Текст книги "Невинность и страсть"

Глава 25

Алкоголь и сильная, уверенная рука, крепко сжимающая мою ладонь, не мешают заметить, что Крис не просто закрывается, но и возводит вокруг себя защитную стену. Выходим в сад и по кирпичной дорожке направляемся к деревянному мосту, соединяющему берега пруда. Уже темно. Длинный ряд круглых фонарей похож на одинаковые оранжевые луны, а звезды в темном безоблачном небе светятся, как бесчисленные крошечные огоньки. Все в этом мире безнадежно запуталось. Вдыхаю горячий воздух. Свежий прохладный ветер, на чью помощь я так надеялась, куда-то спрятался. Душная ночь подавляет не меньше, чем исходящее от Криса мрачное напряжение.

Он ведет меня по деревянному мосту к застекленной беседке, а вокруг благоухают розы. Розы преследуют меня везде, где бы я ни оказалась. Вижу длинные плети, обвивающие деревянную решетку и почти скрытые множеством нежных бутонов. Кажусь себе бутоном, ожидающим расцвета, и готова идти за ним куда угодно. Похожее чувство Ребекка испытывала к мужчине, о котором писала в дневнике. А теперь вот Крис ведет меня…

Неожиданно спотыкаюсь, но он успевает подхватить и поддержать. Обнимает за талию, а я кладу руки ему на плечи.

– Ты в порядке?

– Да, все отлично. – Не смею поднять глаз. Второй раз за два дня ему приходится наблюдать меня в нетрезвом виде. Ужасно неловко, тем более что в последний раз я злоупотребила алкоголем давным-давно – на похоронах мамы.

Заходим в беседку. Крис прислоняется спиной к перилам, и я пугаюсь, что сейчас он меня оттолкнет. К счастью, ничего страшного не происходит. Напротив, он заключает меня в объятия и прижимает к себе. Кладу ладонь на его грудь и чувствую мягкое, ровное биение сердца. Шум в голове раздражает, потому что из-за него невозможно точно определить настроение Криса.

– Чем ты расстроен?

– А кто сказал, что я расстроен?

– Я сказала.

– А я еще раз говорю, что ты слишком много видишь.

Пропускаю ответ мимо ушей.

– Майк хотел что-то тебе отдать. Ждала, что вернешься довольным, а не насупленным, как медведь.

– Я насупленный, как медведь?

Позволяю себе улыбнуться:

– Да. Насупленный, как медведь.

Крис смотрит сквозь ресницы, чтобы спрятаться от моего настойчивого внимания. В свете звезд он романтически красив, а вино с легкостью снимает все сдерживающие комплексы.

Поднимаю руку и провожу пальцами по полным чувственным губам, которые умеют и наказывать, и дарить наслаждение. Касаюсь высоких, четко очерченных скул, глажу щетину на волевом подбородке. Мечтаю, как эта щетина коснется моей кожи. Покорена его красотой, его талантом, его умом… его телом. Но хочу узнать человека.

– Поговори со мной, Крис, – умоляю, когда молчание начинает действовать на мою психику.

Он ловит мою руку и целует ладонь.

– Когда ты прикасаешься, это нелегко. – Заправляет мне за ухо прядь волос. – Особенно после того, как ты выпила лишнего и я не могу сделать всего, что собирался, зная, что на тебе нет трусов.

Глупо улыбаюсь:

– И лифчика.

– Спасибо за напоминание, потому что не собираюсь провоцировать тебя, когда ты в таком состоянии.

Провоцировать? О, умоляю! Так хочется узнать, что это значит!

– А что же случилось с мистером Я не Святой?

– Судя по всему, он столкнулся с серьезными ограничениями. Причем твоими.

Чувствую, что сейчас он имеет в виду вовсе не вино; суровое выражение лица подтверждает подозрение.

– Мои границы не настолько тесны, как тебе кажется, это далеко не так.

– Утверждение далеко не бесспорно.

Теряюсь в догадках. Хотя говорит он легким, почти игривым тоном, внутреннее напряжение не исчезает и даже не слабеет.

– Что произошло во время разговора с Майком?

– Запретный прием, детка. Слишком резкая смена темы.

– Это не ответ на вопрос.

– Для пьяненькой девушки ты чертовски нахальна!

– Когда напилась в прошлый раз, то употребила в разговоре с начальником выражение «петушиные бои», – нескромно напоминаю я. – Так что вынуждена согласиться: нахальна.

Крис едва заметно улыбается:

– Ах да, как же я мог забыть?

– Что произошло во время разговора с Майком? – с тупым упрямством повторяю я вопрос.

– Он дал мне вещицу, которая принадлежала моему отцу. Думал, что мне будет приятно ее получить.

Невероятно, Крис все-таки ответил! Продолжаю осторожно пытать:

– Но ты этого не хотел?

– Нет, не хотел.

– А ему об этом сказал?

– Нет.

– И что же именно Майк тебе дал?

Крис опускает руку в карман, достает маленькую ламинированную карточку и протягивает мне. Рассматриваю: сертификат винного эксперта с именем его отца.

Перевожу взгляд на Криса, вижу плотно сжатые губы и физически ощущаю его тоску, его боль и смятение.

– Почему ты не хотел это брать?

– Потому что Майк и Кэти не знают, что вино было для отца изысканным наркотиком. С ним он пытался выбросить из памяти день гибели мамы. Он сидел за рулем.

Забываю, что надо дышать.

– Вел машину?

– Да. И до последнего вздоха так и не смог простить себе ее смерти. Прятался за дегустациями, экспертными столами, а сам постепенно спивался, пока наконец не умер.

Меня словно ударили кулаком в грудь. Оказывается, в тот трагический день Крис потерял не только маму, но и отца!

– О Боже! Прости, мне очень, очень жаль.

Он откровенно злится.

– Хватит, Сара. Тебе лучше всех известно, что слова сочувствия мало помогают.

– Да, известно. Ты прав. – Проклятый шум в голове мешает нормально общаться, а ведь это признание – огромный прорыв. Отчаянно стараюсь побороть похмелье. Хочу, чтобы Крис знал, что я здесь – с ним и для него. – Если это и есть тот самый страшный секрет, от которого, по-твоему, я убегу, то не надейся: никуда не денусь.

Он горько смеется, поворачивает меня спиной к перилам, упирается ладонями по обе стороны, но больше не прикасается. Черный Крис возвращается – таким жестким и холодным я его еще не видела. Говорит тихо и безжалостно:

– Если считаешь этот секрет самым страшным, значит, не имеешь ни малейшего понятия о том, насколько страшной может оказаться жизнь.

– Как ты можешь судить о моих понятиях? Ты ведь даже не подверг меня испытанию!

– С испытанием ты не справишься! – рычит он. – И на этом история заканчивается: шанса доказать, что я ошибаюсь, не представится. С тобой я нарушил правила – важные правила, по которым строил свою жизнь, а расплачиваться придется тебе. Этого я не допущу. Не надо было привозить тебя сюда. – Он с силой отталкивается от перил и выпрямляется. – Все, немедленно уезжаем. – Он хватает меня за руку, обнаруживает в ладони карточку и с ненавистью бросает в пруд. Я с болью наблюдаю, как плавает в темной воде крошечная частица его отца. Каблук цепляется за доску; снова спотыкаюсь.

И опять Крис успевает поддержать.

– Прекрати наконец так много пить!

Несправедливый, высокомерный упрек обижает особенно остро. Смолчать не удается.

– Это же ты меня напоил… подлец!

Крис еще крепче сжимает мою руку и останавливается.

– Наконец-то ты поняла то, что я пытаюсь тебе втолковать. Да, я подлец, причем такой редкой породы, которой ты никак не заслуживаешь. – Он поворачивается и продолжает путь. Словно желая доказать свое ничтожество, шагает быстро и широко, заставляя из последних сил бежать следом.

Огибаем шато и, не заходя внутрь, направляемся прямиком к припаркованному у обочины лимузину. Резким движением Крис распахивает дверь.

– Садись.

– А как же Кэти и Майк?

– Садись, Сара.

В горле застревает комок. Хочу отказаться, но мир стремительно вращается, и не только от вина. Покорно залезаю в машину и устраиваюсь у дальнего окна. Водитель явно спал, а теперь поспешно поднимается и принимает рабочую позу.

– Все в порядке, сэр? – спрашивает Эрик, когда Крис тоже садится.

– Мы готовы вернуться в отель, – сухо отвечает он. Захлопывает дверь, но ко мне не придвигается.

Теперь нас разделяет пропасть.

Обратный путь кажется коротким и пролетает в напряженном молчании. Впрочем, этого времени вполне хватает, чтобы гнев мой достиг взрывоопасного уровня. За какую-то неделю я позволила Крису перевернуть свою жизнь вверх ногами. Самое настоящее безумие – а ведь я клялась больше никогда не позволять мужчине вторгаться в мою судьбу.

Как только машина останавливается, открываю дверь и выхожу. Водитель быстро делает то же самое.

– Спасибо за поездку, Эрик. – Отворачиваюсь и позволяю ему закрыть за собой дверь.

Крис ждет, пока я обойду лимузин. Зеленые глаза пылают хищным вожделением, и от этого ярость вспыхивает с новой силой. Я не жертва, не игрушка, с которой можно в любой момент позабавиться. Плотнее запахиваю шаль, вцепляюсь в концы, чтобы он не смог взять за руку, и быстро вхожу в холл отеля.

Крис идет рядом и тихо комментирует очевидное:

– Вокруг люди. Все видят, что ты не в себе.

– Ах, что за невероятная наблюдательность!

Направляюсь к лифту и чувствую, что качаюсь. Да, я действительно отвратительно пьяна и от этого бешусь еще больше. Получается, что доверилась Крису, понадеялась, что он обо мне позаботится. А я не нуждаюсь в заботе. Не хочу, чтобы обо мне заботились.

Заходим в лифт. Он прислоняется к дальней стене и не отрываясь наблюдает за мной. Я тоже не отвожу глаз. Взгляд его скользит по фигуре, бесстыдно ласкает, а я мечтаю о прикосновении и ненавижу себя за это. Ненавижу свою рабскую зависимость.

Он молчит. Я тоже не произношу ни слова. Воздух раскаляется от чувственного напряжения, но я упорно продолжаю злиться. «С испытанием ты не справишься». С какой стати мужчины присвоили себе право решать, с чем я справлюсь, а с чем не справлюсь?

Дверь открывается. Выхожу в коридор и снова едва не теряю равновесие. Крис обнимает за талию; прикосновение обдает горячей волной.

– Не смей, – шиплю я угрожающе. – Не помогай и вообще не прикасайся ко мне!

Рука падает. Иду по бесконечно длинному коридору, но все-таки добираюсь до двери. Крис прикладывает карточку к электронному замку.

Вхожу в комнату, и накопившаяся ярость тут же вырывается, как пробка из бутылки шампанского. Сбрасываю ненавистные шпильки и швыряю на пол сумку – оказывается, все это время она висела на плече. Поворачиваюсь к Крису прежде, чем он успевает закрыть за собой дверь, и набрасываюсь с упреками:

– Ты сводишь меня с ума! Никакого штакетника, никаких разговоров по душам, и все же расспрашиваешь о самом личном, а потом везешь к крестным родителям, хотя знаешь, что они обязательно расскажут о твоем прошлом. Когда ты ворвался в мою жизнь, я не предполагала ничего подобного. Думала, славно оттрахаешь и укатишь в свой Париж. Подобный сценарий вполне меня устраивал. Что ни говори, а в одиночестве прошло целых пять лет, и я нуждалась в простой физической близости, а не в этом… безумии, которое ты творишь.

Не успеваю и глазом моргнуть, как оказываюсь в свинцовых тисках. Одна рука вцепляется в волосы, другая ласкает грудь.

– Ах, значит, всего лишь хочешь перепихнуться и забыть? Я тебе для этого нужен, Сара?

– Да, – шепчу в ответ и понимаю, что этого уже недостаточно; по крайней мере с Крисом. – Хочу… – Тошнота подступает внезапно. Прижимаю ладонь к его груди. – О Господи! – С силой отталкиваю, и он меня отпускает. Пытаюсь найти ванную и не знаю, в какую сторону бежать. Крис куда-то ведет. Смутно осознаю, что открывается дверь, включается свет, но единственное, что вижу, – это унитаз.

Немедленно падаю на колени и подчиняюсь унизительному приказу природы. То, что происходит дальше, отвратительно. Крис приближается, но я беспомощно машу рукой.

– Уйди, – выдавливаю из себя, задыхаясь. – Не хочу, чтобы ты видел меня такой.

– Забудь. – Крис опускается на колени рядом. – Я довел тебя до этого состояния и теперь должен помочь. – Он протягивает полотенце. Хватаю и чувствую, что больше не смогу произнести ни слова. Мучительные судороги продолжаются целую вечность, а Крис придерживает мои волосы и гладит по спине – до тех пор, пока не слабею окончательно и не падаю на какую-то блестящую белую поверхность. Кажется, это край ванны.

Крис приподнимает и прижимает к груди.

– Надо снять с тебя платье. Жаль, погибло безвозвратно. – Он тянет платье вверх, а у меня едва хватает сил приподнять руки.

Теперь лежу на полу голой. Крис засовывает одну руку мне под коленки, другую под спину и поднимает. Ничего не остается, как отдаться на его милость и положиться на его заботу, но унизительная ирония ситуации невыносима.

Крис откидывает одеяло, укладывает меня в постель, старательно укрывает и опускается на колени возле кровати.

– Сейчас принесу воды.

Хватаю его за руку.

– Крис… то, что я позволила себе выпить лишнего после твоего рассказа…

– Ты не сделала ничего плохого. Это я во всем виноват.

– Нет, – возражаю из последних сил, потому что не столько понимаю, сколько чувствую: брать вину на себя ему противопоказано. – Крис… – Не знаю, что еще сказать. Я слишком слаба и слишком больна. – Я… мы…

– Отдохни, Сара. Если буду нужен, позови: я рядом.

Вопрос в том, будет ли он рядом завтра? И должна ли я хотеть, чтобы он оставался рядом? Впрочем, какая разница, что я должна и чего не должна? Просто хочу быть вместе с Крисом. Остальное значения не имеет.

Глава 26

Щурюсь от яркого утреннего света и с трудом сглатываю. Ощущения возникают постепенно: сначала настигает болезненный стук в голове, потом появляются ужасный вкус и сухость во рту и, наконец, материализуется теплая тяжесть на плече. Лежу голая под одеялом, а Крис спит рядом и крепко меня обнимает.

Некоторое время пытаюсь осознать сложные переплетения наших отношений, вспоминаю вчерашнюю бурную ссору. В объятиях Криса неистовая ярость бесследно растворяется. «Потому что Майк и Кэти не знают, что вино было для отца изысканным наркотиком». Мой бедный израненный художник! Сколько же ему пришлось пережить! Майк подарил ему карточку из лучших побуждений, но по простоте душевной невольно разбередил неизбывную боль. Я оказалась участницей второго акта драмы и – спасибо изысканному калифорнийскому вину – исполнила свою роль как нельзя хуже.

С мучительным чувством раскаяния вспоминаю, как обнимала унитаз и выворачивалась наизнанку на глазах у Криса, страдая от благородного напитка, так жестоко погубившего его отца. И все же он старательно за мной ухаживал и вел себя как настоящий герой.

– Проснулась? – Теплый, хриплый спросонья голос волнует; в очередной раз удивляюсь собственной реакции на любое действие этого человека.

– Да. Теперь лежу и переживаю.

Крис утыкается носом в шею.

– Тебе не о чем переживать.

– Еще как есть.

Он пытается меня перевернуть; сажусь в постели и натягиваю одеяло до подбородка.

– Лучше не прикасайся: до тех пор, пока не приму душ и не почищу зубы, радиоактивна и крайне опасна.

Только сейчас замечаю, что на нем все еще вчерашняя одежда, на подбородке успела вырасти светлая щетина, а волосы растрепаны. Облик диковатый и невероятно привлекательный.

– Ты почему спишь одетым?

– Потому что ты раздета. Не хотелось пренебрегать твоим нездоровьем.

– О! – Неужели он действительно мог захотеть меня после всего, что увидел? Конечно, нет.

– О! – повторяет он и насмешливо улыбается.

Облизываю пересохшие губы, и даже на это мизерное движение голова отвечает зверской болью. Прижимаю пальцы к виску и не могу сдержать стон.

– Ну вот, теперь придется страдать от похмелья. Неужели эти адские муки никогда не закончатся?

Крис протягивает руку, чтобы взять со стола бутылку воды и пару таблеток.

– Позвонил еще вчера администратору и попросил принести болеутоляющее, но ты сразу уснула.

Тронутая очередным проявлением великодушия, прикасаюсь к его подбородку и ощущаю приятное покалывание.

– Спасибо. – Нежность переполняет. – Наверное, ты не все время подлец.

Он ловит губами мои пальцы и дарит одну из своих неподражаемых улыбок, способных растопить даже ледник.

– Сохраняю за тобой право сообщать, когда таковым являюсь.

Морщусь, но прилежно глотаю пилюли.

– Можешь на меня рассчитывать. – В желудке отвратительно урчит, и выгляжу я, должно быть, мерзко. – Не доводила себя до похмелья уже лет… – Хочу сказать «пять», но вовремя спохватываюсь: цифра чересчур красноречива. – Давно. Если мир искусства требует регулярных возлияний, то я скорее всего на эту работу не гожусь.

Крис неодобрительно хмурится и приподнимается на локте.

– Миру искусства ни к чему заставлять тебя пить и даже разбираться в вине, но ему необходимы страстные натуры. Не могу примириться с тем, что Марк внушил тебе иное понимание профессии; в том числе и поэтому хочу помочь тебе найти другую сферу деятельности.

– «Риптайд» позволит прилично зарабатывать. Сам понимаешь, для успешной карьеры в искусстве благосостояние – условие немаловажное.

– Могу организовать приличный заработок где-нибудь в более безопасном месте.

Теряюсь в противоречивых чувствах. Если позволить себе положиться на Криса сейчас, то что же делать потом, когда его не будет рядом?

– Спасибо, очень ценю твою помощь, но чувствую, что должна прийти к победе собственным путем.

– Непременно победишь, Сара. Если бы не верил в тебя, не стал бы помогать.

– Твоя вера означает для меня гораздо больше, чем можно представить, но твое участие будет подозрительно напоминать показ новой картины. А если я добьюсь успеха своими силами, то буду знать, что способна работать и в будущем.

– Когда я уйду?

В груди щемит; с трудом сдерживаюсь, чтобы не прижать руку к сердцу.

– Я этого не сказала.

– Но подумала.

Неохотно соглашаюсь.

– Я одна, Крис, и в этом состоит мой выбор, но вместе с одиночеством явилась необходимость принимать разумные решения.

– Известно ли тебе, сколько людей с радостью использовали бы мои деньги и возможности?

– Иными словами, сколько людей использовали бы тебя? – Не дожидаюсь ответа, потому что ответ мне не нужен. Майкл оказался бы в очереди первым. – Да, знаю.

– Продолжаешь удивлять, Сара.

Крис замолкает. Жду продолжения, но он меняет тему:

– Как себя чувствуешь?

– Тошнотворно.

– Ничего удивительного. – Он смотрит на часы. – Уже одиннадцать, давно пора вставать. Закажу тебе чай и печенье. Должно помочь.

– Одиннадцать? – переспрашиваю в ужасе. – Поверить не могу, что мы столько проспали. – Горько сожалею о напрасно потерянном времени – с Крисом, да еще в таком чудесном месте. А все из-за алкоголя! – Кажется, ты договорился о встрече с экспертом. Я подвела этого человека?

– Ее зовут Мередит; мы знакомы много лет. Около восьми я проснулся и отменил урок, но она сказала, что, если захочешь, можно будет встретиться в пятнадцать минут первого.

– Очень хочу. Вот только… там тоже придется что-нибудь дегустировать? Боюсь, очередного испытания на крепость не выдержу.

– Не волнуйся, не придется, – смеется Крис. Встает с постели и сладко потягивается. Несмотря на отвратительное самочувствие, не могу не отметить его мужественную красоту. – К счастью, практические занятия не предусмотрены.

– Честно говоря, совсем не уверена, что хочу расширить познания в вине.

– Это потому, что сейчас страдаешь от похмелья. А как только поправишься, пожалеешь об упущенной возможности. К тому же Мередит – авторитетный винный эксперт, и в то же время я ни разу не видел ее с бокалом в руке – ни в отеле, ни в галерее. Так что заодно получишь шанс выяснить, как ей это удается.

– То есть она не пьет то вино, о котором рассказывает?

Крис скрещивает руки на широкой груди.

– Этот вопрос я задал ей прежде, чем записать тебя на урок, а она ответила, что если будет пить на работе, то утратит профессионализм.

После этих слов перспектива встречи безусловно вдохновляет.

– С таким специалистом грех не встретиться. – Внезапно вспоминаются события вчерашнего вечера: несмотря на изменившиеся обстоятельства, жестокие слова Криса и сейчас отзываются болью. – Вчера… ты сказал, что не должен был привозить меня сюда.

Лицо его остается спокойным, но голос смягчается, а ответ звучит подчеркнуто медленно:

– Постоянно говорю и делаю много такого, что в твоем обществе ни говорить, ни делать не должен – ни в коем случае.

– Раз так, отмени урок и отвези меня домой.

– Нет, домой я тебя не отвезу. – Он снова смотрит на часы. – А если хочешь успеть принять душ и поесть, то скорее вставай.

– Значит, мы не будем об этом говорить?

– Разве нельзя быстро собраться, чтобы успеть на встречу, а поговорить позже, по дороге в город?

– Лучше сейчас. – Оставаться в подвешенном состоянии и не знать, окажется ли сегодняшний день последним в наших отношениях? Нет, этот вариант не для меня.

Крис садится на кровать и берет за руку.

– Послушай, детка, вчера мы оба были не в своей тарелке. Алкоголь плохо уживается с чувствами.

Вспоминаю, как улетела в пруд карточка его отца, как зло он приказал мне не пить лишнего. Чувства. Они переполнили его из-за клочка бумаги. Очевидная связь событий порождает новую тревогу. Может быть, ему неприятно, что я оказалась рядом в минуту слабости?

– Вчера ты сказала, что я свожу тебя с ума, – напоминает Крис, выводя из задумчивости и возвращая в туманное настоящее.

– Так и есть.

– Но и ты тоже сводишь меня с ума.

– Это сказано для того, чтобы я почувствовала себя лучше?

– Сказано не «для чего», а «почему». Потому что это правда. Сара, детка, – он нежно гладит по щеке, – безумие, которое ты вселяешь, лучшее из всего, что доводилось чувствовать в течение долгого-долгого времени. Повторяю: я не готов тебя отпустить. Не знаю, что именно ты со мной делаешь, но только прошу… не уходи, не бросай.

«Не готов меня отпустить». Цепляюсь за важные слова, потому что слышу в них намерение остаться со мной и в будущем.

– Снова ты сбиваешь меня с толку, – шепчу в ответ. – Если то, что между нами происходит, не больше чем горячий секс, так пусть и остается горячим сексом, а всему остальному здесь не место.

– Но почему бы просто не подарить себе день безмятежного счастья, Сара? О серьезных вещах можно поговорить и потом.

День безмятежного счастья. Почему сейчас он кажется совершенно невозможным? И в то же время понимаю, что хочу провести с ним еще не один день. Просто необходимо побыть одной, посидеть дома, в привычной обстановке, и спокойно подумать о жизни. Может быть, сумею найти истину и понять, чего хочу и в чем по-настоящему нуждаюсь.

– Да, – соглашаюсь я. – Договорились.

– Хорошо. – Крис улыбается. – Если хочешь попасть на занятия, быстрее собирайся. Нет, подожди секунду. – Он исчезает в ванной, но тут же возвращается с махровым халатом. – Если увижу, как ты идешь по комнате голой, урок не состоится.

Первозданный огонь в зеленых глазах в корне противоречит моему нынешнему состоянию, а потому послушно и быстро ныряю в халат. Я не притворялась и не симулировала отравление. Сейчас не время для жаркой любви, каким бы заманчивым ни казалось само понятие.

Придвигаюсь к краю матраса, и в поле зрения сразу попадают туфли и сумка – и то, и другое валяется на полу посреди комнаты. Рядом лежит дневник – очевидно, забыла застегнуть молнию, и тетрадь выскользнула. В панике соскакиваю с кровати, запихиваю опасное свидетельство как можно глубже и торопливо дергаю замок.

Крис разговаривает по телефону: заказывает в номер завтрак. Хочется верить, что дневник он не заметил, да и вообще чужими секретами не интересуется. Откровения Ребекки волнуют только меня, и все же адреналин безудержно переполняет кровь. Чемодан стоит неподалеку. Закрываю его и везу в ванную.

Запираюсь и без сил прислоняюсь к двери. Что сказал бы Крис, если бы узнал, что я читаю дневник Ребекки Мэйсон? Смог бы меня понять? Поверил бы, что боюсь за Ребекку? Черт возьми, если я действительно тревожусь, то почему не сделала большего, чтобы ее найти? Настолько погрузилась в процесс жизни незнакомой, но до боли близкой подруги, что совсем забыла о ней самой! Молча даю себе клятву принять все доступные меры и выяснить, где сейчас Ребекка и что с ней, – независимо от последствий. А в том, что последствия неизбежны, уже не сомневаюсь.

Проходит половина дня. За это время я успела принять душ, надеть черные джинсы и вишневый топ с блестками – судя по всему, разного рода сияния симпатичны моему личному стилисту, да и мне тоже – и провести несколько незабываемых часов в гостиной с видом на величественные горы Маякамас. Мередит, чрезвычайно симпатичная особа лет тридцати с небольшим, рассказывала о мире вина интересно и доходчиво. А главное, я все-таки избавилась от ужасного похмелья и, когда Крис присоединился к нам за обедом, смогла насладиться самой вкусной едой в моей жизни.

Сейчас стрелки часов приближаются к пяти. Пора ехать домой. Крис открывает передо мной заднюю дверь своего «Порше-911», а сам садится за руль. Путешествие подходит к концу. Грустно.

Безвольно расслабляюсь на сиденье и погружаюсь в легкую дремоту: сытный обед притупляет сознание. В спокойном, на редкость уютном молчании Крис колесит по местным дорогам, уверенно выезжает на шоссе.

– Во вторник утром мне надо лететь в Лос-Анджелес, – объявляет он минут через пятнадцать.

Хуже новости не придумаешь. Крис меня покидает! Знала, что это произойдет, но не предполагала, что так скоро. Чтобы хоть немного утешиться, напоминаю себе, что Лос-Анджелес – еще не Париж.

– В следующие выходные должен состояться благотворительный вечер в пользу детского госпиталя, а до этого предстоит несколько подготовительных мероприятий. Раньше понедельника не вернусь.

Пружина внутри меня слегка ослабевает. Он все-таки вернется!

– Поедем со мной, Сара.

Крис хочет, чтобы я отправилась вместе с ним? Приглашение приятно удивляет.

– Я бы с удовольствием, но ты ведь сам знаешь, что нельзя – работа.

– Думаю, что смогу убедить Марка…

– Нет. – Я выпрямляюсь. – Крис, мы уже это обсуждали. Что бы ни происходило между тобой и Марком, моей работы ваши отношения касаться не должны.

– Нажму на него по поводу аукционного дома.

– Нет! – повторяю более настойчиво. – Прошу тебя, Крис, не разговаривай с Марком. Я ведь уже объяснила: мне очень важно получить это назначение собственными силами.

Он поджимает губы, что означает верный признак внутренней борьбы.

– Хорошо, не буду ему звонить. – Бросает на меня быстрый взгляд. – Твоя машина стоит возле галереи, а я живу неподалеку. Если не хочешь лететь в Лос-Анджелес, останься у меня на ночь. По дороге можем заехать к тебе и взять необходимые вещи.

Я-то надеялась побыть в одиночестве и обдумать наши отношения, но перспектива долгой разлуки мгновенно рушит все планы. Как же ему удалось войти в мою жизнь так быстро, незаметно и прочно?

– Да, с удовольствием. – К себе заезжать не хочу, потому что не готова показать Крису свое убогое жилище. Нет, поправляю себя, не только поэтому. Моя квартира – это моя прежняя жизнь, из которой удалось выбраться на несколько дней и хотелось бы выбраться навсегда. Смотрю на красивый мужественный профиль и спрашиваю себя, смогу ли органично вписаться в жизнь столь сложного и талантливого человека. Но дело, конечно, не во мне. Ребекка! Нельзя забывать, с чего все началось. А для того чтобы понять, где она сейчас, необходимо проанализировать информацию, которую дали вещи, найденные в контейнере.

Значит, заехать ко мне все-таки придется.