Текст книги "Лютевилль в красном тумане"

Ботинки пустившие корни у «Пропасти в рай»

Это случилось в конце последнего месяца прошлого лета. Царила непроглядная ночь, даже полумесяц где-то неуклюже затерялся во мраке. Море беспричинно суетилось, споря с ветром, и начинался шторм. Большинство моряков уже спали в своих маленьких каютах, когда пьяный полуголый юнга по имени Урлик, выскочивший на палубу очистить желудок, застыл в неуклюжей позе. Молодого человека шатало из стороны в сторону, как и судно, и в этот самый момент на него обрушилась огромная волна, окатив с головы до пят холодной водой, затем ещё одна…

Урлик плюхнулся на пятую точку, пытаясь разлепить залитые солёной водой глаза и склеенные в одну секунду ресницы. Проведя пару мгновений в оцепенении, он стал приходить в себя: потрогал голову растопыренными пальцами и, ощутив «остатки» своего сознания (по крайней мере, так ему казалось), резко поднялся на ноги и устремился в каюту с некой одержимостью, поскальзываясь то и дело на мокрых ступеньках. Забрав оттуда ворох старых коробок, парень вернулся на палубу и в отчаянном полубреду принялся скармливать их ненасытным волнам, будто принося жертву ради собственного спасения, а может, и ради спасения целого парусного корабля, которое не имело пробоины и не тонуло, но раскачивалось, как качели, всё сильнее и сильнее.

В этих коробках, покоящихся в каюте юнги во время странствия, беспробудно дремали детские игрушки: маленький гном и деревянный ослик, которых он хранил как память о ком-то важном, искусно собранные сложные оригами и старая заношенная обувь. Все они, коробки, были перевязаны намертво тугими бечёвками и долгое время не открывались, занимая свободное пространство и в без того небольшом помещении.

Урлику казалось, что море разговаривает с ним, и он, даже что-то отвечая, продолжал выбрасывать за борт жестяные вёдра, тряпки и ещё что-то нужное из инвентаря…

Начался сильный дождь…

С трудом снова поднявшись на ноги и зашатавшись, юнга в подкатывающей зыбкой панике направился к штурманской рубке, ощущая резко повышающуюся температуру, но, поскользнувшись, опять упал. Опьяняющий дурман новой волной разлился по телу, и юноша забыл, куда и зачем держал путь. Вместо подсказки в голове возник образ грозного, вечно лохматого, как собака, капитана. Урлик вызывающе икнул, совершенно не представляя, почему ему вспомнилось лицо, лишь отдалённо казавшееся знакомым. В глазах у юнги то ли двоилось, то ли троилось… Урлику виделось, будто у сумасшедших волн выросли длинные светящиеся языки, которые, гипнотизируя, благодарно лижут голые ноги и тонкие кисти рук и бесцеремонно закрывают тяжёлые веки. Паника постепенно перерастала в умиротворённость, и юнге мерещилось, как сложенная из бумаги птица, чудесным образом выпорхнув из коробки, обретает настоящие перья, клюв и глаза-бусинки, жертвенно врезается в надвигающуюся волну и исчезает из виду. Длинные языки тёмно-синих убийц, как хищные хамелеоны, поглотили её. Урлик погладил урчащий живот, пробормотал что-то невнятное на иностранном языке и забылся.

В то время как морской шторм с каждой минутой усиливался, мистер Лют прохаживался по покоям и искушённо любовался светлыми локонами гостьи, сияющими при тёплом, почти согревающем огненном блеске свечей. Оторвавшись на мгновение от созерцания прекрасного, он поглядел в зачарованное окно, где в ночной темноте, казалось, не было видно берега моря, даже из высокого замка. Но мистер Лют видел всё и всех на большом расстоянии, возможно, даже с закрытыми глазами. Сделав большой глоток тёмно-красного, почти бордового напитка, высокий джентльмен с еле заметным в полумраке шрамом над левой бровью громко рассмеялся властным баритоном, пронизывающим девушек до костей. Он явно о чём-то размышлял и вдруг, довольно прищурившись от задуманного, гордо задрал подбородок с небольшой ямочкой.

От мистера Люта заструился шлейф из сверкающих блесток… и невидимый свет от непревзойдённого лоска.

Девушка, улыбнувшаяся Владыке, изящно распустила ухоженные длинные пальцы медленным жестом, тоже потянувшись к бокалу…

***

А рядом со стихией, где-то на одиноком гладком камне у самой воды лютевилльского побережья, в месте, называемом «Пропасть в рай», вертелся промокший лис, уворачиваясь от порывистого ветра.

Насытившись рыбой, обессиленной от тряски и выкинутой неистовой стихией на берег, лис танцевал на тёмно-коричневых лапах, всматриваясь в даль, где совсем недалеко виднелся силуэт тёмного корабля, проплывающего мимо.

К тому моменту почерневшее море не просто волновалось – оно гневалось, и шум истязающих друг друга волн приводил в ужасающий трепет… Ко всему прочему небо всколыхнула оглушительная гроза, и последующая за ней яркая вспышка молнии, разрезав чернильную бесконечность, осветила прижавшегося к камню трясущегося лиса, который перестал вилять хвостом в нетерпении, и подплывающие к берегу лёгкие коробки, терзаемые разъярёнными волнами.

Зелёные, слезящиеся глаза животного сузились от ветра.

Дождавшись наконец, когда неизвестные предметы окажутся на берегу, «рыжий» оттащил их острыми зубами от плещущейся воды на мокрый песок. Обнюхав всё в темноте и не найдя ничего съестного, уже сытый, но сильно продрогший от холода лис всё равно решил отнести коробки подальше, одну за другой утаскивая к секретной норе у кустов, растущих на плоском островке возвышающегося склона, где иногда устраивал ночлег, отбиваясь от стаи, что обитала в Вересковой пустоши.

Дотащив к кустам коробки, которые были ему нужны скорее из любопытства, лис успел разодрать в клочья одну – с обувью, но разорвавшая небо гроза испугала бедного животного настолько, что тот в истерике забился в нору и, потеряв интерес к новым игрушкам, свернулся калачиком и, продрожав немного, обессилено ударился в дрём.

На заре, заметно повеселев, просохший рыжий лис вылез из норы и играючи загнал тёмной лапой одну из коробок под кусты. Попрыгав на страшных и рваных в некоторых местах замшевых ботинках, он переключил внимание на более интересную добычу, цокающую копытами на склоне, и устремился за ней, отдаляясь от любимого секретного места…

В тот же день, спустя некоторое время, когда на море поднялся очередной шторм, упавшая девочка Роза в погоне за папиной фуражкой первая обнаружила коробку с игрушечным необычным гномом, притягивающим к себе, точно магнит. Тогда с сестрой Верой они и принесли её в дом, несмотря на отговоры родителей.

…Примерно через неделю Криус с братом-близнецом Ливием, поднимаясь по склону и неся сундук с драгоценными и полудрагоценными камнями, пнул мысом ботинка коробку, в которой находился игрушечный ослик. Коробка, обнажённая на открытом пространстве, привлекла внимание бабушки Агнеты, что шла на пляж развеять свои печали.

Пожилая бедная женщина, следующая на пляж полюбоваться закатом, очень осторожно спускалась по склону и внимательно смотрела под ноги: каждый шаг давался ей нелегко. Удобный спуск находился гораздо дальше, в другой стороне, но ей вовсе не хотелось идти в обход. Заглянув в коробку и вытащив оттуда необычного деревянного ослика, Агнета забрала его для внука домой.

Но на этом история не закончилась…

Коробка со сложенными оригами исчезла из виду…

А старые ботинки из разорванной коробки, принесённой лисом с пляжа, стояли у кустов в покое довольно долго, не обращая на себя никакого внимания. Только ближе к концу осени на эту пару наткнулся светлый кудрявый человек. Он хотел было взять находку в руки и рассмотреть, но пожухлая трава и растения пригвоздили её к земле, как свою собственность, не отпуская… Так ботинки пустили корни у «Пропасти в рай»…

На мгновение человек, пытающийся освободить обувь, задумался, а потом с неимоверной силой дёрнул один ботинок, точно это был посаженный картофель…

В ту секунду мужчина испытал странные муки совести, точно почувствовал, что нарушил чей-то план, но было поздно.

Его кровь уже синела, а зрачки меняли форму…

Барахольщик Остин

Весна в портовом городке распускалась, как многослойный бутон цветка, и день за днём солнечное тепло обнимало всех жителей Лютевилля, всё сильнее стискивая их в нежных объятиях. Живые, насыщенные запахи вылетали из окон домов, ускользали из ресторанов через приоткрытые двери, струились над продуктовыми рынками. Они одурманивали в садах и многолюдных парках, переплетались на побережье с блуждающим морским бризом и с жёлтыми, поднимающимися столбами ненавистной пыли, что неслись по дорогам, как призраки лошадей. А затем все вместе закручивались в бодрящем непредсказуемом городском букете, что преподносился каждому прохожему.

Хотя для большинства жителей Лютевилля запах города начинался с их собственного мира. Например, для куклы Кенны – с аромата её чарующих духов. Для Германа – с запаха пота, а потом уже – с любимых блюд и сладких шоколадок, каждый раз так приятно тающих во рту. Для мистера Мелвилля – с масляных красок и графитовых карандашей, хотя многие бы и не смогли определить, чем же они всё-таки пахнут. А для клоуна Мямли – с тайн и запахов циркового закулисья, где катались по полу большие шары со звёздами и прятались деревянные булавы.

Лютевилльцы (да и обитатели других городов) старались избегать невкусных запахов-зловоний и воротили носы от отходов, свалок, мусора и прочей нечисти. Но нелюбопытный прихрамывающий старик Остин Блэк, чей силуэт показался на улице Судорога, остановился по привычке на углу улицы и с интересом навис над покрытым грязью и вмятинами мусорным баком. Что-то лежавшее сверху привлекло его внимание, и через секунду он с осторожностью извлёк из зловонной ёмкости старое чёрно-белое фото с изображением трёх маленьких девочек-тройняшек, покрытое широкой паутиной и испачканное полупрозрачной красной слизью. Присмотревшись к фото повнимательнее, старик быстро спрятал его в уже наполненный мешок, посчитал что-то в воздухе пальцами, решая некую головоломку, и, оторопев, пришёл к какому-то умозаключению. Посмотрев с опаской на домик Блуме и Фруме Гробер, старик на секунду даже приоткрыл рот, затем резко его захлопнул и поплёлся дальше. За Остином Блэком, как обычно, на небольшом расстоянии следовал дикий волк, вальяжно переставляя лапы и распугивая прогуливающихся прохожих.

…Где-то неделю назад, притаившись у второго дома по улице Канитель, где жил его единственный взрослый сын, за которым он, бывало, бесстыдно подглядывал в окна, потому что тот не желал общаться с отцом, Остин случайно заметил: в ночи к отдельно стоящему дому мистера Данна подобрались необычные тени. Удалось даже рассмотреть их силуэты, хотя старик далеко не сразу понял, что увидел, а когда осознал, испугался так же сильно, как и сейчас, рассматривая старое фото. Но, по обыкновению, никому ничего не сказал.

Старик Блэк пересекал призрачный Лютевилль, опираясь на трость. Он был в широкой панамке, из-под которой торчали клочками в разные стороны седые пряди прямых волос, в коротких штанах на подтяжках и запачканном пиджаке, не подходящем по размеру, с заплатками на локтях. Пиджак, явно снятый с чужого плеча, сидел нелепо, и весь вид Остина был какой-то несуразный, неряшливый… Чувствовалось, что со стариком что-то не так. Но отталкивала в нём даже не привязанность покопаться в чужом мусоре, и не ощутимая растерянность, и не лютый волк, сопровождающий по пятам, а нечто другое, да ещё… эти длинные губы. Казалось, они растянуты от уха до уха, так что страшно было их даже представить в расплывшейся улыбке.

Многие, кто знал или встречал чудаковатого Остина, называли его барахольщиком или мусорщиком, кем он, собственно, и являлся, и думали, что мистер Блэк – бездомный и совершенно пропащий человек. Но старик не был бездомным и жил в доме, который опасно стоял на скале у моря, скрытый от людских глаз и забитый внутри разнообразным хламом. С той стороны берега, где мало кто бывал, поэтому даже те, кто и проходили мимо, никогда не замечали у ветхой хижины её владельца: путешествуя целый день по Лютевиллю, Остин возвращался к ночлегу только на закате.

Костлявый Блэк жил в полном одиночестве, и его старое покосившееся жилище с облупившейся черепицей на скале привлекало лишь горных животных, что разбегались при виде огромного волка, охраняющего территорию вокруг.

Задумавшегося о чём-то Остина окликнула кудрявая рыжая бестия лёгкого поведения, вульгарно демонстрируя оголённые участки тела, выскакивающие из туго затянутого корсета. Но, не удостоив её даже потерянным взглядом синих, как небо, глаз, пожилой мужчина, в голове которого звучали мистические переливы оркестровых арф вперемешку с проносящимися кричащими тайнами Лютевилля, похромал к цели дальше, перекладывая с одного плеча на другое тяжёлый мешок, набитый всякой всячиной. С ним из последних сил он доковылял до милой улочки под названием «Улица зелёных крыш», где, тяжело вздохнув, сделал привал у единственного широкого ветвистого дерева, свалив мешок, как тяжёлую ношу. Затем худощавый старикашка разулся и, не спеша потоптавшись ногами по сочной, но ещё прохладной траве, достал из пиджака папиросы и спички и трясущимися руками сделал наконец долгожданную затяжку. Волк держался в стороне.

Не успев до конца выпустить дым изо рта, Остин, задетый пробегающими мимо чумазыми детишками, вырвавшимися, как тайфуны, на свободу после рабской рабочей смены на хлопчатобумажной фабрике, испуганно закрылся руками, как свернувшийся листок дерева.

Их одежда и волосы, впитавшие в себя запах машинного масла и сальных свечей, окутывали шлейфом всех прохожих, и некоторые демонстративно отворачивали носы, будто это были не грязные дети, а маленькие свиньи, испачканные в навозе. Солнце медленно опускалось.

Проворчав что-то невнятное, Блэк бросил последний взгляд на один из домов с зелёной крышей, под которой находилась антикварная лавка и магазин с дорогим парфюмом, как будто что-то или кого-то желая там увидеть. Затем, обувшись, снова взгромоздил поклажу на плечи и уже без остановок поплёлся к дому, где обожжённые солнцем волны, расцеловывая друг друга, догоняли одна другую в разном темпе. Обдумывая новую, внезапно раскрытую тайну, которую, как и все остальные, он, возможно, унесёт когда-то в могилу, Остин наконец раздвинул губы в кошмарной улыбке.

Тем временем мистер Лют, подойдя к разложенной на столе карте, привезённой сестрой Фейрли, остановился и замер на несколько секунд. Затем посмотрел в окно и обнял глазами краснеющий закат.

Время пришло.

***

– Ох, Терри, да что там с тобой происходит? Райан, посмотри, он весь в горячем поту. Может, заболел? Разбудить его?

– Просто кошмар, – отмахнулся отец Терри и, развернувшись, покинул комнату мальчика без особых эмоций.

Ранним утром Терри резко открыл глаза и, восстанавливая дыхание от испуга, осмотрелся вокруг. Ущипнув себя за ногу, он просидел на кровати ещё некоторое время, прежде чем заглянуть под кровать, где раньше хранился его тайник с сокровищами. Там его не оказалось!

…Леди Белинда Скотт поставила чашку на блюдце и настороженно посмотрела в окно: на ветках яблони, не так давно пробившей окно в комнату садовника мистера Ленокса, чтобы спасти его от зачарованного сна, красиво расцветали розовые бутоны.

Кукла Кенна в свежем утреннем макияже нежилась в золотисто-медной ванне, над которой медленно поднимались мыльные пузыри. Она кокетливо смеялась наедине, наслаждаясь тишиной, и вспоминала горящие свечи мистера Люта, как вдруг, всматриваясь в воспоминание, почувствовала себя непривычно неуютно. Её объяло наваждение.

А на границе с Лютевиллем стояли три путника, вечно появляющиеся там, где происходят какие-то странные или ужасные вещи. Обычно они выглядели слегка растерянными и носили тёмные одежды-балахоны наподобие тех, что были в моде в XVI – XVII веках. Сейчас они стояли одни и могли говорить без страха быть услышанными. Громко обсуждая новую предостерегающую опасность в виде приближающегося красного тумана, они решали, как могут поступить на этот раз.

Мимо пролетела белоснежная ворона. Путники замолчали. А затем бесследно исчезли.

…Барахольщик Остин ещё дремал в загромождённой со всех сторон постели, подпёртой с одной стороны Говорящей книгой мистера Евандера Ли, в один прекрасный день оставленной кем-то в парке.

В городе воцарилась мёртвая тишина, и каждый житель Лютевилля нечаянно вздрогнул.

Лютевилль в красном тумане

Жаркая дождливая ночь накануне первого летнего дня, оставив после себя разочарованные зеркальные лужи, растворилась…

Чёрные лепестки подснежника, нашедшие когда-то своих хозяев и выполнив своё предназначение, давно уже засохли и раскрошились. Люди забыли об устрашающих стрекочущих звуках, которые, разрезая воздух, невольно заставляли думать, что город вот-вот разрушится, и о продолжительных снах, которые оторвали лютевилльцев накануне новогодних праздников от привычного хода событий…

Наступал новый день, и восходящее над Лютевиллем раненое солнце, объятое кровавым ореолом, угрожающе растекалось по безвольным облакам, будоража дикой красотой фантазии настороженных просыпающихся жителей, никак не ожидавших, что лютое огненное зарево – начало расплаты за совершённые тёмные и… светлые поступки.

Где-то в бесконечном небе сверкнули защитные серебристые искры, которые тут же утонули в солнечных лучах.

Мистер Лют, облачённый в роскошный тёмно-синий костюм, из-за переполнявших эмоций опрокинул песочные часы на деревянный макет города. Затем надел сияющую глянцевую шляпу-цилиндр и покинул замок, на крыше которого в ту же самую секунду единственная притаившаяся каменная гаргулья, оживая, повернула голову в сторону Зелёного пруда.

То же самое происходило и на крыше замка Смоггибург, и на некоторых других старинных зданиях: устрашающие длиннокрылые, но прекрасные существа плавно меняли своё положение и снова замирали.

На этот раз город, просыпаясь, почуял неладное и как-то нелепо засуетился, кто-то даже выглядывал в окна или настороженно выползал на балконы, пытаясь рассмотреть то, что ещё никого не настигло. А некоторые странные вещи уже начали происходить без предупреждения.

Чёрные шустрые крысы выскакивали из канализаций, мусорных баков и, формируя колонны, перепрыгивая друг через друга, спешили через весь город по красным лужам на противоположную от берега сторону, везя на себе миллионы кусающихся блох.

Собаки, бродившие по дворам, ещё не лаяли, но, приняв сосредоточенную стойку, стояли настороже и болтали хвостами из стороны в сторону. Разноцветные коты и кошки, вылезающие отовсюду, как тараканы, пропустив утреннее умывание, опасливо прижимались к каменным стенам, высоким дверям бронзово-кофейных домиков и другим твёрдым поверхностям, отскакивая от неожиданности при виде несущихся серой волной крыс и мелких мышей.

Волк, лежащий у подножья кривого дома Остина Блэка, что часть ночи бродил у заброшенной психиатрической клиники «Дрейли», вскочил на лапы и протяжно заскулил. А белая ворона, раскрашенная кровавыми оттенками солнечных лучей, уже летела к беловолосому альбиносу – клоуну Мямле, рисующему дрожащими от страха руками яркие синие тени. Заехав неровной линией за край глаза, клоун откинул кисточку в сторону и решил покинуть цирковой шатёр без особых причин, бросая острые, точные взгляды на привычный до боли инвентарь. Где-то свирепо зарычал проснувшийся лев и зачирикали взъерошенные птицы. Выходя, он увидел Викторию, они обменялись тревожными взглядами. Девушка решила пропустить ответственную репетицию и немедленно отправиться к Аделарду…

Докурив последнюю папиросу, Мямля вернулся к маленькому приёмному сыну Грэди и настоятельно попросил позаботиться о нём старую знакомую Виолу, которая присматривала за мальчиком уже как за родным.

– Даже если со мной что-то случится! Смотри за ним в оба!

Мямля снова покинул шатёр, протянул руку, и подлетевшая белая ворона, сев на неё, взгромоздилась по руке на плечо хозяина.

…в самом замке Смоггибург немая маленькая кукла, сидящая на подоконнике, спрыгнула вниз и, разбудив кукловода-чревовещателя Кауфера Хавста, устремилась к двери, зазывая его за собой. Тот послушно поплёлся, ощутив себя впервые за долгое время заточения в замке ведомым по собственному желанию.

На горизонте, из ниоткуда, сливаясь местами с ещё огненными, тающими облаками и обездвиженными тихими волнами, показалась янтарно-красная дымка и еле заметно, всасываясь в окружающее пространство, заскользила в сторону берега, подкрадываясь к Лютевиллю…

…Оскару больше нечего было бояться. Став и для родителей ребёнком, про которого они почти не помнят, невидимка Оскар с сожалением заправил кровать, ещё пока принадлежавшую ему, и посмотрел на стол, где накануне вечером умиротворённая временем мама трогала его вещи и любимые игрушки, а затем, уложив их в мешок, убрала на чердак.

Мальчик вытер быстро бегущие по опухшему лицу слёзы и собрался к единственному другу Терри. Но до этого ему просто необходимо было побыть одному… Одному в своём тайном укрытии у Зелёного пруда, где рос камыш, а стебли торчали из воды, как копья невидимых солдат (так он себе иногда фантазировал). Оскар опять вспомнил старуху в серой шляпе и нервно почесался. Тогда ему стоило лишь пересечь черту её дома, чтобы проснуться другим или вовсе не проснуться – разницы особой не было…

Сделав крутой вираж перед встречей с Терри и дойдя до моста у пруда, Оскар заприметил незнакомого мальчика. Тот подкармливал доверчивых подплывающих рыбок какой-то снастью и казался очень грустным! Поймав чей-то взгляд на себе, Бонни, хранивший маленького ослика в кармане, обернулся к Оскару и смог его увидеть! Разговорившись ни о чём, Оскар предложил новому знакомому вместе пойти к Терри, где их уже ожидала звонко смеющаяся, как колокольчик, Роза и её старшая задумчивая сестра Вера. Им пятерым очень многое предстояло обсудить, но они пока не знали, что именно.

Где-то в «Шипящем лесу» притаился в дупле старого дуба маленький проказник гном. Проснувшись, он поправил съехавший колпачок орехового цвета, покинул укрытие и потопал маленькими шажками через лес в сторону Фейревилля: здесь его больше ничего не держало.

…Красный туман, достигший места под названием «Пропасть в рай», пощупал берег. Слепые люди прозревали, наблюдая чудовищные события.

А на одном из самых высоких утёсов у моря Криус и Ливий, а чуть поодаль и сам мистер Лют, стоящие перед лицом опасности, управляли своими силами и гнали сильный разъярённый ветер через весь город. Пытаясь одной стихией победить другую – мистический красный туман, который мог навредить всем жителям или вовсе стереть Лютевилль в порошок. Броши «принцев» сверкали зелёным свечением, а в разгневанных карих глазах владыки бушевал несдержанный огонь. Внезапно он заприметил белую летящую ворону и еле заметно улыбнулся.

Красная пелена тумана была непроглядной. Рассмотреть какие-либо очертания и его протяжённость не представлялось возможным. Туман казался бесконечным.

Приветственная вывеска «Добро пожаловать в Лютевилль!» с россыпью сверкающих звёздочек погасла и накренилась на бок.

На кладбище творилось что-то невообразимое. Пролетающий дикий ветер, особенно зацепившись в этом месте, поднимал в воздух упавшие, оторвавшиеся от далеко стоящих деревьев ветки и отрывал редкие цветочки от земли вместе со стеблями. А затем (из-за ветра или нет, неизвестно) одна за другой задрожали могильные плиты…

При виде этой картины ошарашенный мужчина, бродивший между могил, бросился наутёк. Но было уже поздно: его шляпу подхватил и закружил ветер, шевеля редкие кудрявые волосы, а галстук, выскочивший из-под пиджака, взметнулся с силой вверх и принялся душить «хозяина». Точно кто-то невидимый подвесил мужчину за галстук – ноги «мистера неизвестного» оторвались от земли на несколько метров, и его несколько раз покрутило, словно рыбку на крючке, пойманную на удочку. Спустя несколько секунд мужчина, как мешок картошки, был резко отброшен вниз и почувствовал, как большеберцовая кость левой ноги отвратительно хрустнула.

…Герман, уютно сидящий на кухне, смачно затолкал в рот большой кусок сочного жареного мяса, пропитанного блестящим маслом, как вдруг нечаянно подавился и схватился за стол пухлыми руками, трясясь от удушения и страха и пытаясь освободить дыхательные пути отхаркивающими движениями. Пока один из жуков-скарабеев, ползающий по столу, не залез по его руке и не стал подниматься выше… всё ближе и ближе подбираясь к приоткрытому рту. Жёлтый чайник, стоящий на плите, отчаянно засвистел.

Многочисленные часы в комнате мирно спящего детектива Вилкинса совершенно без причины одновременно зазвонили в разной тональности и с разным интервалом. Они заглушали другой звук – предупреждающий об опасности звон колокольчиков, разносящейся по улицам сходящего с ума города.

Мистер Евандер Ли, работавший всю ночь под романтические песни французской певицы, допил третью кружку кофе. Затем встал из-за стола, снял пластинку с проигрывателя и без проявления внешних эмоций выбросил её из открытого окна. Она приземлилась на голову барахольщику Остину, который, рассмотрев сокровище, открыл мешок и запихнул её вовнутрь. Сегодня у него был великолепный улов – барахольщик растянул длинные губы в устрашающей улыбке и засмеялся низким сиплым голосом, от которого бросало в дрожь.

Ветер усиливался. Растерянные люди бежали в укрытия.

В руках божественно красивой Кенны заблестела статуэтка золотого слона. Девушка возникла, казалось бы, из ниоткуда и оказалась рядом с мистером Лютом и близнецами. Её белоснежные волосы развивались на ветру во все стороны. Несмотря на опасность, она выглядела непобедимой. Приложив некоторые усилия, кукла хладнокровно повернула слону голову набок. Его бриллиантовые глаза заблестели, но вместо того чтобы время вернулось вспять, как это предполагалось по древней легенде, оно начало искажаться. А кроваво-красный туман стремительно продолжал продвигаться в город, и мистер Лют с близнецами медленно отступали. Кукла сдержанно следовала за ними.

Мистер Лют прошептал: «Всему своё время» – и снова отчаянно запустил столп защитных сверкающих искр в небо. Но яркий туман, наполненный огнём, на миг остолбенев, превратился в окровавленную вату, снова пошевелил щупальцами и, замирая на ходу, продолжил своё течение…

Удивлённые жители видели себя и родственников то постаревшими в непривычной обстановке, то наоборот – молодыми…

А когда-то ушедшие как ни в чём не бывало занимались привычными делами в своих домах и квартирах.

Домой вернулся и Глен, ехидно улыбаясь, и Джоан, и Пётр со Стефанией. Стефания заплела волосы в привычную косу, безразлично посмотрела на часы, стрелки которых крутились то в одну, то в другую сторону, и принялась за приготовление вкуснейшей выпечки, громко постукивая скалкой.

Лютевилль, объятый страхом и ужасом, закружило в водовороте странных происшествий… Тем временем красный туман, просочившись через редкие дома на утёсе и береговой линии, подступился к Вересковой пустоши.

Гигантская паучиха, скрывающаяся долгое время в подполе ванильно-кремового домика, сбила с ног помолодевшую Блуме и, перебирая длинными лапами по лестнице, выскочила наружу. Наверняка с ней тоже что-то произошло, и добровольное заточение больше не входило в её планы.

Флуме Гробер испуганно отшатнулась, поправляя съехавшие на нос очки, и попятилась к окну, за которым всё в округе расплывалось в янтарно-багровых оттенках.

«Да и что можно поправить, если ничего изменить нельзя?» – эта фраза крутилась в голове у леди Белинды Скотт, которая снова отчаянно пыталась повернуть время вспять.

В это время чубарая пони по кличке Холи, жующая спокойно траву на поляне, резко подскочила, точно её ужалила пчела или даже молния, и поскакала в неизвестном направлении. Она то неслась, удивляя прохожих своими пятнами, то останавливалась в забытьи, а через время, устало цокая вновь, продолжала прерывистый путь.

Альбинос Мямля встретил красный туман глазами – по пути к узкой тропе, ведущей к Вересковой пустоши. Не дойдя до неё, мужчина упал у большого камня навзничь и зарыдал. Что творилось в его голове в этот миг, можно только представить. Кровавое небо побагровело, ветер закружился с удвоенной силой, а чистые слёзы клоуна продолжали бежать по белоснежному разукрашенному лицу и ярким губам, стекая большими каплями, буквально разбрызгиваясь на тонкие кисти рук и растекаясь по камню тёмной волнующейся лужицей. Тишина, внезапно продавившая пространство, задержала дыхание и извергла из себя послание в виде первых острых градин, что ударили по голове и шее спасителя Мямлю, а затем Владыку города и всех остальных по цепочке…

– Мямля дома! – снова произнёс коронованную фразу рыдающий человек.

Тёмные тучи, обволакивающее пространство всё сильнее гнали красный туман, избавляя город от сумасшествия.

– Мямля дома! – повторил теряющий силы клоун.

Леди Белинда Скотт, покидающая дом, всматривалась в небо, где виднелся еле различимый силуэт дирижабля, что долго не мог совершить новый манёвр. Она что-то прошелестела яркими фиолетовыми губами, и дирижабль наконец-то двинулся в путь.

Испуганный туман, совершив резкий вираж над Лютевиллем, растворялся в пустоте. Ветер успокаивался.

Маленькая Роза бежала с сестрой от новых друзей – Терри, Бонни и невидимки Оскара, прикрываясь тоненькими газетами. Её серебристый смех утопал в громком звоне падающего по крышам домов, мануфактур и разных заведений города града…

Девочки интуитивно бежали домой, где их снова встретил бы привычный запах какао и вкусных свежих булочек.

Тем временем мистер Лют пересёк Вересковую пустошь и, найдя обессиленного Мямлю, дружественно и гордо погладил его по спине… Где-то на скрипке заиграла радостная мелодия…

Обеспокоенные люди бежали навстречу друг другу, проверяя, всё ли с ними в порядке и всё ли на своих местах… Но вот на своём ли привычном месте стоял Лютевилль? Этим вопросом пока не задавался никто, кроме, пожалуй, слегка постаревшего, скачущего на чёрном коне в сторону леса мистера Люта…