Текст книги "Крадущаяся Тьма"

Старик без слов пожал руку Серегила; на его глазах блестели слезы благодарности.

– Он жив! Ауренфэйе жив! Принесите бинты, – крикнул Турик остальным, озабоченно разглядывая руки Серегила.

Новость передавалась из уст в уста, и скоро вся деревня собралась вокруг них.

– Из-под земли доносились ужасные звуки, потом все стихло, – сказал Ретак Серегилу. – Тиман говорил, что ты изгнал злого духа, но он не знал, выжил ли ты в борьбе. Расскажи нам о своем сражении с духом зла!

Серегил внутренне застонал: «Потроха Билайри, им хочется еще одной сказки!»

С трудом поднявшись на ноги, он поднял вверх свой ящик.

– Я поймал злого духа, который мучил вас. Он теперь заключен здесь!

Дравнийцы круглыми глазами смотрели на потрепанный деревянный ящик. Даже дети не рискнули приблизиться к нему. Весь перепачканный и совершенно измученный, Серегил, однако, постарался принять вид победоносного волшебника и начал рассказ, мешая правду и выдумку ради пущего эффекта.

– Еще во времена прадедов Тимана эта злобная тварь явилась в вашу долину и захватила жилище духа, а самого его сделала пленником; она и мучила тех, кто приходил в пещеру. Я нашел ее убежище и вступил с ней в борьбу. Это оказался могучий дух. и сражение было нелегким, как вы сами можете видеть. – Глаза горцев стали еще более круглыми, и они подошли поближе, чтобы разглядеть, какие знаки борьба с духом оставляет на человеке. – Благодаря моей магической силе, а также могуществу великого Ауры и помощи духа – настоящего хозяина пещеры я победил и взял в плен злобную тварь. Дух явился мне, залечил мои раны и сообщил свою волю:

пещера должна быть очищена, чтобы люди могли снова посещать ее. Там сейчас находятся мертвые тела, тела жертв злобной твари. Вам не следует их бояться. Заберите их и сожгите, как положено по обычаю, чтобы души их могли найти покой. Пещера больше не является прибежищем зла.

Дравнийцы разразились радостными криками, и Серегил умолк, раздумывая, что еще должен сказать. К тому времени. когда шум стих, он был готов продолжать.

– Если сюда явится еще кто-нибудь в поисках злого духа, приведите его в эту пещеру и расскажите, что Мерингил, сын Солуна и Никанти, ауренфэйский маг, победил вредоносную тварь и изгнал ее отсюда навсегда. Запомните этот день и рассказывайте о нем своим детям, чтобы и они помнили. Пусть ни один член ваших кланов не забудет, что зло было изгнано. А теперь мне пора в обратный путь.

Жители деревни кинулись к Серегилу, умоляя остаться. Девушки, которых он еще не почтил своим вниманием, рыдали от разочарования, а одна из дочерей Екрида бросилась ему на шею. Ласково отстранив ее, Серегил собрал свое имущество и достал из кошеля последний из расписных прутиков, данных ему Нисандером.

Спрятав руки за спину, он переломил прутик; дравнийцы в страхе отпрянули, и вихрь перемещения подхватил Серегила. Помахав рукой на прощание, он с вымученной улыбкой шагнул в пустоту.

Теро как раз поднимался по лестнице, когда услышал приглушенный грохот падения; молодой маг замер на месте. У него не возникло сомнения, откуда послышался звук: все двери, выходящие в коридор, были открыты – кроме одной.

Дверь гостиной Нисандера, защищенной магическими рисунками и заклинаниями, всегда оставалась запертой, кроме тех моментов, когда в ней находился сам хозяин. Тем не менее сейчас из комнаты донесся тихий стон – Теро расслышал его, приложив ухо к замочной скважине.

– Нисандер! – вскрикнул он, но его учитель как раз поспешно спускался по лестнице из башни; его мантия развевалась позади, выбившись из-под кожаного рабочего фартука. – Там кто-то есть! – Худое лицо Теро раскраснелось от волнения.

Нисандер распахнул дверь и щелкнул пальцами, зажигая светильник. Фитиль вспыхнул, и в его свете они увидели Серегила, лежащего посередине комнаты. Его спина неловко выгнулась из-за мешка за плечами, а лямки деревянного ящика опутали одну ногу. Глаза Серегила были закрыты, бледное лицо покрыто грязью и кровью.

– Принеси воды, таз и полотенца. Быстро! – сказал Нисандер, подходя к Серегилу и распахивая его одежду.

Теро бросился выполнять приказание. Когда через несколько секунд он вернулся, Нисандер осматривал воспаленную рану на груди Серегила.

– Ему плохо? – спросил молодой маг.

– Не так плохо, как кажется, – ответил Нисандер, накладывая на рану повязку. – Помоги мне снять с него это грязное тряпье.

– Что на этот раз с ним приключилось? – поинтересовался Теро и с брезгливостью начал стягивать сапоги с бесчувственного тела. – От него исходит такая же сверхъестественная вонь, как и когда он вернулся…

– Очень похоже. Принеси все, что нужно для очищения. И. Теро…

Тот остановился на полдороге к двери, ожидая, что последует объяснение.

– Разговаривать о случившемся мы больше не будем.

– Как пожелаешь, – спокойно ответил Теро. Внимание Нисандера было сосредоточено на Серегиле, и потому он не заметил, как внезапно горячая волна гнева окрасила худые щеки ученика.

Позже, оставив Серегила спать под наблюдением Теро, Нисандер, как и каждую ночь, навестил самый глубокий подвал под Домом Орески. Он был не единственным, кто блуждал здесь ночами. Многие из магов старшего поколения предпочитали заниматься своими изысканиями, когда ученики и подмастерья не путаются под ногами. Проходя по длинным коридорам и спускаясь по лестницам, Нисандер кивал встречным и иногда останавливался, чтобы поговорить. Он никогда не делал секрета из своих вечерних прогулок. Но заметил ли кто-нибудь на протяжении всех этих лет, что он никогда не повторял свой маршрут? И заметил ли, что существовало одно место, кусок стены, гладкой, ничем не примечательной, мимо которого он никогда не забывал пройти?

И сколькие из магов, думал Нисандер, как и он сам, присматривают за своим тайным подопечным?

Добравшись до самых глубоких подвалов, Нисандер двинулся дальше с даже еще большей осторожностью, чем обычно, хотя тщательно наложенные заклинания делали невидимым тот ящик, который он нес.

Убедившись, что за ним никто не следит, он склонил голову, призвал свою волшебную силу и произнес в уме заклинание. Его словно пронизало горным ветром, выдувшим все тепло из его тела. Прижимая к груди грязный ящик, маг прошел сквозь толстую каменную кладку стены и оказался в тесной каморке.

Глава 5. Прибытие

Алек прищурился: солнце ослепительно сияло на полированном праздничном гонге, который он держал под мышкой. Перехватив его поудобнее, он влез по лестнице, прислоненной к фасаду виллы.

– Право же, благородный Алек, в этом нет необходимости. Такие работы всегда выполняют слуги, – увещевал его снизу Рансер, явно обеспокоенный неожиданным трудолюбием господина, но бессильный ему воспрепятствовать.

– Мне не нравится бездельничать, – невозмутимо ответил ему Алек.

Юноша неохотно приступил накануне к выполнению своей официальной роли на улице Колеса. Праздник Сакора начался этой ночью, и появится Серегил или нет, благородный Алек должен выполнять то, что от него ожидается. Рансер в отсутствие Серегила упрямо обращался с ним как с хозяином дома, повергая тем самым юношу в немалое смущение. Он терпеть не мог, когда ему прислуживают, но все слуги в доме воспринимали любое его самостоятельное действие – будь то попытка принести воды для собственного умывания или оседлать для себя коня – как личное оскорбление.

Ухватившись за деревянный крюк, вделанный в стену, Алек накинул на него кожаный ремень, за который подвешивался гонг. Петля скользнула на место, и легкий утренний ветерок стал раскачивать металлический круг; гонг был сделан в виде боевого щита с гербом – солнечным знаком Сакора. Рансер снизу подал длинное черное полотнище, и Алек тщательно задрапировал им поверхность щита.

Такие же гонги были развешаны по всему городу. Скорбная Ночь, Ночь Печали, самая длинная в году, начиналась с траурных церемоний в храме Сакора. Разыгрывалась пантомима, изображающая символическую кончину старого бога, и все огни в Римини гасились, за исключением единственного очага в храме, огонь в котором поддерживала сама царица и ее семья. При первых лучах рассвета на следующее утро траурные полотнища должны быть сняты с гонгов, и их радостный звон станет приветствовать воскресшее божество, а скороходы разнесут огонь нового года по всем домам. Такие же церемонии пройдут по всем городам Скалы.

Алек уже наполовину спустился с лестницы, когда по камням улицы зацокали копыта и из-за угла появился всадник. Узнав ауренфэйскую красавицу кобылу Серегила, юноша спрыгнул со ступеньки и побежал навстречу.

Серегил натянул поводья, заставив лошадь идти шагом, и неодобрительно посмотрел на Алека

– На улице, в одной рубашке, словно безродный работяга! Что скажут соседи!

– Я неоднократно говорил об этом, господин, – тут же сообщил Рансер.

– Наверное, они скажут, что от меня можно ждать честной работы, не то что от моего щеголя-опекуна, – со смехом ответил Алек, он был слишком рад благополучному возвращению Серегила, чтобы беспокоиться по поводу пересудов.

Где бы на самом деле ни был Серегил, сейчас его наряд в точности соответствовал тому, чего требует мода от аристократа, возвращающегося из путешествия. Забрызганные грязью сапоги и перчатки были из тонкой коричневой кожи, дорожный плащ оторочен темным мехом. Под плащом виднелся бархатный кафтан, а на шляпе под лихим углом торчали длинные фазаньи перья, скрепленные драгоценной пряжкой.

– Что ж, придется простить ему неотесанность, – протянул Серегил, обнимая юношу за плечи и входя с ним вместе в дом. – Эти северные бароны плохо воспитывают своих детей – на их долю приходится слишком много честной работы Ну, как тут дела?

– Сейчас сам увидишь.

Главный зал дома буквально кишел слугами. Ковры скатали, чтобы освободить место для танцев будущего вечера, по стенам были развешаны благоухающие гирлянды из пшеничных колосьев и хвои Из кухни доносились соблазнительные ароматы, ужин после церемонии должен был быть холодным, но тем не менее роскошным

– А как насчет самозажигающихся факелов? – поинтересовался Серегил, садясь и начиная стаскивать сапоги.

– Их еще вчера доставили из Дома Орески, – доложил Рансер, все время вертевшийся поблизости. – Нисандер-и-Азушра и госпожа Магиана-а-Риони подтвердили свое согласие участвовать в празднестве и в этом году.

– Прекрасно. А были ли известия от семейства Кавишей?

– Они ожидаются к середине дня, господин. Я сам приготовил для них гостевые покои на втором этаже.

– Ну, на тебя в этом можно положиться Пошли. Алек, ты расскажешь мне новости, пока я буду приводить себя в порядок

– Нисандер пригласил Кавишей сидеть на празднестве рядом с ним, – сообщил Алек, следом за Серегилом поднимаясь в его комнату. – Хотел бы я, чтобы и мы могли к ним присоединиться, – добавил он тоскливо.

– Я знаю, что ты хотел бы, но в окружении красотки Килит можно гораздо больше всего узнать. К тому же тебе нужно практиковаться в роли аристократа.

Окна спальни Серегила выходили в сад позади виллы. В отличие от других комнат эта была отделана в ауренфэйском стиле: побеленные стены не украшались фресками, мебель из светлого дерева простых и благородных пропорций подчеркивала яркость и богатство подушек, ковров и занавесей.

Ставни были уже распахнуты, в мраморном камине уютно горел огонь.

– Рансер прав, знаешь ли, – вернулся Серегил к прежней теме, сбрасывая плащ и подходя к огню. – Не годится, чтобы тебя видели в рабочей одежде. Раз уж ты играешь роль…

– То играешь ее всерьез, – вздохнул Алек. – Я понимаю, но…

– Никаких оправданий. Это тоже часть игры. – Серегил вытянул в сторону Алека палец затянутой в перчатку руки. – Ты знаешь не хуже меня, что такие вещи не имеют никакого значения в «Петухе», да чаще всего и здесь, но, будь это настоящая работа, такой промах мог бы стоить тебе жизни. Когда ты играешь благородного Алека, ты должен быть именно благородным Алеком. Или проникнись этим до глубины души, или, как кукловод, направляй каждое свое движение. Ты достаточно часто видел, как я это делаю.

Алек мрачно смотрел на покрытый снегом сад.

– Да, но сомневаюсь, что когда-нибудь достигну твоего совершенства.

Серегил нетерпеливо фыркнул:

– Чепуха. Ты то же самое говорил насчет фехтования, и только посмотри, каких успехов ты достиг К тому же ты прирожденный актер, если только роль тебе не против шерсти – не оскорбляет твоей проклятой твердолобой гордости последователя Далны. Расслабься! Позволь событиям самим тебя направлять – Он внезапно схватил Алека за руку и закружил его по комнате в каком-то немыслимом танце Юноша даже не заметил, как Серегил оказался рядом, но быстро сориентировался и включился в пляску.

– Но благородный Алек и есть твердолобый последователь Далны, – смеясь, ответил он и начал притопывать и подпрыгивать, как учили его Бека и Элсбет.

– Неверно! – С коварной улыбкой Серегил перешел на движения торжественной паваны – Благородный Алек твердолобый последователь Далны, но аристократ. К тому же он должен был научиться кое-чему у благородного Серегила.

Алек в притворном ужасе отшатнулся.

– Да помилует меня Создатель, что угодно, только не это! – Он все еще держал Серегила за руку, и теперь его пальцы нащупали под тонкой кожей перчатки странный выступ. – Что это? Бинты? – спросил он нахмурясь.

– Ерунда, всего несколько царапин. – Серегил снял перчатки и показал тонкие повязки на ладонях. – А как насчет тебя? – Он повернул левую руку Алека к свету и стал рассматривать свежий рубец.

– Поранился, перелезая через стену две ночи назад, – ответил Алек, никак не комментируя прозрачную попытку Серегила переменить тему: юноша прекрасно знал, что давить на него бесполезно. – После этого, когда я уже направлялся домой, за мной гнались, но я удрал.

– Имеешь какое-нибудь представление, кто это был?

– Похоже, ночные грабители Мне не удалось их рассмотреть.

– Их? И сколько же их было?

– Трое, кажется Мне было не до того, чтобы их пересчитывать.

– Ну-ка расскажи поподробнее.

Алек уселся в кресло у камина и принялся за хорошо отрепетированный и несколько приукрашенный отчет о своих приключениях на улице Серебряной Луны.

– Молодец, здорово сообразил, что можно найти защиту у дворцовой стражи, – сказал Серегил, когда Алек закончил. – Да, кстати о дворце: у меня есть кое-что для тебя – благодарность от царицы и Клиа, я думаю. – Он вытащил из кармана кафтана небольшой кошель и кинул его юноше Открыв кошель, тот обнаружил там тяжелую серебряную заколку для плаща – темно– синий камень в оправе, напоминающей ветку с листьями.

– Серебряные листья – Силверлиф… – Алек с легкой улыбкой любовался драгоценностью. – Когда я в первый раз встретил Клиа в Цирне, я назвался Ареном Силверлифом.

– Превосходный камень, – заметил Серегил, заглядывая через плечо Алека.

– За такой можно купить породистую лошадь, если понадобится. Только будь осторожен и не распространяйся о том, откуда он у тебя и за что ты его получил. Наши подвиги лучше скрывать.

Иллия Кавиш ворвалась в зал, словно послеполуденный ураган.

– Дядюшка Серегил! Алек! Мы приехали! Стоя на галерее, где обычно играли музыканты. Серегил наблюдал, как девочка повисла на появившемся из столовой Алеке.

– Я теперь могу участвовать в празднике – мне уже исполнилось шесть! – объявила она, радостно обнимая юношу. – И у меня новые башмачки и настоящее нарядное платье с двумя нижними юбками, и еще… А где же дядюшка Серегил?

– Я уже иду, – ответил ей тот. Спустившись по крутой узкой лесенке, он пересек зал и получил свою порцию объятий и поцелуев. – Ты приехала из Уотермида совсем одна, госпожа?

Иллия скорчила гримасу.

– Мама все еще плохо себя чувствует из-за маленького, так что ей пришлось ехать в повозке с Арной и Эулис. Папа, и Элсбет, и я – нам тоже пришлось тащиться медленно. Но папа разрешил мне скакать вперед, когда мы выехали на вашу улицу. Я авангад!

– Я думаю, ты хочешь сказать – авангард, – с улыбкой поправил ее Алек.

– Я так и говорю, глупенький. Наша с Элсбет комната будет по соседству с твоей, дядюшка? Та, где кровать похожа на дракона, а на стенах нарисованы нарядные дамы?

– Конечно, при условии, что ты не будешь выскакивать к гостям в ночной рубашке, как ты сделала это в прошлом году.

– Ну, я для этого теперь слишком взрослая, – заверила его девочка, хватая их с Алеком за руки и увлекая к двери. – Пошли скорее! Папа и мама, должно быть, уже приехали.

Улица Колеса была забита экипажами и всадниками, но Серегил сразу же заметил рыжую голову друга. Тот издали кивнул ему. пробираясь сквозь толпу вместе со второй дочерью; за ними следовала крытая повозка, на козлах которой сидели две служанки. Старая Арна тоже увидела Серегила и замахала рукой.

– Как я вижу, Иллия нашла вас, – усмехнулся Микам, спешиваясь перед домом.

Серегил радостно обнял старого друга, потом Элсбет, которая в непривычном для себя наряде – синей амазонке – краснела и смущалась.

– Вы как раз вовремя. Алек тут так постарался!

– Мы добрались бы быстрее, если бы я могла ехать верхом, – пожаловалась Кари, выбираясь из груды подушек и пледов. Недели утренней тошноты сделали ее лицо осунувшимся и бледным, но удовольствие от поездки заставило темные глаза оживленно блестеть Микам помог ей спуститься на землю, и она тепло обняла Серегила и Алека.

Серегил оглядел ее округлившуюся фигуру.

– Беременность тебе к лицу, как всегда.

– Лучше не говорить ей этого перед завтраком, – предупредил его Микам.

Старая Арна сделала в сторону госпожи охранительный знак.

– Чем сильнее недомогает мать, тем здоровее будет сын. Когда женщина отвернулась, Кари закатила глаза.

– Мы слышим это по три раза на дню последний месяц. Даже если снова родится девочка, похоже, она явится на свет с мечом в руке.

– Еще одна Бека, – усмехнулся Алек.

– А что ты скажешь? – обратился Серегил к Элсбет. – Последнее, что я слышал, – это что ты собираешься остаться в школе при храме.

– Это так. Спасибо тебе, что ты меня рекомендовал. Я всегда так хотела этого…

– Сначала Бека – в царской гвардии, теперь Элсбет – в храмовой школе. – Кари обняла дочь за талию и мрачно посмотрела на Серегила. – Из-за тебя я состарюсь и поседею прежде, чем кто-нибудь из моих дочек выйдет замуж.

– Ученицы школы выходят замуж, мама, – возразила Элсбет.

– И я тоже выйду замуж, – пропищала Иллия, крепко держась за руку Алека. – Вот за Алека и выйду, да, Алек? Юноша галантно поклонился.

– Конечно, если ты еще будешь этого хотеть, когда вырастешь и станешь такой же красавицей, как твоя мама и сестры.

Элсбет покраснела.

– Как поживаешь, Алек? Папа говорил, что ты был ранен, спасая Клиа.

– Я давно уже в порядке, если не считать этого. – Юноша смущенно провел рукой по волосам. – Клиа пострадала в этой заварушке сильнее меня.

– Это было так благородно с твоей стороны, – заикаясь, выдавила из себя Элсбет. – Я хочу сказать – броситься в огонь… – Покраснев еще сильнее, девочка поспешила следом за Арной в дом.

Алек обеспокоенно повернулся к Кари;

– С ней все в порядке?

Кари с загадочной улыбкой взяла его под руку.

– О, ей ведь скоро исполнится пятнадцать, а ты – герой, вот в чем дело. Пойдем, храбрец, благородный Алек, и давай посмотрим, что можно сделать с твоими волосами. Не годится, чтобы ты сегодня вечером выглядел, как подмастерье-трубочист, перед высокородными гостьями Серегила.

Глава 6. Скорбная ночь

Из украшенной изысканными гобеленами ложи госпожи Килит в храме Сакора было прекрасно видно все происходящее. Серегил и Алек добрались до входа в храм за час до захода солнца, но их хозяйка в обществе шести гостей уже угощалась изысканными винами и закусками, не переставая болтать.

Вечер был морозный, и дыхание при разговоре вырывалось изо ртов маленькими облачками пара. Собравшиеся кутались в теплые черные плащи или мантии, как того требовала торжественность события, но на головах и запястьях сверкали золото и драгоценности.

– Ах, наконец-то наша маленькая компания вся в сборе. – Госпожа Килит, улыбаясь, поднялась и поцеловала Серегила.

В его ответном поцелуе сквозила искренняя привязанность. Когда-то, много лет назад, они какое-то время были любовниками и навсегда остались друзьями. Госпоже Килит, прикинул Серегил, должно быть, уже под пятьдесят, но время лишь придало изысканности и ее красоте, и ее остроумию.

И то, и другое в полной мере было продемонстрировано, когда дама повернулась к Алеку, застенчиво держащемуся позади Серегила.

– И мы встречаемся теперь при гораздо более приятных обстоятельствах, чем раньше, благородный Алек. Надеюсь, никто сегодня не вздумает арестовывать благородного Серегила?

Алек ответил ей изящным поклоном.

– Насколько мне известно, его расписание арестов составлено с таким расчетом, чтобы до завтра его этим не беспокоили, госпожа.

«Молодец, благородный Алек», – подумал Серегил улыбаясь.

Краем глаза он заметил, как собравшиеся обменялись многозначительными взглядами. Многие в Римини знали, что всего несколько недель назад Серегил в цепях был брошен в тюрьму. Своей шуткой Килит лишила инцидент мрачного оттенка, разрядив атмосферу.

– Серегил, располагайся – садись рядом с адмиралом Нирейдианом, – предложила Килит, указывая на кресло рядом с дородным чернобородым аристократом. – Он теперь занимается оснащением царского флота для захвата вражеских судов, и я уверена, тебе будет интересно об этом послушать. Благородный Алек, садись поближе ко мне – нам нужно познакомиться получше. Но сначала я всех друг другу представлю: это его светлость адмирал Нирейдиан-и-Гортос, а госпожа Тициана-а-Ревва и госпожа Брина-а-Урсил – дамы из свиты царицы. Господин Ариус-и-Рафаэль сопровождает сегодня мою дорогую подругу – благородную Ириэль-а– Никирию.

После паузы Килит положила руку на плечо женщины в военной форме.

– Это – капитан Джулена-а-Исаи из пехотного полка Белого Сокола, только недавно почтившая своим присутствием мой салон.

Серегил посмотрел на нее с приличествующим случаю любопытством: поговаривали, что это самая последняя возлюбленная прекрасной Килит.

– Друзья, вы все знаете благородного Серегила-иКорита, – продолжала любезная хозяйка. – А этот очаровательный молодой человек – его протеже, благородный Алек-и-Гарет из Айвиуэлла. Его покойный отец принадлежал к майсенскому знатному роду, насколько мне известно.

Состряпанная на живую нитку генеалогия Алека вызвала, как он и надеялся, мало интереса. Предоставив юноше учиться светскому обхождению под руководством искусной Килит, Серегил переключил внимание на других гостей, ожидая интересного улова.

– Я думаю, война окажется облегчением для принцессы Фории, – говорила госпожа Тициана. Будучи смотрительницей гардероба царицы, она была ценным и обычно надежным источником информации. – На ней все еще лежит тень, знаете ли, после того ужасного происшествия – самоубийства наместника… Ох, благородный Серегил, прости меня! Я совсем не хотела проявить бестактность…

– Вовсе нет, моя дорогая. – Серегил расправил складку на своем черном плаще. – Меня полностью оправдали, так что моя репутация подмочена не больше, чем обычно.

По тесному кружку собравшихся пробежал смешок. Серегил всегда старательно следил за тем, чтобы производить впечатление очаровательного, но беспутного изгнанника, нашедшего пристанище в Римини. Хотя его дальнее родство с царской фамилией обеспечивало ему доступ в большинство аристократических салонов, обычно считалось, что благодаря иностранному происхождению и легкомыслию он ничего не смыслит в сложных придворных интригах. В результате его не принимали всерьез, а потому не стеснялись при нем сплетничать.

– Так вот, – продолжала Тициана, – не удивлюсь, если отправка на войну будет облегчением для Фории. Ничто так не укрепляет популярность, как одна-две победы. И между нами говоря, Фории совсем не будет лишней поддержка народа, даже если забыть об этих последних неприятностях. Наследница трона, сама не имеющая детей, – всегда… в не очень устойчивом положении.

– Но она прекрасная воительница – никто лучше ее не командует кавалерией, – заметила капитан Джулена.

Адмирал Нирейдиан откинулся в кресле и сплел пальцы на объемистом животе.

– Это верно, но ей не удастся продемонстрировать свои прекрасные качества, если только пленимарцы не окажутся такими дураками, что попробуют захватить Майсену. Сила Пленимара – его флот, так было всегда. Я так и сказал царице, и она с этим согласилась. Так что сейчас уже укрепляются фортификационные сооружения Нижнего города.

– Только вчера я слышала, как царица Идрилейн приказала доставить две сотни подвод лучшей красной глины из Пиоруса для выравнивания склонов ниже цитадели, – пропищала госпожа Брина. – Этого не делали со времен ее прапрабабки.

– Но ведь не окажутся же пленимарцы столь дерзки, чтобы напасть на Римини? – пробормотал Серегил, пригубливая вино.

Адмирал бросил на него покровительственный взгляд.

– Им случалось делать это раньше.

– Так, значит, вы готовитесь встретить их во всеоружии. Это, должно быть, огромная работа.

– Думаю, я повидался уже с каждым моряком, рыбаком, пиратом, который только плавал до пролива Бал! – ответил адмирал. – Гавани теперь просто кишат ими. Да и каперами тоже. Это ведь очень прибыльное дело. Ты не думал о том, чтобы снарядить корабль, благородный Серегил?

– Это звучит как весьма привлекательное сочетание патриотизма с выгодой. Пожалуй, стоит подумать над такой возможностью.

– Корабль уже не так легко раздобыть, должен предупредить тебя. Все верфи в Скале загружены под завязку:

старые суда переоснащаются, новые строятся. Но самое трудное – это найти надежного капитана.

– Но ведь война формально еще не объявлена. Как может царица посылать каперов, не опасаясь спровоцировать врага? Ведь не хочет же она преждевременно вызвать конфликт?

Нирейдиан выпрямился в кресле.

– Я уверен, что царица не предпринимает ничего, что не было бы в интересах Скалы.

– Ну конечно, – пробормотал Серегил. – То обстоятельство, что царица поручила такое важное дело тебе, вполне доказывает его значение для государства.

Алек с облегчением вздохнул, когда госпожа Килит занялась остальными своими гостями. Придуманных семейных историй у него было не так уж много, а вести легкую болтовню юноша еще не научился. На его счастье, никто из собравшихся особенно им не заинтересовался.

Серегил все еще беседовал с толстым адмиралом, и Алек, опершись локтями на ограду ложи, принялся смотреть на начавшееся представление.

Ряды лож, в одной из которых он сидел, тянулись по южной стороне храмовой площади, как раз перед рощей, посвященной Далне. На противоположной стороне такие же ложи частично загораживали ряды фонтанов и изящные разноцветные арки храма Астеллуса, а храм Иллиора на восточной стороне был не виден за боковой стеной ложи.

Охраняемые солдатами дорожки, соединяющие храмы, делили площадь по диагонали. Одетые в черное участники праздника, не принадлежащие к аристократии, уже заполнили все открытое пространство и набились под портики. Над головами людей пролетали чайки, мешаясь со стаями коричневых горлиц, живущих в роще Далны:

Прямо перед глазами Алека на фоне пылающего заката возвышалась черная громада храма Сакора. Между квадратными колоннами его портика лежали широкие полосы света, высвечивая гонги, висящие между колоннами.

Внутри храма высился алтарь из полированного черного камня. На нем пылал огонь, выхватывая из темноты огромный золотой щит, подвешенный как раз за алтарем. Как заранее объяснил Алеку Серегил, это была Эгида Сакора. В высоту щит имел двадцать футов, а символ Сакора на нем – восходящее солнце – блистал сотнями великолепно отшлифованных рубинов, так что в мерцающем свете казался полным жизни.

На широких ступенях лестницы, ведущей к храму, был выстроен почетный караул; где-то в этой безликой массе находилась и Бека Кавиш – ее полк всегда нес службу в Скорбную Ночь. Алек немного ей завидовал. Солдатская служба казалась такой простой по сравнению с его собственными обязанностями: никакого притворства, никаких переодеваний, лишь честь, долг, мужество, братство товарищей по оружию.

– По-моему, в Майсене празднество Сакора не такое пышное, – прервал его размышления голос госпожи Килит.

– Конечно, нет, госпожа. – Алек говорил громко, чтобы его услышал Серегил. – Даже праздник урожая в конце ритина не сравнится с этим.

– Благородный Серегил объяснил тебе, конечно, что символизирует гашение всех огней?

– Да. Мне кажется, эту ночь нелегко перенести.

– Для солдат на часах она очень утомительна, – сказала Килит, бросая на Джулену сочувственный взгляд, и Алек догадался, что капитану предстоит вскоре вернуться к своему отряду. – Но для нас – остальных – это время развлечений Вечеринки при луне, игры в темноте. Для влюбленных эта ночь прекрасна Говорят, половина населения Римини обязана своим рождением именно Скорбной Ночи.

Килит наклонилась ближе, и Алек ощутил благоухание ее духов

– А кто тебя согреет в темноте, а?

Неожиданный звук фанфар, раздавшийся в храме, избавил его от необходимости отвечать Собравшаяся на площади толпа замерла из внутренних помещений храма появилась процессия жрецов Они выстроились двумя рядами по сторонам Эгиды, играя на свирелях, систрах, рогах и тамбуринах, и затянули унылый напев. В монотонной мелодии звучала древняя скорбь.

– Это Песнь Прощания, ее поют на архаическом конийском языке, – прошептал Серегил. – Этому обряду по крайней мере тысяча лет Когда пение смолкло, другие жрецы вынесли из храма носилки, в которых восседала роскошно одетая фигура, лицо ее было скрыто золотой маской, а на коленях лежал обнаженный меч

– Это старейший жрец храма, – продолжал Серегил – Он изображает Старца Сакора У него в руках меч Герилейн Великой

– Он действительно принадлежал ей? – тихо ахнул Алек. Герилейн была первой из скаланских цариц, взошедшей на трон во исполнение пророчества шесть столетий назад

– Да Царице каждый год вручают его заново. Когда носилки с жрецом – Старцем Сакором – опустили перед алтарем, вперед выступила жрица и обратилась к нему на том же древнем языке

– Она умоляет бога не оставлять свой народ, – перевел Серегил – Эти просьбы будут теперь повторяться несколько раз, а потом дело кончится тем, что Сакор поручит царице защищать подданных и вручит ей священный факел и меч.

Как и предсказал Серегил, мольбы жрицы и ответ бога заняли немало времени Золотая солнечная маска на лице жреца была так хитро устроена, что голос его звучал подобно грому, хотя старик мог только скрипуче шептать. Когда наконец диалог закончился, прозвучали фанфары, и процессия двинулась дальше Из каждого храма выходили все новые и новые толпы жрецов, неся на носилках олицетворения своих божеств.