэс.

– А адрес? – спросил Юхан.

Маргарета ответила, что понятия не имеет – большой красный дом в самом конце дороги.

– Поезжайте в сторону воды.

Провалы во времени

Я лежу в своей кровати в общежитии. Рядом со мной стоит воспитательница в пожелтевшей ночной рубашке и ночном колпаке, который, кажется, родом из семнадцатого века.

– Что ты натворила, Франческа? – шепчет она. – Господи, что ты делала на улице среди ночи – в одной ночной рубашке?

Я отвечаю, что просто вышла прогуляться, что не могла лежать в постели. Воздух какой-то не такой. Дышать тяжело.

Воспитательница отвечает, что это все глупости – ни одна девочка еще не жаловалась на плохой в воздух в Хёгсетере.

– Это во мне, – шепчу я. – Собственно, дело не в воздухе.

– Тогда зачем ты выходишь наружу? – спрашивает воспитательница. – Если проблема в тебе, не важно, где ты находишься.

Я открываю рот, чтобы сказать, что снаружи мне лучше, ведь там я могу свободно двигаться, но понимаю, что смысла в этом нет. Мы с воспитательницей принадлежим к разным биологическим видам. Мы не понимаем друг друга.

– Так куда же ты ходила? – спрашивает воспитательница. – Надеюсь, ты не натворила глупостей?

Я качаю головой и отвечаю, что просто шла наобум, что мне просто хотелось продышаться. Это неправда. Я ходила к общежитию Поля, чтобы выяснить, нет ли у него чего-нибудь такого, что могло бы меня успокоить. Но когда я заглянула в комнату, которую он делит со странным молчаливым парнем, его кровать была пуста. Куда ушел Поль среди ночи? Куда он мог уйти без меня?

27

Промежутки между домами становились все больше. В детстве Чарли несколько раз бывала в этих местах – один раз на выезде с классом, второй – с Бетти в гостях у фермера, державшего овец. Но тогда она не думала о красивых старинных домах и усадьбах. Они миновали здание школы, явно переделанное под жилой дом, а также похожий на замок дом – видимо, когда-то очень роскошный. С фасадов свисали оторванные желобы, окна заросли ползучими растениями. В этом упадке таились и красота, и грусть.

– Он в хлеву! – крикнул им мужчина в зеленой куртке «Хелли Хансен», когда Чарли и Юхан направились к входу в дом там, где дорога кончалась.

– Спасибо, – ответила Чарли.

– Я пойду с вами, – продолжал мужчина. – Нужно помочь ему с поросятами.

Когда они переступили порог хлева, Чарли вдохнула знакомый запах сена, удобрений и животных.

– Вот, нашел их у тебя на дворе, – сказал мужчина, который так и не представился. – Привел сюда.

– Чего вы хотели? – спросил Иван.

Он стоял, склонившись над большим пластиковым ящиком на колесах. Чарли заметила, что руки у него в крови.

– Стоять! – крикнул он огромной, похожей на волка собаке, направлявшейся к ним. Та замерла.

Они представились, и Юхан рассказал легенду о том, что он пишет о пропавших людях.

– Это очень срочно? – спросил Иван. – А то у меня тут поросята, которых надо кастрировать.

Он кивнул в сторону пластикового ящика.

Сделав шаг вперед, Чарли увидела, что ящик полон спящих поросят.

– Я должен закончить, пока не прекратило действовать снотворное, – продолжал Иван. – Так что, если хотите поговорить со мной, придется делать это, пока я занимаюсь яичками. Или подождите.

– Мы, наверное… – пробормотал Юхан, поеживаясь.

– Мы хотели бы поговорить о твоем отце, – сказала Чарли.

– Он не пропал, – ответил Иван и нахмурил лоб. – Мой папа покоится на кладбище. Хельмер, дай мне одного.

Хельмер протянул ему поросенка, которого взял за ноги. «Не очень-то нежно», – подумала Чарли, когда они закрепили маленькое животное в какой-то стальной раме. Иван выругался по поводу какой-то разболтавшейся детали.

– Нас скорее интересует не твой отец, – сказал Юхан, – а девушка из семьи, в которой он работал.

– Мильдов?

– Да.

– Об этом я мало что знаю. Я лишь иногда навещал его по выходным. Я ведь бастард, – добавил Иван и сплюнул в сточную канаву.

«А кто из нас не…?» – подумала Чарли.

– Можно спросить, зачем ты… – Юхан кивнул в сторону поросят. – Зачем ты убираешь у них яички?

– Иначе мясо будет с привкусом, – ответил Иван.

– Ты их хорошо усыпил?

– Ясное дело, я же не живодер.

Хельмер протянул Ивану нож, тот взял маленькую мошонку, сделал два ловких надреза и выдавил два яичка размером с вишню. Вытащив их, он бросил их на пол хлева. Тут же подскочила собака и слизнула добычу.

– Ты куда? – спросила Чарли Юхана, котрый быстро направился к двери.

– Пойду покурю.

Некоторое время мужчины действовали молча, как будто забыв о Чарли. Видно было, что они хорошо сработались – понимали друг друга без слов. Они поднимали и передавали друг другу поросят, Хельмер подавал Ивану инструменты, а собака заботилась об остатках.

Чарли вышла, чтобы посмотреть, что там с Юханом. Он стоял снаружи у стены хлева и курил.

– У тебя есть еще?

Юхан кивнул, протягивая ей сигарету и зажигалку.

Чарли посмотрела на поля и луга. Далеко впереди между деревьями, с которых осыпалась листва, виднелось озеро.

– Ты в порядке?

– Да, но зрелище не из приятных. Они так неосторожно с ними обращаются, как с…

– Животными?

Юхан улыбнулся.

– Думаю, этим животным повезло больше, чем многим другим, – сказала Чарли. – Посмотри, сколько здесь места.

Она указала на загон позади кучи навоза.

– И все же, – ответил Юхан. – Меня все это задело за живое.

– Двойные стандарты.

– В чем – в том, что неприятно видеть, как они поднимают поросят за ноги, отрезают им яички и кидают собаке?

– Но ведь ты ешь мясо?

Юхан вздохнул.

– Ты тоже!

– Но я, по крайней мере, не выпендриваюсь и не пытаюсь казаться лучше, чем я есть.

– Так ты ничего не почувствовала там, внутри?

– Почувствовала.

– И что же?

– Что, пожалуй, откажусь от мяса.

Из хлева вышла собака. Вокруг пасти на белой шерсти виднелись следы крови.

– Не хочу, чтобы она ко мне подходила, – сказал Юхан.

– А я-то думала, ты любитель животных. Разве ты не любишь собак?

– Нет – когда у них полная пасть поросячьих яичек.

– Вы из города, да? – спросил Иван, когда они вернулись в хлев.

– Из Стокгольма, – ответил Юхан.

– Оно и видно, – усмехнулся Хельмер.

– Как я уже сказал, мы хотели поговорить с тобой о семье Мильд, – проговорил Юхан, глядя на Ивана.

– Боюсь, я мало чем могу помочь. Я вырос у матери. Иногда по выходным посещал Гудхаммар, но это было, когда усадьбой управлял Мильд-старший, отец Рикарда.

– И ты больше там не бывал? Не встречался с Рикардом и его семьей?

– Ясное дело, бывал, но когда уже стал взрослым. У папы все тело болело, он не мог много работать, так что я ему помогал. Порой он чувствовал себя обузой Рикарду и хотел доказать свою полезность.

– Обузой? – переспросил Юхан. – Я думал, он на них работал.

– Его взял на работу отец Рикарда, Ингемар Мильд. В своем завещании он написал, что папа может остаться жить в усадьбе, даже когда не сможет работать. Но когда у папы совсем разболелась спина, он почувствовал себя лишним, и я приходил иногда, выполнял за него некоторые работы.

– Ты встречался с Франческой Мильд?

Чарли посмотрела на него. Почему ему потребовалось столько времени на размышление?

– Ну как встречался… – проговорил Иван. – Иногда сталкивался с ней, но не то чтобы мы были лучшими друзьями.

– Вы были недругами? – спросила Чарли.

– Мы не были никем. А вот папашу ее я терпеть не мог.

– Почему?

– Потому что он редкостная сволочь.

– Ты не мог бы пояснить? – попросила Чарли.

– Подлая скотина, он просто использовал людей. Да, вот мой папа, например. Отец Рикарда пообещал ему жилье, пенсию и гарантии и все такое, но Рикарду на это было совершенно наплевать. В последние годы папа буквально святым духом питался.

– А Франческа Мильд? – напомнила Чарли, чтобы вернуться к прежней теме. – У тебя есть хоть какие-либо мысли по поводу того, что с ней случилось?

Иван повернулся и сплюнул на пол, рядом с кровавыми обрезками.

– Нет, но меня бы не удивило, если бы она сама на себя руки наложила. Казалось, она немного не в себе.

– В чем это выражалось? – спросил Юхан.

– Ну, это не сложно было вычислить, когда она приехала домой в разгар учебного года с порезанными запястьями, да и вела себя странно.

Иван рассмеялся.

– Нельзя сказать, чтобы их тут сильно любили, мягко говоря, – сказал он. – Они много о себе мнили. Я слышал от людей, которые прислуживали там на каком-то званом ужине, что им не разрешили пользоваться господским туалетом. В семействе Мильдов к обычным рабочим людям относились как к скотине.

Он вытащил из ящика очередного спящего поросенка.

– Можно сказать, что популярностью они не пользовались.

– А не знаешь ли ты кого-нибудь, кто особенно сильно не любил эту семью? Кто мог бы…

– Убить? – закончил Иван.

Чарли кивнула.

– Нет, таких не знаю.

– Спасибо, что нашел время с нами побеседовать, – сказала Чарли. – Если вспомнишь что-нибудь еще – все, что угодно, – то позвони.

Она протянула ему свою визитку – ту, на которой не значилась ее должность, только имя и телефон.

– Что-то все это попахивает полицией, – буркнул Хельмер.

Чарли почти и забыла, что он не только предмет обстановки. Он же тем временем раскурил старую трубку и подозрительно посматривал на Чарли.

– Да нет, – ответил Юхан. – Просто я стараюсь собрать как можно больше фактов, прежде чем сесть писать.

– Ну, я вам рассказал все, что знал, – проговорил Иван. – Так что можешь забрать.

Собираясь протянуть карточку обратно, он уронил ее в канаву с мутной желто-красной жидкостью.

– Сожалею, – проговорил он.

Когда они уже сидели в машине, позвонила Сюзанна и спросила, будет ли Чарли обедать. Чарли бросила взгляд на часы в машине. Половина пятого.

– Уже еду, – ответила она в трубку.

Потом она повернулась к Юхану.

– У Сюзанны готов обед. Позвонить, спросить, найдется ли у нее порция и для тебя?

– Спасибо, но я поужинаю сегодня в пабе, – ответил Юхан. – Высади меня возле него.

– Вид у тебя бледный. От вида крови?

– От всей ситуации.

– Ты настоящий стокгольмский парень.

Чарли улыбнулась ему.

– Потому что у меня есть чувства?

– Потому что ты не знаешь, каким путем еда попадает к нам в тарелку.

– Если бы я вырос здесь, все было бы по-другому.

Юхан посмотрел в окно, где с поля поднялась стая черных птиц.

– Если бы ты вырос здесь, ты сам был бы другим, – ответила Чарли.

Франческа

Я все чаще размышляла о том, чтобы навестить семью Поля. Меня останавливало то, что мне обычно тяжело разговаривать с незнакомыми людьми, а если у них горе – то и подавно. Но меня тянуло туда. Я хотела встретиться с его близкими, поделиться своими подозрениями, услышать, что они по поводу всего этого думают. Если папа или брат Поля посоветуют мне забыть обо всем, возможно, я так и сделаю.

Позвонив и спросив разрешения приехать, я попросила маму отвезти меня.

– «Похоронное бюро Бергманов», – прочла мама на табличке перед домом Поля. – Это фирма его родителей?

– Его папы и дяди, – ответила я. – А его брат Якоб там подрабатывает.

– А сколько лет его брату?

– Кажется, девятнадцать или двадцать.

– Что за работа для молодого человека, – проговорила мама.

– Такая же работа, как и любая другая. Поль тоже иногда помогал.

– В чем?

– Одевал покойников.

Мама покачала головой.

– Тогда, наверное, нет ничего странного в том, что он был немного не в себе.

– К мертвым это не имеет никакого отношения, – возразила я. – Во всем виноваты живые.

Мама высадила меня и сказала, чтобы я позвонила, когда захочу, чтобы она приехала и забрала меня.

Я пошла по гравиевой дорожке к дому, где вырос Поль. Казалось, уже издалека видно, что в этом доме поселилось горе – деревья и цветы уныло повисли, прижимаясь к земле. У дома стоял ржавый красный «ситроен», а под большим натянутым брезентом я разглядела катер, о котором рассказывал Поль, – его нельзя было спускать на воду из-за многочисленных трещин в корпусе. Мне показалось, что я вижу Поля в саду. Здесь он был маленьким мальчиком, разводил костры в лесу, ходил хвостиком за папой, работавшим с покойниками. Здесь он научился ходить, ездить на велосипеде, водить трактор. Здесь его укусила земляная оса, так что он чуть не умер от аллергического шока. Потому что опасно жить так далеко от всего, пояснил он, – в случае чего не добраться до больницы.

Дойдя до входной двери, я даже не успела постучать – дверь открылась сама.

– Я тебя напугал? – спросил Якоб, когда я сделала шаг назад. – Звонок не работает. Обувь не снимай, мы тут давно не убирали.

Вслед за Якобом я прошла в дом. Он был выше Поля ростом, теперь я обратила на это внимание, и более мускулистый, но темные волосы и глаза были в точности такие же, как у Поля.

Мы вошли в темную старомодную кухню. При скудном освещении я даже поначалу не заметила, что за столом сидят пожилой мужчина и седовласая женщина. Увидев меня, они медленно поднялись.

– Это Франческа, близкая подруга Поля, – представил меня Якоб. – Сядь, бабушка, – продолжал он, когда бабушка Поля покачнулась и ухватилась за край стола.

Я подошла и поздоровалась с обоими.

– Кристер, – представился папа.

– Я его бабушка, – сказала женщина, представившаяся как Анни.

У нее были такие же теплые карие глаза, как у сына и внуков.

– Очень мило с твоей стороны приехать к нам, – сказал Кристер.

На нем были рабочие брюки и замызганная футболка в катышках. Одежда как-то странно не вязалась со слезами, которые вдруг потекли по щекам, исчезая в бороде.

– Хочешь кофе? – спросил Кристер.

– Да, с удовольствием, если это не сложно.

– У нас целый кофейник на подходе, – произнес Кристер и отошел к столешнице, на которой стояла кофеварка.

Он сутулился, как очень старый человек, хотя ему едва перевалило за сорок. Мне подумалось, что именно так выглядят родители, потерявшие ребенка.

Казалось, отсутствие Поля заполняет собой всю кухню до последнего уголка.

– Садись, – сказала Анни, кивая на стул. – Садись, девочка.

Я послушно села и взяла с тарелки, которую поставил передо мной Кристер, сухое печенье.

– Да уж, мы не избалованы визитами чистой публики из Адамсберга, – сказала Анни. – После похорон мы от них ни единого чиха не слышали.

– Да и до того тоже, – добавил Кристер. – Только цветы прислали – огромный букет, стоивший, наверное, целое состояние. Разве не выброшенные деньги – все эти цветы?

Он обернулся и указал куда-то в глубь дома – где, по всей видимости, и стояли цветы.

– Они свято блюдут традиции, – ответила я. – А учитывая, сколько стоит семестр, с деньгами у них все в порядке.

– И то правда, – проговорил Кристер.

– Не надо было отправлять его туда, – вздохнула Анни. – С самого начала не надо было его туда отправлять.

– Мы сделали то, что нам тогда казалось лучше всего.

– Не надо было тебе продавать все, что у тебя было, чтобы отправить его в этот интернат. Лучше бы ты этого не делал.

– Ты, вероятно, забыла, каково ему приходилось здесь, мама. Забыла, как с ним обращались в Гюльстенской школе.

Анни покачала головой. Ничего она не забыла. Но мальчик мог бы пойти в другую муниципальную школу. Ну да, они могли бы переехать в другое место. Куда угодно.

– Бабушка, – проговорил Якоб, макая печенье в кофе. – Мы просто с ума сойдем, если не прекратим сыпать себе соль на раны.

– А что плохого в том, чтобы сойти с ума? – спросила Анни и потянулась за печеньем. – В этом мире, как мне кажется, более нормально быть сумасшедшим, чем не быть. А ты как считаешь, Франческа?

– Думаю, и то, и другое достаточно непросто, – ответила я. – Но самое ужасное – это находиться где-то посредине. В смысле – отдавать себе отчет в своем безумии.

Анни улыбнулась мне.

– Ты мудрая девочка, – сказала она. – Понимаю, почему ты так нравилась Полю. У вас с ним наверняка всегда находилось, о чем поговорить.

– Всегда.

Я закашлялась, чтобы прогнать слезы, все время норовившие прорваться.

– Я хочу, чтобы вы знали: Поль был самым умным и самым веселым из всех, с кем мне когда-либо довелось встречаться.

– Хочешь взглянуть на его комнату? – спросил Якоб, когда я допила кофе и съела две печеньки.

Я кивнула и следом за Якобом прошла в гостиную со старомодной мебелью разных пород дерева и разных цветов, от вида которой у моей мамы в одну секунду началась бы мигрень. На стенах висели семейные фотографии в рамочках – два почти одинаковых снимка беззубых улыбающихся детей.

– У нас у обоих были такие большие головы, – сказал Якоб, кивнув на фотографии.

– Разве не у всех детей большие головы – в смысле, относительно тела?

– Да, но мы были особо головастые.

– А это ваша мама? – спросила я, указывая на фото на другой стене.

Вопрос мог показаться излишним – очевидно, что женщина, державшая одного мальчика за руку, а другого на коленях, за спиной которой стоял молодой Кристер, положив руку ей на плечо, и есть та самая мама, о которой Поль не любил говорить.

– Да, – ответил Якоб. – Это мама.

Мы пошли дальше. Дом был большой и остро нуждался в уборке – горе наложило на него свой отпечаток в виде пыли и грязи.

– Так я могу посмотреть комнату Поля? – спросила я, потому что мне хотелось понюхать его подушку, потрогать вещи, к которым прикасались его руки, увидеть одежду, которую он носил. Я хотела приблизиться к нему, насколько возможно.

Нас прервал звонок телефона.

– Якоб! – крикнул Кристер. – Можешь подойти?

– Конечно, – ответил Якоб и кивнул мне. – Слева от лестницы. Можешь не торопиться.

Я поднялась по лестнице, зашла в комнату слева от нее и осторожно закрыла за собой дверь. В комнате, в отличие от остального дома, все было прибрано и аккуратно сложено. Кровать была заправлена так, как нас заставляли заправлять в Адамсберге – ровненько расправив покрывало, завернув его под матрас. Я подошла к окну. Оно выходило на ельник. Я представила себе Поля сидящим за столом – как он смотрит в окно на этот вид, мечтая о будущем, которое окажется лучше настоящего. Один за другим я открывала ящики массивного письменного стола. Там лежало только то, что обычно лежит в таких ящиках – ручки, блокноты, стирательные резинки. Поднявшись, я подошла к комоду, стоявшему под скатом крыши, и начала перебирать его содержимое. Учитывая, что я сама не знала, что именно ищу, я работала на удивление систематизированно и целенаправленно. Потом я приблизилась к платяному шкафу – дыхание у меня перехватило, когда я увидела хорошо знакомые мне вещи Поля. Там висела рубашка, в которой я увидела его в первый день в Адамсберге, коричневая кофта, совершенно потерявшая форму после того, как он постирал ее в слишком горячей воде. Я поднимала стопки одежды, шарила руками под футболками и носками, но ничего не находила. Закрыв двери шкафа, я вздохнула и оглядела комнату. Потом встала на колени и заглянула под кровать. Ничего. «Что я себе вообразила? – подумала я. – Это не как в сказке, где улики и объяснения лежат на поверхности». Присев на кровать, я посмотрела на корешки книг у стены: «Процесс», «Война и мир» и «В поисках утраченного времени» теснились рядом с философскими трудами Сартра, Камю и Руссо. «Очень в духе Поля», – подумала я, и тут мой взгляд упал на книгу, которую я никак не ожидала увидеть у Поля на полке. Святое Писание. Библия.

28

Стол был накрыт, Сюзанна зажгла свечи.

– Когда я ехала к тебе, предполагалось, что я буду заботиться о тебе, а не наоборот, – усмехнулась Чарли, усевшись.

– А ты мне уже помогла, разве не видишь?

Сюзанна улыбнулась, и Чарли подумала, до чего же подруга не похожа на ту женщину, которая встретила ее здесь три дня назад.

– Как идут дела? – спросила Сюзанна. – Нашли еще что-нибудь?

– Пока мало что. Ты знаешь Адама Рена?

– Знаю, но не то чтобы мы общались.

– Тебе о нем что-нибудь известно?

– По личным впечатлениям – нет, он гораздо старше. Но он флиртует направо и налево, как я слышала. Думаешь, он что-то знает?

– Не могу сказать, – ответила Чарли. – Но он работал в Гудхаммаре.

– Так спроси его.

– Он не особо рвется разговаривать.

Исак должен был приехать за детьми в шесть часов, но уже в двадцать минут шестого близнецы пошли к воротам ждать его.

Стоя у окна кухни, Чарли смотрела им вслед. На них были одинаковые футболки с именами футболистов поверх флисовых курток, за собой они тащили маленькие красные чемоданчики на колесах. Они прошли по дорожке до калитки и там, взобравшись на столбы с двух сторон от ворот, уселись, глядя на дорогу.

Время шло, начало темнеть. Вот уже шесть, пять минут седьмого, десять минут седьмого.

– А что, если он не приедет? – спросила Чарли. – Он ведь приедет?

– Очень надеюсь, – ответила Сюзанна.

– Позвони ему.

Сюзанна достала телефон.

– Отключен, – произнесла она через некоторое время.

– Почему он не приезжает? – спросил Мелькер, спустившись вниз. – Что за дела?

– Ты ведь все равно не хотел ехать, – сказала Сюзанна.

– Я собирался поехать ради них, – сказал Мелькер. Подойдя к окну, он кивнул на маленькие фигурки на столбах, уже едва различимые в темноте. – Никогда ему не прощу, если он не приедет.

«Простишь», – подумала Чарли.

Десять минут спустя Сюзанна открыла кухонное окно и крикнула Тиму и Тома, чтобы они вернулись в дом. Еще через десять минут она пошла и забрала их. Руки и ноги у них замерзли, но их не интересовали ни тепло, ни горячий шоколад. Единственное, что они желали знать, – почему не приехал папа.

Тим расплакался, когда Сюзанна начала объяснять, что Исаку, вероятно, помешали дела.

Какие такие дела? Что, он не хочет с ними встречаться?

– Ясное дело, хочет, – проговорила Сюзанна. Она притянула обоих мальчишек к себе и по очереди целовала в макушки. – Ясное дело, он хочет вас увидеть, но сейчас все так…

По ее голосу Чарли поняла, что Сюзанна сама вот-вот расплачется.

Сверху спустился Нильс. Он открыл сумку, которую поставил в холле, и начал выбрасывать содержимое на пол.

– Пойду порисую, – пробормотала Сюзанна.

Надев деревянные башмаки, она исчезла.

Чарли не знала, что делать с мальчиками. «Наверное, самое ужасное в родительской роли, – подумала она, – что ты не в состоянии защитить своих детей от всех предательств и разочарований».

– Прекрати, Хиббен, – строго сказал Нильс, когда пес пришел полюбопытствовать, что же происходит. – Вали отсюда! – продолжал он, когда Хиббен начал нервно лизать его лицо. Резко выбросив руку, он отшвырнул собаку, так что та проехалась животом по полу.

– Ты что делаешь, гадина? – закричал Мелькер. Он подбежал к брату, занеся руку для удара.

– Прекрати, – сказала Чарли.

Она схватила Мелькера за руку, но тот вырвался. Тогда она вцепилась в него еще крепче и заставила успокоиться. Тим и Том рыдали в голос.

– Она пропала! – закричала вдруг Сюзанна из прихожей.

Она вбежала в кухню с вытаращенными глазами.

– Картина пропала, – повторила она. – Та самая. Где Аннабель.

29

Чарли никак не могла заснуть. Она убеждала себя закрыть глаза, но малейший скрип в доме заставлял ее подскочить и начать прислушиваться к темноте. Она представляла себе портрет Аннабель – развевающееся платье, ветер в волосах, мост, створки дамбы. Внезапно лицо Аннабель менялось, она превращалась в Франческу. Франческа с улыбкой на губах, с поднятой рукой, словно машет кому-то…

В конце концов Чарли все же задремала, но в шесть часов утра снова подскочила, не находя себе места. Она подошла к окну, отодвинула штору и оглядела укутанный утренним туманом сад – никаких человеческих силуэтов не видно. Чарли осторожно спустилась вниз по лестнице, чтобы не разбудить подругу, но, когда она спустилась, Сюзанна уже сидела на диване.