Текст книги "От Бога, от свечки, от мамы, от печки"

ГЛАВА VII
Наше воспитание

Я уже писала, что нам никогда не читали нудных нотаций. Взрослые рассказывали друг другу какие-то случаи из жизни. Так, мама вспоминала одного мальчика из своего детства, который постоянно жаловался, что у него «гововочка болит», а зеленые сопли у него были до нижней губы. Надо ли говорить, что такого у меня просто не могло потом быть никогда? Или мама рассказывала бабушке об одной учительнице, которая цокала языком, удаляя из зубов застрявшую пищу. Окружающих это раздражало. Само собой, что такого со мной опять-таки не могло быть в дальнейшей жизни. Эти уроки запоминались навсегда. Позднее нотациями очень увлекался отчим. Это мне было непривычно и вызывало протест, когда внутренний, а когда и открытый. Но прямые воспитательные уроки я от мамы и бабушки все-таки нет-нет, да и получала.

Однажды мы с мамой были в гостях. Пока взрослые разговаривали, я играла с хозяйской дочкой. Она была младше меня, но это нам не мешало. Я попросила какую-то игрушку у девочки, и та мне ее отдала. Но поиграть с этой игрушкой я не успела. Как только мы пришли домой, мама ее обнаружила и очень рассердилась: «Ты выманила игрушку у девочки младше себя. Завтра мы пойдем туда опять, и ты эту игрушку отдашь». Не знаю, как я пережила вечер, ночь и следующее утро. Мне было и стыдно и страшно. Когда мы стали подходить к дому девочки, я попросила маму, чтобы она сама отдала злополучную игрушку. И мама сжалилась надо мной. Как же я была ей благодарна! А урок запомнила на всю жизнь: нельзя хитрить, желать чужого, нельзя пользоваться ничьей слабостью. Гораздо позже описываемых событий я напишу «Уральские озорные советы»: «Никогда не выбирай выгоднее путь./ Смело топай напрямик, ну а там что будет – будь! / Никогда не подавай руку подлецу -/Замараешься, тебе это не к лицу./Никогда не обижай тех, кто мал, да слаб, да сед, /А тебя обидит ферт – при, как на буфет! /Никогда не унывай, пересиль себя./Да почаще добавляй мелкого угля!» (Почему мелкого? – в наше время был в ходу лозунг «Дадим стране угля – хоть мелкого, но много», в народе этот лозунг стал ходовой шуткой.)

Еще несколько уроков от мамы:

– Нельзя есть много мака – можешь заснуть и не проснуться. В огороде в числе прочих овощей рос мак. Зеленый мы его не трогали. А когда мак созревал, его можно было трясти, как погремушку. Мы откусывали верх маковой коробочки и высыпали мак или в ладошку или прямо в рот;

– Нельзя брать в руки лягушку – будут бородавки. Лягушек я не брала, но малюсенькие зеленые лягушата неизменно привлекали мое внимание. Поймав такого лягушонка, я чуть не целовала его.

Но маму я послушалась;

– Нельзя бежать от собаки, надо идти спокойно, иначе она догонит и укусит тебя;

– Нельзя быть любопытной, стоять и смотреть, открыв рот, что часто случается с маленькими детьми, – залетит ворона или – «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали», или – «Стоит Маша у ворот, широко разинув рот, и никто не разберет, где ворота, а где рот»;

– Нельзя без конца швыркать (уральский термин) носом, лучше аккуратно негромко высморкаться в платочек;

– Нельзя ковырять в носу, вытаскивая сушенки (козявки) – это надо делать, когда умываешься утром, как следует чистить нос;

– Нельзя на улице показывать пальцем на предметы, лучше показать всей ладонью, не вытягивая руку, или сказать словами;

– Нельзя капризничать, что-то клянчить у мамы. Она сама даст все, что сочтет нужным. И мы, действительно, получали деньги на кино, на мороженое (кругленькое, между двух вафелек, его надо было поворачивать в руке, слизывая растаявшую поверхность), на ириски, которые, как и мороженое, продавались в газетном киоске, на подушечки (конфеты сосательные с повидлом в середине) – эти немудреные сладости послевоенного времени;

– Нельзя ябедничать. Вспоминается такой случай. Мама принесла с базара большое красивое яблоко. Сказала нам: «Идите, выплюньте вар, я дам вам яблоко». Мы вышли на крыльцо. Я честно выплюнула жвачку, а Мишка спрятал свою в карман. Но ведь ябедничать было нельзя. И мы получили по половинке яблока;

– Надо уважать и слушаться старших. И мы не умели спорить, огрызаться, грубить – ни в семье, ни потом в школе. В Белоярке нам не приходило в голову капризничать – во многом атмосферу в доме поддерживала бабушка Елена – строгая, но справедливая.

Большое место в нашем воспитании занимали с малых лет книги. Я брала их в школьной библиотеке у мамы в Белоярке и в библиотеке на Сортировке. Помню красиво иллюстрированную книжку про Ивана-царевича и серого волка. Иван-царевич надолго стал одним из моих любимых героев («Мы в детстве ждем Иван-царевича, а в юности кого-нибудь попроще. Вот кто-то в гимнастерке с горочки спускается невенчаный и ветер ему волосы полощет»…). В Белоярке книгу Осеевой В.А. «Васек Трубачев и его товарищи» никак не могла достать. Тогда пошла в детскую библиотеку и читала эту книгу в читальном зале. Библиотекарем, скорее всего, была Степанида Флегонтовна Пешкова. Когда мы жили уже на Сортировке, в областной газете появилась хвалебная заметка о ней. Мама очень радовалась, рассказывая мне об этой женщине. Сейчас из Интернета я узнала, что Степанида Флегонтовна прожила до 99 лет. Она была интеллигентнейшим человеком, классическим русским библиотекарем. Подолгу в своем 99-летнем возрасте читала гостям наизусть Блока и Пушкина. Проработала в детской библиотеке с января 1946 года до ноября 1956 года. Я пошла в школу в 1945 году, а уехали мы из Белоярки в 1947 году. Отсюда вывожу, что посещала детскую библиотеку именно при ней.

Очень хорошо помню историю еще с одной книгой – Погорельский А.А. «Черная курица, или Подземные жители». Когда я читала эту сказку, то рыдала в голос. Мама, в конце концов, отобрала ее у меня и положила на полати. Я, конечно, могла туда залезть и забрать ее, но мне это даже в голову не пришло. Маму ослушаться или оспаривать – было просто не принято в нашей семье. Давно я хотела перечитать эту сказку – интересно было проверить детские впечатления. И вот Господин Случай дал мне в руки какой-то сборник сказок, где оказалась и эта сказка. Читала спокойно вплоть до вынужденного ухода подземных жителей из своей страны и до обморока Алеши, но в конце все-таки горло перехватило. Впечатление повторилось, правда, только как слабый отзвук сильного детского потрясения. Эту сказка о добре и зле нужно обязательно читать своим детям. Вот ее уроки:

– Незаслуженная похвала не доставляет удовольствия (Не могу здесь не вспомнить байконурскую поговорку «Наказание невиновных и награждение непричастных» – после запуска ракеты);

– не приписывай самому себе того, что тебе не принадлежит;

– Благодари судьбу за то, что она тебе доставила выгоды против других детей, но не думай, что ты лучше их;

– Самолюбие заглушает иногда голос совести;

– Праздность портит нрав;

– Пороки обыкновенно входят в дверь, а выходят в щелку. Нелегко избавиться от пороков, когда они взяли уже над нами верх;

– Чем более вы имеете от природы способностей и дарований, тем скромнее вы должны быть. Здесь бы я добавила закарпатское назидание – «Скромнiше треба бути, скромнiше!»;

– не для того дан вам ум, чтобы вы его во зло употребляли. По-моему, замечательные правила!

Одной из любимых книг была повесть А. Гайдара «Тимур и его команда», а фильм по этой книге, тот, старый – из нашего детства – я просто обожала.

Очень любила сказки. Помню, в Белоярке, на обустроенном чердаке у подружки, мне в руки попала толстая книга русских сказок. Пока подружка ходила обедать, за чем-то еще, я глотала в ускоренном режиме сказку за сказкой. Проглотила, сколько успела. Очень жалела, что успела не все. С большим сожалением рассталась с этой книжкой.

Дома в Белоярке я помню маленькие книжечки из библиотечки журнала «Огонек» – Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» с иллюстрациями Йозефа Лады. Позже я куплю эту книгу, и бравый солдат Швейк будет поднимать мне настроение во время болезней. Время от времени я ее перечитываю до сих пор.

Из деревенского детства помню также открытки с репродукциями Томаса Гейнсборо «Герцогиня де Бофор» и Сандро Боттичелли «Рождение Венеры». Они приходили ко мне в детских снах, а сейчас их репродукции украшают интерьер нашей квартиры.

В Белоярке мама читала нам вслух книгу Бирюкова «Чайка». Не обошла она и сцену пыток. Я, как очень впечатлительный человек, получила самый настоящий стресс, от которого избавилась только годам к тридцати – перед сном зажимала четырьмя пальцами большие пальцы на руках и убирала их под одеяло. Опять же, проверяя детское восприятие, перечитала ее, будучи взрослой. Впечатление осталось тягостное. Думаю, что такие книги нельзя читать детям. Мама ошиблась. Но кто из родителей не делает ошибок в воспитании детей? и еще – писатель Бирюков был инвалидом, он не вставал с постели. Поэтому, как мне кажется, он видел мир только в черных красках. Этот мир был ужасен….

Тут надо добавить, что я сама в детстве перечитала много книг, совершенно не подходящих мне по возрасту. Поэтому позже стала возвращаться к ним снова, чтобы оценить уже взрослым взглядом. Так получилось, например, с книгой Оноре де Бальзака «Шагреневая кожа». Она была у мамы в личной библиотеке. Запомнилась иллюстрацией Ж.Э. Лиотара «Шоколадница». Так вот, я прочитала ее с пятого на десятое, ничего не поняла и бросила. Мамину книжку утратила. Много позже я захочу к ней вернуться, и на этот раз она меня поразит и будет стоять на моей книжной полке в одном ряду с книгой М. Булгакова «Мастер и Маргарита», которую я тоже не сразу оценила. Вообще я считаю, что и полюбившиеся книги надо перечитывать время от времени. Они открываются с другой стороны. Сейчас «мучаю» книгу Даниила Андреева «Роза мира», никак не могу осилить. Очень тяжелое чтение. Совершенно другой, непривычный мир. Со временем стала читать «Библию». Ведь родители нас не крестили – папа был партийным. Сейчас у меня появилась потребность читать религиозную литературу хотя бы для того, чтобы сохранить православные традиции своих предков. Но, конечно, в младших классах мы читали хорошую детскую литературу – сказки про репку, курочку Рябу, козу-дерезу, войну грибов, кота Котофеевича, про Буратино, про мышонка Пика, и прочая и прочая. Книги навсегда стали нашими лучшими друзьями, с которыми можно и порадоваться и погоревать вместе. Потом придут другие – взрослые книги. А эта детская прививка к чтению книг сохранится на всю жизнь и у меня и у брата.

На Сортировке мама устроилась работать библиотекарем. Пока выделенное помещение приводили в порядок, мама возила книги из бибколлектора, расположенного в Свердловске, на себе. Иногда я ей помогала. Так она своими руками перевезла все книги для библиотеки. Сначала мы привозили их домой. Они стояли на столике большими стопками. Для нас это было самое настоящее пиршество. Можно было взять любую книгу и читать ее или просто рассматривать картинки. С детства мы знали правила обращения с книгами: обвернуть книгу, чтобы не запачкать; уголки не загибать, а пользоваться закладкой; мыть руки перед тем, как берешь книгу, чтобы не оставить на листах жирных или грязных пятен; книгу не сгибать, не подчеркивать текст. Когда ремонт закончился, мама перетаскала книги в библиотеку. Я часто приходила к ней на работу, иногда оставалась за маму. И, являясь ученицей 5-го класса, могла посоветовать семикласснику по его просьбе, что ему надо читать для его возраста. Были такие чудаки!

Владимир Войнович в статье «Честная бедность» (газ. «Секрет», № 581 от 19.06.05, Израиль) очень хорошо написал о воспитании детей во время войны: «В основе воспитания была идеология честной бедности. Честность, бедность, неприхотливость и гордость – вот четыре состояния, почитавшиеся в нашей семье. И они же основа здоровой жизни. Родители беспокоились, чтобы я не позволял себе лишнего, довольствовался малым, экономил на всём и вся. Меня также учили не брать чужого, ничего не хватать первым, уступать всем всё, что возможно. А еще не обижать младших, не наушничать. Драться иногда можно, но при этом ниже пояса не бьют, двое одного не бьют, лежачего не бьют, меньших не бьют». Замечательные, считаю, правила! Лариса Рубальская вспоминает: «После войны жизнь была тяжелая. Никаких «хочу», «дай», «купи» у нас с братом не было. Даже и мысли не было допустить какую-нибудь вольность»

Подписываюсь под этими правилами, великая вещь – спартанское воспитание. Ведь жизнь прожить – не поле перейти, как сказал Степан Щипачёв. Поэтому тяготы взрослой жизни и судьбы при таком воспитании переносятся гораздо легче, чем при тепличном, когда ребенок получает все безо всяких ограничений. Жизнь такому уже повзрослевшему имяреку кажется пресной, и он начинает искать острых ощущений – вот здесь и выходят на сцену сначала водка, «травка», а потом и сильные наркотики, или он становится игроманом, или находит себе еще что-нибудь похлеще, «потолерантнее» (модное сегодня и слово и образ жизни на Западе) – главное потешить себя, избавиться от скуки. Расплата не заставит себя ждать. Конец будет печальным. К этим спартанским правилам я бы добавила еще кое-что. Слово «выгодно» было в наше время позорным и не употреблялось в обиходе. Если кто-нибудь заикался об этом, ему говорили:

«А, выгоду ищешь, шкура!». Лучше быть бессребреником. Это – наш человек! Если человек искал дополнительный заработок, кроме основной работы, ну, скажем, вязал свитера и продавал, или в городе имел свой дом – он был «шкурник», «кулак», «куркуль» – это всё позорные прозвища нашего времени. У нас это было в подсознании. Не поэтому ли брат Михаил не вступил во владение наследством – бабушкиным домом? Теперь не спросишь! и еще, в нашей семье никогда не было разговоров о том, что у кого-то есть, или о том, что кто-то купил. Мы были научены довольствоваться малым, никому не завидовать. Зависть – тягостное чувство, очень вредит здоровью человека. Если во время его не задавить, будешь всю жизнь от него страдать. Хорошо, если тут же можно свою зависть сменить чувством удовлетворения от приобретения того же, что есть у другого. А если такой возможности нет, это становится мукой.

 
Я с детства ненавижу Зависть.
В себе ее я убиваю, как могу.
Вытаптываю, с корнем вырываю
И прорасти в душе ей не даю.
 
 
Зато теперь она меня совсем не мучит.
И даже не заходить навестить.
Она хотела бы, да не изучит,
Как подойти, подъехать, извести!
 

Мама целый день работала. Холодильников тогда не было, впрок пищу не приготовишь. Поэтому я после школы готовила еду на плитке сама. Отваривала длинные макароны, предварительно разломав на 2-3 части, обжаривала их на сковороде на сливочном масле. Иногда они пригорали, так как я уходила в комнату читать книгу или делать уроки. Соседи меня не ругали за это, хотя в маленькой кухне стоял густой чад. В другой раз готовила вареную или жареную картошку и ела ее, запивая молоком. Другими «блюдами» были молоко с молотыми сухарями, жареный хлеб с молоком, хлеб с сахаром, политым слегка водой, или просто молоко с сайкой. Мишка приходил позднее и ел ту же самую пищу, которую я оставляла ему. Когда мама была дома, она готовила пирожки с мясом, вкуснейший манник, ватрушки, пельмени и до сих пор мной любимый омлет с хлебом.

Мама, как, наверное, и все уральцы, была сдержанной в проявлении чувств. Я не помню, чтобы мама целовала меня или называла птичкой или рыбкой. Ну, может быть, в нежном возрасте. Одно лето я отдыхала в лагере. Когда ехала обратно, поезд опоздал. Во дворе меня встретил Мишка. Он сказал злорадно: «Ну, сейчас мамка тебе задаст!» Видимо, мама очень нервничала, когда я не приехала вовремя. Мама встретила меня в коридоре, обняла, я прижалась к ней, в горле встал комок. Чувствовала – то же и у мамы. Постояли несколько минут, молча прослезились. И на этом все. Никаких поцелуев. Для меня это было нормой. Несмотря на эту сдержанность, но не холодность, я всегда ощущала мамину теплоту и заботу. Вот несколько картинок из детства. Сортировка. Школа № 10. Год примерно 1950-й. Новый год – елка. Девчонки – снежинки. Свет в зале выключен. Освещена только сцена под самой елкой, да горят на оной лампочки. Снежинки, все в белом, появляются на сцене. Волнение невероятное – на нас смотрят наши мамы. Здесь мне очень пригодилось мое детское увлечение балетом. Проигрывается мелодия «В лесу родилась елочка», мы танцуем и поем: «Мы, белые снежиночки, /Спустилися сюда./Летим мы, как пушиночки, /Холодные всегда»… Снежинки холодные, но в зале разлита необыкновенная теплота, мы чувствуем себя единым целым с нашими мамами, учителями. Возникает такое редкое ощущение счастья, ты просто в нем купаешься.…

На Сортировке у меня вырезали полипы. Мы с мамой пришли в больницу. Был замечательный солнечный день. В скверике перед больницей ждали, когда подойдет наша очередь. Я резвилась вовсю со своими старыми подружками – стрекозами. Во время операции не плакала, но настроение было испорчено. Когда шли домой, мама сказала: «А я слушаю под окошком, не плачешь ли ты». Опять на сердце тепло – мама за меня переживала!

Мы идем с мамой по улице в Белоярке. Мама срывает стручок акации и делает из него свистульку. Всю оставшуюся дорогу я оглашаю округу свистом. Потом мы сами научились делать свистульки. На Сортировке большое место в нашей жизни занимал Дом культуры железнодорожников. Я ходила сюда сначала на акробатику, а потом – в танцевальный кружок. Мы танцевали русские народные танцы и танцы народов СССР. Особенно мне нравилась красивая зажигательная «Молдаванеска». Меня отличали в кружке, даже поручали танцевать соло. Так, однажды я танцевала кошку в соответствующем костюме, старалась изо всех сил – в зале сидела мама. Потом она меня похвалит, скажет, что я одна пыталась использовать мимику. Сюда же позднее мы бегали в кино, смотрели американский трофейный фильм «Тарзан», фильмы «Индийская гробница», «Бродяга» и наш фильм «Аршин мал-алан». На эти и на другие фильмы был запрет на показ детям до 16-лет, поэтому мы с собой носили паспорта. Хорошая, кстати, была традиция – все в свое время. Но это было уже после мамы… на Сортировке я дотемна каталась на санках во дворе ремесленного училища. Мимо возвращается с работы мама. Она слышит мой голос и зовет: «Лиечка, домой!». Я из озорства затаилась, уткнулась лицом в санки, молчу. А на сердце тепло-тепло – мама позвала. «Через года слышу мамин я голос, значит, мне домой возвращаться пора» – поет Татьяна Овсиенко. Куда уходит детство, в какие города?

Надо было бы эту главу предварить рассказом о менталитете уральцев. Сделаю это сейчас. Уральца отличают:

– фобиозность (страх перед голодом – нельзя, когда ешь, брать второй кусок хлеба, не съев первый – это к войне);

– анархизм (вот уж что есть, так есть!);

– социальная пассивность (уклонение от всякой официальной ответственности);

– невозмутимое спокойствие и долготерпение в отношении тягот жизни;

– сдержанность, доходящая до суровости («Челябинские мужики настолько суровы..» – см. приложение);

– выносливость;

– общинная взаимовыручка и взаимопомощь;

– «чувство локтя» и коллективизм;

– трудолюбие, религиозность, «нестяжательство»;

– особая приверженность старине и традициям;

– консервативность взглядов;

– характерная сметливость, решительность, способность к самостоятельным решениям («Надо техницки…»);

– свободолюбие;

– радение за свое дело, готовность к трудовому подвигу;

– патриотизм, готовность служить Отечеству «верой и правдой», «не жалея живота своего»;

– осмысление благополучия своей судьбы только в контексте благополучия своей Родины»;

– «… русский в каждом видит брата, / не приемля скаредность и лживость./ Для него всего важнее Правда, / А всего дороже Справедливость» (К. Фролов-Крымский. Не будите русского медведя).

Глава VIII
Наши игрушки и игры

Из своих игрушек я запомнила красивую фабричную куклу, которую в Бруснятах бабушка Таисья выменяла на ведро картошки у эвакуированных женщин. Потом она куда-то подевалась, и в Белоярке я играла самодельной куклой, которую смастерила другая бабушка – Елена. Волосы у этой куклы были нитяные, а глаза, нос и рот – нарисованные. Однажды мама принесла нам с Мишкой двух мягких игрушечных зайцев. Мне достался заяц с острой мордочкой, который был назван Колей. А Мишка получил зайца с круглой мордочкой, который получил имя Вовка. Как потом оказалось, это имя было дано бедному зайцу с дальним прицелом, участь его была незавидной. Вовкой звали нашего двоюродного брата, который приезжал к нам в Белоярку время от времени со своей матерью Верой. Мы с ним были одногодки, разница в рождении составляла 2 дня. Он был городской хулиганистый мальчишка, со своими понятиями. Носил кличку «Банзай». Особой дружбы у нас не получалось. Мишку он обижал. И Мишка ему «отомстил» по-своему. Играли мы со своими зайцами по-разному. Я своего кормила, пеленала, укладывала спать, напевая колыбельную Моцарта: «Спи, моя радость, усни./В доме погасли огни, / Дверь ни одна не скрипит Мышка за печкою спит, / Птички уснули в саду, /Рыбки заснули в пруду, /Глазки скорее сомкни, /Спи, моя радость, усни». Конечно, кто такой Моцарт, я тогда не знала. Эту колыбельную под гитару пела мама, а я только повторяла вслед за ней.

Мишка же оторвал своему зайцу сначала все конечности, а потом и голову и в заключение повесил его. Такая у него была обида на старшего двоюродного брата. Так закончил свою короткую жизнь совершенно безвинный заяц по имени Вовка.

Другая запомнившаяся игрушка – Ванька-встанька – деревянная куколка с утяжеленным основанием, как бы ее ни катали в длинной узкой коробочке, Ванька всегда вставал вертикально. Позже Михаил Евдокимов – светлая ему память – напишет песню про русских Ванек-встанек: «Братан поправится, / с бедою справится, /Нам Ванькам-встанькам/ Горе не беда./Бог даст и к нам потом Вернется счастье в дом /И не покинет больше никогда». Песня знаковая. Вот такие у нас были игрушки, возможно, что-то и забылось. Но в деревне много живых игрушек. Скажем, желтенькие цыплята. Я их пасла во дворе, ловила и скармливала им мух. Кормила и кур тем, что даст бабушка. Когда курицу или теленка – был у нас однажды – закалывали, я не могла есть это мясо, ведь еще вчера они были моими игрушками-подружками. Будучи взрослой, я прочитаю повесть Чингиза Айтматова – одного из моих любимых писателей – «Белый пароход», в которой полно и предельно точно описываются чувства маленького мальчика во время разыгравшейся на его глазах трагедии – убийства Матери-Оленихи. Мальчик не смог пережить душевной боли, бросился в реку и поплыл к воображаемому белому пароходу, на котором – так он думал – капитаном был его отец. На этом повесть заканчивается. Остался ли мальчик жив, – неизвестно. Повесть потрясла меня – я вспомнила свои детские чувства. Они полностью совпали с чувствами мальчика.

Когда мама и бабушка уходили из дома надолго, например, в лес, они закрывали створки ставен на окнах. Сквозь щели в ставнях сумрак комнаты пронизывали лучи света и тянулись наискосок через всю комнату тонкими струнами, в которых весело плясали и кружились мириады микроскопических пылинок. В такой таинственной, сумеречной и загадочной обстановке мы с братом играли в «придумывши», то есть сочиняли и рассказывали друг другу придуманные истории. Я больше почему-то о тиграх, их нарядах, обстановке в доме – диванах, креслах, о балах. У Мишки «придумывши» были с военным уклоном – о боевых действиях неведомых неприятелей. И нам не было ни страшно, ни скучно. Когда взрослые возвращались из леса, приносили грибы, ягоды, а нам обязательно – кусочек серого хлебушка – «лисичкин хлеб» и говорили: «Это лисичка передала вам гостинец». Хлеб был очень вкусный. Спасибо лисичке.

Здесь надо сказать, что любая фраза отображается в моей голове красочной картинкой. Я как бы вижу эту картинку внутренним зрением. Думаю, что так было и у брата. Но надо признать, что мечтательность хороша только в детстве, во взрослой жизни она стопорит движение вперед, мешает идти дальше. Мечтательность без цели бесплодна. Она хороша разве что для какого-нибудь Манилова, который живет трудами своих крестьян, но для нашего времени она вредна. Надо знать точно, чего ты хочешь достичь в этой жизни, быть амбициозным (имеется в виду здоровая амбициозность) и упорно двигаться к своей цели, возможно падая, но, поднимаясь, и опять идти вперед. Жизнь воспитывает сама, надо только понимать ее уроки и делать правильные выводы.

Человек рождается с определенным набором способностей, и если он не реализует их, то к концу жизни будет испытывать разочарование и горечь. Так случилось и с моим братом Михаилом. Я уже писала, что он был гораздо талантливее меня, природа была к нему щедрее. Но он не развил то, что было ему дано. Конечно, если бы была семья, родители, они бы его обязательно направили на верный путь. Но ему было всего 14 лет, когда он остался совершенно один. В конце своей короткой (46 лет) жизни, после армии, он вроде бы нашел себя, стал художником-оформителем, но оставался беспризорным, одиноким человеком, без дома, без семьи.

Зимой в Белоярке окошки в доме изнутри покрывались снежным узором. Можно было без конца рассматривать эти причудливые белые цветы. А если надо было посмотреть во двор или на улицу, продышишь дырку в снежном узоре, а потом пальчиком по кругу расширяешь ее. Вот и круглое окошко для одного глаза, в которое что-то можно рассмотреть, например, папу, который, выпив стакан простокваши, почти бежит через двор к воротам, а мама кричит ему вслед: «Миша, усы-то вытри!». Ведь усы-то у папы – от простокваши!

Летом на улице были свои игры. Например, идет летний дождь – грибной – с большими пузырями на лужах. Мы с братом выскакиваем во двор, прыгаем на каменной дорожке в прохладной воде под дождем и поем: «Дождик, дождик, пуще, /Дам тебе гущи./Дождик, дождик, перестань -/Мы поедем в Юрюзань[12]12
  Город Юрюзань – Катав-Ивановский район Челябинской области; река Юрюзань – приток реки Катав – бассейн реки Камы. Думаю, что эта закличка относится к Челябинской области, так как родня со стороны мамы проживала именно там.


[Закрыть] /Богу молиться, царю поклониться».

А после дождя мы пускаем кораблики из толстой коричневой многослойной сосновой коры. Вот по зеленому листу ползет красная божья коровка. Для нее есть свое стихотворение. Сажаю ее на руку и приговариваю: «Божья коровка, полетай на небко, / Там твои детки кушают конфетки./Всем – по одной, /А тебе – ни одной». Божья коровка, вдоволь поползав по руке и немного подумав, расправляет крылышки и улетает к своим деткам. На речке мы «печем блинчики» – наклонившись как можно ниже, с силой бросаем плоские камешки – у кого получится больше «блинчиков», то есть сколько раз камешек коснется поверхности воды. Мы играем с ребятами в прятки. Один галит (уральское слово), остальные прячутся. Как выбрать галящего? При помощи считалок: «– Заяц белый, куда бегал? / – в лес зеленый./ – Что там делал? / – Лыко драл. / – Куда клал? / – под колоду. /– Кто украл? / – Родион! / – Выйди вон». Родион идет галить, остальные прячутся. Или такая популярная считалка: «На золотом крыльце сидели /Царь, царевич, король, королевич, /Сапожник, портной. /Кто ты будешь такой? /Выбирай поскорей, /Не задерживай добрых и честных людей». На кого попало последнее слово, тот идет галить.

Мы играем в петушков и курочек. Снимаем со стеблей дикого овса колоски, пропуская их через кулак: получился длинный хвост – петушок, без хвоста – курочка. Надо наперед угадать: петушок или курочка? Играем в солдатиков со стеблями подорожника, победил тот, у которого стебель остался целым, не переломился.

Иногда мы озорничали. По нашей Комсомольской улице в Белоярке едет лошадка с телегой и седоком. Мы с братом перебегаем дорогу перед самым ее носом и чувствуем себя героями. Я из озорства прибегаю под окошко соседнего дома, где работают строгие тети, и спрашиваю: «Сколько часов?» Одна тетя отвечает: «Часы одни. Надо спрашивать «сколько времени». Все, на ус намотано, на носу зарублено – никогда уже не забыла этот урок.

С девчонками играли в «классики» – в эту поистине международную игру. В деревне чертили классики острой палкой прямо на утрамбованной земле, а в городе – мелом на асфальте. Число клеток соответствовало числу классов средней школы. Обязательно чертились вверху – «рай», внизу – «ад». Битой служили плоский камешек, черепок, жестяная баночка. В классики и сейчас играют в России и в Украине. Сделать ошибку, то есть не попасть битой в очередное окошко, называлось «окараться» – «ты окаралась», то есть ошиблась – от слова «кара». Интересно, что такого слова в «Орфографическом словаре русского языка» под редакцией С.Г.Бархударова, С.И. Ожегова и А.Б. Шапиро нет. Это, по-видимому, слово из уральского диалекта. В этой игре выигрывал тот, кто попадал в «рай». Участницами игры были девчонки разных возрастов.

На Сортировке к девчоночьим играм относились качели. Здесь были свои рекордсмены. Так, одна из девчонок делала на качелях «солнце», то есть прокручивалась на 360 градусов. Я о таком даже не мечтала. С удовольствием мы прыгали на подкидной доске, положенной на круглую деревянную чурку, старались «подбить» повыше партнера. Играли в бесконечные «ляпки» (пятнашки). Кого «заляпаешь» – тот водит. У мальчишек были свои игры. Кто поменьше, катали железное колесо при помощи ручки из проволоки с крючком на конце. Надо было, как можно дольше, не уронить колесо. Кто постарше – подбивали внутренней стороной стопы, кто больше раз, «жестку» – твердую плоскую пластинку, зашитую в кожу. Еще постарше – играли «в стенку» – тут уже присутствовали монеты. Летом в Белоярке со мной случилась неприятная история. Мы с девчонками пошли в сад, довольно далеко от нашего дома. Бегом бежали, а на входе в сад лежал большой шершавый камень. Я запнулась, упала и ударилась об него лбом. Кровь текла ручьем и капала на землю. Девчонки вели меня домой под руки. Я ревела от страха, не помогло даже мое самолюбие. Рану мне зашили, а шрам так и остался. Второй шрам напоминает мне о брате. Однажды мы с ним поссорились. Дело было во дворе. Я побежала на улицу. Брат со снайперской точностью бросил мне вслед стеклышко, которое вонзилось в ногу и разрезало кожу до крови. Это второй шрам из детства. Зимой было еще большее раздолье. В Белоярке каждую зиму заливали горки. Один раз была горка на нашей Комсомольской улице. А поскольку сама улица покатая, санки катились далеко-далеко. Другой раз горка была сделана на берегу Пышмы – скатывались прямо на лед. В городе в каждом районе – своя горка. То же и на Сортировке. Мы шли из школы мимо горки, пока не накатаемся, домой не идем. Катались, кто на чем – фанерка, картон или портфель. Особо смелые скатывались на ногах. Разрумянятся все, веселые, довольные, настроение приподнятое – нет веселей занятия, чем зимой кататься с ледяной горки! А делается горка очень просто. Формируется из снега с одной стороны – скат, с другой – ступени. Скат на ночь поливается водой, которую мороз схватывает моментально. Наутро горка готова, катайся, ребятишки, сколько влезет.