Текст книги "Аромат лотоса (сборник)"

– Вы должны сказать ему правду, – предупредил ее Хартли. – Конечно, я дам опиум, и все-таки это будет… ужасно.

Тара повернулась к Камалу и что-то произнесла на своем языке.

Ответом был взгляд длиною в жизнь. Фрэнк не увидел в этом взгляде особого мужества, зато в нем было много терпения и, самое главное, – надежда.

Наконец Камал выдавил из себя несколько слов. Тара посмотрела на Хартли и молча кивнула в знак согласия.

Девушка вошла в крохотную хижину, остановилась и оглянулась на своего спутника.

– Это и есть наш дом? – спросил он, осторожно переступая порог.

– Да. Здесь можно спать и укрываться от непогоды. А двор вполне подходит для того, чтобы заниматься танцами.

Таких хижин с плетеными стенами и соломенной крышей было полным-полно на окраине Черного города; они тесно лепились друг к другу.

Со стороны находящегося неподалеку залива долетал острый запах разлагавшейся рыбы. В протекавшие по улицам арыки попадали нечистоты, наполняя воздух зловонными испарениями. В воздухе кружили коршуны и роились тучи мух.

Внутри хижины была старая мебель из тростника, вытертые циновки, кое-какая посуда. Земля в крохотном дворике, вытоптанная людьми и скотом, была твердой как железо.

Тара не сумела найти ничего лучшего, потому что у нее осталось мало денег. К тому же она не знала, сколько времени может пройти, прежде чем Камал окончательно выздоровеет.

Когда девушка заговорила о занятиях танцами, молодой человек украдкой вздохнул. Во второй раз кости срослись как надо, но он не был уверен, что сможет вернуться к прежней жизни. Конечности утратили гибкость, места переломов болели, суставы ныли. Ему казалось, что он потерял все: чувство равновесия, ритма, искусство сочетать движения различных частей тела.

Однако Камал знал: он должен попытаться – если не ради себя, то ради Тары.

Когда-то он считал, что, прежде чем обрести внутреннюю свободу, надо понять драхму, мысленно начертить свой путь, найти смысл жизни. Позже Камал осознал, что свобода ничего не стоит, если в сердце нет настоящей любви. Теперь молодой человек надеялся, что у него появилась возможность соединить огонь призвания с жаром сердца.

Осмотрев хижину, Тара и Камал вышли во двор. Стояла предвечерняя тишина. В листве одиноких деревьев вспыхивали золотистые искорки.

Камал несколько раз пытался начать разговор, но девушка отвечала односложно и старалась не встречаться с ним взглядом.

Когда они наконец покинули госпиталь, Тара резко отдалилась, замкнулась в себе, будто захлопнула и душу, и сердце. Вероятно, ее все еще терзала обида. Некоторые раны не заживают, они все время напоминают о себе.

С наступлением темноты Тара и Камал вернулись в хижину и принялись устраиваться на ночлег.

Девушка села на низкую кровать с решеткой из веревок и травы и показала Камалу на циновку в противоположном углу комнаты.

Потрескавшиеся потолочные балки опутывала паутина. В верхней части одной из стен была дыра, в которую проникал прохладный ветер и светила, словно заключенная в раму, луна. С трудом устроившись на неудобном и жестком ложе, Камал долго смотрел на таинственный серебристый диск. Потом сказал:

– Я благодарен тебе, Тара. Ты вытащила меня из тьмы и создала заново.

Она молчала.

– Из-за меня ты бросила англичанина, – прибавил молодой человек.

– Я бросила англичанина не из-за тебя, а потому что наши отношения себя исчерпали. Я поняла, что вполне могу жить одна.

Он удивился.

– Одна? Ты правда так думаешь?

Тара ничего не ответила, и тогда Камал спросил:

– Ты не хочешь, чтобы мы легли вместе?

Руки девушки, проворно заплетавшие косу, замерли.

– Я изменилась, Камал. Я уже не та женщина, с которой можно запросто «лечь вместе». Я жалею о том, что приходила к тебе по ночам и спала с тобой. Потому что на самом деле я всегда нуждалась в другом. Ты не понял меня и никогда не поймешь.

– Теперь понимаю. – Он поднялся с циновки, его глаза горели. – Известно ли тебе, что после того, как ты уехала с англичанином, я не находил себе места и молил Шиву о милосердии? Я просил или вернуть тебя назад, или исцелить мое сердце. Без тебя моя душа была пуста, как и мое ложе.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала девушка.

– Я люблю тебя, Тара! Когда-то ты говорила, что готова променять службу в храме на мою любовь. Поверь, я готов сделать то же самое в обмен на твою.

Девушка закрыла лицо руками. Густые черные волосы мягкой волной упали на ее вздрагивающую спину.

Обняв Тару, Камал понял, что творилось у нее внутри. Она была напряжена, издергана и измучена тем, что ей пришлось пережить. Ее душа была похожа на открытую рану, а сердце изорвано в клочья.

За улыбкой таилась печаль, а в движениях, которые любой другой человек нашел бы решительными, скрывалась неуверенность в себе. Вот уже много месяцев ей не на кого было положиться и она ничего не знала о своем будущем.

«Убийство» на краю оврага разорвало нить времени, разделило жизнь Камала на две половины. Ему и правда казалось, будто он умер, а затем родился заново.

Прошлое с его грандиозными празднествами, пышным убранством, требующими отдачи физических и душевных сил обрядами теперь казалось выцветшей, неживой картинкой. Реальностью была эта бедная хижина, его погубленный талант и – Тара.

Они разделись, легли рядом и некоторое время не двигались, слушая стук своих сердец. Потом несмело прильнули друг к другу.

– Почему я был так жесток, почему заставил тебя думать, будто любовь – это зависимость? Нет, это боль! – шептал Камал.

Таре казалось, что она медленно поднимается ввысь. Она чувствовала головокружение, странную беспомощность и невесомость в теле. А еще появилось ощущение потрясающей новизны, будто она никогда не делала того, что собиралась сделать.

Легкие, нежные прикосновения были так же прекрасны, как безумные и жгучие объятия. Каждая секунда раскрывала новые ипостаси ее духовного и телесного существа. Тара поднялась до неизведанных ранее высот страсти, быть может доступных только богам, потому что не только любила, но и была любима.

Проснувшись утром и поглядев на лежащего рядом Камала, девушка не удержалась от слез. Буря страсти улеглась, и перед Тарой предстала реальность.

– Что с тобой, моя звезда? – прошептал он. – Когда ты вернешься в храм… Камал до боли сжал ее руку.

– Ты не поняла? Я никогда не вернусь в храм. Это не жертва. И не благодарность за то, что ты спасла меня от смерти. Таково мое желание. Помнишь, ты предлагала мне бродячую жизнь? Я согласен, мне это подходит.

– А мне – нет, – неожиданно заявила Тара, вытирая слезы, – я передумала. Я хочу дом, настоящий дом, какого у меня никогда не было.

– Я постараюсь сделать так, чтобы у тебя было все, что ты пожелаешь, – улыбнулся Камал. – Думаю, для начала нам надо пожениться.

– Для начала нам надо заняться танцами, – смущенно произнесла девушка, покраснев от удовольствия, которое ей доставили его слова.

– Одно другому не мешает.

– Девадаси не выходят замуж, – пробормотала Тара.

– А ты – выйдешь. Надеюсь, тебе не придется об этом жалеть. А еще родишь ребенка.

– Ты хочешь детей? – поразилась Тара.

– Да. Девочку, которую мы назовем Ума[18]18
  Ума – одна из ипостасей Деви, великой богини-матери, знаменующая блаженство и красоту.


[Закрыть]. Я буду очень рад, если ты исполнишь мое желание.

Он наклонился и поцеловал ее руки.

– Обычно индийские мужчины мечтают о сыне, – заметила девушка.

Камал рассмеялся.

– Разве я похож на других индийских мужчин?!

Через три месяца упорных занятий к Камалу вернулись прежняя гибкость, сила и изящество движений. К тому времени украшения, которые Тара собрала в храме, были проданы и любовники питались чем придется, а их одежда порядком износилась. Если бы Тара иногда не танцевала на улицах и не покупала на собранные рупии кое-какую еду, они бы умерли с голоду. Камал не любил отпускать ее из дому, и сам не стремился куда-либо выходить. Он жил так, как жил в храме – в своем собственном, крохотном, но счастливом мире; он не желал покидать его и не задумывался о будущем.

Чудные ночи и дни, когда они могли без конца познавать друг друга, наслаждаться любовью и страстью, продолжались. Никто не знал, где они живут. Уходя из госпиталя, Тара никому не сказала, куда направляется, в том числе и Джеральду Кемпиону. Не то чтобы она не желала никого видеть, просто понастоящему ей нужен был только Камал.

Последнему все же пришлось выйти за ворота хижины – в тот день, когда они с Тарой решили отправиться к брахману, чтобы заявить о своем желании вступить в брак. Перво-наперво жрец спросил, из какой они касты. Они не знали. Так же, как не знали, что ответить на вопрос астролога о том, в какой день родились. Они существовали вне привычного мира – таков был удивительный жребий, который выпал двум несчастным подкидышам, ставшим учениками и продолжателями великого Натараджи.

С ослепительными улыбками на губах, крепко держась за руки, стояли перед жрецом двое молодых людей, не ведающих иного счастья, кроме любви, которую они питали друг к другу. Неприкаянные и нищие, однако умопомрачительно прекрасные и безумно влюбленные друг в друга.

Брахман вздохнул и согласился совершить церемонию за символическую плату с условием, что они купят благовония и цветочные гирлянды.

Тара сказала, что деньги надо заработать. Они с Камалом вышли на базарную площадь Калькутты и разыграли мифологический сюжет – повесть о божественной любви Шивы и Парвати. Камал был несказанно удивлен тем, что в разбитую глиняную чашку дождем сыплются рупии и бедные индийцы, у которых не было денег на хлеб для своих детей, отдают последнее и украдкой вытирают слезы.

Тара ответила, что это выражение истинной любви к богу и веры в его милосердие, а они владеют искусством пробуждать и поддерживать эти любовь и веру.

Так они стали зарабатывать на жизнь; сначала на улицах, площадях, потом – в домах горожан, на религиозных празднествах и свадьбах. Нашли подходящих музыкантов – превосходного барабанщика, а еще девушку и юношу, умеющих хорошо играть на струнных инструментах.

В день своей собственной свадьбы – настоящей свадьбы, с земным мужчиной, – Тара, облаченная в ярко-красное с золотом сари, с бело-розовой гирляндой на шее, с белоснежными цветами в волосах, ощущала себя самой прекрасной невестой на свете. Когда брахман произносил священные слова, ее взгляд был полон удивительной безмятежности, безграничной нежности и изумительной чистоты, будто она только что ступила на эту землю и впервые увидела мир.

Часть вторая
Свобода

Глава I
Счастье

Свой двадцать третий день рождения Амрита встретила в плохом настроении. Ее поздравили танцовщицы, музыканты, другие служители храма; дочь, пятилетняя Амина, преподнесла матери трогательный подарок – браслет из бисера, который она сама смастерила. И все-таки на душе у Амриты лежала печаль.

Вечером, уложив дочь спать, она долго сидела в своей комнате и думала. Возлюбленный исчез из жизни молодой женщины шесть лет назад, а вскоре после этого она потеряла единственную подругу. Никто не смог заменить Амрите ни Кирана, ни Тару. Но если с первым все было более-менее ясно, то судьба подруги оставалась неизвестной. Если Камал умер, с Тарой могло случиться все, что угодно. Без него она не могла жить на свете, так же как Парвати не смогла бы существовать без своего божественного супруга.

Амрита продолжала служить в храме, не видя впереди ничего, кроме череды бесконечно похожих друг на друга лет, и понастоящему радовалась только тому, что у нее есть дочь.

Молодая женщина не была уверена в том, что Амина должна повторить ее судьбу. Амрита часто размышляла о будущем дочери, и обучение танцам, посвящение в девадаси, последующая служба в храме виделись в ином свете. Изнурительные упражнения, боль, окрики, иногда удары, предопределенность судьбы, первая ночь неизвестно с кем и все последующие – тоже. Бесконечные ритуалы, жизнь без семьи, одинокая старость.

Амрита знала, что не должна поддаваться унынию, иначе оно поглотит ее, пустит корни в душе, завладеет сердцем. Она старалась не погружаться в океан черной тоски и прилежно исполняла обряды, помня о том, что порядок есть основа человеческой жизни, гармония Вселенной и суть мироздания.

Однако она не могла, как прежде, верить в то, что ритуальное соединение лингама с йони есть священная возможность познать ближнего и бога. Ей не хватало любви.

Девар стоял неподалеку от принца и наблюдал за тем, как толпа индийцев обоего пола, блистая золотыми браслетами, ожерельями, кольцами, яркими одеждами и красно-желто-белым гримом, кружится праздничным вихрем под грохот барабанов, звон собственных украшений и бренчание вин[19]19
  Вина – струнный щипковый инструмент.


[Закрыть].

Девара, телохранителя одного из сыновей раджи Майсура, принца Арджуна, которому вздумалось пуститься в странствия, не занимало яркое зрелище, тогда как его повелитель искренне наслаждался им.

Основной причиной острого желания молодого принца разъезжать по стране стала неистребимая скука. К середине века из небольшого княжества Майсур превратился в могущественное государство Южной Индии. Тем не менее власть раджи и его наследников не простиралась дальше стен собственного дворца. Страной правил Хайдар Али[20]20
  Хайдар Али (1722–1782) – правитель индийского княжества Майсур с 1761 года, организатор сопротивления английским завоевателям в Южной Индии. Реорганизовал армию, создал обученную по европейскому образцу пехоту. В 1761–1764 гг. значительно расширил владения Майсура. В первой англо-майсурской войне нанес англичанам поражение.


[Закрыть], мусульманин и военный авантюрист, на службе которого и состоял Девар.

Хайдар Али происходил из бедной семьи и выбился в люди благодаря сообразительности и смелости. Он сам нанимал в армию офицеров и солдат и платил им из государственной казны. Обращая внимание только на личные качества воинов, он не придавал никакого значения кастовым различиям.

В путешествии сын раджи наслаждался призрачной свободой и лживым преклонением тех, кто желал выудить из его кошелька побольше денег. Приехав в Калькутту, он поселился в роскошном доме и окружил себя танцовщиками, музыкантами, заклинателями змей и прочим сбродом, который Девар презирал.

Из пестрой толпы, развлекающей повелителя сегодняшним вечером, Девар выделил только двух артистов, мужчину и женщину, которые разыгрывали миф о любви Шивы к его божественной супруге. Танцовщики двигались легко и изящно; похоже, они и в самом деле страстно любили друг друга, что придавало танцу особую чувственность и живость. Эти люди не просто выполняли свою работу – танец был их стихией, их жизнью.

Принц Арджун тоже заметил эту пару; он поманил танцовщиков пальцем и, когда они подошли, сияя улыбками, спросил: – Кто вы такие?

Женщина с готовностью сообщила, что она – бывшая храмовая танцовщица, девадаси.

Принц усмехнулся и промолвил:

– Я наслышан об их искусстве. Говорят, тот, кому довелось насладиться объятиями девадаси, не захочет знать других женщин!

При этом он беззастенчиво пожирал глазами тело танцовщицы, едва прикрытое яркими одеждами.

– Мы супруги, – сказал мужчина и взял свою спутницу за руку.

Принц пожал плечами, как бы говоря «Как хотите!», и спросил:

– Откуда вы?

– Храм, в котором мы служили, находится в Бишнупуре, – ответила женщина. – Там до сих пор танцует моя подруга, лучшая из всех девадаси, каких знал Шива! Ее зовут Амрита.

Девар заметил, как мужчина нахмурился и сжал руку женщины.

Принц Арджун небрежно бросил на пол туго набитый кошелек. Девар видел, что мужчине не понравился этот жест, однако он нагнулся и поднял кошелек, а потом с улыбкой поклонился. Девар не мог его осуждать. В конце концов, танцовщик честно заработал свои деньги.

После того как празднество закончилось и артисты разбрелись по домам, принц долго лежал на диване, утомленный шумом и мельтешением ярких красок. Затем он перешел в спальню и приказал слугам раздеть себя. Девар ждал, когда ему позволят уйти. Обычно он спал в соседней комнате, точнее, не спал, а пребывал в полусне, открывая глаза, как только раздавался малейший шорох.

– Завтра мы покинем Калькутту, – промолвил Арджун. – И отправимся в Бишнупур. Я хочу повидаться с женщиной, о которой говорила танцовщица. Амрита! – Он рассмеялся. – Быть может, ее любовь сделает меня бессмертным?

Огненный диск солнца скрылся за горизонтом, красно-синее небо стало чернеть. Тара с наслаждением вдыхала прохладный вечерний воздух. Она уже привыкла к тому, что каждая минута ее жизни наполнена счастьем. Мир перестал быть враждебным, пугающим, жаждущим уничтожить ее любовь. Теперь он был похож на цветущий сад, в котором она жила, – торжествующая, прекрасная, свободная, наконец-то ставшая самой собой.

Тара шла по вечерней Калькутте, и ее смех звенел, как звенели украшения и – радость в душе.

– Смотри, сколько рупий, Камал! Какая щедрость! – возбужденно говорила она, пересчитывая содержимое кошелька.

– Зачем ты сказала этому человеку про Амриту? – озабоченно произнес муж.

Тара вскинула удивленный взор.

– Почему бы и нет? Он сказочно богат, знатен, молод, красив. Возможно, он сделает Амриту счастливой.

Камал усмехнулся, обвил рукой талию жены, и Тара затрепетала, как трепетала всякий раз, когда он прикасался к ней.

– Тебе изменило чутье, моя звезда! У этого мужчины мертвые глаза, они уже все повидали, он пресытился всем, что имеет. Он не может сделать счастливым кого бы то ни было, он способен только разрушать.

– Даже если это так, едва ли он отправится в Бишнупур.

В голосе молодой женщины прозвучали виноватые нотки. Случалось, Тара кляла себя за то, что за минувшие годы ни разу не навестила подругу. С одной стороны, она была готова поделиться своим сумасшедшим счастьем с каждым, с другой – стерегла его подобно цепному псу.

Муж не раз говорил, что им надо съездить в храм, но Тара всегда находила повод для отказа. Сперва это было отсутствие денег, потом ее беременность, а позже то, что Ума пока еще слишком мала.

Вопреки ожиданиям роды были тяжелыми, и Тара долго поправлялась. Однако Камал так трогательно заботился о ней и столь самозабвенно полюбил малышку, что молодая женщина не жалела о перенесенных страданиях. Теперь, когда Уме исполнилось три года, она предлагала ему обзавестись вторым ребенком, но он не хотел и слышать о том, чтобы жена вновь подвергала себя мукам.

Тара не желала посещать храм, ибо боялась, что эта поездка разрушит ее счастье. Кто знает, а вдруг в душе Камала всколыхнутся былые чувства, едва он увидит обитель Шивы! Если бы он узнал о ее страхах, то от души посмеялся бы над ними, но женщина хранила молчание.

Тара и Камал были желанными гостями на праздниках, им хорошо платили; год назад они смогли купить маленький домик и нанять служанку, которая занималась хозяйством и присматривала за Умой в те дни, когда Тара выступала.

Они подошли к своему жилью. Навстречу вышла служанка, девушка по имени Нила, она держала за руку Уму.

– Радость моя! – Родители одновременно устремились к дочери.

Камал подоспел первым и поднял девочку на руки. Большеглазая, светлокожая, с нежным румянцем, Ума была прелестна, и Тара не раз думала о том, что в будущем их дочь будет прекрасна, как богиня. Жаль, что Амрита, у которой тоже растет девочка, не знает о ее существовании.

Тара мечтала о том, чтобы подруга жила в Калькутте, но это казалось невозможным. Для этого Амрите пришлось бы оставить службу в храме и выйти замуж. Вот только за кого?

Молодая женщина не имела понятия, существуют ли на свете достойные мужчины, потому что думала только о Камале.

Во время выступлений женщины смотрели на ее мужа с восхищением, как на живого бога, обращались к нему как к божеству, желали коснуться рукой, и Тара испытывала мучительные приступы ревности, которые старалась скрывать. Конечно, она понимала, что это необходимая часть игры, той игры, в которую они привыкли играть с детства.

Смыв краску с лица и тела, она стояла перед зеркалом и расчесывала волосы, когда муж подошел сзади и накрыл ее груди своими ладонями.

– Ты скоро?

Молодая женщина засмеялась – с мокрых волос Камала капала вода и щекотала ее кожу.

– Знаешь, моя любимая ипостась Шивы – пылкий любовник! – кокетливо произнесла она.

– В древних стихах говорится, что Шива и его супруга так же неразделимы, как холод и жара, огонь и вода, запах и земля, свет и солнце, – заметил он.

– Как мы с тобой! – прошептала охваченная желанием Тара.

Их страсть не угасла, они занимались любовью каждую ночь: это казалось таким же естественным, как дышать воздухом. Днем соединяться в танце, ночью – в любви, быть неразделимыми духовно и телесно, никогда не разлучаться – это и составляло их счастье.

На следующий день выступлений не было, и молодая женщина отправилась на рынок за покупками. Ее сопровождала Нила.

Тара привыкла окунаться в это удивительное пестрое море; она ощущала себя в своей стихии и плыла по ней, как звезда по небу, яркая, независимая, сияющая.

Такой ее и увидел Джеральд Кемпион, увидел и едва узнал. Тара всегда была красива, но сейчас казалась просто блистательной. Внутреннюю напряженность, неуверенность, глубоко запрятанное отчаяние словно смыло неведомой горячей и сильной волной.

На ней были многослойные шуршащие одежды, глаза напоминали черные маслины, пробор гладко причесанных темных волос пламенел яркой, как кровь, полосой, посреди лба – будто третий глаз Шивы – горела алая точка.

Джеральд Кемпион не выдержал и остановил индианку.

– Тара! Рад тебя видеть. Ты потрясающе выглядишь! Как поживаешь?

Молодая женщина остановилась и посмотрела на него. Из-под густой тени ресниц, казалось, вспыхнули яркие искры.

– Джерри! Какая неожиданность! Как я поживаю? Прекрасно! Я вышла замуж, у меня родилась дочь. Зарабатываю на жизнь танцами. Я очень счастлива.

Джеральд удивился тому, что она до сих пор танцует. Полная женского достоинства и горделивого спокойствия, Тара совсем не походила на танцовщицу.

– Ты стала женой того индийца, которого привезла в госпиталь? Он выздоровел?

– Да. А как ты? У тебя все хорошо? Женился на какой-нибудь англичанке?

Джеральд улыбнулся.

– Тебе известно, что мне нравятся индианки.

– В Калькутте полным-полно индийских девушек. Можешь выбрать любую.

Англичанин вздохнул.

– Любая мне не нужна.

Тара внимательно посмотрела на него.

– А кто тебе нужен?

Теперь, когда их с Тарой не связывали близкие отношения, он мог сказать правду.

– Мне нравилась сестра Кирана, Джая. Но она вышла замуж за пожилого брахмана, и я не видел ее больше пяти лет.

– Ты до сих пор не можешь ее забыть? Хочешь узнать, что с ней?

– Нет. – Джеральд пожал плечами. – Что это изменит?

У меня с самого начала не было никакой надежды.

Тара задумалась.

– Ты живешь там, где и прежде? – спросила она.

– Нет. Снимаю квартиру в Белом городе вместе с одним приятелем.

– Скажи, как тебя найти.

Джеральд ответил. Он не стал спрашивать, зачем Таре понадобился его адрес. Они еще немного поговорили и расстались, пожелав друг другу удачи.

Едва Тара вошла в дом, к ней бросилась Ума. Безумно любимая обоими родителями, она росла веселым и шумным ребенком. Девочка почти не знала запретов; стоило ей обвить руками шею матери, как та тут же отдала ей сладости, которые принесла с рынка.

Наступило время обеда. Разложив еду на листьях банановой пальмы (став женой и матерью, Тара научилась готовить кое-какие блюда), молодая женщина напряженно молчала. Она продолжала размышлять о судьбе Джеральда.

Камал долго наблюдал за тем, как она покусывает губы и хмурит тонкие брови, как ее щеки вспыхивают румянцем, и, не выдержав, спросил:

– Что случилось?

Тара вскинула искрящиеся глаза и нехотя произнесла: – Я встретила Джерри… – Англичанина?

– Да. Мы немного поговорили. Он признался, что ему нравилась одна индийская девушка… Мне кажется, он хочет узнать о том, что с ней стало. Я подумала, что могу ему помочь. Узнаю, где живет Джая, и навещу ее.

– Зачем? – удивился Камал. – Зачем ты туда пойдешь? Что скажешь? Разве ты знакома с этой девушкой?

– Нет. Когда-то я танцевала на свадьбе ее брата, но едва ли она меня помнит. Просто мне жаль Джеральда. Он хороший человек, и мы кое-чем обязаны ему. Именно он сумел договориться, чтобы тебя приняли в английский госпиталь.

– Я знаю, – спокойно произнес Камал. – И все же мне странно видеть, как ты пытаешься устроить счастье своего бывшего любовника!

Тара вздрогнула, как от удара, а потом вызывающе вскинула голову.

– Тебе прекрасно известно, почему он стал моим любовником! А для меня не секрет, что именно с тобой Амрита провела свою первую ночь!

Камал смутился, но ограничился тем, что равнодушно пожал плечами.

– Она тебе рассказала? Зачем? Это случилось десять лет назад и никогда не повторялось. И не повторится. Мы с ней просто друзья, и это не должно стоять между тобой и Амритой.

– И не стоит. Так же, как мои отношения с Джеральдом не должны стоять между мной и тобой. Разве мы не доверяем друг другу?

– Прости. – Камал притянул ее к себе. – Делай то, что считаешь нужным.

Солнце жарко палило с безоблачного полуденного неба, кое-где по земле, под узорчатым пологом листьев, расползлись гофрированные тени. Тесные ряды домов, казалось, слились в одну линию.

Дом мужа Джаи был окружен каменной оградой почти в два человеческих роста, над которой поднимались верхушки платанов с пестрой, как леопардовая шкура, корой и какие-то пушистые метелки с ярко-розовыми бутонами цветов. Ворота были крепко заперты.

За шесть лет жизни в Калькутте Тара обзавелась множеством знакомых, и для нее не составило труда узнать, где живет дочь заминдара.

Теперь она стояла перед воротами, не решаясь постучать. Что сказать? Кем назваться? А если ее прогонят? Чутье подсказывало молодой женщине, что она напрасно явилась сюда. И все же Тара не желала отступать от задуманного.

Ворота открыл привратник. Тара сказала, что хотела бы повидать хозяйку дома. Увидев перед собой хорошо одетую и к тому же замужнюю женщину, слуга пропустил ее внутрь.

Тару провели в большую затененную комнату. Навстречу вышла молодая женщина в темном сари, скромно причесанная, с усталым, грустным лицом. Она тихо поздоровалась и спросила:

– Кто вы?

Тара растерялась. Камал был прав. Нельзя бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь, тревожить покой незнакомой семьи! Что она может сказать этой девушке? А если появится ее муж и потребует объяснений?

На помощь пришла спасительная мысль.

– Я хотела бы поговорить о вашем брате.

– О Киране? – удивилась Джая и с тревогой повторила: – Кто вы? – Она выглядела озабоченной и издерганной. Таре показалось, что в этом доме привыкли к плохим новостям. Но отступать было некуда.

– Простите, – взволнованно произнесла танцовщица, – я не должна была приходить. На самом деле то, что я хочу сказать, не имеет к вам никакого отношения. Разумнее было бы поговорить с вашим братом. – Она сделала паузу. – Моя подруга Амрита, девадаси из храма Шивы в Бишнупуре, родила ребенка от Кирана. Боюсь, ваш брат ничего об этом не знает.

– Я тоже не знала, – растерянно произнесла Джая. – Киран женат, у них с Мадхур двое детей. Вот уже пять лет, как он живет в отцовском имении.

– Вы видитесь?

– Нечасто, – ответила молодая женщина и спросила: – Вас прислала ваша подруга? Она в чем-то нуждается?

– Нет. Повторяю, я не должна была приходить, – подавленно произнесла Тара. – Не говорите об этом своему брату. Он встречался с Амритой до того, как женился. Она сама пожелала родить ребенка. Храм Шивы богат. Амрита ни в чем не нуждается. Разве что в том, чего ваш брат, по-видимому, уже не может ей дать.

Во взгляде Джаи были понимание и легкая грусть.

– Ваше лицо кажется мне знакомым.

– Я танцевала на свадьбе вашего брата, а прежде служила в храме, как и Амрита. Я была на свадьбе Кирана вместе с английским офицером, Джеральдом Кемпионом. Вы его помните?

На лице молодой женщины появился легкий румянец. Казалось, она немного ожила, воспоминания растопили замершие в забвении чувства.

– Да. Он жив?

– Жив. Он по-прежнему в Калькутте.

– Вы… с ним?

Тара принужденно рассмеялась.

– Мы расстались. Пять лет назад я вышла замуж за индийца. – И обеспокоенно оглянулась. – Нас не услышат?

– Нет.

– Вы одни?

– Сейчас полдень, я отпустила слуг. Мой муж лежит в дальней комнате.

– Он болен?

– Да. Он давно не встает с постели.

Тара похолодела. Вот откуда неестественная сдержанность, тень несчастья, обреченность во взоре, мрачные одежды молодой хозяйки!

– Сколько ему лет? – не удержавшись, поинтересовалась она.

– Шестьдесят два.

– А вам?

– Двадцать два, – спокойно ответила Джая.

– У вас есть дети?

– Нет. У мужа есть – от первой жены. Три сына и дочь.

Таре стало и стыдно, и страшно. Стыдно оттого, что она живет простыми, незамысловатыми радостями, наряжается и танцует, имеет прелестную дочь и каждую ночь занимается любовью с мужем. Страшно – потому что она поняла: у этой женщины нет будущего, ее ждет ужасная смерть. Самосожжение на костре после смерти мужа – не только обязанность, но и привилегия вдов из высших каст.

Тара поняла, что ничего не расскажет Джеральду. Будет лучше, если он не узнает о судьбе Джаи.

– Если вам будет нужна помощь, пожалуйста, обращайтесь ко мне, – чувствуя неловкость, произнесла Тара и сообщила, где ее можно найти.

Джая устало и равнодушно кивнула в ответ, после чего проводила нежданную гостью до порога.

Когда Тара вышла на улицу, ей почудилось, будто она вырвалась из мрачного подземелья, ужасной тюрьмы, где витает дух забвения и пахнет смертью.

Молодая женщина невольно задумалась о себе. Если Камал умрет первым, она без колебаний последует за ним, потому что без любимого мужа ее жизнь потеряет смысл. Быть может, им повезет и они станут вечной супружеской парой, неразрывной во всех своих воплощениях, как Шива и Сати, именем которой назван ритуал самосожжения.

А Джая? Похоже, ее ждут лишь телесные муки, страх ранней смерти и горечь от несбывшихся надежд.