Текст книги "Проклятие Шалиона"

– Подождите секунду, ди Санда! – попросил Кэсерил.

Ди Санда остановился.

– Кастиллар? – произнес он.

– Хорошо ли вы запираете свою дверь и не расстаетесь ли вы с ключом? – спросил Кэсерил.

Ди Санда удивленно приподнял брови.

– У меня отличный сундук с крепким замком. И там лежит все, что я должен беречь.

– Этого недостаточно! Необходимо хорошенько запирать всю комнату.

– Чтобы никто ничего не украл? Но у меня нечего…

– Нет. Чтобы никто не положил туда нечто уже украденное.

Ди Санда ошеломленно посмотрел на Кэсерила. Видно было, как напряженно работают его мозги. Наконец он поднял глаза на кастиллара.

– Вот это да! – произнес он.

И кивнув, то есть почти поклонившись, сказал:

– Благодарю вас, кастиллар. Об этом я не подумал.

Кэсерил ответил поклоном на поклон и вошел в комнату.

10

Удовлетворенно похмыкивая, Кэсерил сидел в своей ярко освещенной комнате, держа на коленях томик классического браджарианского стихотворного романа «Легенда о зеленом дереве». Когда-то, в годы правления Фонзы Мудрого, о библиотеке Зангры говорили как об одном из чудес света. Теперь же она медленно погибала, оставленная без внимания. Томик, который Кэсерил листал, никто не брал с полки уже много лет, свидетельством чему был толстый слой пыли, который Кэсерил стряхнул, когда нашел книгу в библиотеке.

Он получал настоящее удовольствие: автор романа, Бехар, оказался искусным мастером стихосложения; свечей было даже в избытке (отчего Кэсерил чувствовал себя чуть-чуть преступником: когда комендант замка будет подписывать счета за освещение, он, конечно, удивится такой расточительности принцессы). Ритм Бехаровых каденций звучал в голове Кэсерила. Он послюнявил палец и перевернул страницу.

Но оказывается, в его голове звучали не только строфы, искусно составленные Бехаром. Стук, топот и смех, приглушенные потолком, доносились и с верхнего этажа. Впрочем, забота о том, чтобы Изелль и ее свита вовремя ложились спать, лежала на плечах Нан ди Врит, а не на его собственных. Он вновь обратил глаза и внутренний слух к божественным видениям Бехара и решил не обращать внимания на доносящийся сверху шум, пока оттуда не раздался, явственно и определенно, отчаянный поросячий визг.

Никакой Бехар не был в состоянии справиться с этой тайной. Усмехнувшись, Кэсерил отложил книгу на кровать, встал, обулся и, подтянув тунику, взял со столика одну из свечей, чтобы посветить себе на черной лестнице, ведущей наверх.

Поднимаясь, он едва не столкнулся с летящим вниз Дондо ди Джироналом. Тот был одет в свой обычный наряд придворного – голубую парчовую тунику и шерстяные панталоны, хотя его белый плащ свисал с руки вместе с перевязью меча. Лицо его выражало крайнюю степень озлобленности и горело огнем. Кэсерил уже было открыл рот, чтобы вежливо поприветствовать генерала, но при виде убийственной гримасы на лице Дондо слова замерли на его губах. Дондо промчался мимо Кэсерила, не произнеся ни слова.

Кэсерил бросился наверх и, вбежав на верхний этаж, увидел, что все настенные светильники горят, а в коридоре толпятся люди, некоторым из которых там было явно не место в столь поздний час. Он увидел не только Бетрис, Изелль и Нан ди Врит, но и лорда ди Риналя, одного из приятелей лорда ди Риналя, а также некую незнакомую даму и ди Санду. Вся эта толпа заливисто хохотала, заслоняя собой от Кэсерила некий предмет. Неожиданно они расступились, и в образовавшемся проходе Кэсерил увидел принца Тейдеса и пажа, вдруг бросившихся за рванувшим от них поросенком, шея которого была обмотана яркими лентами. Поросенок подбежал к ногам Кэсерила, и паж, воспользовавшись секундным замешательством животного, поймал его. Тейдес разразился триумфальными криками.

– В мешок его, в мешок! – вопил ди Санда.

Вместе с Бетрис ди Санда подбежал к Тейдесу, который с помощью пажа пытался засунуть визжащего зверя в большой холщовый мешок, куда тот совсем не хотел идти. Бетрис наклонилась и почесала поросенка за ухом.

– Благодарим тебя, леди Свинка! – сказала она, смеясь. – Ты отлично исполнила свою роль. Пора тебе и домой.

Паж взвалил мешок с дергающимся животным на плечо, поклонился всей компании и, ухмыляясь, ушел.

– Да что тут происходит? – спросил Кэсерил, в котором желание посмеяться боролось с чувством тревоги.

– О! У нас получилась бесподобная шутка! – воскликнул Тейдес. – Видели бы вы лицо лорда Дондо!

Это лицо Кэсерил только что видел, и выражение этого лица не внушило ему чувства радости. Под ложечкой у него засосало.

– Что же вы сделали?

Изелль гордо вскинула голову.

– Я прозрачно намекала, а Бетрис прямо и откровенно заявляла лорду Дондо, что его ухаживания и претензии нам неприятны, но он не отставал. И тогда мы решили удовлетворить его притязания. Тейдес нашел для него возлюбленную в свинарнике, и вместо девственницы, которую лорд Дондо ожидал найти в постели Бетрис, когда на цыпочках пробирался к ней в спальню, он нашел там леди Свинку.

– О, не обижайте нашу красавицу! – воскликнул лорд Риналь. – Она ведь тоже могла оказаться девственницей!

– Конечно, могла! – засмеялась сопровождавшая его дама. – Только в прошлом, до визита лорда Дондо. Иначе зачем бы она так визжала?

– Жаль, что она пришлась лорду Дондо не по вкусу, – сказал ди Санда ядовито. – Я, признаться, удивлен. Все в один голос говорят, что он готов возлечь с кем угодно и с чем угодно.

Он бросил украдкой взгляд вбок, чтобы увидеть, какой эффект его слова произвели на ухмыляющегося принца.

– И это после того, как мы щедро оросили ее моими лучшими дартаканскими духами! – делано вздохнула Бетрис. Смех в ее глазах не смог перебить выражение ярости, которая ждала удовлетворения и наконец дождалась.

– Вам следовало все мне рассказать, – начал было Кэсерил, но замолчал. Рассказать о чем? Об этой шутке, этом злом розыгрыше? Они наверняка догадывались, что он воспрепятствует этой затее. А может быть, о том, как Дондо домогается их внимания? О том, насколько гнусны его приставания? Кэсерил сжал кулаки так, что ногти впились в его ладони. И что он сделает? Пойдет к королю? Королеве? Бесполезно!

– Шуму в Кардегоссе будет! – между тем говорил лорд Риналь. – Все будут говорить: Этот прохвост получил свое! Кстати, и про хвост не забудут. У нашей свинки такой чудесный хвостик крючком! Я уже слышу, как каждый, кто встретится с Дондо, начнет вилять задом и похрюкивать. А сам Дондо вряд ли теперь сядет за стол, где подают свинину.

– Принцесса! Леди Бетрис! – обратился он к дамам. – Благодарю вас от всего сердца!

И придворные удалились, вероятно, чтобы рассказать о замечательном розыгрыше тем своим друзьям, которые еще не спали.

Кэсерил, подавив чувства, в нем бушевавшие, тщательно обдумал свои слова и произнес:

– Принцесса! Это было не вполне разумно.

Принцесса, нахмурившись, гордо посмотрела на своего наставника.

– Этот человек, – произнесла она, – носит одежды генерала святого ордена Госпожи Весны, а сам готов сорвать одежды с любой девушки и лишить ее того, что для нее поистине свято – ее девственности. Кроме того, он хапает все, до чего только может дотянутся… Вы говорили, что у вас пока нет доказанных свидетельств относительно того, что и где еще он подгребает под себя. Но у нас достаточно доказательств, слава Богине. По крайней мере, мы доказали ему, как это глупо – пытаться что-то украсть у меня. Зангра – это королевский дворец, а не скотный двор.

– Да успокойтесь вы, Кэсерил! – посоветовал ему ди Санда. – Не станет же этот тип мстить принцу и принцессе!

Он осмотрелся. Тейдес ходил по коридору, собирая смятые ленты, которыми был украшен поросенок и которые он разбросал во время своего бегства.

Понизив голос, ди Санда продолжил:

– И важно было еще, чтобы Тейдес увидел своего героя в менее благоприятном свете. Когда лорд Дондо выскочил из спальни леди Бетрис с падающими штанами, мы все стояли в коридоре. А тут еще и свинья пробежала у него между ног. Он выглядел как полный дурак! Это лучший урок за последние месяцы, который я мог преподать Тейдесу. Может быть, мне все-таки удастся его наставить на путь истинный?

– Буду молиться о том, чтобы вы оказались правы, – сказал Кэсерил. Он не стал говорить, что, кроме принца и принцессы, в Зангре есть еще люди, которым Дондо может мстить за свой позор.

Тем не менее в последующие дни никаких намеков на то, что обиженный Дондо собирается кому-то мстить, не было. Он воспринимал шутки ди Риналя и его приятелей с жиденькой улыбкой – пусть и не радостной, но – улыбкой! Когда Кэсерил садился за стол, он ждал, что на нем непременно появится жареный поросенок, украшенный лентами, но и этого не происходило. Бетрис, на которую реакция Кэсерила поначалу произвела впечатление, понемногу успокоилась. Несмотря на свой взрывной темперамент, Дондо демонстрировал, как долго он может ждать, чтобы отомстить за свои незаживающие раны.

К немалому облегчению Кэсерила, похрюкивание и повизгивание в коридорах замка затихли раньше, чем через две недели, – у придворных появились новые объекты сплетен и шуток. Кэсерил начал надеяться: а вдруг Дондо, без всяких для окружающих людей последствий, просто взял, да и проглотил, не плюясь, то лекарство, которое вынужден был публично принять? А может быть, его старший брат, горизонт которого был, конечно, гораздо шире, чем узкий мирок замка, предпринял какие-нибудь усилия, чтобы подавить в своем брате желание мести? За пределами столицы достаточно проблем, к которым должны были обратить свое внимание взрослые, солидные люди: на юге Ибры разгорался пожар гражданской войны, в провинциях орудовали бандиты, плохая погода слишком рано сделала горные проходы непригодными для использования.

В свете этих последних событий Кэсерил решил заняться организацией переезда принцессы и ее хозяйства – на тот случай, если король и двор решат, что нужно перебираться из Зангры в зимнюю резиденцию, и сделать это необходимо до наступления Дня Отца. Кэсерил сидел в своей рабочей комнате, подсчитывая, сколько и чего нужно лошадям и мулам принцессы, как на пороге появился паж.

– Милорд Кэсерил! – произнес паж. – Король просит вас прибыть к нему в башню Иаса.

Кэсерил отложил перо и отправился вслед за пажом, недоумевая, что от него потребовалось королю. Неожиданные фантазии Орико могли быть весьма эксцентричными. Дважды он приказывал Кэсерилу сопровождать его в зверинец и выполнять работу, которую мог бы легко сделать и паж – подержать цепь или передать скребницу или корм. Впрочем, во время этих совместных экспедиций король задавал вопросы относительно принцессы и ее дел, а Кэсерил воспользовался возможностью внушить Орико мысль о том, насколько Изелль боится стать платой за мир с Архипелагом или с каким-нибудь иным рокнарийским королевством. Кэсерил надеялся, что эта мысль укоренилась в голове монарха – несмотря на сомнения, что в его полусонном мозгу вообще могли укореняться какие-нибудь мысли.

Паж проводил Кэсерила в длинную комнату в башне Иаса, которую лорд ди Джиронал использовал для своей канцелярии, когда двор жил в Зангре. В комнате по стенам были рядами устроены полки, на которых стояли и лежали книги, свитки пергамента, папки, а также седельные сумки, с которыми разъезжали по своим делам королевские курьеры. Два стража в ливреях встретили Кэсерила и пажа перед входом в комнату и, впустив их, вошли следом, заняв место у дверей. Кэсерил обратил внимание, как внимательно стражи смотрят в его сторону.

Король Орико сидел рядом с канцлером за столом, на котором лежали бумаги. Орико выглядел усталым. Ди Джиронал, напротив, был подтянут и напряжен. Одет он был в свой ежедневный наряд, но с шеи его свисала цепь – атрибут высокой должности. Придворный, в котором Кэсерил опознал сэра ди Марока, отвечавшего за состояние личного оружия и гардероба короля, стоял на одном конце стола. На другом, с лицом, исполненный крайнего беспокойства, стоял паж.

Приведший Кэсерила паж провозгласил:

– Кастиллар ди Кэсерил, сир.

После чего, глянув на стоящего возле стола приятеля, удалился к дальней стене.

Кэсерил поклонился.

– Мой король! Милорд канцлер!

Ди Джиронал, поглаживая свою тронутую сединой бороду, посмотрел на Орико, который при этом пожал плечами, и спокойно сказал:

– Кастиллар! Вы крайне обяжете их величество, если снимете тунику и повернетесь к нам спиной.

Словно холодная рука сжала его горло. Кэсерил сжал зубы, кивнул и развязал фалды туники, после чего скинул ее с плеч вместе с плащом, удержав на согнутых локтях. Сделав бесстрастное лицо, лицо военного, подчиняющегося приказу, он повернулся и услышал сдавленные вздохи, изданные двумя взрослыми, и молодой голос, произнесший:

– Это он! Я это видел!

Вот как? Это тот самый паж!

Кто-то откашлялся. Кэсерил подождал, когда лицо его прекратит гореть, и повернулся.

– Могу ли я одеться, сир? – спросил он короля.

Орико кивнул и, поерзав, сказал:

– Кэсерил… ходят слухи, что вас обвинили… что вас приговорили в Ибре… приговорили в Ибре за изнасилование, забили в колодки и бичевали. Это так?

– Это ложь, сир, – ответил Кэсерил. – Кто это утверждает?

Он посмотрел на ди Марока, который при виде спины Кэсерила мертвенно побледнел. Насколько Кэсерилу было известно, ди Марок не был связан со старшим ди Джироналом служебными отношениями. Не принадлежал он и к приятелям Дондо. Может, ему дали взятку? Или он просто честный простак?

Неожиданно из коридора раздался звонкий женский голос:

– Я должна увидеть брата. У меня есть на это право!

Один из стражников с воинственным видом подался вперед, а потом отступил – в комнату вошла принцесса Изелль, сопровождаемая леди Бетрис и ди Сандой.

Изелль быстро обвела взглядом собравшихся у стола мужчин и, вскинув голову, воскликнула:

– В чем дело, Орико? Ди Санда сказал, что вы арестовали моего секретаря. Почему меня не поставили в известность?

По тому, как скривилась физиономия ди Джиронала, стало ясно, что вторжение принцессы никак не входило в его планы. Орико же замахал своими толстыми ручками:

– Что ты! Никто никого не арестовывал. Мы собрались, чтобы исследовать предъявленные обвинения.

– Какие обвинения?

– Очень серьезные, принцесса, – вступил в разговор канцлер. – Но они не для ваших ушей. Вам следует удалиться.

Намеренно проигнорировав слова ди Джиронала, Изелль пододвинула кресло и села, сложив руки на груди.

– Если это серьезные обвинения, относящиеся к моему самому доверенному слуге, то они как раз для моих ушей. Кэсерил! В чем дело?

Кэсерил отвесил легкий поклон в сторону принцессы.

– Был распространен слух людьми, чьи имена пока не названы, будто шрамы на моей спине есть следствие наказания за совершенное мной преступление.

– Прошлой осенью, – нервно покусывая губы, произнес ди Марок. – В Ибре.

Бетрис, которая вместе с Изелль зашла за спину Кэсерила, чтобы разглядеть его исполосованную спину, сдавленно охнула. Лицо ди Санды сморщилось в гримасе ужаса и сочувствия.

– Могу ли я надеть тунику, сир? – спросил Кэсерил.

– Конечно! – поспешно ответил король.

– Природа преступления, в котором подозревается кастиллар ди Кэсерил, такова, что возникают веские сомнения в том, что ему можно доверять служить вам, принцесса, равно как и всем прочим дамам.

– Что? Изнасилование? – с едкой усмешкой спросила принцесса. – Кэсерил и изнасилование? Да это самая абсурдная ложь из всего, что я когда-либо слышала!

– И тем не менее мы же видим следы бичевания! – сказал ди Джиронал.

– Это подарок от хозяина рокнарийской галеры, – проговорил Кэсерил сквозь зубы. – В ответ на мое необдуманное поведение. Да, это было прошлой осенью, но весьма далеко от берегов Ибры.

– Ну что ж, таким объяснением можно было бы и удовлетвориться, – судейским тоном проговорил ди Джиронал. – Однако это странно. Мы слышали легенды о жестоких условиях жизни на галерах, но их хозяева, как правило, не станут наказывать рабов так, что те больше не смогут работать веслами.

Кэсерил усмехнулся.

– Я его спровоцировал.

– И каким образом, Кэсерил? – спросил Орико, подставив ладонь под свой жирный подбородок.

– Я набросил свою цепь ему на горло и хотел придушить. Мне почти удалось это, но меня оттащили.

– О Боги! – воскликнул король. – Вы собирались совершить самоубийство?

– Не уверен. Тогда я уже дошел до состояния, в котором не чувствовал ни страха, ни надежды, ни ярости. Мне дали напарника в соседи по галерной скамье, мальчика с Ибры, лет пятнадцати от роду. Он сказал, что его похитили, и я ему поверил. По виду он был из хорошей семьи, воспитанный. Явно галеры были не для него. Он страшно обгорел на солнце, а руки его кровоточили. Испуганный, робкий, стыдливый. Он сказал, что его имя – Дэнни. Имени своих родителей он, правда, не назвал. Хозяин галеры собирался использовать его способом, запрещенным у рокнарийцев, и Дэнни, защищаясь, ударил хозяина. Конечно, это было глупо, и я не успел остановить его… Он просто не понимал. Я тогда соображал очень слабо, но решил, что если я ударю хозяина галеры, то отвлеку его внимание от мальчика.

– И тот станет мстить не Дэнни, а вам? – выдохнула Бетрис.

Кэсерил пожал плечами. Перед тем как набросить цепь на шею хозяина, он ударил его коленом в пах, чтобы охота развлекаться с мальчиками пропала у него хотя бы на неделю. Но ведь неделя – не такой уж и большой срок. А что потом?

– Это был бесполезный шаг. Точнее, был бы бесполезным, если бы нас на следующее утро не спасла ибранская военная флотилия.

– Стало быть, у вас есть свидетели! – ободряющим тоном сказал ди Санда. – И довольно много! Мальчик, рабы, ибранские моряки. А что стало с мальчиком?

– Я не знаю. Некоторое время я лежал в Загосуре, в приюте при храме Материнского Милосердия, и к тому времени, как смог встать, все свидетели уже разошлись и разъехались кто куда.

– Да, поистине героическая история, – сказал ди Джиронал, пытаясь своим тоном убедить слушателей, что это – лишь версия Кэсерила, причем не обязательно правдивая. Нахмурившись, он оглядел собравшихся, задержавшись взглядом на ди Санде и разгневанной Изелль.

– И, как я полагаю, вы можете попросить принцессу дать вам отпуск на месяц, чтобы вы смогли съездить в Ибру и разыскать этих… вовремя, так сказать, разъехавшихся свидетелей.

На целый месяц оставить дам без охраны? Здесь? Да и переживет ли это путешествие он сам? Или будет убит и похоронен в безымянной могиле в двух часах езды от Кардегосса, а при дворе подумают, что он сбежал и, следовательно, виновен в том, в чем его обвиняют? Бетрис прижала ладонь к побелевшим губам, пристально глядя на ди Джиронала. Один человек по крайней мере больше верит его, Кэсерила, словам, чем шрамам на его спине. Он выпрямился.

– Нет, – сказал он наконец. – Меня оболгали. На чашах весов – мое честное слово и сплетня. Пока у вас не будет более веских доказательств, чем слухи, я буду утверждать: все сказанное здесь обо мне – ложь. Кстати, а откуда ветер дует? Вы проследили эту сплетню к ее истокам? Кто меня обвиняет? Вы, ди Марок?

Нахмурясь, он посмотрел на стоящего возле стола придворного.

– Расскажите, ди Марок, – предложил ди Джиронал.

Ди Марок вздохнул.

– Я услышал эту историю от ибранского торговца шелком, когда имел с ним дела в связи с королевским гардеробом. Он узнал кастиллара, сказав, что видел, как того подвергали бичеванию в Загозуре. И когда он встретил кастиллара здесь, то был поражен. Торговец рассказал, что дело было весьма неприятное: кастиллар изнасиловал дочь человека, который его приютил. Свидетель запомнил эту историю именно потому, что преступление было таким отвратительным.

Кэсерил погладил бороду.

– Вы уверены, что он не принял меня за другого?

Ди Марок ответил:

– Нет, он знал ваше имя.

Кэсерил прищурился. Никакой ошибки – наглая ложь, купленная и оплаченная. Но чей язык купили? Язык придворного или язык торговца шелком?

– И где тот торговец сейчас? – вступил в разговор ди Санда.

– Отправился со своим обозом в Ибру, чтобы успеть до снегов.

Кэсерил же спросил нарочито мягко:

– Вспомните, когда точно вы слышали эту историю.

Некоторое время ди Марок колебался, считая в уме и помогая себе считать шевелением пальцев, после чего проговорил:

– Уехал он три недели назад, а рассказал мне все перед отъездом.

О, теперь известно, кто лжет! Кэсерил усмехнулся, но это была усмешка отнюдь не радостная. То, что торговец шелком не был выдумкой, сомнению не подлежит, как и дата его отъезда. Но этот ибранец отбыл из Зангры задолго до того, как Дондо пытался подкупить Кэсерила. И тогда, не сумев избавиться от него прямо, с помощью подкупа, он решил сделать это обходными путями, через клевету. К сожалению, такие аргументы Кэсерил не мог привести в свою защиту.

– У торговца из Ибры не было причин лгать, – сказал ди Марок.

А у тебя – была. Интересно, какая?

– Вы знали эти факты три недели и лишь сейчас донесли их до короля и канцлера. Почему так долго, ди Марок?

Ди Марок затравленно взглянул на Кэсерила.

– Поскольку торговец уехал, – ворчливо проговорил король, – невозможно определить, кто говорит правду, а кто – нет.

– Тогда, как я думаю, – вступил, выпрямившись, ди Санда, – следует истолковать имеющиеся сомнения в пользу ди Кэсерила. Вы можете его знать недостаточно хорошо, но его отлично знает провинкара Баосии, которая полностью ему доверяет. Он пять или шесть лет служил у ее мужа.

– В юности! – вторгся ди Джиронал. – А люди меняются. Особенно на войне с ее жестокостью. Если в человеке есть хотя бы незначительные сомнения, ему не следует доверять должность, особенно если ее отправление сопряжено с… соблазнами известного рода.

И он красноречиво посмотрел на Бетрис.

Та, глубоко вздохнув, хотела уж было что-то сказать, но, к счастью, в разговор вступила Изелль:

– Это чепуха. В условиях самой жестокой войны вы, марч, передали ди Кэсерилу ключи от крепости Готоргет, которая была оплотом всей оборонительной линии Шалиона на севере. Тогда вы ему доверяли, и он полностью оправдал ваше доверие.

Лицо ди Джиронала напряглось, и он, едва заметно улыбнувшись, сказал:

– Смотрите, насколько вырос воинский дух в Шалионе: теперь даже юные девицы советуют военачальникам, каких стратегий им придерживаться.

– Иногда это бывает полезным, – негромко проговорил Орико. Только легкое, почти незаметное движение глаз канцлера в сторону монарха дало всем понять, что он слышал слова короля.

Голосом недоумевающим ди Санда сказал:

– Да, но почему тогда кастиллар не был выкуплен вместе с остальными офицерами Готоргета, ди Джиронал?

Кэсерил сжал зубы. Заткнись, ди Санда.

– Рокнарийцы сообщили нам, что он погиб, – ответил коротко канцлер. – Вероятно, они не отдали его нам из мести. Я предположил, что это так, когда узнал, что кастиллар жив. Хотя если торговец шелком говорит правду, то, что он сделал, он мог сделать, будучи доведенным до крайнего состояния. Бежал, потом скитался по Ибре, мог не отдавать себе отчета в том, что совершил, а потом этот… этот арест.

Он посмотрел на Кэсерила и тут же отвел взгляд.

Ты знаешь, что ты лжешь. И я знаю, что ты лжешь. Но ди Джиронал до сих пор не знал, осведомлен ли Кэсерил о том, что произошло на самом деле. Правда, теперь это нельзя отнести к преимуществам. Сплетня уже выбила почву из-под ног Кэсерила – независимо от результатов расследования, которое назначит Орико.

– Чего я не понимаю, – сказал ди Санда, глядя на ди Джиронала, – так это то, почему никто не занимался расследованием исчезновения кастиллара. Ведь он, в конце концов, был начальником гарнизона крепости!

Изелль же, подумав, заявила:

– Если вы полагаете, что рокнарийцы мстили нам, то не кажется ли странным то, как они распорядились человеком, который как командир гарнизона стоил гораздо большего?

Ди Джиронал состроил натужную гримасу – ему явно не нравилось то, куда могла завести всех логика принцессы, а потому он сел и решил побыстрее закончить обсуждение.

– Ну что ж, – сказал он, – пока мы зашли в тупик. Что мы имеем? Слово одного человека против слова другого, и никаких доказательств. Я бы предложил действовать предусмотрительно. Нужно, вероятно, перевести лорда ди Кэсерила на менее значительную должность или же отправить назад, в распоряжение вдовствующей провинкары Баосии.

Изелль едва не взорвалась от негодования:

– И пусть сплетники торжествуют? Нет! Ни за что не соглашусь!

Орико тер виски так, словно у него болела голова, и попеременно бросал взгляды то на своего холодного как лед главного советника, то на свою разгневанную сводную сестру. Наконец он издал легкий стон:

– О Боги! Как не люблю я…

Выражение лица монарха сменилось, и он выпрямился.

– Есть лишь одно решение, – начал он, – и это решение будет справедливо.

Он подозвал пажа, который привел Кэсерила, и что-то прошептал тому на ухо. Ди Джиронал напрягся, нахмурившись, но, похоже, так и не понял, что король сказал пажу.

Паж вышел.

– И каково ваше решение, мой господин? – спросил ди Джиронал с некоторой опаской.

– Это будет не мое решение. Пусть решение примут Боги. Пусть они сообщат нам, кто невиновен, а кто лжет.

– Неужели вы думаете о судебном поединке? – спросил ди Джиронал с нескрываемым ужасом в голосе.

Кэсерил также испытал ужас – как и мертвенно побледневший ди Марок.

Орико моргнул.

– Нет, – сказал он. – Мысль у нас совсем иная.

Он взглянул на ди Марока и Кэсерила и продолжил:

– Они достаточно подходят друг другу. Конечно, ди Марок помоложе и показывает хорошие результаты на моем песчаном ринге, но опыт тоже имеет значение.

Бетрис взглянула на ди Марока и озабоченно нахмурилась. То же сделал и Кэсерил, но, как он подозревал, по иной причине. Ди Марок действительно был превосходным ринговым «танцором», но если ему будет противостоять боец, владеющий жестокими, бескомпромиссными приемами, принятыми на реальной войне, то дворцовому дуэлянту не протянуть и пяти минут. Кэсерил на мгновение столкнулся взглядом с ди Джироналом и понял, что канцлер пришел к таким же выводам. При мысли о том, что ему придется убить этого юношу – даже притом что тот мог действительно оказаться лжецом, сердце у Кэсерила упало.

– Я не знаю, лгал ли тот ибранец, или нет, – проговорил ди Марок, аккуратно выбирая слова, – но я передал то, что слышал.

– Хорошо, хорошо! – отмахнулся от него Орико. – Я думаю, мой план будет получше.

Он шмыгнул носом, отер его рукавом и принялся ждать. В комнате воцарилось нервное молчание.

Прервал молчание паж, который, войдя, объявил:

– Умегат, сир!

В дверях появился как всегда аккуратно одетый рокнариец, который с немалым удивлением посмотрел на собравшихся, но тут же, подойдя к королю и встав напротив, низко поклонился.

– Чем я могу служить вам, милорд?

– Умегат! – сказал Орико. – Отправляйся во двор замка и принеси нам первую из священных ворон, которую ты поймаешь. А ты, – он кивнул пажу, – пойдешь с ним в качестве свидетеля. А теперь – быстро! Быстро! Пошли!

И, поторапливая Умегата и пажа, он захлопал в ладоши.

Не задав ни единого вопроса и не выразив никакого удивления, Умегат поклонился и вышел. Кэсерил заметил, как ди Марок бросает на канцлера встревоженный взгляд, дескать – Ну и что дальше? Но ди Джиронал лишь стиснул зубы, проигнорировав немой вопрос придворного.

– Итак! – сказал Орико. – Как же нам это организовать? Я знаю: Кэсерил встанет в этом углу комнаты, ди Марок – в противоположном.

Ди Джиронал напряженно размышлял. После чего едва заметным кивком головы указал ди Мароку на стену с окном. Кэсерилу досталась противоположная.

– Все вы, – обратился он к Изелль и ее свите, – встаньте в сторонке, будете свидетелями. Вы – тоже!

В свидетели он записал и пажей, и охранников. Поднявшись из-за стола, он сам, по своему вкусу, всех расставил и рассадил. Ди Джиронал, хмурясь, играл пером и оставался сидеть там, где сидел.

Гораздо быстрее, чем ожидал Кэсерил, вернулся Умегат, неся под мышкой весьма недовольную ворону. Сопровождал рокнарийца скачущий вокруг него взволнованный паж.

– Была ли эта ворона первой из тех, что вы увидели? – спросил король мальчика-пажа.

– Да, милорд, – ответил тот. – Вся стая кружила вокруг башни короля Фонзы, и было их шесть или восемь. Умегат встал во дворе, закрыл глаза и вытянул руку. И эта ворона спустилась и села ему на рукав.

Кэсерил напряг глаза, всматриваясь в оперение бормочущей что-то птицы – не отсутствует ли у нее в хвосте пара перьев?

– Отлично, – радостно сказал король. – А теперь, Умегат, встань посередине комнаты, и, когда я подам сигнал, ты отпустишь ворону. Мы увидим, к кому она полетит, и узнаем ответ на вопрос, который нас интересует. Подождите! Каждый должен в душе своей произнести молитву и попросить Богов, чтобы они открыли нам истину.

Изелль приготовилась было молиться, но Бетрис спросила:

– Но, сир! Что мы в таком случае узнаем? Она же может полететь и ко лжецу, и к честному человеку.

– Вот как? – озадаченно проговорил Орико.

– А может, она просто начнет кружить по комнате, – проговорил ди Джиронал, и нотки отчаяния засквозили в его голосе.

И тогда мы узнаем, что Боги – в таком же тупике, что и мы, – подумал Кэсерил, но воздержался от того, чтобы произносить это вслух.

Умегат, поглаживая птицу, чтобы успокоить, поклонился и проговорил:

– Так как Богам мила и любезна правда, ворона непременно полетит к честному человеку, сир.

При этом он не посмотрел ни на Кэсерила, ни на ди Марока.

– Отлично! – кивнул король. – Начинаем!

Умегат, в котором Кэсерил начал подозревать наличие изрядного театрального таланта, расположился ровно посередине комнаты, на равном расстоянии от обоих подозреваемых и, вытянув вперед руку, на которой сидела птица, медленно снял с ее спины и крыльев вторую руку. Лицо его при этом несло выражение почтительной богобоязненности. Кэсерилу стало интересно – а что станут Боги делать с какофонией разнообразных и, соответственно, конфликтующих друг с другом молитв, которые втекали в их уши из уст людей, собравшихся в этой комнате? Наконец Умегат слегка подбросил птицу вверх и опустил руку. Ворона каркнула и раскрыла крылья. На хвосте ее Кэсерил отметил отсутствие двух перьев.

Ди Марок выставил вперед две руки, надеясь, что ему удастся перехватить птицу, если она будет пролетать мимо. Кэсерил хотел было крикнуть Кэс, но осекся – его увлекла чисто теологическая сторона вопроса: правду он знал, но его интересовали сами возможности испытания, где критерием истины была объявлена воля Богов. Он стоял у стены, выпрямившись и завороженно смотрел за тем, что происходит. Птица же, сделав неполный круг по комнате, пролетела мимо окна и, подлетев к Кэсерилу, села на его плечо.

– Молодчина! – спокойно сказал он вороне, а та вцепилась когтями в его плечо и сидела, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, после чего откинулась назад и принялась всматриваться в лицо Кэсерила бесстрастным взглядом своих глаз-бусин.