Текст книги "Лютевилль в красном тумане"

Бал в замке Смоггибург

Один из залов замка Смоггибург дрожал от переизбытка громких звуков, заполнявших со всех сторон помещение. Трое маленьких щенков породы кавалер-кинг-чарльз спаниель, восторженно и звонко потявкивая и подпрыгивая, разрывали зубами связанные друг с другом бельевые платки, которые были выхвачены из корзины рассеянной горничной, и тем самым заглушали насмешливое фырканье обезумевшего за последние годы старого графа Бьёрна Сёндергора с широкой плешивой залысиной на затылке. Он стоял возле дубового барного шкафчика с очередным стаканом дорогостоящего виски в непривычное для него время суток.

Низенький граф с солидным животом, увидев наконец любимого шута-чревовещателя, которого уже заждался, сделал необдуманно резкое движение раскинув руки в виде приветственного жеста, и выплеснул некоторое количество напитка на модульный паркет с повторяющимся рисунком креста с каймой. Сегодня Бьёрн Сёндергор планировал прогуляться с шутом по саду, а если после прогулки не устанет, то даже разрешить чуть позже понаблюдать ему за своей неуклюжей игрой в гольф, которую, несомненно, он находил превосходной.

Чревовещатель по имени Кауфер (Кауфер Хавст, если быть точнее) плёлся весьма неохотно, слегка опустив голову и не расправив плечи до конца. Дойдя до позволительной точки, он учтиво и театрально, будто в замедленном кино, поклонился, и, воспользовавшись подходящим мгновением, как раз в то время, когда граф отвернулся посмотреть в окно, скорчил недовольное лицо, наполненное отвращением к графу, и, ко всему прочему, некультурно и брезгливо высунул язык. Впрочем, кроме маленьких щенков, которые были заняты своим делом, изредка высовывая бело-коричневые мордочки из «детской заварушки» и размахивая плюшевыми ушами, его «эмоциональной оскомины» никто оценить не мог. Кауфер, живущий долгие годы в этом мистическом замке, давно стал его рабом и узником. Волосы на его висках и груди со временем поседели, мечты рассыпались, как дождевые капли по земле, и он просто плыл в этом дождевом потоке по течению, поддерживая себя иллюзиями о возможной самостоятельной жизни и новой деятельности, помимо демонстрации отточенного за столько лет дара чревовещания и показа кукольных спектаклей.

***

Допив остатки разбрызганного виски, граф Бьёрн Сёндергор в сопровождении шута покинул замок и отправился на прогулку в благоухающий сад, охваченный лёгкой туманной дымкой. Он тяжело нёс своё древнее, пропитанное алкоголем тело, еле-еле переставляя ноги. А в это же время в самом замке его дочь, виконтесса Грай Сёндергор, занималась организацией весеннего благотворительного бала, куда по этому случаю хотела пригласить высшие слои привилегированного класса, знаменитостей из Лютевилля и ещё несколько значимых персон из других городов.

Несмотря на бальзаковский возраст, вдова Миссис Грай с бесстыжими огненно-красными от природы волосами любила праздники и увеселительные программы и очень часто сама получала приглашения на разные интересные мероприятия. Её муж умер уже давно, а она всё ещё была прекрасна и очень уверена в себе, образованна, начитанна, умела поддерживать светские беседы. Правда, порой вела себя весьма эгоцентрично, как и её совершеннолетняя капризная, избалованная дочь Малин. Они очень были этим похожи. Многие отмечали, что обе имеют громкий властный голос и крутой нрав, как и обезумевший граф Бьёрн, любящий без особого повода отчихвостить прислугу и бегающий каждую ночь по замку, спасаясь от невидимых приведений. Иной раз поведение Малин можно было оценить как непозволительное, неподобающее моральным нормам, но тем самым она лишь вызывала к себе неподдельный интерес у мужского пола и зависть многих женщин, начиная с простой прислуги и заканчивая небезызвестной и вечно всем недовольной леди Люси Кок.

Другой, уже тоже взрослый ребёнок графа, сын Вилфред, напротив, был гораздо скромнее в выражении чувств на публике и галантен. Скромность виконта наряду с умом очаровывала его и заметно выделяла на фоне других членов семьи. К тому же именно капитал Вилфреда от кораблестроительного предприятия, в управлении которого граф не участвовал, помогал поддерживать высокий статус семьи, какую-никакую, но репутацию и содержать располагающийся в Лютевилле тёмный замок Смоггибург, о котором ходило множество легенд. Вилфред Сёндергор ещё не был женат и считался ну очень завидным женихом.

***

Уже вымотанный граф Бьёрн, его шут и несколько сопровождающих переместились на площадку, отведённую специально для игры в гольф, чтобы почтенный глава семейства сделал ряд очень неточных ударов.

Щенки, разорвавшие в клочья платки, уже мирно дремали у камина в гостиной, а слуги, кружившиеся на кухне, рассредоточивались по замку и перешёптывались о приближающемся событии. Шёпот за замочными скважинами был прерван громким телефонным звонком в прихожей, напоминавшим бесконечную трель, и камердинер неспешно и очень важно подошёл к телефону и снял трубку, похожую на палку с золотистыми грузилами, приделанную к изящным весам с циферблатом и связанную с ней закрученным спиралевидным проводом. Но звонивший повесил трубку.

***

Слух о предстоящем событии разнесли тёплые ветра. И стрелки на часах, пробежавшись, как породистые лошади на скачках, по заколдованному кругу, известили о пришедшем долгожданном дне весеннего благотворительного бала, что ворвался в Лютевилль со сладким запахом распустившихся роз.

Утро началось с пробуждения будто никогда не спящего мистера Люта и, конечно же, смотрителя маяка Клеменса, что жил в вечной машине времени, всегда встречая рассвет и закат в одном и том же недвижимом месте. Пробубнив невнятное напутствие любимому городу, он залюбовался прекрасными бескрайними голубыми волнами и отмахнулся от низко пролетающей чайки, чуть не врезавшейся в его голову.

Спустя несколько часов город стал сильнее обволакивать привычный туман, смешиваясь с грязным дымом, вылетающим из труб домов и мануфактур. Солнце постепенно пряталось, волны посерели, и кукла Джюель, сбежавшая из дома старухи в серой шляпе и нашедшая пристанище в скале у моря, покрутила выцветшими от солнца и грязи нарисованными глазами и инстинктивно поспешила к замку Смоггибург.

Дамы наряжались в модные многослойные и кокетливые блестящие наряды, подбирая дорогие украшения по случаю, джентльмены натягивали традиционные фраки и смокинги, готовили несмешные шутки о недавнем солнечном затмении, мечтая очаровать юных дочерей богатых господ раньше других, в особенности «принцессу замка» – внучку графа Малин, которая отличалась приятной наружностью – сочными пухлыми губами и точёной фигурой, затянутой корсетными платьями. Её короткие каштаново-рыжие волосы всегда были опрятно зачёсаны назад, а глаза улыбались.

О благотворительных взносах вообще никто и не думал: такие мелочи решались по факту. Но кто-то по нескольку раз пересматривал приглашения, колеблясь до последнего по личным причинам в своём решении посетить мероприятие, а кто-то, как, например, мистер Лют, и вовсе планировал прийти без него.

Замок Смоггибург находился на отдалённом от шумного города участке, окружённом тишиной и зелёной растительностью.

В это время белоснежная ворона, очень долго сидевшая на каменной горгулье на крыше замка, тоже став похожей на статую, внезапно громко каркнула при виде первой приближающейся упряжки лошадей, вёзших карету. Нарушив царственную тишину вокруг замка, оторвавшись от горгульи, она обеспокоенно захлопала в воздухе крыльями и улетела, продолжая разрезать широкими взмахами птичьих «рук» грязную пелену плотного тумана. Вслед за первой каретой к замку неспешно приближались новые экипажи с породистыми лошадьми и блестящие машины.

Внутрь замка Смоггибург проскользнуло оживление. Когда гостей собралось достаточное количество, заиграл оркестр и напитки с яствами были красиво преподнесены на серебряных подносах.

Бал ещё не начался, но музыка уже увлекала за собой, веселила и поднимала настроение.

Открыть блестящий концерт предоставили неподражаемому скрипачу Мистеру Роквеллу, что поправлял тёмные очки и периодически взмахивал длинными светлыми волосами. Его появление, как фейерверк, стало настоящим событием для всех собравшихся, в особенности для дам разных возрастов. Талантливому красавцу нужно было лишь сыграть несколько известных произведений, после чего передать эстафету скрипачу по прозвищу Щепка и присоединиться к торжеству в качестве почётного гостя.

На рояле музицировал Джордж Байлли, на виолончели играла Лавиния. Сегодня на её голове вместо привычных чёрных косичек была элегантная причёска. Приехало очень много и других музыкантов разных возрастов, и яркие острые звуки разлетались по всему замку так, что свисающая с потолка люстра с подвесками из слёз мающихся призраков слегка раскачивалась, приводя хрустальные ромбики в движение.

Криус и Ливий Силверсмит, приглашённые вместе с родителями, опоздав на некоторое время из-за новой ссоры, вошли в бальный зал в ослепительных фраках чёрного цвета, на которых красовались их приколотые удивительные броши с изумрудами. Всё у братьев было абсолютно одинаковым, даже их проборы на причёсках.

Осмотрев ярко освещённый золотой зал с арочным расписным потолком, украшенный восточными высокими вазами с нежными розами, они случайно встретились глазами с мистером Лютом, вышедшим из толпы вперёд, и, вспомнив очень отчетливо октябрьский праздник дня города Лютевилля, с мимолетным страхом и глубоким уважением поклонились ему. Тот, чрезвычайно довольный, еле заметно одарил братьев приветствующим кивком. Надо полагать, они единственные могли оценить могущество мистера Люта.

Кряхтящий граф Бьёрн Сёндергор и его дочь миссис Грай произнесли вступительную речь, после чего гостей накормили традиционными блюдами и начался бал. Платья зашуршали, и тела, словно отряхнувшись от вековой пыли, задвигались.

Тем временем к замку Смоггибург незаметно доковыляла деревянной походкой маленькая кукла Джюель, что была, как и раньше, в синем платьице. Её белые силиконовые волосы снова спутались. Запрокинув голову вверх, насколько это было возможно, она осмотрела тяжёлые высокие двери главного входа, за которыми слышалась музыка и отдалённый смех, и села на траву, чего-то выжидая. Нарисованные глаза испуганно озирались, как вдруг белая ворона, возвращавшаяся из длительного полёта, резко подлетела к кукле и, вцепившись в маленькое искусственное тельце острыми когтями, подняла в воздух и забросила в открытое окно комнаты чревовещателя, а затем, улетев прочь, вновь растворилась в тумане.

Смеркалось. Холодные тени набрасывались на Лютевилль, разрывая весенний воздух в ожидании звёзд, обычно облепляющих небо над замком.

Разбившись на группы, гости беседовали на разные темы, какие-то пары ещё без устали отбивали каблуками ритмы на паркете. Другие, одиноко прохаживаясь, осматривали картины и росписи на стенах…

За столом слышались женские утихающие разговоры. Некоторые уставшие дамы, томившиеся в ожидании супругов или кавалеров, как птицы на жёрдочке, теряли терпение, ублажённые в полной мере мужским вниманием, танцами и напитками, и, желая покинуть торжество, устало обмахивались веерами. Их шеи горели, а ноги слегка распухли от бесконечных танцев. Они обменивались женскими сплетнями о новых ухажёрах, женихах, забавных случаях из жизни и нарядах. Леди Диана, например, рассказывала новой знакомой Амелии Гарден о своём новом, невероятно красивом, розовом, кружевном, украшенном сверкающими блестками платье, что было на ней. Оно было куплено во вновь открывшемся ателье Адорэбеллы Крокус, теперь находившемся на другой улице…

А Мистер Роквелл, очаровательная актриса Кенна по прозвищу Кукла, братья Криус и Ливий и не менее прекрасная Малин Сёндергор резались в карты, в которых один из близнецов, просчитав все ходы наперёд, надеялся на очередную победу. Сдержанная Кенна спокойно улыбалась, теперь её плавные кокетливые движения головой и руками с каждой минутой всё больше очаровывали не только пускавшего по ней слюни Роквелла, уже долгое время мечтающего о более близком расположении красавицы, но и молодых близнецов, отодвигая возбуждённую Малин на второй план.

Вешалки с одеждой висевшие на манер летучих мышей пустели. Казалось, бал был столь продолжительным, что упавший с высокого потолка паук сумел сплести на шалевом лацкане смокинга лорда Уайта, дремавшего устало в углу, узор из паутины…

Надо думать, ничего не происходило необычного, разве что в отдалённой комнате игрушечная кукла Джюель встретилась глазами с новым хозяином – чревовещателем. Он наклонил голову на бок, изучая «находку», как экспонат в музее, и, сделав решительный шаг к подоконнику, на котором сидела кукла и болтала маленьким ножками, погладил её по голове.

Тем временем «кукла» Кенна, поймав случайный взгляд проходящего мимо мистера Люта, которого уже никто не замечал, неожиданно выкинула сложную комбинацию, встала из-за стола, одержав победу, и, снова улыбнувшись, поспешно удалилась, оставив в недоумении всех присутствующих.

За окном поднялся лютый ветер, и волны у берега отчаянно бились о белый одинокий маяк. Бал был окончен.

Странник

Пока Лютевилль, пронизанный страхами и сладкими мечтами, безрассудно дремал, ночной поезд, следующий привычным маршрутом, въехал на вокзал под названием «Серые врата» и остановился, источая дымовые струи, подсвеченные прожекторами. На этот раз из поезда вышел высокий, крепкий человек.

В рассыпающемся свете можно было лишь отдалённо разглядеть тёмное лицо и необычную одежду путника. Его длинная накидка была сшита из грубой кожи крокодила и потрепавшейся от времени леопардовой шкуры или шкур. На шее и запястьях прибывшего болталось множество диковатых амулетов с клыками и монетами, звон которых растворялся в гуле ворчащего поезда. Было очевидно, что смуглый человек, сбежавший от своей тени, – иностранец.

Сойдя с перрона в полном одиночестве, мужчина вдохнул лютый запах неизведанного города и от неожиданности переполняющих его чувств замер: он ощутил резвое нападение поднимающихся по рукам и ногам первых мурашек, которое напоминало погоню хитрых лисиц за хрупкими ланями по крутым скалам.

Но отступать было некуда: Лютевилль, окружив его со всех сторон, свирепо шипел, как кошка в тёмном жутком переулке. И неизвестный странник, простояв ещё немного возле ожидающей его машины, забросил в неё тяжёлый кожаный чемодан, что держал в руке, а потом и сам погрузился на соседнее кресло рядом с молчаливым водителем и направился в старый отель «Отброшенный якорь». Мужчина всё ещё нервно оборачивался, прислушиваясь к посторонним звукам. А где-то вдалеке поезд, избавившись, как от бренной ноши, от пассажира, ради которого пришлось совершить ненавистную остановку, издал громкий прощальный свист и, извергнув из огненного чрева клубы темнеющего пара, будто проснувшийся потревоженный вулкан, оттолкнул себя от мёртвой точки и привычно заскользил по рельсам.

Старина Кит с железной дороги, наблюдающий за ярким прибытием ночного гостя, безразлично вернулся на свой пост, прикинув про себя, что этот потерянный, а точнее, заблудший человек покинет Лютевилль, как и многие другие пилигримы, уже на закате следующего дня.

Странник, промаявшись в тёмном номере почти до самого утра, не смог сомкнуть глаз, лёжа в крошечной постели, не подходящей ему по росту, и изучая слабо различимые предметы вокруг. Он вздрагивал каждый раз от любого мимолётного шума на весенней улице под окном, шороха или возгласа в соседних номерах, даже от чьих-то шагов в коридоре и от звука воды, капающей из старого крана в ванной, пока не догадался положить тряпку на нужное место.

Наступил рассвет. Но в то утро новый день вместо живописного восхода солнца одарил жителей города мрачным простреленным небом и настроением былой утраты и тоски. Собравшись с силами, мелкий противный дождь монотонно забарабанил по тёмным крышам и прозрачным окнам в одном и том же музыкальном ритме, сводя с ума меланхоликов и психически нездоровых людей, точно возвращая кому-то или чему-то обещанный долг.

Когда пришелец вновь открыл глаза, он почувствовал себя ещё более разбитым и каким-то израненным. Левый глаз был немного меньше в сравнении с правым, и теперь, в дневном, пусть даже и в сером, свете, на его смуглой коже были видны все изъяны, старые и свежие шрамы.

Странник вышел на открытый балкон, желая лучше познакомиться с плачущим городом. Но, попав под жёсткие капли очищающего дождя, он почувствовал жжение на коже и в области груди. Ему казалось, что этот дождь был каким-то особенным и начал разъедать его, как серная кислота. Мужчина безмолвно скривился от боли и, попятившись, сильно ударился об острый угол затылком. Потеряв сознание, он упал, неуклюже распластавшись на полу балкона, окружённого коваными узорными решётками, объединёнными горизонтальной перекладиной, на которую уселись прилетевшие воркующие голуби…

Капли продолжали падать на одежду, кожу и уже дымящиеся амулеты. Дыхание путника стало прерывистым.

Не обращая внимания на это, Лютевилль продолжал жить обычной жизнью.

Через несколько улиц от отеля мистер Силверсмит отдавал приказы подчиненным в ювелирной мастерской. Герман стоял, как обычно, в булочной на улице Судорога в очереди за свежей выпечкой, опираясь на палку. А Терри, сбежав с уроков в компании Оскара, прыгал по свежим лужам и случайно познакомился с одиноко бродившей по улице Верой, пообещав присоединиться к поиску её родителей.

В другой части города садовник Ленокс, счастливо улыбаясь, наблюдал за дождём и рассматривал, как капли, падающие с неба, ублажают, наполняют любимые растения, цветы и деревья живительной влагой. Мужчина в бирюзовом берете вышел на улицу, напевая весёлую песню и умылся блаженной водой.

***

После заката поезд снова сделал остановку в Лютевилле. Но на этот раз никто не сел в поезд, никто не спустился на перрон.

Старина Кит на мгновение выглянул из привычной будки и, помахав то ли машинисту, то ли кому-то невидимому, вернулся на любимое место. Дождь прекратился.

Тайная встреча

Кукла Кенна сидела в своей уютной гримёрной комнате в кинокомпании «Лисий хвост». Сняв с себя сверкающую диадему и надменно посмотрев в зеркало, она приблизилась к отражению и лукаво улыбнулась, всматриваясь в свои холодные глаза. Свободно расправив плечи, девушка взяла алую помаду и, поправив слегка изношенный после завершающей сцены макияж, извлекла из сумочки флакон духов с искрящейся даже в полумраке розовой жидкостью. Открыв «маленькую хрустальную пробку», Кенна нанесла капли ароматного, чарующего содержимого на изящную шею, запястья, на светлые, практически белоснежные завитые локоны, на мочки ушей и другие части тела. Это были её любимые духи с особым секретом.

Тем временем в роскошный дом Силверсмитов, похожий на дворец, позвонили. И слегка заспанный слуга по имени Уэлэн, открыв дверь, встретил знакомого почтальона Даффи и принял из его рук конверт для мистера Ливия Силверсмита, хотя письма юношам приходили крайне редко… Мистер Уэлэн поднялся по лестнице на второй этаж и, зайдя в комнату Ливия, вручил тому письмо – лично в руки. Отдавая послание, он снова отметил, что, несмотря на годы, проведённые с мальчишками, так и не научился, как и многие другие, их различать. Но был уверен, что спрашивать, кто из них кто, – ещё более невежливо.

Молодой человек в бархатном костюме озадаченно повертел в руках тонкий конверт. Прочитав имя адресата, он пылко взмахнул чёрными, непривычно длинными волосами и поспешно удалился в сад, где присел на ступеньки у фонтана. А где-то с другой стороны дома его брат-близнец вышел из отцовской машины и, задорно хлопнув дверью, зашагал к особняку.

Убедившись, что его никто не видит, юноша у фонтана жадно, возбуждённо надорвал коричневую бумагу, под которой соблазнительно выглядывал белый листок, щедро источавший знакомый аромат духов, сводивший с ума. В послании красивым почерком были выведены адрес незнакомого дома и точное время встречи, больше ничего. Но даже нескольких строк оказалось более чем достаточно, чтобы молодой человек испытал прилив сладострастного опьянения от одной только мысли, что увидится с ней наедине. Впрочем, об этой романтической встрече с некоторых пор втайне мечтал не только он, но и его брат.

Целый день режущий от солнца свет стал наконец более дружелюбным для глаз. Не сказав никому ни слова о письме, молодой человек в бархатном костюме, лицо которого украшала россыпь умилительных веснушек кофейного оттенка и пронзительный голубой взгляд, волнительно посмотрел на стрелки карманных часов. Затем надел любимые кольца и цепи и облачился в коричневый костюм, украшенный узорами из серебряных нитей и серым круглым воротом, не забыв прикрепить брошь в виде ключа с изумрудом. Ровно в 8 вечера, посмотрев на себя в зеркало, юный красавец взял письмо, покинул дом и попросил самого молчаливого водителя отвезти его по заветному адресу, после чего отпустил.

Трёхэтажный серый особняк, обнесённый декоративной изгородью и запущенным садом, не привлекал особого внимания. В поле зрения всадников и пассажиров проезжающих машин попадал лишь силуэт ветхого здания, от которого серпантином вверх струилась отдельная дорога, так что издалека казалось, что дом забыт и заброшен. Юноша уверенно прошёл по длинной дороге, взбудоражив пыль и песок под ногами, и, поймав на лету жужжащее насекомое, буквально взлетел по ступенькам на крыльцо и постучал в дверь висящей на ней железной подковой.

Дверь отворила Кенна. Сегодня она была ещё более прекрасна, чем тогда, в бальном зале. Огненно-красное блестящее длинное платье с глубоким декольте в форме сердца и переливающиеся украшения подчёркивали её утончённую красоту. Кенна кокетливо посмотрела на юношу, изучая его лицо до тех пор, пока парень смущённо не отвёл глаза в сторону, и наконец впустила гостя.

– Привет, Криус!

Криус довольно улыбнулся, затем посмотрел на девушку другим, уже вовсе не мальчишеским взглядом.

Пока Кукла, похожая на русалку в обтягивающем, как из самого сокровенного сна, платье, шла в сторону камина, над которым висело каменное солнце с изогнутыми лучами, чтобы предстать перед Криусом в уверенной позе, юноша начал разговор:

– Дорогая Кенна, мы оба знаем: был бы я Ливием, ты бы вскружила мне голову, а потом случайно коснулась важной темы, которая наверняка тебя волнует. Потом ты бы терпеливо ждала, пока я всё обдумаю и соглашусь помочь. А потом… мы бы вместе увлечённо подбирали ключ к некой разгадке, которую ты самостоятельно разгадать не можешь. Но раз здесь я, а не Ливий, – Криус озабоченно вздохнул, – не будем тратить время на долгие переговоры.

Кенна восхищённо прищурила глаза. Она вдруг поняла, что перед ней стоит не просто красивый юноша, а мужчина с прозорливым умом, и впервые за долгое время покраснела так, что румянец проступил даже сквозь искусно нанесённый макияж. Криус, заметив это, сделал уверенный шаг вперёд.

***

Незаметно стемнело.

– Речь идёт об украшениях из вашей династии, пропавших много лет назад, о которых тебе, конечно же, известно, – Кенна поправила роскошное платье и причёску и выжидающе замолчала.

– Зачем они тебе?

– Мне нужна только одна вещь – золотой слон с бриллиантовыми глазами, – на вопрос «зачем?» Кукла, естественно, не ответила.

– Что я за это получу? – Криус почесал недавно поцарапанное ухо, спрятанное под волосами…

Актриса тут же пришла в ярость от такой дерзости: девушке словно дали пощёчину, её зрачки расширились, лицо окаменело, от взгляда повеяло холодом. Правда, спустя мгновение гнев угас, так же внезапно, как и вспыхнул, а колючий, ледяной взгляд снова стал мягким. Кенна вдруг вспомнила Ливия, с которым познакомилась на балу и о котором знала от старшего Силверсмита, и искренне улыбнулась. Она подумала о том, как всё же Ливий не похож на брата и отца, и зажгла ещё несколько свечей, прикоснувшись к ним рукой.

Криус заигрывающе затушил свечи, управляя силой ветра, и изумруд на его броши засверкал зелёным светом. Резкий поток воздуха распахнул настежь грязное снаружи окно, и из тревожно-таинственной темноты в комнату неожиданно влетел какой-то тяжёлый предмет. Что-то разбилось. Раздался звон, эхо от которого мгновенно разнеслось по особняку, нарушив романтическую тишину. В воскресшем пламени погашенных свечей Кенна и Криус рассмотрели разбитый старый сосуд, шатающийся из стороны в сторону. Рядом на полу лежал камень, а из сосуда выливалась тёмно-фиолетовая жидкость с одурманивающим запахом.

– Нужно уходить! – Кенна резко развернулась к выходу.

Криус поспешно протянул Кукле руку, и девушка в красном соблазнительном платье вместе с юношей, которого называли «принцем», покинули тёмный особняк. Между тем жидкость, вылившаяся на пол из разбитого сосуда, начала пузыриться, словно пошла какая-то химическая реакция, а яркие цветы в вазе почернели.

На улице молодые люди ощутили приятное лёгкое дуновение ветра. Страшное небо над ними таинственно молчало, и звёзды продолжали целоваться сиянием…