Текст книги "Под сенью апельсиновых деревьев"

На плантации Розенбург домашним служанкам разрешалось носить простые, повседневные одеяния. Они, как уже узнала Юлия, состояли у женщин из панги – широкой юбки, сделанной из одного полотнища, и ангиса – платка. Мужчины также носили панги или простые брюки. Блузки и рубашки рабы надевали только тогда, когда имели дело с белыми. В своих поселениях и на полях черные мужчины отказывались от этого. Женщины же, напротив, всегда старались быть полностью одетыми, по крайней мере, в присутствии надзирателей и белых мужчин. В городе они даже носили довольно пышные платья. Несмотря на это, Юлии пришлось привыкать к тому, что большинство женщин ходили босиком. Юлия не знала, есть ли праздничная одежда у домашних рабов в Розенбурге, но не могла представить в таком виде ни Амру, ни Кири.

– Ну, Джульетта, как вам Розенбург?

Мария Марвийк придвинулась ближе к Юлии. Мужчины углубились в профессиональный разговор о ведении дел на плантации, а Мартина ограничилась тем, что смотрела влюбленными глазами на Питера.

– Мне очень нравится жить в Розенбурге. – Юлия постаралась выдавить из себя улыбку. И, по крайней мере, то, что ей нравилась плантация, не было ложью.

– Да, это очень хорошее поместье, – согласилась с ней Мария. – Однако уже несколько лет там не было хозяйки, и ходят слухи, что женщины-рабыни делают все, что хотят, – шепотом добавила она, не преминув при этом снова бросить взгляд на Мартину.

Юлия наморщила лоб. Она не знала, что ответить. До сих пор ей казалось, что в Розенбурге все находилось в исключительном порядке.

Мария Марвийк заметила ее колебания, но неправильно их истолковала.

– Ну, для развития ребенка не очень хорошо, если он будет расти под строгим надзором своей бывшей кормилицы, – пояснила она.

Юлия понятия не имела о том, что имеет в виду Мария, однако подозревала, что речь идет об Амру. Она собиралась сказать что-нибудь в защиту чернокожей экономки, в душевной доброте которой была абсолютно уверена, но Мария уже сменила тему:

– Вы поедете на бал, который дает губернатор? Ах, я так рада этому событию! Даже несмотря на то, что многочасовые плавания на лодке уже утомительны для меня. Но этот праздник нельзя пропустить ни в коем случае. Я имею в виду… Я понимаю, что вам приходится привыкать к здешнему климату. Но этот бал вы обязаны посетить.

Юлия вопросительно посмотрела на Карла, но тот вообще не обращал на нее внимания.

– Я думаю, это будет решать Карл, – ответила она.

Юлия задумалась. Бал, который дает губернатор… Конечно, Карл не упустит возможности продемонстрировать там свою супругу.

Мария продолжала оживленно болтать, пока на стол подавали главное блюдо, и не прекращала трескотню до самого десерта. Юлия слушала ее в пол-уха. Она удивлялась тому, как звали домашних рабов у Марвийков. Девис Марвийк ко всем из них без исключения обращался по именам греческих богов и богинь. Афина приносила суп, Дионис разливал вино, а маленькая Персефона подавала мясо. Юлия не думала, что рабы сами так нарекли своих детей, однако не решалась спросить об этом. Да и когда? Мария Марвийк говорила без остановки. Юлия ограничивалась любезными кивками и короткими вежливыми комментариями. До тех пор пока Мария Марвийк снова не сменила тему.

– Может быть, вы наконец подарите Карлу долгожданного наследника. Жаль видеть такую прекрасную плантацию без мужчины, которому можно было бы передать дело, – произнесла она, пожалуй, слишком громко.

Юлия от неожиданности закашлялась и быстро прикрыла рот салфеткой. Внезапно остальные разговоры за столом прекратились.

– Мария!

Девис бросил на жену строгий взгляд, а Карл неожиданно пристально посмотрел на Юлию и улыбнулся. Его улыбка показалась жене двусмысленной. Мария лишь пожала плечами и снова принялась за еду.

Юлия оцепенела. До сих пор она даже не задумывалась об этом. Ночи, которые Карл проводил в ее постели, скорее всего, не останутся без последствий. До сих пор, правда, она не забеременела… Она была уверена в этом.

Неужели Карл выбрал ее по этой причине? В качестве молодой, здоровой… племенной кобылы?

Юлия глубоко вздохнула и сделала большой глоток вина из своего бокала. Она призвала на помощь самообладание и придала своему лицу непроницаемое выражение. Взгляд, брошенный по сторонам, наткнулся на помрачневшее лицо Питера, да и Мартина выглядела не менее испуганной. Юлия смутилась и сосредоточилась на еде.

Мария, казалось, не заметила напряжения, которое повисло в воздухе, и опять сменила тему. Юлия облегченно вздохнула, когда Мария нашла себе новую жертву и тем самым отвлекла от нее внимание.

– Питер, а как идут ваши дела?

– Очень хорошо, спасибо.

– А правда ли, что к негритянскому врачу в городе обращается очень много людей?

Питер сердито поморщился.

– Ну, я бы сказал так: с тех пор, как он здесь появился, мне больше не нужно возиться с кафрами.

– Я считаю чудовищным то, что он получил разрешение на врачебную практику. – Мария презрительно фыркнула. – Я имею в виду, что этот человек даже не говорит на нашем языке. Что же будет дальше? Им разрешат учиться читать и писать?

Лицо Девиса стало еще серьезнее, чем раньше.

– Ходят слухи, что правительство вообще хочет отменить рабство. Это безумная идея, ведь мы уже знаем, что вышло из этого во французской колонии.

– Немыслимо… немыслимо, – поддержал его Карл. – Говорят, что там целые плантации находятся в руках негров. Что же они там выращивают? Бананы?

Мужчины рассмеялись.

– Джульетта, Карл купил вам по крайней мере хоть одну рабыню? – с интересом спросила Мария.

Юлия заставила себя кивнуть.

Было уже поздно, когда они отправились в обратный путь. Юлии было немного страшно плыть на лодке в темноте. Однако рабы находили обратный путь в Розенбург с уверенностью лунатиков. Поездка сопровождалась гнетущим молчанием. Мартина сидела, тесно прижавшись к Питеру, который, в свою очередь, погрузился в размышления. Карл дремал. Напоследок он не преминул выпить с Девисом несколько бокалов за хороших соседей. Юлия надеялась, что это не подвигнет его ночью снова явиться к ней…

Юлия была измучена, у нее болела голова. Ей было очень трудно выдерживать болтовню Марии Марвийк.

Когда они причалили в Розенбурге, Айку пришлось помогать хозяину выбираться из лодки. Однако настроение Карла, казалось, было подогрето алкоголем, а после того, как он вздремнул, оно стало еще лучше.

– Да, наследник… – Он уже не мог говорить четко, но его взгляд и то, как он попытался схватить Юлию за руку, не оставляли сомнений в его намерениях. – Это, конечно, уже могло бы случиться… – Промахнувшись, он поймал за руку Мартину. – А поскольку моя малышка скоро меня покинет… – заплетающимся языком пробормотал он.

У Питера был сердитый вид.

– Карл, ты пьян. Айку, отведи масру в его комнату.

Айку подтолкнул Карла, который все еще держал Мартину за руку, в направлении дома.

Юлия облегченно вздохнула. Ей сполна хватило событий этого вечера. Она тоже хотела пойти в дом, когда перед ней вдруг возник Питер. Юлия испугалась.

– Послушайте, Джульетта, – произнес он тихо, но с угрозой в голосе, – я не знаю, что подвигло вас согласиться на предложение Карла. Но вы хотя бы осознаете, зачем он женился на вас?

– Уйдите с дороги, Питер. – Юлия старалась придать своему голосу твердость.

Однако Питер не собирался отпускать ее. Более того, он приблизился к ней еще на шаг. На фоне неба он выглядел словно грозная тень.

– Вы были ничем иным, как удачной покупкой. Не забывайте этого! И не вздумайте обустраиваться здесь по-семейному. Плантация должна перейти к Мартине, и так оно и будет.

– Послушайте, Питер, я не понимаю, что вы имеете в виду. А сейчас, будьте любезны, уйдите с дороги, – ответила ему Юлия так спокойно, как только могла.

Питер действительно дал ей пройти. Юлия поспешно вошла в дом. Ее трясло.

Глава 5

И снова Эрика не могла разделить энтузиазм Райнгарда. Правда, ее муж за первые два месяца пребывания в Суринаме несколько подрастерял свой энтузиазм, заметив, каким было здесь истинное положение вещей, и прежде всего обращение белых с чернокожими. Однако он сам себя подбадривал словами о том, что ситуация улучшится, если негры станут хорошими христианами. Эрика уже не разделяла этой уверенности. Благодаря работе в лечебнице она сталкивалась с чернокожими чаще, чем ее муж, который до сих пор осуществлял общий контроль, и знала, что эти люди придерживались собственных верований. Они не были безбожниками, как любили утверждать белые люди, а верили в нескольких богов. Каждый бог имел свою сферу влияния: один отвечал за воду, другой за землю, третий за работу, а четвертый – за здоровье. Эрика не могла бы похвастаться глубокими познаниями в этой области, но заметила, что вера помогала чернокожим людям жить и справляться с болезнями. Конечно, это было непросто, поскольку некоторые, необходимые для выздоровления западные методы лечения вступали в противоречие с теми, что предлагали знахари. Однако Эрика в большинстве случаев находила компромисс, который позволял больному следовать как советам знахаря, так и указаниям медсестры. Какая разница, что именно помогало этим людям выздороветь? Главное, что здоровье вернулось. И, конечно, знания целителей и знахарей заслуживали уважения.

Пожилая знахарка по имени Дерама, с которой Эрика познакомилась через одну из своих пациенток, оказалась неистощимым источником полезной информации.

Молодая рабыня пришла в лечебницу рожать. Девочка была худой, истощенной, ее ребенок вот-вот должен был появиться на свет. Когда оказалось, что роды не продвигаются, а Эрика и Йозефа к тому же еще и опасались, что положение ребенка было неправильным, мать роженицы вызвала Дераму. Правда, Йозефа попыталась протестовать, и казалось, что молитвы, которые она читала, стоя на коленях рядом с содрогающейся в схватках девочкой, были сейчас единственной надеждой, однако Эрика дала свое согласие. Она готова была принять любую помощь, которая могла бы спасти жизнь матери и ребенка. Дерама, увешанная колдовскими амулетами, сразу же принялась за дело, не обращая внимания на белых медсестер. Она сожгла пучок каких-то целебных трав и стала произносить заклинания, на что Йозефа из своего угла отреагировала укоризненным покачиванием головы. Но затем знахарка нагнулась к роженице, произнесла успокаивающие слова и что-то влила ей в рот из маленькой бутылочки. Девочка сразу же расслабилась, и ее дыхание стало спокойнее.

После этого Дерама велела Эрике расстелить на полу чистую простыню. Вместе с матерью она сначала поставила девочку на ноги над простыней. То, что последовало за этим, Йозефа позже прокомментировала как действо дьявольское и противоестественное. Эрика была потрясена. Знахарке с помощью странных перемещений беременной удалось перевернуть ребенка в правильное положение. Набравшаяся сил благодаря таинственным каплям, роженица между тем настолько пришла в себя, что смогла оказывать акушерке активную помощь. За самое короткое время гордая бабушка смогла принять на руки внука.

Эрика, окрыленная успехом, попросила знахарку время от времени заглядывать в лечебницу. Она часто слышала ее имя и знала, что чернокожие очень уважали эту женщину. Кроме того, сама Эрика надеялась кое-чему научиться у Дерамы. Средства лечебницы были еще очень скромными, и многие болезни удавалось лишь кое-как залечить, а не избавить от них пациента. К радости Эрики, знахарка тут же согласилась. Йозефа снова громко запротестовала, и остальные члены общины также не одобрили этой идеи. Эрика дала им обещание не спускать с Дерамы глаз.

На протяжении нескольких недель знахарка регулярно приходила в лечебницу. Между ней и Эрикой установились доверительные отношения, возникшие на общей основе – на желании помогать людям.

Теперь перед Эрикой встала новая проблема. Райнгард сообщил ей, что наконец-то получил благословение на путешествие к плантациям в глубине страны. Он надеялся, что жена разделит его радость и даже будет сопровождать его. Однако Эрика, живот которой уже заметно округлился и подвижность которой была весьма ограничена, засомневалась.

– Райнгард, я не думаю, что мне и нашему ребенку эта поездка пойдет на пользу, – возразила она.

Изумленное лицо Райнгарда выражало его чувства.

– Но ведь это же было нашей целью – поехать в эти места и…

Эрика, успокаивая, положила ладонь на его руку. Она все же немного сердилась на Райнгарда, из‑за того что тот, несмотря на радость по поводу предстоящего отцовства, на самом деле, казалось, не очень-то обращал внимание на ее беременность.

– Послушай, мы должны подождать, пока ребенок появится на свет, а потом я смогу тебя сопровождать.

В глубине души Эрика надеялась на то, что, когда у них родится ребенок, ей удастся отговорить Райнгарда от поездки вглубь страны или даже в джунгли. Об этих регионах не говорили ничего хорошего. И о плантациях тоже. Закон, который позволял миссионерам посещать рабов на плантациях, был довольно новым, а большинство хозяев и управляющих вообще считали эту идею глупой. Некоторые из них даже не позволяли миссионерам причаливать к их владениям, так что это было бы путешествием в неизвестность. По лицу Райнгарда Эрика видела, что он разрывается на части. Он видел в этом свое призвание, она знала это и боялась, что ни она как его супруга, ни даже его еще не рожденный ребенок не смогут изменить его планы.

– Хорошо, Эрика, тогда оставайся здесь, в миссии, а я все же поеду…

Женщина пришла в ужас:

– Райнгард! Неужели ты хочешь, чтобы я… Я ведь тогда останусь совсем одна!

– Ты будешь в безопасности! Йозефа и другие члены общины позаботятся о тебе, когда наступит срок. – Он вздохнул. – Я должен ехать, пусть даже и с тяжелым сердцем. Надеюсь, ты это понимаешь.

Эрика грузно опустилась на стул. Вместе со страхом предстоящих осенью родов – а до тех пор Райнгард ни за что не вернется – ей придется носить в сердце еще и тревогу о своем где-то путешествующем муже. Она сочла его решение эгоистичным, но ничего не сказала. Что она могла возразить против возложенной Богом миссии?

– Береги себя, – пробормотала Эрика, и горячие слезы побежали по ее щекам.

Райнгард уже направил свои мысли на ближайшее будущее.

– Меня не будет всего несколько месяцев, ну, может быть, чуть дольше… А когда я вернусь, ты снова будешь здоровой и крепкой, и, если на то будет воля Божья, наш ребенок родится сильным и здоровым, чтобы в будущем сопровождать меня. Может быть, я даже найду какое-нибудь прекрасное место, где мы смогли бы работать вместе.

Когда шестого июня лодка с Райнгардом и еще двумя братьями из общины покинула Парамарибо, Эрика стояла на берегу и махала им рукой на прощание. В сердце у нее была странная пустота.

Глава 6

Юлия была очень расстроена. В первые недели пребывания в Суринаме она уже нанесла визиты всем соседям, чтобы познакомиться с ними поближе. Карл всюду брал ее с собой, совершая многочасовые плавания на лодке вверх и вниз по реке, несмотря на сезон дождей, который между тем уже начался, несмотря на жару, москитов и затяжной дождь, которые делали пребывание в лодке не очень приятным.

Уже само понятие «соседи» было явным преувеличением. Кроме плантации Марвийков, до которой можно было добраться за час, ни одна из плантаций не находилась ближе, чем за несколько часов плавания, а это не то расстояние, которое можно преодолеть, чтобы заглянуть к кому-нибудь на чашечку кофе. Карл, казалось, играл вновь обретенную роль мужа и демонстрировал соседям Юлию, словно новую куклу. Он всегда требовал, чтобы она была хорошо одета и мило, по-дружески входила в доверие к соседям.

– Надень что-нибудь нарядное, сделай красивую прическу…

Каждый раз, слыша это, Юлия кипела от злости. Даже понятие «познакомиться» было неточным. Под бдительным взором Карла Юлия не решалась высказывать свое мнение. Она послушно повторяла то, что приказывал говорить ей муж.

К тому же Карл, окрыленный этими поездками, начал по ночам чаще заглядывать к жене. Юлия возненавидела эти визиты. Карл вызывал у нее отвращение, когда в пьяном виде взбирался на нее. Она лежала тихо и абсолютно неподвижно, надеясь, что так он скорее оставит ее в покое.

Однако визиты к соседям имели и положительные стороны: Юлия могла оставлять плантацию и встречаться с другими людьми. Дома она иногда чувствовала себя предметом меблировки – там на нее не обращали внимания ни Карл, ни Мартина, не говоря уже о Питере. Однако, как только поступало приглашение на ужин, Карл снова вспоминал о своей молодой красивой жене, такой образованной и вежливой.

Юлия уже поняла, что визиты к соседям помогали ее мужу приобретать хорошие куски земли. Экономическое положение плантаций почти везде было напряженным, золотые времена для колоний закончились. Многие колонисты сдались либо вынуждены были вести жестокую борьбу за сохранение своих владений. Для многих соседей визит Карла Леевкена и его молодой красивой жены был очень своевременным. Как бы мимоходом подписывались договора, и за самое короткое время площадь плантации Розенбург удвоилась. Юлия спрашивала себя, не злоупотребляет ли муж ее обаянием, не является ли она для него и в данном случае средством для достижения какой-то цели. Если бы Карл хотел купить землю, он мог бы просто сделать соответствующее предложение… Однако Юлия вскоре поняла, что в колониях было не принято говорить с соседями о собственном капитале и о своих владениях. Здесь любой из уважаемых владельцев плантаций или управляющих скорее откусил бы себе язык, чем сказал: «Мои дела плохи, я вынужден продать землю». Таким образом, общество ело и вело беседы, и пока дамы с важным и гордым видом водили Юлию по саду, мужчины продавали Карлу участки своей земли, которые якобы «были невыгодно расположены» и которые «можно было бы с удовольствием уступить соседу». Разумеется, совершенно бескорыстно. Ведь у всех дела шли хорошо!

О том, что именно ее приданое позволяло Карлу совершать эти покупки, Юлия предпочитала не думать.

Несмотря на многочисленные визиты, на шкафчике в холле у входа в дом все еще лежала целая стопка приглашений. Юлия могла понять любопытство приглашающих. Возможно, она сама через пару лет, а может быть, даже и через пару месяцев тоже будет с нетерпением приглашать и принимать гостей или встречаться с кем-нибудь за пределами плантации.

К счастью, рвение Карла через пару недель иссякло и он чаще всего стал отказываться от визитов. Казалось, что он достиг своей цели и ему надоело покупать землю. На новые поля были посланы рабы, чтобы навести там порядок, и Карл снова стал предаваться радостям колониальной жизни.

К их числу относилось и то, что Карл каждый вторник прощался с плантацией, чтобы отправиться в Парамарибо. Он уезжал в город и возвращался лишь в четверг. Юлию это весьма удивляло: разве ее муж не говорил, что нечасто пользуется городским домом? Карл даже не спрашивал жену, хочет ли она сопровождать его. С ним уезжал только Айку. А Юлия с таким удовольствием поехала бы снова в город! Наверное, поездки ее мужа были связаны с обширными покупками земли, а об этом Юлия не хотела даже слышать.

Карл и Мартине не разрешал его сопровождать.

– Отец, пожалуйста! Я не видела тетю Валерию уже несколько недель! – восклицала девушка.

Ответ Карла был грубым.

– Мартина, теперь у тебя есть мачеха. Будет лучше, если ты останешься здесь и вы наконец начнете привыкать друг к другу.

Он даже не замечал того, что таким насильственным сведением семьи в одно целое достигал прямо противоположного эффекта.

К счастью, в Розенбурге также иногда с короткими визитами появлялись проезжающие мимо соседи. Хорошим тоном здесь считалось принимать у себя людей, которые плыли вверх или вниз по реке, если те хотели отдохнуть или дальнейшая поездка была невозможной. В конце концов, именно для этих целей и служил маленький домик для гостей, стоявший позади главного здания.

Карл, вероятно, прослыл не очень гостеприимным хозяином, однако через пару недель после приезда Юлии и после их первых визитов к соседям проезжавшие мимо путешественники время от времени снова стали ненадолго останавливаться в Розенбурге.

В таких случаях Карл всегда издавал недовольное фырканье, однако в одном или другом из гостей все же находил собутыльника. Мартина в большинстве случаев не появлялась. Юлия часто сердилась на высокомерное поведение своей падчерицы.

Сама же Юлия, напротив, наслаждалась общением с внешним миром. Она познакомилась со многими интересными людьми. Среди них был один молодой ботаник, который за два дня рассказал ей о флоре и фауне этой страны больше, чем Карл за несколько недель. Юлия встретила также молодую еврейскую парочку, направлявшуюся в Йоденсаванну – еврейское поселение, которое после разрушительного пожара 1832 года было уже безлюдным, но его регулярно посещали люди, ухаживавшие за старинными захоронениями и могильными камнями.

Когда Юлия оставалась с Карлом, Питером и Мартиной, ей казалось, что на их дом набрасывали пелену, из которой она вряд ли могла вырваться.

Юлия заметила, что чернокожие вели себя с гостями гораздо проще, чем белые. Здесь с удовольствием принимали каждого, и когда рабы-гребцы очередных гостей появлялись в поселке, их дружески встречали и угощали. И лишь тогда, когда приезжали рабы Питера, в хижинах воцарялась угнетающая тишина. Слава богу, теперь это происходило нечасто. Дистрикт Питера был довольно большим, и, уезжая в отдаленные места, мужчина не показывался в Розенбурге целую неделю. Для Мартины это каждый раз было чем-то вроде маленького конца света. Когда жених объявлял, что ему надо уехать, она так жалобно плакала, цепляясь за его одежду, что Юлии хотелось расхохотаться. Постепенно она стала замечать, что Питер на самом деле очень рад отдохнуть от своей юной невесты. Юлия тоже радовалась каждый раз, когда он уезжал. Но Питер часто бывал на плантации Розенбург и задерживался там дольше, чем ей бы того хотелось. Юлия старалась не попадаться ему на глаза: его поведение на реке пару недель назад вызвало у нее страх. Между тем она уже пришла к твердому убеждению, что Питер руководствовался исключительно расчетом: Мартина была для него хорошей партией, не больше и не меньше. А Юлия, очевидно, стояла у него на пути.

Где-то в глубине души женщина надеялась, что Мартина опомнится. Юлии становилось страшно от одной мысли о том, что ей придется воспринимать Питера в качестве зятя. Однако мужчины в подходящем для женитьбы возрасте, да еще и с хорошим положением в обществе, казалось, встречались в этой стране так же редко, как дни, когда можно было замерзнуть. Если бы… Да, если бы Юлии удалось найти общий язык с Мартиной, может быть, тогда она могла бы предупредить свою падчерицу об опасности.

Но это было недостижимо.

Однажды после обеда, когда Питер уехал, а возвращение Карла ожидалось только вечером, Юлия собралась с силами и решила сделать еще одну попытку наладить отношения с Мартиной. У девушки было достаточно времени на то, чтобы успокоиться и привыкнуть к присутствию Юлии. Может быть, теперь она будет реагировать на ее слова более сдержанно.

Юлия нашла падчерицу в дамском салоне, где та занималась рукоделием.

Несмотря на то что Мартина сощурила глаза и бросила на мачеху мрачный взгляд, Юлия уселась напротив нее в кресло и тоже положила себе на колени какую-то вышивку. В комнате воцарилось напряженное молчание. Оно длилось до тех пор, пока Юлия не решилась его прервать.

– Какую красивую скатерть ты вышиваешь, Мартина. – Юлия указала рукой на искусную работу в руках девушки.

Мартина молчала, упрямо глядя на ткань.

– Мартина, ты не думаешь, что нам с тобой пора поговорить?

– Я не знаю, о чем нам говорить, – тихо ответила Мартина, не поднимая глаз.

Хотя это был не тот ответ, на который надеялась Юлия, тем не менее начало было положено.

– Так уж получилось, – спокойно продолжила Юлия, – что теперь я здесь живу. Ты не считаешь, что мы могли бы лучше понимать друг друга, если бы познакомились поближе?

Мартина, фыркнув, отложила рукоделие в сторону. Она встала, бросив на Юлию враждебный взгляд. Ее детские большие глаза при этом сузились, превратившись в щелки, а губы она сжала так крепко, что они слились в одну линию. Затем девушка резко заявила:

– Я не знаю, зачем нам это делать. Я также не знаю, зачем мой отец вообще привез тебя сюда! Ему не нужна жена и тем более наследник, а уж мне, видит бог, не нужна мачеха. Раньше все было хорошо. И не думай, что я или кто-нибудь другой позволит тебе здесь распоряжаться! Можешь очаровывать попугая, но не меня!

С этими словами Мартина выскочила из комнаты, чуть не сбив с ног Амру, которая как раз несла напитки.

Домашняя рабыня сокрушенно посмотрела вслед девушке. Затем она повернулась к Юлии:

– Миси Джульета должна дать время миси Мартине. Миси Мартина долго жила одна со своим отцом.

Юлия растерялась.

– Ах, Амру, что же мне делать? – Она посмотрела на рабыню, ища поддержки. – Я ведь не хотела, чтобы так получилось. Я думала… может быть… И вообще, какое отношение ко всему этому имеет птица?

Юлия бессильно опустилась в кресло.

Амру поставила поднос и протянула хозяйке стакан.

– Миси Мартина выросла без матери, – медленно произнесла негритянка. – Только я и другие женщины-рабыни заботились о ней. Время от времени ей также разрешалось ездить в город к тетке. Миси Мартина не знает, как обращаться с белой женщиной в доме. Масра Карл несколько раз пытался нанять гувернанток, но все они через пару недель увольнялись.

И, помолчав, Амру тихо добавила:

– Миси Мартина, наверное, очень тоскует по своей матери.

Юлия напряженно раздумывала. Мартина была еще ребенком, когда умерла ее мать. А ничего, и Юлия знала это по собственному опыту, нет болезненнее для ребенка, чем потеря любимого человека.

Ее саму даже сейчас иногда охватывала внезапная, бесконечно глубокая печаль по родителям. Разве она могла упрекать за это Мартину?

– Наверное, ты права, Амру, я должна дать ей время, – в конце концов сказала Юлия.

Мартина и дальше вела себя по отношению к Юлии раздраженно и враждебно. Она либо игнорировала мачеху, либо пыталась настроить отца против Юлии с помощью мелких уколов. Что ей, к большому сожалению, иногда удавалось.

– Отец, Юлия опять забыла приказать Кири почистить столовое серебро… Отец, Джульетта снова вызвала к себе Амру, хотя та как раз была у меня…

Юлия, конечно, сердилась из‑за этого, однако воздерживалась от соответствующих замечаний, поскольку не хотела еще сильнее разжигать вражду. Разумеется, Кири, будучи ее личной рабыней, должна была также выполнять кое-какую работу по дому. Но постоянная чистка столового серебра казалась Юлии такой же бессмысленной, как и остальные глупые занятия, именно поэтому она и не хотела заставлять свою рабыню заниматься этим. Тем более что кроме Кири и Амру в доме было еще пять служанок, которые при необходимости могли им помогать. И, конечно, нельзя было забывать про Айку. Восемь черных слуг обслуживали троих белых. Юлия считала, что этого более чем достаточно.

Кроме того, поведение Мартины по отношению к Амру заставляло Юлию качать головой. Амру должна была днем и ночью являться к Мартине по первому зову. Для этого имелась ночная служанка, девочка, которая спала на задней веранде и в случае необходимости, когда Мартина хотела ее видеть, бежала в поселок рабов и вызывала Амру из ее хижины. Даже если речь шла лишь о том, что Мартина возжелала надеть свежую ночную рубашку, потому что та, которая была на ней, пропиталась пóтом. Днем Амру должна была помогать Мартине ухаживать за телом, одевать ее и выполнять любые поручения, которые только могли прийти в голову юной хозяйке, например, натягивать канву или подавать носовой платок. Юлия спрашивала себя, ведет ли себя Мартина так только сейчас или же так было еще до ее приезда. Однако постепенно ей становилось ясно, что это было обычное поведение девушки, потому что Амру, которая всегда была очень решительной и обладала неоспоримым авторитетом в глазах домашних рабов, старалась угодить молодой миси.

Когда Юлия заговорила на эту тему с Амру, та лишь пожала плечами.

– Это естественно, миси Джульетта. В остальных домах все точно так же. У каждого белого человека есть личные рабы, а я – личная рабыня миси Мартины.

Амру, казалось, смирилась со своей участью, однако Юлия отчетливо ощущала, что при этом чернокожая рабыня чувствует себя не очень хорошо. Время от времени Юлия это замечала и тогда вызывала к себе Амру. Негритянку это явно радовало, а Мартина краснела от злости, если не сразу получала то, что желала, или если вместо Амру для удовлетворения ее желаний появлялась другая девушка-служанка.

Юлия твердо решила освободить Амру от этого ярма. В конце концов, Мартина уже не была ребенком и могла надеть чулки самостоятельно или же, если вообще это было нужно, позвать одну из девочек. Пусть даже Амру была личной рабыней Мартины, вряд ли она должна была по первому ее зову бросать все, чем занималась, а работы у нее было предостаточно. Амру отвечала за кухню и за огород при доме, за фрукты и за курятник. Кроме того, она обучала девочек-служанок, заботилась о масре Карле, если Айку не было на месте, и очень старалась воспитать из Кири достойную помощницу для Юлии.

Юлия была исполнена решимости обсудить этот вопрос с Карлом, пусть даже в остальное она изо всех сил старалась не вмешиваться, не говоря уже о том, чтобы что-либо требовать. Однако сейчас… В конце концов, она ведь должна когда-нибудь взять на себя обязанности хозяйки Розенбурга. По крайней мере, это всегда подчеркивал Карл, когда они бывали в гостях у соседей. А может, Мартина нарочно провоцировала ссоры, чтобы избежать скуки?

Когда однажды вечером Юлия увидела, что ее муж находится в хорошем настроении и к тому же, как ей показалось, еще не пьян, она затронула эту тему.

– Послушай Карл, сейчас, когда Мартина вскоре собирается выйти замуж, и вообще, уже стала взрослой…

Он вопросительно посмотрел на жену, однако, казалось, не насторожился из‑за того, что она ему сказала.

– Мне кажется, пора бы ей выделить в качестве личной рабыни одну из девушек, ведь у Амру и так достаточно работы, – храбро продолжила Юлия.

Карл отложил газету в сторону и ненадолго задумался.

– Хорошо, выбери ей служанку.

На этом тема, похоже, была закрыта.

Юлия была поражена, что он вообще прислушался к ее мнению, и была чрезвычайно довольна ответом, который получила. Однако она очень сильно недооценила бурю, которую Мартина вскоре подняла в ответ на это.