Текст книги "Харка – сын вождя"

Между тем Харке приходилось туго. К нему на полном галопе неслось несколько пауни. Но мальчик, сообразив, что теперь нет никакого смысла спасаться бегством, поскакал туда, где был Матотаупа со своими воинами. Его встретил победный крик дакотов.

Дакоты преследовали последних пауни. Все меньше и меньше врагов оставалось на поле боя. Последние удирающие пауни скрылись за холмами.

Матотаупа протрубил в рожок сигнал сбора. Воины со всех сторон поскакали к нему. Они собрались у поверженного вождя врагов, потрясали оружием и оглашали воздух победными криками.

Женщины и дети, возглавляемые Хавандшитой, повернули обратно и стали собирать брошенное имущество. Несколько горшков было разбито, несколько жердей для палаток поломано. Все остальное сохранилось в целости.

Женщины принялись перевязывать раны воинов. Серьезные раны перевязывали лыком, мелкие оставляли открытыми, чтобы на них запеклась кровь. Матотаупа был ранен ножом в ногу, и Унчида наложила ему повязку. Солнечному Дождю копье попало в плечо, разорвало мясо и поразило сустав. Воину пришлось обратиться к жрецу – Хавандшите. Насколько мало этот старик разбирался во внутренних заболеваниях, настолько хорошо врачевал раны. Во время операции Солнечный Дождь плотно сжал зубы и сохранял на лице выражение полного спокойствия: воин должен быть равнодушен к боли. Хавандшита позвал Унчиду, и та дала ему пучок собранных утром трав, который был положен прямо на разорванные мышцы. Побледневший после перевязки Солнечный Дождь спокойно подошел к своему коню. Унчида поднесла ему в кожаном бурдючке питье.

Четан и Шонка тоже пострадали в бою. У Четана было сквозное ранение предплечья, Шонка получил удар по голове. Харка растирал ушибленную лошадью руку.

Род Медведицы потерял четырех воинов: двух юношей и двух стариков, чьи жены и дети остались теперь без кормильцев.

Харка, Уинона и Харбстена вместе с Унчидой стояли перед телом матери. Большие глаза Уиноны потемнели. Харка и Харбстена не могли удержать слез. Конечно, вождь пауни хотел убить из этого мацавакена воина, он просто плохо прицелился, но выстрел этот навсегда отнял у детей мать. Сейчас ее зашьют в кожаное покрывало и подвесят на колья, чтобы волки не могли до нее добраться.

Унчида погладила Уинону по голове, и девочка прижалась к бабушке. Мальчики взяли сестру за руки. Это как бы означало, что теперь они принадлежат друг другу, так как вместе пережили большое горе…

Ни слава сегодняшней битвы, ни трофей – Гром-железо, не принесли радости мальчику, поглощенному горем. Он посмотрел на Уинону. В ней, так похожей на мать, воплотились теперь для него дорогие черты, и Харка мысленно поклялся, что будет охранять ее от всех опасностей так, как охранял бы мать.

Когда Харка вернулся к своим товарищам – Молодым Собакам, те встретили его приветственными криками. Они видели в нем настоящего воина, принесшего добычу с поля боя. Солнечный Дождь, Ворон и Старая Антилопа тоже выразили одобрение его действиям. Но они были сдержаннее, потому что взрослые, переживая радость победы и горечь потерь, все больше и больше задумывались над будущим. Кто мог сказать, что эта первая схватка с враждебным племенем – последняя? Кто мог быть уверен в том, что прерии, которые должны стать для них второй родиной, в конце концов станут ею?

Матотаупа снова отправил во все стороны разведчиков, и род Медведицы двинулся к истокам реки Платт. Прерии, через которые они шли, лежали на высоком нагорье, и климат здесь был более суровый. Местами на траве еще не успел растаять снег. Ни кустика, ни дерева. Только ветер гулял на просторе.

Когда стемнело и в небесной вышине зажглись бесчисленные звезды, род Медведицы расположился на ночлег. Дозорные разошлись вокруг лагеря. Лошади устали не меньше людей и, едва утолив голод, прижались друг к другу, чтобы согреться. Собаки, чувствуя, что у людей им поживиться нечем, разбежались в поисках пищи, и несколько койотов, оказавшихся поблизости, стали их первой добычей.

Харка, Харбстена и Уинона сидели вместе с Унчидой в глубине типи, так же как и утром этого богатого событиями дня. Теперь, вечером, им еще больше недоставало матери. Унчида тихо пела песню о погибшей. Из типи павших в бою воинов тоже доносилось заунывное пение. Снаружи раздавался ритмичный топот босых ног. Это танцевали молодые девушки вокруг скальпов убитых пауни. Танец, сопровождавшийся негромким монотонным пением, был не только выражением радости победы над врагом, это было и заклинание. Индейцы считали, что враг еще не побежден, если не успокоен его дух. Танец и пение девушек должны были успокоить дух врага.

Харка положил на колени свой трофей – мацавакен. Он ощупывал его и думал о том, как с помощью этого оружия, отнявшего у него мать, он совершит хорошее дело – отомстит врагам, убьет кого-нибудь из пауни. Мужчин с голыми черепами и клочком волос на макушке мальчику даже не приходило в голову считать за людей. Вот дакоты – это люди, пауни же – волки, которых нужно уничтожать. И он, Харка, не может дожидаться, пока станет взрослым воином. Он отвоевал мацавакен, и мацавакен принадлежит ему. Надо раскрыть тайну этого оружия и научиться владеть им. Кто в этом может помочь? Никто. Даже отец тут бессилен.

Под монотонное пение танцующих женщин заснули Уинона и Харбстена. Улеглась Унчида. Только Харка не спал, когда вождь вернулся с совета из типи жреца. Матотаупа сел у очага, набил трубку и закурил. Он долго так сидел молча, потом поманил к себе Харку. Мальчик осторожно положил оружие на землю – он опасался, что ружье опять может выстрелить, – и спокойно подошел к отцу.

– Ты сегодня правильно действовал, – сказал сыну вождь.

Харка в душе порадовался похвале, но совсем не так, как раньше, когда была жива мать и он чувствовал себя просто мальчиком.

– Мацавакен – твоя добыча.

– Да, – гордо ответил мальчик, ведь слова отца означали не что иное, как то, что Харка имеет теперь право распоряжаться этим оружием по своему усмотрению.

– Ты во время битвы выстрелил?

– Нет, оно выстрелило само, – сказал Харка неуверенно.

– Это колдовство.

– Возможно, отец… Но, может быть, мы просто не знаем этого оружия. Надо найти воина, который умеет с ним обращаться. Пусть мы будем искать сотню дней, но я уверен, что найдем… А если не найдем, то пойдем к великому вождю дакотов Татанке-Йотанке. Уж он-то знает тайну Гром-железа.

– Возможно… Но я хочу тебя просить подумать о другом. Сейчас уже поздняя ночь, и все-таки я прошу тебя подумать. Ты очень устал?

– Я готов, отец. Я не устал.

– Если мальчик такого возраста, как ты, добывает трофей, то по нашему обычаю мальчик приносит жертву Великому и Таинственному.

– Да, отец.

Харка знал об этом обычае. Все его старшие товарищи когда-то приносили жертву. Четан в одиннадцать лет принес свою жертву – любимую собаку. Харка знал, что для Четана эта жертва была очень тяжелой. Маленький черный клубочек – все, что осталось от пса, был положен в пещеру, и Четан доказал, что отныне он способен преодолеть не только физическую боль. И все были горды за Четана, и Четан был горд за себя. Харка был уверен, что он также спокойно принесет любую жертву. Но лишь он сказал отцу свое «да», как его охватил страх. Он очень устал, его измучил голод, нестерпимо ныла ушибленная рука.

– Харка – Твердый как камень, – продолжал Матотаупа. – Каждый мальчик приносит в жертву самое дорогое, и эта жертва – важное испытание воина. Ты прекрасно боролся и немало помог нам. Я думаю, ты принесешь в жертву самое дорогое, что у тебя есть?

– Да, отец.

Харка снова спокойно сказал свое «да», но в душе его поднялась еще большая тревога.

– Что для тебя самое дорогое?

– Мой конь, отец.

– Кони нам сейчас нужны, и мы не можем жертвовать ими. А что еще тебе дорого, Харка – Твердый как камень?

– Моя добыча, отец. Оружие, убившее мою мать. Оружие, которым я убью пауни.

– Было бы хорошо, Харка, если бы ты принес в жертву Великому и Таинственному мацавакен.

Харка долго молчал.

– Но как это сделать, отец? – спросил он.

– Передать его типи жреца.

– Ты мне это предлагаешь, отец?

– Нет, я не предлагаю. Я только спрашиваю, готов ли ты сам передать мацавакен в типи жреца.

– Да, я готов, – с достоинством ответил Харка.

Он взял ружье и вышел из типи. Отец не держал его. Мальчик прошел мимо девушек, все еще продолжавших пляску у скальпов, и направился к типи жреца. Вход в нее был закрыт, но он решительно поднял полог и вошел. Вместе с Харкой в типи ворвался ветер, и раздались странные мягкие звуки. В полутьме мальчик заметил, что это высохшие шкуры змей зашуршали по подвешенным барабанам. Из глубины типи показалась фигура старого Хавандшиты. Харка поднял свое ружье.

– Это то, что я, Харка – Ночной Глаз – Твердый как камень, приношу в жертву Великому и Таинственному. Я все сказал. Хау!

Старый жрец взял оружие.

– Хорошо. Теперь это принадлежит типи жреца. Хау!

Харка не стал ожидать, что еще скажет Хавандшита, он повернулся и вышел.

Мальчик не сразу возвратился к отцу. Он побежал к лошадям.

Его друг Четан, несмотря на свою рану, охранял табун. Вдалеке завывали волки. Харка молча подошел к Четану. Ничего не сказал ему и Четан. Харка прошел к своему коню. Пегий коснулся мягкими губами щеки своего хозяина. Харка задумался. Коня он не мог принести в жертву, потому что конь нужен. Свою добычу он принес в жертву. Но разве она не нужна? Это оружие врага. Этим оружием нужно мстить врагу. А для чего нужен мацавакен в типи жреца? Почему жрец хотел получить его именно сегодня ночью, когда Харка еще не успел узнать тайны Гром-железа? Может быть, старик знает тайну оружия? Или, может быть, всякая тайна принадлежит только Великому и Таинственному? Но ведь оружие было в руках вождя пауни и вождь пользовался им? А вождь пауни не был жрецом…

Харка не мог ответить на эти вопросы. Не мог он поделиться своими сомнениями и с Четаном. Только сейчас Харка понял, как ему жалко отданного мацавакена. Ведь будучи воином и владея таким оружием, он был бы сильнее тех, кто имеет только лук и стрелы. Он мог бы стрелять дальше всех и убивать врагов.

Теперь Харка почувствовал, что самое большое его желание – добыть новый мацавакен и научиться им пользоваться. Надо его добыть!

Придя к такому выводу, Харка молча покинул своего друга и вернулся в типи.

Отец снова похвалил Харку за то, что он храбро сражался, и особенно хвалил за то, что он сумел принести достойную жертву. Но Харка на этот раз отнесся еще равнодушнее к словам отца. Чем больше он думал, тем больше убеждался, что мысль о подобной жертве принадлежала не отцу. Отец не мог сам предложить мальчику отдать мацавакен, он слишком хорошо знал цену оружию, и никогда бы ему не пришло в голову лишить мальчика его добычи. Нет, это сам старый Хавандшита придумал. Но зачем?..

Харка завернулся в мягкую шкуру и заснул. Но и во сне с его лица не сходило выражение мучительного раздумья.

Черный незнакомец

На следующий день дакоты продолжали переход. После ночного отдыха ослабевшим людям было тяжело подниматься в дорогу. Возбуждение битвы улеглось, радость победы осталась позади, и все сильнее давали о себе знать раны. Поврежденная нога мешала Матотаупе управлять конем. Солнечный Дождь с трудом держался на лошади. Потеря четырех воинов была серьезным уроном, и восполнить его род Медведицы мог лишь в течение нескольких лет.

Мужчины и юноши ходили в разведку и охраняли колонну, ведь разбитые пауни могли собрать соплеменников и снова совершить нападение. Но как ни страшно было нападение, еще большую опасность представлял голод, и разведчиков интересовали не только происки пауни, но и отыскивание мест, где бы можно было поохотиться.

Когда на западе уже совершенно отчетливо вырисовались контуры Скалистых гор, показалась река Северный Платт. Холодный ветер терзал травы прерий, снежные короны сверкали на далеких вершинах, но все же весна наступала и снег в горах начал таять. Мутная вода в реке прибывала с каждым часом. Шумный бурлящий поток подмывал берег, крутился воронками водоворотов у затопленных деревьев и кустов.

Хавандшита, который за свою долгую жизнь обошел чуть не всю страну, повел колонну вверх по течению, и скоро был найден брод. Здесь река становилась чуть не в два раза шире, зато скорость течения была меньше и местами из воды выступали песчаные отмели.

Матотаупа слез с коня, подозвал Харку и передал ему повод. Опираясь на копье, он вместе с Хавандшитой побрел через реку. Благополучно достигнув противоположного берега, вождь отдал приказ переправляться. Кожаные мешки с кладью уложили на шесты, подвешенные между лошадьми. Женщины осторожно переводили навьюченных коней. Когда последний воин переправился на южный берег реки, был дан приказ разбивать лагерь. Солнце стояло еще высоко в небе, и такое решение, видимо, было вызвано какими-то особыми обстоятельствами. Но не было ни вопросов, ни излишней поспешности. Женщины подобрали удобное место и принялись устанавливать типи.

За это время Харка решил осмотреть новое место. Неожиданно он повстречал Шонку, который был с разведчиками, а значит, мог знать что-нибудь о причинах неожиданной остановки. Может быть, именно Шонка и привез от разведчиков какую-то весть. Полный любопытства взгляд Харки не остался незамеченным.

– Что ты вытаращил на меня глаза?

– Просто так, – спокойно ответил Харка и отвернулся.

– Нечего отворачиваться, придется привыкать смотреть на меня. И потом, маленьким собачкам ни к чему бродить вокруг лагеря.

– Я – Молодая Собака, но не маленький.

Шонка только свистнул и пошел дальше, не обращая внимания на мальчика.

Харке не понравился тон Шонки, и он чувствовал, что Шонка чего-то недоговаривает, но скоро все объяснилось. Типи были уже готовы, и мальчик подошел к типи отца и тихонько прополз под полог. Здесь было пусто. Он улегся на шкуру и через дымовое отверстие стал смотреть в небо.

Вскоре пришла Уинона, она подсела к брату и стала заплетать свою длинную косу. Видно, она что-то хотела сообщить. Харка посмотрел на нее, и девочка заговорила:

– Шонка и его мать будут жить в нашей типи, у Шонки нет теперь отца, а у нас – нет матери. Я еще маленькая, и Унчиде слишком много работы.

– Та-ак. – Харка разгладил складку на шкуре. – Кто тебе об этом сказал?

– Унчида. А ей сказал отец. Ты это тоже должен был слышать, но тебя не было…

Все было естественно и понятно. В суровой жизни племени все принадлежало всем, и каждый должен был помогать остальным. Личные симпатии и неприязнь, конечно, существовали, но в житейских взаимоотношениях им принадлежала очень небольшая роль. Все поступки определялись необходимостью.

– Да, но у нас есть Унчида… – сказал Харка сестре.

– У нас есть Унчида… – ответила Уинона.

Итак, рассуждал Харка, Шешока – вдова Белого Бизона, вождя рода Медведицы, переселяется вместе со своим сыном в типи военного вождя Матотаупы, который потерял жену. Значит, отец берет на себя задачу вырастить из Шонки настоящего воина, значит, Шонка становится старшим братом его, Харки. Как братья они обязаны будут испытывать силу и мужество друг друга. И пусть же Шонка сразу поймет, что хоть Харка и из Молодых Собак, но уже совсем не маленький.

Мальчик осмотрел типи и прикинул, что спать ему теперь лучше поближе к выходу. Тогда всегда можно будет незаметно выбраться из типи. И тут Харка заметил, что Уинона тихонько всхлипывает.

– Где Харбстена? – спросил он у девочки.

Уинона вытерла слезы.

– Он помогает Шешоке собирать вещи.

– Значит, он изменил нам… – тихо сказал Харка.

И снова рой мыслей закружился в его голове: «Вот он – Харка – не стал перебежчиком. Уинона тоже осталась верна семье. И что это Харбстена вздумал вмешиваться в женские дела? Лучше бы он вместе со мной попытался узнать, зачем среди дня разбили лагерь».

Харка отправился к табуну искать Четана.

Конь Четана, как и его хозяин, был легко ранен во время битвы с пауни. Харка хорошо знал Четана и надеялся найти его у коня. И мальчик не ошибся. Четан отлично понял, что заботит друга. Он сел на землю, подобрав под себя ноги, как настоящий воин на совете. Харка подошел к нему поближе и уселся совершенно так же, как он.

– Харка – Твердый как камень, ты вождь Молодых Собак и из моих уст ты должен услышать, почему прерван наш поход. Разведчики нашли новые следы! – Четан приостановился, заметив, что сообщение произвело впечатление. – Это были следы раненого, хромающего на левую ногу. Судя по глубине следов, он нес какой-то груз. Там, где хромой делал привал, остался небольшой мешочек. Мешочек расшит раковинами. Хавандшита сказал, что у пауни не может быть таких ракушек. И хотя раковины проходят через руки многих племен и проделывают большой путь, даже старый Хавандшита не встречал никогда таких раковин.

– Значит, они принадлежат белому человеку?

– Они принадлежат человеку, идущему босиком.

– Босиком?

– Да, босиком. А белые, как и мы, тоже не ходят босиком.

– Мы его ищем?

– Наши разведчики отправились в погоню. К вечеру мы уже будем знать, кто он и откуда у него эти раковины.

– И из-за этого мы остановились?

– Да.

Четан замолк, и Харка понял, что разговор окончен.

До наступления темноты оставалось еще много времени, и Харке не хотелось возвращаться в типи. Он пошел на берег и созвал Молодых Собак. Когда все уселись в кружок, он предложил заняться рыбной ловлей. Мальчики совсем ослабли от голода, им не хотелось играть ни в какие игры, и все с радостью согласились. На удилища пошли гибкие ветки ивы, волосы из хвостов мустангов связали в длинные лески. Вместо крючков употребили маленькие заостренные костяные палочки. Пока мальчики искали червей и насекомых для наживки, Харка распределил места.

Несколько часов просидели мальчики с удочками на берегу реки. Когда потемнело и начало свежеть, Харка свистом созвал рыболовов. Всю рыбу – и крупную, и мелкую – свалили в одну кучу. Ее было не очень много, но для такого короткого времени и не слишком мало. Обычно улов принадлежал рыболову. Но так как с едой было плохо, юноши и не сомневались в том, что добычу должен поделить вождь.

Харка отправился к отцу и рассказал ему об улове. Вождь пришел на берег и, осмотрев рыбу, приказал разделить ее поровну между обитателями типи. Мальчики были очень горды тем, что к их добыче отнеслись с такой же серьезностью, как и к добыче после большой охоты на бизонов.

Харка возвратился в типи с двумя рыбинами. Он обратил внимание на происшедшие здесь перемены: земля была теперь устлана двумя слоями шкур, и в два раза больше мисок стояло в глубине типи. В очаге едва теплился заботливо прикрытый огонь. Подставка для головы от постели Харки была передвинута к самому выходу, как он и хотел. Унчида взяла у Харки рыбу, вымыла ее и вычистила. Большую рыбину она насадила на вертел, и скоро по типи разнесся приятный запах жареного. Запах, видимо, привлек и Шонку, который появился в типи. Женщины, девочка и три мальчика расположились у очага. Каждый получил по куску рыбы и немного ягод, которые Унчида и Шешока извлекли из своих запасов. Вернулся Матотаупа. Унчида поджарила для него на вертеле вторую рыбу.

Женщины и дети улеглись. У дакотов не было надобности отправлять детей спать. Ребята вставали с восходом солнца и за день так уставали, что вечером сами спешили в постели.

Едва рассвело, Харка проснулся. Он тотчас выскользнул из типи и побежал к лошадям, чтобы посмотреть, чьих же мустангов нет в табуне. Там он встретился с Четаном, который спал у своего коня.

– Ты говорил, что наши разведчики еще до ночи доставят раненого воина. Но они этого не сделали, – сказал Харка.

Четан слегка скривил рот.

– Они этого не сделали, потому что не смогли сделать.

– Кто же им помешал? Пауни?

– Они. Пауни перехватили незнакомца.

– Это видели наши воины?

– Разведчики это видели.

– И что же?

– Они проследили пауни до самого их лагеря. В лагере нет ни женщин, ни детей. Пауни готовятся к танцу бизонов… – Четан закашлялся.

– И если придут бизоны?..

– Мы будем сражаться с пауни за право охоты!

– Хау.

С того утра, когда произошел этот разговор, для рода Медведицы наступили тяжелые дни. Воины по очереди ходили в разведку. Вернувшись, они вызывали Хавандшиту и начинали танец бизонов, чтобы заклинаниями привлечь животных. Воины собирались перед типи вождя или жреца, надевали на себя украшения из рогов бизона и, взявшись за руки, ходили по кругу и пели одно и то же:

Добрый Дух!

Дай нам бизонов, бизонов, бизонов!

Бизонов, бизонов, бизонов дай нам, Добрый Дух!

Монотонный унылый мотив и однообразные слова въедались в мозг, и ни о чем другом нельзя было думать. Только: «Бизоны, бизоны, бизоны…» Голодные желудки словно вторили этой песне. Со всех сторон эхо доносило: «Бизоны, бизоны, бизоны…» Даже в топоте ног слышалось: «Бизоны, бизоны…»

Ни днем, ни ночью не прекращались танцы. Но людей все сильнее и сильнее одолевал голод. Женщины ловили таких же голодных собак и закалывали их одну за другой. Мясо откормленных собак считалось лакомством, но сейчас собаки были только кожа да кости.

Добрый Дух!

Дай нам бизонов, бизонов, бизонов!

Бизонов, бизонов, бизонов дай нам, Добрый Дух!

И собаки не могли утолить голода. К тому же многие из них убежали в прерию и не рисковали приближаться к людям. Хорошо еще, что дети каждый день ловили понемногу рыбы. Разведчики не приносили никаких сведений о стадах бизонов. Танцы, продолжающиеся много дней и ночей, отнимали последние силы у голодных людей. Хавандшита не показывался больше из своей палатки: он разговаривал с духами.

Зимой бизоны паслись на юге, весной они возвращались на север. Так было всегда. Должны же они прийти. Но их не было. В эту весну они не возвращались. Последняя осенняя охота дала вдоволь мяса роду Медведицы. Но прошла зима, мясо давно съедено, а бизонов все нет и нет.

Добрый Дух!

Дай нам бизонов, бизонов…

«Да, иначе мы умрем с голоду», – думал каждый.

…дай нам Бизонов, бизонов, бизонов!

Харка видел, что отец не только исхудал, как другие, но и стал более молчаливым и мрачным. Он не давал себе покоя. Как вождь, как первый воин, как носитель черепа бизона с рогами, как лучший охотник рода он принимал участие в каждом танце. И каждый раз его голос звучал громче других голосов:

…дай нам Бизонов, бизонов, бизонов!

А бизонов не было.

Все припасы рода были собраны вместе и строго распределены. С утра до вечера ловили дети рыбу, чтобы хоть как-нибудь поддержать жизнь рода. Что же предпринять, если бизоны так и не придут? Часто Харка, сидя с удочкой на берегу, посматривал на запад, на далекие горы. Там леса. А в лесах – дичь. Может быть, пойти вверх по реке, к горам? Но никто не знает этих гор, и возможно, там тоже враждебные племена, как и в южных прериях? И зачем только они покинули Блэк Хилс?..

– Бизоны, бизоны, бизоны… – бормотал мальчик.

Однажды мальчик лежал на небольшом холме, спрятавшись в траве. Он ждал, когда вернется из разведки его друг Четан. По возрасту Четану еще не следовало ходить в разведку, но воинов было мало, и часто опасные задания приходилось выполнять юношам. Последнее время Харка все больше и больше привязывался к своему товарищу, который был для него и источником новостей.

Солнце зашло. Над неумолимо пустынной прерией разносилось: »…Бизоны, бизоны, бизоны…». Отчетливо слышался шум реки.

Едва засветились первые звезды, появился запыхавшийся Четан.

– Ты еще мальчик, – прошептал он, точно боясь нарушить ночное спокойствие, – но ты должен знать: пауни не танцуют больше танца бизонов. У них есть мясо!

Харка даже вздрогнул от этой новости.

– У них была удачная охота? Пришли бизоны?

– Они не охотились, но у них есть мясо.

– Откуда?! – с ужасом воскликнул Харка.

– Они разожгли костры и жарят мясо. Старая Антилопа бежал впереди меня, и сейчас он, наверное, в типи твоего отца обо всем рассказывает.

Старая Антилопа был лучшим бегуном рода. Его отец и отец его отца также были хорошими бегунами. Среди сыновей Старого Антилопы один носил имя Молодая Антилопа, так как в свои пять лет обгонял семилетних. Было неудивительно, что Старая Антилопа прибежал раньше Четана.

– Четан! Кто дал пауни мясо?

– Я не знаю.

– Великий и Таинственный?

– Я не знаю.

– Мясо бизонов?

– Мясо бизонов.

Впервые за это голодное время Харка почувствовал настоящую слабость. Мясо бизонов! Убийцы его матери едят мясо бизонов, так чудно пахнущие грудинку, мозг, печень! Они черпают ложками целительный мясной бульон! Они убийцы!

– Четан! Как ты думаешь, будут наши сражаться? Сколько винов у пауни?

– Больше ста.

– Сто? Сто – это в три раза больше, чем у нас…

Четан поспешил к стоянке. Харка тоже побежал к отцу.

Матотаупа сидел у очага вместе с Солнечным Дождем. Огонь чуть теплился, и красноватые отблески играли на их лицах. Харка проскользнул в глубь типи к Унчиде, Шешоке и детям. Тут же был и Шонка. Старая Антилопа закончил свое сообщение. Харка видел на лицах вождей выражение неуверенности. Бороться с трижды превосходящими силами – это было слишком рискованно. От разведчиков было известно, что к пауни с юга подошла большая группа сородичей. Они-то и принесли завернутое в шкуры бизонье мясо.

– Воины будут совещаться, – сказал Матотаупа, это означало, что сейчас не будет принято никакого решения, потому что общий совет мог состояться только утром.

Харка вместе со всеми улегся спать, но он не находил себе покоя. Эх, если бы у него был мацавакен! Он бы мог тогда привести в ужас сотню вооруженных луками и стрелами пауни. Он один! Мацавакен! Все больше и больше мучила его мысль о Гром-железе.

Харка вылез наружу. Так как постель теперь была у самого выхода, никто не заметил его ухода. Мальчик сделал несколько шагов к типи жреца. Перед ней на длинной жерди между масками и высушенными шкурами животных покачивался мацавакен, тот, что убил его мать, тот, который Харка захватил в бою и принес в жертву. Он не должен был этого делать…

Харка побежал в сторону от стойбища, в темноту и одиночество. Ему хотелось получше разобраться в своих чувствах. На глазах дозорных он перешел брод и направился на север. С этой стороны охрана отсутствовала. Было тихо, только река с легким плеском несла свои воды да издалека доносилось заунывное пение.

Ночной ветер скоро обсушил мальчика. Думы о мацавакене были забыты: вдали от людей все внимание Харки было занято наблюдением за окружающим. Уж так он был воспитан.

И вдруг рядом, на бугорке, заколыхалась высокая трава. Харка остановился, прислушался. Тихо. Трава больше не шевелится. Зверь или человек? Может быть, он тоже заметил мальчика и теперь замер, выжидает? Харка решил подобраться к подозрительному месту с другой стороны. Он пополз как змей. Когда он достаточно удалился от бугорка, движения его стали быстрее, и он заботился только о том, чтобы шорохом не выдать себя. Бесшумно двигаться в прерии легче, чем в лесу: здесь на земле не попадалось ни сухих веток, ни листьев. Обогнув бугорок с севера, Харка приблизился к нему, соблюдая все меры предосторожности. И когда он стал всматриваться в темнеющее среди травы существо, то, к удивлению своему, обнаружил, что это всего лишь мальчик.

Неужели кто-нибудь из Молодых Собак решил испытать его и, обогнав, устроил засаду? Тогда он сейчас узнает, как с ним расправится Харка – Ночной Глаз – Твердый как камень!

Придвинувшись еще ближе, Харка установил, что мальчик лежит на животе, широко раскинув ноги, и как будто спит. Но, может быть, он притворяется? «Надо быть осторожнее, – подумал Харка. – И лучше всего напасть самому».

Как дикая кошка, бросился он на спину лежащего, левой рукой схватил его за горло, а правой занес нож.

– Кто ты? Отвечай!

Вместо ответа раздалось хрипение. Мальчик пошевелился, но это не было сопротивлением. Харка придавил его коленом к земле. Он видел теперь, что мальчик – не их племени. На незнакомце были брюки и рваная рубашка. Волосы у него были короткие и очень странные – жесткие, курчавые. Даже в темноте было заметно, что его шея темнее, чем рука Харки. Харка невольно вспомнил о необыкновенных ракушках. Может быть, есть какая-то связь между ними и этим темнокожим мальчиком?

Харка отпустил его горло и спросил:

– Кто же ты?

В ответ раздался непонятный возглас, и тело мальчика обмякло. Он был очень худ, этот мальчик, и, видно, настолько слаб, что не мог сопротивляться. Харка не знал, что делать. Убивать его без необходимости он не собирался. Да и при том положении, в каком сейчас был род Медведицы, неплохо было бы привести пленника. Быть может, он что-нибудь расскажет о пауни? Харка отпустил мальчика, ожидая, что тот поднимется, и тогда будет видно – вооружен он или нет. Но мальчик не шевелился.

– Поднимись и сядь! – приказал Харка.

Но мальчик, видно, не понимал. Харка снял с него поясной ремень и скрутил ему руки, не встречая никакого сопротивления.

Это уже начинало сердить его: разве приятно иметь дело с противником, который и не думает сопротивляться? Харка слегка пнул своего пленника ногой. Тот не шевелился. Тогда Харка трижды прокричал койотом и стал ждать. Через некоторое время он услышал осторожные шаги, и скоро, точно из-под земли, перед ним появился Старая Антилопа. Харка рассказал, что произошло. Старая Антилопа осмотрел связанного. И у него внешность пленника вызвала удивление. Воин поднял темнокожего мальчика на плечи и направился к лагерю. Харка поспешил за ним. Когда они вышли на берег реки и оказались под защитой дозора, оба пошли спокойнее. На южном берегу их уже ждали несколько воинов и Матотаупа. Вождь подал знак, чтобы все шли в его типи.

Унчида, Шешока и Шонка проснулись. Шешока раздула огонь в очаге. Старая Антилопа положил пленника к свету. И только тут мальчик раскрыл глаза. Какие у него были большие черные глаза! А кожа! Почти черная!

Подошел Матотаупа.

– Кто ты?

Мальчик ответил что-то на непонятном языке.

– Кожу и краску! – сказал вождь Унчиде.

Матотаупа развязал мальчику руки, сел рядом с ним и показал, что тому следует рисовать на коже. Мальчик понял, что от него требуется, и живо принялся рисовать. Вождь следил за его рукой. Харка, который хорошо знал отца, по выражению его лица понял, что сведения не были тревожными. Курчавый чернокожий мальчик, вероятно, оказался смышленым, потому что заслужил одобрительный взгляд вождя. Харка был горд, что доставил такого толкового пленника.

Мальчик рисовал на кусках кожи свои картинки. Иногда он задумывался, видно соображая, как лучше изобразить то, о чем он хотел рассказать.

Матотаупа умел читать картинное письмо, он, видимо, придавал большое значение рисункам мальчика и тщательно рассматривал их. В палатку вошел Хавандшита. Он тоже принялся разглядывать рисунки, потом молча возвратил их вождю. Тот также молча передал их Солнечному Дождю, который долго читал это особенное письмо, написанное мальчиком.