Текст книги "Усеченный куб"

4-й месяц 253 года, день 51.

Несколько дней назад нас перевели на работы в реактор. Мы теперь живем в другом бараке, здесь многие похожи на тех умирающих, которых нам прислали умирать. Кира очень устает, ей тяжело находиться в цеху, она падает в обмороки, но мы не можем оставить ее в бараке – нас всех выгоняют на работы рано утром.

Наши ребята сильно изменились, не хочется стать такими же. Они будто бы высыхают изнутри, как мокрая бумага рядом с огнем. Я все чаще думаю о побеге, у меня есть идея использовать для этого роботов. Первый уже разузнал, у какого охранника есть коды, но его пока не видно, они готовят концентрат для следующей отгрузки. Мы сговорились рискнуть, если не получится, что ж, это не хуже, чем медленно дохнуть в этом реакторе.

Мне сложно описать то, что мы делаем. В первые дни нас поставили грузить лопатами раздробленную породу в огромную бочку, она пять этажей в высоту. Мы засыпаем эту пыль в мешки и тащим наверх, вытряхивая в бурлящую бездну. Да, это именно бездна, она клокочет, ревет, из нее вырываются огненные брызги. Третий предупредил нас, что стоит держаться подальше от этих брызг, одна капля может прожечь одежду насквозь, и если она попала, то надо немедленно снять одежду и ждать, пока ее не проест, иначе начнет грызть тело до самой кости. Кира ни на шаг не отходит от нас, она боится. Мы стараемся не нагружать ее работой, но здесь очень много охранников. Они ходят по цеху и бьют тех, кто сел отдохнуть или свалился под тяжестью ноши.

Успел осмотреть цех, странно здесь все устроено. Из каждой бочки мы переносим едкую жидкость в ведрах, выливая из одной бочки в другую, но я вижу, что рядом стоят огромные машины, а от них идут трубы к емкостям. Девятый думает, что это насосы, но почему же они тогда не работают? Под крышей висят крюки, но кран не работает, а ведь им можно было бы поднять мешки наверх. Многое мне здесь не понятно, иногда мне кажется, что нас специально заставляют выполнять тупую тяжелую работу, но Первый думает, что они просто не знают, как управлять этими машинами. Возможно, что он прав.

Вчера видели ужасную картину, Кира до сих пор не может прийти в себя. Во время перелива концентрата из ведер в бочки один охранник толкнул работника, потому что тот двигался слишком медленно. Он вылил на себя часть концентрата из ведра. Мы бросились к нему, чтобы помочь, но нас остановили, объяснив, что ему нельзя помочь. На наших глазах концентрат разъедал человека, я до сих пор слышу эти крики. Охранники куда-то делись. Мы с Девятым притащили снега, засыпали умирающего, но снег тут же растаял, и по полу потекла едкая жидкость. Кончил его мучения один из работников, он был здесь за бригадира, его даже охранники не трогали. Он молча подошел к еще живому и одним ударом отрубил ему голову лопатой. Удивительная легкость была в его движениях, определенно он делал это не впервые.

Скоро будет готова новая партии концентрата, мы должны уехать вместе с ней.

5-й месяц 253 года, день 5.

Сегодня подходил бригадир. Мы с Кирой и Девятым насыпали мешки, мы теперь всегда работаем с Кирой, либо я, либо Девятый, тогда к ней никто не смеет подойти. Я предполагаю, что по сменам охранники передали происшествие на шахте.

Бригадир проработал с нами до обеда. Кира держала мешки, а Девятый засыпал их для меня и бригадира. Потом мы относили их наверх, высыпая в кипящее жерло реактора. Интересно, в чем была эта технология? Я видел, что другие рабы выливают из зеленых и желтых бочек парящую жидкость в другие реакторы, за этим строго следит один из охранников. Он, кстати, отличается от всех остальных. Он всегда объясняет, как надо открывать бочку, что нельзя этим дышать, но он работает не каждый день. Я отвлекся, меня занимает работа в этом цеху, я в ней вижу больше смысла, чем во всей деятельности города – в итоге мы получаем топливо. Его потом разбавляют несколько раз, Девятый подсчитал, что больше чем в сто раз, доводя концентрацию до подходящей для роботов. Третий как-то сказал, что раньше топливо было лучше, чище, а от этого машины часто ломаются.

Когда подошло время обеда, бригадир помог мне донести последние мешки на реактор. Охранники уже скрылись из виду, у них была отдельная столовая. Бригадир остановил меня, сжав локоть. Он был ниже меня, но в его руках чувствовалась сила. Я сделал вид, что продолжаю вытряхивать мешок. Тогда он сказал, что через неделю будет следующая отгрузка, что-то случилось с транспортом, поэтому задержка. Он говорил быстро и тихо, я иногда с трудом разбирал слова. Мы должны будем быть неподалеку, когда начнется потасовка. Он передаст нам коды, а дальше как у нас получится. Никто с нами не поедет, отсюда они больше живыми не выйдут. Сил не хватит. Оказалось, что ему меньше лет, чем мне, ему было двадцать пять лет, но выглядел он гораздо старше. Я спросил о потасовке, но он ничего не ответил, коротко сказав, что это они берут на себя.

После обеда он ушел на другой участок, а я до вечера думал, стоит ли ему доверять. Мы уже знали, что все в бараке знают о наших планах. Может, кто-то из наших проболтался, а может, все сами догадались, но нас никто не обыскивал специально, рейды были частыми и по расписанию: каждые три дня. Нас выстраивали в ряд, заставляли раздеваться догола и рылись в наших вещах. Я видел, как они много раз щупали мою куртку, где был зашит дневник, но Кира сделала все аккуратно, если не знать, то не догадаешься. Во время этих обысков Кира пряталась за моей спиной, прижимаясь ко мне, ее не было видно за мной, а когда подходили охранники, чтобы ее осмотреть, ребята вставали перед ними, весь барак двигался вперед, захватывая охранников в кольцо, и они отступали назад.

В нашем бараке были и другие женщины, но они давно уже потеряли свое лицо, женский образ, превратившись в кривые манекены, как и мужчины. Я смотрел на них и думал, что вот такими же, наверное, и стали наши Кира и Кир, когда их отправили сюда, но мне хотелось верить, что они сбежали. Кир часто в шутку говорил, что если их сошлют на карьер, то они точно сбегут в горы. Он знал, что здесь рядом есть горы, он и Кира много знали, но мы были еще совсем маленькими, чтобы понять.

После отбоя я все рассказал ребятам. Третий сказал, что бригадиру можно доверять, он не сдаст, Девятый сомневался, но у нас в любом случае не было выбора. Я удивился, но Кира, услышав это, сразу успокоилась. Она даже стала улыбаться, я доверюсь ее чувству, уверен, оно нас не подведет!

5-й месяц 253 года, день 10.

Мы вырвались! Мы сбежали! Я не знаю, куда мы едем и сколько уже прошло времени, но это не важно. Нас четверо: я, Кира, Белый и Девятый. Остальные не захотели ехать с нами, а Белому нельзя там оставаться, он хочет жить на свободе, пускай и недолго. Мы сейчас едем в одной из машин, куда везут нас роботы? Узнаем, по моим догадкам, осталось меньше половины пути.

У меня повреждена правая рука, поэтому пишу левой, вижу, что неразборчиво, но Кира устала и спит. Как красиво она улыбается во сне, мы все улыбаемся, напротив меня сидит Белый и не спит, он смотрит в окно, пытаясь в сумеречном буране хоть что-нибудь разглядеть. Жаль, что Зоркий погиб, он бы точно приметил пару деталей, и мы бы смогли свериться с картой.

Мы все сидим в головной машине, здесь есть хороший отсек для людей, с койками и едой. Есть даже вода и лекарства, вы удивитесь, но как только мы поехали, робот сам выдвинул нужный ящик, предлагая лекарства для Белого. Он недолго сомневался и выпил дозу, мне хочется верить, что ему стало лучше, он стал живее, веселее. Здесь в кабине много всего, есть новая одежда, даже книги – это просто поразительно. Девятый нашел ящик с защитными костюмами, в инструкции было сказано, что их необходимо надевать перед входом в цех. Девятый пока спит, уткнувшись головой в угол кабины, он все это время бодрился, считая себя должным быть на вахте. Но усталость взяла свое. А я не могу уснуть. Наверное, как Белый.

Вчера, да, это было уже вчера, как быстро летит время! Вчера много что произошло, никто не ожидал, что все будет именно так. Когда пришли охранники, окружив главного полукольцом, бригадир, как и обещал, устроил потасовку среди рабов. Отгрузка застопорилась, охранники пошли разбираться, а мы двинулись к главному. Он что-то выхватил из кармана и выстрелил в Зоркого, потом в Первого. Они упали замертво, даже не успев крикнуть. Я бросился на него, он выстрелил, но промахнулся, я успел ударить его шокером, он упал и затих. Оказалось, что он был очень стар и умер от одного удара током, мы никогда не видим лица охранников, они всегда закрывают свои шлемы наглухо, мы знаем их лишь по номерам.

У главного не оказалось кодов, у него ничего не было. Роботы выстроились в ряд, ожидая загрузку бочек. Пока рабы отнимали у охранников шокеры, я с Бородой успел осмотреть один из грузовиков. Борода заметил что-то похожее на терминал на корпусе, я очистил экран от грязи, от моих прикосновений открылась дверь кабины. Мы взобрались внутрь, ничего не произошло, дверь не закрылась, а на экране внутри отобразилась схема загрузки автопоезда. Борода предположил, что программа ожидает загрузку.

К нам подошел бригадир, не решаясь залезть внутрь кабины, и сказал, что роботы не поедут, пока мы не загрузим все машины, так им сказали охранники. Я заметил, что у многих в руках были дубинки, охранники стояли отдельно, со связанными руками, но никто их не бил, хотя было видно, что хотели.

У меня снова течет кровь из руки, надо все же вытащить этот осколок, который выпустил в меня главный охранник. Мерзкая вещь, она словно дальше вгрызается в мое тело. Белый заметил и подошел ко мне. Пока я пишу, он роется в аптечке, робот давно выдвинул нужный ящик. Сейчас будем доставать, пока Кира спит, не хочу ее пугать.

5-й месяц 253 года, день 11.

Мы прибыли ночью. Я не спал, все остальные спали, даже Белый. После проведенной мне операции он, туго замотав мою руку, упал на полку и уснул. А я так и не смог уснуть. Весь путь в моей ладони лежал осколок, он действительно двигался дальше в руку при каждом моем движении рукой. Гадкая штука, напоминает конус со сверлом на конце, вдоль тела борозды, закручивающиеся в спираль. Я случайно укололся им, конус легко вгрызся в мою ладонь, пока я его тянул, он входил в меня все глубже. Зачем придумывать такое? Я представил, что происходило с Зорким, когда этот конус вошел в его голову, и мне стало не по себе. Мне до сих пор гадко на душе, кто это придумал? Если боги всемогущи, зачем им это оружие? Нет, это придумали не боги. Тогда кто? Мы на это тоже не способны.

Машины въехали в большой ангар, наподобие тех, где у нас в городе хранится техника. По пути я увидел огромное поле со странными конструкциями. Мне сложно описать, на что они похожи. Из земли торчат огромные рычаги, чем-то они похожи на руки, я не разглядел, сколько их, но все они расположены у огромных столов. Эти конструкции напоминают стол, возможно, на него должна встать какая-то огромная машина, но поле было пусто.

Сейчас дверь кабины открыта, экран терминала погас. Я прислушиваюсь, но не слышу ничего, я думаю, что мы здесь одни. Я не слышу даже завывания ветра снаружи, только сопение моих друзей, мне не хочется их будить.

5-й месяц 253 года, день 12.

Весь день мы потратили на осмотр ангара. Мы решили не делиться на группы и медленно, прислушиваясь к каждому шороху, двигались снизу вверх по этажам. Все это напоминало детскую игру, мы понимали, что мы здесь одни, но продолжали играть в эту игру, особенно это нравилось Кире, она шепотом рассказывала нам, как было бы здорово с ее детской группой здесь провести хотя бы один день. Мы с Девятым переглядывались, кивая друг другу, – нам бы это тоже понравилось в детстве. Мы занимались подобным в ОДУРе, получая за это недельные взыскания в виде внеочередных дежурств в отхожих местах, но оно того стоило, эта игра делала нас свободными. И сейчас я вновь испытывал это чувство свободы, когда решения принимаю я, и все зависит только от меня.

В ангаре было четыре этажа, они не уходили под землю, а вырастали над полем. Это было странное сооружение, на нашей планете так не строили. Внутри было прохладно, но не было холодно. На первом этаже мы обнаружили склады, все двери были открыты, достаточно было подойти к ней, и дверь сама открывалась. Девятый сказал, что механизм двери очень старый, но он работал, скрипел, дверь дергалась, но послушно открывалась. Внутри были бесконечные ряды стеллажей, ближайшие были пустыми, а в глубине они были снизу доверху заставлены массивными металлическими ящиками, коробами. У каждого стеллажа был свой цифровой код, но никому из нас эти обозначения были неизвестны. Я и Девятый попытались вытащить один из ящиков, но он оказался неподъемным. Мы приоткрыли его, он был доверху заполнен почерневшими от времени металлическими деталями. Девятый долго рассматривал их, считая, что это не от наших роботов. Белый предположил, что это похоже на части огромных мешалок, которые были в реакторах на карьере.

На других складах было почти то же самое, детали, иссохшие уплотнения, рассыпающиеся в руках. Мы поднялись на второй этаж, там были отдельные комнаты и большой склад в конце. В комнатах не было ничего интересного, столы, стулья, как у нас, но немного большего размера, поэтому сидеть на них было неудобно, ноги свешивались вниз, Кира с трудом забиралась на эти стулья. Одна комната была самая большая и напоминала столовую. Все столы были с толстым слоем пыли, на некоторых остались брошенные тарелки, кружки. Везде было много мусора, мы шли по нему, чувствуя, как под слоем пыли что-то постоянно лопается, крошится. В самом конце был склад, здесь были холодильники и стеллажи с сухими пайками. Дата на упаковке была странная: «3552/17/52», я открыл один и попробовал. Есть было можно, вкус стал совершенно нейтральным, но я ощутил, как организм обрадовался куску серой пищи. Мы открыли холодильники, там лежали странные почерневшие плоды, от прикосновения они лопались и отвратительно пахли. Кира сказала, что они похожи на те, что она собирала в Подземном городе. Определенно, есть это не стоило, там стояли еще какие-то бутылки, Белый вскрыл одну из них и сказал, что это, определенно, когда-то было вином из подземного города, он всегда на ярмарках под конец года пробовал эту дрянь. Запах был резкий и напоминал чистящую жидкость, которой у нас в департаменте часто мыли пол. От нее кружилась голова и пропадал аппетит. Я несколько раз видел, как уборщицы падали в обморок, когда мыли полы поздно вечером, я относил их в нашу столовую, а сам домывал пол, стараясь много не дышать, но потом я не мог спать несколько ночей, меня все время мутило. Девятый сказал, что они этим чистят двигатели роботов, хорошо снимает нагар.

Мы взяли несколько пайков и вернулись в столовую. Кира долго вытирала один из столов, удивительно, но в кране до сих пор была вода, а из фильтра текла сносная на вкус питьевая жидкость. Она была желтая и чуть сладковатая, мне это напомнило что-то из далекого детства, когда мне не было еще и года, и меня не отдали в ОДУР. Я сел на очищенный Кирой стул и на несколько минут уснул. Меня разбудили встревоженные друзья, они боялись, что мне плохо. Я рассказал им, что видел во сне женщину, и она поила меня этой сладкой водой. Видение было стремительным, и я не смог разглядеть лица этой женщины. Странно, очень странно, как вкус чего-то может так всколыхнуть память. Уверен, что это была моя мать, ее образ перемешался с матерью Шестого и Кирой, но было в ней и что-то свое, что отличало ее от них. Мне стало горько от того, что я не нашел в архиве ничего о своих родителях, и я заплакал. Плакать меня научила Кира, до встречи с ней все в моей жизни было иначе. Я сейчас думаю, а была ли это жизнь?

Кира попробовала эту воду и сказала, что она похожа на то, что дают совсем маленьким деткам в ОДУРе, у которых нет родителей. Ей несколько раз давали ее для детей в качестве докорма. Мне стало не по себе от ее слов, как можно так относится к детям, к людям? В памяти всплыли и другие термины нашего департамента: кормовая норма, перекорм, дожитие, пережитие… Пережития старались не допускать, постепенно снижая норму выдачи корма, доводя до истощения и смерти. Интересно устроен человеческий мозг: я совсем забыл про мою работу, смотря на нее сейчас как сторонний наблюдатель – я себя ненавижу за то, что я делал, хотя нет, не делал, а не сделал, не делал. Вот она истинная низость человека – безучастие, бездействие, тогда ты превращаешься в червя, живущего лишь ради поедания мерзлой земли, ради своего тела.

На третьем этаже были комнаты отдыха и спальни на две койки. Комнаты были просторные, а кровати большие, на одной могли легко уместиться по двое человек. В конце были душевые и санузлы, совсем не похожие на наши. Там стояли странные стулья в виде узкой чаши, но на них было удобно сидеть, всем очень понравилось.

На четвертом этаже находился контрольный центр, так гласила надпись на двери. Вокруг зала было панорамное окно, выходящее на поле. Мы видели очень хорошо все бетонные столы с огромными железными руками. В зале стояло множество столов с большими экранами и длинной клавиатурой. Все было погашено, кроме центрального пульта, так этот стол назвал Белый, он напоминал пульты из распределительного центра, управляющего работой роботов в городе. На экране велся обратный отсчет, до чего-то оставалось еще больше 100 часов. Все смотрели за убегающими минутами, а меня больше всего поразила дата, она была в самом низу экрана, еле заметная: «5-й месяц 3808 года, день 12». Совпадало все, кроме года. Я быстро посчитал и пришел к цифре «3555» – это было число дьявола, оно всегда было написано на потолке молельного дома, никто и никогда не объяснял, что оно значит, но это число было запрещено использовать везде, в документах, в списках, реестрах и даже в устной речи.

Мы все это время молчали, но как только я заговорил, обращая внимание друзей на дату, экран центрального пульта дернулся и стал грузить другую программу. Через несколько минут на экране появилось приветствие, программа называла нас исследователями космоса и жаловалась, что мы уже столько лет не приходили.

Я спросил, сколько лет нас не было, программа задумалась и сказала, что 253 года и 252 дня. Я спросил, знает ли она, почему мы не приходили, программа долго думала, экран погас надолго. Мы сели рядом с пультом, терпеливо ожидая, когда программа соберется с мыслями. Да, именно с мыслями, мы общались с думающей машиной, не теми простыми роботами, которые могли выполнять лишь четко прописанные команды, это был механизм другого уровня.

Программа зажгла экран и спросила нас, кто мы такие. Я назвал нас по именам, она не поняла и попросила рассказать подробнее, откуда мы и кто. Я вкратце рассказал где мы жили, как жили и как попали сюда. Я видел, как программа обрабатывает мои слова, и старался говорить проще и четче. Программа вновь ушла в глубокую задумчивость, но уже на несколько часов. За это время Кира и Белый успели принести еды, а мы с Девятым притащили несколько кроватей, которые мы поставили рядом с пультом. Мы легли, Кира легла рядом со мной, и вскоре уснули, пока нас не разбудила программа, она заговорила с нами. Голос был приятный, я бы сказал женский, но он не был похож ни на Киру, ни на других женщин, голос был глубже, ниже, от него все тело дрожало от набегающих мурашек. Кира сильно разволновалась, возбужденно глядя то на меня, то на ребят, боясь посмотреть на экран.

Я постараюсь записать все, что сказала нам программа. Все слова живы в моей памяти, но мне кажется, что часть я придумываю сам, а иногда кажется, что она так и сказала. Все перемешалось в моей голове, и не только в моей. Никто из нас не может больше жить иначе, мы уже не мы, нас больше нет! Все, что было в прошлом, умерло теперь – я всегда хотел знать правду, но узнав ее, я хочу ее забыть.

Это сказала программа или робот, или она, мне хочется наделить ее жизнью, я верю, что она гораздо более жива, чем мы все на этой планете:

«Я приветствую вас, жители Земли-696!

Я потеряла вас много сотен лет назад, после последней мировой войны. Мы ждали вас очень долго, но вы не приходили обратно. Тогда я дала команду на консервацию космодрома.

Пока вас не было, к нам часто прилетали автоматические станции и грузовые корабли, они брали ваши запасы со складов, но у них были выданные вами коды доступа, я не могла им отказать. Я знаю, что на складе стоят грузовики, они прибыли вчера, вы сказали, что приехали на них. Что вы привезли? Для кого? Вы не знаете, мне это понятно. Эти грузовики часто приезжают сюда, это 457-й раз. Они привозят топливо, это подтвердили мои датчики, грузовые корабли привозят запчасти, платы и биосинтетическое энергетическое топливо – я знала, что на планете есть жизнь! Верила, что вы придете, и берегла для вас космодром.

Но теперь я понимаю, что он вам не нужен, вы не можете использовать его. Ваш уровень развития отброшен на несколько тысяч лет назад. Это предсказывали ваши историки, вся ваша история есть на моих хранилищах, это поможет вам восстановить вашу цивилизацию.

Вот так выглядела ваша планета до последней мировой войны. Вы сами уничтожили свою планету – ваши предки».

Она вывела на экран зеленую планету. Удивительная, похожая на шар, с крупными зелеными кляксами на поверхности, как мажется в краске ребенок и мажет потом все вокруг, с темными островками посреди этих зеленых клякс. Она была удивительно красивая, Девятый сказал, что это и есть та земля, о которой рассказывала Кира, мама Шестого в своих сказках. Она и Кир знали больше, они знали о нашей планете.

Потом картинка сменилась, и мы увидели серую планету, всю покрытую белыми пятнами. Она больше не напоминала правильную сферу, вся поверхность была изъедена глубокими кратерами, это слово подсказала нам программа, она соединила прямыми линиями самые большие кратеры. Сначала фигура была непонятна, но планета все больше отступала назад, пропуская вперед неровную геометрическую фигуру, как если бы от правильного куба отсечь все углы, а потом втолкнуть в него еще один такой же куб и еще один, смяв их в единый ком. Среди этого хаоса нагромождения линий я увидел священный знак наших жрецов – усеченный куб неправильной формы. Программа, будто бы угадав мои мысли, высветила это сечение. Девятый что-то шипел себе под нос о том, что они все знали и молчали, скрывали от всех. Я спросил программу, почему она не знает, кто присылает сюда эти бочки с топливом? Почему она вывела этот символ. Программа продолжила рассказ:

«После решающего сражения планета превратилась в мертвую планету. Ваши предки предвидели это и построили несколько подземных городов. Каждый из этих городов находится под землей и защищен от смертельного воздействия радиации. Я вижу, что вы изменились, вы стали меньше ростом, ваш род человека эволюционировал стремительно и выжил. Этот неправильный усеченный куб на экране – карта городов, на каждом усеченном угле есть город. Все они расположены вблизи главных месторождений, там же находятся фабрики по обогащению энергетической руды. Больше у меня информации нет. Я не знаю, работают ли другие фабрики, но они были устроены так, чтобы присутствие человека не требовалось постоянно. Ваша планета торговала этой рудой с Землей-232. Возможно, это они прилетают за ним, но теперь они не передают мне информацию, а управляют пусковыми столами самостоятельно. Они имеют все коды управления, поэтому я стараюсь не выдавать себя во время их прилетов.

Я не знаю, есть ли еще живые на нашей планете, я тоже считаю ее своим домом, меня здесь создали, и я рада, что вы пришли ко мне. После финального ядерного удара планета перестала существовать. На долгие десятилетия ее заволокли столбы пыли, все живое погибло. На складе вы найдете много биосинтетического топлива, оно не может испортиться, вы его разработали для себя, чтобы выжить в условиях радиационного заражения. Я предполагаю, что вы привыкли к нему, раз пришли сюда без защитных костюмов. Люди с Земли-232 не смогут здесь жить, им не хватит кислорода, они не выдержат радиационного фона, он до сих пор смертелен для человека».

Кира спросила, сможем ли мы улететь на эту Землю-232? Как она выглядит? Она такая же, как и наш Каткьюб с вечным снегом и холодом? Программа вывела на экран яркую голубую планету с зеленными островками, она показала нам голубое небо, зеленые луга, высокие деревья – все, как рассказывала нам мама Шестого, мы потом рассказывали Кире. Небольшие домики, люди, похожие на нас, но они были выше, они были больше, с пятью пальцами на руках, женщины светловолосые, с длинными волосами до пояса, мужчины широкоплечие, с длинными руками, широкой грудью. Да, они были похожи на нас, но мы отчетливо видели, что они другие. Программа сказала, что нам будет очень тяжело жить на Земле-232, их воздух может убить нас, поэтому мы сможем находиться там только в защитном скафандре.

Белый и Девятый сразу заявили, что не хотят туда лететь, я тоже сомневался, но Кира вся загорелась. Я спросил, остались ли скафандры на складе, программа долго думала и ответила, что есть, но только детские размеры. Я уверен, что для Киры мы точно подберем. Люди на Земле-232 добрые, это видно по их лицам. Я думаю, что они не знают, что здесь есть еще кто-то живой. Мы пошлем к ним Киру, она им все расскажет, Девятый предложил передать им мой дневник, программа заинтересовалась им, предложив перевести его на язык Земли-232. Я был поражен, оказывается, что мы разговариваем на машинном языке, так назвала его программа. Она поняла это сразу, услышав нашу речь.

Я дописываю последние строки и передаю дневник машине. Она его распознает и переведет. Кира вся дрожит от восторга, но я вижу, как она боится. Я делаю вид, что не боюсь, скафандр мы для нее найдем, программа показала нам, как он выглядит, мы видели такие на складе. Я не знаю, что будет дальше, уже столько всего произошло, что кружится голова. Грузовой корабль прилетит через 80 часов, у нас еще есть время подготовиться. Худшее, что может быть – корабль будет полностью автоматический, но Девятый меня успокаивает – ни один робот не сможет нормально загрузить эти бочки из грузовиков на борт корабля, они специально поставили их как попало, хитрецы.

На этом все, прощайте, друзья! Кира – ты лучшее, что было в моей жизни, я люблю тебя. Если ты увидишь, что на нашем снежном каткьюбе лучше, возвращайся домой, пускай он и холодный и здесь нет солнца, но все же это наш дом, другого у нас нет и быть не может.

5-й месяц 253 года, день 13.

Я забрала дневник у Тринадцатого и все прочитала. Почему он не говорил мне, что любит меня? Я очень ждала этих слов! Я его тоже очень сильно люблю, и ребят тоже люблю, но не так. Но я должна улететь, я приняла решение, он согласен, Тринадцатый тоже так считает. Я боюсь и я счастлива! Мне кажется, что мы никогда не расстанемся навсегда, я верю в это. Я вернусь, обязательно вернусь!