Текст книги "Клуб непобежденных"

Фитц устремил на него хмурый взгляд.

Гриффин смело и спокойно выдержал его.

– Мне необходимо посмотреть это досье. Сегодняшнее убийство связано с тем делом, значит, мне нужно изучить то дело.

– Я вам все пересказал.

– Вы рассказали мне о своих воззрениях.

– Я ведущий следователь по делу! Я выстроил концепцию этого треклятого дела, мои воззрения и есть самое главное!

– Тогда объясните мне следующее. Вы вышли на Эдди, как только заинтересовались донорскими кампаниями. А донорскими кампаниями вы заинтересовались из-за латексных жгутов.

– Да, совершенно верно.

– Так почему же Эдди, который не оставил на месте преступления ни волоска, ни волоконца кожи, ни единого отпечатка пальцев, оставляет после себя латексные жгуты? Почему он, с одной стороны, специально изучает, как заметать следы, а с другой – оставляет вам свою визитную карточку?

– Потому что все преступники глупы. Вот что мне нравится в них больше всего.

– Тут нет логики. Одно с другим не сообразуется.

– О святый Боже! Мы не подбрасывали улик. Не подставляли мы Эдди Комо! Не мы оставляли на месте преступления его ДНК!

– Да, – согласился Гриффин. – И, откровенно говоря, детектив, это-то и беспокоит меня.

Глава 13
Гриффин

Несмотря на свои слова, Гриффин не направился прямиком в полицейское управление. Вместо этого, повинуясь внезапному импульсу, он повернул обратно, в центральную часть Провиденса, к ресторанчику на Хоуп-стрит. Было половина третьего. Три женщины, несомненно, имели массу времени, чтобы допить свой чай и отправиться восвояси.

Тогда детектив стал думать, куда бы они могли отправиться? Бесспорно, они собаку съели по части общения со средствами массовой информации. Безусловно, они отдавали себе отчет в том, что уже часов с девяти утра новостные бригады СМИ осаждают их домовладения. Слетелись, как стаи птиц, заполонив лужайки перед домами, облепили ступени парадных дверей, молотят и дубасят в двери. Не говоря уже о громадном количестве белых мини-автобусов, запрудивших близлежащие улицы в поисках любого намека на сенсацию, которая обеспечила бы данной телерадиостанции преимущество в гонке под названием «Вечерние новости».

На месте любой из этих женщин, решил сержант, он бы попросту остался на месте. И уговорил своих товарок по клубу. Тогда, даже если какой-нибудь ретивый репортер и вычислит их местонахождение, они по крайней мере будут все вместе. Сохранят стройность боевых рядов. По словам Морин, именно таковы были обыкновения «Клуба».

И потому Гриффин вернулся на Хоуп-стрит. А затем, повинуясь еще одному интуитивному порыву, проверил номерные знаки автомобилей на маленькой стоянке перед рестораном. Уже через минуту он отыскал машину Джиллиан, золотистый «лексус».

– Проклятие! – пробормотал он и застыл на месте, чтобы справиться с нахлынувшей на него печалью. Всякий раз что-нибудь происходящее вызывало слишком болезненные ассоциации, резало по живому.

Жители штата Род-Айленд имели пунктик насчет номерных знаков. Трудно сказать, когда именно это началось. Может, еще первые поселенцы имели подобный пунктик в отношении тавро, которыми метили лошадей. Но Род-Айленд штат маленький, так что сперва номерные знаки его автомобилей начинались всего с одной буквы, с добавлением одно– или двузначного числа. Позже штат дорос уже до двух букв с двузначным номером. Теперь же были введены чисто цифровые номера, но регистрировать под этими номерами свои машины соглашались лишь культурные аутсайдеры, поселившиеся здесь уже значительно позже. Коренные жители Род-Айленда, желающие продемонстрировать свои давние и глубокие связи со штатом, обращались в отдел номерных знаков Управления автотранспорта, ходатайствуя о присвоении самого короткого номера. Поскольку особо престижные номера в основном доставались немногим коренным жителям с большими связями, ходатай просил номер в виде своих инициалов с приложением каких-нибудь двух цифр. Далее он владел этим номером уже до самой смерти. В буквальном смысле.

«ТХ-18»... Вероятно, Триш Хейз получила машину к своему восемнадцатилетию. Наверное, Джиллиан немало потрудилась, чтобы добыть для младшей сестры особый номер. Обрадовалась ли Триш такому подарку? Являлись ли особые номерные таблички наряду с новенькой машиной ее давней, заветной мечтой? Быть может, она радостно бросилась сестре на шею. Нежно поцеловала в щеку мать. Восемнадцатилетняя Триш Хейз, празднующая получение собственной машины. Восемнадцатилетняя Триш, готовящаяся вступить в совершенно новую, полную счастливых надежд университетскую жизнь.

Гриффин сомневался, что холодная, сдержанная Джиллиан Хейз когда-нибудь поведает об этом дне. На данный момент она, должно быть, уже продала машину и теперь разбирает одежду и вещи сестры, собираясь отказаться от дальнейшей аренды квартиры. Сержант представлял себе все эти хлопоты с предельной ясностью, потому что не так давно и сам занимался тем же. Тогда его поразил сопутствующий смерти бюрократизм, практически вторично разбивший ему сердце. Но выбирать не приходится. Разделайся с этим поскорее, всегда советуют люди. А там жизнь продолжится своим чередом, и ты, своим чередом, сможешь жить дальше.

«Водя машину с номерными знаками твоей погибшей сестры», – добавил от себя Гриффин. Это тоже продолжение жизни.

– Что вам здесь надо?

Гриффин стремительно обернулся.

В четырех футах от него стояла Джиллиан Хейз, в руке ее на манер импровизированного оружия были зажаты ключи от машины, а ореховые глаза уже начинали метать молнии. «Быстро ответь что-нибудь умное», – сказал себе полицейский.

– А?

– Какого черта вы тут делаете? – осведомилась она, чеканя каждое слово, будто заколачивала в гроб стальные гвозди. Гриффин спросил себя, уж не следует ли ему театрально прижать руки к груди.

– Вы поверите, если я скажу, что случайно оказался по соседству?

– Нет.

– Тогда не будем утруждать себя светской болтовней. – Гриффин прислонился к ее машине. О да, это явно взбесило ее.

– Отойдите от моей машины.

– Славные номерные таблички.

– Пошел вон!

– Я слышу это сегодня не в первый раз. Видимо, самое время подумать о новом лосьоне.

– Вы ведь считаете себя очень крутым, не так ли?

– Честно говоря, я терпеть не могу считать себя крутым, но для вас это просто термин для обозначения гнусного мужского эго. Красивый, интересный, великолепный, неотразимый, обворожительный, интеллектуальный, грозный даже – все это качества со знаком «плюс». А крутой... крутой означает плохой.

– Вы мне действительно не очень нравитесь, – призналась Джиллиан Хейз.

– Из-за лосьона?

– Я серьезно. И я не собираюсь отвечать ни на один ваш вопрос без своего адвоката.

– Итак, пользуясь Пятой поправкой, вы намерены хранить молчание по поводу моего лосьона? – пошутил он.

Джиллиан вздохнула, тоже скрестила руки на груди и строго посмотрела на него:

– У меня сегодня нелегкий день, сержант. У вас нет на примете какой-нибудь другой женщины, чтобы действовать ей на нервы?

– По правде сказать, нет.

– Сестры, жены, подруги?

– Сестры у меня никогда не было, и жены тоже больше нет.

– Позвольте высказать догадку: очевидно, она перестала считать вас крутым.

– Нет. Она умерла.

Тут Джиллиан наконец умолкла, поперхнувшись. Гриффин застиг ее врасплох. Лицо ее выразило замешательство, и, пожалуй, в глазах промелькнула грусть. Затем оно снова стало злым. Джиллиан Хейз не любила, когда ее застигали врасплох.

– Думаю, этот разговор неуместен, – коротко сказала она.

– Не я начал его.

– Нет, вы. Вы снова появились после того, как мы сегодня уже выставили вас вон.

– Да, но ответьте мне честно: могли бы вы спокойно засыпать по ночам, зная, что офицера полиции штата, работающего над вашим делом, с легкостью выставляют вон три женщины?

Джиллиан сердито нахмурилась, но еще больше смутилась, судя по нервному, неспокойному выражению ее лица. «Занятно, – подумал Гриффин, – когда она злится, ее глаза приобретают золотистый оттенок, а когда нервничает – становятся карими. Интересно, а когда грустит? Или, к примеру, строит козни против человека, убившего ее младшую сестру?»

– Вы тоскуете по ней, не правда ли? – спросил он уже мягче.

Ее натянутый голос сохранял холодную чопорность, но по крайней мере она ответила:

– Полагаю, это само собой разумеется.

– Я потерял жену два года назад. Рак. До сих пор не могу свыкнуться с этим.

– Рак – это страшно. – Джиллиан обхватила себя руками и отвернулась. Ей было действительно больно. Об этом свидетельствовала каждая линия ее тела, не важно, хотела она этого или нет.

– Я ненавидел ее болезнь, – продолжал Гриффин. – Потом стал ненавидеть докторов, неспособных ей помочь. Я ненавидел химиотерапию, которая унесла ее силы. Ненавидел больницы, пахнущие стерильной смертью. Ненавидел Бога, который дал мне любимую женщину, а потом отнял.

Джиллиан наконец посмотрела на него:

– И будь у вас мощная винтовка, вы бы тоже попытались убить болезнь. Не это ли вы хотите сказать?

Фитц прав. Она отнюдь не дура.

– Что-то вроде того, – небрежно бросил Гриффин.

Она покачала головой:

– Я сочувствую вам в вашей утрате. Мне жаль всех людей, теряющих тех, кого любят. Но не пытайтесь манипулировать моими чувствами, сержант. Не считайте, что поскольку вы сами изведали потерю, то можете проникнуть в мою душу.

– Ваше горе какое-то особенное?

– Горе любого человека особенное.

Теперь отвернулся Гриффин. Она была права, и ему стало стыдно.

– Вы уверены, что на вас и вашу сестру напал именно Эдди Комо? – спросил он.

– Уверена.

– И к вам никогда, ни на минуту, не закрадывалось сомнение?

– Никогда.

– Но почему? – Гриффин посмотрел ей в глаза. – Сомнения свойственны каждому.

– Голос, – твердо ответила Джиллиан.

– Голос?

– Когда этот человек набросился на меня, он говорил. Хотя я и не видела его глаз, но отлично слышала голос. И этот голос не имел явных расхождений с голосом Эдди Комо.

– Не имел явных расхождений? – Бровь Гриффина взлетела кверху. В следующий момент он ухватил суть. – Они проводили процедуру опознания Эдди по голосу?

Джиллиан бросила на него угрюмый взгляд.

– Конечно.

– Только с вами?

– Нет, и с Кэрол тоже, – еще неохотнее ответила она.

– И что же было не так, мисс Хейз?

– Я же сказала, что расхождений не было. Это означает полное соответствие.

– Чушь! Отсутствие явных расхождений – это еще не свидетельство положительной идентификации. Вы ведь не опознали его с абсолютной точностью, не так ли?

– Мы свели число подозреваемых к двум – к нему и еще к одному парню.

– Да, другими словами, идентификация не была абсолютной. – Гриффин задумчиво качнулся на каблуках. Это возбудило его любопытство.

Джиллиан, однако, ожесточенно замотала головой.

– Абсолютная идентификация – всего-навсего юридическая формулировка. Это, образно говоря, то, что в документах приписывают внизу мелким шрифтом. Что же касается нас с Кэрол, то мы, стоя в затемненной комнате, прослушали речь шестерых парней и выделили Эдди из этого букета. Взгляните на это под таким углом. Мы были убеждены, что ни один из четверых определенно не являлся Насильником из Колледж-Хилла. Но Эдди не вошел в их число.

– Что называется, юридически нулевой вариант, – задумчиво проговорил Гриффин. – Вы не можете использовать голосовую идентификацию как аргумент в суде, потому что фактически не установили личность, но защита также не позволит себе поднять этот вопрос, потому что тогда вы – как только что это и сделали – возразите, что методом исключения определенно вышли на Эдди. И тут мы снова возвращаемся к ДНК, которая перетягивает чашу весов.

Джиллиан с любопытством смотрела на него, причем выражение ее лица на сей раз было не столь закоснело-упрямым.

– Вы говорите об этом как о чем-то плохом. До сих пор я полагала, что улика в виде ДНК очень надежная вещь.

– Да, в общем и целом.

– В общем и целом?

– Вы когда-нибудь встречались с подружкой Эдди? – сменил тему Гриффин. – Когда-нибудь общались с Таней Клемент?

Джиллиан помедлила чуть дольше, чем требовалось.

– Я... не помню точно.

– Не помните?

Она вздохнула:

– Фитц излагал вам свою версию о том, что именно Таня переадресовывала телефонные звонки Эдди на наши домашние номера? – Гриффин кивнул в ответ. – Но я получала и другие звонки, – продолжала Джиллиан. – Кто-то связывался напрямую, кто-то прямо живьем находился на том конце провода. Не знаю почему, но думаю, что звонить могла Таня.

– Она очень убедительно говорит о невиновности Эдди.

– Она женщина с ребенком на руках. А защищая своего ребенка, женщина бывает очень убедительной.

– Вам она нравится?

– Я с ней незнакома.

– Между тем вы ей сочувствуете. – В этом Гриффин был абсолютно уверен, и его это удивило. Вновь обнаруживалось нечто неразгаданное в холодной, сдержанной, невозмутимой мисс Хейз – помимо того, что бросалось в глаза сразу.

– У нее маленький сын, сержант Гриффин. Что бы там ни сделал Эдди, это не ее вина и не вина малыша.

– Но она переадресовывала вам его звонки. Помогала ему играть на ваших нервах. И возможно, даже звонила сама.

Джиллиан сухо улыбнулась:

– Влюбленные женщины, сержант, делали вещи и похуже.

– Зовите меня просто Гриффин.

– Не обижайтесь, но мне проще придерживаться официальной формы.

Гриффин улыбнулся.

– Послушайте, Джиллиан, – легким, небрежным тоном проговорил он, – сделайте одолжение. Посмотрите мне в глаза и скажите, что не замешаны в убийстве Эдди Комо.

Ее опустившийся было подбородок вернулся в первоначальное положение. Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Я не стану говорить вам ничего подобного.

– Вы понимаете, что у нас теперь на руках второй труп, с парковки художественной школы. Количество трупов увеличивается. Мы не можем это игнорировать, Джиллиан. Расследование возложено на полицию штата, и мы бросаем на это дело весь личный состав по Провиденсу, все кадры сыщиков, какие имеем в наличии. Что бы мы ни узнали, на ком бы ни сфокусировались, мы возьмемся за этого человека очень и очень жестко.

Джиллиан презрительно фыркнула. Всего лишь из-за одного предостережения глаза ее опять стали золотистыми.

– Это должно устрашить меня, сержант? Ваши слова рассчитаны на то, чтобы запугать мой слабый, маленький женский ум? Только, знаете ли, поджилки у меня совсем не трясутся. Давайте расставим точки над i. Моя сестра была не первой жертвой Эдди, а третьей. Третьей жертвой, сержант! Причем стала ею спустя шесть недель после первого нападения. Вот как хорошо продвигалось «важное расследование», проводимое полицией Провиденса. И даже после того, когда моя сестра была убита, а я избита до полусмерти, городская полиция все еще не имела ровным счетом ничего, никаких зацепок. До тех пор, пока мы, три женщины – три штатские женщины, не сотрудницы полиции, – не вмешались в следствие. Так что, идите-ка вы подальше, сержант! Если бы вы, копы, были так хороши в своем деле, вы добились бы каких-нибудь результатов давным-давно, еще год назад, когда это могло спасти жизнь моей сестры!

Джиллиан внезапно замолчала, лицо ее раскраснелось, она дышала неровно и прерывисто. В следующий момент ярость, видимо, охватила ее, потому что она поспешно отвернулась, крепко обхватив себя руками за плечи. Они довольно долго стояли так. Гриффин смотрел на ее спину, на поникшие плечи, на изгиб склоненной шеи. Он чувствовал всю боль и всю ярость, которые кипели в Джиллиан так близко к поверхности, что едва не перехлестывали через край. Хладнокровная, выдержанная Джиллиан Хейз. Привыкшая в одиночку, самостоятельно управлять собственной фирмой, одновременно поднимая на ноги младшую сестру и заботясь о больной обездвиженной матери. Всегда спокойная, уравновешенная Джиллиан Хейз, которая, вероятно, никогда прежде не чувствовала себя беспомощной.

И тут в первый раз до Гриффина дошло. Это не Кэрол то слабое звено «Клуба», что может не выдержать. Таким звеном была Джиллиан, но умела скрывать это лучше других.

– Я вспомнила, кто вы, – промолвила она вдруг, оборачиваясь к нему.

Гриффин похолодел. Ему стоило большого труда остаться в той же позе – небрежно привалившимся к машине Джиллиан, со скрещенными на груди руками и засунутыми под мышки ладонями. Хорошо, что не было видно его судорожно скрючившихся пальцев.

– И кто же? – беззаботно спросил он.

– Вы вели дело того педофила из Крэнстона, Добряка. Тогда постоянно пропадали дети, на протяжении нескольких месяцев. А вы каждый вечер выступали в «Новостях», обещали их всех найти. Кажется, вам это удалось в конце концов. В подвале вашего соседа.

Гриффин усилием воли разжал, расслабил стиснутые руки. Теперь глубокий вздох, сосчитать до десяти.

– Ваша жена умирала... – тихо сказала Джиллиан. Голос ее изменился, он больше не был жестким и суровым, пожалуй, в нем даже слышалось участие. По какой-то странной, извращенной логике Гриффину от этого стало даже хуже. – Ваша жена болела, вот оно что. Я даже думаю, что она тогда уже умерла...

– Рак скрутил ее очень быстро.

– А дети все пропадали, и тогда поднялся ропот, поговаривали, что вы уделяете делу недостаточно внимания...

– Я не занимался ничем, кроме этого проклятого дела. Это все, что у меня оставалось.

– А затем, – глаза Джиллиан не отрывались от его глаз, – затем полиция наконец обнаружила всех этих пропавших детей. Они были зарыты в подвале дома по соседству с вашим. Добряк был вашим ближайшим соседом.

– Это заняло одиннадцать месяцев, но я взял его.

– Вы сами его вычислили?

– Да.

– Почему же вы не додумались до этого раньше? Потому что были поглощены смертью жены?

– Возможно. Однако, думаю, главным образом потому, что я считал его своим другом.

– О! – Джиллиан замолчала, растерянно моргая. – Я не слышала об этом.

– Это не имело отношения к делу.

– Вы сами арестовали его?

– Да. – Да, он сделал это сам, только сначала чуть не разорвал его на части. Там, внизу, в том же страшном подвале, наполненном едким запахом известки и еще более сильным запахом смерти. Там, внизу, рядом со всеми этими замученными и похороненными бедными, бедными детьми. Там, внизу, в этой темноте, из которой он до сих пор все карабкается, срывая ногти, и никак не может выбраться.

– Я кое-чему научился в тот день.

– Тому, что нельзя иметь друзей?

Гриффин улыбнулся:

– Может быть. Но это неверно. Я хочу кое-что рассказать вам, Джиллиан, о том, что официально известно примерно десятку людей. Для всех остальных это просто слухи.

Она помедлила в нерешительности, закусив нижнюю губу, потом потеребила рукой висевший на шее золотой медальон. Гриффин понимал ее сомнения. Выслушивать исповедь или признание вины – одно и то же. Если она согласится, они перестанут быть посторонними людьми. Быть может, у них возникнет нечто вроде духовной связи, появятся внутренние обязательства. А Гриффин сомневался, что именно сейчас, по самым разным причинам, Джиллиан Хейз хотела бы обрести такую связь с копом.

Победило ее любопытство.

– Что же это? – спросила она.

– Когда я понял, что это Дэвид Прайс, мой друг, мой сосед, это было скверно. Но когда я спустился в подвал и увидел, что он сделал с теми детьми, все стало гораздо хуже. В тот день у меня слегка поехала крыша. Я погнался за Дэвидом, и, если бы мне удалось догнать его, схватить, я бы убил его. Я бы оторвал ему голову своими собственными руками. Я бы измолотил его, превратил в кровавое месиво. И испытал бы от этого удовлетворение. Правда, мне это не удалось. Двое других детективов встали на моем пути. Они приняли удар на себя и поступили так потому, что были профессионалами. Они не хотели, чтобы это исчадие ада избежало ответственности на основании того, что полиция проявила жестокость. И еще они поступили так потому, что были моими друзьями и понимали мои чувства. Именно благодаря им он теперь в тюрьме до конца жизни. И именно благодаря им я сохранил свою работу. Один друг меня предал. Но двое других спасли. Что ни говори, все-таки это здорово – иметь друзей. Джиллиан промолчала. Сознательно или нет, но она чуть подалась вперед, и странное выражение появилось на ее лице. Душевная тоска, стремление, жажда чего-то? Случалось ли ей доверять кому-то с того дня, как погибла ее сестра? Даже членам своего «Клуба непобежденных»... до конца ли она доверяла им?

– Но не этот урок я усвоил в тот день.

– Не этот?

– Нет. Я действительно понял, что всегда и во всем бывает уверен только самонадеянный и заносчивый человек. Мир – сложная, многообразная штука, и только глупцы или подонки считают, что все в нем постигли.

Джиллиан внезапно отпрянула, потому что открылась боковая дверь ресторана и вышла Кэрол Розен.

– Джиллиан, так вот где... – Тут Кэрол заметила Гриффина и умолкла. Взгляд ее заметался от одной к другому, от Джиллиан к Гриффину, беседующим наедине на автомобильной стоянке. И было совершенно ясно, что увиденное ей не нравится.

– Да? – Лидер «Клуба» смятенно обернулась, как человек, застигнутый врасплох. Движения ее были неестественными и скованными.

– Э... Там Мег... Мы... Можно тебя на минутку?

– Не знаю. – Джиллиан все еще выглядела немного смущенной, но уже обрела свою обычную манеру и осанку. – Вы уже закончили с предъявлением мне обвинения в убийстве, сержант? – Она опять повернулась к Гриффину.

– На данный момент да.

– Ну тогда... – Джиллиан натянуто улыбнулась. – Вероятно, я могу идти.

Она пошла к Кэрол – подбородок вскинут, плечи прямые. Однако в последний момент, уже подходя к задней двери ресторана, снова обернулась.

– Вы не правы, сержант, – крикнула она.

– Насчет Эдди?

– Насчет мира. Кое в чем необходимо быть уверенным. А иначе можно сойти с ума.

Гриффин тоже улыбнулся.

– Я бы не стал так уж свято в это верить, – с оттенком легкомыслия сказал он, когда Джиллиан уже скрылась за дверью. – Я бы не поддался такому искушению.