Текст книги "Морские приключения мышки Клариссы"

На горизонте

Сидя рядом с Патронессой, я прокручивала в голове наш разговор.

– То есть тут живет другая мышь?

Патронесса хитро глянула на меня:

– Ну, больше нет.

Я проглотила комок в горле:

– Зато честно. А ты видела еще мышей?

– На днях на охоте. Они не похожи на тебя. Крупнее, шерсть грубая, хвосты длиннее. Напоминают мелких крыс.

Ее описание совсем меня не вдохновило, а, наоборот, заставило сжаться.

– Но, возможно, птица как раз эту мышь и унесла. Она приземлилась с ней по ту сторону бухты.

И снова я только ойкнула. Чем дальше оттуда, тем лучше. Если бы мне сказали в тот момент загадать желание, я бы попросила, чтобы все нужное оказалось как можно ближе. Еда, вода, гнездо. Так было бы гораздо безопаснее. Но я не собиралась снова падать духом, поэтому решила бросить все силы на восстановление дружбы с Патронессой.

– Если увидишь рядом с моим деревом какую-нибудь небольшую мышку, скажешь мне?

Патронесса расплылась в нахальной ухмылке, а ее хвост обвил спину.

– Но ведь я не обязана отпускать всех мышей на свете, как ты думаешь? Где ты видела кошку, которая знакомит мышей друг с другом? – Помолчала. – Кроме того, а вдруг вам придется посоревноваться?

– Что?! – воскликнула я, прежде чем успела понять, что она шутит. А когда пришла в себя, задала вопрос, который давно вынашивала: – А твоя мама осталась жить в доме капитана на суше?

Я застала Патронессу врасплох. Она отвернулась и уставилась на дорожку:

– Не знаю, я видела ее последний раз, когда была совсем котенком. Мы сходили с капитаном в три плавания. Но последнее, надо признать, запомнилось мне особенно.

– А Куркума?

– Да, и она тоже. Мы всю жизнь вместе. Ну то есть были.

Кажется, кошку разлука с сестрой совершенно не волновала.

– Ты скучаешь по ней? Ну хоть немножко?

– Знаешь, по Робину больше. Он забавный.

– А котята у тебя есть?

Патронесса застыла.

– О… Да, конечно. Но я не знаю, где они. Ты же понимаешь корабельную жизнь.

Она замолчала, давая понять, что больше не хочет говорить на эту тему.

– Ты стала для меня таким хорошим другом, – тихо произнесла я.

Патронесса молча закрыла глаза. И тут к нам донесся крик с пляжа. Мимо нас промчался к дому Тембе, на этот раз испугав и меня, и кошку.

– Ты куда? – вслед ему заорала Лучия.

– За трубой!

По дорожке пробежала Лучия.

– Думаешь, это он? – кричала она.

Патронесса собралась в комок и запрыгнула на дерево, чтобы видеть происходящее. Я осталась сидеть под кустом. Что там делается? Кто такой «он»? Неужели это капитан приплыл по душу своих двоих офицеров? А как мне быть? Как быть нам? Снова придется срываться с места?

– Что ты видишь? – пропищала я.

– Ничего.

Патронесса стояла на дереве, вытянув шею, вглядываясь в морскую даль. И я тоже взбежала по стволу и встала рядом с ней, хотя понимала: если кошка не может ничего разглядеть, то я и подавно не сумею. Снова пронеслись по дорожке люди. Добежав до пляжа, остановились. Лучия приставила подзорную трубу к глазу.

– Это капитан? – нетерпеливо спросил Тембе.

– Я не… – Не договорив, Лучия покрутила трубу, протерла стекло, снова приложила ее к глазу.

– Ты видишь флаг? – не унимался Тембе.

Лучия опустила трубу и с каменным выражением лица повернулась к Тембе:

– От флага остались лохмотья. Но я уверена: это «Шарлотта» идет к нам!

В ожидании

Кажется, я потеряла сознание на долю секунды, прежде чем снова задышать полной грудью. Наш старый верный корабль! Мы смотрели, как он входит в бухту. Ну и досталось же ему. Но все равно, зрелище было невероятное. Во мне боролись сомнения и надежда. Мой брат! Там ли он?

– Они увидят шлюпку и решат, что здесь капитан! – в ужасе завопила Лучия. – Быстрее, Тембе! Их надо встретить и дать понять, что здесь только мы!

Двое столкнули шлюпку в море, бегом разогнали ее по воде и запрыгнули, схватили весла. Мы с Патронессой спустились с дерева и по дорожке направились к воде.

– Что-то у меня появились сомнения… – задумчиво произнесла кошка. – Сама подумай.

Ей явно пришла в голову какая-то мудрая мысль, но я пока не спрашивала – пыталась сама додуматься. Главный вопрос оставался один: если «Шарлотта» бросит в бухте якорь, как мы доставим Чарльза Себастьяна на берег? А за ним тут же возникал следующий, страшный, не перестававший ни на секунду волновать меня: а жив ли вообще мой брат? К ответу я была не готова.

– Чарльз Себастьян! Чарльз Себастьян! – заверещала я изо всех сил, подпрыгивая на дорожке.

– Побереги голос! Будешь кричать, когда они подойдут ближе, – вразумила меня Патронесса.

Она была права, поэтому я подавила в себе желание снова позвать брата.

Нам не было видно, что происходит со шлюпкой, доплыли ли Лучия с Тембе до корабля, но вскоре тот подошел ближе к берегу.

– Они бросают якорь, – сообщила Патронесса. – Притянули к себе шлюпку. Давай подберемся ближе. – И мы с кошкой направились к кромке воды: мокрый песок был гораздо устойчивее, в нем не вязли лапки, как в сухом.

– Чарльз Себастьян! Чарльз Себастьян! – звала я, но ответа не было.

– Грузят в шлюпку припасы, – комментировала Патронесса. – И спускают еще одну лодку. Моряки по такелажным сетям, на которые крепят грузы, перелезают в шлюпки.

– Чарльз Себастьян!

Я отчаянно хотела услышать ответ. Отчаянно хотела верить в те слова, которые сказала ему перед разлукой. И вдруг меня поразило осознание. А ведь мама чувствовала то же самое, напутствуя меня. Она ждала, что я поверю. Я закрыла глаза, пытаясь отогнать эту мысль. Вытянувшись на задних лапках, я вновь закричала:

– Чарльз Себастьян!

Но ветер сдул имя обратно, швырнул мне в лицо.

– Они плывут к берегу, а на борту еще остались люди. Значит, они отправят сюда еще несколько шлюпок. Скажи своему брату! Скажи ему, чтобы спрятался в припасах. Пусть прыгнет в лодку, когда она причалит к кораблю.

Я кричала, кричала то, о чем просила Патронесса, но не слышала в ответ ни малейшего писка. Встречный ветер, враждебный ветер убивал почти все шансы, что мои слова достигнут судна.

Первой пристала наша шлюпка, бросив якорь на суше. За ней следом появилась лодочка поменьше. Начали высаживаться люди. Они несли ящики с запасами.

– Быстро, садись мне на спину, – приказала Патронесса. Поплывем на малой лодке. Закопайся в шерсть поглубже. И держись!

Я взвизгнула в ответ, абсолютно не понимая, как ее план может сработать. Лапы приросли к песку.

– Мы утонем! – только и сказала я.

– Тогда я пойду сама. Сиди в безопасности.

И кошка направилась к лодочке, раскачивавшейся на волнах у берега. Она заходила в воду, как будто шла по зыбучему песку.

– Стой! Что ты делаешь?

– Собираюсь принести твоего брата.

– Но…

– Тихо!

Кошка прыгнула на подкатившуюся к ней волну, распласталась на животе с выражением невыносимого омерзения на морде и поплыла, еле-еле высунув голову из воды – теперь больше похожую на голову крысы.

Я бросилась прочь с дорожки, потому что матросы заполонили пляж. Один из них схватил Патронессу за шкирку и выбросил на берег. Она приземлилась на все четыре лапы, чихнула и снова бросилась в воду с явным намерением доплыть до лодки. А когда уже достигла цели, ее выхватил из воды сидевший там матрос.

– Смит! – заорал он, поднявшись с Патронессой в руках. – Забери эту чертову кошку. Я сейчас пойду грузиться.

Моряк, которого звали Смит, прошлепал по воде к лодке и взял кошку. Патронесса сопротивлялась, но он прижал ее к груди.

– Да она, кажись, решила вернуться на корабль, – хохотнул он.

– Может, думает, что капитан там, – предположил второй.

– Вообще непонятно, чего она нашла в этом монстре.

– Ладно, не отпускай ее, – бросил матрос, сидевший в шлюпке, и погреб к «Шарлотте».

Патронессе наконец удалось выкрутиться из крепких рук Смита, заметно его поцарапав. С проклятиями он отбросил ее от себя, да еще и пнул, прежде чем она успела отскочить. Отлетев от удара сапогом, перевернувшись в воздухе, Патронесса вскочила на ноги и помчалась под деревья залечивать раны.

А я прямо по песку побежала к ней, чтобы быть рядом.

– Дура! Вернись на берег! – бросила она, корчась от боли. – Кричи брату: пусть спрячется в припасы. Иначе с корабля ему не выбраться.

Ее грубость ранила меня, но я послушалась. Надежда утекала в песок как вода, но я звала и звала Чарльза Себастьяна, звала, пока не пропал голос, превратившись в сипение. Брат не отвечал мне. До захода солнца шлюпка и маленькая лодка несколько раз проделали путь от корабля до берега и обратно, пока не перевезли всех моряков, все запасы, кур и котов.

Чарльз Себастьян, если он и прятался в провизии, молчал. Но я продолжала думать: он тоже должен звать меня, а если не зовет – значит, его там нет.

Отчаяние

Последним сошел на берег главарь бунта – мистер Томас. Лучия встретила его ледяной улыбкой:

– Где вы были?

– Пришлось сделать остановку, – ответил он. Замолчал. Лучия ждала, скрестив руки на груди. – Высадили на коралловых островах несколько человек. Они хотели тогда сесть в шлюпку с капитаном и вами, но не поместились. – Пауза. – Так было правильнее: они слишком много ныли.

– Они знали, что вы идете сюда?

– Конечно, нет, Лучия. За кого ты меня держишь?

– Хорошо. А девчонка, которая все слышала?

– Мы держали ее отдельно.

Лучия вскинула бровь:

– Как это?

Мистер Томас виновато оглянулся:

– Не важно. Она здесь.

Глаза Лучии пылали гневом:

– Я должна увидеть девочку! Немедленно!

– Зачем? С ней все в порядке.

– Сказать, что ее сводный брат умер.

Томас побледнел и издал возглас удивления. Лучия развернулась и властным жестом позвала его за собой, а я осталась сидеть, сгорая от любопытства. Девочка. Сестра Тануки. Она здесь. И вот-вот ей сообщат новость, которой я сама боюсь больше всего на свете.

Стемнело, а я была на берегу. Улегся ветер, опустилась тишина, которая бывает только по ночам. Вдруг небо затянули тучи, поднялся ветер, вздыбились волны, и меня чуть не смыло прибоем в воду. Пошел дождь, и пришлось бежать в свое укрытие.

Оттуда, сама мокрая и вымазанная в песке, я наблюдала, как пытаются спрятаться от ливня моряки. Я дрожала от холода и не могла согреться, пока не появилась Патронесса. Она зашла в мое дупло и вылизала меня, как кошки вылизывают котят, потом легла и прижала меня к животу.

– Прости, ты не дура, – сказала она.

– Я знаю, – ответила я, но от ее слов стало гораздо теплее на душе. Мы обе испытывали боль: она физическую, я душевную. А от шторма становилось только хуже. И кто знает, не будь рядом Патронессы, пережила ли бы я эту ночь?

Гроза и шторм бушевали двое суток. Моряки являли собой жалкое зрелище. Укрыться на острове было негде, поэтому многие вернулись на судно, чтобы отсидеться там в каютах, переждать непогоду. Мы с Патронессой оставались в дупле и тоже мокли, потому что древесина впитала влагу, а ветер задувал внутрь потоки дождя. Прижавшись друг к другу, мы молча мечтали, чтобы это мучение быстрее кончилось, иногда проваливаясь в сон. В конце концов, мы хотя бы находились на суше, а не в море.

И вот на рассвете третьего дня мир пришел в себя. Когда мы проснулись, экипаж «Шарлотты» уже возвращался на остров. Я вскочила. Ветер стих. Наша шерсть была украшена невесомым покрывалом мелких капелек влаги.

Сбежав по стволу дерева, я бросилась к морю. Обогнула валуны, постаралась не попасться под ноги морякам, поглядывала, нет ли в небе птиц. И снова стала звать брата. Но в ответ я слышала только рокочущие мужские и женские голоса. Люди возвращались к жизни.

– Чарльз Себастьян! – выкрикнула я, и в этот миг с неба спикировала чайка и ухватила с песка кусок мокрого мха. Я быстро спряталась. Конечно, после двух дней бури птицы тоже проголодались. Пришлось вернуться на дерево.

– Он ответил тебе? – спросила Патронесса, языком очищая шерсть от последствий грозы, вылизывая кусочки коры, песчинки, а пахло от нее разогреваемой солнцем землей.

– Нет.

– Поесть принесла?

Я удивленно посмотрела на нее.

– Шутка, – ответила кошка и встала.

Она потянула назад сначала одну лапу, затем другую. И отправилась на поиски пропитания. Я вдруг осознала полную реальность происходящего, очень странного и неправильного. Вот я, мышь, живу на дереве, в затерянном рае, мой лучший друг – кошка, а мой брат погиб.

Надежда

Патронесса нашла Робина. Его вместе с Куркумой перевезли на берег, и теперь коты обживались на суше. На несколько часов она пропала, и я запереживала, что теперь совсем ее лишусь, раз рядом ее старый друг. Но на самом деле я радовалась за Патронессу и старалась не думать о плохом. А на закате она вернулась, села у нашего дупла, глядя на заходящее солнце.

– Как там Робин? – спросила я, стараясь делать вид, что меня интересуют другие коты.

– Прекрасно. Рассказал мне, что люди посадили Бенеллун в клетку и не выпустили оттуда даже на время бури!

Ее слова ужаснули меня.

– Это потому, что она подслушала Томаса?

– Думаю, да. Ты видишь, к каким странным наказаниям прибегают люди?

– Как же она перенесла это все?

– Я не спросила.

– А с Куркумой ты говорила?

– Перекинулись парой слов, – ответила кошка, взглянув на меня.

– И?

– Думаю, хорошо, что мы увиделись… Я имею в виду, повезло.

Патронесса посмотрела на меня с чувством вины, а у меня выступили слезы. Она старалась не ранить мои чувства.

Наш разговор прервался, потому что в следующее мгновение на тропинке появилась девочка: она шла к берегу. Это могла быть только Бенеллун, сводная сестра Тануки. Девочка, которая не попала на нашу шлюпку. Она плакала.

Ночью, когда все успокоилось, а песок высох, я вернулась на берег и оттуда смотрела на расплывчатые очертания судна. «Шарлотта» – там я появилась на свет. Взглянув на огромную шлюпку, я представила, как сталкиваю ее в воду и плыву к кораблю, по веревкам взбираюсь на борт и повсюду ищу Чарльза Себастьяна, чтобы понять, где же он. Мне нужно было знать, что с ним, но внутри зрело болезненное осознание, что я никогда этого не узнаю. Его история обрывалась в самой наивысшей точке, и от этого мне становилось совсем горько. Нет, так не должно быть!

Под покровом ночной тишины мне больше всего хотелось верить, что он поборол все трудности. Он был умен. Я не знала других мышей, которые бы так ловко перегрызали что угодно. Он мог использовать свои острые зубы, чтобы построить себе норку. И должен был начать сам добывать воду, раз некому было его поить. Он обязан был выжить! Ради меня. Ведь я просила его об этом.

Глубоко вздохнув, я все же приняла решение верить в него – верить и не сомневаться. Я встала и вновь выкрикнула его имя надломленным голосом:

– Чарльз Себастьян! Нужно, чтобы всего одна мышь верила в тебя. И эта мышь – я!

Мои слова пролетели над морем, отразились от борта корабля.

– Чарльз Себастьян! – всхлипнула я. – Нужно, чтобы всего одна мышь верила в тебя. И эта мышь… – Я запнулась. – …Эта мышь – я!

На дереве неподалеку встрепенулась птица и вновь затихла. И вдруг… вдруг я услышала:

Проблема

Я не верила своим ушам. Неужели мне послышалось? Неужели горе сыграло со мной злую шутку?

– Чарльз Себастьян!

– Кларисса!

– Ты жив!

– Ты жива!

– Мы справились! Справились! – От радости я скакала по песку.

Помолчав мгновение, мой брат закричал:

– А как я доберусь к тебе через море?

Я остановилась. И правда, как? Но гортанный вой не дал мне ответить. Лапки подкосились. В следующий миг я оказалась прижата к земле кошачьей лапой: шея неестественно вывернута, щека вдавлена в слежавшийся песок. Дыхание кошачьей пасти, оскал. Я запищала. Кошачья лапа ослабила давление и, прежде чем я успела дернуться, вновь придавила меня. Эта игра была мне знакома. Притвориться мертвой? Кинуться бежать лишь для того, чтобы быть пойманной? От надежды и радости, которые только что переполняли меня, не осталось и следа. Неужели все так нелепо закончится?

Через мгновение мой обидчик был сбит с ног сильным ударом. Внезапно освободившись, я отлетела и кубарем покатилась по песку. Меня подхватила неспешная широкая волна и потащила в море.

Я вскочила. Оглушенная, попыталась понять, в какой стороне берег. Ко мне прыгнула Патронесса и схватила меня зубами. Я болталась у нее в пасти, а она мчалась к нашему дереву. Оглянувшись, я увидела, как улепетывает в кусты Куркума. Из-за шторма я совершенно забыла, что на острове появились новые коты.

– Кларисса! – донесся слабый писк с корабля.

– Береги себя! Я вернусь! – крикнула я.

– Фатит ферещать! – приказала Патронесса.

Она остановилась у подножия дерева, а затем полезла наверх. В нашем убежище она разжала пасть.

– Тебе повезло, что я оказалась рядом, – резко бросила она. – Теперь Куркума решит, что я жадная или мстительная, и долго будет это припоминать.

– Так все коты злопамятные, – пробормотала я, осматривая себя.

Шея болела, но Куркума ее не прокусила. Я подняла глаза на Патронессу:

– Он жив! Мы разговаривали!

– Я знаю. – Голос Патронессы стал гораздо мягче. – Я рада. Потому я и оказалась на берегу: услышала ваш разговор.

Я наконец осознала, что именно Патронесса совершила ради меня. И, набрав в грудь побольше воздуха, заговорила:

– Я чуть не оказалась кошачьим ужином в тот момент, когда нашла брата. – От одной мысли об этом мне стало нехорошо. И, глядя на Патронессу, я со всей искренностью сказала: – Спасибо тебе!

У Патронессы дернулись усы, и она сделала вид, что высматривает, где же Куркума.

– Будь внимательнее. Я попросила Робина тебя не трогать, но это не значит, что он послушает меня. А спасать тебя каждый раз я не смогу.

– Я буду очень осторожна, – тихо ответила я. – Прости, я забыла обо всем на свете, когда услышала голос Чарльза Себастьяна.

Патронесса ответила сдержанным кивком. А потом она улеглась, поджав под себя лапы, закрыла глаза. Дала понять, что не хочет продолжать разговор: Патронессу смущало проявление чувств.

Я заползла ей под теплый шерстяной бок и, уютно устроившись, снова представляла, как поплыву на шлюпке спасать брата. Только вот если каким-то чудом удастся столкнуть шлюпку на воду, то управлять ею точно не выйдет. Мне отчаянно хотелось увидеть брата, но надо было слушаться голоса разума. Если Чарльз Себастьян сумел так долго продержаться на корабле, то, наверное, тоже научился руководствоваться здравым смыслом. Или же всегда умел это делать, просто мы никак не давали ему шанса проявить себя.

Нападение Куркумы напомнило мне о важной вещи: одно неверное движение – и мы с братом не воссоединимся. И все усилия пропадут впустую.

Месть

Чарльз Себастьян думал, что остался на корабле один-одинешенек. Но его громкий писк привлек негаданную обитательницу корабля – курицу, с которой у него уже состоялся бой. Каким-то образом она выкрутилась из цепких рук матросов, когда ее подруг грузили в лодку. Вот уже несколько дней курицу никто не кормил, и она подалась бродить по нижней палубе в поисках чего-нибудь съестного. Она была очень голодна. И маленькому мышонку это не сулило ничего хорошего.

В распоряжении Чарльза Себастьяна оказалась вся верхняя палуба. Клетка, где сидела девчонка, опустела: когда судно остановилось, а дождь закончился, за ней пришли два матроса. Они отперли клетку, вытащили Бенеллун, даже не обратив внимания на то, что на ее запястьях нет веревки. Она оглянулась и попросила:

– Подождите!

Казалось, что она забыла что-то важное, но ведь у нее ничего не было. Изо всех сил она выкручивалась из рук своих тюремщиков.

– Некогда! – рявкнул один, не отпуская ее. – Последняя шлюпка ждет, больше не будет. Твое наказание отменяется – ты свободна. Ну, только если не захочешь смотаться с острова.

Прикусив губу, Бенеллун всматривалась в стену клетки. А потом повернулась и побрела с моряками, скоро исчезнув из виду.

Чарльз Себастьян наблюдал за этой сценой из своего укрытия в стене. Он сначала выбежал следом, потом вновь скрылся. Он не знал, как быть.

– Бенеллун! – громко пропищал он и спрятался, чтобы не попасть под тяжелые матросские сапоги.

Он знал, что это его она искала взглядом. Почему же ему не хватило смелости отправиться на берег вместе со своим другом? Пока царила неразбериха, надо было всего лишь залезть Бенеллун под рубаху или проскочить в голенище сапога. Но когда матросы стали уводить ее, было уже слишком поздно и рискованно высовываться. Да и вообще, как бы девочка среагировала, запрыгни он на нее? Могла ведь сбросить на землю – люди так всегда поступают с мышами, даже если мыши им симпатичны. Да и где вы видели мышь настолько отважную, чтобы взобраться на человека и повсюду следовать за ним, когда тот может раздавить ее, просто сжав кулак? Чарльз Себастьян такой мыши не встречал. Слишком уж страшно! Поэтому так все и получилось.

А теперь Чарльз Себастьян жалел. Особенно он жалел сейчас, когда обнаружилось, что Кларисса на острове. Как ей удалось попасть туда? Как она выжила? Как она поняла, что с капитаном надо распрощаться, а держаться следует других людей? Чудо, просто чудо! Других объяснений у Чарльза Себастьяна не было.

Они нашли друг друга, но надо придумать, как воссоединиться. Сестра была совсем рядом – на расстоянии голоса. И в его сердце образовалось столько радости, что она пронизала его насквозь, затопила все вокруг, совсем как ливень во время недавней бури. Он нашел ее! Но предстояло сделать еще кое-что.

Чарльз Себастьян носился кругами по пустынной палубе – так он праздновал чудесную ночь, ощущение свободы, невероятное возвращение Клариссы. Он сделал сальто назад, подскочил к бизань-мачте, взлетел на нее, осмотрелся. И помчался вперед до самой верхушки, откуда была видна суша. Его взгляду открылись огоньки костров, черная линия деревьев на фоне темного неба. Кларисса бала там, совсем рядом!

– Кларисса! – закричал он.

Она, конечно, сказала ему, что вернется позже. Разве «позже» еще не наступило?

Вдоволь налюбовавшись с верхушки мачты на остров, Чарльз Себастьян ощутил, что ему уже не так и радостно. Как? Как же?.. Он гнал от себя этот вопрос. Кларисса очень рассудительна. Она так сама тысячу раз говорила. И она найдет способ.

Мышонок спустился с мачты и хотел было отправиться в норку в стене клетки, как вдруг вспомнил, что у него закончились еда и вода, оставшиеся от Бенеллун. Раз на судне никого нет, можно поискать кладовку. На камбузе должна остаться вода. Он сам удивился, как просто он теперь воспринимает подобные планы. Ведь пару месяцев назад они показались бы ему дикими. А так поиски кладовки выглядели увлекательным приключением.

Чарльз Себастьян нашел трап и начал резвый спуск в темноту. Глаза еще не успели привыкнуть к отсутствию света, как он наткнулся на что-то… что-то… покрытое перьями!

От неожиданности курица завопила. Чарльз Себастьян растерялся. Поддавшись панике, он рванул с места, врезался в какой-то столбик, поднялся на ноги, обежал столбик, а надо было нестись наверх. Голодная курица бросилась следом, пытаясь взлететь и хлопая крыльями. Она гнала мышонка через весь корабль. Чарльз Себастьян бежал не глядя, оставляя позади коридоры, повороты нижней палубы, спускаясь ниже и ниже, налетая на препятствия в полной темноте.

– Кларисса! – в отчаянии закричал он, но та не ответила.

Ему надо было подумать. Где бизань-мачта? Там бы он был в безопасности. Но мачта наверху, на свету, а сюда не проникает ни единый лучик солнца. Не сбавляя скорости, Чарльз Себастьян покатился по очередному трапу и успел приземлиться, прежде чем курица начала спуск. Вместо того чтобы бежать дальше, мышонок принял неожиданное решение: он забился под ступеньки, в тот самый грязный угол, где уже однажды прятался.

Курица, хоть и выбилась из сил, не оставляла идею найти его. Чарльз Себастьян затаился, сжавшись в комок, и вспоминал, как дрожал здесь от ужаса. Неужели все так и закончится? Порознь с Клариссой? В курином клюве?

Мышонок расслабился, потрогал лапкой разорванное ухо, набираясь силы, мужества и злости. Это курица покалечила его! Впервые он осознал свои достижения за время плавания: его не сцапали коты, не заклевали куры, не растоптали матросы. Он подружился с человеком – с девочкой – и даже освободил ее от веревок. Курица спустилась, встала и соображала, куда подевалась добыча. А Чарльз Себастьян ждал. Прошла секунда. Затем другая…

Закудахтав, курица двинулась в его сторону. Мышонок не шевелился и пытался унять стук сердца, выдававший его. А когда курица сделала еще шаг к его укрытию, он вдруг зарычал. Зарычал низко, утробно, как никогда не рычал прежде. Этот рык дал ему силы. Он выскочил из своего угла: лапы растопырены, пасть открыта в страшном оскале. С диким мышиным рыком он приземлился на куриную шею и впился в нее когтями, вцепился зубами в гребень и повис на нем, не собираясь отпускать.

Курица верещала, била крыльями, кудахтала, пытаясь освободиться от атаковавшей ее мыши. Но Чарльз Себастьян бился за свою жизнь: поэтому зубы были сжаты намертво на красном мясистом гребне, а сам он мотался по птичьей шее, выдирая перья. Рухнув на бок, курица изловчилась клюнуть его. Чарльз Себастьян издал душераздирающий вопль и разжал челюсти.

– Ты меня запомниф-ф-ф! – вопил он, снова впиваясь в гребень с еще большим остервенением. – Больфе меня не тронеф-ф-ф! – истошно кричал он.

Как следует дернув напоследок гребень, он разжал зубы и, оттолкнувшись от курицы, прыгнул на ступеньку трапа. Он мчался вверх, мчался к свету и безопасности – туда, где один след от присутствия Бенеллун поможет ему. Она бы восхитилась его поступком. Он отомстил злобной птице!

Как жаль, что он не может рассказать девчонке о своей битве!

Остыв после боя, Чарльз Себастьян задремал. Во сне он рассказывал Клариссе, как храбро поквитался с курицей. А она отвечала, что всегда верила в его смелость. И мышонок чувствовал, что все хорошо, что он все сумеет преодолеть…