Текст книги "Полураскрытая роза"

2

Плейлист Винсент к октябрьскому ужину в Париже

The Reminder by Feist

“La vie en rose” by Louis Armstrong

“You Send Me” by Sam Cooke

“Afternoon in Paris” by John Lewis and Sacha Distel

“Circus” by Mélanie Laurent

“Tightrope (feat. Big Boi)” by Janelle Monáe

“Cloudbusting” by Kate Bush

“Losing You” by Solange

“Hunger” by Florence + the Machine

“Vossi Bop” by Stormzy

“Nikes” by Frank Ocean

К приходу гостей Винсент успевает прикончить бокал красного. За весь день она так и не вспомнила, что ужин они отложили на час позже, чтобы все успели собраться. Она провела наедине с Лу намного больше времени, чем собиралась, но ему пришлось хорошенько потрудиться. После съеденных фруктов голода она вообще не чувствует. Ей даже кажется, что содержимое желудка плещется в нем, как в ванной, чуть ли не переливаясь через край.

Оставив Лу в кухне, она сходила к себе в комнату и переоделась к приходу гостей. Теперь она, босиком и в черном кашемировом комбинезоне, сидит и ковыряет вилкой в салате капрезе, который приготовила утром и оставила мариноваться в холодильнике. За столом она смеется, пьет и общается с гостями. В центре стола – букет с темно-лиловыми японскими анемонами.

Анемоны прислал Киллиан. От него приносят букеты каждую субботу после обеда. Les pivoines, les coquelicots, les lys, lesmarguerites, les orchidées, les jonquilles[12]12
  Пионы, маки, лилии, ромашки, орхидеи, нарциссы (фр.).


[Закрыть] – в квартире всегда свежие цветы. Когда приходят друзья, соседи снизу, то тоже приносят букет.

Подрагивает пламя свечей, приглушенно играет Файст[13]13
  Лесли Файст – канадская певица и автор текстов к песням, известная под именем Feist.


[Закрыть]. Гости наполняют бокалы и хвалят угощение. Кто-то сидит на удобных стульях в гостиной, кто-то – на диване, все едят с тарелок, осторожно держа их на коленях. Гости приходят в кухню за тортом и кофе. Те, кто давно у нее не был, снова отмечают огромные окна и великолепный вид, даже парижане не устают обсуждать цинковые крыши. Они отпускают шутки по поводу того, что скоро всю квартиру займут растения. Лировидный фикус Авроры перевалил за сто восемьдесят сантиметров. Винсент росла в семье, где временами дети называли родителей просто по именам.

Каждую вторую среду новые друзья и des connaissances[14]14
  Знакомые (фр.).


[Закрыть] Винсент устраивают большой совместный ужин. Это непостоянный, изменчивый состав персонажей, и их трапезы длятся столько, сколько нужно, в зависимости от разговора. Très[15]15
  Очень.(фр.).


[Закрыть] вальяжно, très по-парижски. Когда тепло, они ужинают на воздухе. В прошлом месяце был пикник на траве в Люксембургском саду. Сегодня у нее в квартире собралось тринадцать человек, Лу – злополучный тринадцатый. Покончив с ужином, он носится туда-сюда, общается со всеми ее знакомыми, как будто тоже их знает. Иногда вдруг возникает рядом с Винсент, чтобы сказать, как ему нравятся ее друзья, еще раз отметить, какой вкусный получился соус. Именно Лу проверял пасту на аль денте. Она ему об этом напоминает.

– Погоди-ка. Ты делаешь мне комплимент? Говоришь, что я имел отношение к этому волшебству? – наклонившись к ней, сомневается он.

Винсент почти ничего не знает о том, чем занимается Лу, когда он не в музее искусства. Еще с лета он посещает оба ее курса: и журналирования, и креативности. Спустя несколько недель после начала занятий Батист сообщил ей, что она Лу «нравится», и Винсент поинтересовалась у Батиста, что он имеет в виду. Батист улыбнулся и сказал: «Перестань делать вид, что ты не понимаешь, что я имею в виду, когда говорю, что ты ему нравишься». Винсент тогда спросила, сколько Лу лет, и, услышав ответ Батиста, не стала продолжать разговор.

Каждую среду, четверг и пятницу Лу там, перед ней. А с Батистом он знаком вне музея. Что-то там с дядей Лу или братом то ли кузины Батиста, то ли жены, то ли невестки. Винсент нарочно не запоминает подробности жизни Лу. Она до ужаса боится в него влюбиться. До ужаса боится переспать или завести отношения с таким молодым мужчиной. Она лишь знает, что его зовут Лу Генри и что он принимает участие в исполнении какой-то там электронной музыки. То ли как солист, то ли в составе группы. Quelquefois[16]16
  Иногда (фр.).


[Закрыть] он приезжает в музей на скейтборде, а после класса, если время совпадает, она видит, как он на этом скейтборде уезжает. А иногда он является одетый как футболист, в донельзя короткие шорты, но она точно не знает, играет ли он в футбол на самом деле. Возможно, он и упоминал об этом, но даже если и так, она наверняка мысленно подальше отогнала эту информацию, как назойливую мошку. Она только знает, что когда Лу надевает спортивную куртку, то застегивает молнию до самого подбородка, и она убеждена, что мужчина, когда так делает, становится на сто процентов более привлекательным. И Киллиан носит куртки именно так, носил их так всегда: и когда они учились в колледже, и даже сейчас.

Если она дает себе волю, то скучает по Киллиану – и осознает, что это правда, потому что весь алкоголь из выпитого вина впитался во фрукты и голова у нее светлая.

Соседи снизу, Лораны, тянут пиво из зеленых стеклянных бутылок и курят на балконе, их сигареты мерцают оранжевым огнем: то тускло, то ярко, то тускло, то ярко. Лораны искренние, веселые, интеллектуальные и хорошо знают ее родителей. Когда наступает ее очередь устраивать ужин, она всегда их приглашает. Лораны ей нравятся. Они белые и придерживаются радикальных взглядов, оба лет семидесяти с лишним, политически и социально сознательны. Познакомились они на марше к Сорбонне во время демонстраций в мае тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, когда мистер Лоран уронил очки, а миссис Лоран подобрала их, чтобы не раздавили в толпе. Им нравится рассказывать, что они полюбили друг друга, когда вместе строили баррикады, – об этом мог бы написать Виктор Гюго. Даже теперь, почти всегда, когда в Париже проходит демонстрация, Лораны надевают свои желтые жилеты и тоже идут, скандируя, с самодельными плакатами и флагами. Каждый раз, когда Винсент спускается к ним на чай, случайный разговор может неожиданно вылиться в более серьезный, – скажем, об истории Парижа или о Шарле де Голле. О маоизме, марксизме, буржуазии. Однажды она встретила Лоранов в лобби, когда они шли на демонстрацию, и мистер Лоран решил, что Винсент должна пойти с ними и подпевать ему – он даже затянул «Слышите, как поет народ?» из Les Misérables[17]17
  «Отверженные» (фр.). Мюзикл по одноименному роману Виктора Гюго.


[Закрыть]. Он сказал, что хоть она и американка, но раз она здесь, значит, vive la France! Он держал ее за руку, и она радостно повторяла за ним.

Квартира находится в первом округе, недалеко от Лувра, где работает мистер Лоран. Именно благодаря его связям Винсент в рекордный срок получила долгосрочную рабочую визу и место в музее искусства.

Помимо журналирования и креативности, Винсент также преподает еще курс, посвященный созданию ювелирных изделий. Сегодня она надела серьги, которые сделала сама, – полумесяцы из терракоты. Такие легкие, что она порой забывает, что надела их, пока кто-нибудь их не похвалит и не спросит, откуда они у нее. У нее на всякий случай в сумочке визитки – всегда.

Go Wilde![18]18
  «Вперед, Уайльд!» (англ.) Игра слов, т.к. фамилия Wilde созвучна со словом Wild (дикий, безумный) и альтернативная интерпретация выражения переводится как: «Будь безбашенным! Оторвись!»


[Закрыть] Крутые украшения ручной работы от женщины по имени Винсент.

– Ну, тебе же нравится приписывать себе заслуги, – сейчас говорит она Лу. – Никакой это не комплимент. Лишь констатация факта. Ты действительно отвечал за кипящую воду. И… кстати, родители дали мне весьма цветистое второе имя, дабы компенсировать имя Винсент – вдруг тебе интересно. Наверное, не очень… однако ты ведь без конца говоришь… о моем имени, – замечает она.

– Уверен, что твое второе имя тоже прекрасно, – говорит Лу.

– Точно. Так и есть, – соглашается она. Ей хочется одновременно, чтобы Лу ушел и чтобы остался с ней на ночь. Ей нравится, как ему все время удается быстро пробиться сквозь ее высокомерный настрой и повернуть беседу в личное, доверительное русло. Не насильственным, неприятным образом, а открыто, будто он член ее семьи или психотерапевт. Прямо как мать может не обращать внимания на капризы ребенка, так как знает, что они лишь временны и входят в мамины обязанности.

Винсент ни разу не видела, чтобы ее настроение влияло на Лу, который был скорее камнем, чем губкой.

– Винсент, красавица, ты куда-то передвинула мусорку для стекла? – Агат, ее подруга, держит пустую винную бутылку и качает ею из стороны в сторону, будто звонит в колокол.

Агат работает куратором в Лувре, вместе с мистером Лораном, но постоянно ходит в музей современного искусства то за одним, то за другим. Кроме того, она скульптор и все время всего касается, смотрит руками. Она не такая, как другие подруги, которые были у Винсент, но речь здесь больше идет об энергетике, и в чем именно отличие, трудно определить. Один из элементов – напор. С близкими подругами там, дома, их дружба развивалась медленно и более органично, она пускала корни и расцветала после того, как они узнавали друг друга и понимали, что у них есть что-то общее. Со своей лучшей подругой Рамоной они были знакомы много лет, еще с колледжа, бок о бок работали на выставках и только потом крепко подружились. Агат же сблизилась с Винсент тесно и сразу, и казалось, будто у Винсент нет права голоса по поводу того, подружатся они или нет, так как Агат все уже решила за обеих. Будто северный и южный магнитные полюса их сердец выстроились в одну линию и попросту схлопнулись, и теперь не разлепишь. «Мы скоро станем близкими подругами», – после первого совместного кофе решительно заявила Агат.

Новая подруга экстравагантна и сексуально изменчива. Единственный вибратор появился у Винсент после того, как у них c Агат зашел разговор о секс-игрушках. Подаренный вибратор был дорогой, современный и необычной формы, и Винсент, когда открыла мягкую темную коробку, не поняла, что это. Подумала, какая-нибудь абстрактная скульптура или новый электронный гаджет, о котором пока не слышали в Штатах.

Винсент обожает Агат, но, чтобы кого-то узнать хотя бы наполовину, ей требуется лет пять, а уж чтобы узнать досконально – наверное, десять, а с Агат она знакома всего три месяца. Но даже много лет спустя, как выяснилось в случае с Киллианом, которого она знала более двадцати пяти лет, человек тем не менее может преподнести вам сюрприз, как хороший, так и плохой.

Все годы, что они знают друг друга, Киллиан с радостью возносит Винсент хвалу за ее тепло и откровенность, но когда она его раздражает, он жалуется на ее замкнутость, говоря, что она мучительница чувств. Что когда ее чувства слишком оголены, она может отдалиться и упрятать их за потайной дверкой. Он говорит, что иногда, даже когда она кажется открытой, она все же неприступна и подает противоречивые знаки. Однажды, когда она надела шелковый кружевной топик под шерстяной кардиган, Киллиан решил, что этим она сообщает ему, что да, ему можно прикоснуться к ней, если удастся совладать с колючестью.

Сейчас, на кухне, Агат в длинной бархатной юбке, похожей на ту, что она подарила Винсент месяцем раньше. Блейзер Батиста, юбка Агат – вечер сегодня в Париже весь бархатный. Юбка лиловая, и цвет такой насыщенный, глубокий, что кажется почти черным, напоминая Винсент открытый космос. Еще на Агат серьги, которые сделала ей Винсент: огромные красные круги, висящие на других, поменьше, будто планеты со спутниками. Ей идет этот ансамбль потусторонности. Вообще Агат свойственно быть грубоватой, но даже когда она ведет себя тихо, Винсент относится к ней с небольшой опаской. Как к управляемому огню.

Винсент открывает дверцу шкафа под мойкой и с возгласом voilà указывает на корзину для перерабатываемого мусора.

– Спасибо. Ты ела торт? А ты, Лу? – интересуется Агат. Сегодня она принесла бисквитный торт, украшенный кленовыми листьями из бордового сливочного крема. Она хлопает Лу по плечу с какой-то дружелюбной агрессивностью, будто затевает игру в салки. Лу, кажется, совершенно не возражает: тоже хлопает ее по плечу, сжимает его.

– Как раз собираюсь. – Улыбаясь, он берет вилку и держит ее зубцами вверх.

– Я тоже сейчас попробую. Торт с виду очень аппетитный. Спасибо тебе, подружка, – говорит Винсент Агат и, извинившись, уходит в ванную.

Крови нет. Винсент проверяет уже второй раз за вечер. Сидя на унитазе, она открывает последние сообщения Киллиана. Которые пришли три дня назад. На которые она не ответила.

Я скучаю, Вин.

Позвони, пожалуйста.

Мне все это чертовски

не нравится, и я сделаю все,

что в моей власти, чтобы

все исправить.

Помыв и высушив руки, она выключает свет и в темноте просто стоит. Когда первый запал эмоций внутри затухает, она оживляет телефон, свет экрана теперь падает на ее лицо; она перечитывает сообщения и импульсивно принимает решение впервые за две недели перезвонить мужу. Она подсчитывает часы и выясняет, сколько времени в Кентукки, – она в Париже уже несколько месяцев, но без этого подсчета обойтись не может. Киллиан должен быть у себя в кабинете, сейчас как раз перерыв в занятиях. Она набирает номер, телефон все звонит и звонит. Наконец он отвечает:

– Вин?

– Так. Сегодня званый ужин, Киллиан. Я прячусь в ванной в своей квартире, здесь темно, и я звоню отчужденному мужу, – говорит она недовольным тоном, как будто это он позвонил, причем не вовремя.

– Отчужденному… ужасное слово. Спасибо, удружила, – говорит он со своим чуть заметным ирландским акцентом. Она скучает по его говору. Их семья уехала из Дублина в Калифорнию, когда он был подростком, и в его языке навсегда смешались ирландский и американский английский. Ирглиш – давным-давно они решили так его называть. В его произношении «т» мягче, а «р» тверже, всегда и даже сейчас. Винсент очень нравится слушать, как он говорит, даже когда она им недовольна.

– Слово верное. Означает, что мы больше не близки. Мы же правда лишились близости, согласен? На нескольких уровнях. Ты там, я здесь. Но… что касается слов, у тебя знаний больше, чем у меня… Ты ведь писатель, да? – говорит Винсент. За дверью чокаются гости. Смеется Лу – интересно чему? Она жалеет, что не взяла с собой в ванную бокал вина – даже целую бутылку, – просто не знала, что позвонит Киллиану.

– О'кей, ладно, ты дурачишься по этому поводу, а я серьезно.

– Я тоже серьезно. Ты знаменитый писатель! На прошлой неделе я видела в «Шекспир и Компания»[19]19
  Книжный магазин в Париже.


[Закрыть] целую стопку твоих книг. Кстати, как оно там? Сделка на фильм еще в силе? – не повышая голоса, спрашивает Винсент. Ее способность в напряженных ситуациях изображать спокойствие сильно раздражает Киллиана, и ему известно, что она это знает.

Киллиан вздыхает.

– Вин…

– Ты говорил с Колмом? – интересуется она о сыне. Она ставит мобильник на громкую связь и в свете фонарика тыкает указательным пальцем в каждый цветочный горшок, проверяя, пора ли поливать. Обнаружив несколько сухих, она вынимает из стакана зубную щетку, кладет ее на стойку, набирает воды и поливает цветы.

– Да, говорил. Утром.

– А с Олив? – приблизив телефон ко рту, спрашивает она и, отведя его подальше, поливает китайское вечнозеленое деревце.

– Да, пару дней назад, сообщениями обменялись. Она уже переживает по поводу выпускных экзаменов, а ведь еще два месяца, но вообще-то в ее случае самое время, – говорит он.

Винсент разговаривает с обоими детьми не реже чем раз в два дня и считает, что это много, принимая во внимание их взрослый возраст. Олив двадцать один, она способная и сосредоточена на своем курсе – подготовке к изучению медицины в альма-матер обоих, Винсент и Киллиана, в штате Теннесси. Колму двадцать четыре, он кинорежиссер, закончил киношколу в Нью-Йорке и до сих пор живет в городе и готовится летом жениться на своей невесте. На свадьбе Колма Винсент и планирует в следующий раз встретиться с Киллианом во плоти; именно это она ему и обещала, когда заявила, что ей нужно отдохнуть, и укатила в Париж.

– Сделка на фильм еще в силе? – опять спрашивает Винсент, проверяя обе драцены. Змеевидные растения, безусловно, ее любимые. Не слишком крикливые и не требуют слишком много внимания, им вполне хватает света от окошка в ванной, а поливать их нужно примерно раз в две недели, только и всего. Она выливает туда остатки воды из кружки, ведь прошло примерно столько времени, и наполняет ее снова, чтобы полить папоротники.

– А куда подевалась Винсент? Salut![20]20
  Salut (фр.) – «привет».


[Закрыть] Может, она на балконе? – Там, за дверью, ее ищут: добрая, но иногда взвинченная женщина из музея искусства, та, что любит посреди предложения переключиться с английского на французский.

Винсент считает, что французский, который она знает, легко запоминается, когда она в Париже, и теряется, как только она опять попадает в Штаты, потому что там она его практически не использует. Когда она здесь, она максимально в него погружается. Язык на мобильнике французский, и даже когда она смотрит кино или сериалы на английском, она включает французские субтитры. Она не перестает удивляться тому, как много различных языков слышит во время прогулок – не только французский и английский. Постоянно мелькают обрывки немецкого и испанского. Азиатские языки и арабский тоже. Винсент нравится подолгу идти погрузившись в себя и не понимать, что говорят вокруг. Ей не приходится напрягать мозги, а таинственные звуки ее успокаивают.

Женщина из музея искусства говорит что-то о les leubles – о мебели. Винсент немного смущается от того, как гости постоянно выражают восторг по поводу квартиры. Принадлежит квартира не ей, обустраивала ее не она, все, что в квартире, покупала тоже не она. Это все Аврора. И комплименты эти не для Винсент. Как будто она их крадет. На самом деле они говорят: «Поздравляем с классной, стильной матерью!»

– Да, сделка на фильм еще в силе, – с болью в голосе говорит Киллиан. – Можно я с тобой об этом поговорю? У тебя есть право слова о том, как представить на экране те или иные события…

– Зачем? Книга твоя.

– Я не хотел причинить тебе боль. Все и случилось из-за того, что я всячески старался этого не сделать.

Его слова настолько бессмысленны, что Винсент не сразу находится с ответом.

– Но все равно сделал, Киллиан. Мы это уже обсуждали. И теперь мы отчужденные, – мгновение спустя медленно говорит она и, вылив последнюю кружку на папоротники, выключает громкую связь и фонарик, возвращает мобильник к уху. Ставит зубную щетку в кружку.

– Винсент, ты здесь? Я ухожу, спасибо, что пригласила меня. Квартира изумительная, – говорит из-за двери женщина из музея искусства. Потом договаривает что-то по-французски.

– Подожди. Я выхожу, – говорит Винсент и включает свет. Она крепко зажмуривает глаза от яркого света, как будто если откроет их, то увидит что-то ужасное. – Киллиан, я тебе потом перезвоню.

– Конечно. Когда? Ты всегда обещаешь, но… не звонишь.

– Завтра. Позвоню завтра.

– Обязательно?

– Хватит, Киллиан.

– Я просто хочу с тобой поговорить. Может, созвонимся по видеосвязи?

– Да. Хорошо. Может быть. Я позвоню. Обязательно, – говорит Винсент и, не попрощавшись, нажимает отбой.

Когда она открывает дверь ванной, женщина из музея целует ее в щеку и еще раз благодарит за ужин. Они не очень близко знакомы, и Винсент это нравится. Никто из гостей не знает, что побудило ее уехать в Париж и что ее обручальное кольцо хранится у нее в сумке, в кармашке на молнии. Она может быть кем хочет. А когда она разговаривает о Киллиане с Лоранами, Батистом или Агат, то использует слово «бывший» – так больше похоже на правду.

За спиной у женщины ей виден Лу. Он на балконе пьет пиво и беседует с Лоранами. Те кивают и улыбаются. Лу красивый и выглядит очень по-европейски в шарфе Винсент, который снова на нем. Сквозь стекло кажется, что он вспыхивает золотым в свете пламени свечи.

Помимо недолговечных школьных романов и парочки увлечений в университете, Винсент никогда всерьез не встречалась с американскими – или какими-нибудь другими – мужчинами, кроме мужа. С Киллианом она вместе с восемнадцати лет, и вообще в постели знала лишь ирландца. А Лу, этот волк, напросившийся в гости и рыскающий по квартире с сигаретой за ухом, этот волк, от которого она всеми силами пытается отбиться, ровесник ее брака. Ровесник их сына.

3

Четвертая книга Киллиана называется «Полураскрытая роза». Он огласил ее название, когда рукопись была уже продана. С двадцати одного года Винсент носила на правом плече татуировку – эту фразу мелким курсивом. Она вычитала ее в «Джейн Эйр», еще учась в старшей школе, и знала, что это станет ее первой и единственной татуировкой. Джейн говорит о Рочестере: «Он сорвал полураскрытую розу, первую из расцветших в этом году, и протянул мне»[21]21
  Ш. Бронте. Джейн Эйр. Перевод В. Станевич.


[Закрыть]. Иногда это предложение проносится в голове у Винсент, как молитва – как ностальгия. Эти строчки написала Шарлотта Бронте, но как только Винсент прочла их, они стали принадлежать и ей.

В отличие от своих предыдущих книг, «Полураскрытую розу» Киллиан писал тайком. Когда Винсент спрашивала его, о чем книга, он отвечал, что еще не решил, и что он пока «экспериментирует с формой», и что книга, наверное, в довершение всего будет «обо всем и ни о чем». Даже продав рукопись, он сказал, что не покажет ей из суеверия. Что это может сглазить книгу, принести неудачу. Кому нужен такой риск?

Раньше Киллиан всегда открыто делился с ней своей работой, и эта внезапная перемена выводила Винсент из себя. Весь процесс хранился в такой строжайшей тайне, что даже когда она втихаря прочесала интернет в поисках разгадки, то почти ничего не обнаружила, как будто тайна была частью продвижения книги. Винсент нашла фрагменты отзывов вроде «как бывает со многими великими произведениями, этот роман не поддается определению» и «вам придется прочитать его самим».

За месяц до выхода Киллиану домой принесли коробку напечатанных книг в твердом переплете, и он сразу же отнес их в гараж. А в день публикации Винсент отправилась через мост в независимый книжный магазин, где продавцы бы не узнали в ней сразу жену Киллиана Уайльда, и купила книгу. Она собиралась втихаря прочесть ее и, если он так хотел, сделать вид, что не читала, по крайней мере для него. Она ни друзьям, ни детям, ни родственникам ни за что не сможет сказать, что не читала написанной собственным мужем книги – той, за которую в конце концов он отхватил семизначный куш.

Киллиан рано ушел на работу, а позже в ближайшем независимом книжном магазине устраивали вечер по случаю публикации. Винсент скрепя сердце напекла печенья с полураскрытыми розами, раздраженная тем, что он присвоил себе то, что она любила. При этом она изо всех сил старалась быть преданной женой – ведь Киллиан был выдающимся писателем. Ей очень нравилось, как он пишет, задолго до того, как он заключил первую книжную сделку, к тому же она любила его предыдущие книги – к ним у него не наблюдалось такого странного отношения.

Обложка была серая, оттенка до того бледного, что казалась белой, с коллажем из красных полураспустившихся роз, заполнивших всю нижнюю часть. Шрифт серьезный и минималистичный. Как передняя, так и задняя обложки были испещрены пылкими хвалебными отзывами писателей, которых Киллиан давно уважал и творчеством которых восхищался.

«Резонансно! Не книга, а петарда! Киллиан Уайльд здесь надолго».

«Если вы не читаете Уайльда, теряете драгоценное время».

«Полураскрытая роза» – одна из лучших, наиболее сокровенных книг, которые мне доводилось читать. Я серьезно».

«Пронзительно, увлекательно, неповторимо, потрясающе! Книга задела за живое, и мне не хотелось переворачивать последнюю страницу. Давай еще, Киллиан. Пожалуйста!»

«Назовите это беллетристикой или автофикшен… кому, к черту, какое дело? Киллиан Уайльд со свежестью и очарованием искусно завладевает вниманием литературного мира».

«Нет никакой случайности в том, что Киллиан Уайльд является однофамильцем одного из величайших дублинских писателей. Это такая книга, которой мог бы гордиться даже Оскар (и Джойс[22]22
  Имеется в виду ирландский писатель и поэт Джеймс Джойс.


[Закрыть])».

Сидя в машине, Винсент вертела книгу в руках, сначала терпеливо читая отзывы. Ее переполняла бы искренняя радость за Киллиана, не веди он себя так чертовски странно насчет всего происходящего. А стоило ей прерваться, чтобы забить в поисковую строку слово «автофикшен», у нее внутри похолодело. «Художественное повествование на основе автобиографии». Винсент пробежала глазами имена вроде Рейчел Каск[23]23
  Британская писательница, автор романов, в том числе двух автобиографических произведений.


[Закрыть] и Карл Уве Кнаусгор[24]24
  Норвежский писатель, автор биографических романов.


[Закрыть], но их книг она не читала, а слова «автофикшен» от Киллиана ни разу не слышала.

Винсент похолодела еще больше, открыв последнюю страницу и заметив фото автора на задней обложке – это фото она никогда не видела. И не знала, кто его сделал, и не слышала даже имени фотографа. Сначала она подумала, что Киллиан надел чужой джемпер – и уже мысленно готовилась к новому удару, – но тут же вспомнила: это был связанный косичкой жакет с застежкой-тогл, который она подарила на Рождество два года назад обоим, Киллиану и Колму. Меланжевый, цвета овсянки, толстый и дорогой. Киллиан надел его, не застегивая, на белую футболку с темными джинсами.

На фото он положил локти на письменный стол, стоящий в его университетском кабинете. Он сидел боком, положив голову на сложенные пальцы, и чуть улыбался в камеру. На фото он выглядел хорошо. Волосы короткие по бокам, но длинные и непослушные на макушке, как будто фото было сделано неделю спустя после отличной стрижки. На опрятной бороде седые прочерки цвета дождя. Его очки лежали на стопке бумаг, рядом с ними – книги в твердых переплетах и кремовая скандинавская лампа, которую ему десять лет назад подарила мать по случаю получения должности в университете. Она хвасталась, что долго гонялась за этой лампой и даже «стояла в листе ожидания».

На фото Киллиан выглядел исключительным красавцем, правда, Винсент считала его красивым всегда. Однажды, еще в университете, выпив вина и опьянев – это было редкое проявление незащищенности, которое она себе с тех пор не позволяла, – Винсент высказала смутное подозрение, что некоторые считали, что он красивее, чем она. Ей не забыть выражение его лица, удивленные глаза и смеющийся рот, когда он с тяжелейшим ирландским акцентом, какого ей от него слышать раньше не приходилось, сказал: «Ты сошла с ума? Ничего глупее я в жизни не слышал. Знаешь, ты говоришь совершенно безумные вещи!» Он взял ее лицо в ладони и стал осыпать поцелуями, повторяя, как она красива. Бородой он нежно царапал ей щеки и продолжал звучно расцеловывать. «Смотри, какая ты, Вин. Совершенно безумная женщина неземной красоты», – говорил он.

«В романе “Полураскрытая роза” Киллиан Уайльд переносит нас из престижного района Дублина сначала в Калифорнию, а потом в Теннесси, пока мы, наконец, не оказываемся среди изумрудных холмов Кентукки. Это история ирландского подростка по имени Киан Вудс, который приезжает в Америку, много пишет, учась в университете, и когда молодая темнокожая женщина по имени Пика(ссо) оказывается беременной, женится на ней, пустив под откос свои планы на будущее.

И все это время Киан хранит свою главную тайну:

В Ирландии он оставил девушку с разбитым сердцем, которая когда-то тоже оказалась от него беременна. Это и стало одной из причин, почему их семья уехала из Дублина.

В книге, написанной тщательно, в исповедальной манере с вкраплениями восхитительных пассажей и смешанных метафор, Киллиан Уайльд берется за проблемы юности, брака, страсти, расизма, мужского достоинства, отцовства и прощения, при этом точно отражая историю своей жизни. “Нью-Йорк таймс” называет роман “Полураскрытая роза” свежим голосом в жанре, который теперь называют “автофикшен”, неброским шедевром, сокровищем печатного слова».

Сердце Винсент забилось и затрепетало, как целое гнездо птенцов. Дрожащими руками она открыла страницу с посвящением.

Моей жене и детям. За прощение и любовь. Будем держаться друг друга навеки, да?

Сидя в машине на парковке книжного, она с лету проглотила первые пятьдесят страниц, в ушах у нее звенело, как вдруг звякнул мобильник, извещая о сообщении Киллиана.

ДЖЕКПОТ. Буду на обложке

«Книжного обозрения

«Нью-Йорк таймс»

на следующей неделе. 🙂

Винсент, не ответив, отключила телефон. За несколько часов она продралась через целую книгу, так кипя от ярости, что боялась рассыпаться на миллион чертовых кусочков. Дочитав примерно до половины, она прервалась и поехала в кофейню, где воспользовалась туалетом, в том числе, чтобы ее вырвало. Она прижимала влажную бумажную салфетку к шее до тех пор, пока в дверь не постучали и не спросили, есть ли кто в кабинке. Она купила ледяной воды – есть не могла. Потом отправила Киллиану сообщение, что вечером увидится с ним уже в книжном. И долго просто ехала вся в слезах. Вернувшись домой, она упаковала печенье для мероприятия по случаю публикации.

Вечером в книжном магазине Винсент, играя роль любящей и участливой жены, сидела и слушала, как Киллиан читал отрывки из романа. В основном – о друзьях детства и жизни в Дублине. Отрывки оказались подозрительно нейтральными, и лишь когда они вернулись домой, Винсент рассказала ему, что успела прочесть весь роман. Ее обескураживало то, что он до сих пор ничего ей не рассказал о том, что написал в книге. Кто был этот человек?

Когда они заговорили об этом, она так бурно рыдала от злости, что у нее распухло горло. Она спросила Киллиана, были ли еще неожиданности, о которых он решил не упоминать. Он сказал, что нет. Она спросила, изменял ли он ей когда-нибудь, и он ответил: «Боже мой, конечно, нет! Я боялся, что ты так подумаешь». На что она сказала: «Ах, значит, ты боялся, что я что-то подумаю? Потому что мне кажется, ты вообще ничего не боялся, когда это писал».

Причин ссориться было предостаточно. Она их все даже не помнила.

Она спросила его, чего он ожидал. Что, как он думал, случится после того, как она прочтет роман, и он ничего не ответил.

У него потекли слезы, слезы стыда и раскаяния, и он признался, где был вымысел, а где – нет, а также рассказал все, что знал об оставшейся в Ирландии девушке. В книге Киан раздумывает, не написать ли ей, но решает этого не делать. Киллиан сказал ей, что эта часть была правдой. Он ей не писал и до сих пор не знал наверняка, был ли у него еще ребенок. Винсент спросила почему. Почему он не вознамерился точно узнать, есть ли у него еще один чертов ребенок? Киллиан сказал, что настраивается на это… постепенно. Он рассказал ей, что девушка была нигерийкой и росла в приемной семье у белых родителей.

Когда Киллиан неохотно признался, что еще и продал права на фильм по «Полураскрытой розе», Винсент просто попросила его замолчать и больше вопросов не задавала. Просто была не состоянии больше ничего слушать.

Спал Киллиан на диване.

На следующее утро он уехал: начиналась первая часть его турне в поддержку книги, а Винсент позвонила родителям, чтобы удостовериться, что квартира в Париже свободна.

Плейлист Винсент для путешествия | Самолет | Луисвилл – Париж

“I Need a Forest Fire” by James Blake (feat. Bon Iver)

“Only Love” by Ben Howard

“C’est si bon” by Eartha Kitt

“Heaven’s My Home” by Sam & Ruby

“I Say a Little Prayer” by Aretha Franklin

“Feathered Indians” by Tyler Childers

“Living in Twilight” by the Weepies

“Keep It Loose, Keep It Tight” by Amos Lee

“Higher Love (Steve Winwood Cover)” by James Vincent McMorrow

“White Lies” by Paolo Nutini

“Moon River” by Frank Ocean

“Like a Star” by Corinne Bailey Rae

“Little Sparrow” by Leyla McCalla

“Am I Wrong” by Nico & Vinz

“Beacon Hill” by Damien Jurado

“Lion’s Mane” by Iron & Wine

“Cranes in the Sky” by Solange

“Greetings in Braille” by the Elected

“Heartbeats” by José González

“Re: Stacks” by Bon Iver

Две недели спустя, сидя в самолете, летящем во Францию, Винсент пыталась спать и читать. Она пробовала слушать музыку и закачанные заранее французские подкасты. Она начала и не досмотрела три фильма и две телевизионные программы, больше всего времени уделив просмотру телесериала «Жвачка», потому что лицо главной героини ее успокаивало. Голос пилота успокаивал тоже. Негромкий щелчок системы объявлений и его собирательное «мы», пожелания всем расслабиться и насладиться полетом. Для нее было обычным делом, летя куда-нибудь, влюбляться в голоса пилотов. Ей нравилось, как они обнадеживали, как были где-то там, отдельно от всех остальных, занимались своим делом, заботились о том, чтобы пассажиры чувствовали себя в безопасности. Ей самой ничего не надо было делать, ни о чем не надо было беспокоиться. Только сидеть на месте и не мешать другим делать все, что нужно. Она изо всех сил старалась держаться за эту мысль, что надо все выбросить из головы, пока мозг ее мариновался в мутном сосуде, полном горечи гнева и обиды.