Текст книги "Свободная. Знакомство, свидания, секс и новая жизнь после развода"

№ 3 – милый, нежный и, как он сам отметил, нервный. Он достает презерватив и залихватски его натягивает. Я испытываю оргазм, но ему это не удается. Он стыдится и извиняется.

– Пожалуйста, не волнуйся, – прошу его. – Фактически я навязалась, так что вполне понятно, что ты вообще не был к этому готов.

Про себя же отмечаю, что такое случается второй раз. Я кончаю, а мужчины – нет: тревожная закономерность. Это из-за презерватива? Или я делаю что-то не так? Может быть, я зря считала, что мужчины разряжаются в два счета, а женщинам надо прилагать огромные усилия? Стоит ли мне чувствовать себя виноватой из-за того, что я остаюсь сексуально удовлетворенной, а мужчины – нет?

– Мы еще увидимся? – спрашивает он. – Мне нужно привести мысли в порядок. В следующий раз точно будет лучше. С тобой очень хорошо.

Я с улыбкой киваю.

Уже поздно, третий час ночи. Через шесть часов надо ехать за Джорджией. Он провожает меня до машины и открывает дверцу. В душном ночном воздухе сверчки распевают серенады. Прежде чем сесть, говорю, что, возможно, буду доступна в воскресенье днем. Мы тихонько смеемся, так как оба знаем, что я подразумеваю под этим словом. Забираюсь в салон. Поцелуй на прощание. В зеркале заднего вида замечаю его на подъездной дорожке: босой, волосы всклокочены, руки в карманах джинсов.

Через полчаса, когда возвращаюсь домой в ночной полутьме, от него приходит сообщение: он был рад со мной познакомиться и в шутку желает мне удачи в качестве менеджера группы. Это ново: я сближаюсь с мужчиной настолько, что договариваюсь о новой встрече. Мне нравится, что он не играет со мной: я ему нравлюсь, и он не боится в этом признаться. Мне он тоже нравится, а значит, может получиться нечто большее, чем просто секс на одну ночь, который я лишь недавно для себя открыла.

Глава 7. Домашний

Встав на лагерной парковке, вижу у главного здания Джорджию в безразмерной футболке и ее соседок по комнате. Дочка загорела и окрепла, косички растрепаны. Мне не терпится схватить ее в охапку, но она ловко уворачивается: скоро уезжать, и внимание вожатых сейчас важнее. Одна знакомая мама заговаривает со мной, и в этот момент подходит Майкл, широко раскинув руки. Я быстро оглядываюсь – для кого эти объятия? – и с тревогой понимаю, что он направляется ко мне. Невольно делаю шаг назад и поднимаю руки, чтобы ему помешать. Он останавливается, руки падают и бессильно повисают. «Ну хорошо, извини. Привет, Лора». Он смущен, но не уверена, что я готова даже к дружеским проявлениям – точно не сейчас. Когда он уходит искать Джорджию, я встречаюсь взглядом со знакомой и пожимаю плечами.

– Извини, что тебе пришлось при этом присутствовать. – Досадливо морщусь. – Дурацкая ситуация.

– Я через это уже проходила, – любезно отвечает она. – Если захочешь поговорить, можешь на меня рассчитывать.

Добро пожаловать в клуб, членства в котором я предпочла бы избежать. Хотя атмосфера взаимопомощи мне определенно нравится. Но хочется показать, что у нас с Майклом все иначе. Мы предназначались друг другу и были одной семьей. В вашем клубе мне не место. Невозможно изображать принадлежность к команде разведенных мамочек и одновременно сохранять твердую уверенность, что это совсем не так. Если бы одна из них указала мне дорогу обратно, я бы с радостью встала на этот путь, никуда не сворачивая.

Меня пронзает болезненное воспоминание. Несколько месяцев назад, весной, когда я в школе Джорджии продавала билеты на организованный мной конкурс талантов, ко мне подошла одна мамаша со своей дочерью. Вспомнив, что эта девочка не принесла музыку для выступления, я попросила родительницу срочно это исправить. Женщина театрально закатила глаза и покачала головой: «Это обязанность ее отца».

– Хорошо, – сказала я, – тогда передайте ему, что это нужно сделать сегодня.

– Мы в разводе.

– Я вас хорошо понимаю, сама сейчас прохожу через это. Но мне все равно нужна музыка.

Она оживилась и, наклонившись ко мне через стол, заговорщически спросила:

– Кто у вас судья?

– Что вы имеете в виду? – смутилась я.

– Есть всего двое судей, которые занимаются разводами. Мне интересно, хороший ли достался вам.

– А, нет, до этого мы еще не добрались.

– А кто ваш адвокат? – спросила она.

– И до этого мы тоже не дошли. В любом случае мне очень нужна музыка.

– Я передам ему, но не могу ничего обещать, – грубо отрезала она. Девочка стояла рядом и молча слушала. Я потянулась было через стол, чтобы ее обнять и заверить: все получится, мы обязательно справимся. Но та, сникнув, развернулась и исчезла в школьном здании. Ее мать решительно вышагивала по тротуару.

Я смотрела ей вслед, пока она не скрылась за углом, и осмысливала важную информацию, которую невольно получила: вот так выглядят горечь и гнев, копившиеся много лет. Если на это куплюсь, если начну вести себя, как участницы скандальных разводов в газетах, книгах и телешоу, или дам себе волю в подобном разговоре, то вскоре превращусь в собственную тень, враждебную и злобную. Только что отвергнув объятия Майкла здесь, в лагере Джорджии, понимаю: надо стараться как следует. Если я твердо решила жить без него, нужен способ смягчить гнев, чтобы мои дети не оказывались на линии огня. А лучше, чтобы этой линии не было вовсе, пусть отношения отмирают постепенно. Обниматься с ним в ближайшее время я не намерена – в конце концов, я все еще работаю над тем, чтобы посмотреть ему в глаза. Но от разъедающего меня яда пора избавиться, пока сама им не отравилась.

* * *

Домой добираюсь раньше Майкла и Джорджии. Он и до расставания позволял детям многое, а теперь, когда лишь дочка все еще разговаривает с ним, он балует ее по полной программе. Я предупреждала, что постоянные лакомства и увеселения сказываются на ней негативно. Оставшись со мной, она постоянно спрашивает, чем мы займемся. Пойдем в игровой зал? В боулинг? Покатаемся на коньках? Папа всегда покупает мне чай с шариками и мороженое. Папу не волнует, когда я ложусь спать. С папой интереснее. Когда она возвращается домой, мне приходится проводить целую программу детоксикации. Теперь, когда дочка с ним, остается только гадать, как Майкл ее развлекает. Я бешусь не только потому, что он портит все воспитание. У меня есть полное право побыть с ней после разлуки, и делить ребенка таким образом кажется откровенно несправедливым. Мое чувство собственности заявляет: «Она моя», как будто делая ему одолжение, предоставив доступ к ней, и я с тревогой выглядываю в окно, дожидаясь их возвращения. Разве все эти годы, проведенные рядом с детьми, не дают мне права на особенные привилегии, когда мне этого хочется?

Приходит сообщение от № 3 – хоть что-то хорошее. Если я все еще доступна завтра, не пойти ли нам в Тэнглвуд на пикник? Он сам все приготовит. Послушаем классическую музыку, почитаем воскресный номер «Нью-Йорк таймс». Я просто поражена. Мне еще не доводилось встречать мужчину, который готовил бы для меня. Мысль о том, что кто-то позаботится об этом аспекте свидания, для меня в новинку. Добавьте к этому предложение провести время по-взрослому, в приятной компании, вместе слушая музыку и читая газету, без детей – просто с ума сойти.

Проверяю прогноз погоды и с ужасом обнаруживаю, что мы еще несколько дней пробудем в когтях жары. Теперь, вместо того чтобы представить нас за неторопливым чтением бок о бок на травянистой лужайке, я беспокоюсь об отсутствии тени в Тэнглвуде, о том, как типографская краска будет липнуть к потным пальцам, и о комарах, которые с удовольствием нас сожрут. Признаюсь ему в своих практичных опасениях, хотя его план полностью соответствует моим представлениям об идеальном времяпрепровождении. Он находит компромисс: устроим пикник у реки на его участке, где гарантированно есть тенистое местечко, концерт из Тэнглвуда послушаем по радио, а костюмом от комаров он меня обеспечит.

Я едва не падаю в обморок. Свидание назначаем на следующий день.

Тем временем меня приглашает на ужин одна родительница, с которой я недавно познакомилась в лагере Джорджии. Поскольку Майкл пробудет с дочерью до своего отъезда в воскресенье вечером, в ход идут ярко-оранжевый сарафан в пол, недавно приобретенный в секонд-хенде, серебряные босоножки на плоской подошве и немного розового масла, приносящего удачу, – на всякий случай. К моему приезду вечеринка на красивой крытой веранде просторного загородного дома уже в самом разгаре. Я немного мешкаю у входа, заметив собравшихся гостей: шесть пар. Мне все еще непривычно быть белой вороной и выделяться своим одиночеством. До сегодняшнего дня в тех редких случаях, когда я появлялась на вечеринках без партнера, рядом были близкие друзья, которые инстинктивно окружали меня. Впервые выхожу в свет совершенно одна. Интересно, как себя вести: как заядлая тусовщица, ярая алкоголичка или, может, пылкая распутница? Или совсем наоборот: оставаться тихой и скромной, не подходить слишком близко, каким-то образом давать знать, что я никому не угрожаю? «Выше голову, – напоминаю себе, – ты здесь одна, и с этим ничего не поделать».

Ко мне подходит хозяйка с бокалом розе, милая австралийка Кейт. Рядом с ней мужчина, который, по ее словам, приехал из Швеции на лето. Она представляет нас и незаметно ускользает. Ах, вот как, это объясняет, почему меня пригласили в самый последний момент. Швед приветлив, но, когда показывает фотографии своих детей и девушки, оставшихся дома, меня передергивает. Понимаю: Кейт не пытается свести меня с этим мужчиной, а просто заполняет обеденный стол. Мне же не хочется просто занимать место. Эти люди плохо меня знают и не понимают, как странно я себя ощущаю здесь без партнера и как ужасно оказаться единственной одиночкой в комнате, полной пар. Всего полгода назад и я была такой же: уверенная в своем мужчине, я ловила его взгляд, чтобы подать знак больше не пить – ведь ему придется вести машину. Кейт и ее муж любезны, и я знаю, что за их приглашением не стоит ничего плохого, но все же чувствую себя не в своей тарелке, мой новый статус давит. У меня всегда было твердое представление о своей роли в семье и в обществе, а теперь я совсем не уверена, где мое место.

* * *

Следующий день выдается жарким и влажным – прогноз подтверждается. Надеваю самый откровенный из своих нарядов – короткие полотняные шорты и тонкий черный топ. Вспоминаю, что где-то в доме лежат выпускные альбомы из начальной школы. Пробегаю взглядом по полкам, пока наконец не нахожу их и бросаю в сумку все семь – сделаю сюрприз для № 3. Если с остальным не заладится, хотя бы предадимся воспоминаниям.

Подъехав через полчаса к его дому, чувствую, будто очутилась во дворе доктора Дулиттла. По дорожке вперевалку шагают утки, на заднем крыльце мурлычут кошки, а из-за двери лает шоколадный лабрадор. Теперь, когда я могу при дневном свете хорошенько рассмотреть строение, все его многочисленные прелести налицо: ничто так не красит старый фермерский дом, как следы упадка. Краска кое-где облупилась, сорняки разрослись, неровные деревянные половицы, что ведут к задней двери, поскрипывают – меня завораживает каждая деталь. Громко здороваюсь, и в ответ он кричит, чтобы я заходила. Ветхая дверь гулко захлопывается за мной. Он хлопочет в кухне, отделанной в деревенском стиле. На столе груды зелени и фруктов, хлеб, оливки, в центре – высокая ваза с полевыми цветами. Запах свежего теста наполняет помещение, на полу стоит хлебопечка – прибор, который не попадался мне на глаза как минимум двадцать пять лет. Мама подарила мне ее по случаю замужества. Правда, тогда вся моя кухня была размером с хлебопечку. Я очарована. Если и существует противоядие от свирепости моих недавних эмоций, то, уверена, его можно найти прямо здесь, на этой кухне, со свежеиспеченным хлебом и только что собранными цветами.

Не знаю, как его поприветствовать. Для небрежного поцелуя мы слишком мало знакомы, но держаться на расстоянии кажется слегка абсурдным. Приближаюсь к нему, он наклоняется, чтобы скользнуть по моим губам мимолетным поцелуем. Меня пронзает грусть: бесцеремонность и легкость этого касания напоминают о моем браке. Я и сама не заметила, как по нему соскучилась. Непринужденность приветствия ошеломляет: я точно желаю такой легкости? Кажется, что на месте № 3 должен быть Майкл. Мои последние похождения были связаны с сексом, но теперь открывается новая территория – близость.

Чтобы скрыть замешательство, достаю ценную коллекцию выпускных альбомов и раскладываю перед ним. Он, просияв, расплывается в улыбке и тянет меня в гостиную, где мы усаживаемся на диван. Начинаем с первого альбома, когда я была во втором классе, а он – в пятом. Сначала отыскиваем меня, маленькую, с широкой кривозубой улыбкой и непослушными кудряшками, затем его – высокого, с озорной ухмылкой. Мы в восторге, оттого что находим себя в одном и том же альбоме 1979 года. Бывают же такие совпадения! Я всегда любила размышлять о том, как удивительным образом люди из прошлого вновь появляются в нашей жизни. Тот факт, что с № 2 и № 3 я так или иначе сталкивалась прежде, заставляет задуматься: кто еще встретится на моем пути?

Немного погодя он аккуратно складывает альбомы на журнальном столике, берет меня за руку и ведет к себе по расшатанной деревянной лестнице. В этот раз он более спокойный и уверенный, и я замечаю, что к моему приходу он подготовился: чисто выбрит, на теле отсутствует большая часть волос, которые еще в пятницу вечером были в изобилии, и я улавливаю чистый, свежий запах.

Секс – одно удовольствие. С ним очень комфортно. Крышу, как с № 1, не срывает, зато можно расслабиться. Я испытываю облегчение, когда он кончает, – ура, я больше не проклята. Мое любимое – лежать после секса обнаженными на кровати. Нас нежно обдувает вентилятор, а в комнату льется яркий золотистый солнечный свет. Мы даже не пытаемся прикрыться, нам хорошо рядом друг с другом, и это приятно. Он рассказывает о бывшей, с которой встречался шесть лет и уже планировал свадьбу. Признается: поскольку у него нет детей и он ни разу не был в браке, не намерен тратить время на женщину без конкретных перспектив.

Я говорю ему, что все понимаю, хотя сама ощущаю противоположное: даже представить себе не могу, что когда-нибудь снова выйду замуж. Признаюсь, что больше не уверена хоть в какой-либо святости брачного союза, хотя не хотелось бы отзываться об этом с цинизмом. Мой опыт оказался совсем не таким, как я того ожидала: то, что я считала брак нерушимым, в конечном счете совершенно ничего не значило. Да, я говорю со злобой и я озлоблена. Меня воспитывали на «и жили они долго и счастливо», но это обернулось фарсом. Я объясняю: не понимаю, как рассказать детям, что хожу на свидания, что меня интригуют встречи с мужчинами и знакомство с разными типажами и что остепенюсь, похоже, еще не скоро. Он нежно скользит пальцами по моей обнаженной коже, слушает и кивает. Я ценю, что он, кажется, понимает разницу между нашими положениями. Мое отсутствие интереса к отношениям – вовсе не личное оскорбление, просто констатация факта. Мне кажется грубым напрямую заявить ему, что сейчас хочу переспать с возможно большим количеством мужчин. Что я даже по именам их не называю, только по номерам.

И все же он мне очень-очень нравится. У него, как и зачастую у меня, душа нараспашку, он добрый, честный, чуткий и начитанный. Симпатизирует левым, веган-демократ (здесь мы расходимся: я никогда не смогу отказаться от сыра, масла или мороженого), ни за что не убьет даже комара (здесь мы тоже расходимся: я уничтожаю их беспощадно), живет в комфорте, но не в роскоши. Долгое время меня напрягала неутолимая потребность Майкла в обладании – больше, чаще, лучше. Я же обычно покупаю одежду в секондах и обожаю свой шкаф с разношерстным фарфором, найденным на гаражных распродажах. У № 3 есть твердые убеждения, он их придерживается, и это впечатляет.

Всю вторую половину дня мы проводим в постели, пока свет снаружи не начинает тускнеть. Мы занимаемся сексом несколько раз, тянемся друг к другу в перерывах между разговорами о семьях, садоводстве и любимых книгах. Перешучиваемся, и он смеется так искренне, будто я и правда говорю что-то забавное.

– Пожалуй, тебя пора кормить, – наконец произносит он со вздохом. – Я обещал тебе обед, а сейчас почти ужин, и, кажется, мы пропустили концерт.

– Отличная идея. Умираю с голоду.

В кухне он усаживает меня на деревянный табурет у стойки, а сам готовит салаты и нарезает свежеиспеченный мультизерновой хлеб. Я внимательно наблюдаю за ним, более чем ошеломленная такой заботой. На мое предложение чем-нибудь помочь он лишь отрицательно качает головой. Свесив ноги с высокого табурета и постукивая пальцами по разделочной доске для мяса – она лежит передо мной, – повторяю вопрос, заявив, что сидеть на месте не в моем духе и это вызывает у меня беспокойство. Со смехом он протягивает мне миску с лимонами и просит выжать сок для лимонада.

Мне окончательно сносит крышу. Не могу себе представить что-либо более милое и искреннее, чем мужчина, делающий для меня свежий лимонад. Нет слов.

– Пожалуй, это самое милое, что для меня делали, – тихо произношу. – Спасибо.

– Это? – он вскидывает руки над столом. – Это совершенно просто и подается через несколько часов после того, как я едва не заморил тебя голодом.

– Нет, серьезно. Не надо себя недооценивать. Ни один мужчина ни разу в жизни раньше не готовил для меня. Это так мило. Я серьезно. Спасибо.

– Да ладно. Уверен, что твой муж или другой мужчина успели приготовить тебе за все это время несколько приличных блюд.

– Нет, ни одного. Кухня всегда была исключительно моей территорией. Поверь мне. Я тронута и благодарна.

По правде говоря, кухня была не просто моей территорией. Много лет именно через еду я пыталась выразить свою любовь к Майклу, готовя его любимую паэлью на день рождения, а в будни – хитрый индийский карри, домашнюю куриную лапшу, жареный корейский рамен и спанакопиту. Если он задерживался на работе и мы ужинали без него, оставляла тарелки с едой на столе. Он вовсю нахваливал мою готовку, всегда обращал внимание детей на мои кулинарные находки, полезные и изобретательные. Я не проявляла своих чувств физически, как это делал он. Иногда даже отстранялась, когда он целовал меня при встрече. Зато еда была языком любви, которым я овладела в совершенстве, поэтому его недавние слова меня шокировали: он заявил, что променял бы все эти блюда на нежность и ласку с моей стороны. В ответ я залилась слезами: они и были проявлением нежности и ласки, которых он так жаждал. Майкл печально покачал головой, повторив, что нуждался совсем в другом, и оставил меня в опустошении и недоумении. Если я должна была давать ему какую-то иную любовь, если считала, что даю достаточно, когда до этого было очень далеко, то что я вообще знала о любви?

И вообще, могу ли я дать достаточно хоть кому-нибудь?

Я наблюдаю, как № 3 расстилает выцветшую клетчатую скатерть на столе для пикника на улице, ставит в центр вазу с полевыми цветами, приносит кувшин с лимонадом и тарелки с салатами и хлебом, и снова обретаю утраченную часть себя. Приготовить кому-то еду – это что-нибудь да значит. И то, что я давала Майклу до того, как он от всего отказался, тоже что-то значило.

Мы сидим лицом друг к другу за столом для пикника и снова ощущаем неловкость. Мы провели несколько часов напролет голыми в его постели, но сейчас, лицом к лицу за едой – это другая форма близости. Я босиком, и утки, копошащиеся под столом в поисках объедков, щиплют мои пальцы. Приятного в этом мало, я закидываю ноги на скамейку и с ужасом понимаю: то, что я посчитала грязью, оказалось утиным пометом. Привлекать к этому внимание стыдно, я срываю пучок травы и пытаюсь незаметно вытереть ноги, но травинки тонкие и редкие, так что теперь помет у меня на руках и я не могу есть из страха заразиться кишечной палочкой. В конце концов я отказываюсь от еды и чистки ног и обхожу стол, чтобы на минутку присесть на скамейку рядом с № 3.

– Этот день с тобой был просто чудесным. И я знаю, что планирование и подготовка этого обеда не так много для тебя значат, но для меня это очень важно. Кстати, мне срочно нужно помыть ноги. Может, у тебя есть шланг?

– Черт, прости, забыл предупредить, чтобы ты не ходила здесь босиком, – наморщился он.

– Ничего страшного. Я лишь притворяюсь деревенской девушкой, но на самом деле я горожанка до мозга костей, – отвечаю со смехом.

Когда до меня доносится вечерний стрекот сверчков, говорю, что, как бы ни хотела остаться, пора ехать. Майклу нужно вернуться в город, а мне – к своей дочери. Прощаясь, № 3 прислоняется к дверце моей машины и спрашивает, когда мы снова увидимся. Намечаем свидание на следующие выходные: Майкл повезет Джорджию купаться, а Хадсон еще будет в Израиле. Я заставляю № 3 пообещать, что на нашем следующем свидании он позволит мне приготовить что-нибудь для него, и после прощального поцелуя через окно машины отправляюсь домой.