Электронная библиотека » Лионелло Вентури » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 6 марта 2019, 12:20


Автор книги: Лионелло Вентури


Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Распад группы импрессионистов (1881–1883 гг.)

В 1880 г., благодаря помощи Федера, директора «L’Union Générale», Поль Дюран-Рюэль получил наконец возможность снова встать на ноги. Все письма Ренуара, Моне и Писсарро к Дюран-Рюэлю написаны после 1881 г., за исключением одного письма Моне, датированного 1876 г. И это не удивительно: именно в 1881 г. Дюран-Рюэль возобновляет регулярную покупку их картин. Что касается Сислея, то его вещи Дюран-Рюэль вновь начинает покупать еще за год до этого.

Ренуар много путешествует. Его бережливость наглядно подтверждается: он может позволить себе такую роскошь, как отказ от денег, предложенных ему Дюран-Рюэлем. В феврале он закончил портрет двух маленьких дочерей Каэна д’Анвер (коллекция Бернгейма-младшего). Он устал и уезжает из Парижа, поручив Эфрусси заняться отправкой его картин в Салон. 4 марта он уже в Алжире. Затем он решает поехать к Дюре, пребывающему в Англии, но 18 апреля, вернувшись в Париж, он находит там слишком много цветов и женщин, которых ему хочется написать, и остается дома. В первый раз на картине Ренуара – мы имеем в виду «Завтрак гребцов» (Вашингтон) – появляется Алина Шариго, его будущая жена. В Париже он знакомится с Уистлером. Июль он проводит в Варжемоне у Бераров. Осенью он отправляется в Италию: мы видим его в Венеции, где он пишет местные достопримечательности, в Риме, где он любуется Рафаэлем; к концу ноября он оказывается в Неаполе и Сорренто, в декабре – на Капри. В январе 1882 г. он добирается до Палермо, где пишет портрет Рихарда Вагнера. 17 января он снова в Неаполе, а 23-го – в Марселе.

Он доволен, он «в форме». Из Алжира он пишет Дюран-Рюэлю, объясняя, почему он связывается с Салоном. Если не считать Салона, на весь Париж есть только пятнадцать любителей, приобретающих картины. Его картины, которые он создавал со всей добросовестностью, не жертвуя при этом своими идеями ради «идиотского тщеславия», не станут хуже от того, что их покажут в Салоне. Он просит Дюран-Рюэля заступиться за него перед друзьями: он ведь посылает свои вещи в Салон исключительно в «коммерческих» целях.

Как Ренуар пишет из Венеции госпоже Шарпантье, он поехал в Италию для того, чтобы посмотреть Рафаэля. В Венеции ему нравятся лагуна, картины Веронезе (хотя с него хватило бы и тех, что есть в Лувре), Тьеполо. Из Неаполя он сообщает Дюран-Рюэлю о своих впечатлениях от Рима. «В Риме я ходил смотреть Рафаэлей. Они великолепны, и мне следовало посмотреть их гораздо раньше. Они полны знания и мудрости. Он не искал невозможного, как я, но тем не менее он прекрасен. В живописи маслом я предпочитаю Энгра. Но фрески восхитительны своей простотой и величием». Как видит читатель, Ренуар смотрит на Рафаэля с точки зрения Энгра, он соотносит его с проблемой французской живописи в том плане, в каком эту проблему поставил Бодлер, и даже на какое-то мгновение сожалеет о том, что «искал невозможного», иными словами, стал импрессионистом. Однако стиль его пейзажей остается прежним. Его «Неаполитанские заливы», его написанный на Капри «Морской пейзаж» представляют собой шедевры, выполненные более искусно, но, с точки зрения теории, не отличающиеся от «Купанья в Гренуйер» («Лягушатника») 1869 г. В части фигурной живописи одна из «Купальщиц», находившаяся когда-то в коллекции Вевера, показывает, на какие жертвы Ренуар готов пойти ради идеальной линии. Художник продолжает поиски, соскабливает написанное, но он доволен – он «вновь в седле». На Капри, «этом идеальном островке», он с нежностью вспоминает о Шоке и пишет Мане, «борцу, который, как древний галл, радуется самой борьбе и никого не ненавидит». «Я люблю Вас, – пишет он ему, – за это умение радоваться, люблю, даже когда Вы неправы».

Только 15 февраля 1881 г. Моне предлагает Дюран-Рюэлю свои картины, хотя тот просил его об этом еще в 1880 г. Моне живет в это время в Ветее, но у него есть квартирка и в Париже. Деньги от Дюран-Рюэля он получает теперь регулярно, когда у него возникает нужда в них, а не за каждую законченную картину, как раньше. Время от времени художник и маршан проверяют счета и выясняют, кто кому должен. В декабре должником остается Моне.

Дюран-Рюэль платит щедро и берет все, что предлагает Моне. В июне несколько полотен Моне хочет купить Эфрусси, но он дает слишком низкую цену, и художник не соглашается. В марте Моне едет писать марины в Фекан. В конце августа – начале сентября мы вновь видим его на побережье. Но как в июне, так и в сентябре он пребывает в унынии и жалуется, что не может представить Дюран-Рюэлю полотна того качества, какого ему бы хотелось. В ноябре он уезжает из Ветея и поселяется в Пуасси. 1881 г. оказывается для Моне годом материального благополучия и в то же время творческой неудовлетворенности. С импрессионистами он не выставляется. После 1880 г. он больше ни разу не выставляется в Салоне.

Писсарро тоже возобновляет отношения с Дюран-Рюэлем. 4 марта 1881 г. он посылает ему картины и пастели, с тем чтобы их экспонировали на 6-й выставке «Независимых», открывающейся 2 апреля. В этой выставке участвуют Писсарро, Дега, Гийомен, Берта Моризо, Мери Кассатт и Гоген. Несколько раньше, 24 января, Кайботт в письме предлагает Писсарро отойти от Дега и выставиться вместе с Ренуаром, Моне, Сислеем, м-ль Моризо, м-ль Кассат, Сезанном, Гийоменом, Гогеном, Корде и им самим. Кайботт жалуется на то, что Дега внес дезорганизацию в лагерь импрессионистов, выступив с нападками на Моне и Ренуара, которые выставились в Салоне. Он заклинает Писсарро поставить интересы искусства выше личных отношений. Но Писсарро отвечает, что не намерен порывать с Дега. Отход от Моне и Ренуара Писсарро объясняет разногласиями художественного порядка, а вовсе не личными соображениями. В этих обстоятельствах Кайботт отказывается устраивать выставку.

В чем была суть разногласий между художниками? На это отвечает одно из писем Гогена к Писсарро: «Нашел ли господин Сезанн точную формулу творчества, приемлемую для всех? Если он найдет рецепт для того, чтобы выразить свои ощущения единым и единственным способом, попробуйте дать ему одно из этих загадочных гомеопатических лекарств, чтобы он проговорился во сне, и немедленно приезжайте в Париж поделиться с нами». При всей своей насмешливости, это письмо свидетельствует о совместных поисках «единственного технического приема», с помощью которого можно было бы упорядочить впечатления. Это значит, что на смену свободной интуиции приходит система, что и подтверждает творчество Писсарро в 1881 г. Один из его пейзажей (находящийся ныне в Гетеборгском музее) свидетельствует о стремлении художника к предельному упрощению того, что он видит. Писсарро снова строит композицию планами, как в 1867 г., однако не отяжеляя их и сохраняя эффект света. Тем не менее они все равно далеки от живописной свободы 1875 г. Гетеборгский пейзаж уже заключает в себе схему, отталкиваясь от которой Сёра претворит в жизнь свои вдохновенные замыслы и придет к пуантилизму. Импрессионизма в чистом виде больше не существует. Успех Писсарро на выставке «Независимых» был ошеломляющим. Исходная точка системы произвела впечатление чего-то зрелого, надежного, мощного. Гюисманс, еще в 1880 г. называвший произведения Писсарро «психопатическими», внезапно открывает в художнике «великого мастера». Ему вторит Гонзаг-Прива в «L’Evénement» (3 апреля 1881 г.): «Немногие художники отличаются такой мощью и правдивостью».

Сислей также заключает с Дюран-Рюэлем соглашение, по которому передает ему всю свою продукцию. Живет он в это время либо в Париже, либо в Вене-Надоне, близ Mopе#.


1 февраля 1882 г. Дюран-Рюэль полностью ощущает на себе последствия краха «L’Union Générale», директор которого Федер был его основным клиентом. От этого тяжкого удара он оправится лишь после 1886 г. В 1881 г. он пытался отговорить Ренуара от участия в Салоне, но, очевидно, безуспешно, поскольку художник выставляется там и в 1882, и в 1883 г. Дело в том, что Дюран-Рюэль пытается возродить группу. Дега изгнал из нее Моне, Ренуара и Сислея, а Писсарро из верности Дега порвал с Моне и Ренуаром. Анри Руар берет на себя роль посредника и пробует уговорить Дега выставиться вместе с Моне и Ренуаром. Напрасный труд! Кайботт пишет Писсарро: «Всякая выставка совместно с Дега невозможна… Только Дега… виноват в том, что мы перессорились». Дюран-Рюэль сам порывает с Дега, хотя это дается ему нелегко. Он предлагает Ренуару принять участие в выставке, но художник, находящийся в Эстаке, болен, пребывает в мрачном настроении и отвечает отказом. Дюран-Рюэль настаивает. 26 февраля Ренуар противится: «Выставляться с Писсарро, Гогеном и Гийоменом для меня все равно что выставляться с какой-нибудь потаскушкой. Не хватает только, чтобы Писсарро пригласил русского Лаврова или еще кого-либо из революционеров. Публика не любит политики, и мне, в мои годы, тоже поздновато становиться революционером». Моне в письме от 10 февраля проявляет не больше уступчивости, чем Ренуар. Он, конечно, выставился бы, если б был уверен, что окажется «среди своих», но поскольку устроители выставки связались с «известными личностями» (не с Гогеном ли?), он не может принять в ней участие. Дюран-Рюэль снова настаивает. 23 февраля Моне соглашается при условии, что Ренуар тоже выставится. Раз не хотят приглашать Кайботта, пусть и Писсарро пожертвует кем-то из своих друзей. Таким образом, друг другу противостоят два вооруженных лагеря: с одной стороны Писсарро с Гогеном и Гийоменом, с другой – Ренуар и Моне с Кайботтом. В конце концов Дюран-Рюэль находит компромиссное решение. Выставка открывается 1 марта при участии Кайботта, Гийомена, Гогена, Моне, Берты Моризо, Писсарро, Ренуара и Сислея. В начале марта Ренуар признает, что его отказ был необоснован. 12 марта Писсарро сообщает Дюре, что всего за два дня им удалось успокоить «самолюбие художников» и осуществить выставку. В июле Дега, воздержавшийся от участия в ней, пишет из Этрета: «Погода стоит прекрасная, но настолько в духе Моне, что глаза мои не выдерживают этого».

Пресса настроена более благожелательно, чем раньше. Моне обрадован статьей Шено. Гюисманс и Арман Сильвестр хвалят теперь уже безоговорочно. Нападки Вольфа и Поля Леруа никто больше не принимает всерьез. Коммерческий успех тоже не заставляет себя ждать: уже в июне Дюран-Рюэль заявляет о том, что он удовлетворен ходом дел. Он начинает продавать картины импрессионистов в Англию.

Возвращаясь из Италии, Ренуар встретил в Марселе Сезанна. Из его письма от 23 января мы узнаем, что он собирается работать вместе с Сезанном в Эстаке. Однако в феврале Ренуар заболевает воспалением легких. К нему приезжает его брат Эдмон, а Сезанн преданно ухаживает за ним. «Не могу даже выразить, насколько Сезанн был внимателен ко мне», – пишет Ренуар Шоке 2 марта. Поскольку врач рекомендовал художнику пожить на юге, 10 марта мы застаем его уже в Алжире. Он намерен писать здесь женщин и «неслыханно живописных» детей. Работая в 1882 г. над двумя пейзажами – «Скалы в Эстаке» и «Алжирская мечеть», он приходит к мысли о необходимости опять делать упор на массу, на объем. Портреты трех сыновей Дюран-Рюэля дают ему случай подчеркнуть свой реализм.

Покинув Пуасси, которое больше не вдохновляет его, Моне перебирается в Дьепп, оттуда в Пурвиль, где живет сперва с февраля по апрель, а потом с конца июня до начала октября. Он становится все более нервным и порой до такой степени поддается отчаянию, что рвет свои полотна. «Сомнения одолевают меня, – пишет он 18 сентября, – мне кажется, что я конченый человек и уже никогда не смогу писать». 26 сентября он опять проникается надеждой, что переживаемые им трудности и усилия, которые он делает, приведут к новым успехам, хотя этот момент еще не наступил.

Действительно, картины, написанные Моне в 1882 г., свидетельствуют, скорее, об усилиях художника, чем о его достижениях. Он стремится в них к более интенсивным, чем раньше, цветовым контрастам и прибегает к произвольным перспективам, позволяющим подчеркнуть динамичность эффекта. Мы имеем в виду «Хижину берегового сторожа» в Бостонском музее и «Рыбаков из Пуасси» в Венском.

Писсарро теперь более или менее удовлетворен своими материальными обстоятельствами. 24 февраля он пишет Дюре: «Я не купаюсь в деньгах, как выражаются романтики, но имею постоянный, хотя и скромный доход от продажи картин… Боюсь одного – возврата к прошлому». В конце года он оставляет свой дом в Понтуазе и переезжает в Они, в окрестностях этого же городка; в сентябре он путешествует по департаментам Об и Кот-д’Ор. «Весьма любопытно взглянуть нашим современным глазом на старые романтические башни, церкви и дома». Заезжает он и к Пьетту в Монфуко.

Однако в декабре положение Писсарро ухудшается ввиду новых финансовых затруднений Дюран-Рюэля. Последний советует художнику «заняться маленькими композициями гуашью на тафте и веерах». Среди работ Писсарро, относящихся к этому периоду, следует отметить «Торговлю птицей в Понтуазе» (коллекция Пулло), простую реалистическую композицию без пейзажа, полную пластической мощи и человечности.

В сентябре Сислей уезжает из Вене-Надона и устраивается в Mopе#. Он работает с большим подъемом.


Тем временем Дюран-Рюэль, решив воспользоваться успехом апрельской выставки, задумывает на 1883 г. серию персональных выставок своих художников. Для этой цели он оборудует новое помещение, снятое им на бульваре Мадлен. Сислей робко возражает против этого замысла. Моне тоже не разделяет точку зрения Дюран-Рюэля. Правда, он предпочитает персональные выставки коллективным, но, как и Сислей, опасается, что, слишком часто устраивая персональные выставки, можно наскучить публике. Поэтому он предлагает ограничиться двумя персональными выставками: одна – кого-нибудь из пейзажистов, скажем, Сислея или его самого; другая – Ренуара или Дега.

Несколькими днями позже, на Международной выставке у Жоржа Пти, Моне встречает Писсарро, «с которым давным-давно не виделся». Они договариваются о том, что публику надо ошарашить общей выставкой, а для этой цели лучше подойдет не помещение Дюран-Рюэля, а роскошный зал Жоржа Пти. Дюран-Рюэль, естественно, возражает: коль скоро картины покупает он, было бы странно выставлять их не у него, а у постороннего человека.

В 1883 г. персональные выставки следуют одна за другой: в феврале наступает черед Будена, в марте – Моне, в апреле – Ренуара, в мае – Писсарро, в июне – Сислея.

Буден, завязавший отношения с Дюран-Рюэлем в 1881 г., продает ему в 1883 г. свои полотна по цене от 100 до 400 франков за штуку. Для выставки он продает ему две свои большие принятые в Салон картины по 2000 франков за каждую. Чтобы удовлетворить Дюран-Рюэля, он старается в это время «оживить цвет».

Моне очень недоволен тем, как организована его выставка: освещение плохое, внимание прессы не привлечено. Выставка плохо подготовлена и плохо рекламирована. Это полный провал. Он старается не появляться в Париже, где ему непременно станут выражать сочувствие по поводу того, что пресса замалчивает выставку. Моне так обескуражен, что пишет: «Лучше будет вообще отказаться от борьбы». Кроме того, Дюран-Рюэль лишь с трудом находит возможность посылать ему деньги, и художник боится, как бы ему не пришлось опять продавать картины кому попало и, в частности, обратиться «к Фору, который, вероятно, с победоносным видом выставит меня за дверь». Однако 15 апреля Дюран-Рюэль сумел расплатиться, и Моне воспрянул духом. 29 апреля он переезжает из Пуасси в Живерни, где проживет до самой смерти. Он организует свою работу, разводит в саду цветы, чтобы ему было что писать в дурную погоду. Он строит сарай для лодок, так как хочет, подобно Добиньи, писать прямо на воде. Порой он сожалеет, что забрался так далеко от Парижа, но Дюран-Рюэль подбадривает его, да и природа в Живерни великолепная. В июле, задержавшись с окончанием обещанных Дюран-Рюэлю полотен, он решает украсить картинами его квартиру. Цена на полотна Моне уже дошла до 500–600 франков. Но художник недоволен своей работой: «Или я стал сумасшедшим, или… Сегодня мне гораздо труднее делать то, что я когда-то выполнял с легкостью». Дело же просто в том, что он, сам почти того не сознавая, меняет свою манеру. Напротив, Дюран-Рюэль и его клиенты чрезвычайно довольны продукцией Моне. Действительно, в 1883 г. Альфред де Лостало утверждает, что Моне не натуралист в полном смысле этого слова, а утонченный художник, поэт. Он не революционер, не анархист; следовательно, его можно хвалить даже в таком консервативном органе, как «Gazette de Beaux-Arts» (1883, № 1, стр. 342 и далее).

Персональная выставка Ренуара, состоявшаяся в апреле, несомненно была подготовлена более тщательно, чем выставка Моне. Каталогу предпослано предисловие Теодора Дюре, который в следующих выражениях характеризует «прогресс» Ренуара: «Мы видим, как мазок его становится все более свободным и индивидуальным, его фигуры – более гибкими; их окружает все больше воздуха, они купаются во все более ярком свете. Мы видим, как художник непрерывно усиливает свой колорит и, словно играючи, добивается самых смелых цветовых комбинаций». Арман Сильвестр в «La Vie Moderne» (14 апреля 1883 г.), Гюстав Жеффруа в «Justice» (16 апреля 1883 г.) хвалят фигурную живопись Ренуара, в особенности его портреты. К пейзажам его, напротив, Жеффруа относится более холодно. Ж. Даржанти («Courrier de l’Art «, 29 марта 1883 г.) отзывается о Ренуаре весьма сдержанно, хотя явно отдает ему предпочтение перед Моне и Писсарро.

Ни один из этих четырех критиков не замечает новой тенденции, появляющейся в живописи Ренуара. В 1883 г. художник пишет «Деревенский танец» и «Городской танец», так же как в 1876 г. он написал «Бал в Мулен де ла Галетт». Но можно ли в 1883 г. говорить о прогрессе Ренуара в отношении воздуха и света? Как раз наоборот! Правда, краски становятся у него все более интенсивными, но колорит в целом от этого проигрывает. Мы видим в «Городском танце», какой опасности подвергает себя Ренуар, пытаясь стать «выдающимся» в социальном смысле этого слова. Конечно, гений Ренуара дает себя чувствовать даже там, где художник заблуждается: пейзажи 1883 г., не понравившиеся Жеффруа, относятся к числу шедевров художника.

В одном из своих писем, датированном 5 сентября, Джон-Льюис Браун сообщает о подавленном состоянии Ренуара. Художник, по-видимому, отправил в Салон много картин, но приняли туда только один портрет. Его недруги в жюри заявили, что Ренуар – это «светлый Делакруа», хотя это звучит скорее как комплимент.

Мечтая вдоволь насладиться природой, Ренуар в сентябре уезжает на остров Гернси. Он совершенно очарован как местным пейзажем, напоминающим ему грезы Ватто, так и купальными костюмами, а также непринужденным поведением женщин. Именно на Гернси у него, вероятно, впервые рождается замысел «Купальщиц».

У Писсарро тоже остались дурные воспоминания о его персональной выставке. Он по-прежнему борется за свое искусство, стараясь отрешиться от пристрастия к деревенской жизни, но так, чтобы не отказаться при этом от присущих ей простоты и примитивности. Он ищет «более плоскую манеру». Замечая, что молодые импрессионисты скатываются к эстетству, он протестует против этой новой моды. Одновременно он участвует в политической жизни и вращается в кругах социалистов. Еще год тому назад он поселился в Они, но ездит писать в Руан, а однажды проводит несколько дней в Птит-Далль, близ Фекана.

Судя по письму Писсарро к Моне от 12 июня, персональная выставка Сислея также прошла не слишком успешно. 24 августа Сислей переезжает из Море в Саблон.


Все они получают от Дюран-Рюэля меньше денег, чем раньше. Торговец картинами делает в это время отчаянные усилия, чтобы выбраться из тупика, в который он попал после краха «L’Union Générale». Покупателей на картины импрессионистов ему приходится искать сейчас в провинции и за границей. Так, например, в июле он устраивает большую выставку в Лондоне у «Доудсуэлла и Доудсуэлла». «Globe» встречает импрессионистов весьма неблагожелательно. Напротив, «The Evening Standard» (13 июля) благосклонно отзывается о выставке в целом и о Дега в частности. Аналогичные выставки устраиваются в Бостоне, Роттердаме и, наконец, в октябре, в Берлине, в галерее Гурлитта, где экспонируются полотна, принадлежащие одному берлинскому любителю. Берлинская выставка весьма раздражила местных художников, и прежде всего Менделя, который назвал эти полотна «отвратительными». Амеде Пижон, собственный корреспондент «Figaro» в Берлине, 31 октября 1883 г. выступил с протестом и заявил, что Мендель заблуждается. Таким образом, «Figaro» тоже занимает совершенно новую позицию…

Самым положительным результатом берлинской выставки было то, что она побудила поэта Жюля Лафорга дать «физиологическое и эстетическое объяснение импрессионистской концепции», которое озаглавлено «Импрессионизм» и опубликовано в его «Посмертных материалах». Лафорг убежден в том, что эстетически импрессионизм имеет полное право на существование. Абсолютной красоте и абсолютному вкусу, рисунку, перспективе и искусственному освещению мастерской импрессионизм противопоставляет вибрирующий свет. Зрение импрессиониста вновь обрело первичную непредвзятость и видит «действительность в живом окружении различных форм, непрерывно изменяющихся, распадающихся, преломленных и отраженных живыми существами и предметами в самых различных вариантах». Творчество импрессионистов никогда не представляет собой «эквивалент неуловимой действительности, но всегда фиксирует определенное зрительное ощущение».

Следуя фидлеровской эстетике «чистой визуальности», Лафорг утверждает, что наибольшего восхищения заслуживает не та живопись, в которой мы находим химеры школьных традиций, а та, которая свидетельствует о том, что художник совершенствует свое зрение в процессе визуальной эволюции, «добиваясь утонченности нюансов и усложнения линий». Лафорг с одобрением отзывается о подборе рам в тон картине (идея Писсарро). Он утверждает, что необходимо упразднить Салон и дать возможность современным живописцам показывать свои полотна у торговцев картинами, подобно тому как романисты публикуют свои произведения у книгоиздателей.

Успех всех названных выше выставок был скорее моральный, нежели материальный. 12 июня Писсарро пишет Моне, что Дюран-Рюэль «действительно очень активен и старается протолкнуть нас любой ценой, но, пожалуй, действует при этом слишком уж по-коммерчески». Выставки должны отличаться «известным вкусом», должны быть окутаны «известной таинственностью, сообщающей им привлекательность». Конкуренты распускают слух, что Дюран-Рюэлю не продержаться «больше недели», но они уже не в первый раз прибегают к подобным выдумкам.

Между 10 и 26 декабря Моне и Ренуар предпринимают вдвоем поездку по Лазурному Берегу от Марселя до Генуи; поездка приводит их в совершенный восторг. Работают они по дороге мало; цель их – выбрать мотивы, к которым они намерены вернуться впоследствии. По возвращении они констатируют, что кризис, переживаемый Дюран-Рюэлем, еще более обострился. В июне Моне советует Дюран-Рюэлю пойти на соглашение с Пти, но это соглашение так и не удается осуществить. В конце декабря Дюран-Рюэль пытается провести собрание любителей импрессионизма, в чьей помощи он нуждается, для того чтобы и впредь финансировать художников. Однако собрание кончается полным провалом, и с перепуганными любителями не удается ни о чем договориться.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации