Текст книги "Таракан без ног не слышит. Полёт ежа"

глава 5 Стоит только захотеть

Корм подошёл к высокому и узкому окну. Этот большой, очень большой дом должен был стать не похожим на другие дома Города. Он строился по древнему рисунку. Такому древнему, что уры – самые мудрые и учёные люди Города, не поверили собственным выводам. Слишком невероятно это звучало. Шесть тысяч оборотов. Ничто, сотворённое человеком, не может существовать так долго.

Строго говоря, рисунок и не сохранился. Он давно превратился в пыль. И только толстая, прозрачная пластина, похожая на стекло, под которой эта пыль лежала, не дала ей разлететься по всей планете, с весёлыми ветрами этого мира.

Уры сказали ему, что таких изображений там было много. Восстановить пока удалось лишь одно. Умники объясняли процесс восстановления. Какое-то микронное склеивание, восстановление структур на атомном уровне, подбор цвета методом тыка.

С цветом здесь очень хорошо поработал Эйслет – поэт и художник. Наконец-то, и от его умений нашлась польза.

Когда-то Корм сильно удивился, что мечтателю присвоили статус Бессмертного. За какие это заслуги? Конечно, Эйслет весёлый и хороший человек, но ведь он не учёный, не лекарь.

Да, это было очень давно. С тех пор Корм многому научился и многое понял. Даже просто быть хорошим человеком – это дорогого стоит. А Эйслет, к тому же, обладал одним очень редким и важным качеством. Как никто другой, он умел слушать. И не только слушать, но и найти и вовремя сказать нужные слова.

Когда пропала Супруга и Корм от горя почти ушёл за черту, именно Эйслет постоянно был рядом с ним. Ни на миг его не покидая, он что-то говорил и говорил, пока его слова не стали понемногу доходить до Корма.

Именно Эйслет привёл его в чувство и помог найти силы, чтобы жить дальше. Эйслет сказал, что Илиеона не могла просто так уйти и бросить его, Корма и их маленькую дочь. Она обязательно вернётся. Надо только дождаться.

С тех пор Корм ждал. А Эйслет был рядом. Сочинял запутанные, как нить неумелой пряхи, рифмы, рисовал никому не понятные картины, рассказывал урам свои сны, а по вечерам уходил за город смотреть на закат.

Однажды Корм спросил, не скучно ли ему каждый раз глядеть на одно и то же? Да ещё ходить в такую даль. Как будто в Городе не видно заката. Эйслет ничего не ответил, а вечером позвал с собой.

По дороге Корму не раз хотелось плюнуть и вернуться обратно, но стоило ему ступить на край небольшой площадки под сосной, и он забыл и узкую тропку, заросшую колючками, и лужицы грязи в низинках, и ветки, то и дело норовившие ткнуть именно в глаз.

Цветущий луг под высокой скалой был обрамлен тёмными елями. На дальнем краю луга разлилось озеро, названия у которого не было. И в этом безымянном озере тонули розовые облака.

– Они же белые должны быть. – Пробормотал Корм.

– Кто?

– Облака. Почему они розовые?

Корм посмотрел на Эйслета. Тот уже уселся на самый краешек площадки, болтал ногами, жмурился и счастливо улыбался.

– О, приятель, это ещё что. Они тут и сиреневые бывают, и зелёные, и вообще какие хочешь. Пару раз даже радужные видел. Ты не суетись. Садись рядышком и дыши глубже.

Эйслет похлопал ладонью по толстому слою хвои. Корм так и поступил. И не пожалел. Под ветвями сосны так легко дышалось. И на душе становилось спокойно. Боль, ставшая вечной спутницей Корма, уходила из груди и, превращаясь в облачко, улетала куда-то далеко.

И Корму стали необходимы эти прогулки с другом, эти закаты, это молчание вдвоём. И однажды, вытянувшись на мягкой хвое и глядя на новый, обычно необычный закат, Корм неожиданно подумал о том, что жизнь такая короткая штука. Сколько ни живи, все равно будет мало. Мало для того, чтобы увидеть то, что надо увидеть. Мало для того, чтобы узнать то, что нужно узнать. И как мало времени дано на то, чтобы сказать своим любимым о том, что ты их любишь. Просто сказать. А ведь это так просто, пока любимые рядом. Корм приподнялся на локтях и посмотрел на друга.

– Эйслет, ты не помнишь, я когда-нибудь говорил Илиеоне о том, что люблю её?

– Постоянно.

– Как… постоянно?

– Ну, не голосом говорил, понятное дело. Глазами, жестами.

Эйслет пожал свободным плечом. Правым. На левое он опирался, полулежа на боку и свесив ноги над обрывом. Его любимая поза. Корму же больше нравилось лежать головой к обрыву, подперев подбородок кулаками. Так он чувствовал себя увереннее. Он и не подозревал раньше, что боится высоты.

– Те, кто находился рядом, даже чувствовали себя неловко.

– Почему? – Удивился Корм.

– Мне лично в такие мгновения хотелось стать невидимым или вообще исчезнуть.

Эйслет сорвал травинку, оборвал короткие сухие листочки и сунул стебелёк в рот.

– А как ты думаешь, ей понравился бы древний рисунок?

– Я думаю, очень. Кстати, о рисунке. Знаешь, что там изображено.

Эйслет вытащил стебелёк изо рта и направил его на Корма, зажав пальцами, будто крохотную рапиру.

– И что же?

– Я бы предложил тебе угадать, но это невозможно. Это жилище.

Глядя на изумлённое лицо Корма, Эйслет расхохотался и опрокинулся на спину.

– Я же сказал, тебе никогда не догадаться.

– А с чего ты взял, что это жилище?

– Приснилось.

– Ну-у, раз приснилось… – Протянул Корм.

– Смейся, смейся. Я посмотрю, что ты скажешь, когда сам всё увидишь. Идём.

Эйслет кувыркнулся через голову и встал на ноги.

– Этому ты тоже во сне научился? – Проворчал Корм, отползая от края скалы и упираясь ладонями в землю.

Прыгать и кувыркаться на краю обрыва, желания не возникало.

– И этому тоже. – Без улыбки ответил друг, помогая ему подняться.

Когда они вернулись домой, уже наступило время вечерней еды. Об этом им громко и настойчиво сообщил Распорядитель Времени. И не просто сообщил, а встал на дороге, раскинув руки, показывая твёрдое намерение не пускать Корма дальше трапезной.

Корм отмахнулся. Ему не терпелось посмотреть, что же такое увидел в рисунке Эйслет. Но тот вцепился в Корма и потянул его за собой.

– Я голоден и никуда не пойду, пока не поем.

– Потом поешь.

– Нет. Сегодня Лунна обещала приготовить одну изумительную штучку. Представь, мелко нарубленное мясо с травами, завёрнутое в кислое тесто и запечённое. Это надо разломить пополам, налить внутрь пару ложек огненного мясного бульона и быстренько съесть.

В животе неожиданно громко заурчало, и Корм сглотнул набежавшую слюну.

– Согласен. Это ждать не может.

Обычно народу в трапезной было больше. Но сегодня они ужинали вчетвером. Сам Корм, Эйслет, Распорядитель Времени и Лунна, которая ещё готовила сладкое.

– А остальные где? – Спросил Корм, выходя из умывальной и тряся мокрыми руками.

Стоять перед сушилкой и ждать, пока руки обсохнут, не было ни сил, ни желания.

– Так остальные поели уже. Это только вы где-то бродите. А нормальный народ за час до ужина собрался.

– Зачем?

– Предвкушали.

Распорядитель кивнул на входящую в трапезную, невысокую девушку. В руках у неё был немаленький поднос, на котором горкой лежало нечто золотистое и пахнущее так, что теперь желудки Корма и Эйслета взревели, как два воула на гоне. Кто громче орет, того и самки. В данном случае самок заменяло блюдо с золотистым нечто.

Новое кушанье действительно оказалось необычайно вкусным. Измельчённое мясо, наполненное ароматом трав, заставляло стонать от удовольствия, а тонкое тесто, размоченное горячим бульоном, просто таяло во рту. Рука сама тянулась за добавкой, и не было сил остановиться.

Да, Лунна не зря получила статус бессмертной. Даже если бы она не разбиралась в травах и болезнях, много лучше всех остальных, за одно это чудо… м-м-м.

Нашли её на рынке, буквально по запаху. Помощника привёл к прилавку Лу незнакомый, но дразнящий аромат.

Белокурая и синеглазая девчушка, очень чистенькая и аккуратная, ловко управлялась с многочисленными кастрюльками. Стряпня выглядела так аппетитно, что помощник не удержался и перепробовал почти всё.

Уже через день Лу получила Новое Имя и была переведена во второй круг. Бросать повариху, способную из трёх компонентов сотворить двенадцать блюд, в городе, где никто не был способен оценить её умения, ушлые учёные не собирались. Её стряпня была полезной и правильной. Но это, как раз, было обычно. Вся еда в городе была полезной. Рецепты составлялись в Центре и уры учитывали наличие всех необходимых минералов, витаминов, белков, жирков и прочего. Количество продуктов, на одно лицо с ртом, тоже рассчитывали уры. Даже необычный и изумительный вкус не был решающим. Ну, взяли бы у поварихи рецепты, позволили называться так, как захочет, на этом бы и дело кончилось. Но стряпня Лунны была лечебной не случайно.

Когда помощник с раздутым животом притащился-таки в центр и похвастался, какими вкусняшками он сегодня лакомился, ему первым делом поднесли кулак к носу и строго настрого напомнили, что нельзя жрать где попало то, что не проверено старшими товарищами. Дегустатор и химанализатор для чего придуманы? А раз придуманы, то должны работать. Поэтому, в качестве наказания, помощнику было велено проанализировать все, что он сегодня ел. И в первозданном виде, и, так сказать, на выходе.

Результаты поразили всех. Точнее, результаты всего лишь удивили. А вот поразились, когда узнали, что девчонка самостоятельно, отдавая собственные жалкие грошики, умудрилась пройти в центре курсы травников. Да ещё и составила обширнейший каталог трав и плодов, растущих в округе.

При этом её каталог оказался в полтора раза больше, чем тот, который триста лет составляли сами уры. В её записях было не просто описание трав, со всеми разделами, подразделами и сносками, но и их воздействие на организм человека. А также вкус и применение в кулинарии и даже лечении. Для чего она, опять же, за свои монетки проводила полный химический анализ каждой свежесорваной травинки.

И вот это уже было достойно перевода в Круг. Лунна честь оценила. И не посрамила. Теперь, когда все знания Города были к её услугам, причём совершенно бесплатно, девушка бросилась в учёбу с таким упоением, что иногда её приходилось вытаскивать из лабораторий силком. А иногда она, решив отдохнуть, приходила в кухню и радовала весь Круг своей волшебной стряпней.

В такие дни учёные, забыв про опыты и исследования, ходили из одной каморы в другую и спрашивали друг друга, что сегодня на обед. Или ужин. А может, Лунна разгуляется и даже завтрак им приготовит?

Нет, Лунна не была единственной поварихой в Круге. Этого добра тут хватало. Но то были простые стряпухи, привыкшие к чётким нормам и правилам. Их можно было даже не будить. Просто поставить спящих перед плитой и дать в руки корзину с овощами. Но это им и мешало. Чистая автоматика и никакого творчества. А Лунна была гением.

Увлёкшись пирожками, Корм не заметил, что Лунна вышла и вернулась, неся в руках три крошечные корзинки. В них, исходя невероятным запахом, томилось по запечённому плодику аввы, в карамели из сладкого древесного сока. Девушка поставила корзиночки на стол, слегка нагнулась, пододвигая корзиночку с самым крупным плодиком поближе к Корму. Длинная прядка волос упала ей на лоб, и Лунна то и дело дула на неё, пытаясь убрать с глаз.

Увидев знакомое лакомство, Корм, уже порядочно объевшийся, облизнулся. Лунна заметила это и довольно засмеялась, а Корм, протянув руку, убрал-таки волосы ей за ухо. Ему показалось, или девушка слегка покраснела?

– Ну что, Корм, не хочешь отработать угощение? – Она торопливо замотала непослушную прядку и заколола её на затылке.

– Лунна, чудодейка, я готов достать для тебя все звёзды с неба, но потом, когда я смогу встать из-за стола. Сейчас я не способен даже думать.

Корм откинулся на кресле и сложил ладони на животе. Трудный и утомительный день завершался хорошо. И хотелось продлить ощущение неги и покоя ещё немного.

– Все звёзды – это неплохо, но пусть они остаются на месте. Мне нужно от тебя другое. Как тебе мои новые пирожки?

– Это стряпала ты? Не может быть. Я думал, это что-то неземное.

– Вот и придумай неземному блюду неземное название.

– Уже. – Корм поднял руку вверх и торжественно провозгласил: – Лунные пирожки! Нет. Лунный поцелуй. Нет, нет. Поцелуй Лунны. Да. Именно так.

– Ну, тогда уж не Лунны, а Луны. – Вставил своё веское слово Эйслет.

– «Луны»» – мне нравится больше. – Кивнула девушка.

– А тебе нравиться?

Корм повернулся к распорядителю.

Тот невозмутимо дожевал пирожное, подумал и кивнул.

– «Поцелуй Луны» – это очень красиво звучит.

И утянул из-под носа поэта корзиночку с плодиком, от которого Эйслет успел отковырнуть один маленький кусочек.

Эйслет, объевшийся до изумления, даже глазом не повёл. Хотя планировал забрать корзиночку с собой в камору и слопать попозже, когда лёгкий голод пощекочет под языком, чтобы сполна насладиться вкусом волшебного лакомства. Но распорядителю нужнее. Вон, худой какой, хоть и жрёт за троих. Да и Лунна же не последнее на стол выставила. Наверняка осталось ещё и пирожков, и плодиков. Чай, не зажмёт своим любимым друзьям.

Корм допил кисловатый сок, со стуком поставил кружку на место и повернулся к другу.

– Эйслет, ты не забыл, что хотел мне что-то показать?

– Я думал, что это ты забыл обо всём на свете, с этими пирожками. Наворачивал так, что я за посуду испугался. Как бы не проглотил, вместе со стряпнёй. – Ответил Эйслет, с улыбкой подмигивая Лунне.

Польщенная девушка откровенно веселилась.

– Ладно, пойдём.

Они поднялись из-за стола.

– Не хотите с нами?

Распорядитель отказался, сославшись на срочные дела, а Лунна согласилась, с видимым удовольствием.

По дороге обсуждали стряпню и сочинили новый рецепт, заменив мясо аввой. Лунна обещала завтра же его испробовать.

– Вот!

Эйслет взял Корма за плечи и поставил напротив висящего, у самой стены рисунка.

– Встань здесь. Стой и смотри. Вот это дерево. Тут много деревьев. Видишь? А вот это белое пятно, это и есть жилище. Тень. Смотри. Не в одну точку, а постарайся охватить взглядом, сразу, весь рисунок. А теперь медленно отходи.

Корм сделал назад шаг, другой, и вдруг ему показалось, что зелёные кружева внизу покачнулись. Рисунок перестал быть плоскостью. Он внезапно обрёл глубину. И в глубине этой шелестели на ветру зелёные ветви, плыли по небу облака, а в центре… Корм действительно увидел! Вот только теперь УВИДЕЛ! От восторга захватило дух, и по телу пробежал озноб. Строение. Высокое, очень высокое. Как же он раньше не понимал? Вот эти тёмные вертикальные чёрточки – окна. Верхушка строения была сильно вытянута вверх и увенчана острой иглой. По углам, копьями вверх, узкие пристройки. Это настолько не походило на жилища Города, что непривычному глазу, точнее, мозгу и не понять. Корм смотрел, и чем дольше он смотрел, тем больше деталей открывалось ему. Тем чётче становилась вся перспектива изображения.

– Эй! Ты не умер?

Корм очнулся и судорожно вздохнул.

– Стоит не дышит. Мы думали, ты сейчас прыгнешь прямо туда. – Эйслет кивнул на рисунок. – Ну как? Впечатляет?

Корм кивнул.

– Это невероятно. Но как ты понял?

– Я уже говорил тебе. Я видел сон. Один из тех, из-за которых меня каждое утро истязают уры.

– Что тебе приснилось?

– Я был там. – Эйслет кивнул на рисунок. – Гулял по саду, разговаривал с людьми. Они были так странно одеты. Вообще весь сон настолько необычный, что я утром не вспомнил ничего. Если бы не уры…, так странно смотреть в Сфере на незнакомые события и понимать, что это из твоей головы вытащили. Я его вспомнил только, когда в сфере увидел.

– Ну а сон? Что ещё тебе снилось?

– Знаешь, давай лучше сходим к урам, и ты сам всё посмотришь. Мне очень трудно вспоминать то, чего не было.

Корм стоял перед Сферой и смотрел, не отрываясь. Смотрел, от волнения плохо соображая. То, что сейчас раскрывалось перед Кормом, выглядело совсем не как сон безумного мечтателя. Для него сны Эйслета впервые обрели подтверждение того, что их природа не так проста. Не зря, ох, не зря уры записывали их, сберегая даже абсолютный бред. Детальность и последовательность этой записи была настолько естественной, что не оставляла сомнений в её реальности. Хотя какая может быть реальность, если это сон?

Корм боялся даже думать о том, что всё это значит. Совершенно оглушённый, он отошёл от Сферы и уселся на шар-кресло. Посидев и немного успокоившись, Корм попросил включить запись ещё раз. Теперь он не думал ни о чём. Просто смотрел и слушал путаные комментарии Эйслета.

– Вот, вот, посмотри, какая смешная у них одежда. А сейчас пройдёт дама, обрати внимание на её грудь.

– Дама?

– Женщина.

– А почему ты так её назвал?

– Не знаю. Просто, когда меня читали, неожиданно вспомнил некоторые слова из своего сна. Само строение, к примеру, называется «Дворец», а эти чудные цветы… смотри, смотри, вот она. В сферу вплыла довольно объёмная женщина. Корм ещё в первый раз подумал, что у неё проблема с грудной клеткой. Горб, что ли?

– Бедняжка. – Вслух подумал Корм. – Наверное, тяжело жить такой уродиной?

– Что ты! Она одна из первых красавиц.

– А как же это… – Корм поднял ладони под подбородок, изображая полушария.

– В те времена это считалось красивым.

– Похоже на моё тесто для пирожков. – Еле прокашлялась Лунна.

При её невероятной загруженности Эйслет попадал в поле зрения исключительно как едок. И его собственные таланты поразили девушку, как горький корень радужницы в сладком сиропе. Она впервые задумалась о том, что остальные жители Круга тоже не просто так здесь обитают.

Сон Эйслета демонстрировал уже внутреннюю часть жилища. И тут вообще всё было непонятно.

Длинные проходы, похожие на улочки города. Это в жилище то? Огромные каморы, окна, которые внутри, неожиданно, оказались широкими. Стены и потолки украшены чем-то разноцветным.

Корм, то и дело, просил остановить изображение и увеличить его, хотя при увеличении становилось ещё непонятнее, и долго вглядывался в разноцветные пятна. Будто ожидал, что и здесь вдруг все станет чётким и оживёт. Смотрел, затаив дыхание, и голова кружилась от увиденного.

– А что это за пятна?

– Это называется «Гобелен»

– «Гобелен» – это что?

– Понятия не имею. Ты задаёшь такие вопросы, будто я за один сон изучил всю древнюю культуру. Кроме тех терминов, что я уже озвучил, я знаю ещё только один – «водочка». Мне предложили её «откушать», но налили, почему-то какой-то жидкости, прозрачной, как вода. Я глотнул и проснулся.

– Вкусно было?

– Ну откуда мне знать, это ж сон, всё-таки. Наверное, вкусно, раз пили.

Они досмотрели запись до конца, потом ещё раз посмотрели. Обсудили. Посмотрели после обсуждения и обсудили после просмотра. И чем больше обсуждали, тем больше возникало вопросов.

Уже давно прошла ночь и наступило утро. Лунна распорядилась принести вчерашних пирожков, и они с урами с удовольствием подкрепились.

Корм задумчиво откусывал кусочки подогретой, но всё равно вкусной стряпни и размышлял. Он понял, что хочет иметь это строение в натуральную величину. И использовать его по назначению, то есть жить в нём.

Он представил себе это великолепие и даже прихрюкнул от удовольствия. Каким наслаждением будет смотреть из этих узких окон на свой Город. Замок должен стоять в центре, на возвышенности. Он должен быть виден отовсюду.

То, что в центре Города не было никакой возвышенности, но были жилища простых горожан, значения не имело.

глава 6 Краеугольный камень

Мы наконец-то уселись в машину. УАЗик по тайге – лучше машины не надо. Дёшево и сердито. Особенно если с дизелем. Нива тоже хорошо, но бесит, что дверей так мало. Нет, в самом деле, им что, трудно было сделать четыре двери. Было бы то, что надо. А то вылезть-залезть, корячишься, как таракан на печке. Джипер какой-нибудь тоже очень в лесе неплох. Но случись чего форсмажорного – УАЗик и вытащить легче, и бросить не жалко. Всё равно не упрут. И джипер не упрут, застрявший то. Но уйти и оставить машину, которая стоит, как сбитый Боинг на чугунном мосту, не каждый сможет. Хотя я своего мнения никому не навязываю. Кому нравится – милости просим хоть на ягуаре. Ну а мы на УАЗике.

Лесная дорога – зрелище роскошное и умиротворяющее. Но это, если только зрелище, а то ведь тут ещё и сама дорога. Это не колдобины и ухабы. Это, чаще всего, отсутствие всякой дороги. Но, с другой стороны, будь дорога гладкая и ровная, катались бы по ней всякие на драных кошках, и не было бы в лесу ни грибочка, ни ягодки. Ну а нам бездорожье и разгильдяйство нипочём. УАЗик – это ж зверь, жрёт только много на передке, а без передка он не зверь.

– Олька, ты своё малиновое варенье как варишь? – ткнула меня в плечо Манюня.

Я поморщилась. Вот человек, сколько ей ни говори, не может она без этого, своего тыканья, разговаривать.

– Никак.

– То есть как, никак?

– Я малину не варю. Перетираю и всё.

– Ну и я перетираю, а у меня не такое. Колись, чё ты с ним делаешь?

– Сахар сыплю.

– Ну, Ольк, ну правда, как ты его делаешь? – Новый тычок в спину.

– А это мой маленький альпийский секрет. – Закобенилась я. Шутя, конечно, что мне жалко какой-то несчастный секрет?

– Малину перетираешь с сахаром. Пропорции на вкус. И периодически помешиваешь в течении суток. Чтоб сахар разошёлся. И дня на три убираешь в холодильник. А потом достаёшь из холодильника то, что осталось, и подогреваешь, помешивая. Только подогреваешь, поняла? Каждый лишний градус убивает вкус. Тёпленьким его по баночкам разливаешь и закатываешь. Всё. Понятно?

– Угу. А в холодильник то зачем убирать?

– А чтобы обожрались и в подвал лишний раз не прыгали. Крышки только зазря тратить.

– Гы-гы, поня-я-тно.

– Хорошо, что понятно. Я два раза не повторяю.

– А три?

– Ну, если только для тебя.

– Для меня, для меня, для кого же ещё? Тут больше никого нет.

– Нормально. А я что, пустое место? – Подал голос мой ненаглядный. Голос был слегка угрожающим.

– Нет, нет! – Завопили мы с Манюней в голос.

– Ты наше самое главное место. – Подобострастно добавила Манюня.

– То– то же. – Расплылся в самодовольной улыбке Муж. – А то смотрите у меня.

– Мы смотрим, смотрим.

Машину тряхнуло.

– Ты сам смотри! – завопила я, долбанувшись головой о стойку. – Воздюк!

– А я что сделаю?! – в ответ завопил любимый. – Тут нормально все было.

Мы вышли из машины. Надо же посмотреть – чего там наросло за неделю. В колее, залитой водой, лежал огромный булыжник. Откуда он тут взялся? Нет, понятно, что это какой-то народный умелец дорогу мостил, но где он взял эту глыбину? С собой, что ли, привёз? И главное, как поднял то, дурака такого?

Михей обломил придорожную сухостоинку и потыкал ею в булыжник. Булыжник и не подумал пошевелиться.

– Не проскочим. – Задумчиво изрёк Муж. – Может, вернёмся? На семнадцатом, по слухам, тоже неплохо гриб пошёл.

– Русские не сдаются! – Отрезала я, представив, что нам сейчас придётся тащиться обратно до трассы, а потом ещё столько же, по ломаному профилю таёжных сопок.

Полдня убьём. А к тому времени мухи, да белочки, все грибочки покоцают.

– Ну, что делать будем? – Сурово спросила Манюня у булыжника.

– А что тут сделаешь? Заваливать надо.

– Понятно. А чем? Мы же не такие запасливые, как этот придурок.

– Чем-нибудь надо.

Пришлось нам разбредаться в разные стороны в поисках чего-нибудь. Веточки и мелкие камушки не подходят. Такую мелочь за неделю не натаскаешь. Коряги тоже не подойдут. Во-первых, труха. Во-вторых, мало ли какой дурной сучок попадётся. А больше ничего поблизости нет. Старая вырубка. Гнильё да подлесок.

– Эй! Идите сюда! Я нашла!

Это Манюня. Нашла, так чего орёшь? Подняла-принесла. Чего народ беспокоить. Но раз орёт – надо идтить.

Груда найденных камней впечатляла. Да и сами камушки тоже. Самый маленький из них весил килограммов сто, как минимум. Камни были привезены и свалены неподалёку от дороги.

Что тут делали с этими мегалитами, а, главное, кто, история знала, но молчала. Может, тут собирались строить автобан? Навезли каменьев, и тут выделенные средства неожиданно распилились, и мегастройку пришлось замораживать. А камни остались валяться вечным памятником чьей-то глупости и жадности. И даже мох не хотел расти на этих, чуждых, в этой зелени, камнях.

Вот из этой кучи дурака и притащили.

– Да уж, Мань, нашла, так нашла. У тебя тут за поворотом кран?

– Да не эти, ты вон туда глянь. – Манюня показывала куда то вниз.

Ещё не лохмаче. Откос – только что не отвесный, метров пятнадцать, и внизу камни. И по размеру подходящие. И много. Но вы пробовали поднимать тяжесть, килограмм на десять, по осыпающемуся крутому откосу. Да не один раз.

Но альтернативы не было. Часа через полтора мы, потные, грязные и слегка усталые, кляня дорогу, камни и колдобины, вползли в машину.

– Нет, вот вы мне скажите – зачем? Зачем этот идиот, кто бы он ни был, запихал этот чёртов камень в эту чёртову ямину? – Возмущалась я. – Взялся завалить, заваливай нормально.

– А он и завалил нормально. – Ответил мой ненаглядный, заводя машину и трогаясь с места.

– Ты на следы посмотри. До ямины дорога, после дождя, заезжена, а тут всего один след. Камаз прошёл. Вчера. И машина не наша.

– Как понял? – встряла Манюня.

– Резина вездеходовская. У наших такой нет.

– Ну ладно, камаз на вездеходах. Но нормально то он мог сделать? Или не делать вообще. – Продолжила я выяснять истину момента.

– Для особо тупых, повторяю, он нормально сделал. Для себя. Камазу эта ямка тьфу, а вот простым смертным хода нет.

– Вот гад. Грибов пожалел. А давай мы ему тоже пакость сделаем.

– А что ты ему сделаешь? Резину покусаешь?

– Нет, ну ты же умный, придумай что-нибудь.

– Хочешь, выкопай карьер поперёк дороги. Лопата сзади.

– Ну, милый!

– Можно пару-тройку сосен на тропу завалить. Если у них пилы с собой нет, считай, вся рыба стухла.

– Какая рыба? – опять встряла Манюня?

– А ты думаешь, они из города сюда, за грибочками пёрлись. Грибы и поближе можно найти. На Таюру они пошли. За рыбкой.

– Чтоб им медведь всю рыбу обкакал.

– Постой! – Подскочила я на сиденье.

– Чего опять? – Невозмутимо спросил супруг.

Двадцать лет, прожитых вместе, научили его, что вовсе не обязательно срочно давить на тормоз, если я ору «постой».

– Ты говоришь, что там много машин до нас проехало. А чё ж никто из них не озаботился дорогу поправить? Это мы, значит, как лохи последние, для этих лодырей старались? Такая толпа, каждый бы по камушку кинул, тут бы Рублевское шоссе было.

– А тебе шоссе надо или грибы?

Я представила себе красные шляпки обабков, рассыпанных по лесу, и никого вокруг, кроме нас. Картинка мне понравилась, и я успокоилась. Если бы знать тогда, что этот чертов камень натворит.