Текст книги "На самой глубине неба"

Странно, но минут через пятнадцать, когда переносчик уже подлетал к дому ее подруги, тревога вновь начала усиливаться, и она, будучи взрослой совершеннолетней девушкой, вдруг почувствовала себя словно ребенок, сбежавший из дома. "Что я наделала? – вдруг мелькнуло в голове. – Ведь он меня найдет и дико разозлится".

– Ради Космоса, что ты натворила, Сафира? – потрясенно переспросила Аккея, выслушав ее короткий, сильно упрощенный рассказ о произошедшем.

Ее гостиная казалась на удивление крошечной после огромной гостиной в доме Льючи, хотя раньше Сафира считала квартиру подруги замечательной – конечно, меньше, чем у ее родителей, но для нового жилища молодых вполне удобно и просторно. Теперь же она казалась тесной, как коробочка для заколок. А может, так влияли на ее восприятие эмоции, ведь раньше ей не доводилось бывать тут в таких растрепанных чувствах.

Мужа Аккеи еще не было дома, но, как выяснилось, он должен был появиться до ночи. Сафира смотрела в изумленные глаза подруги и все больше с каждой секундой осознавала, что понимания в ее горианских немного раскосых глазах не найдет. Ни ее отчисление из института, ни заблокированная карта нисколько не впечатлили Аккею. Зато имя Льюча эс-Мьийа впечатлило ее донельзя, и в первое мгновение, услышав его, горианка даже захлопала в ладоши, спеша поздравить ее со столь удачной помолвкой.

Последовавший рассказ только обескуражил ее. Сафира подумала, что должна была догадаться: ее подруга и бывшая одноклассница бросила все мысли о дальнейшей учебе в тот самый день, когда узнала, что помолвлена, еще год назад. Как большинство горианок, она решила сначала родить и вырастить детей, а потом уже думать о дальнейшей учебе. Продолжительность жизни порядка двухсот пятидесяти – двухсот восьмидесяти лет позволяла горианкам планировать свою жизнь именно так, поэтому, как правило, в вузы после школы поступали лишь те девушки, которым, увы, не поступало никаких предложений из системы.

Понять, почему Сафира не забыла об учебе в тот самый день, как получила уведомление о помолвке, Аккея никак не могла. Но если это она еще как-то уложила в своей чисто горианской системе координат, то побег от жениха туда уже никак не помещался.

– Сафи, это безумие, ты должна вернуться. Твоя помолвка не расторгается, и это значит, что ты просто нарвешься на крупные неприятности. Тебя накажут.

– Я уже наказана, как ты не понимаешь, Аккея, – взорвалась Сафира, поскольку тревожный тон подруги пугал ее все больше. – Наказана ни за что! Он отнимает все, что для меня важно! И он запер меня в своем доме.

Под скептическим взглядом подруги она осеклась, вспомнив, что, в общем, без особого труда покинула свою темницу, но сразу затем отрицательно потрясла головой:

– Да, запер. Он просто не думал, что у меня хватит духу попросить кого-то о помощи. Думал, я буду слушаться как… как…

– Как нормальная женщина? – язвительно спросила Аккея, складывая руки на груди. Недовольная тем, как Сафира повысила голос, горианка насупилась и быстро перешла к защите. – Знаешь, он вообще-то вправе был так думать. По правде, я думаю, ты уже нарвалась на крупные неприятности. И единственное, чем ты можешь себе помочь, – это позвонить жениху прямо сейчас и во всем признаться. Скажи, что перенервничала и, возможно, он постарается тебя понять.

Сафира открыла рот, но тут же закрыла, сообразив, что ей не удастся объяснить Аккее свои чувства. Хоть они и дружили несколько лет, но сейчас она чувствовала, словно перед ней совершенно чужой человек. Эта чуждость, впрочем, проявлялась и раньше, стоило им заговорить о мужчинах и помолвках. И все же она думала, что в критической ситуации подруга поможет ей – но нет, ошиблась.

– Я думала, ты моя подруга, – в сердцах бросила она, подсознательно стремясь задеть ее за живое. И это получилось.

– Не говори так, – обиженно отозвалась горианка. – Я твоя подруга, и я желаю тебе только добра.

Телепатически почувствовав ее честность, Сафира моментально утратила боевой настрой. Аккея не виновата. Просто она другая, и с этим надо смириться, каким бы это ни казалось тяжелым в исполнении. Молча кивнув, она отвела взгляд.

– Скажи, Аккея, твой муж когда-нибудь наказывал тебя?

Горианка смущенно подобрала ноги:

– Ты имеешь в виду – в уводе? – уточнила она и, дождавшись кивка Сафиры, наклонила голову, – Да, однажды было.

– Тебе было страшно?

Непонимание во взгляде и эмоциях ее подруги смутило ее больше, чем Аккею смутил ее вопрос.

– Конечно, нет. Он же мой муж, и не сделает мне ничего плохого. Ну, подумаешь, с десяток шлепков – от этого не умирают, Сафи. Это же ерунда, – с беззаботной улыбкой заметила девушка, и ее тон был примерно таким же, как перед выпускными экзаменами, когда она уговаривала ее не нервничать – словно это и впрямь был какой-то пустяк.

Сафира улетела из дома Аккеи минут пятнадцать спустя, выпив чашку чая за отвлеченным разговором. Подруга снова вызвала ей переносчика, хотя и покачала головой укоризненно, когда поняла, что она не собирается возвращаться к жениху и звонить ему. Коммуникатор Сафира давно выключила, опасаясь, что Льюча выследит ее – ведь одному Космосу ведомо, какие у них там, в службе охраны, технологии.

Ошарашенная реакцией Аккеи, Сафира вдруг утратила весь оптимизм насчет полета в Шейехар, к Фемиру. Деваться было некуда. Родителей волновать больше не хотелось, и, кроме того, ей просто было страшно – если они отреагируют так же, как Аккея, она останется в тотальном одиночестве. Уж лучше думать, что они поддержали бы ее – и не проверять этого.

Еще немного поразмыслив и прикинув шансы, Сафира попросила переносчика отнести ее в Сезариат. Она должна убедить Яксина эс-Фарфе, что такой деспотизм ее жениха не соответствует тонкой организации ее земной психики – в конце концов, это чистая правда.

Приготовившись ждать в приемной весь вечер, Сафира была приятно удивлена: советник принял ее почти моментально. С поразившим ее спокойствием он предложил ей изложить все жалобы, а затем попросил небольшой скан. Она кивнула с готовностью: в отличие от глубокого сканирования, быстрый скан за два-три дня никак не мог повредить ей. Серые глаза Яксина мягко затянули в увод, и весь мир вспыхнул, перенося их из кабинета советника в удивительно приятное место, где она прежде никогда не была.

Прямо над их головами свисали тонкие ветки изящных северных деревьев, в воздухе носился запах свежих листьев, клейкой смолы и распускающихся цветов. Кривая дорожка вела за собой, и Сафира послушно пошла за советником прогулочным шагом.

– Сады моего детства. Это Халива, я здесь вырос, – пояснил Яксин, явно расположенный к непринужденной беседе.

– Здесь очень красиво, советник, – искренне отметила она. – Спасибо, что показали мне это изумительное место.

– На здоровье, маленькая. Мне звонил эсте эс-Мьийа, – прибавил Яксин без перехода.

Сердце Сафиры ушло в пятки. Разумеется, этого следовало ожидать. Уже довольно поздно, и Льюча, конечно, уже ищет ее.

– Вы сказали, что я у вас?

– Тебя это так пугает? – осведомился Яксин вместо ответа.

Сафира стиснула зубы. Советник, разумеется, не вполне понимал ее. Как и все горианцы. Но она как-то должна найти слова, донести до него…

– Понимаете, – начала она, едва сдерживая слезы. – Мне этого не выдержать. Я так не могу, когда за меня все решают и запирают, и….

– Погоди, погоди. Вдохни-ка поглубже. А теперь выдыхай. И давай начнем сначала. Ты, как я понял, жалуешься, что тебя отчислили из академии без твоего желания. А также на блокировку твоей карты.

– Он фактически запер меня в своем доме.

– Это не очень хорошо. Наверное, это было бы слишком жестким поведением для жениха на первой неделе помолвки.

Сафира резко подняла голову. Она правильно поняла советника? Он действительно только что встал на нее сторону?

– Маленькая, я пока еще не слышал позиции эсте эс-Мьийа, и допускаю, что ты что-то могла неверно понять, – осторожно заметил Яксин. – И пока я всего лишь хочу сказать: если то, о чем ты говоришь, действительно имеет место быть, то этого я не одобряю и готов помочь тебе в переговорах с женихом. Но если ты что-то поняла неверно…

– Хорошо, – с готовностью кивнула она.

– В таком случае, ты не будешь против, если я приглашу эсте эс-Мьийа и мы вместе обсудим происходящее?

– Нет, не буду, – выдохнула Сафира, едва удерживаясь от того, чтобы броситься на шею Яксину эс-Фарфе с радостным криком.

Но даже присутствие советника не могло полностью унять ее страх. С каждой минутой, что они ждали Льючу, узел внутри ее живота скручивался все больше, и становилось даже трудно дышать. В конце концов, Яксин попросил секретаря принести ей мятного чая и, оторвавшись от своего коммуникатора, посмотрел в глаза:

– Сафира, послушай, я понимаю, что тебе трудно, но на скане я не нашел никаких причин для такого страха с твоей стороны. Разве твой жених повышал на тебя голос? Наказывал?

– Он…

Сафира вспомнила холодные, полные ярости глаза Льючи, когда она упомянула о своих правах. И еще раньше, когда они препирались в поездке. И при самой первой встрече. Она даже думать не хотела, каким он прилетит сейчас, после того, как она догадалась обо всех его уловках и сбежала. Да еще пожаловалась на него советнику. Если Яксин не расторгнет их помолвку – ей конец. Вряд ли какие-то увещевания подействуют на ее жениха.

– Тебя не смущает противоречие между тем, в чем ты находишь его виноватым и… хотя бы тем, каким он был с тобой вчера? Я ведь не ошибусь, если замечу, что вчера был весьма романтичный день, а, маленькая?

Под проницательным взглядом Яксина Сафира слегка порозовела, и комок слез в ее горле уменьшился. Прерывисто вздохнув, она неуверенно кивнула:

– Именно это меня и пугает, советник. Мне кажется, он ненормальный.

Она даже понизила голос, пораженная этой внезапной догадкой, пришедшей ей в голову почти одновременно с тем, как эта мысль была озвучена. Но Яксин эс-Фарфе почему-то отреагировал совсем не так, как она ожидала: темно-серые глаза советника отразили сначала крайнее изумление, а затем она, к своей досаде, разобрала телепатический смех – за мгновение до того, как он закрыл эмоции.

– Как вы можете смеяться? – возмущенно выпалила Сафира, вскакивая.

– Я…

Яксин взмахнул рукой в воздухе, явно намереваясь объясниться, но в этот самый момент в его кабинет без стука ворвался Льюча.

Отшатнувшись от него, Сафира ударилась бедром о стол и задела чашку с чаем, которая медленно соскользнула на пол и с грохотом разбилась. Одновременно с этим за спиной Льючи захлопнулась дверь, снабженная жестковатым доводчиком, и совокупный шум получился ужасающим. Обхватив себя руками, Сафира инстинктивно сжалась и забилась в угол, стараясь не смотреть в глаза жениху.

С каждой секундой она все больше убеждалась в том, что права: он ненормальный. Все сходилось. Его внезапные приступы ярости, затем переходившие в спокойствие. Его ласковое настроение накануне, когда он уже знал, что обманул ее, отчислив из академии. И блокировка ее карты – маниакальное стремление ограничить свободу в отместку за непослушание.

– Сафира, тебе лучше присесть, – донесся до нее голос Яксина, и только тогда она сообразила, что Льюча уже сказал что-то советнику, и тот ему ответил, вот только она не слышала, что, оглушенная внезапной паникой.

Бросив косой взгляд на жениха, уже усевшегося на стул в такой непринужденной позе, словно он был хозяином кабинета, она рухнула на кресло, подвинутое Яксином. И тогда советник тоже сел, положив руки перед собой на стол.

– Эсте эс-Мьийа, ваша невеста обеспокоена тем, что сегодня обнаружила свое отсутствие в списках учащихся академии, – негромким мягким голосом начал советник. – Позвольте уточнить, правильно ли ее умозаключение о том, что вы каким-то образом содействовали ее исключению из числа студентов?

– Разумеется, нет, – не моргнув глазом, ответил Льюча. – Насколько мне известно, исключение из числа учащихся производится только по желанию самого учащегося. А что касается списков, то мою невесту, действительно, временно из них исключили, чтобы не вызывать вопросов у других студентов. Признаюсь, я использовал свое знакомство с ректором, чтобы скрыть факт ее заболевания и обещал ему, что Сафира пройдет курс лечения под моим контролем прежде, чем вернется на учебу.

– Иными словами, – медленно произнес Яксин, не скрывая легкого удивления, – вы содействовали тому, чтобы вашу невесту не исключили по состоянию здоровья, а, наоборот, позволили ей остаться в числе студентов?

– Можно сказать и так, – сухо заметил Льюча.

"Врет. Он врет. Ради бога, не верьте ему", – мысленно умоляла Сафира советника, впервые за долгие годы поминая забытого, далекого земного бога. Внутри нее все обрывалось. Ее жених – хитрый, изворотливый, опасный сумасшедший. И никто не видит этого, кроме нее.

Бросив единственный взгляд на ее умоляющее выражение лица, Яксин эс-Фарфе взял коммуникатор и посмотрел на Льючу:

– Вы не будете возражать, эсте эс-Мьийа, если я свяжусь с ректором морской академии Шейехара? Исключительно для спокойствия эсты эс-Авака.

– Для спокойствия моей драгоценной невесты я готов терпеть любой цирк, – саркастически процедил Льюча, складывая руки на груди, – только не долго.

– Разумеется, – вздохнул Яксин и быстро набрал номер на коммуникаторе, поднимаясь из-за стола.

Пока советник разговаривал, отойдя от них подальше, Сафира упрямо изучала свои ноги. Она знала, чувствовала, как Льюча смотрит на нее, но не собиралась поднимать взгляд – достаточно было, что он по эмоциям ощущает ее нервозность.

Когда Яксин повернулся, Сафира подняла подбородок и посмотрела советнику в глаза. Она была уверена, что сейчас он скажет ей слова поддержки, но вместо этого увидела в глазах советника легкую укоризну:

– Сафира, вы не исключены из Академии. Ректор только что подтвердил все, что сказал эсте эс-Мьийа. Вы можете вернуться через два месяца, при условии, что пройдете необходимое лечение.

– Как? – выдохнула Сафира. Ее рот приоткрылся, но осознала она это только через несколько секунд, когда советник снова посмотрел на Льючу:

– Я прошу прощения, эсте эс-Мьийа, но у меня еще один вопрос – по поводу не работающей платежной карты вашей невесты.

– Не работающей?

На этот раз Сафира все же подняла глаза на Льючу, только чтобы увидеть непонимание в его взгляде. Которое, впрочем, сразу сменилось просветлением.

– Ах, да, – поморщился он. – Я действительно заблокировал ее. Вы же понимаете, советник, я не мог позволить моей невесте пользоваться картой родителей во время помолвки со мной.

Сунув руку в карман, Льюча достал из него и показал Яксину темно-красную карту, а затем встал, сделал два шага по направлению к ней, и положил тонкий кусочек гибкого металла перед застывшей Сафирой. Прочитав свое имя на безлимитной карточке с его счетом, она опустила голову еще ниже, чувствуя, как кожу заливает краска – по самые кончики ушей. В тот момент ей хотелось скончаться прямо там, на месте.

Значит, она действительно все неправильно поняла… и как нелепо получилось. Всхлипнув, она закрыла рот рукой и подняла взгляд на Яксина:

– Простите меня.

– Это не ко мне, – несколько сухо ответил ей советник и вновь посмотрел на Льючу.

– Эсте эс-Мьийа, учитывая обстоятельства, вы можете подать жалобу, и она будет рассмотрена в…

– У меня нет жалоб. Советник, я благодарю вас за уделенное внимание и прошу прощения за свою невесту, – отрезал Льюча. – Сафира, поднимайся, мы уходим.

Вскочив на одеревеневшие ноги, она проковыляла через кабинет Яксина за своим женихом и только у выхода, вспомнив об этикете, скомкано попрощалась с советником. Повернувшись, она едва не врезалась в Льючу, который все еще держал для нее дверь и, путаясь в ногах, буквально вывалилась из кабинета Яксина, устояв на ногах лишь благодаря тому, что жених поддержал ее за локоть в последний момент.

По дороге домой Сафира впервые поняла, какой Льюча, когда на самом деле злится. Он не сверкал взглядами и не шипел на нее, не повышал голоса и не язвил. Он медленно убивал ее своим молчанием и абсолютной отстраненностью. Его лицо не выражало ровным счетом ничего. Вслепую пристегнув ее, он аккуратно взлетел, словно машина, и, хотя этот полет ощущался абсолютно безопасным, Сафира вмиг затосковала по шуточкам и угрозам нарисовать в воздухе восьмерку.

Еще до взлета она тихо попросила прощения, но Льюча никак не дал понять, что хотя бы услышал ее, не говоря уж о том, чтобы принять извинения.

– Льюча. Прости меня, пожалуйста, – пробормотала она снова, пока они летели. Он должен был услышать ее – она подкрепила слова телепатическим обращением, которое он не мог не получить, будучи высшим. Но снова не ответил.

Сафира ощущала ужасный стыд. Она даже не знала, за что ей стыдно больше – за то, что жаловалась Яксину и заставила Льючу лететь на эту дурацкую очную ставку или за то, что целый день думала о нем плохо, считала монстром, самодуром, а потом и вовсе сумасшедшим. А самое ужасное было, что он потратил на нее кучу времени и сил – и с ректором договорился, и тренировал накануне целый день, и карточку успел сделать. И какую – красную. Он готов был дать ей неограниченный лимит по своему счету. Он, оказывается, умел доверять, в отличие от нее.

Родители воспитали ее, в том числе своим примером, что обо всем нужно разговаривать – прежде, чем делать выводы, тем более нельзя предполагать самое плохое, не дав человеку объясниться. И вот она сделала все так, что нанесла оскорбление ни в чем не повинному человеку, да еще и вовлекла в это советника.

Погружаясь в свои угрызения совести все глубже, Сафира готова была расплакаться к тому моменту, как они приземлились на площадке скалы-корабля.

– Льюча, – позвала она, когда он отстегнул ее. Но снова увидела лишь его спину, едва поспевая за ним по темному коридору. Теплый ночной воздух растрепал ей волосы, а облака закрыли свет звезд, и почти ничего не было видно. В том числе и слез, которые уже застилали ей глаза.

Догнав его у двери, она перехватила его руку перед тем, как он открыл бы ее – чтобы коснуться, чего он не позволил бы внутри.

– Льюча, ну, пожалуйста, – взмолилась она. – Ну, хочешь, накажи меня.

Ее жених, уже почти открывший дверь, замер. Он повернулся, посмотрел на ее руку поверх своей и медленно повернул ладонь, сцепляя их пальцы, а затем посмотрел в ее глаза:

– Неужели на этой неделе ожидать землетрясений? Землянка признала пре-сезариат и просит наказать?

Раздув ноздри, Сафира все же выдержала взгляд его светло-серых, блестящих в темноте насмешливо-обжигающих глаз.

– Я не отрицаю пре-сезериат, и… это твое право, – еле слышно пробормотала она, желая провалиться сквозь землю.

Теперь было похоже, что он окончательно забыл о двери и сосредоточил все внимание на ней. Его пальцы коснулись ее подбородка, требовательно поднимая его. Их взгляды скрестились, но увода не последовало.

– В течение следующей недели я не хочу слышать никаких возражений ни по какому поводу. Я хочу идеальную невесту, понятно? – процедил он, глядя сверху вниз.

– Да, – выпалила она с готовностью, еле шевеля пересохшими губами.

– Я хочу, чтобы ты советовалась со мной о любых своих передвижениях. Если ты куда-нибудь полетишь без моего ведома, хотя бы куда-нибудь…

– Хорошо, – поспешила согласиться она в тяжелой повисшей паузе.

– Прекрасно. И еще одно.

Льюча произнес эту фразу, но ничего не добавил, словно чего-то ожидая. Подняв глаза, Сафира убедилась, что так оно и было. Лишь когда их глаза встретились, он наклонился, обхватил огромными ладонями ее бедра и легко поднял, словно она почти ничего не весила.

Увидев его лицо совсем рядом, Сафира окаменела от страха. Она не готова была с ним целоваться – только не так, только не…

Льюча наклонил голову, явно изучая ее эмоции, полные паники, а потом высвободил одну руку, без труда удерживая ее другой, и провел тыльной стороной ладони по щеке:

– Тебе нечего бояться. Постарайся это запомнить.

Легонько отклонив ее голову в сторону, он коснулся губами ее виска и быстро опустил ее на землю, открыв дверь в квартиру.

– Живо спать, – скомандовал он, едва они пересекли порог. И Сафира опрометью бросилась в свою комнату.

Но заснуть она не смогла. Ни через час, ни через два. Где-то в середине ночи, уставшая вертеться в постели, она поднялась, потому что невыносимо хотелось выйти на воздух. В ее голове снова и снова прокручивалась вся беседа с Яксином, потом то, как Льюча принял извинения, как потребовал быть идеальной невестой и даже пытался успокоить. "Тебе нечего бояться", – он знал, как она паникует при мысли о поцелуе. Как она вообще паникует по любому поводу.

До дурацкой помолвки Сафира понятия не имела, насколько опасается сближаться с кем-то новым. Она жила в уютном закрытом мирке: добрые понимающие родители, пара подруг, образ мыслей которых давно известен и предсказуем, такие же неопасные парни-дайверы, для которых существует только море и разговоры о проныриваниях. Стоило ей встретиться взглядом с кем-то чужим, как она отводила глаза, а внутри все напрягалось и протестовало.

Ей хотелось пообщаться с кем-то еще. Иногда она даже мечтала о том, что когда-то влюбится, но гораздо проще было думать, что это произойдет еще не скоро. Потому что она понятия не имела, как.

Понятно же, что любой нормальный горианец смотрит на нее, как на бесполое, не очень-то привлекательное существо. Сафира и не чувствовала себя девушкой. Ей всегда так и казалось, что она – нечто среднее. С мальчишками она общалась как мальчик, никогда не пытаясь строить глазки или жеманничать. И они принимали ее за "своего парня", иногда до такой степени не замечая ее женскую сущность, что даже обсуждали при ней девчонок.

Но Льюча вел себя с ней совсем не так, с самого начала. С первых мгновений их знакомства он не давал ей и на секунду забыть о том, кто здесь мужчина и какого она сама пола. Причем, не важно, во время ссоры или в разгар вчерашней идиллии. Словно у него были волшебные очки, позволяющие видеть ее не такой, какой видели ее другие. Или будто с ним она действительно становилась другой. Потому что он такой сильный и упрямый? Потому что он такой красавчик?

Захватив из гостиной плед, Сафира по памяти пошла искать террасу, надеясь не заблудиться в огромной квартире в темноте. Коридоры подсвечивались тусклым светом ночников, теплый камень с подогревом приятно ласкал ее босые ноги.

Снаружи прохладный ветерок приятно остудил тело, измученное бессонницей, и Сафира сделала еще несколько шагов, волоча за собой плед, мимо изящных кресел с узкими спинками, спроектированными специально для крылатых. Она не хотела садиться ни в одно из них, а думала расстелить плед на камне и посидеть на краю скалы, понаблюдать за звездами.

Но тут справа что-то шевельнулось, и она вздрогнула от неожиданности, заметив в одном из кресел здоровенную фигуру Льючи. Резко повернувшись, Сафира замерла на месте с колотящимся сердцем и уставилась на своего жениха, которого почитала давно спящим в своей спальне.

– Надеюсь, ты не собираешься прыгать? – суховато осведомился он, оценивая расстояние от ее ног до края скальной платформы. Его глаза смотрели устало. Усталость отражало и все его лицо, и Сафира снова ощутила приступ вины. Довела супергероя. А любая горианка на ее месте холила бы его и лелеяла, выполняя все желания. Горианку не потребовалось бы просить стать "идеальной невестой". Казалось, у них всех это в крови.

– А ты бы пытался меня спасти? – не удержалась она, тиская руками плед в замешательстве.

– В каком смысле: "пытался"? – недоуменно спросил он.

Тут Сафира вспомнила, что высота скалы-корабля огромная – около полутора мер, и, учитывая силу притяжения на Горре, это означает не меньше трех минут падения. Вполне достаточно, чтобы сидящий перед ней мужчина, один из лучших на Горре спортсменов, мастер экстремальных полетов, ее поймал. Важна, конечно, скорость реакции, но и в этом сомневаться не приходилось. Интересно, в нем есть хоть что-то неидеальное? Что-то, с чем он не справился бы?

– Я просто хотела здесь посидеть, – едва не заикаясь от накатившего смущения, объяснила она. – Извини, я не знала, что ты тоже…

– Сиди. Ты мне не мешаешь, – пожал плечами Льюча и, немного подумав, Сафира все же забралась в кресло, укрывшись пледом сверху. Ей показалось, что если она разместится на полу, он точно подумает, что она ненормальная или вроде того.

Прикрыв глаза, она сидела, всем телом напрягаясь от неловкости. Ей очень хотелось уйти, она не планировала находиться тут в его обществе, но это могло показаться слишком демонстративным, и вдобавок недружелюбным, поэтому она молча сидела, выжидая и не зная, на что решиться.

Льюча не шевелился, глядя в сторону, и, казалось, совсем забыл о ней, хотя, разумеется, чувствовал ее телепатически. Даже она его чувствовала – на его эмоциях не было блоков. Удивительно, но его настроение ощущалось довольно спокойным и даже приподнятым. Впрочем, ничего особенно странного в этом и нет: у него-то совесть чиста, и ему-то нечего опасаться.

Это она тут погибает в сумбуре своей тревоги и досады на собственную глупость.

– Хотел сказать утром, но раз уж ты все равно тут…

Льюча заговорил внезапно, и она невольно снова вздрогнула. Его глаза сузились, и по взгляду стало понятно, что он переключился в режим сканирования эмоций. Сафира порозовела:

– О чем? – спросила она, пытаясь отвлечь его от проникновения в свою психику, но это не сработало.

– Погоди. Что с тобой? – спросил он, внимательно глядя в глаза – теперь гораздо более внимательно, чем несколько минут назад, когда предложил ей присесть, поглощенный собственными мыслями. Сафира с опозданием сообразила, что все-таки стоило удирать, пока была возможность. Но теперь уж поздно.

– Ничего особенного, – пробормотала она, отводя глаза.

– Тебе плохо. Я думал, ты немного успокоилась.

– Н-нет.

На ее глазах появились слезы от этого вынужденного признания.

– Расскажи мне.

– Не мучай меня, пожалуйста. Мне и так плохо.

– Я не собираюсь тебя осуждать.

– А почему? – внезапно спросила она. – Я чувствую себя полной дурой.

– А по-моему, ты просто запаниковала. И это вовсе не стоит таких терзаний.

Ее ресницы взлетели, а губы приоткрылись – Сафира удивленно посмотрела в глаза Льюче. Видит космос, она не ожидала от него такого спокойствия после всего, что учудила.

– Почему ты так удивлена? Думаешь, я не понимаю твою нервозность?

– Я думала, ты злишься на меня из-за этой помолвки. Но я не…

Льюча пошевелился и одновременно на его эмоции опустился блок. Затем он встал со своего кресла и шагнул к ней, опускаясь на корточки:

– Если и так, это только мои проблемы. Ведь ты не виновата.

– А почему ты не мог заснуть? – спросила Сафира, подбирая ноги под плед. Теперь, когда он находился совсем рядом, изучая ее лицо спокойными серыми глазами из-под своих длинных ресниц, ей снова захотелось куда-то сбежать. Но в то же время по всему телу разлилось тепло – это выглядело так, словно он заинтересовался ею. И думать так ей было приятно.

– Хотел кое-что обдумать, – ответил он и вновь прямо посмотрел на нее. Сафира немного подобралась и невольно оглянулась на дверной проем, ведущий в квартиру. Технически они сейчас не дома, а снаружи, мелькнуло в голове.

– Да, мы сейчас не внутри. Но если ты возражаешь…, – Льюча дал ей пару секунд прежде, чем коснулся пальцами предплечья. Но Сафира не возразила, а лишь приоткрыла рот, удивленно замечая, как ее тело отреагировало на это прикосновение – ласковое, пробующее на ощупь. И как ей захотелось больше.

Почти мгновенно его ладонь вспорхнула вверх, к ее лицу, и Льюча коснулся большим пальцем уголка ее рта, обхватив щеку теплой большой рукой, немного жестковатой на ощупь. Он посмотрел в глаза, и Сафира снова не возразила ни словом, ни жестом, лишь на секунду задержала дыхание и закрыла глаза перед тем, как его губы коснулись ее. А потом ошеломленно выдохнула, позволяя им осторожно приоткрыть свой рот.

Но его язык лишь на мгновение прикоснулся к ее нижней губе, и поцелуй получился очень тактичным и скорее ласкающим, чем развратным.

Это было ошеломляюще прекрасно. Нежно и волнующе. Она невольно облизала губы, все еще смакуя вкус своего первого поцелуя, когда Льюча прочистил горло и позвал ее:

– Сафи, так вот, что я хотел сказать. Завтра вечером у нас внутренний турнир. Это как большой, но только у нас, в Службе охраны, и все свои.

Она машинально кивнула, не понимая, к чему он клонит.

– Все будут с женами и с невестами, у кого они есть. Я бы хотел, чтобы ты тоже пошла.

– Но я…

Сафира ошеломленно пыталась понять, чем ей это грозит, хотя где-то в глубине души уже знала, что отговориться не удастся.

– Я знаю, что ты не любишь публики. Но я обещаю, что там никто не будет на тебя пялиться. По крайней мере, из мужчин, а женщины ведь тебя не пугают, да?

– Я… не знаю… у меня даже платья подходящего нет.

– У тебя моя карта, сходи в магазин, купи все, что нужно.

– Ты не…

Она хотела спросить, не стыдится ли он ее, такую никчемную землянку, но в последний момент прикусила язык. Это было слишком самоуничижительно, даже для ее теперешнего состояния. Тем более что он все-таки поцеловал ее. А значит… она ему нравится? Или это ничего не значит? Этакая обязательная программа помолвки?

– Хватит отговорок, – усмехнулся Льюча, поднимаясь на ноги. – Иди спать. Завтра я буду полдня на работе, а ты отправляйся по магазинам. Вечером мы летим на турнир.